Том II филологические и юридические науки алматы — астана — баку — гродно — киев — кишенев — коламбия люденшайд — минск — невинномысск — ташкент — харьков — элиста 2010



бет22/94
Дата14.07.2016
өлшемі6.65 Mb.
#199507
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   94

Использованные источники

1. Герцен А.И. Сочинения в 4-х томах. Т.4. - М.: Правда, 1988.- 464 с.

2. Мериме Проспер. Избранное.- М.: Правда, 1986.- 672 с.

3. Пушкин А.С. Евгений Онегин.- М.: Худож. лит., 1984.- 255 с.


О категории «семья» в романе П.Краснова «От Двуглавого Орла к Красному Знамени»
Зайцева М.С.

Армавирский лингвистический социальный институт, г.Армавир, Россия

e-mail: ritylja@rambler.ru
«Семья есть как бы живая «лаборатория» человеческих судеб – личных и народных, и притом каждого народа в отдельности и всех народов сообща…», – так очень верно определил место семьи в судьбе человека, народа И.Ильин [1, с. 143]. Рассмотрение Семьи начала ХХ века представляется чрезвычайно важным и интересным с той точки зрения, что в ней, как в зеркале отражается жизнь всего Государства, в связи с чем, именно через исследование семейного устроения можно обнаружить первопричины тех или иных общественных явлений. Рассмотрение личности в контексте его семьи позволяет наиболее полно раскрыть нравственно-этические ценности русского человека. Проанализировав отношения и законы, установленные в семье, можно заглянуть в самые потаенные уголки души народа.

В мире героев романа «От Двуглавого Орла к Красному Знамени» принадлежность к определенной семье имеет очень большое значение. Одним из факторов, обусловивших решение князя Репнина в отношении корнета Саблина и его романа с Катькой-философом, стало знакомство князя с покойным отцом Александра и глубокое уважение к нему. От части, именно это и спасает главного героя романа.

Каждый человек в романе П.Краснова «От Двуглавого Орла к Красному Знамени» воспринимается, прежде всего, как представитель рода, преемник традиций своей семьи, как представитель определенного сословия, что практически программирует его жизнь. Человеку знатной дворянской фамилии необходимо было соответствовать своему положению. А это сложная и кропотливая работа по формированию личности. Знакомя читателя с баронессой Вольф, автор подчеркивает, что «рожденная баронесса Корф – потомок по прямой линии курляндских герцогов». И семья Вольф является образцом семьи высшего сословия: умная и красивая мать, прекрасные физически развитые и образованные дочери, гостеприимный хозяин отец. В ближайших планах родителей (мать – фрейлина императрицы) – представление девушек ко двору.

История дворянской семьи в художественном мире романа П.Краснова осознается как неотъемлемая часть истории России, что накладывает на ее представителя огромную ответственность перед родными, предками и потомками, перед обществом, перед своей совестью в особенности. Эта сторона мировоззрения дворянства очень подробно описана автором и отражает реальное осознание себя представителем высшего сословия. Еще А.С.Пушкин писал: «Семейственные воспоминания дворянства должны быть историческими воспоминаниями народа» [2, с. 155]. В кабинете главного героя романа П.Краснова на стене висят многочисленные портреты его предков, и он знает каждого из них, в том числе родоначальника рода Саблиных боярина «Сашку Саблю»: «Это были дворяне Саблины. Они имели герб, они имели живых крепостных людей, хранили традиции своего рода и носили саблю на боку – потому и были Саблины».

«Решающая установка в воспитании дворянского ребенка состояла в том, что его ориентировали не на успех, а на идеал» [3, с. 156]. Этот идеал состоял из многих социальных и моральных ценностей и реализовывался через неписанный кодекс чести, играющий роль основополагающего механизма поведения представителя дворянского сословия. Кодексом чести дворянин руководствовался во всех своих решениях и действиях и должен был ему соответствовать в глазах общества. Дети дворян, таким образом, воспитывались в обстановке повышенной требовательности к себе и другим в отношении честности, порядочности, вежливости и т.п. Например, «честное слово» в среде дворянского сословия считалось непоколебимым, нарушение его значило погубить репутацию. Впитанные с детства, составляющие понятия чести стали неотъемлемой частью личностей лучших представителей дворянства и определяли поступки людей даже во времена полной анархии и беспредела, когда многие руководствовались только инстинктом самосохранения.

