Уроки старых мастеров (из истории экономики строительного дела) 2-е издание, переработанное и дополненное

Рим, даже будучи разрушенным, учит.

Гюбер Робер

Выдающиеся памятники архитектуры, принадлежащие к высшим достижениям мирового зодчества,— таково наследие строительного искусства Древнего Рима.

Около двенадцати веков охватывает история Древнего Рима. За этот период из небольшой общины в нижнем течении реки Тибр Рим превратился в громадную державу. Обширные границы и сфера его влияния включали большую часть известного тогда цивилизованного мира: от берегов Северной Африки до Британских островов, от Геркулесовых столбов — современного Гибралтара до глубинных областей Азии. В Древнем Риме рабовладельческое общество античного типа достигло вершины своего развития. Рим потреблял ценности, которые производили в провинции миллионы рабов. Развитие рабства привело к разорению крестьян и ремесленников, выталкивая их из сферы производства. По словам историка Е. Штаерман, «то было время максимального расцвета античных городов, товарно-денежных отношений, развития экономических связей как между свободными товаропроизводителями в масштабах городов, провинций, империй в целом, так и между земледельцами и колонами, патронами и отпущенниками, господами и рабами, развития, пределы которого лимитировались элементами экономики и природой рабовладельческих отношений».

Основные принципы древнеримской архитектуры, как и собственно римского искусства, сформировались ко времени республики (VI—I вв. до н.э.), расцвет зодчества приходится на I—II вв. н.э., период его кризиса, заката римского искусства, великой античной культуры — на время поздней империи (III—IV вв. н.э.). В краткий перечень строительных сооружений Рима могут быть включены городские стены, валы и рвы, которые вынуждали возводить в годы республики постоянные войны; римляне прокладывали дороги, воздвигали мосты, проводили водопроводы, рыли сточные каналы, осушали болота, сооружали грандиозные постройки — жилые дома, термы, форумы, амфитеатры и культовые сооружения — храмы, алтари, гробницы.

Необыкновенного расцвета достиг Рим в первые века нашей эры. Город стал настоящей столицей мира, политическим и культурным центром огромной империи. Именно от этого времени идет пословица «Все дороги ведут в Рим». Судя по количеству потреблявшейся воды, а также по вместимости цирков, амфитеатров и других общественных сооружений, население самого Рима составляло примерно 1,5 млн человек. Это был очень большой город. Другие римские города также были крупнее греческих городов классического и эллиннистического периода, но достигали, как правило, 25—30 тыс. жителей. И если в крупном греческом городе Афинах было 160—180 тыс. жителей, то в римском городе Александрии — до полумиллиона.

Пестрый социальный и профессиональный состав населения Рима ярко охарактеризован философом-стоиком I в. Сенекой в письме к своей матери: «Оглянись на эту массу людей, их не вмещают даже дома безмерного города... Нет такого вида людей, которого бы не было в городе, где за добродетели и за пороки дают большие деньги». Однако в городе отсутствовали производящие категории населения, что объясняется просто: Рим был культурным и научным центром, но не имел значения производящего центра. По-видимому, это не относится лишь к строительству.

Древнеримские строители достигли выдающихся успехов, нарочитой простоты, а с точки зрения экономики строительства важно то, что они широко перенимали опыт своих предшественников и других народов. (Влияниям подвергалось римское общество в целом). Полибий отмечает удивительную способность римлян к заимствованию того, что они находили хорошим у других народов. По словам Шуази, их система каменной кладки является одним из таких заимствований, причем «вся сущность этой кладки взята из Греции и Этрурии». У римлян так же, как и в этрусской и греческой архитектуре, применялась кладка насухо, т.е. без прослойки связующим раствором. Этруски, хотя и знали связующий раствор, но употребляли его в редких случаях. В Риме он появился только в эпоху императоров. Только при непосредственном соприкосновении с Азией римская архитектура окончательно овладевает своими техническими приемами, на которых так и остался неизгладимый греческий отпечаток. Заимствования такого рода ускоряют процесс овладения техническими приемами, а творческий отбор заимствованных приемов способствует утверждению рациональных методов в строительстве и в конечном счете существенно влияет на экономичность строительства.

