Том первый: от каменного века до элевсинских мистерий



бет2/27
Дата19.07.2016
өлшемі2.86 Mb.
#209663
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   27
Глава II

САМАЯ ДОЛГАЯ РЕВОЛЮЦИЯ:

ОТКРЫТИЕ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ – МЕЗОЛИТ И НЕОЛИТ

§8. Потерянный рай


Конец ледникового периода, наступивший около 8000 г. до н.э., радикально изменил климат и ландшафт и тем самым – флору и фауну Европы к северу от Альп. Отступление льда вызвало миграцию фауны в северные районы. Постепенно лес пришел на смену степи. Охотники следовали за дичью, особенно за стадами оленей, но сокращающаяся численность дикого зверя вынуждала их селиться по берегам озер и на морском побережье и жить рыбной ловлей. Новые культуры, сформировавшиеся в последующее тысячелетие, получили название мезолитических. В Западной Европе они много беднее грандиозных творений верхнего палеолита. Зато в Юго-Западной Азии, и особенно в Палестине, именно мезолит явился осевым временем: это время одомашнивания первых животных и зарождения земледелия.
Немногое известно о религиозной практике охотников, преследовавших оленьи стада в Северной Европе. В отложениях ила на дне пруда в Штелльморе близ Гамбурга А. Руст обнаружил останки двенадцати оленей, целиком, с грузом из камней в грудной клетке или брюшной полости. Руст и другие авторы интерпретировали эту находку как приношение "первинок" какому-то божеству, вероятно, Повелителю диких зверей. Но X. Польхаузен указал на тот факт, что эскимосы сохраняют запасы мяса в ледяной воде озер и рек.1 Однако, как признает и сам Польхаузен, это эмпирическое толкование не исключает возможности религиозного предназначения некоторых останков, поскольку документировано множество случаев жертвоприношения путем затопления, причем в различные эпохи и на пространстве от Северной Европы до Индии.2
По-видимому, Штелльморское озеро было для мезолитических охотников священным местом. Руст собрал на месте затопления жертв различные предметы: деревянные стрелы, костяные орудия, топоры, сделанные из оленьих рогов. По всей вероятности, эти предметы были жертвоприношением, подобно предметам бронзового и железного веков, найденным в некоторых прудах и озерах Западной Европы. Конечно, эти две категории находок разделяют более пяти тысячелетий, но преемственность данного типа религиозной практики не вызывает сомнений. Среди находок источника в Сен-Совёр (Компьенский лес) оказались неолитические кремневые кресала, намеренно расколотые в знак того, что они ex voto [вотивные предметы], предметы галльской и галло-романской эпох, и всех позднейших периодов, от средневековья до наших дней.3 Следует также принять во внимание, что в этом последнем случае практика сохранялась, несмотря на культурное влияние имперского Рима и, что еще важнее, несмотря на многократные запреты со стороны Церкви. Будучи и сам по себе интересен, этот пример имеет парадигматическую ценность: он прекрасно иллюстрирует преемственность определенных религиозных практик и "сакральных мест".
В том же мезолитическом слое в Штелльморе Руст обнаружил сосновый столб с надетым на верхушку оленьим черепом. По мнению Марингера, этот культовый столб указывает на место ритуальных трапез: мясо оленей поедалось, а головы приносились в дар божеству. Недалеко от Аренсбурга-Хопфенбаха, на мезолитической стоянке, датируемой 10 тысячелетием до н.э., Руст поднял со дна пруда скульптуру из ствола ивы, грубой работы, длиною три с половиной метра; в ней можно различить голову, длинную шею и глубоко прорезанные полосы, которые, по мысли исследователя, изображают руки. Этот "идол" был установлен в пруду, но вблизи от него не было найдено ни костей, ни каких-либо других предметов. По всей вероятности, он изображает сверхъестественное существо, хотя уточнить, какого свойства, не представляется возможным.4
В сравнении со скудостью этих немногих свидетельств, оставленных охотниками на оленей, наскальные росписи Восточной Испании дарят историку религий богатейшую информацию. Натуралистическая наскальная живопись верхнего палеолита в "Испанском Леванте" трансформировалась в жесткое и формалистическое геометрическое искусство. Скалы Сьерра-Морены покрыты антропоморфными и териоморфными рисунками (главным образом, оленей и муфлонов), выполненными несколькими штрихами и дополненными различными знаками (волнистыми полосами, кругами, точками и эмблемами солнца). Гуго Обермайер показал, что антропоморфные фигуры сходны с изображениями на раскрашенной гальке азильцев.5 Поскольку эта цивилизация происходит из Испании, антропоморфные изображения на скалах и на гальке должны иметь сходное значение. В них видели фаллические символы, элементы письменности или магические знаки. Наиболее убедительным кажется сопоставление их с австралийскими чурингами. Про эти ритуальные предметы, чаще всего изготовленные из камня и декорированные различными геометрическими узорами, известно, что они представляют мистические тела предков. Чуринги прячут в пещерах или закапывают в определенных сакральных местах, и молодым людям сообщают о них лишь в конце инициации. У аранда отец говорит своему сыну следующее: "Это твое тело, из которого ты произошел при новом рождении"" или: "Это твое тело. Это предок, которым ты был, когда странствовал в своей прошлой жизни. Потом ты спустился в священную пещеру, чтобы отдохнуть".6
Даже если раскрашенная галька из Мас-д'Азиль выполняла ту же функцию, что и чуринги, невозможно выяснить, придерживались ли создатели этих изображений тех же представлений, что австралийцы. В то же время нет сомнений, что азильская галька имела религиозный смысл.
В Бирсекской пещере, в Швейцарии, было найдено 133 раскрашенных камня, почти все расколотые. Возможно, они были расколоты неприятелем или позднейшими насельниками пещеры. Во всяком случае, целью было уничтожение магико-религиозной силы, присущей этим предметам. По всей вероятности, пещера и другие места "Испанского Леванта", украшенные наскальной живописью, были священными местами. Что касается солнечных дисков и других геометрических знаков, сопровождающих антропоморфные изображения, их значение остается тайной.7
У нас нет возможности определить происхождение и проследить развитие культа предков в доисторические времена. Судя по данным сравнительной этнографии, этот религиозный комплекс мог сосуществовать с верой в сверхъестественные существа или в Повелителей диких зверей. Нет оснований отрицать возможность того, что идея мифических предков входила в состав религиозной системы палеоантропов: она связана с мифологией происхождения – происхождения мира, игры, человека, смерти, – типичной для охотничьих цивилизаций. Эта идея, к тому же, получила всеобщее распространение и оказалась мифологически плодотворной, сохранившись во всех религиях (кроме буддизма хинаяны). Случается, что архаическая религиозная идея получает неожиданное развитие в определенные периоды и при определенных обстоятельствах. Если верно, что идея мифического предка и культ предков господствовали в Европе во времена мезолита, то правдоподобно, как полагает Марингер (стр. 183), что значение этого религиозного комплекса объясняется памятью о ледниковом периоде, когда далекие предки жили в своего рода "охотничьем рае". Австралийцы, например, считают, что их мифические предки жили в золотом веке, в земном раю, где правила игра, а добро и зло были практически неведомы.8 *13 Этот-то райский мир австралийцы и пытаются воспроизвести во время праздников, когда отменяется действие определенных законов и запретов.

§9. Труд, технология и воображаемые миры


Как уже было сказано, на Ближнем Востоке, особенно в Палестине, мезолит явился творческим периодом, хотя и носил переходный характер – между цивилизацией, основанной на охоте и собирательстве, и цивилизацией, в основе которой лежало культивирование злаков.*14 В Палестине охотники верхнего палеолита подолгу, видимо, жили в пещерах. Но первыми, кто предпочел определенно оседлую жизнь, были собиратели периода Натуфийской культуры.9 Они жили как в пещерах, так и на открытых местах (например, в Эйнане, где в ходе раскопок была обнаружена деревня, состоящая из круглых хижин с местами для очагов). Натуфийцы открыли для себя питательную ценность диких злаков, скашивали их каменными серпами и размалывали зерна в ступе с помощью пестика.10 Это был большой шаг вперед к земледелию. Одомашнивание животных также началось во время мезолита (хотя широкое распространение оно получило лишь в эпоху неолита): овца в Зави Хеми-Шанидаре ок. 8000 г. до н.э.; козел в Иерихоне, в Иордании, ок. 7000 г. до н.э. и свинья там же ок. 6500 г.; собака в Стэн Kappe, Англия, ок. 7500 г.11 Ближайшими результатами культивации злаков стали рост населения и развитие торговли – феномены, характеризующие уже натуфийцев.
В отличие от геометрического схематизма, типичного для рисунков и живописи европейского мезолита, натуфийское искусство натуралистично; в ходе раскопок были найдены маленькие скульптурные изображения животных и человеческие фигурки, иногда в эротических позах.12 Сексуальный символизм пестика, имеющего форму фаллоса, столь очевиден, что его магико-религиозное значение не оставляет сомнений.
Два типа натуфийского захоронения – погребение тела целиком в согнутом положении и погребение черепов – были известны во времена палеолита и сохранятся в эпоху неолита. В отношении скелетов, раскопанных в Эйнане,13 высказывались предположения, что это было погребальное жертвоприношение, но смысл ритуала остается неизвестным. Что же касается залежей черепов, натуфийские находки сравнивались со сходными захоронениями, найденными в Оффнете, в Баварии, и в пещере Хёленстайн в Вюртемберге; все эти черепа принадлежали индивидам, которые были убиты, быть может, охотниками за головами или людоедами.14
В обоих случаях мы можем считать, что это был магико-религиозный акт, поскольку голова (мозг) считалась вместилищем души. На основании сновидений, а также экстатических и параэкстатических переживаний с давних пор сложилось представление о существовании элемента, независимого от тела, – того, что в современных языках обозначается терминами "душа", "дух", "дыхание", "жизнь", "двойник" и т.д. Поскольку этот духовный элемент представлялся в качестве образа, видения, привидения и т.д., постольку он должен был присутствовать во всем теле; это был своего рода "двойник" последнего. Но локализация "души" или "духа" в мозгу имела заметные последствия;15 во-первых, существовало поверье, что можно присвоить себе духовный элемент жертвы, поедая ее мозг; во-вторых, мозг, источник могущества, стал объектом поклонения.
Помимо земледелия, в эпоху мезолита были сделаны и другие изобретения; в числе важнейших – лук, а также изготовление веревок, сетей, крючков и лодок, пригодных для довольно долгих плаваний. Подобно более ранним изобретениям (каменным орудиям, различным изделиям из кости и рога, одежде и навесам из шкур и т.д.) и тем, которые будут сделаны в эпоху неолита (прежде всего, керамике), все эти открытия рождали мифы и парамифологические вымыслы, а иногда ложились в основу различных форм ритуального поведения. Эмпирическая ценность этих изобретений очевидна. Что не лежит на поверхности, так это важность той деятельности воображения, которую вдохновляло знакомство с различными модальностями материи. В процессе работы с куском кремня или примитивной иглой, соединения шкур животных или брусков дерева, изготовления рыболовного крючка или наконечника для стрелы, лепки глиняной статуэтки воображение обнаруживает неожиданные аналогии между различными уровнями реальности; орудия и изделия наделяются бесчисленными символическими значениями, мир труда – микроуниверсум, на многие часы поглощающий внимание ремесленника, – превращается в таинственный и священный центр, исполненный смысла.
Воображаемый мир, творимый и непрерывно обогащаемый близостью с материей, весьма трудно уловить по фигуративным и геометрическим произведениям различных доисторических культур, зато он доступен нам по опыту нашего собственного воображения. Именно эта непрерывность в плане деятельности воображения и есть то, что в первую очередь помогает нам понимать существование людей, живших в те удаленные от нас эпохи. Но в отличие от современного человека, у человека доисторического деятельность воображения имела мифологическое измерение. Весьма вероятно, что значительное число сверхъестественных персонажей и мифологических эпизодов, которые встретятся нам в позднейших религиозных традициях, представляют собой "открытия" каменного века.

§10. Наследство палеолитических охотников


Различные достижения мезолита положили конец культурному единству палеолитических популяций и дали начало тому разнообразию и тем особенностям, которые позднее станут главной характеристикой цивилизаций. Остатки палеолитических охотничьих обществ начинают прокладывать себе пути в окраинные регионы или же те, доступ в которые труден: в пустыни, обширные леса, горы. Но эта растущая удаленность и изоляция палеолитических обществ не означает, что исчезли поведение и духовность, типичные для охотника. Охота как средство поддержания существования сохраняется и в обществах земледельцев. Вероятно, какое-то количество охотников, которые отказались принимать активное участие в земледельческом хозяйстве, стали использовать в качестве охранников деревень – сначала от диких зверей, беспокоивших оседлое население и повреждавших возделанные поля, позднее – от грабителей. Вероятно также, что из этих групп охотников, выполнявших охранные функции, сформировались первые воинские организации. Как мы скоро увидим, воины, завоеватели и военная аристократия продолжают символизм и идеологию парадигматического охотника.
С другой стороны, кровавые жертвоприношения, которые практиковались как земледельцами, так и скотоводами, в конечном счете, воспроизводят убийство дичи охотником. Тип поведения, в течение одного-двух миллионов лет неотделимый от человеческого (по меньшей мере, мужского) образа жизни, не так легко упразднить.
Через несколько тысячелетий после победы земледельческой экономики Weltanschauung [мировоззрение] первобытных охотников снова скажется в истории. Вторжения и завоевания индоевропейцев и тюрко-монголов будут предприняты исключительно под знаком охотника, "хищника". Члены индоевропейских военных союзов (Männerbünde) и кочующие всадники Центральной Азии вели себя в отношении оседлого населения, на которое они нападали, как хищники, – преследуя, душа и пожирая степных травоядных или домашний скот. Многочисленные индоевропейские и тюрко-монгольские племена носили эпонимы хищных зверей (прежде всего, волка) и вели свое происхождение от териоморфного мифического предка. Воинские инициации индоевропейцев предполагали ритуальное превращение в волка: парадигматический воин усваивал поведение хищника.
Ко всему прочему, преследование и убийство дикого животного становится мифологической моделью покорения территории (Landnâma) и основания государства.16 У ассирийцев, иранцев и тюрко-монголов способы охоты и войны сходны до неразличимости. Повсюду в евразийском мире, от появления ассирийцев до начала нового времени, охота служит для суверенов и военной аристократии как школой и испытательным полем, так и любимым спортом. К тому же у многих примитивных народов доныне жизнь охотника пользуется большим престижем, нежели жизнь оседлого земледельца.17 *16 Сотни тысяч лет, прожитые в своего рода мистическом симбиозе с животным миром, оставили неизгладимые следы. Более того, оргиастический экстаз способен реактуализировать религиозное поведение древнейших палеогоминид – поедание жертвы в сыром виде; это происходило в Греции, среди поклонявшихся Дионису (§124), или, уже в XX веке, у марокканских айссава.

§11. Одомашнивание пищевых растений: мифы о происхождении


С 1960 г. известно, что оседлость предшествует открытию земледелия. То, что Гордон Чайлд назвал "неолитической революцией", происходило постепенно между IX и VII тысячелетиями. Известно также, что, вопреки тому, что думали еще не так давно, культивация злаков и одомашнивание животных предшествовали изготовлению керамики. Земледелие в точном смысле слова, т.е. культивация злаков, возникло в Юго-Западной Азии и Центральной Америке. "Веге-культура", зависящая от вегетативного воспроизводства клубней, корней и корневищ, происходит, по всей вероятности, из влажных тропических долин Америки и Юго-Восточной Азии.
Не очень хорошо изучены ранние формы вегекультуры и ее связи с культурой злаков. Некоторые этнологи склонны считать вегекультуру более древней, чем выращивание злаков; другие, напротив, видят в ней обедненный вариант земледелия. Одно из немногих точных указаний было получено в ходе раскопок, проводившихся в Южной Америке. В долинах Ранчо Пелудо (Венесуэла) и Момиль (Колумбия) следы культуры маниока были найдены ниже уровня культуры маиса, что означает предшествование вегекультуры.18 Недавно в Таиланде было получено еще одно доказательство древности вегекультуры: в ходе раскопок в пещере были найдены выращенный горох, бобы и корни тропических растений: радиоуглеродный анализ позволяет датировать их примерно 9000 г.19
Нет нужды доказывать важность открытия земледелия для истории цивилизации. Став производителем своего питания, человек должен был изменить унаследованное от предков поведение. Прежде всего, он должен был усовершенствовать технику исчисления времени, открытую еще во времена палеолита. Ему уже было недостаточно правильно устанавливать некоторые будущие даты с помощью рудиментарного лунного календаря. Отныне земледельцу приходилось разрабатывать свои проекты за несколько месяцев до их осуществления, приходилось выполнять, в точном порядке, последовательности сложных действий, нацеленных на отдаленный и поначалу всегда ненадежный результат – урожай. К тому же выращивание растений породило разделение труда, радикально отличное от прежнего, поскольку теперь главная ответственность за добычу средств к существованию переходила к женщинам.