Именно неписанным кодексом дворянской чести обусловлены лучшие поступки семьи Турбиных в романе М.Булгакова «Белая гвардия», в особенности мысли и действия Николки Турбина. Во времена, когда, казалось бы, о репутации говорить просто смешно, когда попраны все моральные законы человеческого бытия, Николка уверен, что «честного слова не должен нарушать ни один человек, потому что нельзя будет жить на свете». Совесть говорит в этом человеке как ни в каком другом герое романа и является главным судьей его поступков.

Алексей Турбин полностью поглощен мыслями о своей судьбе и понятия кодекса чести скорее являются причиной его страдания, так как он мало им соответствует, и понимает это. То есть мы можем говорить о том, что эти понятия не стали неотъемлемой частью его внутреннего мира. Алексей как бы искусственно старается следовать законам чести, понимая их смысл, но не принимая их в себя. Более того, он более осуждает других за несоответствие этим понятиям, чем себя. Елена мечется между мыслями о разбитом женском счастье и беспокойством о близких людях. Переживания ее ограничиваются стенами квартиры. И значительно шире размах у Николки. Ему стыдно сидеть в теплой квартире, зная, что в эту самую минуту мерзнут на холоде юнкера, тяжело переживает юноша разговор о смерти Императора и так хочет верить, что Император жив. На бранном поле Николка боится не врага, а боится что-то сделать не так, струсить, и радостно открывает для себя, «что он, оказывается, храбрый». Обнаружив пропажу Най-Турсова кольта, Николка не воров обвиняет, а в первую очередь себя, воспринимая это как наказания за свои грехи: «Лучше бы меня убили самого, ей-Богу! Это Бог наказал меня за то, что я над Вандой издевался. И жаль Ванду». Рискуя собственной жизнью, в условиях совершенного хаоса, младший Турбин доводит до конца похороны Най-Турса, ни сколько не задумываясь о том, нужны ли ему эти хлопоты или нет. Он иначе жить просто не может. И только после отпевания Най-Турса по всем христианским законам, «совесть его была совершенно спокойна, но печальна и строга». Понятия кодекса чести у этого героя являются естественной составляющей его личности, не требующей каких-либо сомнений и размышлений.

В романе П.Краснова «От Двуглавого Орла к Красному Знамени» понятия чести являются законом поведения лучших героев. В разговоре офицеров о возможных причинах самоубийства и его этической стороне рассматриваются различные ситуации, которые делают невозможным продолжение обычной жизни дворянина: «Проиграл в карты, а платить нечем», оскорбление нанесенное солдатом. Речи о том, чтобы подобные события прошли незамеченными, даже не идет. Однако Гриценко подчеркивает, что самоубийством кончают только слабые личности: «Жизнь тяжелее, нежели смерть, а потому мужчина никогда не должен стреляться. Стреляется только кисляй, слюнтяй, тряпка…». Сильный же человек, каковым себя и считает этот герой, уйдет из полка, поедет куда угодно, хоть в Америку, и пусть простым рабочим, но заработает деньги и отдаст долг.

Дворянство в России возникло как часть военно-служилого сословия. И на протяжении всего своего существования преобладающая часть дворянства была пропитана военными нравами и устоями. Военными были русские императоры и армия воспринималась как идеал организации государства. Детей записывали в солдаты еще до рождения. Поэтому в эстетических представлениях дворян важную роль играли парады, военные смотры. Ярким проявлением этого мировоззрения является то, с какой трепетностью и скурпулезностью П.Краснов рисует красочные картины военных парадов, в мельчайших подробностях описывая душевное состояние солдат, офицеров, готовых в этот момент на любые подвиги во имя Царя и России и чувствующих себя мощной единой силой. Военный парад показан как демонстрация того лучшего, что есть в русском народе, в русской душе. Красота момента увлекает даже скептиков, вроде Виктора Любовина и он вместе со всеми воодушевленно поет гимн.

В соответствии с выше сказанным, понятие семьи в романе употребляется, кроме прямого, еще и в другом значении – семья полковая. Описывая кабинет Саблина, автор плавно переводит внимание читателя с портретов предков Александра на «Историю полка», которая лежит у него на столе: «Это тоже были портреты предков. Старые вычурные формы, рисунки штандартов и литавров, картины конных атак и схваток, портреты героев офицеров... <…> Создавались по капле, как знание создается, кирпич по кирпичу, сложные традиции части и в основу и была положена беспредельная преданность Государю». Реликвии, связанные с военными заслугами членов семьи, например, оружие, награды, бережно хранились и передавались из поколения в поколение. Знаки отличия, полученные в различных военных кампаниях, военная форма носились дворянами даже в мирные времена. Так у барона Вольфа «В петлице пиджака была ленточка прусского железного креста, полученного им в последнюю войну с французами». Таким образом, история и традиции рода, с одной стороны, и история и традиции полка, с другой, были мощными определяющими факторами формирования личности дворянина.

Семьи в романах «Тихий Дон» и «От Двуглавого Орла к Красному Знамени» - русские православные семьи военных, а потому, несмотря на классовые различия, в понимании семейного устроения у героев этих романов много общего.

Так, и в казацкой среде, и в дворянской похождения мужчин и супружеские измены считались осуждаемым, но допустимым грехом. Гуляют Мишка Кошевой, Григорий Мелехов, Мацнев, Саблин… Однако похождения эти допустимы до тех пор, пока они не угрожают семейным ценностям человеческого общества. Так, «все знают, что Маноцков ездит к madam Мацневой, и когда Мацнев в карауле ночует у нее, все знают, что Петрищева живет с корнетом Сперанским… А ведь молчат…». Говорили, что у жены князя Репнина – ревностной хранительницы обычаев и традиций полка - с итальянским принцем был роман, который прошел «скрыто, так чопорно прилично».

Роман же корнета Саблина с Китти князь называет «пагубной страстью», марающей честь мундира и полка. И роман этот, несмотря на краткосрочность (5 дней) угрожает судьбе Александра, речь идет даже об уходе из полка.

Почему же в обществе, казалось бы, допускающем ложь, обман, измену, как нечто естественное и неизбежное, отношения, Саблина и Китти вызывают такую резкую и однозначную реакцию? Дело в том, что всеми в глубине души признавалась грешность человеческого бытия, но это не умаляло священность обычаев, традиции, обрядов как непоколебимых устоев общественного порядка. Не смотря ни на что стремиться нужно к идеалу и этот идеал формировать в мировоззрении детей.

А влюбленные, подобно Аксинье и Григорию (М.Шолохов «Тихий Дон»), совершенно забыли о приличиях, чем оскорбили окружающих их людей. «В ваши физиологические потребности, корнет Саблин, я не вмешиваюсь, но никто не отправляет их публично…» - резко и жестоко говорит Репнин. Совершенно недопустимым было появление Саши и Китти в публичных местах, в местах, где гуляли семьи сослуживцев, как, например, на молочной ферме. Красивые Саша и Китти, весь вид которых кричал о бурном счастье, переживаемом молодыми людьми, ни у кого не вызывал умиления или сочувствия – только осуждение. Товарищ Саблина «любезный и гостеприимный» князь Репнин принимает Александра холодно и официально, в своих оценках резок и жесток – Репнин воспринимает отношения Саблина с уличной девкой как личное оскорбление, ведь все это происходит на глазах и его жены и дочерей.

Интересно, что в отношения Аксиньи и Григория, как подчеркивает, Семанов, хуторяне не встревают. По их обычаям, вмешиваться могут только члены семей героев. «Ты что мне, свекор?» - кричит Пантелею Прокофьевичу Аксинья. В мире же Краснова П. судьбу влюбленных решают сослуживцы Саблина, в частности, князь Репнин и суд чести офицеров, председателем которого князь является. Подорванная репутация Саблина подрывает и репутацию полка в целом. Понятие чести полка, чести офицера, чести семьи здесь неразрывно связаны.