Строительное дело Древнего Рима требовало большого количества рабочих рук. Строительные «кадры» Рима — это главным образом рабы, организованные в специальные команды. Рабами, выполнявшими неквалифицированную работу, руководили местные мастера, профессия которых переходила от отца к сыну. Руководство строительными работами, по словам древнеримского архитектора Витрувия, в первую очередь поручали мастерам с гарантируемым благородством происхождения. Во вторую очередь — с наведением справок о получении благородного воспитания. Привилегией получать строительное «образование» пользовались исключительно дети и родственники мастеров, «которым бы можно было доверить без колебаний на совесть денежные суммы, ассигнованные на такие крупные предприятия».

Историки архитектуры отмечают разнообразие в практических приемах при общем единстве принципов. Это объясняется независимостью отдельных строительных мастерских, специализирующихся на соответствующих ресурсах своей местности и соблюдающих определенные профессиональные традиции. Существовало условие, по которому члены мастерской обязаны были оказывать содействие государству, как только того потребуют общественные нужды. Мастерская вознаграждалась за каждую исполненную работу по тарифу, неполностью оплачивающему труд. Но такая узаконенная повинность была присуща только западу империи, в восточных же провинциях система использования строительных мастерских была значительно легче.

Политические причины не позволяли сосредотачивать значительные массы рабов в одном месте, это представлялось опасным. В строительном деле не было больших коллективов. Например, устав колонии Юлии Генетивы ограничивал размеры черепичных мастерских, принадлежащих одному лицу. Но были и экономические причины, обусловленные необходимостью производства отдельных видов работ разными подрядчиками со своими сравнительно небольшими группами работников. Так было, например, при мощении дороги, дробившейся на отдельные участки.

Наряду с использованием на стройках собственных рабов, была распространена практика найма чужих рабов, что часто отмечали юристы того времени. С точки зрения экономики, такая практика вряд ли была выгодна, так как нанятому рабу надо было платить, причем плата должна быть достаточной, чтобы он мог содержать себя и выплачивать часть заработка хозяину. Это значительно превышало долю необходимого труда.

В такой системе были и свои преимущества: заинтересованный в заработке раб мог трудиться более эффективно и обходиться без постоянного надзора. Сохранилось мало сведений о том, кто и на какие работы нанимал чужих рабов. Приводятся данные о том, что обученных строительному делу рабов отдавал внаем Красе, что несомненно связано с современной ему «строительной горячкой», при которой у подрядчиков могло не хватать собственных рабов. Известно также, что рабы часто самовольно нанимались для производства ремонтных и других работ, как, например, рабы, обслуживавшие водопровод императорской фамилии. Какая группа строительных работников была выгоднее — купленных или нанятых — пока нельзя оценить объективно, так как в тех редких случаях, когда имеются цифры, их, к сожалению, следует признать ненадежными. По словам Цицерона, необученный раб мог заработать не более 12 ассов в день. Однако неясно, учитывается ли здесь его прокорм, а также праздничные дни, что делает дальнейшие расчеты, связанные с этой цифрой, приблизительными.

Из сочинений Фронтина известна другая цифра, относящаяся к оплате квалифицированных рабов, принадлежащих императору: на 240 водопроводчиков расходовалось 250 тыс. сестерциев в год, т. е. на каждого в среднем 1040 сестерциев в год, или 86,6 сестерциев в месяц. Историки считают, что труд собственного квалифицированного раба обходился гораздо дешевле, чем труд наемного. К такому же выводу приходят относительно квалифицированных рабов. Содержание такого раба, стоившего примерно 2 тыс. сестерциев, обходилось в среднем 400 сестерциев в год плюс какая-то прибавка на заработную плату. Сам же владелец, учитывая «амортизацию», тратил на него 500 сестерциев, поскольку на поощрение простых рабов вряд ли тратилась заметная сумма.

Привлекались и наемные рабы. Их приходилось нанимать в качестве подсобной рабочей силы для выполнения срочной работы, а также при большом числе заказов, отсутствии средств на покупку собственных рабов и т. п. В III в. эдикт Диоклетиана устанавливал наемным работникам определенную поденную плату, причем наниматель должен был их кормить. Согласно эдикту, каменщик, столяр, кузнец получали по 50 динариев в день, маляр — 75, художник — 150. Эти расценки довольно велики, если сравнивать их с ценами на продукты питания (например, фунт говядины стоил 8 динариев), но они малы по сравнению с ценами на ремесленные товары (обувь стоила 100—120 динариев, солдатский плащ — 1000, куртка из заячьего меха — 6000 динариев). Цены устанавливались произвольно и никого не удовлетворяли.

