Том II филологические и юридические науки алматы — астана — баку — гродно — киев — кишенев — коламбия люденшайд — минск — невинномысск — ташкент — харьков — элиста 2010

1. Мегентесов С. А. Язык как объект исследования в свете синхронно-диахронной парадигмы // Философия языка в границах и вне границ. – Х.: Око, 1993. – [Т.] 1. – С. 73-82.

2. Блох М. Я. Проблема понятий концепта и картины мира в философии языка // Преподаватель XXI век. – М.: МГПУ, 2007. – №1. C. – 101-105.

3. Серебренников Б.А. Общее языкознание. – М.: Наука, 1970. – 399 с.

4. Бабина Л. В. Вторичная репрезентация концептов в языке: дис.... д. филол. наук.– Тамбов, 2003.– 341 с.

5. Kosellek R. Some Reflections on the Temporal Structure of Conceptual Change // Main Currents in Cultural History: Ten Essays. – Amsterdam, Rodopi, 1994. – P. 7-16.

6. Тищенко И. Е. Концепт как диахронический феномен (на материале исследования концепта «смелость» во французском и русском языке): дис. … к. филол. наук. – Кемерово, 2008. – 195 с.

7. Oxford Collocations Dictionary for Students of English. – Oxford University Press, 2004. – P. 487.

8. British Cultural icons // Wikipedia [Electronic resource]. – 2007. – Mode of access: http://en.wikipedia.org/wiki/User:The_wub/British_ cultural_icons
УЧИТЬ УЧИТЬСЯ
Мирзаюнусова З. И., Кадырова Н. А.

Кокандский государственный педагогический институт им. Мукими, г.Коканд, Узбекистан

e-mail: hairova_galina@bk.ru; Nodirbek8488@gmail.com; rasnod@mail.ru;
В связи с решением важных социально- экономических и культурно просветительских задач в Республике Узбекистан особое значение придается социальной функции языка как средства общения.

Знание любого неродного языка расширяет кругозор личности, помогает ей более глубоко понять родной язык.

В новых условиях, когда наблюдается некоторый спад интереса к русскому языку, важно объяснить, убедить, разбудить интерес к нему.

Но, что нужно делать, чтобы интересно было учиться?

Обучаемые очень хотят научиться говорить правильно по- русски. Но одного хотения мало. Успех обучения связан с интересом к учению. Как утверждает В.А. Сухомлинский; “Для того, чтобы детям интересно было учиться, вовсе не обязательно делать каждый урок занимательным, не нужно развлекать детей и придумывать что-то необыкновенное”.

Надо учить – учиться.

Нужно создавать почву для того, чтобы интересно было учиться. Для этого надо учить организовывать личное внеучебное время, работать с книгой, анализировать и обобщать, отвечать на вопросы, мыслить и т.д.

Любое занятие протекает более эффективно и дает качественные результаты, если у обучаемых сформировано положительное отношение к учебной деятельности, если у них есть познавательный интерес, потребность в получении знаний, умений и навыков, если у них воспитаны чувства долга, ответственности и другие мотивы учения.

Для того чтобы сформировать такие мотивы учебной деятельности, используется весь арсенал методов организаций и осуществления учебной деятельности – словесные, наглядные и практические методы, репродуктивные и поисковые методы, дедуктивные и индуктивные методы.

Специальные исследования, посвященные проблеме формирования познавательного интереса, показывают, что интерес на всех этапах развития характеризуется тремя обязательными моментами

- положительной эмоцией по отношению к деятельности;

- наличием познавательной стороны этой эмоции;

-наличием непосредственного мотива, идущего от самой деятельности.

Отсюда следует, что в процессе обучения важно обеспечить возникновение положительных эмоций по отношению к учебной деятельности.

Успех - в ощущении обучаемыми роста, движения, постижения трудного. Вчера не понимал - сегодня понял. Тогда и учиться хочется, и интересно учиться!

Многие преподаватели используют для повышения интереса к учению анализ отрывков из художественной литературы, посвященных жизни и деятельности выдающихся ученых и общественных деятелей. Например, мы предлагаем тексты: “ Амир Темур – великий полководец”, “Улугбек”, “Аль Хорезми”, “М.В Ломоносов” и т.д. При чтении текста о Ибн Сине обучаемые узнают, что великий мыслитель был не только медиком, но и физиком, астроном, биологом, музыкантом и поэтом. Многие знают М.В. Ломоносова как химика, о его вкладе в формирование русского языка, о литературном наследии узнают из текста “М.В. Ломоносов”. К подбору текстов надо подходить особенно серьезно: не допускать слабых материалов, декларативных и неинформационных по содержанию.

Успешно принимаются и такие приемы повышения занимательности обучения, как рассказы о применении в современных условиях тех или иных предсказаний научных фантастов, сообщения, посвященные открытиям в области науки и техники, материалам из всемирной сети. Сведения о взаимовлиянии и взаимообогащении русского и узбекского языков расширяют лингвистический кругозор учащихся, воспринимаются как открытия во время обычного учебного процесса, повышают эффект воспитания гуманизма, чувства дружбы, сотрудничества между народами.

Преподаватель должен стремиться к тому, чтобы каждый раз вносить в учебный процесс что-то новое. Эффективность занятий во многом определяется искусством общения. Через общения создается обстановка коллективного поиска истины, преодолеваются психологические и языковые барьеры.

1. 
   Андриянова В.И. Русский язык в Узбекистане. – Ташкент, Укитувчи, 1996. – С.4-6
   
2. 
   Сухомлинский В.А. Сердце отдаю детям. – Киев: Рад.школа.1974. – С.54
   

Ставропольский государственный педагогический институт, г. Ставрополь, Россия

(психолого-педагогический факультет, 6 курс)

e-mail: dar-morgun@yandex.ru

По мнению большинства ученых, одной из важных проблем лингвистики в настоящее время является определение четких границ между термином и нетермином.

Термин (terminus) в переводе с латинского означает «предел», «граница». П.А. Флоренский характеризует термин как «межевой знак», как «символ разграничения области», как «функцию охранения границы»; термин – это «первично есть хранитель культуры: он дает жизни расчлененность и строение, устанавливает незыблемость основных сочленений жизни… И сам он, будучи пределом данной области культуры, принадлежит к этой культуре, выражусь математически: есть ее предельное значение». [8, с. 380-383]

Слово и термин представляют собой близкие, изоморфные сущности и обладают тождественными признаками, которые затрудняют их дифференциацию. Можно предположить, что одним из таких важных признаков является способность термина эксплицировать особенности узкоспециальной научной сферы.

Понятие «термин» неразрывно связано с понятийной сферой, отражающей реалии научного сознания. В связи с этим термин является составной частью специфического пласта средств языка науки, обладая признаками и качествами доступности для образования и осмысления только для представителей научного сообщества, связанных с процессами анализа, синтеза и исследования особой информации.

Многоаспектность изучения термина связана с его статусом единицы области знания. В исследованиях прошлых лет толкование основных сущностных характеристик термина сводилось к трактовке его как языкового знака в самых разных тематических областях. На современном этапе ученые видят новые перспективы в определении и изучении термина, а именно – в объяснении тех постоянных корреляций и связей, что обнаруживаются между структурами языка и структурами знания.

Этот подход к исследованию термина является более сложным, так как в языковом знаке взаимодействуют следующие типы сущностей:

1. 
   категории действительного мира;
   
2. 
   мыслительные категории;
   
3. 
   прагматические факторы;
   
4. 
   отношения между языковыми знаками в системе. [3, с.30]
   

1) системность, то есть определенное место в терминологической системе;

2) наличие дефиниции (у большинства терминов), причем производящее слово (база) обычно входит в состав терминоперифразы, являющейся частью (компонентом) дефиниции;

3) тенденцию к моносемичности в пределах своего терминологического поля, то есть терминологии данной науки, дисциплины или научной школы;

4) семантическую (понятийную) целостность;

5) отсутствие экспрессии;

6) стилистическую нейтральность;

7) наличие информативности.

В.П. Даниленко подчеркивает, что «язык науки в его естественной (вербальной) форме входит в число обязательных средств познания действительности, являясь средством выражения знания и способом их фиксации… Изучение языка науки как самостоятельного функционального языка со всей спецификой назначения его средств и способов их использования – это, по существу, чистое поле для исследователей, в числе которых лингвисты должны быть не на последнем месте… На фоне хорошо разработанной теории номинации… проблемы номинации в области специальной лексики еще не получили достаточно четкого и полного освещения». [4, с.10]

В лингвистических исследованиях русской терминологии наиболее приоритетными считаются аспекты научной номинации, терминообразовательного структурирования и параметрирования системы научной прозы: «В лингвистической науке ранее отсутствовал определенный аспект исследования и описания терминологии. Так, при наличии большого числа работ по образованию терминов (применительно либо к конкретным терминосистемам, либо к отдельным категориям терминов), нет работ по общим вопросам номинации в языке науки, по описанию основных способов номинации (со всеми подробностями в реализации этих способов)». [4, с.22]

Методология лингвистического исследования термина практически следует традиционным методам исследования слов (для однословных терминов) и словосочетаний (для многословных терминов). По мнению К.Я. Авербуха, различают «грамматический (морфолого-синтаксический) и семантический анализ терминов. Кроме того, к лингвистическим аспектам уже не столько изучения, сколько упорядочения и описания терминов добавляется синтаксический аспект исследования определений, ибо за единицу рассмотрения в сфере фиксации терминов, т.е. различного рода словарях, принята, как известно, словарная статья, содержащая совокупность термина и определения». Далее ученый отмечает, что методология лингвистического исследования терминологических систем исходит в основном «из возможности исследования значений терминов путем расчленения значений терминов на элементарные смыслы (семы, семантические множители), что позволяет устанавливать меру смысловой близости между терминами одной системы и на этой основе строить граф, отражающий структуру всей терминосистемы. Компонентный и дефиниционный анализ, а также метод семантических множителей в разной степени используют в исследовании и упорядочивании терминосистем». [1, с.8-9]

Теория термина связана с изучением специфической сферы его функционирования, которая отражает особые сферы и оттенки терминоупотреблений, динамичность и своеобразность авторского терминообразования. Как показали наши наблюдения, сферу функционирования терминов составляют тексты специальных изданий: монографий, учебных пособий, учебников, реферативных журналов, научных статей, энциклопедических словарей и т.д.

Для научной прозы характерно деление на общенаучный, общетехнический, межотраслевой и узкоспециальный ярусы. Именно специальные и узкоспециальные научные тексты являются естественной средой образования, существования и функционирования терминов, наиболее полно реализующих свои отличительные признаки.

Общепризнанно, что сферой фиксации терминов являются различные нормативные терминологические словари, терминологические стандарты, сборники рекомендуемых терминов и т.д.

Сфера фиксации и сфера функционирования терминов, подчеркивает Л.Ю. Буянова, «когерентны и обладают свойством взаимодополняемости (принцип «сообщающихся сосудов»): одни термины, функционирующие в научных текстах, инкорпорируются («выливаются») в фиксирующие документы; из сферы фиксации, по мере необходимости, другие термины интродуцируются («переливаются») субъектом науки в сферу научной коммуникации. Перманентность этих процессов отражает поступательность и бесконечность процесса познания, широкую аспектуальность понятийной стратификации и гносеологической структурации окружающего мира». [2, с.19]

При разработке концепции термина прежде всего надо принимать во внимание уникальность термина как материальной субстанции понятия, которое она репрезентирует. В термине кодируется процесс формирования понятия, который затем расшифровывается в терминологической дефиниции, что дает возможность выделить такую особую функцию термина, как функцию кодификации.

Учение о термине тесно связано с семиотикой, так как термин является в специальном научном контексте не просто словом (с точки зрения грамматики), а единицей специализированной знаковой системы, которая выполняет бинарную функцию: функцию номинации и функцию «кодирования» номинируемого научного понятия.

Т.В. Дроздова рассматривает в качестве терминов номинативные знаки, которые входят в систему национального языка или в его подсистему – подъязык науки и техники. Они создаются как единицы этой системы, на базе ее инвентаря и по законам последней; они представляют собой имена конкретных или абстрактных сущностей, объективирующих определенные ментальные категории. Из этого следует, что термин выполняет функцию, присущую любому номинативному знаку, – функцию передачи (кодирования) информации, в том числе и научной, об объекте / референте через единство формы и содержания знака. [6, с.78]

Таким образом, в начале XXI века результаты исследований специфики термина позволяют представить его как уникальное средство научной коммуникации. Л.Ю. Буянова отмечает, что термин осуществляет в человеческом сознании и пространстве научной коммуникации следующие функции:

1) когнитивно-гносеологическую;

2) коммуникативно-репрезентативную;

3) информационно-эвристическую;

4) номинативно-деривационную;

5) прагматико-метаязыковую;

6) конструктивно-аккумулятивную;

7) диагностико-прогностическую;

8) познавательно-систематизирующую;

9) концептуально-моделирующую.

Данная функциональная амплитуда термина … определяется функционально-коммуникативной спецификой его глобальной сферы генезиса и функционирования – языка науки, который можно интерпретировать как системно организованную, многуровневую лингвокогнитивную целостность и одновременно как специфическую реализацию особого способа коммуникации». [2, с.167]
Использованные источники

1. 
   Авербух К.Я. Общая теория термина. – Иваново, 2004.
   
2. 
   Буянова Л.Ю. Термин как единица логоса. – Краснодар, 2002.
   
3. 
   Володина М.Н. Когнитивно-информационная природа термина (на материале терминологии средств массовой информации). – М., 2000.
   
4. 
   Даниленко В.П. Актуальные направления лингвистического исследования русской терминологии // Современные проблемы русской терминологии: Сб. научных статей. – М., 1986. – С.5-23.
   
5. 
   Даниленко В.П. Русская терминология: Опыт лингвистического описания. М., 1977.
   
6. 
   Дроздова Т.В. Проблемы понимания научного текста. – Астрахань, 2003.
   
7. 
   Реформатский А.А. Введение в языковедение: (Терминология). М., 1947.
   
8. 
   Флоренский П.А. Термин // Татаринов В.А. История отечественного терминоведения. Классики терминоведения: Очерки и хрестоматия. – М., 1994.
   

Ставропольский военный институт связи ракетных войск, г. Ставрополь, Россия

e-mail: svetlb2005@mail.ru
Аксиоматично, что имена собственные занимают значительное место в составе лексического фонда любого языка, они служат для наименования людей и животных, географических и космических объектов разных классов, а также различных объектов материальной и духовной культуры. Можно констатировать, что семантике собственных имен до последнего времени не уделялось должного внимания. Поэтому семантика собственных имен – область не только недостаточно исследованная, но и не определенная. В координатах новой парадигмы гуманитарного знания, каждый человек имеет имя, фамилию, но он может иметь одно или несколько прозвищ, псевдоним. Этот разряд онимов принято называть антропонимами (греч. anthropos «человек» и onyma «имя»). В целях успешной разноплановой коммуникации важно различать официальные и неофициальные формы именования людей, которые имеют общие признаки, при этом обладают и рядом особенностей, характерных для каждой из них.

Как известно, антропоним называет, но не приписывает никаких свойств. «Неоценимое прагматическое удобство собственных имён как раз в том и состоит, что они дают возможность публично говорить о ком-либо, не договариваясь предварительно, какие именно свойства должны обеспечить идентичность референта», — писал Дж. Сирль [1]. Но антропонимы всё же не являются лишь ярлыками, не приписывающими референту абсолютно никаких свойств и не сообщающими о нём никакой информации. Но это информация несколько другого рода, чем те признаки, из которых складывается значение имён нарицательных: антропонимы обладают понятийным значением, в основе которого лежит представление о категории, классе объектов. Этому значению присущи, как правило, следующие признаки:

а) указание на то, что носитель антропонима — человек: Sir John, Miss Chant, Farmer Groby и др.;

б) указание на принадлежность к национально-языковой общности: Nancy, William, James, Bill и др.;

в) указание на пол человека: Marian, Eve, Adam, Abraham и др. [2].

При общности языковых компонентов значения у антропонимов особо важную роль играет различительная функция формы. Когда мы впервые слышим в речи или встречаем в тексте антропоним, то он всего лишь указывает на какой-то широкий круг людей (например, имя Jim сообщает, что речь идёт о мужчине, предположительно представителе англоязычной этнической общности), и только частично индивидуализирует референта, отграничивая его от носителей других имён, но не от обладателей того же самого имени (потому что мужчин по имени Jim много). В речевой практике антропоним постепенно обретает способность к более точной идентификации человека. Это происходит тогда, когда определённый круг лиц связывает знание ряда известных им признаков данного человека с его именем. Правда вне данного круга лиц эти признаки могут оставаться неизвестными. Такой круг людей, характеризуемый социальной или территориальной общностью любого рода (например, семья, круг знакомых, профессиональный коллектив, население какой-либо местности и т.д.), и является той коммуникативной сферой, или сферой общения, в которой реализуется индивидуализация человека.

Каждый человек не может иметь уникальное, только ему одному присущее имя. Как личные имена, так и фамилии, взятые сами по себе, имеют множество носителей. Вне конкретной ситуации или сферы общения имена John, Elizabeth, Thomas и т.п. не указывают на какого-либо конкретного человека. Такие имена, которые в языковом сознании коллектива не связываются предпочтительно с каким-то одним человеком, будем называть множественными антропонимами [3].

Другие антропонимы также принадлежат множеству людей, но они связаны преимущественно с кем-то одним. Речь идет при этом об именах людей, получивших широкую известность (Plato, Shakespeare, Darwin, Einstein и т.п.), которые выступают как единичные антропонимы [4], что не мешает наличию омонимичных множественных антропонимов. Например, имя собственное Churchill, употреблённое в тексте без пояснений, будет скорее всего понято как фамилия британского премьера 40—50-х годов 20 века (Churchill was a heavy smoker). Лишь когда контекст или речевая ситуация противоречит такому пониманию, имя будет воспринято как множественное: Churchill, my next-door neighbor, has just come from Africa.

Таким образом, множественные антропонимы характеризуются тем, что коммуникативная сфера, в которой они однозначно определяют одного референта, ограничена. Поэтому при введении их в более широкую сферу общения им обязательно должен сопутствовать уточняющий контекст. Единичные же антропонимы, напротив, не требуют такого уточняющего контекста, поскольку их коммуникативная сфера — весь языковой коллектив, что подтверждают, в частности, те случаи, когда антропоним вводится в текст без каких бы то ни было пояснений и когда на основании самого текста невозможно установить, кому принадлежит данное имя.

Прозвища как неофициальные именования полифункциональны по своей природе: в речи они выполняют функции характеризации, персонификации и оценки лица в каком-либо коллективе, а также функцию установления контакта [5].

Статус неофициальных именований лица обусловливается рядом факторов как лингвистического, так и экстралингвистического характера: их местом и ролью в лексической системе языка в целом и в антропонимике в частности, их функциональным предназначением и особенностями как номинативных единиц, мотивами и своеобразием их образования, спецификой функционирования, их социальной детерминированностью и стилистической маркированностью. Подчеркнем, что являясь составной частью лексической системы языка и ее антропонимикона, неофициальные именования лица обладают наряду с официальными именами как общими признаками, так и рядом особенностей, присущих только им. К общим ономасиологическим признакам, свойственным двум названным разрядам именной лексики, следует отнести этноязычность, знаковость, номинативность, индивидную референтность, отсутствие понятийности, сингулятивностъ, одушевленность, полоразличительность, ивдивидоразличительность [6].

Этноязычность как одна из общих ономасиологических категорий, присущая двум сравниваемым разрядам антропонимической лексики, обусловливается тем, что входящие в их состав лексемы создаются и функционируют в том или ином этноязыковом сообществе, являясь составной частью лексической системы соответствующего языка, выполняя свои номинативные, коммуникативные и иные функции в языковой системе данного конкретного этноса. Соблюдение национального ряда требует, чтобы русский человек звался традиционно русским именем, немец – немецким, англичанин – английским и т.д. Этноцентричность, то есть ориентированность на соответствующий этнос имен, проявляется в том, что встречая, например, в средствах массовой коммуникации официальные имена мы однозначно воспринимаем их как представителей конкретного этноса и языка, вполне определенного национального поля.

Общность официальных личных и фамильных имен и неофициальных именований лица проявляется в их соотнесенности (референтности) как номинативных знаков с объектами одного и того же предметного ряда - одушевленным лицом. Такая номинация существенно отличается от номинации артефактов: она носит более разносторонний и предикатный характер. В отличие от предметов человек в речи - разноименен и как объект номинации характеризуется возможностью применения к нему множества самых разнообразных именований, что обусловлено многогранностью его бытия.

Итак, для антропонимов, как официальных, так и неофициальных, характерна своя номинативная специфика, отличающаяся от номинации неодушевленных объектов. Если предметы обычно называют одинаково -своим "родовым" именем, не способным обеспечить идентичность референта, то антропонимы - это индивидуализирующие знаки. И в этом есть своя логика: потребность индивидуализации человека постоянна и настоятельна. Напротив, необходимость в выделении отдельного предмета кратно мала [7]. Это позволяет рассматривать процесс неофициальной номинации лица в онтогенетическом плане как идентичный официальному имянаречению. Как в первом, так и во втором случае целью именования является придание человеку некоего отличительного знака, позволяющего его идентифицировать среди других объектов, относящихся к тому же классу. В обоих случаях речь идет об имянаречении единичного объекта, когда знаковая закрепленность остается индивидуальной. Названная ономасиологическая категория позволяет рассматривать оба антропонимических разряда именной лексики, с учетом денотативной соотнесенности ее лексем, как гомогенные.