University press 2002 Кросс-культурная психология

Иерархия потребностей Маслоу послужила теоретической базой для первого крупного международного исследования мотивации, которое провели Хей-ри и др.^7С. Они слегка изменили схему Маслоу и исследовали следующие потребности: в безопасности, в обществе, в самоуважении, в автономности и в самоактуализации (реализации способностей). Опросник по мотивации представлял одну из трех шкал: две другие были по стилям лидерства и управленческим ролям. Хейри и его коллеги получили данные выборок, по крайней мере, для 200 менеджеров из четырнадцати стран, девять из Европы и плюс США, Аргентина, Чили, Индия и Япония. Респонденты подбирались с помощью ассоциаций предпринимателей, университетов, учебных центров и частных компаний. Сравнивая вариации между группами и в пределах групп, авторы установили, что для большинства переменных национальные различия составляли примерно одну четвертую полной обобщенного разброса данных.

Из различных потребностей, самоактуализация (реализация способностей) во всех странах оценивалась как наиболее важная, за ней, в большинстве стран, следовала потребность в автономии (возможность независимо думать и действовать). Различия между странами по важности потребностей были относительно малы; по-видимому, менеджеры весьма схожи в том, что мотивирует их в рабочей ситуации. В удовлетворении потребностей были обнаружены относительно большие различия. Во всех странах две наиболее важные потребности были менее всего удовлетворены.

⁷⁰ См. Haire, 1966.

Наиболее удовлетворенными были менеджеры (по всему сочетанию потребностей) в Японии и группе стран Северной Европы. Менеджеры из развивающихся стран, которые сформировали отдельный кластер в этом исследовании, и из латинских европейских стран были наиболее неудовлетворенны.

Отдельно от перечисленных, находился англо-американский кластер, так же, как и японский. Хейри и его коллеги интерпретировали сходство паттернов как отражение однотипности индустриальной культуры. Они приписывали различия между кластерами неспецифическим факторам национальной культуры. В то же время они подтвердили другой важный фактор, а именно тот уровень индустриализации, который, по их мнению, свел в единую группу три культурно-различные развивающиеся страны (Аргентина, Чили и Индия).

Позже произошло некое смещение от исследования общих потребностей и мотивов, которые могли быть удовлетворены посредством работы, к активности по отношению к самой работе и ее результатам. Анализ значения работы имеет длительную историю в социальной философии и, с недавних пор, в социальных науках. Наиболее известен трактат Вебера (Weber, 1905/1976) о подъеме капитализма как результате протестантских религиозных догм и трудовой этики. О наиболее значительном современном исследовании, которое не поддержало теорию Вебера, сообщала команда «Группа международных исследований работы»⁷¹. Ведущий концепт этого проекта центральное место работы, или «общее убеждение о ценности работы в жизни». Чтобы оценить это концепт, респондентов прямо спросили,

" См. ГМИРМСЖ 1987 с. 17.

насколько важна для них работа, и также насколько важна работа по отношению к другим жизненным ролям (досугу, общественной жизни, религии и семье). Важность работы наилучшим образом была проиллюстрирована двумя результатами. 86% всех опрошенных указали, что они продолжали бы работать, даже если бы имели достаточно денег, чтобы жить в комфорте до конца своей жизни. Второй результат показал, что работа была второй по важности среди пяти жизненных ролей; лишь семья ценилась выше.

Исследование ГМИР было основано на сложной модели с центральным положением работы в качестве основного стержня. Социальные нормы занимали промежуточное положение, а ценные результаты работы и предпочитаемые цели формировали периферию. К этой модели далее были прибавлены антецеденты и последствия центрального места работы. Социальные нормы, которые могут показать кросс-культурные различия, рассматривали как базу для нормативной оценки работы. Было сделано различие между правами (правом на значимую и интересную работу) и обязанностями (обязанность внести свой вклад в общество своей работой).

Исследование включало респондентов из восьми стран, перечисленных здесь в том порядке, в каком в этих странах превалировала важность работы (от высокого уровня до низкого): Япония, Югославия (теперь бывшая), Израиль, США, Бельгия, Нидерланды, (Западная) Германия и Англия. Из каждой страны были задействованы по два вида выборок: национальная выборка (п = 450 или более), которая принималась как репрезентативная для страны, и различные целевые группы (п = 90, приблизительно). Эти целевые группы были однородны

Показатель важности работы отличался для разных профессий — с самым высоким результатом для профессионалов и самым низким — для временных рабочих. Квалифицированные рабочие и безработные имели средние значения по показателю главенства работы. За исключением Бельгии и США, где женщины дали показатели значительно ниже мужчин, наиболее ощутимо было тендерное различие в Японии. Различия между странами были приблизительно в 1,5 раза выше, чем между профессиональными группами. Японцы имели наиболее высокий показатель, чего и ожидала команда ГМИР; самым низким оказался результат в Англии. Второе место (снизу) у Германии и второе (самое высокое) у Югославии — оказались неожиданными. Предварительное объяснение этого паттерна командой ГМИР состояло в том, что центральное место работы является нелинейной функцией продолжительности времени с начала индустриализации. Западноевропейские страны во главе с Англией имеют самую длительную историю в этом плане; Япония и Югославия только недавно стали промышленными странами.

Значимые различия были обнаружены как для предоставления прав на работу, так и обязанностей в контексте социальных норм. По правам США показали низкий уровень, а Нидерланды, Бельгия и Германия — высокий. Нидерланды занимали низкое положение на шкале обязанностей, а Югославия и Израиль дали высокие показатели. Особый ин-

терес представляет равновесие между этими двумя переменными, т. е. между правом на работу и обязанностью работать. В Японии, Англии, Югославии и Израиле эти две переменные были почти сбалансированы. В США сильнее подтвердились обязанности, а не права. В оставшихся трех странах, Нидерландах, Германии и Бельгии, правам уделялось больше внимания, чем обязанностям. Команда ГМИР полагала (на основе интуиции), что равновесие между правами и обязанностями должно быть наиболее предпочтительным положением дел. Забегая вперед, мы можем сделать предположение, что излишнее выделение прав наряду с низкими показателями центрального места работы (как в Нидерландах) может неблагоприятно повлиять на уровень экономической деятельности нации в долговременной перспективе.

ВЫВОДЫ

В современном изменчивом мире кросс-культурное исследование работы и организаций представляет собой динамично развивающуюся область. Радикальные перемены в Восточной Европе привнесли много сложностей, в том числе и для организационной психологии⁷². Большинство психологов во всем мире пытаются определить темы и принять участие в исследовании, которое непосредственно направлено на потребности их организаций и рабочей силы. Айкен (2000) утверждал, что наем и отбор персонала, управление деятельностью организаций, здоровье и благосостояние служащих — проблемы, более связанные с развитием человека, чем такие традиционные задачи, как руководство, ценности и т. д. Кроме того, непрерывная борьба за ов-

Как мы увидели в главе 13, о временных мигрантах собирательно говорят как о временных жителях или экспатриантах. Литература, которая имеет отношение к этой теме, была рассмотрена Ферн-хемом и Бохнером¹ в книге, получившей название «Культурный шок». Этот термин имеет значение, подобное тому, которое в гл. 13 определено как «ак-культурационный стресс». Его введение приписывается антропологу Обергу², использовавшему этот термин для обозначения тех трудностей, которые возникают вследствие воздействия незнакомой окружающей среды. Среди прочего, Оберг также обращался к затруднениям при выработке новых адаптации — чувству потерянности, замешательству относительно своей роли и чувству обеспокоенности. Другие авторы описывали опыт вхождения в другую культуру в подобных терминах. Гатри (1966) отмечал разрушение тонких культурных различий, которые препятствуют социальному взаимодействию. В широкомасштабном проекте с иностранными студентами 139 национальностей, которые обучались в одиннадцати странах³, у четвертой части из них было установлено чувство депрессии. Переживаемые трудности не одинаковы для всех временных жителей. Главные переменные включают дистанцированность домашней и доминирующей культуры, тип вовлеченности, продолжительность контакта и статус посетителя в стране-хозяйке.

Торбьерн⁴ провел исследование с 800 шведскими экспатриантами, которые обосновались за рубежом. Он получил

¹ См. Furnham & Bochner, 1986; а также Ward,
Bochner & Furnham, 2001.

² См. Oberg, I960.

³ См. Klineberg & Hull, 1979.

⁴ См. Torbiom, 1982.

данные примерно от тридцати человек, бизнесменов и их жен, в каждой из двадцати шести стран с помощью опроса по почте. Наиболее важные результаты свидетельствуют, что лишь 8% респондентов заявили, что они несчастливы. Это удивительный результат в свете сложившегося мнения, что якобы большая часть назначений на должности за границу оказываются неудачными (до 30% в США, согласно Tung, 1981). Это можно объяснить тем, что у Торбьерна была искаженная выборка, так как деловых людей возвращают на родину, если они не справляются со своей задачей. Кроме того, Торбьерн не нашел никакого подтверждения тому, что супруги, сопровождающие своих партнеров, чаще оказывались несчастными, чем сами работники. Однако подтвердился тот факт, что нельзя успешно временно проживать, если семья несчастлива.

Возможно, наиболее выразительным результатом исследования Торбьерна было заключение, что, скорее, наличие друзей среди коренных жителей страны-хозяйки, а не поддержание контактов только с друзьями-экспатриантами, я вляется важны м детерм и нантом удовлетворенности. Первоначально те, кто вращается лишь в обществе экспатриантов, могут переживать более положительный опыт, но, в конечном счете, личная дружба с членами общества-хозяина очень важна для временных жителей. Это весьма содержательный вывод и для других групп экспатриантов, включая студентов и технических консультантов \

Синангил и Уанс⁶ провели исследование, которое мало чем отличается от исследования Торбьерна, но в стране-хозяйке. Они собрали данные у 220 экспатриан-

тов, которые работали в Турции, и у коренных жителей — сотрудников каждого экспатрианта. Факторный анализ выявил пять факторов, из которых профессиональные знания и мотивация были наиболее важными для успешного соответствия должности с точки зрения коренных жителей страны-хозяйки, тогда как навыки построения взаимоотношений оказались на втором месте. Ситуация в семье оказалась лишь пятым по значению фактором; в свете данных Торбьер-на, ее влияние часто недооценивается коренными жителями страны-хозяйки. Однако все эти оценки коррелируют с приспособленностью экспатриантов и их намерением остаться в принимающей стране, все жеуказывая на факторы способностей и мотивации, которые независимо от культуры народа, часто важны для выполнения работы.

Можно отметить, что пребывание в другой стране не ведет автоматически к улучшению отношения к народу страны-хозяйки. Имеющиеся доказательства заставляют предположить, что гораздо чаще происходит отрицательное, а не положительное изменение установки при временном пребывании, по крайней мере, у студентов университетов⁷.

Было установлено, хотя и не во всех исследованиях, что процесс адаптации временных жителей к новой культуре с течением времени следует U-образной кривой⁸. Это может означать, что сначала у временных жителей немного проблем; они полны энтузиазма и захвачены новыми переживаниями. Спустя некоторое время чувства фрустрации, одиночества и беспокойства берут верх. И все же позже, по мере того как временные жители учатся справляться с проблема-

ми, благополучие снова возрастает. U-образная кривая была расширена до двойной U- или W-образной кривой, что позволило включить период адаптации после возвращения временных жителей на их родину. Первоначально они испытывают волнение по поводу возвращения в знакомую окружающую среду и встречи с семьей и друзьями. Затем появляется разочарование, так как теряются некоторые из наиболее положительных аспектов жизни за границей. И, наконец, спустя некоторое время, происходит повторная адаптация.

Фернхем и Бохнер (1986) подвергли сомнению эмпирическую валидность U- или W-образных кривых, так как они получаются скорее в результате частного кросс-культурного исследования, чем в результате долговременных исследований, а также из-за многих неясностей относительно точной формы и периода времени для построения этих кривых. По большому счету, авторы возражали против клинического подтекста понятия культурного шока во многих работах. Они также критиковали теоретические подходы, в которых предполагаются отрицательные или даже патологические эффекты. Вместо этого Фернхем и Бохнер отстаивали подход социальных навыков. Вновь прибывшие в иную культуру имеют проблемы потому, что не знакомы с социальными нормами и условностями или же не могут свободно обращаться с ними. Постепенно временные жители научаются тому, что им нужно знать, чтобы умело справляться с социальными затруднениями. Уорд, Окура, Кеннеди и Кодзима⁹ провели длительное исследование с японскими студентами в Новой Зеландии, которые заполняли анкетные вопросники, оценивая психологическую ⁹ См. Ward, Okura, Kennedy & Kojima, 1999.

и социокультурную адаптацию в разное время в течение года. Они установили, что проблемы адаптации были максимальными вначале и со временем уменьшались.

Трудности коммуникации

3 предыдущих главах мы указывали, что способы коммуникации и процессы, которые лежат в ее основе, по существу, универсальны. Однако это не устраняет разнообразных отличий фактических паттернов общения. В этом контексте важно отличать недостатки коммуникации, очевидные для взаимодействующих людей, от ошибок, которые легко ускользают от внимания.

Наиболее важен для человеческого общения язык. Если два человека не владеют общим языком, их взаимодействие очень ограничено, и они осознают это. Трудности коммуникации будут менее очевидными, если владение общим языком не очень совершенно. Вариации в произношении и использовании английского языка долго являлись предметом для забот при управлении воздушным движением¹⁰. Просодические аспекты языка, включая ударение и интонацию, также иногда могут приводить к недоразумениям. Пример из работы Гумперца¹¹ подтверждает это. Индийских и пакистанских женщин, которые работали в штате кафетерия в Англии, коллеги и посетители считали грубыми и недружественными. Гумперц выяснил, что те несколько слов, которые они говорили, могли быть интерпретированы отрицательно. Подавая еду, сотрудник-британец сказал бы «соус?» с восходящей интонацией. Индийские женщины использовали то же слово, но про-

¹⁰ См. Ruffell Smith, 1975.

¹¹ См. Gumperz, 1982.

износили его с нисходящей интонацией. Для людей, которых они обслуживали, это звучало как утверждение факта, что в данных обстоятельствах было излишним, а иногда грубым. Прослушивая записи на пленке, женщины-мигранты сначала не слышали никакой разницы. После некоторой тренировки они начали узнавать этот момент. Гумперц заявил о весьма далеко идущих эффектах; во время обучения женщины поняли, почему отношение к ним часто было отрицательным, и они обрели уверенность в своих способностях к обучению.

Хотя существуют аргументы в пользу универсальности выражения вежливости в языке¹², также имеется свидетельство того, что могут быть осложнения в прагматических аспектах языка, включая чередования в разговорной речи, обмен комплиментами, вежливость и непрямой, в противовес прямому, стиль общения¹³. Барнлунд и Араки¹⁴ обнаружили, что японцы осторожно высказывают комплименты и более скромны в словах, чем американцы. Общие различия, лежат, по-видимому, в основе стилей коммуникации, как, например, противопоставления прямого и непрямого или личного и контекстного стилей¹⁵.

Почти то же самое можно сказать о невербальной коммуникации (см. гл. 7). Мы видели, что выражение эмоций может отличаться в разных культурах (правила демонстрации), и что существуют кросс-культурные различия значений определенных жестов. В пределах нашей собственной культуры мы можем также неправильно интерпретировать подразумевавшееся значение эмблемы (жеста, который может заменять словесное вы-

ражение и, как предполагается, имеет довольно четко описываемое значение). Моррис, Коллетт, Манш и О'Шонесси¹⁶ определили различия между респондентами по значению, которое приписывают определенным эмблемам, даже в пределах одних и тех же регионов различных европейских стран.

Квазиэкспериментальное исследование Ли (1999), предоставило доказательство, что в межкультурной ситуации количество информации, которой обмениваются два взаимодействующих партнера, может быть меньше, чем в ситуации в пределах одной культуры. Китайских и канадские студентов университета в Канаде поместили в имитируемую ситуацию взаимодействия «врач—пациент», как в виде монокультурных пар, так и пар из разных культур. Первые пары (как китайские, так и канадские) обменивались заметно большим количеством информации. Это исследование подтверждет всюду разделяемое, но слабо обоснованное убеждение, что межкультурные трудности общения намного глубже, чем просто случайные недоразумения.

Еще не вполне ясно, как часто и насколько серьезно межкультурные контакты нарушаются за счет недостаточной способности «чувствовать» просодические и прагматические аспекты языка или из-за ошибок невербальной коммуникации. Незнакомство с социальными правилами и обычаями добавляется к невежеству и, следовательно, к неприятию иностранца. Диапазон подходящих переменных может быть расширен до включения стереотипов и предубеждений, которые также влияют на межличностные взаимоотношения между временными жителями и представителями культуры-хозяйки.

Однако наиболее явные недоразумения чаще возникают из-за специфических условностей в ежедневных социальных ситуациях. Триандис (1975) приводит пример греческого сельского жителя, который приглашает кого-нибудь на обед и оговаривается, что его рады будут принять в «любое время». Для американца это равнозначно неприглашению; неопределенность времени делает его необязательным. Грек же хотел сказать, что его гостя будут рады принять, когда тот пожелает. Говоря более широко, Триандис утверждает, что эффективная межкультурная коммуникация требует «изоморфиченых атрибуций», т. е. участники взаимодействия должны интерпретировать поведение одинаково.

Межкультурная компетентность

Какие характеристики личности коррелируют с эффективной коммуникацией? В литературе по межкультурной компетентности, или компетентности при коммуникации, большинство ответов на этот вопрос включают такие широкие понятия, как адаптация и личностный рост временных жителей. Есть также такие ответы, которые регламентируют поведение в узком наборе ситуаций — здесь мы, прежде всего, имеем ввиду установки, знания о других культурах и непосредственно наблюдаемое поведение. Дальнейшая проблема состоит в том, является ли компетентность качеством того, кто сообщает или того, кто воспринимает, или диадической системы, которую они совместно образуют. Это связано с тем, является ли индивид, компетентный в одной культуре, также компетентным и в другой культуре, или, другими словами, являются ли корреля-

ции компетентности одинаковыми повсеместно.

Эмпирическое исследование межкультурной компетентности или компетентности при коммуникации, по большей части, началось в 1960-х гг. среди добровольцев Корпуса Мира из США. В то время модной была ориентация на характерные черты при оценке личности, и делались попытки установить черты личности, пригодные для прогнозирования удачных кандидатов в волонтеры с помощью личностных описаний-самоотчетов. Кили и Рубен (1983) перечислили те черты, которые требовались в значительном количестве исследований. Большинство из них, включая честность, сочувствие, проявление уважения и гибкость, довольно туманны и отражают общие социально-желательные межличностные характеристики. Прогнозируемый успех этих черт разочаровал. Стало понятно, что частью проблемы было отсутствие четких критериев. Потенциальный диапазон ситуаций, с которыми сталкиваются временные жители, очень велик, и возникает вопрос, можно ли адекватно предсказать межкультурную компетентность по всему диапазону, исходя из личностных переменных.

Кили и Рубен также установили ситуативные переменные, упоминавшиеся в литературе; сюда они включали условия труда, условия жизни, проблемы здоровья, реалистичные планируемые цели, политическое вмешательство и языковые трудности. К тому же, они перечислили переменные критерии, которые используются для оценки эффективности. Кроме таких понятий, как сила личности, мы находим такие переменные, как участие в жизни общества, способности к изучению местного языка и оценка обычаев.

Кили и Рубен различали три главных компонента:

1. 
   личная и семейная адаптация и удовлетворенность;
   
2. 
   профессиональная компетентность и
   
3. 
   искренние отношения с гражданами страны-хозяйки.
   

