Уроки 28-29. XVII век переходный век русской литературы. Протопоп Аввакум. Тексты к урокам. Аввакум



бет3/4
Дата12.06.2016
өлшемі0.54 Mb.
#129245
түріУрок
1   2   3   4

Задание 15

Прочитайте фрагмент из «Жития протопопа Аввакума».

Какими выразительными языковыми средствами пользуется автор? Нравится ли вам его язык? Попробуйте доказать свое мнение.
[ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ СИБИРСКОЙ ССЫЛКИ.]

Поехали из Даур, стало пищи скудать, и з братиею Бога помолили, и Христос нам дал изубря, болшова зверя, — тем и до Байкалова моря доплыли. У моря русских людей наехала станица соболиная, рыбу промышляют; рады, миленькие, нам, и с карбасом нас, с моря ухватя, далеко на гору несли Тереньтьюшко с товарищи; плачют, миленкие, глядя на нас, а мы на них. Надавали пищи, сколько нам надобно: осетроф с сорок свежих перед меня привезли, а сами говорят: «Вот, батюшко, на твою часть Бог в запоре нам дал, — возми себе всю!» Я, поклонясь им и рыбу благословя, опять им велел взять: «На што мне столко?» Погостя у них, и с нужду запасцу взяв, лотку починя и парус скропав, чрез море пошли. Погода (непогода) окинула на море, и мы гребми перегреблись: не болно о том месте широко — или со сто, или с осмъдесят веръст. Егда к берегу пристали, востала буря ветренная, и на берегу насилу место обрели от волн. Около ево горы высокие, утесы каменные и зело высоки, — дватцеть тысящ веръст и болши волочился, а не видал таких нигде. Наверху их полатки и повалуши (башни), врата и столпы, ограда каменная и дворы, — все богоделанно. Лук на них ростет и чеснок, — болши романовскаго луковицы, и слаток зело. Там же ростут и конопли богорасленныя, а во дворах травы красныя, и цветны и благовонны гораздо. Птиц зело много, гусей и лебедей, — по морю, яко снег, плавают. Рыба в нем — осетры и таймени, стерьледи и омули, и сиги, и прочих родов много. Вода пресная, а нерпы и зайцы великия1 в нем: во окиане море болшом, живучи на Мезени, таких не видал. А рыбы зело густо в нем; осетры и таймени жирны гораздо — нелзя жарить на сковороде: жир все будет. А все то у Христа-тово-света наделано для человеков, чтоб, упокояся, хвалу Богу воздавал. А человек, суете которой уподобится, дние его, яко сень (тень), преходят; скачет, яко козел; раздувается, яко пузырь; гневается, яко рысь; сьесть хощет, яко змия; ржет, зря на чюжую красоту, яко жребя; лукавует, яко бес; насыщаяся доволно, без правил спит; Бога не молит; отлагает покаяние на старость и потом исчезает, и не вем, камо отходит: или во свет ли, или во тму, — день судный коегождо (каждого) явит. Простите мя, аз согрешил паче всех человек.


Дети ищут доказательства словесного мастерства Аввакума в тексте.

У. Писательское дарование Аввакума направлено в будущее, в рождающуюся русскую литературу Нового времени.

Задание на дом. Прочитать «Повесть о Горе-Злочастии».
Урок 30. Повесть о Горе-Злочастии.


Текст к уроку.

Повесть о Горе-Злочастии. Подготовка текста Д.Лихачева.


ПОВЕСТЬ О ГОРЕ-ЗЛОЧАСТИИ

«Повесть о горе и злочастии, как Горе-Злочастие довело молотца во иноческий чин» - памятник письменной литературы, принадлежащий перу безымянного автора и сохранившийся в единственном списке первой половины XVIII в., но, как полагают исследователи, созданный в XVII в.
ПОВЕСТЬ О ГОРЕ И ЗЛОЧАСТИИ,

КАК ГОРЕ-ЗЛОЧАСТИЕ ДОВЕЛО МОЛОТЦА ВО ИНОЧЕСКИЙ ЧИН


Подготовка текста Д. С. Лихачева
Изволением Господа Бога и Спаса нашего

Иисуса Христа Вседержителя,

от начала века человеческаго.