Не менее значительными последствия открытия земледелия были для религиозной истории человечества. Одомашнивание растений привело к ситуации, которая прежде была невозможна. Его следствием был процесс творчества и пересмотра ценностей, который радикально изменил мир преднеолитического человека. Мы вскоре проанализируем эту "религиозную революцию", вызванную триумфом злаковой культуры. Пока же вспомним некоторые мифы, объясняющие происхождение двух типов земледелия. Узнавая, как земледелец объясняет появление пищевых растений, мы узнаем в то же время и религиозное объяснение, которое он дает своему поведению.
Большинство этиологических мифов было услышано от представителей первобытных народов, практикующих либо культивацию злаков, либо вегекультуру. (Реже и, как правило, в сильно видоизмененном виде такие мифы встречаются и у представителей более развитых культур). Довольно широко распространенный сюжет повествует о том, что клубни и деревья, дающие пригодные в пищу плоды (кокос, банан и т.п.), родились из тела принесенного в жертву божества.
Среди знаменитейших примеров – тот, что связан с Серамом, одним из островов Новой Гвинеи: из расчлененного и погребенного тела юной полубогини, Хаинувеле, растут дотоле невиданные растения, прежде всего, клубни. Это изначальное убийство радикально изменило существование человека, поскольку с ним в мир пришли сексуальность и смерть, а также религиозные и общественные институты, действующие до сих пор. Насильственная смерть Хаинувеле – это не только "творческая" смерть, она позволила богине навсегда сохранить свое присутствие в жизни людей и даже в их смерти. Питаться растениями, выросшими из ее тела, значит, поистине питаться самим веществом божественности.*17
Мы не будем развивать тему важности этого мифа происхождения для религиозной жизни и культуры земледельца эпохи палеолита. Достаточно сказать, что все важные действия (совершение обрядов в связи с достижением половой зрелости, принесение в жертву животных и человеческие жертвоприношения, каннибализм, погребальные ритуалы и т.д.) представляют собой, собственно говоря, формы поминания изначального убийства.20 Существенно то, что земледелец связывает с убийством труд как нельзя более мирный, дающий ему средства к существованию; тогда как в обществах охотников ответственность за убийство возлагается на другого, на "чужака". Можно понять охотника: он боится мести убитого животного (точнее, его "души") или же оправдывается перед Владыкой диких зверей. Что же касается земледельцев, то миф об изначальном убийстве, конечно, оправдывает такие кровавые обычаи, как человеческое жертвоприношение и каннибализм, но выяснить его исходный религиозный контекст нелегко.
Есть еще один мифологический сюжет, объясняющий происхождение пищевых растений – как клубней, так и злаков – из экскрементов или пота божества или мифического предка. Когда люди узнают об источнике своей пищи, они убивают того, кому они обязаны ее появлением, но, следуя его совету, расчленяют его тело и погребают куски. Из трупа произрастают пищевые растения и другие элементы культуры (земледельческие орудия, червь-шелкопряд и др.).21 Значение этих мифов очевидно: пищевые растения священны, поскольку возникли из тела божества (экскременты и пот тоже суть части боже-ственной субстанции). Питаясь ими, человек потребляет, в конечном счете, божественное бытие. Пищевое растение не "дано" в мир, подобно животному. Оно есть результат изначального драматического события, в данном случае – убийства. Позднее мы увидим, какие последствия имела эта теология пищи.
Немецкий этнолог А.Е. Йенсен считал, что миф о Хаинувеле специфичен для древнего клубневого земледелия. Что же касается мифов о происхождении злаковой культуры, то с ними на сцену выходит изначальная кража. Злаки существуют, но на небе, ревниво охраняемые богами. Культурный герой взбирается на небо, прихватывает несколько зерен и дарит их людям. Йенсен назвал эти два типа мифологий "Хаинувеле" и "Прометей" и связывал их, соответственно, с земледелием палеолита (вегекультурой) и земледелием как таковым (злаковой культурой).22 Различие действительно существует. Однако в том, что касается двух типов мифов о происхождении, оно не столь отчетливо, как думал Йенсен, поскольку ряд мифов объясняет убийством изначального существа появление злаков. Добавим, что в земледельческих религиях происхождение злаков также имеет божественный характер: обретение людьми злаков иногда связывается с иерогамией между богом неба (или атмосферы) и Матерью-Землей или же с мифической драмой, эпизодами которой являются половая связь, смерть и воскресение.

§12. Женщина и произрастание. Сакральное пространство и периодическое обновление мира


Первым и, может быть, важнейшим следствием открытия земледелия является кризис ценностей палеолитического охотника: на смену отношениям религиозного порядка с животным миром пришло то, что можно назвать мистической солидарностью между человеком и растительностью. Если дотоле существо и сакральность жизни символизировались костью и кровью, то отныне они воплощаются в сперме и крови. Кроме того, на вершину иерархии взошли женщина и женская сакральность. Поскольку женщины играли решающую роль в одомашнивании растений, они стали собственниками возделываемых полей, что повысило их социальное положение и породило характерные институты, подобные, например, матрилокальности, когда муж обязан жить в доме своей жены.
Плодородие земли связано с плодовитостью женщины; соответственно, на женщин ложится ответственность за урожай, поскольку им ведома "тайна" творения. Речь идет о религиозной тайне, поскольку она касается происхождения жизни, питания и смерти. Почва уподобляется женщине. Позднее, когда будет изобретен плуг, земледельческий труд уподобится половому акту.23 Но в течение тысячелетий Мать-Земля производила потомство сама, партеногенезом. Память об этой "тайне" была жива еще в олимпийской мифологии (Гера зачинала в одиночку, родив Гефеста, Ареса) и различима во множестве мифов и народных поверий – о рождении людей из земли, о родах на земле, об укладывании новорожденного на землю и т.д.24 Рожденный из земли, человек, умирая, возвращается к матери. "Ползи к земле, твоей матери", – восклицает ведийский поэт (PB X 18. 10).
Конечно же, женская и материнская сакральность были ведомы и палеолиту (ср. §6), но открытие земледелия заметно усилило ее влияние. Сакральность половой жизни, в первую очередь женской сексуальности, сочетается с чудесной тайной творения. Партеногенез, иерогамия и ритуальная оргия выражают, в разных плоскостях, религиозную природу сексуальности. Сложный символизм, антропокосмический по своей структуре, связывает женщину и сексуальность с лунными ритмами, с землей (уподобляемой матке) и с тем, что следует назвать "таинством" вегетации. Таинством, которое требует "смерти" семени, для того чтобы дать ему новое рождение, тем более чудесное, что оно происходит путем потрясающего умножения. Сходство между жизнью человека и жизнью растительной выражается в образах и метафорах, заимствованных из драмы вегетации (жизнь – это полевой цветок и т.п.). Мир этих образов питал поэзию тысячелетиями и сохраняет свою "истинность" и для современного человека.
Все эти религиозные ценности, принесенные в мир изобретением земледелия, получали выражение постепенно с течением времени. Мы, однако, заговорили о них уже здесь с тем, чтобы подчеркнуть специфический характер мезолитических и неолитических произведений. Нам будут все время встречаться религиозные идеи, мифологии и сценарии ритуалов, связанные с "таинством" растительной жизни. Это так, потому что источником религиозного творчества служит не эмпирический феномен земледелия, а тайна рождения, смерти и возрождения, присутствующая в ритме вегетации. Кризисы, угрожающие урожаю (наводнения, засухи и т.д.), будут переводиться – чтобы их можно было понять, принять и подчинить своей воле – на язык мифологических драм. Эти мифологии и связанные с ними сценарии ритуалов будут тысячелетиями доминировать в цивилизациях Ближнего Востока. В числе важнейших из них – тема умирающего и воскресающего бога. В некоторых случаях эти архаические сценарии служат источниками нового религиозного творчества (например, греко-ориентальных мистерий Элевсина; см. §96).
Земледельческие культуры вырабатывают то, что можно назвать космической религией, поскольку религиозная активность сосредоточена вокруг центрального таинства – периодического обновления мира. Как и человеческая жизнь, ритмы космоса объясняются на языке описания растительной жизни. Тайну космической сакральности символизирует Мировое Древо. Вселенная воспринимается как организм, требующий периодического, иначе сказать, ежегодного, обновления. "Абсолютная реальность", омоложение, бессмертие даруются избранникам под видом плода или расположенного вблизи дерева источника.25 Считается, что Мировое Древо находится в Центре Мира и соединяет три космических области, так как его корни простираются в Преисподнюю, а вершина касается Неба.26
Поскольку мир требует периодического обновления, постольку необходимо ритуальное воспроизведение космогонии с началом каждого нового года. Присутствие этого мифо-ритуального сценария зарегистрировано как на Ближнем Востоке, так и у индоиранцев. Но его же обнаруживают и в обществах современных первобытных земле-дельцев, являющихся некоторым образом наследниками религиозных представлений неолита. Фундаментальная идея – обновление мира через повторение космогонии – несомненно является древнейшей, доземледельческой. Она встречается, с неизбежными вариациями, у австралийцев и у многочисленных североамериканских народов27. У древних земледельцев мифо-ритуальный сценарий Нового Года включает в себя возвращение мертвых, и аналогичные ритуалы встречаются в классической Греции, у древних германцев, в Японии и т.д.
Переживание космического времени, особенно в контексте земледельческих работ, породило в конце концов идею кругового времени и космического цикла. Поскольку мир и человеческая жизнь аксиологически осмысляются в терминах растительной жизни, постольку космический цикл осознается как бесконечное повторение одного и того же ритма: рождение, смерть, возрождение. В постведийской Индии эта концепция была развита в двух взаимосвязанных доктринах: в учении о бесконечно повторяющихся циклах (юга) и в представлении о переселении душ. С другой стороны, архаические идеи, сложившиеся вокруг периодического обновления мира, будут восприняты, перетолкованы и интегрированы в несколько ближневосточных религиозных систем. Космологические, эсхатологические и мессианистские идеологии, которые в течение двух тысячелетий будут господствовать на Востоке и в средиземноморском мире, уходят корнями в концепции эпохи неолита.
Не менее важно придание пространству, и прежде всего, жилищу и поселению, религиозной ценности. Оседлое существование организует мир иначе, нежели кочевая жизнь. "Истинный мир" для земледельца – это пространство его обитания: дом, поселение, возделанные поля. Центр Мира – это место, освященное ритуалами и молитвами, ибо именно здесь осуществляется общение со сверхчеловеческими существами. Нам неизвестен религиозный смысл, который жители Ближнего Востока времен неолита придавали своим домам и своим поселениям. Известно только, что, начиная с какого-то момента, они строили алтари и святилища. Но на китайском материале можно восстановить символику неолитического дома, поскольку прослеживается преемство или аналогия с некоторыми типами жилища Северной Азии и Тибета. В неолитической культуре Яншао существовали небольшие круговые постройки (примерно 5м в диаметре) со столбами, поддерживавшими крышу и размещавшимися вокруг центральной ямы, служившей местом очага. Возможно, над очагом в крыше было предусмотрено отверстие для дыма. Будучи изготовлен из прочных материалов, этот дом должен был иметь такое же устройство, как монгольская юрта наших дней.28 Ведь хорошо известен космологический символизм, стоящий за устройством юрты и шатров североазиатских народов. Небо воспринимается как необъятный шатер, поддерживаемый центральным столбом. Шатровый столб и верхнее дымовое отверстие уподобляются Мировому Столпу и "Небесной Дыре", полярной звезде.29 Это отверстие называют также "Небесным Окном". Тибетцы называют отверстие в крыше своего дома "Небесным Счастьем" или "Небесной Дверью".
Космологический символизм жилища засвидетельствован во многих первобытных обществах. Более или менее явным образом жилище рассматривается как imago mundi. Поскольку примеры этому обнаруживаются на всех уровнях культуры, нет оснований ожидать, что исключением окажутся люди раннего неолита на Ближнем Востоке, тем более что именно в этом регионе космологический символизм в архитектуре получил самое богатое развитие. Разделение жилища между полами (обычай, засвидетельствованный уже в эпоху палеолита, §6) имело, по всей вероятности, космологический смысл. Разделения, характеризующие поселения земледельцев в целом, соответствуют дихотомии, одновременно и классификационной, и ритуальной: небо и земля, мужское и женское и т.д. – но в то же время двум ритуально антагонистическим группам. А как мы видим во многих случаях, ритуальные бои между двумя противостоящими друг другу группами играют важную роль, особенно в новогодних сценариях. Идет ли речь о воспроизведении мифической схватки, как в Месопотамии (§22), или просто о противостоянии двух космогонических начал (зима/лето; день/ночь; жизнь/смерть), глубинный смысл один и тот же – противостояние, состязание, бой пробуждает, стимулирует или усиливает творческие силы жизни.30 Эти биокосмологические представления, вероятно, развитые неолитическими земледельцами, должны со временем претерпеть множество новых трактовок и даже деформаций. Они с трудом узнаваемы, к примеру, в некоторых типах религиозного дуализма.
Мы не претендуем на то, что перечислили все продукты религиозного творчества, связанные с открытием земледелия. Нам было достаточно показать общий источник, относящийся ко временам неолита, нескольких идей, которые будут время от времени получать развитие в последующие тысячелетия. Добавим к этому, что распространение религиозности, имеющей земледельческую структуру, имело своим результатом, несмотря на бесчисленные вариации и нововведения, сложение некоторого фундаментального единства, которое даже в наши дни сближает между собой крестьянские общества, столь удаленные друг от друга, как общества Средиземноморья, Индии и Китая.