В одном из исследований¹⁷ изучалась эффективность 277 канадских технических консультантов, которые работали в двадцати различных странах мира. Некоторые из этих временных жителей тестировали перед отъездом так, чтобы прогностическую валидность личностных переменных можно было бы изучить лучше, чем в большинстве предыдущих исследований. Другой особенностью этого проекта было то, что интервьюеры проникали в область наблюдения, и были получены данные от ровесников консультантов и коллег из страны-хозяйки в разных странах. Задуманный Кили проект содержал четырнадцать результирующих переменных и включал: трудности адаптации и стресс, контакты с хозяевами, понимание и эффективность передачи ими своих знаний и умений. В ¹⁷ См. Kealey, 1989.

исследовании было три ситуативные переменные: условия жизни, ограничения в работе и уровень неудобств. В качестве параметров прогнозирования Кили применил двадцать одну переменную: оценку себя по личностным параметрам и межличностным навыкам, оценку межличностных навыков, мотивов и склонностей, а также рабочих ценностей.

Традиционные личностные переменные, которые оценивались в соответствии с самоотчетами и ценностями работы, не оказались эффективными параметрами прогнозирования; мотивы, отношения и межличностные навыки, которые оценивались другими, явно оказались лучше. При дискриминантном анализе 85% экспатриантов могли быть правильно классифицированы как успешные или неуспешные на основании оценок по параметру прогнозирования. Ситуативные переменные коррелировали и с параметром прогнозирования, и с итоговыми результатами. Кили интерпретировал это свидетельство как приспособляемость человека к ситуативной интерактивной модели. Однако личностные переменные объясняли большую часть расхождений, чем ситуативные переменные. Кили утверждал, что его результаты должны восстановить значение черт личности для прогнозирования успеха экспатрианта, так как мотивы, склонности и оценки посторонних (а не самого себя) оказались релевантными прогностическими переменными.

Несколько иная интерпретация также может дать должную оценку этим результатам. Кили включил оценки посторонних, мотивы и установки как показатели черт личности. Такие переменные кажутся совместимыми с подходом социальных навыков, описанным Фернхемом и Бох-нером (1986), если принять, что способ-

ности людей обучаться этим навыкам не одинаковы. В более позднем обозрении Кили (1996) поддержал свою прежнюю позицию. Однако перечисленные им требования к модели кросс-культурного сотрудника состоят из трех категорий навыков:

1. 
   навыки адаптации, содержащие гибкость и устойчивость к стрессу, но также и стабильность брака;
   
2. 
   кросс-культурные навыки, подразумевающие реалистичность и вовлеченность в культуру;
   
3. 
   навыки партнерских отношений, включая открытость к другим людям и инициативу.
   

Огей¹⁸ критически пересмотрела историю области межкультурного общения, которая развивалась, главным образом в США, с преимущественно качественной точки зрения. В частности, она доказывала, что теории межкультурной компетентности, которые активируют списки таких качеств личности, как способность рассредоточиваться и способность к сопереживанию, фактически не в состоянии понять всю сложность межкультурного общения. Положительную оценку, с ее стороны, получили модели, подобные моделям Гудикунста (1995, см. ниже), и коммуникативно-аккомодационной теории Галуа, Жиля, Джоунса, Каргайла и

Ота¹⁹. Последняя, в частности, имеет преимущество при обращении с такими параметрами макроуровня, как социально-исторический фон неотъемлемой части коммуникации между взаимодействующими группами. С этой же точки зрения, она обсуждает модель «межкультурной сенситивности», которая была предложена Беннеттом (1994). Огей связывает эти теории с современным осмыслением межкультурной коммуникации во франкоязычных странах²⁰

В своем исследовании Огей (2000) использовала программы молодежного обмена между франкоязычными и немецкоязычными кантонами Швейцарии для оценки их черт до отъезда, процессов во время овладения опытом обмена и компетенций, которые развились в результате этого. Она сделала вывод о том, что существующие модели компетентности обычно слишком статичны, и разработала структуру динамических отношений между ситуативными возможностями, ограничениями и развивающимися представлениями о культурных различиях.