В. Е. Бо­рей­ко, Ки­ев­с­кий эко­ло­го-куль­тур­ный центр, г. Ки­ев Вве­де­ни­е

Ав­тор клас­си­чес­ко­го тру­да «Ре­ли­гии че­ло­ве­чес­т­ва», сов­ре­мен­ный фран­цуз­с­кий иссле­до­ва­тель Ми­шель Ма­лерб на­зы­ва­ет язы­чес­т­во ани­миз­мом. По его мне­нию, сто­рон­ни­ков этой ре­ли­гии в ми­ре нас­чи­ты­ва­ет­ся око­ло 100 мил­ли­о­нов че­ло­век, из них 80% — в Афри­ке (Ма­лерб, 1997).

У мно­гих языч­ни­ков за­бо­та о при­ро­де явля­ет­ся естес­т­вен­ной пот­реб­нос­тью. Язы­чес­т­во пред­по­ла­га­ет раз­лич­ные куль­ты при­ро­ды: гор, во­ды, сол­н­ца, рас­те­ний и жи­вот­ных.

Я­зыч­ни­ки счи­та­ют, что каж­дая часть при­ро­ды, жи­вая или не­жи­вая, обла­да­ет соз­на­ни­ем и ду­шой. Не­ко­то­рые, нап­ри­мер, отож­дес­т­в­ля­ют бо­жес­т­во с при­род­ны­ми объек­та­ми и про­цес­са­ми. Для лю­дей этих убеж­де­ний при­ро­да бы­ла и явля­ет­ся свя­щен­ной, что поз­во­ля­ло отно­сить­ся к ней с ува­же­ни­ем, тре­пе­том и бла­го­го­ве­ни­ем. Лю­ди счи­та­ли при­ро­ду сво­им дру­гом, бра­том, с ко­то­рым мож­но иметь лич­нос­т­ные отно­ше­ния. Гар­мо­ния, а не пот­реб­ле­ние, вот что явля­ет­ся глав­ным прин­ци­пом язы­чес­т­ва по отно­ше­нию к при­ро­де. Мно­гие языч­ни­ки, нап­ри­мер, аме­ри­кан­с­кие индей­цы, по­ла­га­ли, что при­ро­да име­ет свои пра­ва. Так, ло­сось по ста­ту­су и пра­вам при­рав­ни­ва­ет­ся к це­лой на­ции.

Сог­лас­но не­ко­то­рым язы­чес­ким взгля­дам, — «связь меж­ду тел­лур­ги­чес­ким, с одной сто­ро­ны, рас­ти­тель­ным, жи­вот­ным и че­ло­ве­чес­ким — с дру­гой, обус­лов­ле­на жиз­нью, ко­то­рая всю­ду одна и та же. Един­с­т­во этих сфер ре­аль­нос­ти по при­ро­де сво­ей би­о­ло­ги­чес­кое. И если ка­кая-ли­бо из форм жиз­ни осквер­ня­ет­ся или ста­но­вит­ся бес­п­лод­ной из-за прес­туп­ле­ния про­тив жиз­ни, то все про­чие фор­мы так­же стра­да­ют вви­ду су­щес­т­ву­ю­ще­го меж­ду ни­ми орга­ни­чес­ко­го един­с­т­ва», — по­ла­га­ет извес­т­ный исто­рик ре­ли­гий Мир­ча Эли­а­де (Эли­а­де, 1999). Дру­ги­ми сло­ва­ми, меж­ду зем­лей и по­рож­ден­ны­ми ею фор­ма­ми су­щес­т­ву­ет ма­ги­чес­кая связь, не­кая сим­па­тия. Все эти фор­мы обра­зу­ют в сво­ей со­во­куп­нос­ти еди­ную сис­те­му. Про­ли­тая же кровь осквер­ня­ет зем­лю.