А в начале века сего тленнаго

сотворил Бог небо и землю,

сотворил Бог Адама и Евву,

повелел им жити во святом раю,

дал им заповедь божественну:

и повелел вкушати плода винограднаго

от едемскаго2 древа великаго.

Человеческое сердце несмысленно и неуимчиво:

прелстился Адам со Еввою,

позабыли заповедь Божию,

вкусили плода винограднаго

от дивнаго древа великаго;

и за преступление великое

Господь Бог на них разгневался,

и изгнал Бог Адама со Еввою

из святаго раю, из едемского,

и вселил он их на землю, на нискую,

благословил их раститеся — плодитися

и от своих трудов велел им сытым быть,

от земных плодов.

Учинил Бог заповедь законную:

велел им браком и женитбам быть

для рождения человеческаго и для любимых детей.

Ино зло племя человеческо:

вначале пошло непокорливо,

ко отцову учению зазорчиво,

к своей матери непокорливо

и к советному другу обманчиво.

А се роди пошли слабы, добру убожливи,

а на безумие обратилися

и учели жить в суете и в неправде,

в ечерине1 великое,

а прямое смирение отринули.

И за то на них Господь Бог разгневался, —

положил их в напасти великия,

попустил на них скорби великия

и срамныя позоры немерныя,

безживотие2 злое, сопостатныя находы,

злую, немерную наготу и босоту,

и безконечную нищету, и недостатки последние,

все смиряючи нас, наказуя

и приводя нас на спасенный путь.

Тако рождение человеческое от отца и от матери.

Будет молодец уже в разуме, в беззлобии,

и возлюбили его отец и мать,

учить его учали, наказывать,

на добрыя дела наставливать:

«Милое ты наше чадо,

послушай учения родителскаго,

ты послушай пословицы,

добрыя, и хитрыя, и мудрыя:

не будет тебе нужды великия,

ты не будешь в бедности великои.

Не ходи, чадо, в пиры и в братчины3,

не садися ты на место болшее,

не пей, чадо, двух чар заедину!

еще, чадо, не давай очам воли,

не прелщайся, чадо, на добрых, красных жен,

не отеческия дочери.

Не ложися, чадо, в место заточное4,

не бойся мудра, бойся глупа,

чтобы глупыя на тя не подумали,

да не сняли бы с тебя драгих порт,

не доспели бы тебе позорства и стыда великаго

и племяни укору и поносу безделнаго!

Не ходи, чадо, х костарем5 и корчемникам6,

не знайся, чадо, з головами кабацкими.

не дружися, чадо, з глупыми — не мудрыми,

не думай украсти-ограбити,

и обмануть-солгать и неправду учинить.

Не прелщайся, чадо, на злато и серебро,

не збирай богатства неправаго,

не буди пóслух1 лжесвидетелству,

а зла не думай на отца и матерь

и на всякого человека,

да и тебе покрыет Бог от всякого зла.

Не безчествуй, чадо, богата и убога,

а имей всех равно по единому.

А знайся, чадо, с мудрыми

и с разумными водися,

и з други надежными дружися,

которыя бы тебя злу не доставили».

Молодец был в то время се мал и глуп,

не в полном разуме и несовершен разумом;

своему отцу стыдно покоритися

и матери поклонитися,

а хотел жити, как ему любо.

Наживал молодец пятьдесят рублев,

залез он себе пятьдесят другов.

Честь его яко река текла.

Друговя к молотцу прибивалися,

в род-племя причиталися.

Еще у молотца был мил надежен друг —

назвался молотцу названой брат,

прелстил его речми прелесными,

зазвал его на кабацкой двор,

завел ево в ызбу кабацкую,

поднес ему чару зелена вина

и крушку поднес пива пьянова;

сам говорит таково слово:

«Испей ты, братец мой названой,

в радость себе, и в веселие, и во здравие!

Испей чару зелена вина,

запей ты чашею меду сладково!

Хошь и упьешься, братец, допьяна,

ино где пил, тут и спать ложися.

Надейся на меня, брата названова, —

я сяду стеречь-досматривать!

В головах у тебя, мила друга,

я поставлю крушку ишему 2сладково,

вскрай поставлю зелено вино,

близ тебя поставлю пиво пьяное,

зберегу я тебя, мил друг, тебя накрепко,

сведу я ко отцу твоему и матери!»

В те поры молодец понадеяся

на своего брата названого, —

не хотелося ему друга ослушатца:

принимался он за питья за пьяныя

и испивал чару зелена вина,

запивал он чашею меду слатково,

и пил он, молодец, пиво пьяное,

упился он без памяти

и где пил, тут и спать ложился:

понадеялся он на брата названого,

Как будет день уже до вечера,

а солнце на западе,

от сна молодец пробуждаетца,

в те поры молодец озирается:

а что сняты с него драгие порты,

чиры1 и чулочки — все поснимано:

рубашка и портки — все слуплено,

и вся собина2 у его ограблена,

а кирпичек положен под буйну его голову,

он накинут гункою кабацкою3,

в ногах у него лежат лапотки-отопочки,

в головах мила друга и близко нет.

И вставал молодец на белы ноги,

учал молодец наряжатися:

обувал он лапотки,

надевал он гунку кабацкую,

покрывал он свое тело белое,

умывал он лице свое белое.

Стоя молодец закручинился,

сам говорит таково слово:

«Житие мне Бог дал великое, —

ясти-кушати стало нечево!

Как не стало денги, ни полу денги, —

так не стало ни друга не полдруга:

род и племя отчитаются,

все друзи прочь отпираются».

Стало срамно молотцу появитися

к своему отцу и матери,

и к своему роду и племяни,

и к своим прежним милым другом.

Пошел он на чужу страну, далну, незнаему,

нашел двор, что град стоит,

изба на дворе, что высок терем,

а в ызбе идет велик пир почестен,

гости пьют, ядят, потешаются.

Пришел молодец на честен пир,

крестил он лице свое белое,

поклонился чюдным образом,

бил челом он добрым людем

на все четыре стороны.

А что видят молотца люди добрые,

что горазд он креститися,

ведет он все по писанному учению, —

емлють его люди добрыя под руки,

посадили ево за дубовой стол,

не в болшее место, не в меншее, —

садят ево в место среднее,

где седят дети гостиные.

Как будет пир на веселие,

и все на пиру гости пьяны-веселы,

и седя все похваляютца.

Молодец на пиру невесел седит,

кручиноват, скорбен, нерадостен,

а не пьет, ни ест он, ни тешитца

и ничем на пиру не хвалитца.

Говорят молодцу люди добрыя:

«Что еси ты, доброй молодец?

зачем ты на пиру невесел седишь,

кручиноват, скорбен, нерадостен,

ни пьешь ты, ни тешышься,

да ничем ты на пиру не хвалишся?

Чара ли зелена вина до тебя не дохаживала?

или место тебе не по отчине твоей?

или малые дети тебя изобидили?

или глупыя люди немудрыя

чем тебе молотцу насмеялися?

или дети наши к тебе неласковы?»

Говорит им, седя, доброй молодец:

«Государи вы, люди добрыя!

Скажу я вам про свою нужду великую,

про свое ослушание родителское

и про питье кабацкое,

про чащу медвяную,

про лестное питие пьяное.

Яз как принялся за питье за пьяное,

ослушался яз отца своего и матери, —

благословение мне от них миновалося,

Господь Бог на меня разгневался

и на мою бедность — великия

многия скорби неисцелныя

и печали неутешныя,

скудость и недостатки, и нищета последняя.

Укротила скудость мой речистой язык,

изъсушила печаль мое лице и белое тело.

Ради того мое сердце невесело,

а белое лице унынливо,

и ясныя очи замутилися, —

все имение и взоры у мене изменилися,

отечество мое потерялося,

храбрость молодецкая от мене миновалася.

Государи вы, люди добрыя!

скажите и научите, как мне жить

на чюжей стороне, в чюжих людех,

и как залести мне милых другов?»

Говорят молотцу люди добрыя:

«Доброй еси ты и разумный молодец!

Не буди ты спесив на чюжой стороне,

покорися ты другу и недругу,

поклонися стару и молоду,

а чюжих ты дел не обявливай,

а что слышишь или видишь, не сказывай,

не лсти ты межь други и недруги,

не имей ты упатки вилавыя1,

не вейся змиею лукавою,

смирение ко всем имей и ты с кротостию,

держися истины с правдою. —

по тебе будет честь и хваля великая.

Первое тебе люди отведают

и учнуть ти чтить и жаловать

за твою правду великую,

за твое смирение и за вежество,

и будут у тебя милыя други,

названыя братья надежныя!»

И отуду пошел молодец на чюжу сторону,

и учал он житие умеючи.


От великаго разума наживал он живота1 болшы старова,

присмотрел невесту себе по обычаю —

захотелося молотцу женитися.

Средил молодец честен пир

отчеством и вежеством,

любовным своим гостем и другом бил челом.

И по грехом молотцу,

и по Божию попущению,

и по действу диаволю

пред любовными своими гостьми и други,

и назваными браты похвалился.

А всегда гнило слово похвалное,

похвала живет человеку погуба!

«Наживал-де я, молодец,

живота болши старова!»

Послушало Горе-Злочастие хвастане молодецкое,

само говорит таково слово:

«Не хвались ты, молодец, своим счастием,

не хвастай своим богатством!

Бывали люди у меня, Горя,

и мудряя тебя и досужае,

и я их, Горе, перемудрило,

учинися им злочастие великое,

до смерти со мною боролися,

во злом злочастии позорилися,

не могли у меня, Горя, уехати,

и сами они во гроб вселились,

от мене накрепко они землею накрылись,

босоты и наготы они избыли,

и я от них, Горе, миновалось,

а злочастие на их в могиле осталось.

Еще возграяло я, Горе,

к иным привязалось,

а мне, Горю и Злочастию, не впусте же жити —

хочю я, Горе, в людех жить

и батагом меня не выгонить.

А гнездо мое и вотчина во бражниках!»

Говорит серо Горе-горинское:

«Как бы мне молотцу появитися!»

Ино зло то Горе излукавилось,

во сне молотцу привидялось:

«Откажи ты, молодец, невесте своей любимой:

быть тебе от невесты истравлену,

еще быть тебе от тое жены удавлену,

из злата и сребра быть убитому!

Ты пойди, молодец, на царев кабак,

не жали ты, пропивай свои животы,

а скинь ты платье гостиное,

надежи ты на себя гунку кабацкую,

кабаком то Горе избудетца,

да то злое Злочастие останетца:

за нагим то Горе не погонитца,

да никто к нагому не привяжетца,

а нагому-босому шумить разбой!»

Тому сну молодець не поверовал.

Ино зло то Горе излукавилось,

Горе архангелом Гавриилом молотцу

попрежнему явилося,

еще вновь Злочастие привязалося:

«Али тебе, молодец, неведома

нагота и босота безмерная,

легота-безпроторица великая?

На себя что купить — то проторится

а ты, удал молодец, и так живешь!

Да не бьют, не мучат нагих-босых,

и из раю нагих-босых не выгонят,

а с тово свету сюды не вытепут,

да никто к нему не привяжется —

а нагому-босому шумить разбой!»

Тому сну молодець не поверовал,

сошел он пропивать свои животы,

а скинул он платье гостиное,

надевал он гунку кабацкую,

покрывал он свое тело белое.

Стало молотцу срамно появитися

своим милым другом.

Пошел молодец на чужу страну далну-незнаему.

На дороге пришла ему быстра река,

за рекою перевощики,

а просят у него перевозного,

ино дать молотцу нечево,

не везут молотца безденежно.

Седит молодец день до вечера.

Миновался день до вечера, ни дообеднем,

не едал молодець ни полу куса хлеба.

Вставал молодец на скоры ноги,

стоя, молодец закручинился,

а сам говорит таково слово:

«Ахти мне, Злочастие горинское!

до беды меня, молотца, домыкало:

уморило меня, молотца, смертью голодною, —

уже три дни мне были нерадошны;

не едал я, молодец, ни полу куса хлеба!

Ино кинусь я, молодец, в быстру реку —

полощь мое тело, быстра река,

ино еште, рыбы, мое тело белое!

Ино лутчи мне жития сего позорного.

Уйду ли я у Горя злочастного?»

И в тот час у быстри реки

скоча Горе из-за камени:

босо-наго, нет на Горе ни ниточки,

еще лычком Горе подпоясано,

богатырским голосом воскликало:

«Стой ты, молодец; меня, Горя, не уйдеш никуды!

Не мечися в быстру реку,

да дне буди в горе кручиноват —

а в горе жить — некручинну быть,

а кручину в горе погинути!

Спамятуй, молодец, житие свое первое

и как тебе отец говорил,

и как тебе мати наказывала!

О чем тогда ты их не послушал?

Не захотел ты им покоритися,

постыдился им поклонитися,

а хотел ты жить, как тебе любо есть.

А хто родителей своих на добро учения не слушает,

того выучю я, Горе злочастное.

Не к любому он учнет упадывать,

и учнет он недругу покарятися!»

Говорит Злочастие таково слово:

«Покорися, мне Горю нечистому,

поклонися мне, Горю, до сыры земли!

А нет меня, Горя, мудряя на сем свете!

И ты будешь перевезен за быструю реку,

напоят тя, накормят люди добрыя».

А что видит молодец неминучюю,

покорился Горю нечистому,

поклонился Горю до сыры земли.

Пошел-поскочил доброй молодец

по круту, по красну по бережку,

по желтому песочику.

Идет весел-некручиноват,

утешил он Горе-Злочастие,

а сам идучи думу думает:

«Когда у меня нет ничево,

и тужить мне не о чем!»

Да еще молодец некручиноват

запел он хорошую напевочку

от великаго крепкаго разума:

«Безпечална мати меня породила,

гребешком кудерцы розчесывала,

драгими порты меня одеяла

и отшед под ручку посмотрила,

хорошо ли мое чадо в драгих портах? —

а в драгих портах чаду и цены нет!

Как бы до веку она так пророчила,

ино я сам знаю и ведаю,

что не класти скарлату1 без мастера,

не утешыти детяти без матери,

не бывать бражнику богату,

не бывать костарю в славе доброй!

Завечен2 я у своих родителей,

что мне быти белешенку,

а что родился головенкою3

Услышали перевощики молодецкую напевочку,

перевезли молотца за быстру реку,

а не взели у него перевозного,

напоили-накормили люди добрыя,

сняли с него гунку кабацкую,

дали ему порты крестьянские.

Говорят молотцу люди добрыя:

«А что еси ты, доброй молодец,

ты поди на свою сторону,

к любимым честным своим родителем,

ко отцу своему и к матери любимой,

простися ты с своими родители,

отцем и материю,

возми от них благословение родителское!»

И оттуда пошел молодец на свою сторону.

Как будет молодец на чистом поле,

а что злое Горе наперед зашло,

на чистом поле молотца встретило,

учало над молодцем граяти,

что злая ворона над соколом.

Говорить Горе таково слово:

«Ты стой, не ушел, доброй молодец!

Не на час я к тебе, Горе злочастное, привязалося!

хошь до смерти с тобою помучуся!

не одно я Горе, еще сродники,

а вся родня наша добрая,

все мы гладкие, умилные!

А кто в семью к нам примешается —

ино тот между нами замучится!

такова у нас участь и лутчая!

Хотя кинся во птицы воздушныя,

хотя в синее море ты пойдешь рыбою,

а я с тобою пойду под руку под правую!»

Полетел молодец ясным соколом,

а Горе за ним белым кречатом.

Молодец полетел сизым голубем,

а Горе за ним серым ястребом.

Молодец пошел в поле серым волком,

а Горе за ним з борзыми вежлецы.

Молодец стал в поле ковыль-трава,

а Горе пришло с косою вострою;

да еще Злочастие над молотцем насмиялося:

«Быть тебе, травонка, посеченой,

лежать тебе, травонка, посеченой

и буйны ветры быть тебе развеяной!»

Пошел молодец в море рыбою,

а Горе за ним с щастыми неводами,

Еще Горе злочастное насмеялося:

«Быти тебе, рыбонке, у бережку уловленой,

быть тебе да съеденой,

умереть будет напрасною смертию!»

Молодец пошел пеш дорогою,

а Горе под руку под правую,

научает молотца богато жить,

убити и ограбить,

чтобы молотца за то повесили,

или с каменем в воду посадили.

Спамятует молодец спасенный путь,

и оттоле молодец в монастыр пошел постригатися,

а Горе у святых ворот оставается,

к молотцу впредь не привяжетца!

А сему житию конец мы ведаем.

Избави, Господи, вечныя муки,

а дай нам, Господи, светлый рай

Во веки веков. Аминь.
«А хто родителей своих на добро учения не слушает,

Того выучю я, Горе злочастное».

Повесть о Горе-Злочастии
Вопрос для проверки домашнего чтения:
Чем интересна эта повесть современным читателям?
У. «Повесть о Горе и Злочастии, как Горе-Злочастие довело молотца во иноческий чин». дошла до нас в единственном списке первой половины XVIII в., но, как полагают исследователи, была создана значительно раньше — во второй половине XVII в.

Чем же так замечательно это произведение? Почему оно занимает такое высокое место не только в нашей, отечественной, но и в мировой культуре? Вот в этом вам и предстоит разобраться.

Но сначала ответьте на вопрос: вам это произведение понравилось? Представляет ли оно интерес для современного читателя?

Д. ...

У. Согласитесь, что это произведение затрагивает проблему, которая касается всех и всегда — это проблема «отцов» и «детей». Почему же она заинтересовала оставшегося неизвестным автора «Повести»?

Вы уже знаете, что XVII в. — переломный в русской литературе и в жизни нашего Отечества. В это время распадается старый уклад жизни, в котором «общие» интересы (государства, церкви, семьи) преобладали над интересами отдельного человека, когда жизнь каждого не ценилась сама по себе, когда люди, устраивающие свою судьбу по собственной воле, были исключением из правила. Молодежь начинает усваивать новое отношение к жизни, к собственной судьбе: жаждет личной свободы, хочет осуществлять свой собственный выбор жизненного пути. Вот эту непростую картину выделения личности и обретения ею самостоятельности и пытается отразить неизвестный автор. И вам предстоит понять, как же он оценивает этот трудный путь и поступки своего героя.

Но сначала обратим внимание на некоторые особенности этого произведения. К какому жанру оно относится?

Д. Это повесть.

У. Вы встречались уже с древнерусскими повестями?

Д. Да, мы читали «Повесть о Петре и Февронии Муромских».

У. Чем отличается эта повесть от «Повести о Петре и Февронии»?

Д. «Повесть о Петре и Февронии» написана прозой, а эта — стихами.

У. Да, эта повесть — стихотворная, и, если говорить современным языком, к какому жанру она близка? Повести в современном понимании или какому-то другому?

Д. Она больше похожа на поэму — и язык стихотворный, и сильно представлено лирическое начало.

У. Да, в нашем понимании это скорее поэма, чем повесть. Но такого жанра древнерусская литература еще не знала. А кто герой «Повести о Горе-Злочастии»? Сравните его с известными вам героями средневековой повествовательной литературы. Он чем-нибудь отличается от них?



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет