Уроки на закрытой дорожке На пути к успеху Мучения в Токио к рекордным вершинам Турне с поручением Кампания в Европе

Я обратился с этим вопросом к бегуну, который шел сзади меня. Был мой первый старт в кроссе Эссендонской средней школы. Однако Барри Стэнтон, ставший позднее чемпионом Австралии на 440 ярдов, ничего не ответил. То ли он не хотел расходовать энергию, то ли не отвечал из-за упрямства, не знаю. Было очень неприятно лидировать, не имея ни малейшего представления о том, какую из узких улочек Саут-Ярра следует предпочесть. Я снизил темп и выпустил вперед Барри, потом снова вышел вперед и снова потерял дорогу.

В кроссах Барри всегда побеждал, но и у меня не было поражений. Однако из-за недостатка времени на этот раз я даже не удосужился взглянуть на трассу. До этого времени я выступал в соревнованиях за Эссендонскую школу, откуда позднее перевелся, чтобы готовиться к поступлению в институт.

Я снова захватил лидерство и пустился под мост. – Кларк,– завопили сверху,– тебе нужно бежать не под мостом, а через мост!

Я возвратился назад и пристроился за Барри, размышляя о том, что скажет Брайен Диксон, когда узнает, что его протеже не может выступать в кроссе иначе, чем с помощью лоцмана. Брайен, будучи сам спортсменом, создал мне такую рекламу в школе, что было неудобно, и все из-за того только, что я однажды побил его.

В школьной газете, издаваемой старшеклассниками, делались прогнозы на каждый год, и одним из таких прогнозов был следующий: «Кларк не достигнет и половины того, что предсказывает ему Диксон».

После моста трасса пошла без поворотов, я опять вышел в лидеры и закончил бег первым с отрывом ярдов в семьдесят. Мой результат стал новым рекордом школы и, вероятно, единственным в своем роде, поскольку был установлен наугад.

Для описания моего бега в те дни хорошо подходит именно слово «наугад», потому что слово «бегать» тогда для меня означало «передвигаться». Когда 21 февраля 1937 года я появился на свет, мои родители с трудом сводили концы с концами и, конечно, не могли позволить себе завести машину. Мы с братом Джеком передвигались только либо бегом, либо на велосипеде. Это происходило не потому, что мы были необыкновенными любителями физической культуры, и не потому, что у нас не было денег на трамвай, а потому только, что попасть куда угодно можно быстрее, если добираться бегом или на велосипеде, а не идти за тридевять земель искать трамвай. Парк, плавательный бассейн и эссендонское футбольное поле были в радиусе мили или около того от нашего дома.

Я всегда играл в какие-нибудь игры с Джеком и его товарищами, и меня всегда посылали за мячом во время футбольной игры. У нас были две бабушки, которые жили не так далеко от нашего дома. После того как, посетив их, мы собирались возвращаться, Джек говорил мне:

– Беги сзади и смотри на мою спину. И мы обычно возвращались домой бегом.

Мы были крепкими ребятами, но Джек, будучи старше меня на четыре года, всегда был немного сильнее и быстрее. Помимо того, что мы игнорировали общественный транспорт (если бы мы жили поблизости от трамвайной остановки, все могло быть иначе), мы следовали совету отца, не раз говорившего, что единственная польза от купания – это побегать после него по песку. Впоследствии, когда Джек стал играть за Эссендонский футбольный клуб, я часто должен был бегать на поле за его одеждой. Так или иначе, но в среднюю школу я поступил прекрасно физически подготовленным.

Одним из моих товарищей по тренировке был в те дни Род Бонелла, марафонец. Род имел конюшню беговых лошадей в Халлэме. И был помешан на родословной как лошадей, так и спортсменов. Меня он называл многообещающим жеребенком от Тома, единокровным братом Джека. Время от времени он расспрашивал меня о предках. Предки моего отца были выходцами из Ирландии и где-то в конце века обосновались на Балларате, золотоносном участке Виктории. До сих пор есть Кларк-Хилл, холм вблизи Кризвика, названный в честь моего прадедушки Томаса Кларка, который, должно быть, обладал недюжинной силой и выносливостью. Он работал на австралийской шахте, когда внезапно ее затопило подземным ручьем. Шахтеры могли слышать шум воды во время работы, однако они наткнулись на богатую золотую жилу и решили рискнуть. Тогда их затопило. Во время этой ужасной катастрофы прадед стоял у помпы, нечеловеческими усилиями стараясь спасти товарищей. У нас до сего времени сохранилась грамота, подписанная президентом Шахтерского союза Виктории Джорджем Вильямсом и секретарем Уильямом Дж. Спенсом, где отмечено его поведение. В ней написано следующее: «Мы, президент, уполномоченные и члены Шахтерского союза Виктории, в соответствии с единогласно принятой резолюцией на собрании Союза, состоявшемся 8 февраля 1883 года, вручаем Вам настоящую грамоту в память о Вашем героическом поведении во время несчастного случая в новоавстралийской шахте 12 декабря 1882 года, когда двадцать семь человек были безнадежно отрезаны от мира неожиданным потоком воды. Ваши почти сверхчеловеческие усилия по откачке воды в течение пятидесяти трех часов непрерывной работы у помпы позволили спасти пятерых Ваших товарищей, а также обнаружить тела двадцати двух утонувших. Это спасение, конечно, дело случая, и за него мы должны быть благодарны Всемогущему Богу, но мы не исполнили бы своего долга, если бы не поблагодарили Вас публично за образец истинной отваги и неутомимой настойчивости...»

Сын Тома тоже работал на копях и получил там увечье. В конце концов из-за плохой откачки воды шахты перестали давать доход, и мой дедушка снялся с места. В Балларате работы для него не нашлось, поэтому он отправился за 90 миль в Мельбурн, где и работал, приезжая к своим раз в месяц. Должно быть, это была тяжелая жизнь. Дедушка, очевидно, никакого таланта к спорту не обнаружил, зато его сыновья Том (мой отец) и Тед проявили себя в этой области достаточно ярко.

Отец был самобытным крайним нападающим, сыгравшим за Эссендон около 130 игр в футбольной лиге Виктории в период с 1927 по 1933 год. Он отмечался как лучший игрок и не раз представлял штат Викторию. Отмечали его быстроту и смелость, а также его способность точно бить по мячу с обеих ног. Даже в конце 30-х годов он играл еще достаточно хорошо и выступил за Брунсвик в 170 играх.

Отец занимался также крикетом и теннисом и даже выступал несколько раз как спринтер в известном гандикапе Стоувелл Гифт на 130 ярдов. История этого гандикапа восходит ко временам золотой лихорадки. Однако отец не допускал, чтобы какой-либо вид спорта мешал ему заниматься футболом.

Именно отец исподволь оказывал на нас влияние в выборе спорта. Австралийский футбол – почти религия в Виктории, но нигде не было такого поклонения этому божеству, как в семье Кларков. Одно из моих самых ранних впечатлений – это как отец, тогда член комитета Эссендонского клуба, берет нас на футбольное поле. Это случалось каждое воскресное утро, после чего семья отправлялась на прогулку или пикник часто в сопровождении эссендонских футболистов.

С тех пор я могу вспомнить выдающихся футболистов, которые были друзьями нашей семьи, и, когда я вырос, на меня никогда не действовали чары большого спорта, потому что он всегда занимал в нашей жизни большое место. (Единственным моим героем был велосипедист Сид Паттерсон, который выиграл множество блестящих состязаний, включая и то, где за круг до финиша он был на круг сзади и все же финишировал первым.)

Всегда считалось, как должное, что мы с Джеком будем играть за Эссендон. Я и по сей день не уверен, не лучше ли бы мне было быть футболистом, чем бегуном. Однако мои способности в футболе были ограничены. Хотя я и был высоким для своего возраста и даже выше Джека, но мне не хватало нужной живости и гибкости.

Я так плохо прыгал в высоту, что надо мной смеялись, когда я на заднем дворе постоянно сбрасывал планку. Во всех играх Джек был снисходителен и всегда защищал меня, забирая в свою команду и заявляя, что будет играть в футбол, например, лишь при условии, что примут и меня. Джек брал меня с собой всюду. Добрый и всегда в хорошем расположении духа, он подрался только однажды, когда какой-то парень сказал, что отец не умеет играть в футбол; тем не менее, никто не позволял себе вольностей по отношению к нему. Джек был прирожденный футболист, быстрый, как спущенная борзая, сильный, уравновешенный.

Со временем он стал одним из самых блестящих центральных нападающих в истории австралийского футбола, играл за штат и был капитаном Эссендона. В 1965 году интенсивные занятия архитектурой заставили Джека отказаться от капитанских обязанностей, но и в тридцать два года он оставался еще главной фигурой в эссендонской команде.

В команде Эссендона мы тренировались у Тома Брукера, и нам сильно повезло, потому что это был строгий наставник. Том верил в напряженную разнообразную и творческую тренировку и не позволял лениться ни одному из своих питомцев. Я еще и сейчас тренируюсь с ним в Карлтоне, где он работает тренером в команде юниоров.

Отец не только привил нам любовь к спорту, но и помог сформировать наше отношение к нему. Он часто повторял, что не следует слишком огорчаться, если команда проиграла. Единственным правильным ответом на поражение будут извлечение урока из него и решимость играть в следующий раз напряженнее.

За обедом отец поощрял споры и рациональные доводы, и мы привыкали к тому, чтобы не смотреть на вещи поверхностно. Лишь обсуждая то или иное явление в различных аспектах, мы принимали хорошее и отбрасывали плохое.

Отец был образцом для родителей, в чьих детях заложен талант к спорту. После того как отец ввел нас в курс дела и поиграл с нами, он остался в стороне, предоставив нам развиваться самостоятельно. Его сдержанность была особенно удивительной, так как руководить своими сыновьями – естественное желание всех отцов, и в особенности тех, которые сами были спортсменами. Однако родители, позволяющие себе подавлять активность детей, обычно портят их. Печально видеть мальчишку, сбитого с толку вниманием родителей; его энтузиазм исчезает под грузом возлагаемых на него надежд. Отец мудро скрывал от нас свои соображения и высказывался не раньше, чем Джек или я обращались к нему за советом. Он никогда не пытался наставлять Джека и позднее, когда я бежал в Олимпийском Парке, неприметно следил за мной, лишь изредка пытаясь заговорить.

И в другом отношении влияние отца было важно. Он постоянно напоминал нам, что спорт есть разрядка и что главное в жизни – это подготовка к настоящей профессии. Сам он признавался, что в юности отдал спорту слишком много времени во вред своей работе.

Парусный мастер по профессии, отец прогуливал занятия в вечерней школе ради футбола и, когда болезнь заставила его искать работу на свежем воздухе, стал полевым рабочим в Эссендонском футбольном клубе.

Мы жили в скромном домике далеко от центра, никогда не стремясь к роскоши. У нас было много фруктов, овощей и мяса, но нам не позволяли есть что-либо когда попало или ложиться позднее семи часов. Наша семья была крепкой, здоровой семьей, но отнюдь не процветающей. Как Джек, так и я скоро поняли необходимость учиться, чтобы занять в жизни хорошее положение. Вместе с тем мама говорит, что я был большой проказник и что она посылала меня в школу, когда мне едва исполнилось четыре года, чтобы я не слонялся без дела. Я не помню, но она говорит, что перед этим я открывал все водопроводные краны на улице или вытаскивал из ящиков письма и посылал их снова по почте.

Я вступил в Эссендонским клуб пловцов и, хотя не очень быстро плавал, одержал победу самым странным образом в одном из гандикапов. В то время как отец и Джек рыскали по одной стороне бассейна, нервничая, куда я запропастился, и думали нырять, чтобы выудить меня, я спокойно финишировал самым последним в заплыве. Однако все пловцы нарушили условия гандикапа, были дисквалифицированы, и меня объявили победителем.

Джек имел передо мной преимущество почти во всяком занятии и из-за моей неуклюжести прозвал меня увальнем. Я не мог прыгать, бегать или бить по мячу, как это удавалось ему. Он обладал большой взрывной мощью, а у меня получалось только то, что требовало концентрации внимания.

Я сделал шаг вперед в Эссендонской средней школе, где был настолько удачлив, что стал капитаном футбольной и крикетной команд. Джек в течение трех лет подряд выигрывал титул чемпиона района по кроссу, а я дважды. Вдобавок однажды мне удалось выиграть бег на милю и 880 ярдов. Результаты, конечно, не означали ничего особенного, потому что главным для нас была игра в футбол и крикет.

Одним из самых приятных событий в моей жизни явилось поступление в Мельбурнскую среднюю школу. Мельбурнской школой, богатой традициями, вправе был гордиться каждый ее ученик. В мое время директором ее был Дж. Ф. Лэнгли, который сам окончил эту школу и неутомимо укреплял дух школьных традиций.

Именно в Мельбурнской школе благодаря поддержке капитана легкоатлетов Джерри Тикла и неугомонного Брайена Диксона я заинтересовался бегом по-настоящему. В школе проводились регулярные соревнования, а время на финише фиксировалось для всех от первого до последнего.

Соревнование по кроссу, описанное в начале главы, было одной из моих первых удач, но все-таки, наверное, более примечательными можно считать мои выступления в школьных чемпионатах. Чтобы выступать в этих легкоатлетических соревнованиях, нужно было быть заявленным на четыре вида в двух категориях из трех, каковыми были бег на средние и длинные дистанции, спринт, метания и прыжки. Я был ужасающе плохой прыгун и метатель, а поэтому избрал 880 ярдов, милю, 440 и 220 ярдов. В один день я выиграл первые три вида и установил школьные рекорды для юношей моложе 17 лет, пробежав 880 ярдов за 2.07,3 и милю за 4.59,7, а на 220 ярдов был вторым. Эти результаты тогда считались весьма приличными, но таков уж прогресс в легкой атлетике, особенно среди юношей, что сейчас всякий активный шестнадцатилетний парень может улучшить их без особого труда.

С самого начала я стремился соревноваться в как можно большем числе видов, потому что это, как мне казалось, должно было приносить максимум радости. Однако на объединенных соревнованиях средних школ я был ограничен лишь одним видом – милей и пробежал ее с рекордным временем – 4.39,0.

В других легкоатлетических соревнованиях – матче четырех команд: Джилонг Грэммар, Джилонг Колледж, Мельбурн Хай и Джилонг Гилд Атлетик Клаб – я финишировал вторым в беге на милю позади бегуна из Джилонг Гилд (бывшего ученика Джилонг Грэммар) по имени Джон Лэнди, который показал 4.18,0. Я испытал редкое волнение, финишируя вслед за милевиком класса четырех минут, несмотря на то, что на последнем круге он почти скрылся из виду!

Хотя я и приобщился к легкой атлетике, футбол и крикет оставались для меня главными видами спорта. Меня включили в школьную футбольную команду, которая в тот год была непобедимой. Кроме этого, я представлял школу и в крикете.

Это были счастливые дни, когда преобладающим был спорт, но самый счастливый день все же тот, когда я узнал о зачислении в колледж. Я добился стипендии и начал изучать тайны коммерции почти с таким же энтузиазмом, с каким занимался спортом.


Огонь вспыхнул
Рекорды юниоров имеют не столь важное значение, как принято думать, и тот факт, что я владел ими на дистанциях от 800 м до 2 миль, когда мне не было еще 19 лет, не столь уж значителен. Существует большая разница между обещающим юниором и успешно выступающим спортсменом. Не важно, сколь исключительны результаты человека в юности – он не станет настоящим спортсменом до тех пор, пока не зарекомендует себя в соревнованиях взрослых.

Очень много лучших в мире юниоров бесследно исчезли, потому что успех и известность, которые они приобретали в юности, вдруг пропадали, когда они начинали выступать в соревнованиях взрослых. Подавленные первыми неудачами, они либо переходили на жесткую тренировку, чтобы восстановить свою репутацию, либо из-за упрямства и обидчивости прекращали ее вовсе. К последней категории относятся те, от которых можно услышать: «О да, я мог бы преуспеть в спорте, если бы продолжал, но в конце концов спорт – это только спорт, а в жизни есть вещи поважнее».

Между тем их менее удачливые в юности товарищи не чувствуют себя особенно обескураживающе, когда проигрывают взрослым. Малейший успех в такого рода состязаниях побуждает их продолжать тренировку. Они могут легко переносить поражения, потому что привыкли к ним еще в юности, но внезапно они расцветают и становятся чемпионами. Тогда их более блестящие товарищи по юношескому спорту говорят: «Представь себе, он стал звездой, а ведь его не брали даже в школьную команду, где капитаном был я». Подобной критике могу подвергнуться и я сам, и, вполне возможно, это будет справедливо.

Вот почему рекорды юношей надо всегда рассматривать лишь как перспективу, однако, как бы то ни было, я должен согласиться, что они исключительно приятны в свое время. Прежде чем написать о них, я расскажу о том, что им предшествовало.

В начале 50-х годов в Австралии, и в особенности в штате Виктория, возник сильный интерес к длительному бегу. Этот интерес вызвала деятельность нескольких лиц, и в основном на фоне подготовки к Олимпийским играм 1956 года в Мельбурне.

Значительный импульс развитию бега на выносливость дали двое: Перси Черутти и Лесс Перри, имевшие оба могучий дух в слабом теле. Оба они всецело посвятили себя легкой атлетике. Как тренер, подвижный и противоречивый Перси Черутти вызвал у многих энтузиазм, и многие благодаря ему отдали бегу свою энергию и фантазию. Черутти, который впервые выступил в марафоне в возрасте сорока восьми лет, верил в свои собственные принципы и был нетерпим ко всякому, кто отказывался их принять. У него на все был определенный взгляд. Лесс Перри более спокойный и рациональный, поначалу увлекся идеями Черутти, показавшего ему достоинства суровой тренировки.

Когда Перси основал свой лагерь в Портси на краю Морнингтонского полуострова в шестидесяти милях от Мельбурна, большая часть наиболее обещающих бегунов Виктории побывала какое-то время у него. Перси заставлял их бегать вверх и вниз по склонам песчаных холмов и по трассе через колючий кустарник. «Назад к природе» – примерно так формировал он свое отношение к легкой атлетике. Перси придерживался необычных взглядов на режим питания; он проводил странные эксперименты и уделял большое внимание раскрепощению духа легкоатлетов. Со временем такие спортсмены, как Лесс Перри, Джон Лэнди, Дэйв Стефенс (бывший рекордсмен мира на 6 миль) и позднее Херберт Эллиот нашли в жизни в Портси стимул для своих тренировок. Но Перси доходил до крайностей. Беспрестанно требуя признания, он нес в себе какой-то заряд горечи. Многие из бегунов (исключая Херба) отошли от него.

Слабости Черутти парадоксально доказывали его сильные стороны. Он и должен был быть таким, каков есть: придирчивым, импульсивным, эмоциональным, чтобы вызывать энтузиазм у людей. Однако иные находили его неразумным и, признавая, что у него есть чему поучиться, чувствовали: многие его идеи противоречат правилам логики.

Как бы то ни было, но лет пятнадцать назад Перси совершил революцию в беге на выносливость. Тогда Лесс Перри и Джон Лэнди возвратились с Хельсинской олимпиады 1952 года, зараженные результатами Эмиля Затопека. Они были убеждены, что им нужно перенять часть суровой тренировки у Затопека, включая его фартлек на длинных отрезках на местности.

Почти не встречая конкуренции большую часть своей карьеры, Джон Лэнди настолько улучшил свои результаты на милю, что почти всякий раз, когда он выходил на дорожку, публика ждала, что он улучшит мировой рекорд Гуннара Хэгга (4 мин. 1,4 сек.). Он боролся со временем перед толпой, ожидавшей с затаенным дыханием, что он установит рекорд и «разобьет» магические четыре минуты. Борьба за то, чтобы первому сломать четырехминутный барьер, развернулась между Джоном Лэнди в Австралии, Роджером Баннистером в Англии и Уэсом Сэнти в Соединенных Штатах. В конце концов, Роджер добился цели при искусственно подобранном забеге в Оксфорде. Рекорд англичанина был предвестником многих последующих рекордов. Как только Джон начал выступать в Европе в более благоприятных условиях, он побил рекорд Роджера, доказав тем самым, что те бегуны, которые пытаются бить рекорды в Австралии, находятся в невыгодном положении. (После восхождения Лэнди Олби Томас, Дэйв Пауэр и Херб Эллиот показали свои лучшие результаты именно за океаном. Джон, несомненно, мог бы быть первым милевиком, «вышедшим» из четырех минут, если бы не его приверженность к австралийским дорожкам.)

Вскоре после того как я окончил школу, Джон проиграл знаменитую милю Роджеру в 1954 году на состязании стран Британского содружества. Вместе с тысячами других австралийских юнцов я был тронут благородством Джона. Херб Эллиот упрекал меня за то, что я как-то сказал, что хочу быть наполовину таким бегуном, как Лэнди, и наполовину таким же хорошим человеком. Он говорил, что в этих словах у меня обнаруживается недостаток дерзания, однако он ошибся. Спортсмен может быть вполовину таким же бегуном, как Джон, и все же бить мировые рекорды. А что касается человеческих черт Джона, его характера, скромности, благородства и великодушия,– в этом ему нет равных. Именно из-за своей неподдельной скромности он избегал публики просто потому, что ненавидел шумиху вокруг своего имени и не желал ничего большего, чем бежать без трескотни. Он и сегодня не переменился, и, хотя он хороший оратор, основательно знающий легкую атлетику, он не появляется на экранах телевизоров и вообще не извлекает никакой выгоды из своей все еще огромной популярности. (Он даже не хочет написать книгу!) К тому же он чрезвычайно прямодушен и готов помочь всякому, кто обращается к нему за советом.

Я уже писал об отказе Джона оправдать свою неудачу на Британских играх в 1954 году травмой ноги. Хотелось бы вспомнить и другой момент в этих соревнованиях, также хорошо показывающий его характер. Говорилось, что Джон потерпел неудачу, потому что не мог противостоять тактике Баннистера. Англичанин спланировал свой бег до мелочей и перед стартом ни для кого не было секретом, что он собирается отсидеться, предоставив установление темпа самому Джону. Если бы австралиец спутал его карты, отказавшись лидировать, по мнению критиков, Роджеру пришлось бы туго. Джон, конечно, знал о такой возможности, и, если бы он был уверен, что выиграет бег именно таким образом, он, наверное, не стал бы лидировать. Однако он чувствовал свою обязанность перед публикой, которая состояла в том, чтобы сделать бег быстрым. Перед стартом столько говорилось о «миле века», о дуэли двух бегунов мира, «вышедших» из четырех минут, что, превратись эта миля в бег трусцой, спорту был бы нанесен ущерб.

Это типично для Джона брать инициативу в свои руки и вкладывать в соревнование все, что он может, чем рисковать снижением темпа.

В то время как Джон, захватывая воображение зрителей, боролся с милей, Лесс Перри стал «королем» на длинных дистанциях. Он был хрупкого телосложения, ростом не более 165 см и весом 55 кг. Лесс родился в Стоувелле и начал заниматься бегом лишь в армии в возрасте двадцати четырех лет. В послевоенные годы он стал заметной фигурой на австралийских дорожках, маленький бегун в очках, выступавший часто с платком на голове, чтобы уберечься от палящего солнца. Выражение «работать, как Перри» вошло в поговорку среди бегунов, а Лесс был одним из немногих спортсменов, способных довести себя до потери сознания. Как раз это он и продемонстрировал на чемпионате 1948 года в Сент-Килда, когда, пролидировав всю дистанцию, он за 200 ярдов до финиша потерял сознание и был унесен в тень трибун. Недосягаемый, он выигрывал звание чемпиона страны на 3 мили с 1950 по 1953 год включительно, а кроме этого выступал во множестве превосходных состязаний на дистанциях от мили до марафона. Благодаря Лессу поднялись на ноги такие бегуны, как Дэйв Стефенс, Джофф Уоррен, Дуг Хендерсон, Нейл Роббинс и Джон Пирс, вследствие чего Уильямстаун развился в один из крупнейших центров бега в Австралии.

Такова была ситуация в австралийской легкой атлетике к тому времени, когда я окончил школу и начал понемногу забавляться бегом. Я получил место в бухгалтерии и по ночам готовился к сдаче экзаменов на звание бухгалтера. Футбол все еще был для меня главным видом спорта, и, поскольку я был помощником капитана в эссендонской команде, меня не покидала надежда выступить в чемпионате.

Летом обнаружилось, что я не могу заниматься футболом и крикетом одновременно. Отец подарил мне новую биту, а Джерри Тикл уговорил выступить в соревнованиях выпускников Мельбурнской школы в Олимпийском Парке. Я отчаянно пытался совместить футбол с крикетом, но в одну субботу случилось следующее. Я согласился выступать в соревновании в Олимпийском Парке после крикетной игры в Юлдон-Кенсингтон. Соревнование было назначено на четыре часа, и в это же время я договорился о свидании с девушкой. К трем часам я, как обычно, сделал сорок проходов. Спустя полчаса положение стало отчаянным – мои ворота оставались абсолютно нетронутыми. В пять часов я еще не закончил игры в крикет. Конечно, я пропустил соревнования, а свидание не состоялось. После этого я решил, что можно облегчить себе жизнь, если избрать для лета один только вид спорта – бег.

В течение всего первого сезона я не тренировался, потому что моя техника бега была откровенно плохой. В частности, движения рук были неестественными и неэффективными. Я рассуждал так: если буду тренироваться, то моя плохая техника укрепится, а поэтому лучше не тренироваться до тех пор, пока не найдется хороший тренер и не выправит мои недостатки. (Замечу, что техника работы рук у меня заметно так и не изменилась с тех дней и все же, об этом я расскажу позднее, ее ошибочно принимают иногда за образец для начинающих бегунов.)

Первым тренером, с которым я познакомился, был Перси Черутти, который занимался с бегунами по воскресеньям утром на Колфилд Рейскурс. Когда я подошел к нему представиться, Перси отвел меня за 200 ярдов и трагическим голосом сообщил, что боится, как бы за нами не подшпионили, и что профессиональные тренеры жаждут узнать и скопировать секреты его методов тренировки.

– Посмотри-ка, вон там уже стоит парочка шпионов,– сказал он, указывая на двух мужчин, расположившихся невдалеке.

– Это мой отец и брат Джек,– отвечал я.

Перси расцвел. Он объяснил мне, что одним из секретов, способствующих улучшению результатов, является увеличение длины шага. Увеличив длину шага всего на 5 или 7 см, говорил он, можно пробежать милю за 3.30,0, в то время как бегун такого же класса и с теми же усилиями, но с меньшей длиной шага, пробежит ее только за четыре минуты.

Я ничего не ответил на это утверждение, поскольку не был убежден в его логической или физиологической обоснованности. Дело было не только в том, что Перси слишком упрощал проблему. Уверенность, с которой он пытался меня убедить в правильности своих соображений, на меня никак не повлияла. Вскоре я перестал посещать занятия и стал отклонять все приглашения Перси прибыть в Портси. Впоследствии он заявил, что не принял меня в свою группу из-за недостатка духа. Возможно.

Межклубные соревнования принесли мне мой первый рекорд штата Виктории среди юниоров – 4.31,1 на милю. Главным воспоминанием об этом дне было то, что Джон Лэнди болел за меня, разместившись ради меня на поле. Сразу же после забега юниоров он должен был бежать милю и тем не менее смог забыть о себе, чтобы помочь юниору.

Сезон 1954/55 года (В Австралии, находящейся в южном полушарии, в январе разгар лета.– Прим. пер.) начался благоприятно. Еще не начав тренировки, я победил Лена Мак Рая, бывшего тогда рекордсменом Австралии на 880 ярдов, в забеге на милю в Ройял Парке. Я показал 4.27,2, и, поскольку это событие произошло в начале сезона, думаю, что Лен был просто недостаточно готов. Я был еще юниором, а рост мой достигал 180 см и вес 78 кг – несколько тяжеловато для бегуна на средние дистанции.

Однажды я совершил поездку с Нейлом Роббинсом его отцом и Брайсом Маккеем на встречу в Керанг, и, так как ни отец Нейла, ни Брайс тогда не умели водить машину, мне пришлось быть сменным шофером, хотя по возрасту я не имел на это права. Наша поездка была сущей нервотрепкой. Когда я сел за руль в первый раз, забыл выжать сцепление, и в продолжение пятидесяти или шестидесяти ярдов машину невероятно трясло. Даже через несколько дней по дороге домой я не научился ровно вести машину и перед Мельбурном папа Роббинс, дремавший на заднем сиденье, вдруг приоткрыл глаза и сказал: «Если мы расколошматимся, хотел бы знать, кому я этим обязан».

Во время этой поездки я сказал Нейлу, что никогда еще не тренировался, и он случайно сообщил об этом Яну Ормсби. Ян был более хитрый спортсмен, он сам соорудил гаревую дорожку на овечьей ферме своей семьи, чтобы тренироваться серьезно.

Шестого января я получил письмо от Джона Лэнди по поводу тренировки. Я надеюсь, он не будет против того, что я помещаю это письмо целиком. Мое мнение таково: здесь изложен краткий курс современной тренировки (используемой ли Артуром Лидьярдом или Перси Черутти безразлично) за исключением разве того, что в наши дни тренировочные отрезки длиннее.

«По необходимости пишу в спешке и не продумав план письма, пишет Джон, поскольку сейчас собираюсь «делать милю» в Квинсленде. Ян Ормсби позвонил мне на днях и, рассказав о том, что ты не тренируешься, предложил выслать тебе планы тренировок. Это – весьма «милое» задание, в особенности потому, что я не очень разбираюсь в тренировке, исключая то, что касается меня лично. Кроме того, не знаю, какую работу ты проделал и сколько времени у тебя остается для тренировок. Возможно, будет лучше всего, если я напишу тебе об общих принципах тренировки в беге на выносливость и составлю для тебя гибкое расписание.

Два основных требования есть: 1-е – быстрота, 2-е – выносливость. Если ты набегаешь много миль в пяти-, десяти-, даже сорокамильных пробежках в неделю, ты сможешь развить силу или выносливость, но не увеличишь свою скорость. На самом деле, в этом случае с твоей скоростью, возможно, будет еще хуже, чем если бы ты вовсе не тренировался! Поскольку выносливость, без сомнения, самый важный фактор в беге начиная с 3 миль и выше, то бегуну не нужно ничего кроме длинных пробежек и медленных кругов, чтобы быть на самом высоком уровне в этой области.

Однако миля требует некоторой быстроты, и ты должен потратить часть своего времени на быстрые пробежки по 220, 330 и 440 ярдов. Значение скорости в беге на полмили снова значительно возрастает, в то время как необходимость в длительных пробежках не так остра. Большая проблема заключается в том, чтобы иметь выносливость и в то же время скорость, чтобы, скажем, пробежать 440 ярдов за 50 секунд. Я думаю, лучше всего добиться этого за счет тренировки на длинных отрезках до того, как наступит беговой сезон. Когда сезон наступает, ты можешь бегать медленные отрезки реже и выполнять большее количество скоростных пробежек. Однако для мили нужно проводить медленные пробежки в течение всего сезона.

Тебе нужно также иметь представление о времени по кругам, и лучший способ научиться этому состоит в пробежках по 440 ярдов на время с акцентом на 60 или 65 секунд (или на другое спланированное тобой время). Со временем ты научишься пробегать круг в заданном темпе весьма точно.

Я видел несколько твоих выступлений. У тебя хорошая техника, и поэтому я не касаюсь этого вопроса. Главное – быть физически подготовленным к намеченному дню, а другие менее важные вещи придут сами собой. По мере того как результаты твои будут улучшаться, техника бега будет приобретать все большее значение, но ты не должен сильно менять ее – скорее видоизменять,– поскольку у каждого существуют индивидуальные особенности.

Я бегло набросаю несколько пунктов, и это даст тебе представление, как составить план тренировок для себя:

1. После окончания сезона тренируйся 5 дней в неделю (минимум!). Общий объем бега в неделю – 20 или 50 миль. Бегай сериями пробежек (в темпе пять с половиной – шесть минут миля). Бег нужно проводить в резиновых туфлях, причем необязательно отмечать время точно.

2. По мере приближения сезона введи 2–3 дня бега по одной четверти мили на время. Типичная тренировка может быть следующей: а) 20 минут разминки – трусца; б) 6, 8 или 10 раз по 440 ярдов за 65 секунд, а в перерыве между «быстрыми пробежками» один круг трусцой; в) 10 минут трусцы.

3. В соревновательном сезоне уделяй больше внимания быстроте, и если раньше ты пробегал круг за 65 секунд, то теперь пробегай его за 61 или 60 секунд. Также введи в тренировку пробежки по 220 и 330 ярдов. 3 дня в неделю тренировка может быть такой: а) 20 минут разминки; б) 10 раз по 220 ярдов за 27 или 26 секунд с 660 ярдами трусцы в перерывах; в) короткая трусца.

(Вместо отрезков по 220 ярдов ты можешь пробегать 330 ярдов, скажем за 39 или 40 секунд, или 440 ярдов за 60 или 61 секунду. Около восьми таких пробежек будет достаточно.)

Если у тебя есть трудности в том смысле, что нет размеченной по 440 ярдов дорожки, тогда тебе нужно знать, с какой скоростью ты бежишь. Как только ты научишься бегать круг в темпе 60 секунд, можешь часы с собой не носить.

Я просмотрел свое письмо и вижу, что все очень отрывочно, но, возможно, ты найдешь в нем основу для планирования своей программы. Я надеюсь, что ты способен удовлетворить свое честолюбие как футболист, но в то же время ты можешь стать бегуном мирового класса. Я уверен, что ты можешь.

Наилучшие пожелания!

Искренне твой Джон Лэнди».

Даже теперь, когда какой-нибудь юноша обращается ко мне за советом по тренировке, мне очень приятно написать что-нибудь полезное, наподобие письма Джона. Спустя десять дней после того, как я начал действовать на основе предложений Джона, мне довелось впервые состязаться с Хербом Эллиотом на чемпионате Австралии в Аделаиде.

О Хербе уже говорили как о чудо-парне. Хотя он был моложе меня на год, он бежал быстрее меня и на юниорской миле Южной Австралии считался фаворитом. На этой миле одновременно разыгрывался и титул чемпиона Австралии.

Даже перед тем как перейти к Перси, Эллиот держался независимо, и мы с ним не нашли контакта. Во время бега я сделал разрыв в 15 ярдов на третьем круге, и все же Херб сумел достать меня на финишной прямой и победил с результатом 4.20,8, показав замечательное для шестнадцатилетнего парня время, однако не идущее ни в какое сравнение с подвигами Джима Райана. (В возрасте 16 лет Д. Райан установил мировой рекорд для юношей в беге на милю – 4.08,2. – Прим. ред.)

На 880 ярдов главным соперником считался Барри Трегенза, который победил Херба в Перте. Дуг Хендерсон, лучший бегун штата Виктория, «отсиживался» и караулил Барри, в то время как мы с Эллиотом задавали темп. После 440 ярдов Дуг понял, что упустил нас из виду, и принялся догонять. Несмотря на то что проигрывал десять ярдов, он сумел догнать нас на прямой и вышел на четыре ярда вперед. Херб, возглавлявший до этого бег, однако, собрался и у самой ленточки вырвал победу. Финишируя третьим, я был глубоко потрясен способностью Эллиота бороться за победу, особенно в трудном финише. Было очевидно, что он станет большим бегуном.

Еще раньше я знал об уровне юношеских рекордов, и стремление побить их было моим главным стимулом. Я начал бить рекорды довольно легко, так как Нейл Роббинс вел меня от одной цели к другой. На межклубных соревнованиях Скотч Оувел я установил новый юношеский рекорд Виктории на милю, показав 4.19,4, и в тот же день пробежал 2 мили за 9.50,6, что было также новым рекордом. Между двумя этими забегами я спал и пробудился лишь тогда, когда остальные бегуны выходили на старт 2 миль. Стремглав помчался я к стартовой линии, успел сбросить сандалии, но надевать шиповки времени уже не было.

К концу сезона 1954/55 года я начал собирать новый «урожай» рекордов Австралии для юношей: в Батурсте пробежал 3000 м за 8.54,0, в Мур Парке Сиднея – 1500 м за 4.04,8 и в Бендиго – 2 мили за 9.17,8. В последних соревнованиях я был на финише вторым за Джоффом Уорреном и впереди Нейла Роббинса, который на Играх представлял Австралию. Впервые мне довелось обыграть того, кого и не думал обыгрывать. (С тех пор я подозревал, что Нейл разрешил мне выиграть у него, чтобы повысить мою уверенность в себе!)

Зимой 1955 года футбол все еще оставался моим главным видом спорта. Так продолжалось до тех пор, пока я не сломал руку. Становилось очевидным, что мои надежды пойти по стопам Джека будут тщетными.

Весной того же года Нейл взял меня на встречу с Францем Стампфлом, австрийцем по рождению, имевшим большой успех в Англии, а теперь поселившимся в Мельбурне. Прибытие Стампфла и радушный прием, оказанный ему, привели Черутти в ярость, а с того момента, когда я начал прислушиваться к Стампфлу, Перси стал испытывать ко мне неприязнь. Методы и характеры этих двух тренеров были полной противоположностью. Стампфл верил безоговорочно в ценность интервальной тренировки, которую использовали англичане. Это были такие спортсмены, как Роджер Баннистер, Крис Чатауэй, Брайен Хьюсон и Крис Брэшер. До некоторой степени Стампфл разделял их триумф. Он был мягкий интеллигентный человек и вскоре доказал, что, как и Перси, способен воодушевлять своих спортсменов.

Перси, конечно, не отгораживался от интервальной или повторной тренировки, но предпочитал вместо них свободный бег на местности. Что касается меня, то я считал интервальную тренировку весьма приемлемой, однако сейчас уже не так убежден в ее достоинствах. Исходя из законов физиологии наиболее эффективным путем физического совершенствования является тренировка в условиях повышенного физического напряжения, затем следует отдых, затем повторяется тренировка, и так до бесконечности.

Для бегуна, которому нужно обрести фундаментальную подготовленность, интервальная тренировка, вероятно, так же хороша, как и всякий другой метод. Развитый бегун, однако, должен применять этот метод с определенными ограничениями.

Сначала Стампфл посоветовал мне соблюдать диету (после футбольного сезона я прибавил в весе около 10 кг), а затем включил меня в режим интервальной тренировки. В один вечер я мог пробежать 10 раз по 440 ярдов или 5 по 880 или 5 по 220, затем 5 по 440 и снова 5 по 220 ярдов или же три четверти мили. Он предлагал мне бежать отрезки по 440 ярдов с соревновательной скоростью так, чтобы, рассчитывая на результат 4.12,0, держаться темпа 63 секунды круг. Между быстрыми пробежками следовал круг трусцы. Те же принципы распространялись и на более длинные отрезки, 880 ярдов например, только после этого следовало 880 ярдов трусцы.

Поначалу Стампфл проявлял большой интерес к времени, показываемому мной в интервальной тренировке. Однако уже в следующий сезон он переключил внимание на Мервина Линкольна, который был на три года старше меня и одним из тех немногих, кто мог бы бросить вызов самому Джону Лэнди. Тренер возлагал большие надежды на то, что Мервин выиграет медаль на Олимпийских играх 1956 годе, но позднее именно Мервин, как наиболее яркий представитель интервального метода, потерпел неудачу в борьбе с учеником Перси Черутти Эллиотом.

Некоторое время и я был всецело предан интервальному методу и до 1957 года не терял веры в него. Я тренировался вместе с Дугом Хендерсоном, и без особых усилий мы пробегали наши отрезки по 440 ярдов за 55– 56 секунд. Без надзора мы заходили иногда очень далеко. По теории всякий раз, выходя на старт соревнования, мы должны были пробегать милю быстрее, чем за четыре минуты, но на практике было иное. Круги, проходимые нами в соревновании, требовали гораздо большего времени, чем на тренировке.

Главный упрек интервальной тренировке заключается в том, что спортсмен, по существу, не развивает непрерывного усилия. Пробегая быстро один круг, а затем отдыхая в беге трусцой, спортсмен обманывает себя относительно своей готовности. Я был способен пробежать 10 раз по 440 ярдов за 55 секунд через круг трусцы, но это не сделало меня выносливым в беге на милю в той мере, как я рассчитывал.

Другим примером является неутомимый работяга Фрэнк Хинеган. Он мог выполнять равную интервальную тренировку с Брайеном Хьюсоном, когда тот готовился к Олимпийским играм 1956 года. Несмотря на это, Фрэнк не смог пробежать милю лучше 4.17,0, потому что не был тренирован на выносливость, т.е. на продолжительные усилия в беге. Почти каждый может приучить себя к развитию быстрого усилия, далее к отдыху и снова к быстрому усилию. Однако по одному тому, что при этом спортсмен испытывает напряжение, нельзя еще считать тренировку эффективной. Другим недостатком интервального метода является монотонность долгой работы на дорожке, и некоторым это неприятно. С другой стороны, многие любят тренироваться на дорожке потому, что здесь очень легко фиксировать свой прогресс. И если тренируешься в компании, то, вероятнее всего, можно избежать скуки. Мервин свято верил в интервальный метод на дорожке, но он бы никогда не получил удовольствия от повторного бега в наши дни. То же самое и со мной. В 1955 году мне не нужно было бегать вне дорожки, а сейчас без этого не обойтись. Всегда идет переоценка ценностей.

Эмиль Затопек, конечно, использовал интервальный метод во второй тренировке в течение дня после своего фартлека по утрам. Он любил такие вещи, как 40 раз по 440 ярдов за 80 секунд через 220 ярдов в темпе 90 секунд круг. Иначе говоря, его усилия были менее интенсивными, а отдых почти не ощущался. (Лесс Перри, следуя ошибочной информации, которую он получил до Игр 1952 года, думал, что Затопек пробегает 40 кругов по 65 секунд каждый. Он пытался это проделать и чуть не расстроил свое здоровье.)

Все мы делаем ошибки, но если в 1955 году моя интервальная тренировка была ошибкой, то она не замечалась, потому что мои результаты продолжали улучшаться.