Использованные источники

  1. Ильин И.А. Путь духовного обновления. В кн. Ильин И.А. Собрание сочинений: в 10 т. Т.1 / Сост. Ю.Т.Лисица. М.: Русская книга, 1996.

  2. Муравьева О.С. «Во всем блеске своего безумия» (Утопия дворянского воспитания) // Русские утопии (Альманах «Канун»). Вып. 1. СПб., 1995, с.154-178.

  3. Муравьева О.С. «Во всем блеске своего безумия» (Утопия дворянского воспитания) // Русские утопии (Альманах «Канун»). Вып. 1. СПб., 1995, с.154-178.


Лексика цветономинаций в романе Э.Бронте «Грозовой Перевал»
Зобнина Ю.С.

Новый гуманитарный институт, г. Электросталь, Россия

e-mail: yuliyazobnina@yandex.ru
Под номинативными единицами в статье понимаются любые элементы лексической системы (в том числе и выступающие в функции предиката) как результат именования, эксплицирующий «взаимодействия мышления, языка и действительности», «в связи с ролью прагматического фактора в выборе признаков, лежащих в основе номинации». Лексические средства номинации чувственных ощущений организованы в романе Э.Бронте «Грозовой Перевал» в особую структуру – авторское семантическое поле текста (АСП), «которое, будучи отражением структур мысли, может рассматриваться как характеристика индивидуума – носителя языка, воспринимающего действительность» [4].

Представление о языковой личности (ЯЛ), сформированное в трудах Ю.Н. Караулова и его последователей [5], позволило исследовать черты ЯЛ Бронте с указанных методических позиций. В главе анализируется соотношение чувственного фрагмента английской языковой картины мира (АЯКМ) и индивидуализированного чувственного фрагмента языковой картины мира (ЯКМ) Э.Бронте. В этом сопоставлении выявляется типичное и индивидуальное, специфическое в сфере номинации. Система текстовых номинаций может быть оценена как отражение особенностей соотношения «мышление-сознание-язык» ЯЛ. Взгляд на систему лексических средств номинации в тексте («номинант концепта и его вербальных репрезентантов», то есть АСП текста») как на отражение универсального концептуального содержания картины мира и одновременно ценностного, личностного содержания МЛК проливает свет на особенности идиостиля писателя, неповторимость его ЯКМ [1]. Количественный анализ использованных в романе единиц идиолексикона Э.Бронте (в каждом АСП) позволяет отметить прямую связь между использованием лексики чувственного восприятия и общими эстетическими установками автора периода написания романа, выявить доминанту репрезентированного фрагмента ИЯКМ. Автор добивается сильного эстетического эффекта благодаря использованию лексики как средства номинации.

Репрезентация восприятия в языке, связана с глагольной (предикатной) лексикой, «поскольку восприятие относится к сфере глагольного дейксиса, ядра вышеперечисленных участков составляют глагольные ЛСГ» (т.е. лексико-семантические группы). Структурообразующим (ядрообразующим) элементом признаются базовые глаголы, связанные с обозначением деятельности любых рецепторов: to, perceive, to sense, to percept, to feel, а в центре каждого лексико-семантического поля (ЛСП) занимают место такие глаголы: to see, to look, to hear, to sound, to smell, to taste, to touch. Внутренняя структура языковой парадигмы лексики чувственного восприятия, как выясняется, во многом предопределена экстралингвистическими факторами: многообразием и особенностями окружающей действительности, сенситивными способностями человека. В чувственном фрагменте ЯКМ большинства языков зрительная и звуковая лексика покрывает большую часть вербального пространства. Место и роль, которую играет лексика конкретного ЛСП языка, зависят непосредственно от ценности информации, получаемой при помощи конкретного органа перцепции. Основной объем информации поступает через зрительный канал восприятия, значительно меньше через другие органы: слух, обоняние, осязание, вкус.

В отечественном и зарубежном языкознании подчеркивается, что ЛСП «Цвет» обладает более четкой структурой, развитыми системными отношениями (более 2000), большим количеством единиц,характеризующихся повышенной частотностью употребления, что связано с аксиологией зрительного восприятия в жизни человека, феноменом цветового зрения [3]. Установлено, что болевая лексика, напротив, не всегда диффиринциирует внутренние и внешние, физические ощущения и духовные переживания; не определяется спецификой задействованного рецептора. Это демонстрирует и изученный нами фактический материал, извлеченный из текста романа Э.Бронте. Лексика восприятия и ощущения обеспечивает наиболее важные в биологическом отношении сферы человеческой жизни, поэтому она характеризуется стабильностью ядерной части, высокой частотностью, сверхпроработанностью в отношении других пластов лексики языка. В процессе преобразования перцептивной информации в вербализированную английский язык, как и любой другой, выступает не только как инструмент мысли, но и ее интерпретатор, что в отношении ЯЛ объяснимо свойствами МЛК, характеризуемого как «функционирующее на основе человеческого мозга информационное по природе триипостасное целое, которое обеспечивает восприятие, понимание, оценку, хранение, преобразование и передачу (трансляцию) информации» [6]. Определение особенности АЯКМ как развивающейся национально-специфичной сущности накладывают на чувственный фрагмент универсальной картины мира свой отпечаток.

В романе «Грозовой Перевал» демонстрируются общие тенденции развития лексики цветообозначения в АЯКМ [2]. Чистота тона в палитре Бронте подтверждается и лингвистическим анализом текста: автор использовала в романе «Грозовой Перевал» частотные, стилистически нейтральные лексические единицы (ЛЕ), с широким значением, которые составляют основу средств репрезентации цветового пространства АЯКМ. Анализ наполнения цветолексем в микро- и макроконтексте показал, что наиболее частотные ЛЕ (black, white, red, gold, silver, green, blue) становятся в романе репрезентаторами базовых концептов английской культуры в силу использования номинант в рамках традиционной цветосимволики. Вместе с тем цветономинанты оказываются и проводниками индивидуально-авторской символики, эксплицируя ценностную картину мира автора – прагматикон ЯЛ Бронте: He saw her black eyes and bloody tears. Использованная Э.Бронте ЛЕ black входит в число репрезентаторов концепта «DEATH» в языковую картину мира (ЯКМ) большинства народов, в АЯКМ, а метафора bloody становится индивидуально-авторской номинацией этого концепте, что связано с глубоко личными мотивами: неприятием насилия, войны.

Автор не только широко использует цветообозначение для обрисовки картины мира, но также усиливает семантику поля цветообозначения использованием некоторых художественных приемов:

- за счет увеличения количества узуальных цветономинант (число С = 5);

- повтор узуальных цветономинант: red – 168, black – 143, white – 105, silver – 64, gold – 32, copper – 27, yellow – 22, green – 15, blue - 11;

- употребление метафорических ЛСВ как потенциальных цветономинаций: steel, snow, chestnut и др.;

- насыщение языковой ткани романа базовой, предметной лексикой, специфика которой заключена в ее чувственном потенциале, в том числе цветовом: blood, sun, milk, body, meat, raven, pus, night, и др.

Лексика, содержащая цветовую сему в качестве ассоциативной, потенциальной передает совокупность сопутствующих чувственных представлений, которые рассмотрены как периферия цветового фрагмента индивидуальной языковой картины мира (ИЯКМ) Э.Бронте.

Использование в качестве цветовых номинаций лексем другой семантики, но в той или иной степени имеющих указатели на цвет:

«живая природа» (grass, apple tree),

«Продукты питания» (milk, salt, meat);

«Металлы» (gold, silver, copper),

«Вещества» (blood, snow);

относительные прилагательные (iron, steel, birch);

предметно-изобразительных конструкций, апелляции к «иному» эталону как средству конкретизации оттенка (бежевый – body, белый – snow, ярко-красный – flame, грязно-зеленый - mould)

Эволюция МЛК Э.Бронте детерминирует значимые изменения в прагматиконе языковой личности, в частности, влечет за собой трансформацию творческого метода, предпочтение литературных жанров. В работе это учтено; продемонстрировано, что изменение организующего уровня ЯЛ Э.Бронте – прегматикона – обуславливает изменения и идиотезауруса, идиолексикона, что отражается на состоянии, объеме чувственного фрагмента ИЯКМ, представленного текстом романа. Количественный анализ лексики чувственного восприятия подтверждает, что световая и цветовая лексика доминируют. Синтетические цвето-световые смыслы воплощены различными лексическими средствами, в ряду которых «белые» номинации интегрируют символические, эмоциональные, эстетические грани текста. Белые номинации отражают различные черты национального сознания, передавая сложное концептуальное содержание: стремление к мечте, идеалу (girl in white), идеал красоты (white apple tree), невинность и чистота (white tippet), зиму (snow).
Использованный источники

1. Болотнова Н. С. Лексическая структура художественного текста в ассоциативном аспекте. - Томск: Изд-во Том. гос. пед. ун-та, 1994.

2. Василевич А.П. Проблемы тестирования знаний иностранного языка. Вопросы тестирования в образовании, 2002, № 4, с.87-102.

3. Измайлов Ч.А., Соколов Е.Н., Черноризов А.М. Психофизиология цветового зрения. М.: МГУ, 1989.

4. Караулов Ю.Н., Общая и русская идеография, М. – Наука, 1976. С.176

5. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М.,1987.

6. Морковкин В. В., Морковкина А. В. Русские агнонимы: Слова, которые мы не знаем. М., 1997.

7. Emily Bronte. Wuthering Heights, М., 2006.


Мифологичность политического дискурса в современном французском информационном пространстве
Зубович Б.С.

Гродненский государственный университет им. Я. Купалы, г. Гродно, Беларусь

e-mail: borzus@interia.pl
Тема данного научного исследования «Мифологичность политического дискурса в современном французском информационном пространстве»

Объектом исследования являются компоненты франкоязычного политического дискурса.

Предметом исследования является выявление политического мифа в современном французском информационном пространстве.

Целью работы являются подтверждение существования мифа в политическом французском информационном пространстве и определение его роли в жизни общества.

Задачами исследования являются определение понятия политического дискурса, выявление особенностей политического дискурса и изучение его мифологичности.

Для достижения поставленных целей был использован компонентного анализа, метод контекстного анализа, а также использовался дескриптивный метод.

Теоретическая значимость состоит в возможности изучить политический дискурс не только с лингвистической, но и с идеологической точки зрения.

Практическая значимость полученных результатов заключается в том, что материалы данного исследования могут найти применение при обучении в курсе практики французского языка. В современном обществе существует множество политических мифов и очень часто их сложно распознать, ведь они завуалированы политиками с целью управления сознанием масс. Существующие мифы постоянно изменяются, уничтожаются, заменяются новыми и поэтому изучение этой области представляется очень важным и актуальным как в теории, так и в практике.

В теоретической части настоящей работы мы определили, что одним из первых употребил дискурс в качестве самостоятельного термина американский лингвист А.Харрис. Обобщающее определение дискурса дано в словаре англо-русских терминов В.З.Демьянковым: «Дискурс - произвольный фрагмент текста, состоящий более чем из одного предложения. Часто концентрируется вокруг некоторого концепта, создает общий контекст, описывающий действующие лица, объекты, обстоятельства, времена, поступки и т.п., определяясь не столько последовательностью предложений, сколько тем общим миром, который «строится» по ходу развертывания дискурса».[1]. Говоря о политическом дискурсе, исследователи отмечают, что политика, как специфическая сфера человеческой деятельности, по своей природе является совокупностью речевых действий. Как и всякий другой дискурс, политический дискурс имеет полевое строение, в центре которого находятся те жанры, которые в максимальной степени соответствуют основному назначению политической коммуникации - борьбе за власть. Политический дискурс пересекается с педагогическим в формальном и неформальном политическом воспитании, юридический дискурс пересекается с политическим в сфере государственного законодательства. Политическая реклама направлена на регуляцию ценностных отношений в обществе, для неё характерны резкое сужение тематики, упрощенность в подаче проблемы, употребление ключевых слов, простых, но выразительных образов, повторение лозунгов, тавтологичность. Важная особенность политического дискурса состоит в том, что политики часто пытаются завуалировать свои цели, используя номинализацию, эллипсис, метафоризацию, особую интонацию и другие приемы воздействия на сознание электората и оппонентов.

Мифологическое мышление сопровождает человечество на протяжении всей его. При внимательном рассмотрении обыденное сознание оказывается сотканным из мифов. Этим пользуются политики и партии для манипуляций общественным мнением. Обыватели, как правило, и не подозревают, что являются объектами манипуляций.

Политический миф - это миф, используемый для реализации политических целей: борьбы за власть, легитимизации власти, осуществления политического господства. [2].

Один из первых теоретиков политического мифа, английский исследователь К. Флад, определил политический миф как «идеологически маркированное повествование, претендующее на статус истинного представления о событиях прошлого, настоящего и прогнозируемого будущего и воспринятое социальной группой как верное в основных чертах». [3].

Важнейшая функция политического мифа - легитимизация властных институтов и носителей верховной власти в стране. Миф является основой легитимности власти и ее стражем одновременно. Поэтому покушение на основные политические мифы того или иного государства есть покушение на основы легитимности этого государства.

Государство – один из самых грандиозных политических мифов. Слово «государство» окружено легендами, предрассудками, нагромождением всевозможных «теорий» и, конечно же, мифов. СМИ часто упрекают в манипулировании общественным мнением. Например, Следует отметить, что в настоящее время политические мифы чаще всего носят не естественный, а искусственный характер, т. е. это результат целенаправленных усилий со стороны умелых «конструкторов» и организаторов. Это легко создать, учитывая колоссальные суггестивные возможности современных масс-медиа, их способность культивировать виртуальную героику.

Мифы присущи политике вне зависимости от вида господствующей политической системы. Для тоталитарной системы необходимо изменить внутренний мир людей, одного принуждения недостаточно. И, хотя убеждения навязываются извне, они должны стать внутренними убеждениями. Демократические режимы также содержат элемент мифотворчества, хотя и не настолько ярко выраженый по своей направленности. Глубокий разрыв между обществом и властью заполнен сегодня разного рода политическими мифами, одни из которых способствуют восстановлению единства страны и национальной идентичности, другие – явно противодействуют этому. Таким образом, духовно-нравственное измерение политических процессов, выявление мифологических характеристик общественного сознания становится ключевой задачей.

Нами было установлено, что дискурс есть коммуникативное событие, происходящее между говорящим и слушающим (наблюдателем и др.) в процессе коммуникативного действия в определенном временном, пространственном и прочем контексте, которое может быть речевым, письменным, иметь вербальные и невербальные составляющие; политика, как специфическая сфера человеческой деятельности, по своей природе является совокупностью речевых действий; политический миф - это миф, используемый для реализации политических целей: борьбы за власть, легитимизации власти, осуществления политического господства; мифы, в том числе и политические, являются одним из основных инструментов управления массовым сознанием. Развитие информационных технологий будет сопровождаться расширением возможностей для манипуляций сознанием. Поэтому современному человеку жизненно необходимо уметь защищаться от психологических атак.

Чтобы найти и развеять политический миф во французском информационном пространстве нужно обладать не столько лингвистической, сколько идеологической, политической, исторической и философской подготовленностью. В ходе наших исследований, мы выяснили, что политики используют модель «Свои - Чужие», которая основывается на противопоставлении, для показа оторванности противников от народной массы. Также широко используются положительные национальные символы, как, например, проведение конференции Жаном - Мари Ле Пеном, французским политиком, в деревне Вальми, которая является символом победы французских революций. Мы доказали, что политический миф склонен к обобщению. Так, во французской прессе обвинения во всемирном экономическом кризисе падают на американцев, а не сами французские политики и экономисты. Американский президент Барак Обама, современный политический герой, умело использует миф об американских миротворцах, несущих демократию, и также использует цепочку «Свои - Чужие». «Я» человека практически стирается - либо мы против терроризма, либо за терроризм, кто не с нами – тот против нас. Миф работает настолько хорошо, что президент страны, ведущей военные конфликты и владеющей военными базами по всему миру, получает Нобелевскую премию мира.

Мы доказали что, мифологичность присутствует во французском информационном пространстве и поэтому надеемся что наше доказательство присутствия мифологичности во французском политическом дискурсе поможет находить мифы, используя примеры, отмеченные нами в исследовании.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   94




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет