СПб., 1897—1900, т. 3, с. 1091

* 155 *

Сходные мысли высказывал и В. Ф. Одоевский. «Де­вятнадцатый век принадлежит России»,— утверждал он "^е. В частности, Россия должна «спасти издыхаю­щую в европейском рубище науку»¹⁷⁷.

Надежды Белинского, Герцена, Чаадаева и других передовых деятелей опирались на глубокий социальный оптимизм. При этом великую миссию России все они понимали как великую ответственность. Польский ис­следователь русской общественной мысли Валицкий определяет эти взгляды как «миссианизм» в отличие от реакционного «мессианизма»¹⁷⁸: первый опирается на убеждение в том, что каждый народ выполняет миссию, возложенную на него историей, а второй исходит из ми­стической веры в какие-то особые качества одного чело­века или целого народа. Между этими понятиями — це­лая пропасть.

Иной характер носили высказывания о будущности России, исходившие из реакционного лагеря. «Маяк» утверждал, что России предназначено быть «не только повелительницей, не и учительницей мира»: ее превос­ходство состоит якобы в том, что «именно в России со­хранилось учение христианства во всей чистоте» (1840, кн. 11, с. 177—178). Тот же журнал заявлял, что Рос­сия не будет повторять путь, пройденный Европой: «Нет, мы пойдем своим путем. Теперь уже твой черед, оболь­стительный Запад, узнать поближе святую Русь и от нее заимствовать истинные стихии народной жизни» (1843, кн. 2, с. 75—76). С этими мистическими надеж­дами реакционные круги связывали желание изолиро­вать Россию от Запада с его непрестанными «смутами», что откровенно высказывал еще пресловутый Магниц­кий: «Как была бы счастлива Россия, если бы можно было изолировать ее от Европы так, чтобы до нее не мог доходить ни один слух, ни одна новость об ужасных событиях, которые там происходят!»¹⁷⁹.

Николай I после подавления восстания декабристов в беседе с иностранными послами говорил, что причина восстания — «революционный дух, внесенный в Россию

* 156 *

горстью людей, заразившихся в чужих краях новыми теориями...». По мнению царя, для революции «благода­ря бога в России нет данных»¹⁸⁰. Отсюда — все уси­лия его на протяжении последующих лет всемерно изо­лировать Россию от Запада.

Славянофилы также развивали мысли о великом бу­дущем России. Хомяков писал: «История призывает Рос­сию стать впереди всемирного просвещения; она дает ей на это право за всесторонность и полноту ее на­чал...» ¹⁸¹. Киреевский считал, что только два «просве­щенных» народа нашего времени еще не испытали «оцепенения», переживаемого Европой, а именно Рос­сия и Соединенные Штаты Америки: Россию он назы< вал надеждою Европы ¹⁸².

В то же время в высказываниях славянофилов про­скальзывала реакционная мысль о необходимости и пользе изоляции России от Запада, разумеется прежде всего от его прогрессивных идей. Киреевский вынаши­вал мысль о том, чтобы создать «внутренние каранти­ны против той нравственной заразы, от которой теперь гниет Европа», и высказывал надежду, что «дурная бо­лезнь» не коснется России¹⁸³. Расшифровывая мысль о «западной заразе», «Московские ведомости» писали о «тлетворном духе нечестия», который идет с Запада, и призывали остановить его вредное влияние (1851, № 40). Наиболее резко и отчетливо мысль о необхо­димости изолировать Россию от «вредного» влияния За­пада высказал Шевырев в «Москвитянине»: «В наших искренних, дружеских, тесных сношениях с Западом мы не примечаем, что имеем дело как будто с человеком, носящим в себе злой, заразительный недуг, окруженным атмосферою опасного дыхания. Мы целуемся с ним, об­нимаемся, делим трапезу мысли, пьем чашу чувства и не замечаем скрытого яда в беспечном общении нашем, не чуем в потехе пира будущего трупа, которым он уже пахнет!». Автор призывал «разорвать дальнейшие свя­зи наши с Западом в литературном отношении», т. е. в области культуры (1841, кн. 1, с. 187, 247).

¹⁸⁰ Шильдер Н. К. Император Николай Первый: Его жизнь и цар­
ствование. СПб., 1903, т. 1, с. 347.

¹⁸¹ Хомяков А. С. Поли. собр. соч., т. 1, с. 174.

¹⁸² Киреевский И. В. Поли. собр. соч., т. 2, с. 38—39.

¹⁸³ Там же, с. 250.

* 157 *

Расхождения в оценке кризиса, который якобы пере­живает Запад, в том числе Англия, повторялись и в оценке будущей роли России. Сходство позиций было мнимым.

Образ «дряхлого Альбиона», стоящего на краю гибе­ли, не был итогом изучения реальности, а возник как бы априорно, т. е. еще до того, как явились факты, спо­собные его подкрепить. Тем не менее он оказал сильное и длительное влияние на русские представления об Анг­лии: он не только окрасил эти представления в опре­деленный цвет, но, позволив соединить воедино отдель­ные разрозненные факты, предопределил возникновение единой и связной картины.

Главный компонент этого образа — особый взгляд на духовную жизнь Англии. Для понимания его следует принять во внимание ту шкалу ценностей, которая гос­подствовала в те годы в России и в которой самое высо­кое место занимали духовные ценности. Согласно этим взглядам духовная жизнь представляет самое главное в жизни народа, а материальные достижения и успехи занимают второстепенное и подчиненное место. Такая позиция оправдывала недостатки русской жизни — бед­ность огромной массы народа, слабое развитие экономи­ки и промышленности и многое другое. В результате все успехи англичан на поприще материальной жизни отнюдь не вызывали в России восхищения или зависти. Более того, они лишь давали пищу убеждению, что этот народ слишком развил материальную сторону своей жиз­ни, слишком поглощен материальными заботами. А так как силы любого народа не являются неограниченными, то такая однобокость неизбежно должна была обеднить его духовную жизнь. Специфику английского ума усмат­ривали как раз в том, что практические вещи играют для него слишком большую роль. Белинский так харак­теризовал эту практическую направленность англичан: «Покорение сил природы на службу обществу, победа над материей, пространством и временем, развитие про­мышленности как основной общественной стихии, как краеугольного камня здания общества — вот в чем сила и величие Англии и ее заслуги перед человечеством»¹⁸⁴. В этой схеме для духовных ценностей места уже не остается.

¹⁸⁴ Белинский В. Г. Поли. собр. соч., т. 6, с. 614.

* 158 *

Из сказанного ясно, что в глазах русских наблюда­телей Англия представала как особый тип государства, непохожий на другие, как образец «вещественной ци­вилизации», у которой материальные заботы вытесняют все другие.

Характеристика Англии как страны, где преобладает матерализм — «вещественная цивилизация»,— особен­но усердно распространялась славянофилами. Основная критика ими Запада заключалась именно в том, что там якобы целиком господствуют материальные интере­сы, а с ними эгоизм и холодный расчет, который подав­ляет живую душу народа. Киреевский усматривал на Западе «торжество формального разума человека над всем, что вокруг и вне его находится,— чистого голого разума, на себе самом основанного, выше себя и вне себя ничего не признающего» ¹⁸⁵. Страной, где этот фор­мальный разум получил наибольшее развитие, по мне­нию Киреевского, была Англия. Говоря об особенностях отдельных народов Европы, Киреевский утверждал: «Немец трудолюбиво и совестливо вырабатывает свое убеждение из отвлеченных выводов своего разума; француз берет его, не задумавшись, из сердечного со­чувствия к тому или иному мнению; англичанин ариф­метически рассчитывает свое положение в обществе и по итогу своих расчетов составляет свой образ мысли»¹⁸⁶. Контекст, в котором стоят эти слова, не оставляет сомне­ния в том, что Киреевский видел в Англии олицетворе­ние материализма и расчета.

В среде славянофилов такого взгляда на Англию не разделял один Хомяков, большой почитатель этой стра­ны. Он признает, что такое суждение об этой стране по­лучило в России широкое распространение, хотя был с ним не согласен. По мнению Хомякова, имеется и дру­гая Англия, «у которой есть еще предание, поэзия, свя­тость домашнего быта, теплота сердца и Диккенс, мень-

* 159 *

В духе славянофилов оценивал Англию Шевырев. По его словам, в истории Англии царят опыт и практика: «Все ветви человеческой жизни в английском народе свидетельствуют это практическое, промышленное его направление, составляющее главную черту его нравст­венной физиономии»¹⁸⁸.

