В. А. Тихонравов альпинистские итоги 1951 года

1. 
   Альпинизм. Под ред. И.А. Черепова, 1940.
   
2. 
   Богданов Я.М. и Краковяк Г.М. Учебник гигиены для институтов физической культуры, 1950.
   
3. 
   Владимиров Г.Е. и др. К обследованию рационального питания в условиях высокогорного климата. Сб. «Кислородное голодание и борьба с ним», 1940.
   
4. 
   Ефремов В.В. Витамины и их значение для человека, 1949.
   
5. 
   Крестовников А.Н. Очерки физиологии физических упражнений, 1951.
   
6. 
   Молчанова О.П. Основы рационального питания, 1951.
   
7. 
   Павлов И.П. О работе главных пищеварительных желез, 1949.
   
8. 
   «Побежденные вершины». Ежегодник советского альпинизма, 1948-1950.
   
9. 
   Разенков И.П. Пищеварение на высотах, 1945.
   

10. 
    Справочник путешественника и краеведа. Под ред. С.В. Обручева, т. I, 1949.
    
11. 
    Фарфель В.С. и Лифшиц А.И. Питание спортсмена, 1950.
    
12. 
    Черепов И.А. и Юхин И.В. Альпинизм, 19-10.
    
13. 
    Шатенштейн Д.И. и др. Высокогорный туристский поход. Опыт
    медобеспечения альпиниады РККА, 1934.
    

С 1952/53 учебного года естественные фа­культеты Московского государственного университета намечено перевести в новое здание на Ленинских горах. Его по праву называют дворцом науки, оборудованным по последнему слову науки и техники. В по­мещении географического факультета создаются специализирован­ные кабинеты при кафедрах по наиболее крупным областям Советского Союза. Будет открыт Музей землеведения. Стенды его отобразят природу всей территории советской страны, ее исполь­зование и преобразование.

Для сбора натурных экспонатов, подготовки альбомов, карт, профилей и т.д. Научно-исследовательский институт географии МГУ организовал летом 1951 г. музейную экспедицию. В составе ее участвовало более 20 отрядов, которые направились на Кар­паты, Кавказ, Тянь-шань, Алтай, Забайкалье, Камчатку и другие районы Советского Союза. Три отряда работали на Кавказе.

Западно-Кавказский отряд проводил сбор экспонатов в рай­оне Красной Поляны, Сочи, Новороссийска. Закавказский отряд — в Ленкоранском и Закатальском районах. Третий — Центрально-Кавказский — отряд работал в центральной и западной частях Большого Кавказа.

В задачи этого отряда входили: сбор гербария ландшафтооб-разующих растений различных вертикальных поясов Кавказа, геологических образцов, почвенных монолитов и фотосъемка.

Первый маршрут — Белореченский — был пройден в июле — августе. Маршрут проходил от Хаджоха (предгорье северного склона Большого Кавказа) через Белореченский перевал до Да­гомыса, на берегу Черного моря.

Для западной части Большого Кавказа характерно то, что древние виды южных растений, сохранившиеся с третичного вре­мени, представляющие особенность южного склона горной си­стемы, через Белореченский перевал (1788 м) и пониженный участок восточнее перевала проникли далеко на север, почти до Майкопа.

У Белоречейского перевала поднимается известняковый Фишт (2852) — первая вершина Западного Кавказа, покрытая неболь­шими ледниками и снежниками. Подъем на один из ее ледников до высоты 2600 м позволил познакомиться с воронками, каро­выми полями, пещерами и другими карстовыми формами.

Южный склон Западного Кавказа отличается развитием ши­роколиственных лесов, густо обвитых лианами, с примесью понтийского рододендрона, самшита, лавровишни и других вечно­зеленых растений. Не доходя до станции Дагомыс, отряд попал в зону черноморских террас, занятых чайными плантациями.