§13. Неолитические религии Ближнего Востока


Можно сказать, что со времен неолита вплоть до железного века история религиозных идей и верований сливается с историей цивилизации. Всякое технологическое открытие, всякая экономическая или социальная инновация "дублируются" религиозным значением или религиозной ценностью. И при упоминании, на последующих страницах, тех или иных неолитических нововведений нам следовало бы учитывать также и их религиозное "эхо". Однако, чтобы не слишком нарушать связность изложения, мы не всегда будем его подчеркивать.
Так, например, все аспекты культуры Иерихона заслуживали бы религиозного комментария. Это, возможно, древнейший город мира (ок. 6850 или 6770 гг.),31 хотя его жителям была еще неизвестна керамика. Между тем, его укрепления, массивная башня, крупные общественные постройки, из которых по меньшей мере одна, похоже, была возведена для совершения ритуалов, выказывают уровень социальной интеграции и экономической организации, прообразующий будущие города-государства Месопотамии. Гарстанг и Катлин Кеньон обратили внимание на несколько зданий очень необычной формы, которые они назвали "храмами" и "семейными часовнями". В числе предметов очевидно религиозного назначения две женских статуэтки и несколько фигурок животных указывают на существование культа плодородия. Некоторые авторы особое значение придают сохранившимся фрагментам трех гипсовых изображений, найденным в 30-е гг. Гарстангом. Изображены бородатый мужчина, женщина и ребенок. Глаза обозначены раковинами. Гарстанг считал возможным видеть в этих изображениях древнейшую из известных божественную триаду, связанную с мифологией, аналогичной той, что позднее получит распространение на Ближнем Востоке. Но эта интерпретация остается спорной.32
Умершего хоронили под полом дома. Несколько черепов, раскопанных Катлин Кеньон,33 хранят следы необычной обработки, нижним частям придана форма с помощью гипса, а глаза выделены раковинами, так что черепа напоминают настоящие портреты. Речь, очевидно, идет о почитании черепов.34 Ко, может быть, здесь это и попытка сохранить живой память о человеке.
Следы культа черепов обнаружены также в Телль-Рамаде (в Сирии, близ Дамаска), где в ходе раскопок были найдены черепа с окрашенным красной краской лбом и долепленной лицевой частью.35 В той же Сирии (Телль-Рамад и Библос), точнее в слое, датируемом V тысячелетием, найдено несколько глиняных антропоморфных фигурок. Та, что была найдена в Библосе, изображает двуполое существо.36 Другие, женские статуэтки, найденные в Палестине и датируемые прим. 4500 г., изображают Богиню-Мать в устрашающем и демоническом виде.37
Представляется, что культ плодородия и культ умерших были связаны между собой. Действительно, культуры Хаджилара и Чатал Хююка (ок. 7000 г.) в Анатолии, которые предшествовали докерамической культуре Иерихона и, вероятно, повлияли на нее, указывают на существование сходных верований. Культ черепов обильно представлен в Хаджиларе. В Чатал Хююке скелеты погребались под полами домов, вместе с погребальными дарами: украшениями, полудрагоценными камнями, оружием, тканями, деревянными вазами и т.д.38 В сорока святилищах, раскопанных с 1965 г., было найдено множество каменных и глиняных статуэток. Главное божество – это богиня, представленная в трех видах: молодая женщина, мать, рожающая ребенка (или быка), и старуха (иногда в сопровождении хищной птицы). Божество мужского пола появляется в виде мальчика или юноши – отпрыска или возлюбленного богини – и в виде бородатого мужчины, иногда верхом на своем священном животном, быке. Разнообразие настенных росписей поражает; не найти двух похожих святилищ. На стенах укреплены рельефы богини, иногда двухметровой высоты, изготовленные из гипса, дерева или глины, и головы быка – эпифании бога. Сексуальные образы отсутствуют, но иногда встречаются сочетания женской груди и бычьего рога – символов жизни. В одном из святилищ (ок. 6200 г.) были найдены четыре человеческих черепа под головами быков, укрепленных на стенах. Одна из стен украшена изображением грифов с человеческими ногами, нападающих на обезглавленных людей. Очевидно, что мы в этом случае имеем дело с важным мифо-ритуальным комплексом, смысл которого нам неизвестен.
В Хаджиларе, в слое, датируемом прим. 5700 г., богиня изображена сидящей на леопарде или стоящей, с детенышем леопарда на руках, а также одна – стоящая, сидящая, коленопреклоненная, спящая – или в сопровождении ребенка. Иногда она обнажена или в узкой набедренной повязке. Здесь также она представлена либо юной, либо постарше. В позднейшем слое (ок. 5435-5200) фигурки богини с ребенком или в сопровождении животного, равно как и мужские статуэтки, исчезают, и последние фазы Хаджиларской культуры характеризуются красивейшей керамикой с богатым геометрическим орнаментом.39
Культура, получившая название по месту Халафской,40 появилась одновременно с исчезновением анатолийских культур. Ей была известна медь, и она, вероятно, была основана пришельцами с севера, возможно, уцелевшими жителями Хаджилара и Чатал Хююка. Религиозный комплекс Телль-Халафа не слишком отличается от ранее рассмотренных нами культур. Мертвых погребали вместе с дарами, среди которых были глиняные фигурки. Дикий бык почитался как воплощение мужской плодовитости. Изображения быков, бычьи черепа, бараньи головы и двойной топор имели, очевидно, культовое значение в связи с богом грома, столь важным персонажем всех древних ближневосточных религий. Между тем, археологам не удалось найти мужских фигурок, тогда как изображения богини изобилуют. В этих изображениях, где она представлена с голубями, с увеличенной грудью, во многих случаях сидящей, трудно не признать типичный образ Богини-Матери.41
Халафская культура была разрушена или исчезла ок. 4400-4300 гг., когда по всей Месопотамии распространилась происходившая из южного Ирака Обейдская культура. Уже ок. 4325 г. ее следы отмечаются в Варке (шумерском Уруке, семитском Эрехе). Никакая другая доисторическая культура не имела последствий, сопоставимых по своему влиянию с Халафской. Прогресс в обработке металлов значителен (медные топоры, различные предметы из золота). Развитие земледелия и торговля ведут к накоплению богатства. Голова человека почти в натуральную величину и мраморные головы животных, несомненно, имеют религиозное назначение. На некоторых печатях типа найденных в Гавра представлены разнообразные культовые сцены (персонажи вокруг алтаря, украшенного бычьими черепами, ритуальные танцы, эмблематические животные и т.д.). Человеческие фигуры сильно схематизированы. Фактически, тенденция к нефигуративности характеризует всю Обейдскую культуру. Святилища, изображенные на амулетах, являют собой не копии конкретных зданий, а своего рода типический образ храма.
Известняковые человеческие статуэтки, по всей видимости, изображают жрецов. В самом деле, наиболее значительным новшеством периода Обейдской культуры, несомненно, является появление монументальных храмов.42 Одним из наиболее замечательных следует признать "белый замок" (ок. 3100 г.), размерами 22,3 х 17,5 м, возведенный на платформе длиной 70 м, шириной 66 м и высотой 13 м. Эта платформа включает в себя остатки древнейших святилищ и образует "зиккурат", священную "гору", о символике которой мы поговорим позднее (§54).