Отношение к техническим нововведениям в римском обществе было весьма своеобразным. Два римских писателя — Петроний и Плиний Младший рассказывают об императоре Тиберии, казнившем изобретателя ковкого стекла, и об императоре Веспасиане, отказавшемся от предложенной ему изобретателем машины для переноски больших каменных блоков и колонн. Часто эти рассказы приводят в доказательство отсутствия у римлян интереса к коренным усовершенствованиям производства. Но при этом упускают из вида мотивировку, приводившуюся императорами: Тиберий сослался на то, что новое изобретение может разорить металлургов, Веспасиан — на необходимость дать простому народу заработок на строительстве, которого его может лишить предложенная машина.

Исследователи не раз отмечали полное соответствие между римской организацией строительных работ и огромными ресурсами римлян, единовластно распоряжавшимися Великой империей.

Организация строительных работ в Древнем Риме отличалась высоким уровнем. Прежде всего, как отмечалось выше, это обеспечивалось тем, что для каждого рода работ имелись специальные мастерские и рабочие определенной квалификации. Между этими рабочими, имевшими строго разграниченное специальное назначение, существовало систематическое разделение труда. Подтверждение этому Шуази находит на примере Колизея, где ряды тесаного камня не связаны с дополняющей их каменной кладкой. «Связь между этими двумя видами конструкций,— пишет историк,— хотя и желательная с точки зрения устойчивости, поставила бы работу каменщиков в зависимость от каменотесов; поэтому связь приносится в жертву очевидному преимуществу точного разделения труда». Еще более яркое выражение система разделения труда получает при декорировании корпуса здания. Обычно декорированные части подготовлялись во время кладки стен и устанавливались позднее. Правда, и здесь бывали исключения, но их число незначительно. Так, при строительстве Пантеона колонны устанавливались одновременно с возведением стен. Однако метод последовательного производства работ давал большое преимущество — ускорение строительства.

Четкая организация труда на римских стройках позволяла возводить грандиозные сооружения в короткие сроки. Достаточно привести в пример амфитеатр Флавиев — Колизей — огромное четырехъярусное сооружение, рассчитанное на 50 тыс. зрителей, со сложными конструктивными построениями и художественным оформлением, строительство которого продолжалось всего 5 лет. Характерной особенностью древнеримской архитектуры является утилитарность сооружений, подчеркнутая Витрувием. Об акведуках, которые снабжали водой императорский Рим (в век Августа было 9 акведуков), Фронтин говорил, что нельзя сравнить их «каменные громады с бесполезными пирамидами Египта или самыми прославленными, но праздными сооружениями греков». Об этом также говорил Цицерон: «Но предпочительны расходы на сооружение городских стен, верфей, водопроводов и всего того, что служит государству на пользу». И далее Цицерон развивает свою мысль: «Порицать сооружение театров, портиков и новых храмов мне неловко ввиду моего уважения к памяти Помпея, но ученейшие люди не одобряют этого, например... Деметрий Фалернский, порицающий Перикла, первого человека Греции, за то, что он истратил столько денег на знаменитые Пропилеи». Утилитарность древнеримской архитектуры — это «культ полезности, даже пафос... во имя государства!»

Римляне видели «пользу» своих сооружений не только в социальном, но и в чисто экономическом смысле слова. Зрелищные сооружения, где выступали гладиаторы, приносили большую прибыль их владельцам, были «рентабельны», Цицерон писал: «...отдай своих гладиаторов внаем для игр, и уже после двух боев твои деньги вернутся к тебе». Тит упрекнул своего отца, императора Веспасиана в том, что «и нужники он обложил налогом». Веспасиан ответил фразой, вошедшей в историю: «Деньги не пахнут».

Римский архитектор Марк Витрувий Поллион, написавший в конце I в. до н.э. знаменитый трактат «Об архитектуре», был не только первым теоретиком архитектуры, но и, можно считать, первым теоретиком экономики строительства. Содержание трактата разнообразно. В нем мы не найдем специальной книги, посвященной экономике строительства, однако поражают россыпи замечаний классика архитектуры, прямо или косвенно относящиеся к этой области. Более того, создается впечатление, будто он помнит о вопросах экономики строительства, даже когда пишет о вещах, казалось бы, далеких от нее.

Во времена Витрувия архитектура наряду с планировкой, гармонией и т. п. включала в себя понятие дистрибуции. «Дистрибуция,— писал Витрувий,— есть целесообразное распоряжение ресурсами и местом и экономнее регулирование расходов разумным расчетом». Витрувий определяет ряд условий, при которых дистрибуция будет соблюдена. Прежде всего, если «архитектор не будет изыскивать того, что нельзя будет найти или достать иначе, как ценою крупной затраты. Не по всем ведь местам есть обилие добываемого из ям песку, щебня, ели, сосны и мрамора, но месторождения их разные, доставки их затруднительны и сопряжены с большими расходами».

Другая, высшая ступень дистрибуции, по Витрувию, имеет место тогда, когда здания строго соответствуют функциональному назначению, а также престижу домовладельцев, их денежной состоятельности. «По-иному ведь надо, очевидно, располагать дома столичные и дома, в которые текут продукты из сельскохозяйственных экономий».

Требуя от архитектора обладания всеми современными знаниями, а также глубокого понимания архитектурно-строительных методов, Витрувий считал, что все это необходимо, кроме всего прочего, и с экономической точки зрения: «Все это архитекторы должны непременно знать, чтобы они раньше, чем браться за постройку зданий, заблаговременно все это сообразили во избежание сваливания всевозможных тяжб на шею хозяев по окончании стройки и чтобы их архитектурная дальновидность могла при установке норм письменных договоров на подряды соблюсти интересы как хозяина, так и подрядчика».

Особенно подчеркивал Витрувий формальную сторону дела: «Если форма договора будет написана умело, то можно будет обеим сторонам безобидно друг с другом покончить счеты». Вспоминая о древнем законе эфесцев, регламентирующем сумму первоначально заявленной стоимости строительства, Витрувий сожалел об отсутствии такого же закона у римлян. Он считал справедливой финансовую ответственность архитектора за перерасход сметы. «В таком случае,— писал Витрувий,— не бесчинствовали бы безнаказанно невежды, но, напротив, смело бы выступали как профессионалы-архитекторы только знатоки своего дела, с тонкой подготовкой по входящим в их круг вопросам. И хозяева-заказчики не вовлекались бы в бесконечные разорительные издержки до такой степени, что приходилось бы лишаться даже своих прежних владений».

По-видимому, нередки были случаи занижения стоимости строительства при составлении договоров. Призывая к введению закона, подобного греческому, Витрувий предполагал, что архитекторы под страхом ответственности стали бы тщательно производить расчет предела издержек, так точно их калькулируя, чтобы хозяева-заказчики могли до конца доводить постройку на ассигнованную ими сумму или с небольшой прибавкой к ней. При этом приводятся некоторые цифры. Если заказчикам, которые в состоянии ассигновать 400 тыс. сестерциев на задуманную постройку, придется набавить лишнюю сотню сестерциев, то они, в надежде перспективы завершения постройки, не разочаровываются в строительных увлечениях. Наоборот, те, которые оказываются обремененными перерасходами на сумму еще более крупную, впадают в безнадежность вследствие бесплодно выброшенных сумм. Они вынуждены забросить начатое дело, будучи материально и морально надломленными. В трактате присутствуют и конкретные рекомендации. Так, несмотря на явные преимущества строительства из мелких камней или камнетесной кладки, Витрувий советовал не относиться с пренебрежением к зданиям сырцово-кирпичной кладки по той простой причине, что они дешевле. При этом Витрувий напоминал, что сырцово-кирпичной кладкой не брезговали такие могущественные цари, которые при своих доходах от обложения подданных и от военной добычи свободно располагали огромными средствами. И наоборот, несмотря на дешевизну хворостяных стен, Витрувий предостерегал строителей, что хотя каменные стены дороже, но зато они не так подвержены пожарной опасности.

Для понимания уровня развития экономики строительства в тот период чрезвычайно важным представляется следующее суждение Витрувия: «Когда привлекаются третейские оценщики стен общего пользования, они оценивают их не в ту сумму, в какую обошлась их постройка, но, находя по данным записям цены подрядов их постройки, скидывают за каждый из протекших годов по 1/80 доле и приговаривают своим вердиктом: «Из расчета остальной суммы произвести расплату за оные стены, считая, что эти стены не смогут просуществовать дольше 80 лет». Это поразительно точное определение амортизации каменных сооружений близко к сегодняшним представлениям.

Примечательно также то, что Витрувий, который довольно однозначен в своих рекомендациях, казалось бы, делал неожиданное отступление, когда писал: «Нужно путем ловких остроумных комбинаций произвести надбавки или убавки установленных норм, так, чтобы достигнутые этими комбинациями эстетические выигрыши производили иллюзию сохранения нормальных соразмерностей». Следовательно, и здесь Витрувий проявляет удивительную прозорливость, отмечая, что во имя главного «выигрыша» возможны некоторые отступления от «установленных норм». Здесь у Витрувия как бы появляется формула «дороже, но выгоднее», которая по своей идее глубже, чем прямая экономия единовременных затрат, и приближается к современной проблеме экономической эффективности капитальных вложений. Самым же важным является знаменитый постулат Витрувия: «Все эти сооружения одинаково должны отстраиваться так, чтобы принимались в расчет прочность, утилитарность и красота». Думается, все три условия имеют непосредственное отношение к проблемам экономики строительства. Так, прочность может быть достигнута, «когда из материала, какой только есть в наличии, будет сделан тщательный подбор, без скаредной скупости, нужных строительных ресурсов». Утилитарностью, полезностью определяется экономическая эффективность архитектурного сооружения, потому что бесполезное здание не может оправдать никаких затрат на строительство. И, наконец, красота. Казалось бы, этот постулат далек от проблемы экономики строительства и даже входит с ней в противоречие. Такие суждения иногда еще встречаются. Но разве антипод красоты — украшательство — не предопределяет перерасхода ресурсов: материальных, финансовых, трудовых? С другой стороны, красота сооружения, по Витрувию, это соразмерность, пропорциональность. Но когда соразмерность — норма, то в ней и заключена эталонная или нормативная экономичность проектного решения в условиях эстетических представлений своего времени.

Заботы Витрувия распространялись на то, чтобы городские стены «приобретали вечную прочность», что дерево (дуб) обладает «нескончаемой долговечностью, когда зарывается в землю при подземных сооружениях», а также, что «не кладки из мягкого бута могут претендовать на долголетнюю нерушимость от обветривания». Долговечность древнеримских сооружений известна: «Как в наши дни вошел водопровод, сработанный еще рабами Рима». До сих пор действуют древнеримские акведуки и дороги, а в некоторых древнеримских амфитатрах и сейчас играют спектакли.

Древнеримским архитекторам были знакомы тонкости числовых закономерностей, они знали три вида чертежей — ихнографию, ортографию и скенографию. Например, ихнография — это надлежащее и последовательное применение циркуля и линейки для получения очертания плана на поверхности земли. О необходимости соблюдения при строительстве точности проекта, разработанного ранее, читаем у Тита Лукреция Кара (I в. до н. э.):
Как при постройке домов, коль начальное криво правило,

Коль наугольник фальшив и от линий прямых отступает,

Если хромает отвес и хотя бы чуть-чуть он неровен,

Все непременно тогда выйдет здание криво и косо,

Будет горбато, вперед и назад отклоняясь нескладно,

Точно готово сейчас завалиться; и валится часто

Дом, если он пострадал от ошибок в начальном расчете.
Долгое время Рим был городом одноэтажных и глинобитных хижин, крытых тростником или соломой; в эпоху республики здесь преобладала одноэтажная застройка из кирпича-сырца, в эпоху империи широкое развитие получили многоэтажные дома (инсулы). К I в. н. э. этажность жилых домов резко возрастала, инсулы были в 4—5 и даже 6 этажей, они стали основным типом жилища в крупных городах. В одном только Риме было 46 602 инсулы.

Необходимость увеличения этажности домов была вызвана потребностью в ускоренном строительстве дешевых жилищ для населения с низким доходом, а также дороговизной городских земельных участков. В городах, ограниченных городской стеной, следовало экономить жилое пространство. «Возведенные далеко ввысь здания с посаженными друг на друга рядами этажей образуют для максимально емких использований размежевание жилых площадей. Таким образом, гражданское население Рима, освобождаясь от жилищных затруднений, получает в пользование прекрасные жилые помещения благодаря тому, что город как бы многократно размножен в уходящем в высоту пространстве зданиями из многоразличных ярусов»,— отмечал 2 тыс. лет назад Витрувий.

О росте строительства массовых квартир в Риме после большого пожара Фридлендер в своей «Истории римских нравов» писал: «Фактически главная причина, побуждавшая надстраивать многочисленные этажи и продолжавшая действовать еще долгое время с той же силой, заключалась, с одной стороны, в исключительной густоте населения в старом городе, с другой — в ограниченности и высокой цене земельных участков; достаточно напомнить, что возмещение убытков землевладельцам домовладельцами при освобождении строительной площади для форума Цезаря стоило 1½ млн. марок».

Инсулы возводились в столь большом количестве, что специальным законом пришлось определить предельную высоту зданий. При императоре Августе она равнялась 70 футам, т. е. 20,79 м, а при Траяне — 60 футам, т. е. 17,83 м. Инсулы делились на изолированные блоки, каждый из которых имел свою лестницу. Первый этаж обычно занимался под лавки, открытые на улицу большими проемами. Инсулы с большими проемами, лоджиями и «витражами»— прототип будущего городского дома, появившегося в XIX в. в различных странах, в том числе и в больших городах России.

В римскую эпоху экономичность сооружений характеризовалась не только выбором рационального типа здания и относительным снижением затрат на участок строительства, но и экономией строительного материала.

Примерно в IV в. до н. э. в качестве связующего материала начинают применять раствор (сначала в бутовой кладке), а ко II в. до н. э. сложилась новая технология возведения монолитных стен и сводов на основе растворов и мелкого камня-заполнителя. Этому нововведению суждено было сыграть выдающуюся роль в период императорского Рима. Искусственный монолит, полученный смешиванием раствора и песка с каменным щебнем, известен под названием «римский бетон». Гидравлические добавки вулканического песка-пуццолана сделали его водонепроницаемым и очень прочным. Появление бетона вызвало настоящий переворот в строительстве. Кладка из бетона имела существенные экономические преимущества. Она была простой в производстве, не требовала высокой квалификации строителей и, наконец, была экономичной по затратам на материалы. Это позволило в более широких масштабах применять в строительстве труд рабов и открыло широкие возможности для развития сложных формообразований. Первым известным монументальным сооружением из бетона был так называемый портик Эмилиев (174 г. до н. э.), служивший складом зерна в одном из портов Рима. Это было огромное, вытянутое вдоль набережной здание, длиной 487 м и шириной 60 м, разбитое рядом столбов на 50 пролетов по 8,3 м. Сводчато-арочные конструкции здания выполнены из бетона.

На римской стройке очень рационально использовали камень. Глыбу туфа или известняка разрезали на блоки со стандартным квадратным сечением кратной длины (!). Стандартные квадры — чаще всего размером 60x60x120 см — можно было класть и вдоль, и поперек, что позволяло использовать их весьма экономично. Римляне овладели великолепной технологией возведения насухо арочных конструкций из квадров, позднее замененных бетоном. Стараясь сократить трудовые затраты на возведение сводов, римские строители стали выкладывать из тесаного камня только наружные обводы сводов, заполняя их бетоном.

Римский Пантеон, сооруженный в 125 г. до н. э.,— самый значительный по размерам купольный храм, в котором блестяще применены конструктивные и художественные решения большепролетного купольного пространства, непревзойденные до XX в. Диаметр круглого здания достиг 43,2 м и равен его высоте. Сферический свод выполнен горизонтальными слоями и рядами обожженного кирпича, представляя собой монолитную, лишенную каркаса конструкцию. Для облегчения массы купола слои бетона и ряды кирпича в нем постепенно утончаются к вершине, а в состав бетона вводится легкий заполнитель — пензовый щебень. По мере возвышения стен травертин (известковый туф) сменяется легким туфом, а в верхней части — кирпичным щебнем. Заполнителем нижней зоны купола также служит кирпичный щебень. Так, в конструкции Пантеона последовательно проведена система облегчения массы бетона.

Римляне, по-видимому, поняли все преимущества обожженной глины, т. е. кирпича в собственном смысле слова, только после того, как были установлены отношения с Азией. «Римляне,— отмечал Шуази,— то пользовались для облицовки треугольным кирпичом, который был дешевле четырехугольного и давал лучшую связь, то довольствовались плитами из строительного камня, которые они клали горизонтальными рядами или наклонно под углом 45°». К слову сказать, последнее вызывало критику современников.

Несмотря на сравнительную дороговизну замены дерева металлом, римляне не останавливались перед этим, так как обеспечивали таким способом пожаробезопасность конструкций, что не противоречит экономии. Из бронзы были сделаны стропила таких важнейших зданий, как базилика Ульпия или портика Пантеона (бронзовые фермы Пантеона по чертежам не отклоняются от деревянных конструкций, но поперечное сечение отдельных частей обусловливается применением металла). Считают, что большой зал холодных бань терм Каракаллы также имел перекрытием террасу, лежавшую на тавровых железных балках. При возведении римских сооружений допускался и умышленный перерасход материалов, который, впрочем, тоже был оправдан экономически. Так, одежда дороги состоит из огромной толщины слоя щебня, но уложенная на растворе, образующем искусственные глыбы, она никогда не требовала подбивки, ремонтные работы практически были не нужны, а долговечность римских дорог общеизвестна. Иногда большую трату материалов и труда допускали в эстетических целях. Вместо одной стены строили две: одну кирпичную (конструктивное ядро) и другую каменную (облицовку).

Были у древних строителей и собственные рецепты изготовления строительных материалов. Римская мальта (строительный раствор) до сих пор остается для химиков загадкой. Известно только, что древние римляне добавляли к раствору гидравлические присадки, в частности глину из окрестностей Неаполя и кирпичную муку. Сейчас, спустя много веков, кирпичи древних римских построек распадаются. Правда, они выветриваются медленнее, чем современные, но и они не вечны. Раствор же, которым они скреплены, кажется будет существовать вечно. Никакая цементная смесь не достигает такой невероятной степени прочности. Однако тайна древнеримского строительного раствора утеряна. Недавно американские химики нашли, что твердость цемента можно повысить, добавляя к нему сахар, но этот способ слишком дорог, чтобы иметь практическое значение.

В связи с факторами, влияющими на экономичность римского строительства, рассмотрим немаловажный вопрос, относящийся к данной проблеме, а именно — великолепие и роскошь, которыми в определенном периоде было отмечено римское общество.

Римский историк Тацит описывает Капитолийский храм, и на этом примере ясно видна эволюция от скромного сооружения к роскошному: «Капитолийский храм был основан... сообразуясь больше с надеждами на будущее, чем с тогдашними скромными возможностями римского народа... Честь завершить работу выпала на долю уже свободного Рима: после изгнания царей Гораций Пульвилл во второе свое консульство освятил храм, столь великолепный, что огромные богатства, доставшиеся римскому народу позже, использовались чаще на доделки и украшения, чем на расширение здания».

Огромное строительство, требовавшее значительных затрат, развернул в Риме император Август. Он практически перестроил весь город. По словам Светония, общественных зданий он выстроил очень много. Форум он начал строить, видя, что для толп народа и множества судебных дел уже недостаточно двух площадей; некоторые здания он построил от чужого имени, от лица внуков, жены, сестры, да и другим видным гражданам он настойчиво советовал украшать город. Чтобы подступы к городу стали легче со всех сторон, он взялся укрепить Фламиниеву дорогу, а остальные дороги распределил между триумфаторами, чтобы те вымостили их на деньги от военной добычи. Священные постройки, рухнувшие от ветхости или уничтоженные пожаром, он восстановил и наравне с остальными украсил богатыми приношениями. Так, за один раз он внес в дар святилища Юпитера Капитолийского 16 тыс. фунтов золота (главным образом из египетской добычи; храмы считались наиболее удобными казнохранилищами) и на 50 млн. сестерциев жемчуга и драгоценных камней.

В частное строительство роскошь проникла только после правления Августа. В период правления Августа, первого императора Рима, в государстве началось бурное строительство. Если до сих пор широко применялись необожженный кирпич и мягкий вулканический туф, то во времена Августа их сменили мрамор и травертин. Светоний писал: «Столицу, не отвечающую своим внешним видом величию государства, страдавшую от наводнений и пожаров, он украсил настолько, что вправе был хвастаться, что «получив ее кирпичной (сырцевой), оставляет мраморной».

В эпоху Плиния Старшего еще помнили о первом частном доме с мраморными колоннами. Первые жилые дома, облицованные мрамором, появились в 70-х годах I в. до н. э. Суровые воззрения римлян допускали монументальные здания только для государственных целей, поэтому мраморные жилища многие встретили откровенными насмешками.

Роскошь в римском строительстве открыто осуждалась современниками. Витрувий писал: «Архитекторы часто включают в конструкцию сооружений много прикрас, в смысле которых они должны суметь дать отчет спрашивающим о руководящих их действиями мотивах». Из описания Светония известно о стремлении к роскошным постройкам «божественного Юлия», который отстроил за большие деньги виллу близ озера Неми, но она не совсем ему понравилась, и он разрушил ее до основания, хотя был еще беден и в долгах. В походах Юлий возил с собой штучные и мозаичные полы. Роскошные виллы и огромные дворцы строят преемники Августа — Тиберий и Калигула. Выделялся дворец Калигулы. В нем было несколько этажей, бетонные стены были отделаны кирпичом и, что считалось особой роскошью, во дворце были большие стеклянные окна. Особым великолепием зданий отличалось время правления императора Нерона. Своими уникальными сооружениями он затмил все, что было ранее, не считаясь ни с какими затратами. Тацит писал о двух архитекторах этого времени — Севере и Цилере⁹: «Изобретательность и смелость позволяла им пытаться путем искусства совершить то, что было выше природы и играть средствами империи».

До нас дошло описание «Золотого дома» Нерона, построенного этими архитекторами. В вестибюле дворца умещалась гигантская статуя императора высотой 100 футов, созданная архитектором Зенодором. Внутри дворца была помещена модель окружающего мира с городами, пашнями, садами. Над главным зданием дворца был сооружен вращающийся сферический потолок с нарисованными на нем звездами, над обеденным залом — передвигающиеся плиты с отверстиями для распространения аромата от разбросанных по их верху роз¹⁰.

За пределами городов строились виллы, поражавшие роскошью и великолепием. Некоторые из них на севере полуострова отапливались с помощью калориферной системы — по глиняным трубам подавалась теплая вода. Строительство роскошных дворцов и вилл вызывало огромные непроизводительные финансовые и трудовые затраты. Специальными законами против роскоши государство стремилось ограничить эти траты и заставить граждан вкладывать средства в улучшение земледелия или тратить их на общественные нужды.

Известно, что против роскоши выступали и отдельные лица. Валерий, владея в Риме на Эскоилинском холме роскошным домом, разрушил его, чтобы не вызвать зависти, и построил другой на ровном месте. Октавиан, которого расточительное строительство тяготило, разрушил собственную виллу, сооружаемую со слишком большими затратами. Цицерон писал: «...обыкновение проявлять доброту я ставлю гораздо выше щедрости при устройстве зрелищ». Звучали и прямые предостережения: «Надо остерегаться, если строишь дом сам, превысить меры в расходах и великолепии... В удобстве усадеб, несомненно, надо соблюдать меру и вернуться к разумной середине».

Следует, очевидно, указать и на характерный экономический просчет в древнеримском строительстве. Римские акведуки считают не только чудом античной техники, но и ее ошибкой. Дело в том, что римские инженеры, имевшие весьма смутное представление о сообщающихся сосудах, прокладывали водопровод на высоких каменных столбах, а не в подземных трубах, как это делается теперь. Это приводило к нерациональной затрате материалов и сил для строительства. Одна из римских труб, Аква Марциа, имеет длину 100 км, тогда как прямое расстояние между ее концами вдвое меньше. Колоссальный перерасход!

Корнелий Тацит в своих «Анналах» описывает происшествие, которое вызвало специальное рассмотрение сената и принятие закона, связанного с экономикой строительства. Некто Атилий, вольноотпущенник, взявшийся за постройку в Фидене амфитеатра, чтобы давать в нем гладиаторские бои, заложил фундамент его в ненадежном грунте и возвел на нем недостаточно прочное деревянное сооружение. Набитое несметной толпой огромное здание, перекосившись, стало рушиться внутрь и валиться наружу, увлекая вместе с собой и погребая под обломками множество людей, как увлеченных зрелищем, так и стоящих вокруг амфитеатра. Римский сенат установил, что инициатор этого предприятия, не имея достаточно средств, пошел на некоторые отступления от законов строительства. В связи с этим сенат принял постановление, запрещавшее устраивать гладиаторские бои тем, чье состояние оценивалось менее чем в 400 тыс. сестерциев, равно как и возводить амфитеатры без предварительного обследования надежности грунта.

Располагая огромными денежными и трудовыми ресурсами, древние римляне в основном умели ими пользоваться рационально, организовывать рабочую силу, экономно расходовать строительные материалы и конструкции, а когда по воле императоров, позволяющих «играть средствами империи», производились неразумные траты, это немедленно осуждалось здравомыслящими современниками.