Подобные взгляды не являлись привилегией одних славянофилов — их разделял очень широкий круг лю­дей, относящихся к разным слоям общества. Так, в ре­цензии на новые иностранные книги в «Журнале мини­стерства народного просвещения» с удовлетворением от­мечалось наступление за границей «реакции против жалкого материализма». Признаки этой реакции автор усматривал в падении влияния политической экономии: «Со времени Адама Смита, водворившего в Европе вла­дычество английской системы, на человека смотрели как только на орудие производства; благосостояние общест­ва почиталось зависящим от одних только чисто физи­ческих причин. Время и опыт наконец громко возопи­ли против ложных гражданских и экономических тео­рий...» (1835, кн. 6, с. 555). «Отечественные записки» утверждали, что английские ученые и писатели «дейст­вуют на пользу плоти, а не души»; они по большей части «чистые материалисты, хотя носят маску ханже­ства, подделываясь под характер своего народа» (1839, кн. 1, с. 87).

В том же духе высказывались и люди, побывавшие в Англии. Милютин отмечал в дневнике, что погоня за торговыми выгодами заняла все силы этого народа: «Промышленный и торговый дух сей нации до того по­глотил в себя все прочие элементы государства, что сама механика, самый ход администрации и правитель­ственных мер сделался уже только орудием видов ком­мерческих» ¹⁸⁹.

А вот как описывает свое первое впечатление от анг-

¹⁸⁷ Хомяков А. С. Поли. собр. соч., т. 1, с. 10.

¹⁸⁸ Шевырев С. П. Характеристика образования главнейших новых
народов Западной Европы.— Учен. зап. имп. Моск. ун-та, 1834,
кн. 4, с. 77.

189 Английский дневник Д. А. Милютина, с. 214.

* 160 *

лийской столицы Погодин: «Наконец показался Лон­дон... Вот он, всемирный базар, вот столица народа, ку-пующего и продающего, с похотью очей и гордостью жи­тейской, который трудится из всех сил, ломает себе голову и шею, ухищряется, выдумывает, мерзнет у по­люсов и печется под экватором — с одною целью приоб­ретать себе больше и больше...»¹⁹⁰. Английский банк Погодин называет золотым сердцем Англии, «а другое едва ли и есть у нее»¹⁹¹. Еще резче высказывался Ше­вырев, называвший Англию «миром корыстной сущест­венности» (Москвитянин, 1841, кн. 1, с. 221): «Она, од­нако, не избегнет упрека: вращая торговлю и промыш­ленность всего мира, она воздвигла не духовный кумир, как другие, а златого тельца перед всеми народами и за то когда-нибудь даст ответ правосудию небесному» (1844, кн. 1, с. 230—231).

Преобладающие чувства современников ярче всего выразил В. Ф. Одоевский, который в своих записках, относящихся к 30—40-м годам, сетовал на повсеместное усиление меркантилизма и упадок искусства. «Наше ухо загрубело от стука паровых машин; на пальцах мозоли от ассигнаций, акций и прочей подобной бумаги; гово­рить ныне о наслаждениях искусством то же, что расска­зывать о запахе кактуса лишенному обоняния,— он не поймет вас и не виноват в этом»¹⁹². В неопубликованной статье «Англомания» он называл Англию главной винов­ницей победы материализма и характеризовал по­ложение в стране: «В законодательстве хаос, в устрой­стве правительственном — противоречия, в домашней жизни — лицемерие или то, что Байрон заклеймил на­званием нравственной арифметики и которая заставляет англичан святить воскресенье и пятнать каждый день». По мнению Одоевского, англичане «прекрасно делают перочинные ножички», но у них нет «творческой плодо­носной мысли». Англия — урок народам, «продающим свою душу за деньги»; настоящее этой страны печаль­но, и ее гибель неизбежна^1Э3. Об отношении к духов­ным ценностям в эту эпоху писал Сакулин: «Из уст русских писателей то и дело слышались жалобы на ма-

¹⁹⁰ Погодин М. П. Указ. соч., с. 177.

¹⁹¹ Там же, с. 190.

¹⁹² Сакулин П. Н. Указ. соч., т. 1, с. 573.

¹⁹³ Там же, с. 580—582.


Н. А. Ерофеев

161

териализм, неверие и скептицизм, с одной стороны, и практицизм — с другой, или, короче говоря, на слабое развитие идеализма в личной и общественной жизни». Автор связывал эти настроения с развитием капитали­стических отношений в России: «...со страхом смотрели на все растущую силу капитала и на вторжение к нам европейского индустриализма». Этим он объяснял по­стоянные нападки в литературе на погоню за деньгами и чинами ^т.

Концентрированным выражением коммерческого, материального духа, свойственного якобы в первую оче­редь английской нации, в России считали философию И. Бентама с его принципом «полезности». Автор статьи э Бентаме в «Библиотеке для чтения» называл его уче­ние «бухгалтерской философией». Бентам «вывернул вверх дном нравственную философию тридцати столе­тий» — вместо поисков нравственности он поставил «по­лезность» и выгоду на первое место. «Жажда прибыли овладевает обществом. Под благовидным предлогом по­лезности личный расчет вторгается туда, где прежде ца­рили самоотвержение и любовь к ближнему... Все мало-помалу делается предметом спекуляций». Европа «раз-образовывается, дичает, погружается в богатое и прихотливое варварство», на место высоких чувств при­ходят «сухость сердца, эгоизм, равнодушие к прекрасно­му— нераздельные спутники расчету в пользах» (1845, кн. 1, отд. 3, с. 3,34). Реализация принципа практиче­ской пользы для многих в то время была равнозначна духовному упадку и культурной деградации.

Другим объектом нападок служило учение Мальту­са, которое «Библиотека для чтения» называла «ужас­ным порождением утилитарной школы» (1845, кн. 1, отд. 3, с. 4—5). Одоевский высказывал убеждение, что торжество идей Мальтуса будет означать гибель зем­ной цивилизации: «Мальтус есть последняя нелепость в человечестве. По этому пути дальше идти невозможно». Основную ошибку мальтузианства он усматривал в том, что оно основано «на грубом материализме Адама Смита, на простой арифметической ошибке в расчете».

Жестокую пародию на бентамизм Одоевский дал в рассказе «Город без имени», опубликованном в «Совре­меннике». Сюжет рассказа прост. На диком безлюдном

острове автор встретил человека, который поведал ему о прошлом этих мест. Оказывается, еще сравнительно недавно здесь существовало богатое, могущественное и процветавшее государство (под которым явно подразу­мевается Англия). Жители его поставили во главу угла всей деятельности принцип полезности Бентама и посвя­тили себя погоне за коммерческой прибылью и богат­ством. Исходя из этого принципа, они изгнали всякие чувства и забросили искусства, считая их ненужными и излишними с точки зрения пользы. К чему это приве­ло, показывает судьба государства: дойдя до апогея богатства и процветания, оно в конце концов погибло, не оставив даже следа. Так представлял себе Одоевский будущность богатой промышленной Англии (1839, кн. 2, с. 97—120).

При таком подходе богатство и успехи Англии не могли вызывать в России одобрения и эта страна никак не могла служить образцом. Подобное отношение до­статочно отчетливо отражало тогдашнюю систему цен­ностей.

Мы рассмотрели взгляды, преобладавшие в России, на различные стороны английской действительности. Эти взгляды отличались большим разнообразием: от­дельные люди видели в Англии различные вещи, по-своему их оценивали. Как уже говорилось, сложная и противоречивая английская действительность делала возможным такой разнобой.

Другая причина коренилась в условиях самой Рос­сии. Идейно-классовая позиция отдельных наблюдате­лей, их личные взгляды и убеждения определяли на­правление их внимания, заставляя видеть одни явления и не замечать другие, подсказывали оценку увиденного. Реальная жизнь Англии служила лишь поводом для вы­явления позиций.

Сравнительно немного людей придерживались крайних взглядов. Это были либо англоманы, безогово­рочно восхищавшиеся всем английским и абсолютно не­критически воспринимавшие английскую действитель­ность, либо англофобы, решительно осуждавшие все, что характеризовало эту страну. Подавляющее большинство


¹⁹⁴ Там же, с. 570.

* 162 •