Во второй половине августа отряд посетил район Красной Поляны, поднимался на Ачишхо (более 2 000 м), с которого от­крывается прекрасная панорама Главного, или Водораздельного, хребта, долины р. Мзымты с окаймляющим ее хребтом Аибга. От Красной Поляны отряд прошел через отроговый перевал Псеашхо (2 010 м) в долину р. Холодной и к леднику Северный Псеашхо. Весь этот район отличается ярко выраженными ледниковыми формами рельефа (троги, кары и т. д.).

В центральной части Большого Кавказа был пройден маршрут по Военно-Осетинской дороге, от Алагира до Кутаиси через Мамисонский перевал, с небольшими отклонениями в сторону. По долине р. Урсдон от селения Кора географы поднялись до суб­альпийской зоны Кионского хребта — одного из звеньев Скали­стого хребта северного склона Большого Кавказа.

Затем отряд направился по долине р. Ардон к Мамисонскому перевалу. Почти до селения Заромаг узкая, местами ущелеобразная, долина в отдельных участках имеет небольшие расширения с террасами, которые заняты колхозными полями. Особенно живописно Кассарское гранитное ущелье выше селения Бурон. По пути был посещен рудник Садон в расширении однои­менной долины, зажатой плотным кольцом высоких гор. Побывал отряд и в живописных местах верховья р. Цей, где находятся альпинистские лагери. Здесь спускаются с гор ледники Цея и Сказ.

Пройдя Кассарское ущелье, отряд достиг селения Заромаг. Горы, сложенные глинистыми сланцами и слоистыми флишевыми толщами юры, отличаются относительно пологими, сглажен­ными склонами, округлыми вершинами. Над этими горными грядами возвышаются зазубренные массивы с вечными снегами и ледниками. Особенно интересен район Мамисонского перевала. По северному и южному склонам бесконечной цепью тянутся ледниковые цирки. Западнее Мамисонского перевала поднимается г. Чанчахи-хох (4453 м) с ледником, начинающимся в огромном каре. Из ледника берет начало р. Чанчахи, стекающая на юг и впадающая в Рион. Долина Чанчахи — типичная троговая долина, с моренами, в которых встречаются небольшие озера.

В отличие от северного склона, в районе селения Гуршеви произрастают пихтово-еловые леса, которые тянутся почти до се­ления Уцери. Вниз от Гуршеви долина р. Чанчахи суживается и несколько расширяется у селения Глола. Ниже Глола путь идет по живописной узкой долине р. Рион, которая расширяется у селения Уцери, сохраняя такой характер почти до р. Асхис-цкали.

От города Они по бортам долины рельеф приобретает средне-горный характер. Склоны гор покрыты в основном дубово-грабо­выми лесами в верхней части, в нижней — садами и виноград­никами.

От р. Асхис-цкали начинается длинное живописное ущелье, образованное р. Рион в известняковых породах. Около селения Намахвани долина Риона расширяется и ближе к Кутаиси пере­секает зону предгорий, занятую виноградниками, садами и полями.

По всем маршрутам отряд производил сборы гербария, геоло­гических образцов, фотографирование видов Кавказа. Всего соб­рано более 500 экспонатов.

Альпинисты, которые посещают наиболее высокогорные, интересные с научной точки зрения районы, могли бы оказать большую помощь в оснащении Музея землеведения и кабинета Кавказа натурными экспонатами и фотографиями. Альпинисты могли бы собирать образцы горных пород, гербарии растений скал, осыпей, приледниковых участков гор альпийской зоны.

Геологические образцы для музейной коллекции должны иметь размер примерно 9 х 12 сантиметров. Образцы необходимо брать из коренных обнажений, а не из осыпей. В поле геологиче­ские образцы следует тщательно этикетировать. Этикетку кладут в один из углов оберточной бумаги и заворачивают вместе с об­разцами. На ней указывается год работы, дата, номер образца, место взятия, фамилия взявшего образец, название образца. Точное определение образцов производится при камеральной обработке.

При сборе скальных, приледниковых альпийских растений, большей частью низкорослых и мелких, необходимо с одного место­положения брать такое количество одинаковых растений, чтобы полностью был заполнен гербарный лист размером 28 х 42 сан­тиметра, растения следует собирать с цветами, семенами и кор­невой системой; последнюю очищают от земли, иначе растения портятся при сушке. Растения собирают в фанерную папку, закладывая их в непроклеенную бумагу, лучше всего газетную, тщательно расправляя.