Я­зыч­ни­ки зна­ют, что все в при­ро­де явля­ет­ся за­ви­си­мым от все­го осталь­но­го, и от это­го к ним при­хо­дят ува­же­ние, ко­то­рое гра­ни­чит со стра­хом. Все су­щес­т­ва явля­ют­ся вза­и­мос­вя­зан­ны­ми, и по­э­то­му лю­ди дол­ж­ны пос­то­ян­но осоз­на­вать то, как их дей­с­т­вия пов­ли­я­ют на дру­гие су­щес­т­ва — рас­те­ния, жи­вот­ных, лю­дей или ру­чьи. Эски­мо­сы го­во­рят, что «на­и­боль­шая угро­зы жиз­ни в том, что че­ло­ве­чес­кая пи­ща сос­то­ит пол­нос­тью из душ. Все су­щес­т­ва, ко­то­рые нам при­хо­дит­ся уби­вать и съе­дать, все те, ко­го нам приш­лось сбить с ног и убить, что­бы сде­лать одеж­ду для се­бя, име­ют ду­ши, ко­то­рые не по­ги­ба­ют вмес­те с те­лом, и ко­то­рые по­э­то­му дол­ж­ны быть уми­рот­во­ре­ны, что­бы они не отом­с­ти­ли нам за то, что мы заб­ра­ли их те­ла» (Beck, Walters, 1996).

Язы­чес­т­во при­ро­ду счи­та­ет свя­той, так как она про­ни­за­на бо­жес­т­вен­ным при­сут­с­т­ви­ем, по­э­то­му язы­чес­т­во при­зы­ва­ет ува­жать при­ро­ду и не при­чи­нять ей вре­да. Язы­чес­т­во не ви­дит не­об­хо­ди­мос­ти пре­об­ра­зо­ва­ния ди­кой при­ро­ды или ее улуч­ше­ния: при­ро­да дос­та­точ­но хо­ро­ша и кра­си­ва и без уси­лий че­ло­ве­ка.

Для мно­гих язы­чес­ких ре­ли­гий ха­рак­тер­на сак­раль­ность зем­ли, ува­же­ние ко всем тва­рям, бла­го­ра­зум­ное исполь­зо­ва­ние зем­ных ре­сур­сов, их сох­ра­не­ние, сос­т­ра­да­ние сла­бым, угне­тен­ным, отвер­жен­ным. Языч­ни­ки не бе­рут у при­ро­ды боль­ше, чем им нуж­но, не бе­рут без спро­са. Они пы­та­ют­ся как-то вер­нуть при­ро­де то, что за­им­с­т­ву­ют у нее, слов­но вып­ла­чи­вая свой долг. При­ро­да для них мес­то, где пре­бы­ва­ет и ды­шит Бог. При­ро­ду нель­зя раз­ру­шать, ибо в ней при­сут­с­т­ву­ет бог. Он есть жи­вот­во­ря­щая си­ла.

Я­зы­чес­т­во явля­ет­ся важ­ней­шим ре­ли­ги­оз­ным по­соб­ни­ком в за­по­вед­ном де­ле. Раз­лич­ным свя­щен­ным ро­щам, го­рам, озе­рам, име­ю­щим ме­та­фи­зи­чес­кое зна­че­ние, как объек­там стра­ха, це­ре­мо­ний и мис­ти­ки, был обес­пе­чен опре­де­лен­ный уро­вень за­щи­ты.

А­ме­ри­кан­с­кие индей­цы счи­та­ли всю зем­лю свя­щен­ной. В 1854 го­ду вождь одно­го из индей­с­ких пле­мен ска­зал: «Каж­дая час­ти­ца зем­ли свя­щен­на для мо­е­го на­ро­да. Каж­дая сос­но­вая иго­лоч­ка, свер­ка­ю­щая на сол­н­це, каж­дая пес­чин­ка в дю­нах, каж­дая ка­пель­ка ту­ма­на в тем­ных ле­сах, каж­дое на­се­ко­мое, как бы ти­хо оно не жуж­жа­ло, свя­ты в па­мя­ти и опы­те мо­е­го на­ро­да... На­ши пред­ки ни­ког­да не за­бы­ва­ли этой прек­рас­ной зем­ли, ибо она есть мать крас­но­ко­же­го. Мы все — часть зем­ли, а она — часть нас. Бла­го­у­ха­ю­щие цве­ты суть на­ши сес­т­ры, свя­щен прах на­ших отцов. Их мо­ги­лы есть свя­тая зем­ля, и для нас освя­ще­ны и эти хол­мы, и эти де­ре­вья — все, что мы ви­дим...» (Эко­те­о­ло­гия, 1997).