§14. Духовный строй неолита


Для наших целей нет нужды прослеживать распространение земледелия и, позднее, металлургии по восточному Средиземноморью, Греции, Эгейскому морю, на Балканах и в придунайских областях, и, наконец, по всей остальной Европе; незачем, равным образом, прослеживать их распространение в сторону Индии, Китая и Юго-Восточной Азии. Отметим только, что поначалу земледелие довольно медленно проникало в некоторые районы Европы. С одной стороны, послеледниковый климат позволял мезолитическим обществам Центральной и Западной Европы поддерживать свое существование продуктами охоты и рыболовства. С другой стороны, приходилось адаптировать злаковую культуру к зонам умеренного климата и лесной. Первые земледельческие общины формируются вдоль водных потоков и по краям больших лесов. И тем не менее, распространение неолитического земледелия, начавшееся на Ближнем Востоке ок. 8000 г., приобретает характер необратимого процесса. Несмотря на сопротивление населения некоторых регионов, особенно тех, где уже сложилось скотоводство, распространение культуры пищевых растений продолжалось – вплоть до Австралии и Патагонии, когда там стали ощущаться последствия европейской колонизации и промышленной революции.
Внедрение злаковой культуры сопровождалось распространением специфических ритуалов, мифов и религиозных идей. Речь, однако, не идет о механическом процессе. Даже имея в своем распоряжении одни лишь археологические свидетельства – а это так и есть, – не зная, иначе говоря, религиозной стороны дела, не зная, прежде всего, мифов и ритуалов, – можно констатировать различия, иногда весьма существенные, между европейскими неолитическими культурами и их восточными источниками. Очевидно, к примеру, что культ быка, удостоверяемый множеством изображений, найденных в придунайских областях, происходит с Ближнего Востока. Не существует, однако, следов принесения быка в жертву, как это практиковалось на Крите или в неолитических культурах Индии. Равным образом, идолы богов или иконографический ансамбль Богини-Матери с Ребенком, столь распространенные на Востоке, довольно редки в придунайских областях. Более того, такие статуэтки никогда не находят в погребениях.
Некоторые из недавних открытий блестяще подтвердили оригинальность архаических культур Юго-Восточной Европы, т.е. того комплекса, который Мария Гимбутас называет "староевропейской цивилизацией". Действительно, цивилизации, включающие в себя культуру пшеницы и ячменя и одомашнивание овцы, крупного скота и свиньи, появляются одновременно, где-то ок. 7000 г. или незадолго до этого, на берегах Греции и Италии, на Крите, в южной Анатолии, в Сирии и Палестине и в странах Плодородного Полумесяца. Причем данные радиоуглеродного анализа не позволяют утверждать, что этот культурный комплекс появился в Греции позднее, чем в странах Плодородного Полумесяца, в Сирии, Киликии или Палестине. Нам также неведомо, что именно сыграло роль "начального импульса" для этой культуры43. Во всяком случае, археологических данных о притоке иммигрантов из Малой Азии, которые завезли бы в Европу культивированные растения и домашних животных, у нас нет.44
Каким бы ни было ее происхождение, "архаическая европейская цивилизация" развивалась в оригинальном направлении, отличающем ее как от культур Ближнего Востока, так и от культур Европы Центральной и Северной. Где-то между 6500 и 5300 гг. на Балканском полуострове и в центральной Анатолии произошел мощный культурный подъем. Многие предметы (печати с идеограммами, фигурки людей и животных, териоморфные вазы, маски, изображающие богов) свидетельствуют о ритуальной деятельности. К середине VI тысячелетия множатся поселения, защищенные рвами и стенами и способные вместить до 1000 жителей.45 Количество алтарей и святилищ, а также разнообразных культовых предметов свидетельствует о хорошо организованной религии. На неолитической стоянке в Кэсчьоареле, в 60 км к югу от Бухареста, при раскопках был обнаружен храм, стены которого расписаны великолепными спиралями красного и зеленого цвета на бело-желтоватом фоне. Там не было найдено статуэток, но двухметровая колонна и еще одна поменьше указывают на культ священного столпа, символа axis mundi.46 Поверх этого храма был найден еще один, более поздний, в котором обнаружили терракотовую модель святилища. Макет изображает довольно внушительный архитектурный комплекс: четыре храма, установленные на высоком пьедестале.47
Несколько моделей храмов было найдено на Балканском полуострове. Вместе с бесчисленными другими находками (фигурки, маски, различные нефигуративные символы и т.д.) они указывают на богатство и сложность религии, содержание которой остается пока неизвестным.48
Нет смысла перечислять все неолитические находки, допускающие религиозную интерпретацию. Мы будем их время от времени упоминать, описывая религиозную предысторию некоторых ключевых зон (Средиземноморья, Индии, Китая, Юго-Восточной Азии, Центральной Америки). Сейчас лишь упомянем, что, при одних только археологических свидетельствах, в отсутствие текстов или традиций аграрных обществ, традиций, которые были живы еще в начале века, неолитические религии рискуют показаться примитивными и монотонными. Потому что археологические находки дают нам фрагментарную и, по сути дела, искаженную картину религиозной жизни и мысли. Мы видели, что открывают нам находки религиозного характера, оставшиеся от первых неолитических культур: культы умерших и плодородия, представленные статуэтками богинь и бога грома (с его эпифаниями – быком, бычьим черепом); верования и ритуалы, связанные с "таинством" вегетации; взаимоуподобление женщины, почвы и растения, выражающее гомологию рождения-возрождения (инициации); весьма вероятно, надежду на посмертное существование; космологию, включающую символизм Центра Мира и жилища как imago mundi. Достаточно рассмотреть современное общество "примитивных" земледельцев, чтобы оценить сложность и богатство религии, сформированной вокруг идей хтонического плодородия и цикла жизни, смерти и посмертного существования. 49
Впрочем, как только к ближневосточным археологическим находкам добавляются ранние тексты, перед нами предстает универсум значений не только сложных и глубоких, но и претерпевших длительное переосмысление, подчас не поддающихся разгадке, почти что недоступных разумению. В некоторых случаях самые ранние из текстов представляют собой смутное воспоминание об очень давних творениях религиозного духа, устаревших или наполовину забытых. Важно не упускать из виду, что грандиозная неолитическая духовность "прозрачной" для нас от этого не становится. Семантические возможности археологических свидетельств ограничены, а ранние тексты выражают мировидение, испытавшее сильное влияние религиозных идей, связанных с металлургией, городской цивилизацией, царской властью и организованным жречеством.
Но хотя духовное здание неолита50 и недоступно нам в его целостности, отдельные его фрагменты сохранились в традициях крестьянских обществ. Древность почитания "священных мест" (ср. §8) и некоторых аграрных и похоронных ритуалов уже не требует доказательств. В Египте XX века ритуальные снопы обвязываются точно так же, как на древних памятниках, которые в свою очередь воспроизводят обычай, унаследованный от доисторических времен. В Аравии Петрее последний сноп закапывается в землю под именем "Старика", т.е. под тем же именем, которое он носил в Египте фараонов. Пшеничное варево, подаваемое на похоронах и поминках в Румынии и на Балканах, называется "колива". Это название (kollyvà) и соответствующее подношение зафиксировано в Древней Греции, но обычай, очевидным образом, гораздо старше (считается, что именно его следы обнаружены в погребениях Дипилона). Леопольд Шмидт показал, что некоторые мифо-ритуальные сценарии, все еще бытовавшие у крестьян Центральной и Юго-Восточной Европы в начале XX века, сохраняют фрагменты мифов и ритуалов, существовавших в древней, догомеровской Греции. Нет нужды продолжать. Подчеркнем лишь, что подобные обычаи держались в течение четырех-пяти тысяч лет, из которых последние тысячу-полторы под неусыпным оком двух моно-теистических религий, известных своей мощью, – христианства и ислама.