При сборе гербария необходимо в поле писать этикетки: название растения, местонахождение, местообитание, дата сбора и фамилия собиравшего. Подробнее о технике сбора геологических образцов и гербаризации см. «Справочник путешественника и краеведа», т. II, М., 1950 (стр. 263, 465).

Фотографии ледников, высокогорных озер, ландшафтов, снимки, отражающие особенности рельефа, фотопанорамы, сделан­ные альпинистами, помогли бы Музею полнее отобразить характер природы высокогорных районов. Особенно ценно было бы полу­чить от альпинистов материалы по восточной части Большого Кавказа, где не работали отряды Музейной экспедиции.

В Музее землеведения и в кабинетах при кафедрах геогра­фического факультета МГУ будут отражены также природа и хозяйство районов Средней Азии, Сибири и т.д. Поэтому работы могли бы быть с успехом выполнены альпинистами также и в го­рах всех районов Советского Союза.

Последний лагерь норвежских альпинистов на высоте 7600 м

на пути к вершине Тирадьж-мир (Гиндукуш).

Фото А. Базарова

В 1947-1948 гг. в западноевропейской аль­пинистской литературе, в частности и в швейцарском ежегоднике «Горы мира», появились сообщения о восхождении ан­глийских альпинистов Э. Шиптона и Г. Тильмана на одну из наиболее высо­ких вершин Кашгарского хребта (Синьцзян, Китай) — пик Музтаг-ата (7 546 метров). Но только в конце 1948 г., в ноябрьском номере журнала Английского альпийского клуба было опубли­ковано подробное описание восхождения, принадлежащее перу Шиптона. Из него явствует, что сообщения о победе были по меньшей мере преждевременными: вершины они не достигли.

Некоторые характерные детали этой попытки восхождения представляют определенный интерес для советских восходителей, так как Шиптон и Тильман принадлежат к числу ведущих бур­жуазных альпинистов-высотников. Достаточно напомнить, что оба они не только неоднократно принимали участие в экспедициях на Чомолунгму (Эверест), но и возглавляли их (Шиптон в 1935 и в 1951 гг.; Тильман в 1938 г.).

***

Огромный массив Музтаг-ата выдвинут на запад от основной линии Кашгарского хребта. Так же, как и массив Кунгура, Музтаг-ата несет на себе мощное оледенение. Фирновая шапка двуглавой вершины дает начало множеству ледников, спускающихся к под­ножию. Глубокая впадина отделяет основную, наиболее высокую часть массива от двух его южных вершин. Расположение ледни­ков Музтаг-ата в значительной степени определяется топографией склонов массива, наличием глубоких круто спускающихся к под­ножию впадин Высокие вершины Кашгарского хребта — послед­ний барьер на пути западных ветров. Здесь осаждаются остатки приносимой издалека влаги, большая часть которой задержи­вается на Западном Памире. Стаивая, снега Кашгарских гор дают начало многим рекам.

Хорошо видимые издалека, с востока, со стороны Кашгара и от многих пунктов Па мирского нагорья, вершины Кашгарского хребта издавна привлекали исследователей. Однако начало непо­средственному изучению этих гор и, в частности, массива Музтаг-ата положили русские исследователи. В 1876 г. на Памирское нагорье впервые проникли русские ученые, члены Алайской экспе­диции генерала Скобелева: Костенко, Лебедев, Бонсдорф. С сопровождавшими их казаками они пересекли Заалайский хребет через перевал Кызыл-арт и, двигаясь на юг, достигли котловины озера Кара-куль, в районе которого Л.Ф. Костенко наблюдал с перевала Уз-бель пик Музтаг-ата. У Л.Ф. Костенко впервые встречается название «Музтаг-ата» (впоследствии Свен Гедин беззастенчиво приписал себе «открытие» этого названия, якобы на основании беседы с местными жителями). В следующем году Памир посетила экспедиция Н.А. Северцова, которая не ограничилась маршрутом Л.Ф. Костенко и, пройдя значительно дальше на юг, наблюдала Музтаг-ата из других пунктов.

