Учёныезаписк и шадринского государственного педагогического института выпуск 9 филология. История. Краеведение

2. Хрестоматия по истории педагогики / Сост. И.Ф. Свадковский - М.: Учпедгиз, 1935.-Т. 1.-639с.

3. Шабунина В.А. Система воспитательной работы в сельскохозяйственном вузе: Автореферет дисс. д. п. н. – М., 2001.

4. Гуревич А.Я. Человек средневековья // История Европы. Т.2. Средневековая Европа. – М.: Наука, 1992. – 808с. – С. 685 – 697.

5. Хрестоматия по истории школы и педагогики в России /Сост. С.Ф.Егоров. - М.: Просвещение, 1974. - 527с.

6. Фавье Ж. Франсуа Вийон и повседневная жизнь Франции XV века. – М.: Молодая гвардия, 1999. – 414с.

7. Ушинский К.Д. Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии // Собр. соч.: В 11-ти т. – М.: АПН РСФСР, 1948-1952. – Т.8. – С. 11-682.

8. Уколова В.И. Раннее средневековье. Зрелое средневековье // История Европы. Т.2. Средневековая Европа. – М.: Наука, 1992. – 808 с.

9. Модзалевский Л.Н. Очерк истории воспитания и обучения с древнейших до наших времен. – СПб.: Алетейя, 2000. – 429с.

М.Ф. Ершов
Город Шадринск ХVІІІ – первой половины ХIХ вв.

и российская армия: проблемы культурного взаимодействия
Как субъект культуры, провинциальный город играет роль медиато­ра, соединяющего столичный мир и мир деревень (конкретной территории), близкий к природе. (1) Вопрос заключается в том, в какой фор­ме и посредством каких механизмов столичная культура проециру­ется на нестоличные пространства.

Для феодальной России ХVІІІ – первой половины ХIХ века была ха­рактерна разобщенность «европейской» и традиционной сфер культуры. Первая господствовала, зато вторая преоблада­ла количест­венно. Особенно на колонизируемых землях. Здесь господствующая культура в значительной мере распространялась с помощью армии.

Основанная как военное укрепление, Шадринская слобода в 1712 году получила статус города. Появилась в городе и новая военная долж­ность – комендант. Первым шадринским комендантом был назначен князь В.А. Мещерский. По указу Петра Первого, коменданту, помимо основных обязанностей, приходилось разведывать золотые и серебряные руды, отыскивать сокровища из древних курганов. (2)

Военные в это время также выполняли множество административ­ных функций: обеспечивали заготовку казённого хлеба, помогали осваивать и защищать территории к югy от Исети и т. д. Город суще­ствовал как военно-административная единица, место расположе­ния одного из гарнизонов.

Постепенно, к середине XVІІІ века, оборонительное значение Шадрин­ска стало падать. Однако ранее заложенные социокультурные тради­ции продолжали работать в «автономном режиме». Возникла обрат­ная связь. Даже не принадлежа к военному сословию, шадринцы были вынуждены, вне зависимости от своего желания, общаться с армей­ской средой, налаживать контакты, заимствовать культурные стерео­типы и традиции.

В городе увеличивалось число военных, которые имели определён­ные, установленные законом, льготы и помощь от государства. Будучи неподатной частью населения, они имели явные эко­номические пре­имущества, в том числе и стабильность существова­ния, перед мелкими торговцами и городскими крестьянами. В пер­вую очередь это касалось ветеранов, которых отличали взаимовы­ручка, внешний лоск и достаточно широкий кругозор. Пройдя суро­вую жизненную школу и приобщившись к некоторым формам культу­ры господствующих слоёв, они чувствовали превосходство над боль­шинством населения маленького города и формировали отношение к армии.

Военные, несомненно, были примером для окружающих и им подражали. Так, записанные в рекруты перед отправкой сразу же «примеряли» на себя нормы поведения армейской среды по отношению к гражданским жителям: они демонстрировали бесша­башную удаль, пили, буянили (особенно усердствовали поступив­шие в рекруты по найму). В свою очередь, жители, избавленные от солдатчины, были вынуждены терпеть выходки недавних изго­ев (в рекруты преимущественно попадали малоимущие и лица, не отличав­шиеся примерным поведением), таким образом, психоло­гически признавая изменение их статуса, ещё не оформленное юридически.

Можно считать, что тяжелая обязанность служить царю компенси­ровалась для небогатых горожан повышением их соци­альной роли. Для многих это был единственный шанс социально реализовать себя. Об авторитете армии в Шадринске свидетель­ствуют и события Крестьянской войны 1773-1775 гг. Зимой 1774 года город находился в центре восставшего крестьянского края, но не был взят пугачевцами. Вряд ли это случайно. Общий уровень культуры жителей Шадринска – по степени вовлечён­ности в жизнь российского общества – был на порядок выше по сравнению с обитателями крестьянс­ких поселений. Это позволило горожанам, невзирая на их соци­альную ориентацию, понять самозванство Е. Пугачева. В ус­ловиях мятежа военные чины выступили и как культурный компонент, сдерживающий ша­тания и панику, и как организующее ядро обороны города и соседних селений, в том числе и Далматовс­кого монастыря. В первоначальный период обороны в городе не было крупных вооружённых сил. Сдерживать пугачевцев прихо­дилось отставным солдатам, которые руководили мобилизован­ными крестьянами. (3)

После подавления Крестьянской войны правительство Екате­рины ІІ начало реформу местного самоуправления. В 1781 году со­здаётся Пермское наместничество, в состав которого вошёл и Шадринск с одноимённым уездом. Одновременно с созданием наместничества были учреждены уездные штатные команды. С 1787 года военнослужащие этих команд начали получать единооб­разную форму, а также оружие и амуницию, списанные в строе­вых частях (4).

К концу ХVIII в. военное значение города уменьшилось, и в Шад­ринске начала действовать гражданская администрация. Докумен­ты свидетельствуют, что 12 апреля 1799 года «по случаю уничтожения коменданта в Шадринске, повелено определить туда городничего с отпуском ему на жалование и на канцелярские расходы по 430 руб. в год из казны». (5) Однако военные из города не ушли. Более того, они стали укореняться в Шадринске, ведь штатная команда состоя­ла из солдат, выбывших из строевых частей по ранению или выслу­живших определенные сроки службы (по тогдашней терминологии их в обоих случаях именовали инвалидами). Благоприятный климат и дешевизна съестных припасов содействовали переезду в город небогатых отставных офицеров с семействами и офицерских вдов, живущих на пенсию от государства.

Многие из прибывших жили здесь до самой смерти. Так, на одном из кладбищ Шадринска был похоронен уроженец Санкт-Петербурга И.Ф. Илиус (1743-1797), служивший в должности коменданта. Непо­далёку от его могилы покоился прах штаб-ле­каря Зейделя с женой и дочерью. (6) Видимо, военного врача можно считать первым специалистом с высшим образованием, который постоянно жил в Шадринске. Зейдель не только зани­мался лечением, но и оказывал консультативную помощь. На­пример, 12 сентября 1811 года директор пермских училищ Н. Попов отдал распоряжение учителю Шадринско­го малого народ­ного училища Филимонову «научиться у штаб-лекаря Зейделя прививке коровьей оспы». (7)

В 1811 году штатная команда была преобразована в уездную инвалид­ную команду, а в 1816 году все уездные инвалидные команды были включены в корпус внутренней стражи. Включение в иерархическую военную структуру благоприятно сказалось на дисциплине, улучшилось и снаб­жение ветеранов. (8) Несмотря на раны и возраст, инвалиды продолжали нести службу. Выставляли посты, поддерживали поря­док в городе, охраняли тюремный острог. Некоторых, как Авксентье­ва, направляли сторожами в уездное училище. Старому солдату, прослужившему сторожем до 1834 года, было, что рассказать детям. В военных походах 1813-1815 гг. он побывал в Польше, дошел «до кре­пости Париженного (вероятно, до г. Парижа) и обратно в свои грани­цы» вернулся. (9)

Неся службу в караулах, старики-инвалиды нередко простужались, и в 1819 году командир внутреннего батальона подполковник Дробы­шевский, после рапорта командира шадринской инвалидной коман­ды прапорщика Королькова, добился открытия больницы. Несмотря на сопротивление горожан, им пришлось купить дом и переоборудо­вать его в больницу. (10) Впрочем, первый лазарет был создан ещё в начале ХIХ века. Он понадобился для Селенгинского полка, разме­щавшегося в Шадринске на зимних квартирах при перебазировании в Европей­скую Россию. (11)

Армия имела в городе военное имущество, в том числе и недвижи­мость: гауптвахту, пороховой погреб, позднее появились казармы. Часть отставных солдат жила в собственных домах, построенных благодаря выделенным пособиям (Верхняя и Нижняя Солдатские сло­бодки). (12) Культурное соприкосновение армии и города осуществля­лось как в формализованной сфере (смотры, официальные торжества (13), предоставление квартир высокопоставленным офицерам), так и в сфере обыденной (непосредственное общение, совместная работа, вступление в брак военных и горожан).

Разумеется, данные контакты имели не только положитель­ные, но и отрицательные стороны. Пренебрежительное отно­шение к обывателям нередко дополнялось и откровенным само­дурством чиновников – быв­ших офицеров, перешедших на стат­скую службу, но не расставшихся с худшими казарменными при­вычками. (14) И всё же шадринским ветеранам было чем гор­диться. Только в 1834 году в городе проживали отставные чины (в том числе, и награжденные «Знаком отличия военного ордена»), некогда служившие в Семёновском, Фанагорийском, лейб-гвардии Егерском, Шлиссельбуржском, Томском и других полках, в Гвар­дейском морском экипаже, в артилле­рийских и других частях. (15) Их жизнь оказалась навсегда освящена теми знаменами, что реяли на полях сражений.
Источники
1. См.: Прокопьев В.Н. О трех уровнях художественной культуры Но­вого и Новейшего времени (к проблеме примитива в изобразитель­ных ис­кусствах) // Примитив и его место в художест­венной культуре Нового и Но­вейшего времени. – М., 1983. – С. 6-28.

2. Рябков Н. Г. Шадринск в «Летописном своде» Успенского Далма­това монастыря (1712-1818) // Шадринская старина. 1995. Краеведче­ский альманах / Ответственный редактор С.Б. Борисов. – Шадринск, 1995. – С. 111.

3. Кондрашенков А.А. Очерки истории крестьянских восстаний в Зау­ралье. – Курган, 1962. – С. 135-158. См. также: Зырянов А.Н. Пугачевский бунт в Шадринском уезде и окрестностях его // Шадринская старина. 1996. Краеведческая хрестоматия (вторая половина XVII – первая половина XIX вв.). / Ответственный редактор С.Б. Борисов. Составители С.Б. Борисов и М.Ф. Ершов. Комментарии М.Ф. Ершова. – Шадринск: Издательство Шадринского пединститута, 1996. – С. 71.

4. Земцов В.Н., Лапин В.А. Екатеринбург в мундире. – Екатеринбург, 1992. – С. 66-67.

5. Городские поселения в Российской империи. Т. V. До­полнения. – СПб., 1865. – С. 58.

6. Государственный архив Свердловской области (ГАСО). Ф.р.– 2266. Д. 985. Лл. 19, 21.

7. Попов В.Е. Шадринское уездное училище (1812-1881). – Екатерин­бург, 1898. – С. 60.

8. Земцов В.Н., Лапин В.А. Екатеринбург в мундире. – Екатеринбург, 1992. – С. 66-67.

9. Попов В.Е. Шадринское уездное училище (1812-1881). – Екатерин­бург, 1898. – С. 93-96.

10. Государственный архив в г. Шадринске (ГАШ). Ф. 474. Оп. 1. Д. 113. Лл. 190-192.

11. Попов В.Е. Шадринское уездное училище (1812-1881). – Екатерин­бург, 1898. –. С. 2; ГАШ Ф. 474. Оп. 1. Д. 70. Лл. 72, об., 165-166.

12. План Пермской губернии городу Шадринску (1829). Хранится в Шадринском краеведческом музее. КВФ – 31/1; ГАШ. Ф. 473. Оп. 1. Д. 1. Лл. 120, 162; Ф. 473. Оп. 1. Д. 2135. Л. 45-47.

13. См.: Борисов С.Б. Празднование победы над Наполеоном в Шад­ринске в 1814 году // Одиннадцатые Бирюковские чтения. Тезисы докладов. – Шадринск, 1994. С. 41-43.

14. Атмосфера чиновничьего произвола в Шадринском уезде показана в статье: Побережников И.В. Мельницы правосудия: материалы судебно­-следственного дела чиновника Н.С. Павлова (1842-1846) // Уральский ис­торический вестник № 3. Региональное развитие России. – Екатеринбург, 1993. – С. 182-207.

15. ГАШ Ф. 427. Оп. 1. Д. 18. Лл. 155- 163.

М.В. Булыгина
Из истории первого светского учебного заведения Зауралья (1789 г.– конец XIX вв.)

Первым светским учебным заведением на территории современного Зауралья стало малое народное училище для мальчиков, открытое 12 октября 1789 г. История его возникновения связана с государственной деятельностью Ф.И. Янковича де Мирево, который воплощал в России идеи Екатерины II о создании массовой системы образования, которая позволила бы осуществить не только просвещение элитного слоя населения, но и всех основных сословий. По приказу императрицы в стране начали создавать малые народные училища, целью которых было продолжение обучения после приходской школы. Такие училища создавались в уездных городах и представляли собой начальную школу повышенного типа, дававшую, однако, азы общеобразовательных предметов: истории, географии, математики, словесности. В силу необходимости малое народное училище стало первопроходцем во многих вопросах воспитания и образования, оно долгое время служило образцом деятельности в области народного образования не только для последующих светских учебных заведений, но и для уже существо­вавших ранее светских.

Когда по Указу 1804 года малые народные училища были реорганизованы в уездные, в 1812 году и Шадринское училище было преобразовано в двухклассное уездное. Это же училище стало первым светским учебным заведением в регионе, где начали преподавать древние языки (в 1819 г. упоминается преподавание латинского), но каких либо более подробных сведений по этому вопросу нами не най­дено, более того этот предмет не значился даже в расписании. Тем не менее, училище приобрело первый опыт светского обучения языкам.

Через два десятилетия училище стало четырёхлетним, и процесс обучения строился по предписаниям, полученным из Перми. В 1822 году было прислано примерное расписание занятий для четырёхклас­сных училищ с указанием конкретных часов занятий. Занятия начи­нались с 9 часов утра, и каждый урок продолжался около часа. Ежедневно у детей было 5-6 уроков с перерывом на обед с 12 до 14 часов. В приготовительном классе проходили сокращенный катехизис, российский букварь и чистописание. В списке предметов первого класса мы находим: чтение, священную историю, чистописание и правописание, российскую грамматику, арифметику. Во втором классе преподавались: математика и всеобщая география, арифметика, начала геометрии и физики, закон божий, древняя, всеобщая и российская география, рисование. Практиковалось проведение занятий по одному предмету по 2-3 урока подряд. В воскресенье предписывалось всем учащимся два часа до литургии читать «Новый завет вместе с изъяснением из евангелия». (1)

Относительно приготовительного класса были даны следующие указания: «учитель должен занимать учеников в понедельник и четверг после обеда и в прочие дни по 1 часу и по утрам и после обеда в то время, когда ученики 1 класса занимаются чтением при слушании какого-либо предмета». (1)

С середины XIX века разрабатывались программы по изучаемым предметам: русскому и славянскому языкам, арифметике, географии, истории, геометрии и т. д. (кроме языков, как древних, так и новых). Причём программа составлялась каждым преподавателем отдельно и имела некоторые различия, но в целом придерживались образцов программ Министерства народного просвещения. Так, например, по русскому языку во 2-м классе на III четверть на 52 урока планировалось: повторение пройденного из грам­матики и письменные упражнения и разборы, объяснительное чтение 13 статей из хресто­матии Полевого, чтение по-славянски и перевод на русский язык. По геометрии за 18 часов планировалось изучить конус, цилиндр и шар, дать понятия о плоскости, кривой поверхности, круге, окружности, хорде, радиусе, диаметре, секторе, сегменте и касательной. В IV четверти по всем пред­метам планировался довольно обширный повторительный курс. (2)

С 1826 г. можно проследить успеваемость по четвертям и оценки на выпускных и годичных испытаниях. Например:
Таблица успеваемости учащихся по классам

Приготовительный (10 учеников)			1 класс (8 учеников)			2 класс (9 учеников)
1	2	3	1	2	3	1	2	3
3	6	1	3	4	1	5	4	-

Условные обозначения: «хороших», 2- «средственных», 3-«дурных».

С середины XIX века сохранились более подробные отчеты о годичных испытаниях учеников. Испытания проходили в соответствии с § 74 Устава учебных заведений, присутствовали все учителя, протоиерей Спасо-Преображенского собора, штатный и почётный смотрители. По окончании проводился «торжественный акт», сцена­рий которого, – включавший песнопения, чтение стихов учениками, приветственные речи учителей и учеников, – утверждался смотрителем училища. Система оценивания отличалась от современной: отметка ставилась за способности, прилежание, усилия, поведение. Отдельной графой отмечалось количество пропущенных занятий. Экзаменацион­ная оценка складывалась из оценки учителя и рекомендуемой оценки экзаменатора. На протяжении нескольких лет оценки были довольно слабыми, особенно по чистописанию и российской грамматике.

Кроме обязательных предметов разрешалось вводить дополнитель­ные. Так, в 1845 году таким предметом стала бухгалтерия и науки о торговле, которые преподавал за двойное учительское жалованье (428 руб.) Б.И. Юргенс – выпускник Петербургского коммерче­ского училища в звании кандидата коммерческих наук. Курс обучения включал материал: «о сословиях, занимающихся в России торговлею, о значении прав и обязанностей, определенных существующими закона­ми, о разных видах торговли, первоначальные понятия в бухгалтерии, об орудиях торговли, сравнение ценности иностранных монет с русскими, о ярмарках и о кредитной системе России». Годовой курс в 4-м классе был рассчитан на 68 часов. Но опыт дополнительного образования не увенчался успехом из-за образа жизни препода­вателя – молодой человек вёл столь разгульную жизнь, что многие родители не решились доверить ему своих детей.

Бухгалтерский класс просуществовал 5 лет, но, тем не менее, это был первый опыт шадринских купцов двигаться в ногу со временем, впервые они попытались вложить капиталы в образование.

Неотъемлемой частью процесса обучения во всех учебных заведе­ниях России являлись наказания, как наиболее действенное средство «возбуждения ума и просветления памяти». Скорее всего, в шадрин­ском училище также использовались телесные наказания, но доку­ментальных свидетельств нам не встретилось. Напротив, в документах за 1815 г. находим «Правила училищного комитета о наказании учеников и как надо поступать учителю в классе». (3) Правила содержали рекомендации учителям по наведению дисциплины, опреде­ляли наказание за прогулы, опоздания и прочие нарушения. Между учителями учреждалось дежурство с целью наблюдения за учащимися до занятий и на переменах. Ученикам не разрешалось шалить в помещении училища и возле него, за это ученика отводили в класс и оставляли там одного. До занятий дежурные учителя должны были «собирающихся учеников заставлять приготовляться к научению и не позволять им заниматься резвостями». (3, 1) За шалости и провинности не отпускали домой после уроков; всех учащихся собирали в одном классе и под надзором учителей заставляли заниматься уроками. Так могло продолжаться до 9 часов вечера. Такие же наказания ждали нерадивых учеников, не готовившихся к урокам. Предписанием пред­лагалось введение подобия современного дневника для учащегося, но предполагался он только для «проблемных» учеников: злостных нару­шителей дисциплины и прогульщиков. Особенно остро стояла пробле­ма пропуска занятий. За отсутствие в училище наказания были самыми серьезными – от записи в специальную книгу до заключения в особо отведенную комнату – карцер: «Кто пропустил без уважительной причины, – сажать в карцер на столько дней, сколько он пропустил». И, наконец, предусматривалось отчисление из училища, «если поведение будет так худо». (3, 2-3)

Если телесные наказания и были, то, скорее всего, до 1826 года, когда от директора пермских училищ учителю Чернавину пришло указание следующего содержания: «Сообразно Высочайше Коронован­ному Уставу учебных заведений, и предписанием Высшего Училищ­ного начальства подтверждается сим запрещение употреблять для наказания учащихся лозы, линейки и тому подобное, в случаях, требующих взыскания, поступать на основании руководства, издан­ного для учителей 1 и 2 классов Народных училищ». (4)

Необычным для маленького уездного города был и учительский состав. Учителя для училища первоначально были направлены из духовных семинарий: первым учителем был Павел Андроников из класса поэзии (5 класс из 8-летнего курса) Тобольской духовной семинарии, который прибыл в Шадринск 17 ноября 1789 года и привёз с собой книги для обучения: «Руководство учителям», «Азбучные та­блицы», «Российские буквари», «Арифметика», «Прописи», «Руковод­ство к чистописанию», «Правила для учащихся», «О должности чело­века», «Сокращенные катехизисы», «Священные истории». Жалования ему было положено 150 руб. в год. Через год был открыт второй класс и приглашен второй учитель – Семен Иванович Филимонов, который окончил полный курс Вятской духовной семинарии, имел сан священника, но всю свою жизнь проработал школьным учителем.

К 1847 г. училище было самым крупным учебным заведением горо­да и насчитывало 7 учителей-предметников. Недостающих учителей назначали приказом вне зависимости от желания самого преподавателя и так решали проблему нехватки кадров. Все учителя оканчивали учебные заведения в других регионах России, происходили из духов­ного сословия, обер-офицерских детей, реже мещан, большинство – православные. Только один учитель предположительно был из семьи вольноотпущенных крестьян – коллежский регистратор Геннадий Шипов, учитель чистописания, черчения и рисования. (5) Среди других учителей называются:

1. Коллежский асессор Афанасий Митрофанович Чернавин, 50 лет, из духовного сословия, штатный смотритель Шадринского уездного училища, уроженец Пермской губернии, окончил курс Пермской семинарии, Советом императорского университета направлен учителем второго и рисовального классов в г. Шадринск, женат, имеет 4 детей. Жалованья имеет 285 руб. в год, пенсия 285 рублей и 57 рублей на разъезды.

2. Законоучитель, священник Кенсорин Архипов, уроженец Пензенской губернии, из духовного сословия, православный, учился в Пензенской семинарии, 45 лет.

3. Коллежский секретарь Виктор Никитич Гессен, учитель русского языка, 25 лет, уроженец Пермской губернии, православный, сын титулярного советника, окончил курс в Пермской гимназии, холост. Жалования имеет 214 рублей.

4. Иван Войцехович Семдомский, учитель арифметики и геометрии, уроженец Волынской губернии, сын штабс-капитана, обучался в Ровенской гимназии, по окончании испытаний направлен в Шадринск, женат, детей нет. Жалования имеет 214 рублей.

5. Александр Иванович Калачев, из мещан, учитель истории и географии, 25 лет, уроженец Могилевской губернии, православный, обучался в Санкт-Петербургском Главном педагогическом институте, по окончании курса наук с аттестатом определен учителем, холост. Жалования имеет 214 рублей.

6. Богдан Иванович Юргенс, 21 год, уроженец Санкт-Петербургской губернии, лютеранского вероисповедания, сын купца, окончил Санкт-Петербургское коммерческое училище, по окончании курса наук со званием кандидат и с высочайшего соизволения определен учителем бухгалтерии и наук о торговле в уездное училище с 1 января 1845 года. Холост, жалования имеет 428 рублей.

7. Коллежский регистратор Геннадий Яковлевич Шипов, учитель чистописания, черчения и рисования, 26 лет, уроженец Пермской губернии, православный, из господских людей (то есть вольноот­пущенный – рядом в документе стоит вопрос «не из крепостных ли?» –М.Б.), обучался в Екатеринбургском уездном училище и по удостоверению императорской академии художеств допущен к исправлению должности учителя чистописания, рисования в уездном училище, холост. Жалования имеет 71 рубль.

Из приведенных данных видно, что для того времени уездное учи­лище имело сильный педагогический состав, судя по образовательному цензу. По крайней мере, он был лучшим в уезде. Так как своих образовательных учреждений, выпускающих учителей, в регионе не было, то они направлялись из других регионов России, обогащая тем самым культуру города.

Первых учеников малого народного училища было 19. Все мальчики, дети солдат или «податного сословия». В дальнейшем их число постоянно росло и насчитывалось: в 1826 г. – 43 ученика (в подготовительном – 15 человек), в 1840 – 36 учеников, в 1850 г. – 57 учеников, из них: в третьем классе 7 учеников в возрасте от 14 до 17 лет, во втором и первом классах данные на 50 детей в возрасте от 12 до 17 лет. В списке только 1 мальчик в возрасте девяти лет – первоклассник Хардин Алексей из дворян. Возраст крестьянских детей при поступлении в училище, как правило, выше. Больше всего училось детей мещан, обер-офицеров и крестьян. В дальнейшем количество учеников постоянно увеличивалось и к концу XIX столетия насчитыва­ло 148 человек. К привилегированному сословию относилось лишь 5%, остальные 95% были из «низшего сословия». По вероисповеданию они распределялись таким образом: православных – 140, единоверцев – 3, раскольников – 2, римско-католического – 1, лютеранского – 1, иудейского – 1.

В 1881 году училище было преобразовано сначала в трёхклассное, а затем в 1884 г. – в четырёхклассное, и этим училище обязано введению в курс преподавания иностранного языка. Таким образом, оно стало первым в уезде, где стали изучать новые иностранные языки.

В 1884 году по ходатайству Шадринского уездного земства и городской думы в училище было введено преподавание нового иностранного языка для желающих. И это стало ещё одной важной вехой в развитии светского образования в регионе.

Обучением языкам в училище занимались и раньше, но это были древние языки (латинский), и каких-либо сведений о процессе его изучения или преподавания не сохранилось. Скорее всего, его также относили к дополнительным предметам и обучали только желающих. Не сохранилось и имени учителей, преподававших латинский язык, можно только предположить, что это было дополнительной нагрузкой для кого-либо из учителей-предметников. Но в 1819 году совет Импе­раторского Казанского университета обратил особое внимание всех учебных заведений повышенного типа на обучение латинскому языку, так как «сей язык по 5 пункту уложения учебных заведений положен в число прочих гимназических курсов. Познание оного нужно для тех, кои пожелают быть приняты в студенты университета». (6) 3 апреля 1819 года на адрес Шадринского уездного училища приходит предпи­сание за № 117: «…Всем преподавателям в Шадринском училище для надлежащего исполнения в копии предписание Совета Императорского Казанского Университета от 21 марта за № 351 о том, чтобы ученики в учебных заведениях рачительно обучаемы были латинскому языку и Закону Божию». (6)

Ещё один указ для «прочтения в присутствии всех преподавателей» находим несколько лет спустя в документах этого же училища. Касается он преподавания новых языков. После проверки знаний по всем предметам, проведенной в 1847 году, из Перми пришёл указ ознакомить с результатами проверки все другие учебные заведения региона. В отчете отмечались успехи учащихся по некоторым предме­там, например, по латинскому и немецкому языкам. При этом особо отмечалась роль учителя в процессе обучения: «…в немецком языке, преподаваемом учителем Шмидтом, успехи весьма значительны, ученики его приобрели очень большой запас слов, и многие из высших классов не только свободно переводят, но и понимают язык разговор­ный». (7) Этот отчет предлагал определенный ориентир в препода­вании иностранного языка – учащиеся должны были не только читать и писать, но также понимать разговорную речь и свободно переводить. При отсутствии единых требований к процессу обучения и программ по иностранным языкам это можно рассматривать как некую цель деятельности учителей.

В этом же документе описан и отрицательный опыт преподавания нового языка – французского, при этом слабые знания учащихся вменяются в вину преподавателю: «недовольно основательными признаются знания учащихся во французском языке, причину следует приписать преподавателям – Габову, Телешеву, Гамулену, под руководством которых эти ученики обучались значительное время и которые были признаны впоследствии по разным причинам не спо­собными должностям учителей». (7, 5) Обучение французскому языку было поручено другому преподавателю, и дела пошли значительно лучше, как отмечается в отчете.

С преобразованием в четырёхклассное уездное училище введение в программу новых иностранных языков стало обязательным. История введения немецкого языка представляется нам достаточно интересной.

В 1883 году на собрании Шадринской городской думы решался вопрос о возможности получения в г. Шадринске такого образования, которое бы позволило продолжить учебу в учебных заведениях повы­шенного типа в Уральском или Сибирском регионе. Камнем преткно­вения стал иностранный язык: именно из-за незнания новых и класси­ческих иностранных языков дети местных купцов и мещан не могли быть приняты в некоторые учебные заведения Екатеринбурга, Челя­бинска, Перми, Тобольска и т. д. А те ученики, которые все-таки продолжали там учебу, имели неудовлетворительные оценки по этим предметам, и им часто грозило отчисление.

Первоначально городские власти под напором земской и городской общественности ходатайствовали об открытии в городе реального училища, где бы дети могли продолжить свое обучение, но из письма от попечителя Оренбургского учебного округа становится ясно, что Министерство народного просвещения затягивает вопрос с разреше­нием на открытие. «Сочувствуя местному населению», попечитель посоветовал «найти возможным организовать в г. Шадринске училище таким образом, чтобы оно соответствовало потребностям местных жителей, например, добавлением преподавания одного из иностранных языков для желающих». (8)

По решению городской думы была создана комиссия, которая после детального изучения вопроса пришла к выводу о возможности преобразования городского трёхклассного училища в четырёхклас­сное: «для чего необходимо преподавание новых иностранных языков в двух старших отделениях училища: в 5-м – французского, а в 6-м – французского и немецкого языков. Так как недельная нагрузка составляла 24 урока, то, принимая во внимание возраст учеников, добавление уроков могло служить ущербу здоровью детей» (8), то решено было ввести только один иностранный язык – немецкий, как наиболее употребительный. Целью его изучения было «облегчить учащимся по окончании курса поступление в 4-й или 5-й класс реального училища». (9)

Средства на содержание учителя выделили земство и город, но при этом оговаривалось условие, чтобы этот же учитель вёл и графическое искусство. Найти подходящего преподавателя оказалось не просто – ведь в регионе не готовили учителей вообще, а преподавателей иностранных языков тем более. Поэтому первое время обходились, что называется, своими силами, а в 1884 году в училище прибыл препо­давать Конрад Отт, видимо, немец по национальности. Он со всей тщательностью взялся за науку. Прежде всего, им была составлена упрощённая программа, только для учащихся одного (3-го) класса. Затем он начал деятельность по увеличению часов на иностранный язык в училище. Количество отводимых на этот предмет часов начальством (читай: Бобровым) он считал недостаточным, при этом Отт с немецкой пунктуальностью доказывал педагогическому совету, инспектору училища и вышестоящему начальству, почему необходимо и за счет чего можно произвести увеличение сетки часов. Веским доводом в пользу учителя было то, что из-за недостаточного количества времени, отводимого на иностранный язык, учащиеся не могли получить подготовки, необходимой для училища данного типа. Поступление выпускников в реальные училища было по-прежнему сложным, так как там язык преподавался на более высоком уровне и для него отводилось больше часов. А что говорить о высшем образова­нии!

«…Училище сделали 4-х классным с той целью, чтобы была воз­можность поступить в реальное училище. Для этого и ввели иностран­ный язык. Но, пробыв здесь учителем почти целый год, я пришел к заключению, что в том объеме, в каком по необходимости преподается здесь иностранный язык, ученики, оканчивая курс, не будут достаточ­но подготовлены для поступления в 4 класс... Поверхностная подгото­вка по немецкому языку … неминуемо вызовет невозможность для воспитанников, которые перейдут в реальное училище, идти вровень с их товарищами, и та цель, которая имелась в виду при введении немецкого языка в нашем училище, окажется недостигнутой», – пишет Отт в очередной докладной руководству.

Свое предложение учитель доказывает, сравнивая процесс обучения в четырёхклассном и реальном училищах. Во-первых, в реальном училище преподавание языкам начиналось со второго класса и к концу года уже заканчивалось преподавание этимологии и давались понятия о синтаксисе. Для этого в реальном училище отводилось по 8-9 уроков иностранного языка в неделю. В четырёхклассном же училище иностранный язык преподавался в 3-х–4-х классах, где было предусмотрено по 3 урока в неделю, что составляет 1/3 от числа уроков реального училища. «Таким образом, – заключает учитель, – в реальном училище к Пасхе проходят 45 параграфов из хрестоматии Ганнемана, тогда как учитель Отт, не пропустив ни одного занятия, смог пройти только 38 параграфов. При условии прохождения этих параграфов не остается времени на повторение, а между тем от подобных повторений зависит прочность знаний воспитанниками пройденного». Среди условий, препятствующих усвоению языка, называются: «местные условия», которые ещё «сокращают учение и делают его менее удобным. Тогда как в центрах, обладающих реальными училищами, воспитанники принадлежат к более развитым классам населениям. Шадринское уездное училище же наполняется почти исключительно сыновьями торговцев, мещан, отчасти крестьян. Поэтому изучение иностранного языка представляет для них значи­тельные трудности, особенно вначале».

Судя по документам (аттестатам, экзаменационным ведомостям, переписке с Пермской дирекцией) учителю удалось настоять на своем и получить значительное увеличение учебного времени на немецкий язык. Бесспорным доказательством тому служит составленная Оттом новая, более объемная программа для 3-го и 4-го классов, по которой мы можем судить о планах преподавателя. В 3-м классе планировалось изучить «правила о произношении букв и их сочетаний, плавное чтение», достаточно обширный грамматический материал, которому уделялось, пожалуй, самое большое внимание в курсе обучения, учащимся предлагались сведения из синтаксиса и, конечно же, переводы с русского на немецкий. В 4-м классе предусматривалось дальнейшее подробное изучение сведений из грамматики немецкого языка, ряд правил из синтаксиса, «устный и письменный перевод с немецкого языка и обратно лёгких статей и фраз, наиболее развитых и искусственных, знание наизусть басен и стихов». (10) Переводы делались из хрестоматии Ф. Ганнемана: на 3-й класс планировалось перевести 15 параграфов, а на курс 4-го класса – 25.

Оценку деятельности училища по другим предметам находим в «Отчетах» инспектора четырёхклассных городских училищ. Так, преподавание закона божьего он находит вполне удовлетворительным, считает, что законоучитель знает свой предмет хорошо, но критикует некоторые методы его преподавания. Например: «Урок свой начал с сообщения нового. Такого порядка нельзя признать правильным; при­нято, и совершенно основательно, правилом, что новому уроку должно предшествовать повторение старого и потому изложение нового отне­сено на вторую половину часа. Новый урок предложен ученикам в крайне быстром и обильном по содержанию монологе и притом книж­ным языком… Такой способ преподавания не может быть признан правильным – лица учеников в это время изображали непонимание».

Давался совет: излагать урок плавной речью, соединять с показыва­нием и необходимым разъяснением «фактов отдалённой эпохи», тогда обучение было бы более понятным. К недостаткам в преподавании были отнесены торопливость и нетерпеливость учителя, «раздражение, которое допускается при спрашивании учеников». При этом описывается конкретный случай, когда ученик «отвечал из старого и затруднился»: Вместо того, чтобы помочь ученику, законоучитель неожиданно сказал: «Сиди, плохо, не повторял» – и ученик сел в недоумении. Законоучитель при «неисполнении учеником указанных условий немедленности, быстроты и безостановочности ответов» раздражался и делал замечания «в неаккуратности, личности и проч.»

Из всего этого инспектор заключал, что знания учеников по закону божьему (а именно ему уделялось в отчете особое внимание) – «в самом преподавателе» и что, «подвергая суду учеников, преподаватель часто судит себя самого». (11)

Преподаванием многих предметов (правописания, арифметики, геометрии) проверяющий остался доволен: «учителя и методы одобряются, ответы учащихся обнаруживают хорошее знание пройденного». Особо отмечаются им занятия по геометрии, ко­торые вел учитель М.Г. Визгин: «Повторительная геометрическая бе­седа ведена вполне логично, живо и с непременным указанием свой­ства тела на модели, а бойкие и сознательные ответы учеников обнару­жили основательное знание пройденного». В методике преподавания Визгина отмечаются ровное и спокойное отношение, умение привлекать к работе всех учеников.

Более резкие замечания были сделаны учителю словесности: «В спрашиваньи учеников я заметил некоторую нетактичность», дело заключалось в том, что все опрошенные ученики оставались стоять и «уставали без дела». Во время урока спрашивались немногие ученики, сидящие, в основном, на первых партах, сидевшие сзади переставали быть внимательными и начинали пошаливать. (11, 56)

Относительно дисциплины в училище инспектор остался доволен.

Шадринское училище неоднократно входило в историю образования региона своими нововведениями, но особое впечатление произвело на жителей города участие в его судьбе купца Ф.А. Соснина. В конце столетия, когда училище стало популярно среди городского и сельского населения и количество учащихся превысило 150, остро встал вопрос с помещением. Постройка собственного здания для училища была делом слишком дорогим и не под силу городу, арендовать просторные здания было тоже непросто – их в городе было немного, ещё меньше было строений из камня. Тем не менее, с 1892 г. училище помещается в собственном каменном здании, пожертвован­ном для него купцом-миллионером Сосниным. Этот щедрый подарок, как отмечают очевидцы, произвёл сильное впечатление на жителей города, так как «хоромина была о двух этажах», выглядела очень респектабельно и многие родители захотели отдать своих детей только в это учебное заведение. Об этом пожертвовании стало известно пермскому губернатору, а тот, в свою очередь, доложил царю. В результате Александр ІІІ приказал передать купцу величайшую благо­дарность и наградить золотой медалью «За усердие» на Андреевской ленте. Город присвоил ему звание почетного гражданина, а Земляная улица была переименована в Соснинскую. (12, 13)

Особую известность на территории Урала училище приобрело благодаря введению в программу обучения ручного труда. Инициа­тором этого нововведения был хорошо известный в городе человек – инспектор училища Бобров. Ручной труд был особой гордостью училища. Преподавал его сам инспектор, который трижды специализи­ровался по ручному труду в Петербургском учительском институте (1900, 1901, 1903 гг.). Под его руководством проходили выставки самодеятельного творчества и мастерства учащихся, а одну из них приурочили к выставке известного русского художника, профессора исторической живописи, уроженца г. Шадринска Ф.А. Бронникова. Огорчителен лишь тот факт, что уроками ручного труда были заменены уроки немецкого языка, на чём в течение многих лет настаивал Бобров.

Упоминавшийся выше учитель немецкого языка Конрад Отт добился определенных успехов в обучении мальчиков, что в неболь­шом уездном городе при необязательности предмета было не так-то легко. Тем не менее, немецким языком занималось в 1885-1886 учебном году 10 учащихся выпускного четвёртого класса – из 14, в третьем классе – 15 из 24 учеников. Это при том, что уроки ино­странного языка оплачивались родителями учащихся дополнительно. Оценки учащихся редко были плохими, правда, и отличных отметок преподаватель тоже ставил мало.

Со сменой инспектора училища отношение к иностранному языку ухудшилось: если раньше его признавали необходимым, но сложным для понимания и обеспечения хорошего преподавания предметом, то новый инспектор училища решил отказаться от иностранного языка в пользу других предметов.

К. Отт преподавал в училище до 1897 года, затем его место, по решению инспектора училища Боброва, занял Визгин, преподаватель арифметики, географии и черчения. По мнению инспектора, он «приобрел опытность в деле преподавания» (13). Учитель М.Г. Визгин имел одну из самых больших нагрузок в училище, помогал Боброву в устройстве метеорологической станции, даже был награжден за это, но его познания в иностранном языке были в пределах когда-то давно законченной Пермской гимназии. Визгин изучал там латинский язык (с оценкой «достаточно»), греческий («средственно») и немецкий (достаточно»). (14) Качество преподавания при новом учителе значительно снизилось, количество учеников резко уменьшилось. Кроме того, в реальных училищах с 1892 года было введено ещё и изучение французского языка, и те ученики, которые достаточно усвоили немецкий, всё равно оказывались в сложном положении при поступлении в другое училище. Все это дало возможность Боброву просить городское и уездное земство переассигновать деньги, предусмотренные на преподавание немецкого, на ручной труд, что, несмотря на протесты некоторых гласных думы, было сделано.

Отчеты о состоянии городского четырёхклассного училища за первые годы нового столетия обнаруживают нацеленность руководства училища на дальнейшее расширение преподавания ручного труда. Таким образом, из-за невостребованности изучения и частично из-за отсутствия квалифицированного преподавателя первый опыт введения новых иностранных языков в Шадринском 4-хклассное училище оказался неудачным.

Тем не менее, нельзя переоценить ту огромную роль, которую сыграло училище в развитии всей системы светского образования не только в Зауральском регионе, но и на Урале в целом. Оно может быть названо первопроходцем во многих новых вопросах образования и воспитания, в том числе и в практике преподавания ручного труда.