§15. Религиозный контекст металлургии: мифология железного века


На смену "мифологии шлифованного камня" пришла "мифология металлов"" самая богатая и самая характерная сложилась вокруг железа. Известно, что "примитивные", так же как и доисторические люди, задолго до того, как они научились использованию наземных железных руд, обрабатывали метеоритное железо. Они обращались с некоторыми рудами, как с камнем, т.е. рассматривали их как сырье для изготовления каменных орудий.51 Когда Кортес спросил у ацтекских вождей, откуда у них ножи, они показали ему на небо. И действительно, раскопки не обнаружили никаких следов земного железа в доисторических отложениях Нового Света.52 Люди древнейшего Востока, по всей видимости, держались аналогичных представлений. Шумерское слово "ан-бар", древнейшее обозначение железа, пишется с помощью знаков "небо" и "огонь". Его обычно переводят как "небесный металл" или "звездный металл". Египтяне в течение довольно длительного времени не знали никакого железа, кроме метеоритного. Та же ситуация у хеттов: текст XIV века сообщает, что хеттские цари использовали "черное небесное железо".53
Но железо было редкостью (и такой же драгоценностью, как золото), и его использовали по преимуществу в ритуальных целях. Понадобилось изобрести выплавку железа из руд, чтобы положить начало новому этапу истории человечества. В отличие от меди и бронзы, обработка железа очень скоро приняла индустриальный характер. Как только был открыт секрет его выплавки из магнетита или гематита, стало нетрудно добывать большие количества металла, поскольку месторождения были очень богаты и добыча легкой. Но обработка земных руд отличалась от обработки метеоритного железа; отличалась она и от выплавки меди и бронзы. Только лишь после изобретения печи и особенно после разработки техники "закаливания" раскаленного добела железа оно смогло занять свое доминирующее положение. Именно обработка земного железа ввела этот металл в повседневный обиход.
Последствия оказались важными и в религиозном плане. Наряду с небесной сакральностью, присущей метеоритам, появилась теллурическая сакральность, связанная с рудниками и рудами. Металлы "возрастают" в недрах земли.54 Пещеры и шахты уподобляются утробе Матери-Земли. Руды, извлекаемые из рудников, суть в некотором роде "эмбрионы". Они растут медленно, поскольку подчиняются другому временному ритму, нежели растительные и животные организмы; и все же они растут, "вызревают" в подземном мраке. Их извлечение из утробы Матери-Земли есть поэтому операция, производимая до срока. Если бы им дали время доразвиться (т.е. выдержали бы геологический ритм времени), руды превратились бы в зрелые, "совершенные" металлы.
Повсюду в мире шахтеры практикуют ритуалы, включающие в себя очищение, пост, медитацию, молитвы и культовые действия. Ритуалы определяются характером предстоящей операции, поскольку они проникают в сакральную зону, признаваемую запретной; они вступают в контакт с сакральностью, не входящей в состав привычного религиозного универсума, сакральностью более глубокой и более опасной. Они испытывают такое чувство, будто рискнули проникнуть в область, не принадлежащую человеку по праву: в подземный мир с его тайнами медленного зарождения минералов во чреве Матери-Земли. Все эти мифы о рудниках и горах, бесчисленные феи, эльфы, гении, фантомы и духи суть многообразные воплощения того священного присутствия, с которым сталкивается человек, проникающий в геологические слои Жизни.
Заряженные этой мрачной сакральностью руды отправляются в печи. И тут начинается труднейшая и рискованнейшая операция. Мастер заменяет собой Мать-Землю с тем, чтобы ускорить и усовершенствовать процесс "вызревания". Печи выступают в роли своего рода новой, искусственной утробы, где руды достигают своей зрелости. Отсюда бесконечное множество предосторожностей, табу и ритуалов, сопровождающих процесс выплавки.55
Металлург, как и кузнец, как и еще прежде гончар – это "хозяин огня". С помощью огня он добивается перехода материи из одного состояния в другое. Что касается металлурга, то он ускоряет "возрастание" руд, он делает их "зрелыми" в чудесно краткие сроки. Плавка оказывается средством "ускорения", но также и средством создать нечто другое из того, что уже существовало в природе. Вот почему в архаических обществах литейщики и кузнецы воспринимались как "хозяева огня" – наряду с шаманами, знахарями и колдунами. Но амбивалентный характер металла, наделенного свойствами одновременно сакральными и "демоническими", передается и металлургам и кузнецам: их глубоко уважают, но в то же время боятся, сторонятся и даже презирают.56
В ряде мифологий божественные кузнецы выковывают оружие богов, обеспечивая им тем самым победу над драконами или другими чудовищами. В ханаанейском мифе Кусар-и-Хусас (букв. "Ловкий-и-хитрый") выковывает для Баала две палицы, которыми тот побивает Йамму, Повелителя морей и подземных вод (ср. §49). В египетской версии мифа Птах (Бог-Гончар) выковывает оружие, позволяющее Гору победить Сета. Божественный кузнец Тваштар изготавливает оружие Индре для сражения с Вритрой; Гефест выковывает молнию, ударом которой Зевс побеждает Тифона (ср. §84). Но сотрудничество между Божественным кузнецом и богами не ограничивается той помощью, которую он оказывает в решающем сражении за господство над миром. Кузнец работает на богов к тому же как архитектор и ремесленник, он управляет строительством Баалова дворца и оборудует святилища других богов. Более того, Бог-Кузнец связан с музыкой и пением, так что в некоторых культурах кузнецы и медники суть в то же время музыканты, поэты, знахари и колдуны.57 Представляется, таким образом, что на различных уровнях культуры (что говорит о большой древности) существовала теснейшая связь между кузнечным ремеслом, оккультными техниками (шаманизмом, магией, знахарством и т.д.) и искусством пения, танца и поэзии.
Все эти идеи и верования, сформировавшиеся вокруг ремесел рудокопа, металлурга и кузнеца, заметно обогатили мифологию homo faber, унаследованную от каменного века. Но желание содействовать совершенствованию материи имело важные последствия. Принимая на себя ответственность за изменение природы, человек становился на место времени; то, для "созревания" чего в подземных глубинах требовались эоны, мастер готов добыть за несколько недель – печь заменяет земную утробу.
Еще и тысячелетия спустя мышление алхимиков не изменилось. Персонаж из пьесы Бена Джонсона "Алхимик" заявляет: "Свинец и другие металлы стали бы золотом, будь у них время на превращение". Другой алхимик добавляет: "А превращение устраиваем мы, через наше искусство".58 Борьба за "господство над Временем", высочайшим достижением которой стали "синтетические продукты", полученные с помощью органической химии, – решающий этап на пути к "синтетическому производству Жизни" (гомункул, старая мечта алхимиков) – эта борьба за подмену Времени, характеризующая человека современных технологических обществ, началась уже в железном веке. Мы еще вернемся к оценке ее религиозного значения.


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   27




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет