Том II филологические и юридические науки алматы — астана — баку — гродно — киев — кишенев — коламбия люденшайд — минск — невинномысск — ташкент — харьков — элиста 2010

1. Şalapina G., Limba Engleză Contemporană: Lexicologie, Timişoara, 1974, p.59

2. Gogu T., On the structure and Formation of Words, Chisinau, 2007,p.20
Affixation. Classification of affixes
Caterenciuc Svetlana

State University of Moldova, Chisinau, Republic of Moldova

e-mail:svetlana.caterenciuc@yahoo.com
By word - building or word - formation we understand different means of word-creation in a language and the branch of Linguistics which deals with this problem.[1]

Another understanding of Word-Formation is found in A. I. Smirnitsky’ s book on English Lexicology - Word-Formation is the system of derivative types of words and the process of creating new words from the material available in the language after certain structural and semantic formulas and patterns.

In different periods of time word-building was considered either as a special branch of grammar, on the same level with morphology and syntax, or as part of morphology. Sometimes it was included in lexicology but the whole problem of word-building forms a boundary area between lexicology and grammar and is therefore often studied in both.

The productive ways of word-building in English are:

1. affixation (derivation),

2. word-composition,

3. conversion,

4. abbreviation,

5. back-formation.

Besides these, there are such non-productive ways of word-building as stress-shift and root-inflexion.

Affixation is subdivided into: suffixation and prefixation.

Affixation is the use of affixes ( prefixes and suffixes) with the roots or stems of various words so as to form with these new words in a language. Prefixes precede the root of a word, changing its meaning, while generally not influencing its morphological status (e.g. to come— to overcome; clear — unclear ; correctly — incor­rectly). Suffixes are placed after the root, or stem of a word. They change its meaning, and, quite frequently, its morphological status as well ( e. g. beauty — beautiful; clear — clearness; light — lightly, etc.) [2]

Classification of affixes .Affixes may be classified from different points of view, depending on the purpose of research:

1 . t he i r o r i g i n;

2. p a r t s o f s p e e c h t h e y s e r v e t o f o r m

3. t h e m e a n i n g t h e y r e n d e r t o t h e p a r t s o f s p e e c h ;

4. t h ei r p r o d u c t i v i t y;

5 . t h e t y p e s o f s t e m s t h e y a r e a d d e d t o , e t c .

Many of the suffixes and prefixes of native origin were originally independent words. In the course of time they have gradually lost their independence and turned into derivational affixes. For instance, such noun-suffixes as –dom, -hood, -ship may be traced back to words: -dom represents the Old English noun dom which meant ‘judgement’, ‘sentence’. The suffix –hood goes back to OE , noun had which meant ‘state’, ‘condition’; the adjective suffix –ly (e.g. manly, friendly) is also traced back to the OE , noun lic –‘body’, ‘shape’. Some suffixes are known to have originated as a result of secretion. An instance of the case is the suffix -ling occurring in words like duckling, yearling, hireling, etc. The suffix is simply the extended form of the Old English suffix –ing. Many suffixes , however, have always been known as derivational affixes within the history of English language , for instance ,–ish, -less, -ness, etc.

The same is true for prefixes: some have developed out of independent words, e.g. out-, under-, over-, others have always functioned as derivational affixes, e. g. mis-, un-. In the course of its historical development the English language has adopted a great many suffixes and prefixes from foreign languages. This process does not consist in borrowing derivational affixes as such. It is words that the language borrows from a foreign language and the borrowed words bring with them their derivatives formed after word-building patterns of this language.

According to their origin affixes may be classified into Germanic (or native), Romanic (or Romance), Greek (or foreign), etc.

There are different classifications of affixes in linguistic literature. Affixes may be divided into: dead and living affixes.[3]

Dead affixes are those which are no longer felt in Modern English as component parts of words. They can be singled out only by an etymological analysis, e.g.: admit [Lat. ad + mittere]; deed , seed [Lat. -d]; flight, bright [Lat. -t].

Living affixes are easily singled out from a word, e.g.: freedom, childhood, marriage. Living affixes are traditionally in their turn divided into: productive and non-productive affixes.

According to the part of speech they serve to form we may distinguish the following affixes: noun-forming suffixes, adjective-forming suffixes, adverb-forming suffixes, numeral-forming suffixes, verb-forming suffixes.

Some linguists think it necessary to distinguish between two types of prefixes:

1. 
   Those not correlated with any independent word, e.g. un-, dis-, re-, etc.
   
2. 
   Those correlated with independent words (mostly prepositions and adverbs), e.g. out-, over-, up-, etc.
   

Another problem of the study or affixes is homonymic forms of affixes. Homonymic affixes are the affixes, which have the same sound form, spelling but different meanings and they are added to different parts of speech:

The prefix un-1 added to a noun and a verb stem is homonymous to the prefix un-2, which is added to an adjective stem, e.g. unshoe , unbind and unfair, untrue.

There are also homonymous suffixes, e.g. –al1 original, formal and

In the course of the history of English as a result of borrowings there appeared many synonymous affixes in the language.

The prefixes un-, in-, non-, dis-, mis- form a synonymic group of prefixes, having the meaning of 'negation'.

The suffixes -er, -or, -ist, -ent, -ant, -eer, -ian, -man, -ее, -ess form a synonymic group of suffixes, denoting the meaning of 'agent'.

It is interesting to point out that the synonymous affixes help us to reveal different lexico-semantic groupings of words, e.g.: the words formed by the suffixes -man, -er, -or, -ian, -ее, -eer, -ent, -ant, etc. belong to the lexico-semantic groupings of words denoting 'doer of the action'.

From the point of view of productivity we call productive those affixes which are used to form new words in the period in question.

The productivity of an affix should not be confused with the frequency of its use. An affix may occur in a great number of words, but if it is not used to form new ones it is not productive. Such is the case with the adjective-forming suffix -ful.

The most productive English affixes are: de-, re-, non-, un-; -ist, -ness, -ing, -er, -able,- ish, -less, -ize, -(i)fy, -ly and some others.

Another essential feature of affixes is the type of the stems with which they occur, or may be combined. This feature is called the combining power or valency of affixes.

The valency of stems and affixes is different and not unlimited.

Thus the adjective-forming suffixes are mostly attached to noun-stems: use-ful, use-less, love-ly, child-like, heart-y. But the suffix -able can be combined more often with verb stems than with noun ones, the former especially in association with the prefix un-: comfort-able, honour-able: read-able, eat-able, unbear-able, etc. 1

Noun-stems can be followed by noun- and adjective-forming suffixes and by verb-forming suffixes , e.g. child-hood, friend-ship; hope-ful, hope-less, child-ish; to heart-en, to sympath-ize,.etc.

Verbal stems are almost equal to noun-stems in valency, but adjective stems can be combined with a smaller number of affixes, e. g.: happy-un-happy; definite-in-definite; dark- to dark-en.

In conclusion it should be said that affixation is a highly productive means of word-derivation in today's English, although the number of affixes in English is smaller than in other, inflectional languages.
Bibliography

1.Şalapina G. Limba Engleză Contemporană. Timişoara, 1974.p. 62.

2.Leviţki G. Limba Engleză Contemporană. Bucureşti, 1970. p. 47.

3.Gogu T. On the structure and formation of words. Chisinau, 2007. p.23.
Некоторые закономерности функционирования окказионализмов в творчестве В. В. Набокова

(на примере повести «Волшебник» и романа «Лолита»)
Кваша Ю.А.

Северо-Восточный государственный университет, г. Магадан, Россия

(филологический факультет, 5 курс )
Науч. рук.: Ю. В. Самойлова, к. филол. н., доцент
Владимир Набоков – русский и американский писатель, прозаик, поэт, драматург, литературовед, переводчик. В литературной истории ХХ в. этот автор занимает уникальное место.

Одной из самых ярких примет творчества писателя является игра со словом. Некоторые исследователи творчества В. В. Набокова признают, что «его произведения, как и всякая великая литература, — это феномен языка, а не идей» [1]. Поэтому в известном смысле язык, виртуозный и неповторимый, является не только «орудием и посредником», но и героем всех его книг. Пожалуй, никто из современных писателей не вводил в свое творчество игру словами с таким разнообразием, изяществом и лукавством, как Владимир Набоков. Он любил играть плотью слова: «Я не мешаю словам играть. Я даю им порезвиться. Некоторые из моих персонажей любят взять с поличным какое-нибудь выражение, ведь каламбур определяется как пара слов, застигнутые врасплох. Перестановка слогов зачаровывает и воодушевляет моих героев больше, чем меня самого» [2].

Одним из аспектов языковой игры у В. В. Набокова является активное словотворчество. В нашей работе мы решили выявить закономерности функционирования окказионализмов в нескольких взаимосвязанных текстах писателя. Объектом исследования стал роман В. В. Набокова «Лолита» (оригинал на английском языке и авторский перевод романа на русский язык) и повесть «Волшебник», явившаяся «первой маленькой пульсацией «Лолиты»» [4].

Два эти произведения относятся к разным периодам творчества В. В. Набокова: «Волшебник» был написан в 1939 году в Париже, роман «Лолита» - в 1955 году в США. Повесть «Волшебник» писалась на русском языке, на котором В. В. Набоков творил с 1924 года. Роман «Лолита» первоначально создавался автором на английском языке и лишь впоследствии (1965) был переведен им на русский язык. Несмотря на то, что эти произведения были написаны в разное время, их объединяет один сюжет. Они иллюстрируют поступательное развитие одного творческого замысла, реализованного на двух языках: первый набросок на русском – полновесный роман на английском – перевод романа на русский язык.

Мы провели сопоставительное исследование окказиональных лексем в названной триаде текстов. В повести «Волшебник» было обнаружено 30 лексем, структурно-семантический анализ, которых позволил сделать следующие выводы.

Среди рассмотренных нами авторских образований в морфологическом отношении преобладают существительные и прилагательные, но встречаются и наречия (теребливо, украдчиво), а также единичная глагольная словоформа (рвякай).

Обращают на себя внимание сложные окказиональные дериваты разной частеречной принадлежности: прилагательные (курчаво-седая), прилагательные, созданные на базе причастий (розово-озаренное), а также наречия (прозрачно-жидко). Известно, что сложные образования характерны для художественной речи многих поэтов и прозаиков. Такие прилагательные и наречия помогают автору наиболее самобытно охарактеризовать, «нарисовать» предмет или действие.

Помимо приведенных выше сложных слов, в тексте повести можно встретить и другие окказиональные образования с несколькими корнями: многостремнинному, сухогрубый, инакоцветных, руплегрохотный. Следует особо упомянуть регулярные производные с первым компонентом много-: многососудной, многокольчатого, многостремнинному.

Как одну из особенностей авторского словотворчества в тексте повести «Волшебник» можно отметить наличие групп окказионализмов, созданных по одной словообразовательной модели, но не сосредоточенных в каком-либо одном предложении, а разбросанных по всему произведению. Например, отвлеченные существительные соединенности, русостью, синеватость образованы от прилагательных с помощью продуктивного суффикса -ость, с широким значением «предмет, явление, характеризующееся признаком, названным мотивирующим словом» [5].

Иногда окказионализмы, напротив, сближаются с одноструктурными узуальными лексемами в рамках одного предложения: …хоть нелюдим, а находчив, упорчив, но когда цель ослепляет, и душит, и сушит…

Некоторые авторские образования В. В. Набоков использует в языковой игре. Слова фонетически плавно перетекают друг в друга, в ряды сходно звучащих слов вливаются окказионализмы, ритмически организующие прозу: …многососудной соединенности с ней…

В другом случае автор задействует целый комплекс приемов: Будем жить, поживать, дочку выдадим раненько, ничего, что хрупкая, зато муж – здоровяк, да как всадит нахрапом в хрупь… Здесь в рамках одного предложения обнаруживается словообразовательная пара хрупкая → хрупь, производным компонентом которой является окказионализм. В результате достигается контекстуальная антонимия (хрупкая – нахрапом – хрупь), в основе которой лежит парономастическое сходство между этими тремя лексемами. Следует заметить, что в предложении встречаются два случая намеренной тавтологии: устойчивое фольклорное выражение жить- поживать и авторское хрупкая хрупь. Кроме того, использование разговорной, просторечной, эмоционально окрашенной лексики создают эффект стилизации речи обывателя.

В тексте «Волшебника» привлекают внимание необычные лексемы, находящиеся на грани слова, словосочетания, окказионального образования. Их отличают структурная прозрачность при лексической нечленораздельности. В. В. Набоков позволяет словам срастаться в единое целое, таким образом предавая не совсем доходящую до сознания главного героя смесь звуков и слов: Но из ближайшего номера уже появились две старухи в халатах: первая, как негр седая коренастая, в лазурных штанах, с заокеанским захлебом и токанием – защита животных, женские клубы – приказывала – этуанс (видимо, это слово представляет собой услышанное главным героем слово «at once» – тот час же, немедленно), этудверь, этусубть… Пик психологического напряжения главного персонажа В. В. Набоков также передает, постепенно нагнетая обрывки слов, звуков, картин, ассоциаций, с помощью придуманном, поддающегося только очень приблизительному толкованию понятия: руплегрохотный ухмышь. (Когда же завыло впереди, за горбом боковой улицы, и выросло, одолев подъем, распирая ночь, уже озаряя спуск двумя овалами желтоватого света, готовое низринуться тогда, как бы танцуя, как бы вынесенный трепетом танца на середину сцены - под это растущее, руплегрохотный ухмышь, краковяк, громовое железо, мгновенный кинематограф терзаний - так его, забирай под себя, рвякай хрупь - плашмя пришлепнутый лицом я еду - ты, коловратное, не растаскивай по кускам, ты, кромсающее, с меня довольно - гимнастика молнии, спектрограмма громовых мгновений - и пленка жизни лопнула).

В противоположность вышеизложенному следует отметить, что в тексте повести обнаруживаются, на первый взгляд, и незамысловатые окказионализмы. Однако контекстуальный анализ позволяет выявить комплекс авторских приемов и неслучайность их введения в текст: Худощавый, сухогрубый, со слегка лысеющей головой и внимательными глазами, вот он сел на скамью в городском парке. Вне контекста лексема «сухогрубый», может иметь несколько лексических значении, одно из которых «сухой, неэмоциональный, грубый именно этой своей бесчувственностью». Но, анализируя этот окказионализм в контексте, отметим его несомненную связь с описанием внешности человека, а не его характера, т.к. окказионализм «сухогрубый» включен В. В. Набоковым в портретную характеристику главного героя повести. Кроме того, авторский неологизм представляет собой и своеобразную контаминацию-ловушку. В русском языке у лексемы худощавый есть одноструктурный синоним сухощавый. В. В. Набоков же, помещая рядом слова худощавый и сухогрубый, обманывает ожидания читателя, который невольно прогнозирует узуальное определение сухощавый.

Суммируя все вышесказанное, можно сформулировать основные закономерности введения окказионализмов в текст.

Во-первых, при создании новых слов В. В. Набоков опирается на продуктивные модели, например, с суффиксом -ость, корнем много-.

Во-вторых, намечается склонность автора к сочетанию окказиональных образований с одноструктурными словами.

Важно отметить, что даже, на первый взгляд, изолированные окказионализмы, как правило, являются неслучайными элементами, прорастающими в ткань предложения. Зачастую авторские новообразования включаются в комплексную языковую игру.

Обратившись к роману «Лолита», мы увидим, что многие выводы, сделанные нами относительно функционирования окказионализмов в тексте повести «Волшебник», остаются верными. Однако наблюдаются и некоторые отличия в функционировании авторских новообразований. Прежде всего, необходимо отметить, что в русскоязычных текстах мы не обнаружили повторов, т. е. В. В. Набоков не «цитирует» самого себя. Мы замечаем только соответствие приемов создания и введения авторских неологизмов в текст. Именно поэтому особое внимание при анализе окказиональных образований в романе, безусловно, следует обратить на соотношение авторских образований в английском оригинальном тексте романа и в тексте авторского перевода на русский язык.

Так, при сопоставлении английского и русского текстов романа нами было выявлено, что большинство окказионализмов образуют пары: авторское новообразование в оригинальном тексте – авторское новообразование в переводе на русский язык. Однако есть ряд окказионализмов как в английском (aproned, pollutive), так и в русском (мрамористые, тропотком) текстах, которые не имеют окказиональных соотносительных пар. Главным образом, это определяется спецификой каждого из языков, делающей соответствующий перевод не всегда целесообразным.

Среди авторских образований преобладают, так же, как и в повести «Волшебник», имена существительные и прилагательные, что, возможно, связано с индивидуальной манерой писателя, для которого значительно важнее образы, предметы и их признаки, а не действия. Недаром некоторые исследователи отмечают способность Набокова к «звукосозиданию с цветовыми ассоциациями» [2].

Все чаще причиной создания окказионализма становится его парономастическое сходство с уже существующими в языке словами, которое позволяет сделать смысл нового слова емче и ярче.

• 
  Вовне я имел так называемые нормальные сношения с земнородными женщинами, у которых груди тыквами или грушами…
  

Как и в повести «Волшебник», авторские новообразования включаются в комплексную языковую игру. Вот один из примеров:

• 
  In fact, I would have the reader see "nine" and "fourteen" as the boundaries – the mirrory beaches and rosy rocks – of an enchanted island haunted by those nymphets of mine and surrounded by a vast, misty sea.
  

Возможных причин для создания окказионализма mirrory, на наш взгляд, было несколько. Во-первых, В. В. Набоков сталкивает в одном предложении одноструктурные, образованные по одной модели слова, среди которых есть и авторское новообразование: mirrory, rosy, misty. В предложении все эти прилагательные имеют общее значение оттенка цвета, с их помощью Набоков рисует волшебный набросок зачарованного острова, на котором живут нимфетки. Цветовое значение несвойственно узуальному прилагательному mirror, поэтому Набоков придумывает для него окказиональный синоним. Отметим, что прием включения в ряды одноструктурных слов уже использовался в повести «Волшебник».

Во-вторых, авторский неологизм mirrory прекрасно вливается в авторскую звукопись и ритмизованную прозу: повторение звуков r (boundaries - the mirrory beaches and rosy rocks) и ch (beaches and rosy rocks – of an enchanted), которые передают рокот и шелест прибоя. Узуальное прилагательное mirror гораздо хуже вливалось бы в звукопись, т.к. в нем не читается последний звук r, который начинает произноситься после добавления суффикса. Так В. В. Набоков использует излюбленный им прием аллитерации и в своем первом романе на английском языке.

Интересно, что у этого авторского образования «зеркалистые» так же, как и у окказионализма mirrory, есть узуальный синоним – зеркальный. В русском переводе нет ряда одноструктурных прилагательных и нет такой звукописи, как в английском оригинальном тексте, поэтому и причины использования именно окказионального слова, а не узуального, должны быть иными. Окказионализм приобретает контекстуальные значения, которые несвойственны узуальному прилагательному. Слово «зеркалистый» по своему звучанию напоминает лексемы «скалы», «скалистый», включает в себя анаграмму этих слов, а по структуре похоже на слово «искристый». Это отражается и в контекстуальном значении окказионализма: зеркалистые отмели – гладкие, как зеркало, искрящиеся зеркальными серебристыми отблесками, окруженные скалами, скалистые.

В романе «Лолита» появляется новая разновидность авторских образований, которую мы не обнаруживали в повести «Волшебник»: окказионализмы, созданные с использованием греческих корней, часто встречающихся в названиях наук и терминах (nympholepts, палеопедология, нимфолепсия и др.).

В заключение необходимо отметить, что семантика окказионализмов и в повести «Волшебник», и в романе «Лолита» складывается под влиянием внутренней формы и контекста. Ассоциативные связи и коннотации усложняют значение, при этом семантика окказионализмов в соотносительных парах в русском и английском тексте не всегда полностью совпадает.

Сделанные нами наблюдения позволяют утверждать, что словотворчество является неотъемлемой чертой стиля В. В. Набокова, но оно неотделимо от изысканных новаций на различных языковых уровнях.
Использованные источники

1. 
   Большая энциклопедия Кирилла и Мефодия 2007
   
2. 
   Голубовский, М. Анаграммные вариации: состукивание слов / М. Голубовский // Вестник online (http://www.vestnik.com/issues/2003/1126/koi/golubovsky.htm)
   
3. 
   Набоков, В. В. Волшебник / В. В. Набоков // Звезда. – 1991. - № 3.
   
4. 
   Набоков, В. В. Лолита / В. В. Набоков. – Хабаровск, 1991.
   
5. 
   Новый Большой Англо-русский Словарь (НБАРС). В 3-х томах. Под ред. Ю.Д. Апресяна. – М., 1993.
   

Северо-Осетинский государственный педагогический институт, г. Владикавказ, Россия

e-mail: sogpi@osetia.ru
Расширение и качественное изменение характера международных связей, интернационализация всех сфер общественной, политической и экономической жизни нашей страны сделали иностранные языки реально востребованными. Все это послужило толчком к развитию потребностей и мотивов изучения иностранного языка как общеобразовательного предмета на качественно новом уровне. Совершенно очевидно, что сложившаяся в прошлом система обучения иностранным языкам, единообразная для всех учащихся, не может удовлетворить общество в настоящее время.

Региональный компонент по английскому языку основывается на идеях модернизации содержания общего образования, идеях политики в сфере образования до 2010 года, отвечает интересам и потребностям республики и обеспечивает возможность введения содержания в области «иностранный язык», приоритетного нового поколения.

Цели регионального компонента:

1. 
   Расширить, углубить и конкретизировать содержание федерального компонента по английскому языку;
   
2. 
   Способствовать формированию личности выпускника 9 класса как достойного представителя нового поколения.
   

1. 
   Создать условия для овладения учащимися способностью понимать и читать несложные аутентичные тексты с целью понимания основного содержания, деталей, извлечения специальной информации о родном крае, быте, культуре, истории, значимости, проблемах народов населяющих наш регион.
   
2. 
   Создать условия для овладения учащимися способностью создавать авторские тексты о своем регионе, быте, культуре, истории, значимости, проблемах народа, живущего в Хакасии.
   
3. 
   Создать условия для овладения учащимися самостоятельной, групповой, проектной, исследовательской, консультативной на уроках английского языка.
   
4. 
   Создать условия для формирования выпускника - умелого хранителя, пользователя и создателя социокультурных ценностей и традиций региона.
   

В связи с вышесказанным следует отметить, что в практике преподавания сложился подход, при котором иностранный язык рассматривается в основном как средство приобщения к культуре страны изучаемого языка. Вследствие этого учащиеся испытывают затруднения при передаче информации о фактах и явлениях, связанных с родной региональной культурой средствами иностранного языка, и, следовательно, в процессе реальной коммуникации не способны раскрывать и транслировать ее своеобразия, сделать достоянием мировой культуры. В условиях культурного многообразия общего контекста обучения в различных регионах России встает задача сформировать у учащихся коммуникативные умения, обеспечивающие использование иностранного языка для взаимного культурного обогащения в ситуациях иноязычного общения [2, с.16].

Проблемы обучения иностранному языку связаны с вопросами формирования национального сознания учащихся. Необходимость их решения не может не повлиять на характер наших сегодняшних уроков. Традиционная основа школьного курса – структурно-семантическое описание языка, необходимое для овладения языковыми нормами, дополняется за счет коммуникативного и культурологического аспектов. В последнее время в образовательную практику вводится национально-региональный компонент в структуре государственного образовательного стандарта. До настоящего времени вопрос о соотнесенности государственного образовательного стандарта и национально-регионального компонента не имеет однозначного решения как в теории, так и в практике обучения иностранному языку[7, с.59].

Национально-региональный компонент по иностранному языку включает в себя два аспекта: во-первых, национально-культурный аспект, который является обязательной частью курса иностранного языка и который должен обеспечить приобщение учащихся к общекультурным и национально значимым ценностям, осмысление школьниками национального своеобразия родного языка; во-вторых, региональный аспект, который обеспечивает осмысление учащимися языковых фактов, специфичных для того или иного региона России[5, с.67].

Многие методисты, такие как Барышников Н.В., Гальскова Н.Д., Гез Н.И., Тер-Минасова С., Бим И.Л., Маркова Т.В., Никитенко З.Н., Осиянова О.М., предлагают рассматривать региональный компонент в преподавании иностранного языка как углубленную лингвокраеведческую работу и использовать местный языковой материал не только на уроках иностранного языка, но и для внеклассной работы. Ведь «живое слово земляков и о земляках на уроках иностранного языка воспитывает интерес к тому, что называется малой родиной, рассказывает о ее истории и сегодняшнем дне, что в конечном счете способствует общей гуманизации школьного образования».

Определяя место регионального компонента в обучении иностранному языку современных школьников, предлагаемая концепция не предполагает коренной перестройки традиционного содержания обучения иностранному языку или введения новых самостоятельных разделов курса, а включается как в базовое, так и в дополнительное образование по иностранному языку, находит место в урочной и внеурочной деятельности учащихся. Разумное включение регионального компонента в базовую и дополнительную части обучения иностранному языку школьников представляется делом общественно значимым, а главное – актуальным.[6, с.48]

Культуроведческая осведомлённость необходима для верной интерпретации того, что происходит в конкретной ситуации в инокультурной среде. Незнание социокультурного контекста и отсутствие стратегий по восполнению информационных пробелов могут оказаться решающими факторами при коммуникации с носителями языка и культуры. Информационные пробелы могут быть преодолены путём переспрашивания – уточнений, объяснений и т.п. Однако носители языка не всегда готовы принять во внимание языковые трудности, с которыми сталкиваются говорящие на иностранных языках. Усиление культуроведческого компонента в обучении ни в коей мере не снижает важности, особенно на начальном этапе, практического овладения языковыми формами как средством общения (т.е. коммуникативного компонента). Более того, это позволяет реализовать принцип коммуникативной направленности и организовать заинтересованное общение и взаимодействие детей на новом для них языке. Обучение же школьников через диалог культур необходимо осуществлять постоянно, начиная с первых шагов изучения предмета, которое теперь начинается с шести лет или даже в детском саду. Начальный этап, как известно, закладывает фундамент всего здания обучения неродному языку. И именно здесь должны быть заложены прочные основы всех компонентов содержания обучения, в том числе и культурного[3, с.10].

Таким образом с развитием и распространением коммуникативного подхода к обучению иностранным языкам значительно больше внимания должно уделяться использованию языка в определенных социальных и культурных ситуациях. Ведь познание чужой культуры невозможно без осознания ценностей культуры собственного народа. Только оценив неповторимость и самобытность родной культуры, человек может проникнуться уважением, понять и принять ценности культуры другого народа. Следствием нарушения этого постулата является появление полумаргинальных личностей, которые метко названы народом «Иванами, родства не помнящими».

1. 
   Бим И.Л., Маркова Т.В. Об одном из возможных подходов к составлению программ по иностранным языкам // ИЯШ, 1992, №1.
   
2. 
   Благова Н.Г., Коренева Л.А., Родченко О.Д. О концепции обучения русскому языку с учетом регионального компонента (Для средней общеобразовательной школы). // РЯШ. – 1993. - № 4 – с.16-19.
   
3. 
   Волкова Н.А. Курские народные говоры как объект лингвистического изучения. // Роль народной культуры в духовном возрождении России: Сб. докладов на первой научной конференции. – Курск. 1995. – с. 14-18
   
4. 
   Государственный образовательный стандарт высшего профессионального образования /Госкомитет РФ по высшему образованию.- М.: Лотос, 1995.
   
5. 
   Закон РФ «Об образовании». – М., 1996.
   
6. 
   Лыжова Л.К. Региональный компонент в преподавании русского языка. //РЯШ. – 1994. - № 4. – с.11-14.
   
7. 
   Национальный проект «Образование». Первые шаги [Текст] // Труд и право. - 2006. - №2. - С. 58-65.
   

Северо-Восточный государственный университет, г. Магадан, Россия

e-mail: elena_kovyneva@mail.ru
После публикации романа «На Западном фронте без перемен» безызвестный журналист и начинающий писатель стал всемирно известным. С тех пор о Ремарке говорят как о мастере слова, талантливом и неординарном прозаике. Но с момента выхода в свет в 1998 г. пятитомника «Das unbekannte Werk» под редакцией Т. Шнайдера и Т. Вестфалена Ремарк открылся для почитателей его творчества с совсем другой стороны. О нем заговорили как о поэте [1].

Поэтическое наследие Э. М. Ремарка относительно невелико: сегодня известно 136 произведений, которые можно разделить на следующие группы:

1.прижизненные публикации: 48 произведений;

2. посмертные публикации: 16 произведений;

3. неопубликованные стихотворения: 72 произведения.

Но, несмотря на небольшое количество, стихотворения Ремарка разнообразны по тематике, жанру, стилю и времени создания.

Первый период поэтического творчества Ремарка приходится на 1918-1923 гг. Стихотворения этого этапа, как выразился один из исследователей творчества Ремарка, – «подражательная лирика» [2, с. 322]. И это, на наш взгляд, вполне естественно.

В этот период Ремарк находился под сильным влиянием разных поэтов: Гофманнсталя и Рильке, с одной стороны, и представителей поэтической периферии Хёрстемайера и Энгельке, с другой. Отметим, что немаловажная роль в процессе становления Ремарка как поэта принадлежит Ф. Хёрстемайеру.

Ф. Хёрстемайер являлся идейным вдохновителем общества талантливых молодых людей, куда в эти годы был вхож Ремарк. Ф. Хёрстемайер сильно отличался от окружения молодого Ремарка образом мыслей, увлечениями литературой и искусством, и для всех своих почитателей был, по мнению биографов Ремарка, «харизматической личностью». Возможно, именно моральные принципы Хёрстемайера, его убеждения и стали одной из причин, побудивших Ремарка посещать кружок, увлечься его идеями и начать собственную писательскую деятельность.

Поэт Г. Энгельке, поклонником которого в свое время был Ремарк, поднимал в своих произведениях различные социальные проблемы: труд, производство, проблемы большого города, рассматривая их с точки зрения религиозно окрашенного гуманизма.

Сравнительный анализ стихотворений Ремарка этого периода с поэтическими произведениями названных авторов показал, что поэтическая продукция Ремарка первого этапа находилась больше на уровне его учителей второго эшелона, но никак не Рильке и Гофманнсталя. В стихотворениях заметны не только тематическое, но и стилистическое сходство. Например, ср. фрагмент стихотворения Ф. Хёрстемайера:

Wohl die Schwalbe kehrt, wohl die Schwalbe kehrt,

Und der leere Kasten schwoll.

Ist das Herz geleert, ist das Herz geleert,

Wirds nie, wirds nie voll.

Keine Schwalbe bringt, keine Schwalbe bringt

Dir zurück, wonach du meinst.

Doch die Schwalbe singt, doch die Schwalbe singt

Im Dorf, wie einst.

(цит. по: [3, с. 79])

с фрагментом стихотворения Э. М. Ремарка (неопубликовано):

Die Schwalben stoßen höher heut ins Blau,

Und meine Seele fliegt den fernsten Meeren zu.

Ich suche allerhöchste Vogelschau,

Ich suche Gott und allertiefstes Du.

Die Schwalben finden schießend sich zu zwein

Und jauchzen fort, um sich ein Nest zu baun. –

Ich werfe mich rücklings auf den Wiesenrain

Und kann mich garnicht satt an Ihnen schaun...

В первом стихе двух первых текстов употребляется слово die Schwalbe. Только в стихотворении Хёрстемайера ласточка возвращается (Wohl die Schwalbe kehrt), а у Ремарка улетает в небо (Die Schwalben stossen höher heut ins Blau). У Хёрстемайера акцент лежит на идее возвращения (keine Schwalbe bringt / Dir zurück, wonach du meinst. / Doch die Schwalbe singt, doch die Schwalbe singt / Im Dorf, wie einst.). У Ремарка – на идее поиска (Ich suche allerhöchste Vogelschau, / Ich suche Gott und allertiefstes Du).

Показательным является также следующий пример: Энгельке пишет:

Hundert Straßen, angefüllt mit Menschenrotten:

Arbeitsmänner, Polizist, Kokotten,

Reinigungsmaschinen, die den Asphalt steuern,

Straßenbahnen, Güterwagenflotten,

Die lärmend durch die Menschenfluten steuern,

Hundert Straßen kreuzen, queren sich,

drangvoll, klangvoll rund um Mich!

Um Mich! – Ich bin ihre Mitte!...

(цит. по: [1, с. 50–51])

со стихотворением Ремарка (неопубликовано):

Graue Wagen rasseln –

Alte Weiber quasseln – Pferdeklapperhufe –

Zeitungsjungenrufe –

Hasten – Drängen –

Laufen – Stossen –

Aktentaschen –

Musterkoffer –

Gelderklirren – Alles ist geschäftig, grau und kalt...

При сопоставлении стихотворений Энгельке и Ремарка четко прослеживается тема разрушительной силы города: суета, шум и человек среди этого холода и серости (Hundert Straßen kreuzen, queren sich, / drangvoll, klangvoll rund um Mich! – Gelderklirren – Alles ist geschäftig, grau und kalt).

Приведенные примеры еще раз подтверждают тот факт, что Ремарк находился под сильным влиянием произведений поэтов второго плана и в большей степени подражал стилю этих авторов.

На лексическом уровне стихотворения Ремарка рассматриваемого периода не слишком разнообразны. Почти в каждом из них часто встречаются и повторяются следующие существительные и производные от них: Nacht (Sternenacht), Welt (Weltende), Dunkel, Mond (Mondlicht), Abend (Abendrot), Glück (Glückesglut), Tag, Glauben, Augen, Arme и др. Употребление данных лексических единиц придает стихотворениям несколько печальную «ауру». И это неудивительно, поскольку эти тексты были написаны в тяжелые моменты жизни автора: смерть друга и учителя Хёрстемайера и матери.

Важно отметить, что повествование ведется от первого лица, при этом употребляется большое количество местоимений (ich, mir, mich, mein, wir, uns), что говорит о личностном характере его поэзии.

Синтаксис стихотворений достаточно традиционен, хотя Ремарк постепенно начинает использовать переносы (enjambements), что говорит об эволюции поэтического языка писателя. Например:

Einmal hör ich in der dunklen Nacht

Deine Glocken. – Dann ist es vollbracht. –

или:

Ein Kuß von dir – der Duft von deinem Haar

Кроме того, лирической поэзии Ремарка этого периода также присуща некоторая экзальтированность. Многие из его стихотворений заканчиваются восклицательными предложениями, придавая текстам повышенную эмоциональность. Например:

/ Wird einmal wahr: Eins Ich und Du!;

/ Und auf den längst Vergessenes, längst Gestorbnes harrst:

Dann bist du mein!;

/ O, gib mir einmal deinen roten Mund / Und sieh mich an – und schweige!

Отметим также, что большинство исследователей творчества Ремарка несколько снисходительно относятся к поэтическим текстам автора. Существуют мнения, что некоторые его стихотворения полны мировой скорби, но далеки от совершенства, не обнаруживают таланта, сентиментальны и старомодны [4, с. 8–9].

Между тем, по мнению отечественного ремарковеда Р. Р. Чайковского, к этим стихам можно отнестись более серьезно как к документальному свидетельству становления будущего поэта. Такая ирония была бы оправдана, если бы Ремарк не стал великим писателем. И поэтому гораздо важнее рассматривать эту чрезмерную страстность, поэтическое многословие, бьющую через край гиперболичность молодого Ремарка как школу души, в которой вызревал будущий тонкий психолог и мастер слова [5].

Своеобразие лирики Э. М. Ремарка начального периода состоит в том, что на первый план выдвигается внутренний мир поэта, его переживания, отражающие явления внешнего мира. Эмоциональная широта, импульсивность, изменение настроения в его стихотворениях говорят в некоторых случаях скорее об утрате иллюзий, чем об идее всеобъемлющей скорби. В поэтических произведениях также обнаруживаются как элементы традиционной любовной лирики, так и элементы сентиментализма, что вполне объяснимо, если учитывать развитие поэтики Ремарка.

Однако, несмотря на различные, зачастую снисходительные оценки критики, стихотворения для Ремарка были важны и дороги как свидетельство его юношеских переживаний и духовной эволюции.

1. 
   Remarque E. M. Das unbekannte Werk. Bd. 4. Kurzprosa und Gedichte. – Köln: Kiepenheuer & Witsch, 1998. – 551 S.
   
2. 
   Либерман А. С. Рецензия на книгу: Ремарк Э. М. Стихотворения / Пер. с нем. Р. Чайковского. – Магадан: Кордис, 1999. – 75 с. – Текст парал. нем., рус. // Новый журнал [Нью-Йорк]. – 2001. – № 225. – С.322 – 323.
   
3. 
   Remarque E. M. Das unbekannte Werk. Bd. 1 – Frühere Romane. – Köln: Kiepenheuer & Witsch, 1998. – 580 S.
   
4. 
   Antkowiak A. Erich Maria Remarque. – Berlin: Volk und Wissen Volkseigener Verlag, 1987. – 157 S.
   
5. 
   Чайковский Р. Р. Курс лекций по истории зарубежной литературы. – Северо-Восточный государственный университет (г. Магадан), 2004 – 2005.
   

Вятский социально-экономический институт, г. Киров, Россия

(факультет экономики и управления, 2 курс)

e-mail: Kkatya01@rambler.ru

Тайна русского национального характера особенно хорошо раскрывается в русских пословицах и поговорках, так как в них хранится представление народа о самом себе. В статье мы хотим остановиться на типичных положительных чертах характера русского народа, таких как, трудолюбие и одарённость, сила воли, мужество и смелость, доброта, терпение и стойкость, гостеприимство, щедрость, отзывчивость, религиозность и проанализировать их.

Трудолюбие, одаренность.

Русский человек одарен и трудолюбив. Он обладает множеством талантов и способностей практически во всех областях общественной жизни. Ему свойственна наблюдательность, теоретический и практический ум, природная смекалка, изобретательность, творчество. Русский народ – большой труженик, созидатель и творец, он обогатил мир великими достижениями культуры. В русских пословицах и поговорках эта черта находит своё отражение: “Счастье и труд рядом живут”, “Без труда не вытащишь и рыбку из пруда”, “Терпение и труд все перетрут”, “Бог труды любит”. Русский народ очень ценит труд: “Золото познается в огне, а человек в труде”, “Талант без труда не стоит и гроша”. В пословицах осуждают ленивых: “Долго спать, с долгом встать”, “Кто поздно встает, у того хлеба недостает” и одновременно хвалят трудолюбивых: “Кто рано встает, тому бог дает”.

Однако, только честный заработок ценился народом: “Легко добыто, легко и прожито”, “Даровой рубль дешев, нажитой дорог”. И в воспитании молодых предпочтение отдавалось труду: “Не учи безделью, а учи рукоделью”.

Сила воли, мужество и смелость

Обладая свободолюбивым характером, русский народ многократно одерживал победу над захватчиками и добивался больших успехов в мирном строительстве. В пословицах находят отражение черты русских воинов: “Лучше смерть в бою, чем позор в строю”, “Либо полковник, либо покойник”. Эти же черты проявляются и в жизни мирных людей. “Кто не рискует, тот не пьет шампанского” – о том, что русский народ любит рисковать. “Либо пан, либо пропал” – о решимости предпринять что-либо, рискнуть, несмотря на возможный провал или гибель. Близки по значению и пословицы: “Или грудь в крестах, или голова в кустах”, “Либо в стремя ногой, либо в пень головой”, “Либо рыбку съесть, либо на мель сесть”.
Пословица “Волков бояться – в лес не ходить” говорит о том, что нечего и браться за дело, если страшиться предстоящих трудностей. А смелому всегда сопутствует удача: “Удача – спутник смелого”.

Доброта

К доброму человеку справедливо относится судьба: “Злому – смерть, а доброму – воскресение”. Однако слишком смирного пословицы осуждают: “Его разве только ленивый не бьет”, “Смирную собаку и кочет бьет”.

Терпение и стойкость

Это, пожалуй, одна из самых характерных особенностей русского народа, ставшая буквально легендарной. Русские обладают, кажется, безграничным терпением, удивительной способностью переносить трудности, лишения и страдания. В русской культуре терпение и умение переносить страдания – это способность к существованию, способность ответить на внешние обстоятельства, это основа личности.

Русский народ терпелив и вынослив, упорен и стоек, он не падает духом от неудач и верит в свои силы. Об этом говорят пословицы: “Терпи горе, пей мед”, “Час терпеть, а век жить”, “Терпя, в люди выходят”, “Поживи в рабах, авось, будешь и в господах”, “Бог даст день, даст и пищу”.

Гостеприимство, щедрость и широта натуры

Русское гостеприимство общеизвестно: “Хоть не богат, а гостям рад”. Для гостя всегда готово лучшее угощение: “Коли есть, что в печи, все на стол мечи!”, “Гостю щей не жалей, а погуще налей”.

Религиозность

Одной из глубинных черт русского характера является религиозность. Религиозное мировоззрение сыграло важную роль в формировании как нации в целом, так и русской личности в отдельности. Эта характерная глубинная черта русской национальной личности отражается с древнейших времен в фольклоре, в пословицах: “Жить – Богу служить”, “Сильна божья рука”, «Божья рука – владыка”, “Никто не может, так Бог поможет”, “С Богом пойдешь, до блага дойдешь”.

Эти пословицы говорят о том, что Бог всемогущий и помогает верующим во всем. В представлении верующих Бог – идеал совершенства, он и милосерден, и бескорыстен, и мудр: “У Бога милости много”, “Бог на милость не убог”, “Друг о друге, а Бог обо всех”, “Кто добро творит, тому Бог отплатит”. У Бога щедрая душа, он рад принимать любого человека, который обращается к нему, его любовь неизмеримо велика: “Кто к Богу, к тому и Бог”, “Любящих и Бог любит”, “Бог полюбит, так не погубит”,

Анализируя положительные черты русского национального характера на основании пословиц и поговорок, мы пришли к выводу, что данные качества были сформированы под влиянием исторического развития, особого уклада общественной жизни и русской православной культуры.
Использованные источники

1. 
   Аникин В. П. Русские пословицы и поговорки. М.: Художественная литература, 1988
   
2. 
   http://www http://www.x-vim. Html