В последующие годы массив Музтаг-ата был одним из объек­тов исследований горного инженера Д.Л. Иванова, члена Памирской экспедиции капитана Путяты (1883 г.). Геолог Тибетской экспедиции 1889-1890 гг. К.И. Богданович дал первое подробное описание геологии, геоморфологии и оледенения массива.

Исследования русских путешественников, которые, несмотря на трудные условия, самоотверженно прокладывали путь сквозь пустынный неведомый Памир, отличались большой точностью и представляли немалую научную ценность. Иные интересы руко­водили сотрудниками английских «научных экспедиций», вроде так называемой миссии Форсайта, которая, обосновавшись в Яр­кенде, беззастенчиво занималась разведкой Кашгара и южной окраины Памира. Один из таких английских «ученых» Хейвард (1868 г.), наблюдая из Кашгара и Яркенда высокие вершины, видневшиеся на западе, дал наиболее величественному, как ему казалось, массиву название «Тагарма» (впоследствии считалось, что Хейвард имел в виду именно Музтаг-ата). Основанием этому названию послужили рассказы местных жителей о том, что в том направлении, где виднеются горы, находится долина Большая Тагарма.

Несколько лет спустя член миссии Форсайта, известный раз­ведчик лейтенант Троттер, посетив долину Тагармы, увидел здесь совсем другую вершину. Англичане так и не выбрались из этой путаницы. Первые серьезные исследования Кашгарских гор, в частности массива Музтаг-ата, провели русские ученые.

В 1894 г. на Памир прибыл шведский путешественник Свен Гедин. Имея основной своей целью посещение Тибета, Гедин, тем не менее, несколько месяцев провел вблизи Музтаг-ата, считая его наиболее высокой вершиной¹ Кашгарских гор (Музтаг). Стремление добиться славы покорителя «высочайшей горы Па­мира» заставило этого авантюриста предпринять четыре попытки восхождения. Однако Гедин не был подготовлен к этому, и его «тактика», даже учитывая уровень альпинизма того времени, вы­зовет у читателя только улыбку своей наивностью и полным отсутствием представлений об особенностях горовосхождений.

Для подъема Гедин избрал более пологий и доступный за­падный склон. Он двинулся по наиболее крупному леднику Ям-булак, спускающемуся между двух высоких скалистых контр­форсов. В первый раз Гедин поднимался по правой стороне лед­ника и, достигнув (по его оценке) высоты 5350 м, вынужден был отступить из-за сильного бурана. При второй попытке, идя тем же путем, Гедин поднялся до 6300 м, но, убедившись а своем грубом просчете (он хотел достичь вершины за один день), незадачливый восходитель повернул назад. Столь же безуспешной была и третья попытка, предпринятая по леднику Чал-тумак. Этот ледник ока­зался сильно разорванным трещинами, в которые проваливались люди и кутасы; поднявшись сравнительно невысоко, Гедин счел дальнейший путь невозможным и отступил. В четвертый раз попытка штурма была предпринята снова по леднику Ям-булак. На этот раз горная болезнь, которая мучила Гедина и сопровож­давших его киргизов и ранее, а также сильный холод заставили славолюбивого шведа снова повернуть назад после ночевки на высоте 6000 метров.

С тех пор более пятидесяти лет не предпринималось попыток восхождения на эту вершину.

***

Шиптон собирался совместить восхождение со «служеб­ными» делами, которые заставляли его посетить Сарыкол (в районе советской границы). Шестого августа Шиптон и Тиль­ман встретились в Ташкургане. Следует иметь в виду, что к этому времени Шиптон в течение 9 лет (I) не участвовал в восхождениях, а Тильман после такого же перерыва, незадолго до этого, принимал участие в неудачной попытке восхождения на Ракапуши.

Казалось бы, что опытные альпинисты должны были начать с тренировочных несложных восхождений на сравнительно не­высокие вершины, тем более что, по словам самого же Шиптона, не далее чем в 15 км от Ташкургана поднимались «два весьма привлекательных пика высотой в 20000-21000 ф (6100-6400 метров. — Д.3.)... с красиво очерченными ледяными гребнями и крутыми ледопадами на склонах; восхождение на любой из них потребовало бы всей той альпинистской техники и сноровки, которые сохранились у нас после стольких лет перерыва».

Однако Шиптон и Тильман стремились к триумфальной и быстрой победе над одной из наиболее известных вершин Сред­ней Азии.

Погоня за славой, столь характерная для альпинистов капиталистического мира, предопределила явно авантюристиче­ское решение: предпринять восхождение на семитысячник втроем (со слугой Шиптона, непальцем из рода шерпов), без тренировки и акклиматизации, без предварительной заброски грузов. Несмотря на сравнительную техническую несложность предполагаемого пути восхождения, все предприятие было рас­считано «на авось».

Восьмого августа Шиптон и его спутники отправились из Ташкургана на север. Перейдя через перевал Улуг-рабат, не­большой караван достиг долины у подножия западных склонов Музтаг-ата. Отсюда открывался весь массив, можно было на­метить путь восхождения.

Между более высокой южной¹ и уступающей ей на сотню метров северной вершиной отчетливо видна довольно глубокая седловина. Обращенные к седловине склоны обеих вершин весьма круты, и подъем на вершину с седловины представляется не легкой задачей. С вершин до подножия массива плавно спус­каются крутые гребни (контрфорсы), обрывистые склоны кото­рых образуют ущелье ледника Ям-булак. Поднимаясь по нему, Гедин выходил на более легкий северный гребень, ведущий к второстепенной вершине массива.

Шиптон и Тильман решили подниматься по более трудному гребню, спускающемуся с главной вершины. Отметим, что Шиптон неоднократно указывает на ряд преувеличений в описаниях Гедина (естественных у такого неискушенного альпиниста, каким был шведский путешественник).

Отправным пунктом начала восхождения были травянистые склоны вблизи ледника Ям-булак, где Шиптон и его спутники расположились возле киргизской юрты. Из рассказа Шиптона явствует, кстати говоря, что он вынужден был возить изрядный запас продуктов и вещей для расплаты с местным населением: жители Кашгарии не признавали бумажных денег чуждого им гоминдановского правительства.

Кутасы, принадлежавшие хозяину юрты, должны были обеспечить доставку необходимых для восхождения грузов воз­можно выше. Шиптон рассчитывал поднять на животных основ­ные грузы до того места, где скалы гребня скрываются под сне­гом. Высоту этого пункта альпинисты оценивали примерно в 5300 м (на основании данных Гедина).

Проблема транспортировки была весьма важна для восхо­дителей: «Переноска тяжестей была нашей главной заботой,— признается Шиптон.— Я не носил ничего с 1939 г., Гиальген (слуга — шерп. — Д.З.) очень мало носил в течение послед­них лет и совсем ничего в течение последнего года. Только Тильман имел некоторую практику в течение этого лета, но, однако, совершенно недостаточную, чтобы вернуться к необхо­димой форме. Добраться до высоты 17500 футов (около 5300 м. — Д.З.) без груза было бы, конечно, значительным облегчением задачи, но даже в этом случае мы не могли рассчи­тывать на переноску всех наших вещей выше этого пункта без посторонней помощи, особенно, если снежные условия окажутся плохими. У нас не было запасной обуви, и мы не могли нанять местных носильщиков для работы на льду...».

Однако и эти надежды альпинистов не оправдались. Как говорится в пословице: «Где тонко, там и рвется», особенно когда все построено на случайностях, а не на разумном расчете и серьезной подготовке.

Утром 11 августа Шиптон, Тильман и Гиальген вышли на восхождение. Их сопровождали жена Шиптона и ее слуга, молодой кашгарец Роза-бег. Позади брели нагруженный кутас и погонщик. Более часа продолжался путь до ледника Ям-бу­лак. Поверхность его изорвана глубокими трещинами и пред­ставляет собой сложный лабиринт ледяных холмов, высоких сераков и острых ледяных игл. Нечего было и думать о том, чтобы пересечь его в нижней части, особенно двигаясь с кута­сом. Группа обошла по долине конец ледника и, после нетрудного часового подъема, вышла к подножию гребня на высоте 4500 метров. Гребень в нижней части очень широк, представ­ляет собой скалистый склон, рассеченный глубокими кулуарами, в которых залегал лед.

Если англичане, которые шли налегке, поднимались довольно быстро, то тяжело нагруженного кутаса вскоре пришлось пону­кать и тащить трем человекам: Гиальгену, Роза-бегу и погон­щику. Несмотря на все усилия, они вскоре намного отстали. Стало очевидно, что кутас дальше не пойдет. Случилось то, чего более всего опасались восходители: им пришлось самим нести свои вещи. Можно представить себе, как остро ощущали господа аль­пинисты отсутствие столь привычных, обычно незаметных и по­корных носильщиков!

Распределив между собой груз, причем часть вещей при­шлось нести и жене Шиптона (прославленное «джентльменство» было на время забыто), люди медленно брели по гребню, достиг­нув в четвертом часу конца скал. Отсюда жена Шиптона и Роза-бег отправились назад, восходители же занялись устройст­вом первого лагеря. Уже перед вечером Шиптон и Тильман от­правились осмотреть дальнейший путь. Вырубив ступени в ледя­ном взлете гребня, они поднялись несколько выше лагеря и ока­зались перед огромным разорванным ледопадом, который пред­стояло пройти на следующий день.

Оставив часть своих вещей в первом лагере, альпинисты утром (в 7 ч. 15 м.) вышли в дальнейший путь. Они затратили 4 часа на переход через ледопад, который при близком зна­комстве оказался еще более запутанным и сложным. Преодо­левая эту часть пути, альпинисты вырубили во льду немало ступенек.

Пройдя ледопад быстрее, чем рассчитывали, и убедившись, что состояние снега оставалось все еще благоприятным, а при­знаков ухудшения погоды не заметно, Шиптон и Тильман решили, вместо намеченных еще двух ночевок, обойтись на пути к вершине лишь одним лагерем. Это позволяло оставить часть продуктов и топлива, облегчив рюкзаки. Рискованное и легкомысленное реше­ние было прямым результатом полнейшей неподготовленности к переноске тяжестей во время восхождения, что вынужден был признать и Шиптон. Нужно отметить, что господа альпинисты спасовали перед трудностями переноски груза, несмотря на свое­образное распределение труда в группе: «По традиции Гиальген нес наибольшую часть груза, а Тильман и я, — сообщает Шип­тон,— поочередно выбивали ступеньки». Естественно, что Гиаль­ген был не в силах выдержать такую нагрузку и быстро устал.

Следующий лагерь альпинисты установили в 3 ч. 30 м. дня, через восемь часов после выхода. Шиптон и Тильман еще раз обсудили свое намерение штурмовать вершину непосредственно из этого лагеря, оценивая достигнутую ими высоту в 20500 футов (6250 метров).

Нельзя не отметить, что столь известные восходители и «ис­следователи» многих районов Гималаев отправились на восхождение, не имея даже приборов для измерения высоты¹. Шиптон признает, что «однажды вступив на склон горы, мы уже не были в состоянии определить высоту своего местоположения, исключая гединовскую оценку высоты места, где скалы гребня исчезают под снегом. Мы очень тщательно замечали время подъема, в целях получения возможно более точного приближения к опре­делению нашего вертикального подъема».

Добавим к этому, что крутизну склонов восходители также не измеряли и, следовательно, сколько-нибудь точный подсчет подъема по вертикали был невозможен¹. Это, конечно, должны были представлять себе альпинисты, не являвшиеся новичками в горовосхождениях.

Таким образом, вывод о том, что до вершины остается под­няться немногим более 1200 м (на этом «подсчете» было основано решение о штурме из лагеря 6250 м), должен быть признан по меньшей мере легкомысленным. Также не оправданы были пред­положения о хорошем состоянии снега вплоть до вершины, несмотря на то, что еще до лагеря встречались участки рыхлого порошкообразного снега, обычного для высот более 6000 метров.

Шиптон и Тильман решили выйти в 6 часов утра, чтобы пер­вые четыре часа идти по смерзшемуся снегу, в тот же день достичь вершины и вернуться в лагерь «6250». Альпинисты рас­считывали подниматься со скоростью не менее 230 м в час. За­метим, что это решение было принято, несмотря на то, что у са­мого Шиптона не было уверенности в устойчивой погоде.

13 августа восходители проснулись задолго до рассвета. Сказывалось отсутствие акклиматизации, у Тильмана сильно бо­лела голова, что должно было бы заставить Шиптона задуматься, но, по его мнению, 5 часов утра — «не время для принятия реше­ний». Группа покинула лагерь в 6 ч. 15 м. Немногим более 300 м шли по хорошему плотному снегу, затем пришлось прокладывать путь по глубокому рыхлому снегу, тонкий, но твердый наст кото­рого проваливался под тяжестью людей. Только тут Шиптон вспомнил, что в Гималаях на больших высотах (выше 7000 м) снег остается порошкообразным; хотя этот уровень не был еще достигнут, северное положение Музтаг-ата (примерно на 10° севернее Чомолунгмы) давало основание ожидать эти же явления на более низких высотах. Заметим, что если бы Шиптон изучил описания памирских восхождений советских альпинистов, он мог бы более верно оценить характер предстоящего пути.

Несмотря на ухудшение пути, альпинисты все еще рассчиты­вали за 8 часов преодолеть оставшийся подъем. Однако Тиль­ман уже не был в состоянии двигаться первым.

Погода оставалась ясной, но с юга дул сильный, пронизы­вающий ветер, альпинисты сильно страдали от холода. Несмотря на свои четыре свитера и толстую куртку, — пишет Шиптон, — он чувствовал себя стоящим голым на вотру после прыжка в холод­ную воду. Гиальген в зимней киргизской одежде был единствен­ным, кто еще не стучал от холода зубами. Даже солнечные лучи, осветившие склоны к 8 ч., почти не согрели людей.

В 9 ч. утра Гиальген отказался идти первым. Движение ста­новилось все более рискованным. Шиптон пишет: «Я затрудняюсь объяснить, почему в этот момент мы не повернули назад. Это полностью моя вина, и в качестве слабого оправдания я могу со­слаться лишь на то, что мое сознание было сковано холодом».

Подавленные холодом и высотой, люди полубессознательно брели вперед, проваливаясь в глубокий рыхлый снег. «Я ничего не могу вспомнить о следующих трех или четырех часах, кроме однообразного медленного передвижения и острого ощущения холода», — пишет Шиптон. Около полудня зацепившееся за гре­бень облачко обнадежило альпинистов; они решили, что вершина близка. Но только в 2 ч. 30 м. они достигли перегиба склона, где он, по-видимому, переходит в обширный купол вершины. Альпи­нисты решили, что они поднялись в этот день более чем на 1000 м, достигнув высоты 7300 м, хотя никаких достоверных дан­ных для проверки этого предположения у восходителей не было (Шиптон ведет расчет высоты, исходя из времени движения).

Перед группой открывались обширные пространства вершин­ного конуса с уходившим вдаль пологим склоном. Какое расстоя­ние отделяло людей от вершины, было неизвестно. Восемь часов, в течение которых можно было подниматься, истекли, но альпи­нисты, рискуя не успеть засветло вернуться к палатке, все же решили продолжать движение. Спустя час высшая точка так и не была достигнута, группа повернула назад. Шиптон утешает себя рассуждениями о том, что остававшаяся часть пути была скорее «делом расстояния, а не подъема», что до вершины оставалось, возможно, всего лишь несколько сот футов высоты, но он вы­нужден вместе с тем признать, что предстояли, быть может, дол­гие часы движения по конусу, о размерах которого альпинисты не имели никакого представления.

Нет сомнения в том, что шиптоновская оценка высоты, до­стигнутой группой, в значительной мере преувеличена. Оценка «на глаз», по времени движения, неизбежно страдает большими погрешностями. Надо, кроме того, учесть состояние восходителей в течение последнего дня восхождения. Напомним, что исходной точкой для расчета Шиптона была высота конца скальной части гребня 17500 футов, определенная еще Гедином, все данные кото­рого о высоте Музтаг-ата оказались сильно завышены. (Шип­тон указывает на это, но, когда ему выгодно, сам же поль­зуется ими.) Оценивая оставшийся путь, Шиптон считал высоту Музтаг-ата равной 7432 м (английские данные), высоту же от­правной точки — по данным Гедина. При таком «выборе» ис­ходных данных разница высот, а следовательно, и остатка пути получалась наименьшая. Если же учесть, что действительная высота вершины не менее чем на сто метров превышает англий­скую Цифру, а разница между данными Гедина и английскими составляет более 350 м, можно считать, что ошибка в вычислениях Шиптона превысит 400 метров! Если же принять во вни­мание изложенные выше соображения о степени точности расчета высоты только по времени движения, то легко придти к выводу, что швейцарский «Ежегодник» явно поторопился сооб­щить о победе Шиптона и Тильмана!

Пик Музтаг-ата (7546 м) в Кашгарском хребте.

Когда группа начала спускаться, Шиптон тоже почувствовал столь сильную усталость, что несколько раз был вынужден просить спутников остановиться, один раз ему стало дурно. К раз­очарованию от неудачи прибавились и более серьезные неприят­ности: у всех троих были поморожены пальцы ног. Особенно серьезные отморожения были у Шиптона. (Нужно отметить, что восходители поднимались не в специальной утепленной обуви, а в ботинках, к тому же довольно поношенных.) Уди­вительно, что для Шиптона обморожение оказалось неожидан­ным только потому, что он в течение подъема чувствовал боль­шой холод в верхней части тела и не принял серьезных мер для защиты ног. Со стороны опытного альпиниста, который должен знать наиболее уязвимые места, такое легкомыслие недопустимо.

Для советских альпинистов многое в восхождении англи­чан покажется диким и бессмысленным, настолько принципи­ально отличается наша школа горовосхождений.

Шиптон и его спутники предприняли попытку восхождения, почти не ознакомившись с характером пути. Неожиданный для них глубокий и рыхлый снег, нарушивший все расчеты движе­ния, вполне обычен на Памире для этих высот. Отсутствие тре­нировки и акклиматизации обусловили плохое самочувствие участников (Гиальгена и Тильмана, а затем и самого Шиптона) уже к концу второго дня подъема. Отсутствие привычки к пере­носке тяжелых рюкзаков и неправильное распределение груза между восходителями привели к нелепому решению — выбросить весь запас продуктов, предназначенных еще для одного лагеря, Таким образом, на ходу, не зная толком, что же находится впереди, какое расстояние предстоит еще пройти (нельзя же принимать всерьез расчеты высоты Шиптоном), как будут чув­ствовать себя восходители на большей высоте, Шиптон пере­строил весь план подъема. Запаса продуктов у группы не было вообще; внезапное наступление непогоды могло бы поставить альпинистов в трагическое положение.

Легкомысленное, авантюрное отношение к горовосхождениям, погоня за славой, проявившиеся во время попытки штурма Музтаг-ата, особенно характерны для Шиптона и Тильмана. Известно, что эти руководители английских экспедиций к Чомолунгме давно уже выступают ярыми поборниками и «идеоло­гами» штурма вершин малочисленным отрядом (Шиптон считает достаточным наличие 6 альпинистов), с хода.

Сообщение о разведке нового пути (с юго-запада) на Чомолунгму, предпринятой Шиптоном в 1951 г. во главе группы в 4 человека, показывает, что опыт Музтаг-ата ничему его не научил. Не менее легкомысленной представляется нам также предполагаемая в 1952 г. попытка штурма вершины по еще не разведанному пути и в такой период года, условия которого для этого района почти еще не изучены.