По­э­то­му, как счи­та­ют индей­цы-языч­ни­ки, их свя­тую зем­лю нель­зя пре­зи­рать, осквер­нять, пор­тить, за­во­е­вы­вать, по­ку­пать, ра­зо­рять, при­ва­ти­зи­ро­вать, раз­ру­шать.

Так же счи­та­ли и ту­зем­цы ти­хо­о­ке­ан­с­ких остро­вов: «не мы обла­да­ем зем­лею, а она на­ми».

У аме­ри­кан­с­ких индей­цев свя­щен­ны­ми мес­та­ми счи­та­ют­ся Ска­лис­тые го­ры и воз­вы­шен­ность Блэк Хиллс. Индей­цы сиу рас­с­мат­ри­ва­ют их как источ­ни­ки ду­хов­ной пи­щи. Там оби­та­ет «7 сил», пре­бы­ва­ет Ве­ли­кий Дух. Индей­цы при­хо­дят сю­да за «ви­де­ни­я­ми», вер­нее «ухо­дят за пре­де­лы». Это поз­во­ля­ет им пре­вы­шать свою си­лу и общес­т­вен­ный ста­тус. Вождь пле­ме­ни стон­ни Джон Шоу в 1977 го­ду на­пи­сал кни­гу «Эти го­ры есть на­ши свя­щен­ные мес­та», в ко­то­рой ска­зал: «Эти го­ры явля­ют­ся на­ши­ми хра­ма­ми, на­ши­ми свя­ти­ли­ща­ми, на­ши­ми мес­та­ми отды­ха. Они — прис­та­ни­ща на­шей на­деж­ды, ви­де­ний, очень осо­бен­ные и свя­щен­ные, где Ве­ли­кий Дух и дру­гие ду­хи го­во­рят с на­ми. И по­э­то­му эти го­ры есть на­ши свя­щен­ные мес­та» (Bernbaum, 1998).

Ин­дей­цы на­ва­йо го­во­рят о сво­их свя­щен­ных го­рах: «Эти го­ры есть на­ши отец и мать, мы выш­ли от них, мы за­ви­сим от них, и мы дол­ж­ны жить воз­ле них (...). Ма­лень­кие го­ры — на­ши млад­шие бра­тья и сес­т­ры, каж­дая го­ра — пер­со­на. Мы явля­ем­ся род­с­т­вен­ни­ка­ми свя­щен­ным го­рам» (Bernbaum, 1998).

Ин­дей­цы хо­пи по­ла­га­ют, что на свя­щен­ный пик Сан-Фран­цис­ко нель­зя смот­реть с пло­хи­ми по­мыс­ла­ми, а толь­ко с хо­ро­ши­ми. По­э­то­му они по­ют пес­ни, что­бы осво­бо­дить­ся от дур­ных мыс­лей и доб­рать­ся до свя­щен­ных гор без кап­ли ярос­ти. Индей­цы уве­ре­ны, что если пе­рес­тать по­чи­тать свя­щен­ные го­ры, то зло выр­вет­ся на­ру­жу. Они счи­та­ют, что хо­ро­шая жизнь их пле­мен воз­мож­на толь­ко в гар­мо­ни­чес­ком род­с­т­ве со свя­щен­ны­ми го­ра­ми.

Свя­щен­ные де­ре­вья у языч­ни­ков сим­во­ли­зи­ру­ют це­лый ряд спе­ци­фи­чес­ких че­ло­ве­чес­ких по­ло­же­ний, воз­мож­нос­тей и ожи­да­ний. Они мо­гут являть­ся про­яв­ле­ни­я­ми Бо­га, отдель­ны­ми пред­с­та­ви­те­ля­ми пла­нет и звезд, сим­во­ла­ми при­род­ных эле­мен­тов — энер­гии, во­ды, зем­ли, воз­ду­ха. Не­ко­то­рые де­ре­вья име­ют связь с бо­жес­т­ва­ми, ду­ха­ми, явля­ют­ся то­те­ма­ми, вмес­ти­ли­ща­ми душ усоп­ших лю­дей.

Я­зы­чес­кие свя­щен­ные ро­щи мо­гут при­рав­ни­вать­ся к бо­жес­т­вам, обес­пе­чи­вать убе­жи­ще ду­хам, быть жи­вым пос­ла­ни­ем пред­ков, за­щи­щать свя­щен­ные мес­та от эксплу­а­та­ции.

Эт­ног­раф В.П. На­ли­мов так опи­сы­вал ре­ли­ги­оз­ные воз­з­ре­ния удмур­тов и ма­ри на свя­щен­ные ро­щи: «Ро­щи свя­за­ны с куль­том твор­чес­ких сил при­ро­ды, соз­на­ни­ем орга­ни­чес­кой, ге­не­ти­чес­кой свя­зи че­ло­ве­ка с при­ро­дой, един­с­т­ва сво­ей груп­пы. Крат­ко их воз­з­ре­ния мож­но сфор­му­ли­ро­вать так. Бог — тво­ри­тель­ная си­ла, отра­жа­ю­ща­я­ся в при­ро­де: в жи­вой те­ку­чей во­де, при­да­вая ей проз­рач­ность, те­ку­честь, не­ис­ся­ка­е­мость, в рас­те­ни­ях, в жи­вот­ных и че­ло­ве­ке. Эта твор­чес­кая си­ла еди­на, но она раз­вет­в­ля­ет­ся и каж­дая отдель­ная си­ла, орга­ни­чес­ки свя­зан­ная с еди­ной си­лой (как при­то­ки ре­ки свя­за­ны с глав­ной ре­кой), име­ет свою инди­ви­ду­аль­ность. Отсю­да — бог тер­ри­то­рии: лю­ди, жи­ву­щие в ней, орга­ни­чес­ки свя­за­ны меж­ду со­бой и бо­гом, сос­тав­ляя каж­дый толь­ко часть еди­но­го це­ло­го. Вли­яя на одну часть, мож­но вли­ять на це­лое. Заг­ряз­няя, нап­ри­мер, во­ду, при­но­сишь вред рас­те­ни­ям, жи­вот­ным, че­ло­ве­ку, бо­гу, т.е. про­из­во­ди­тель­ной си­ле. Не­дос­той­ное по­ве­де­ние отдель­но­го че­ло­ве­ка осквер­ня­ет не толь­ко его фи­зи­чес­кую при­ро­ду, но и вре­дит всей про­из­во­ди­тель­ной си­ле при­ро­ды. Отсю­да — общий инте­рес груп­пы лю­дей, рас­те­ний, жи­вот­ных, во­ды, бо­га, т.е. твор­чес­кой си­лы.

Твор­чес­кая си­ла стра­да­ет от гря­зи, не­чис­то­ты, бо­ле­ет. Вред­но на нее дей­с­т­ву­ют вы­де­ле­ния че­ло­ве­ка, сквер­нос­ло­вие, за­висть и т.д. Та­ким обра­зом, бог — твор­чес­кая си­ла — не все­мо­гущ.

В буд­нич­ной пов­сед­нев­ной жиз­ни очень труд­но сох­ра­нить при­ро­ду в чис­том ви­де. По­э­то­му вы­де­ля­ют­ся ро­щи, клю­чи и обе­ре­га­ют­ся от заг­ряз­не­ния. Здесь твор­чес­кая си­ла спа­са­ет­ся от прес­ле­ду­ю­щей гря­зи, не­чис­то­ты. В извес­т­ное вре­мя го­да твор­чес­кая си­ла, ког­да ее мощь дос­ти­га­ет мак­си­му­ма, как, нап­ри­мер, вес­ной, во вре­мя цве­те­ния ржи, при­няв образ ба­боч­ки, вы­ле­та­ет и рас­п­рос­т­ра­ня­ет свою бла­го­дать (т.е. си­лу). Вок­руг та­ких за­по­вед­ных рощ объе­ди­ня­ют­ся це­лые ро­ды, лю­ди, жи­ву­щие иног­да за де­сят­ки, сот­ни верст. Че­рез каж­дые три го­да про­ис­хо­дят мо­ле­ния с общей тра­пе­зой: сов­мес­т­ная еда явля­ет­ся сим­во­лом зак­лю­че­ния со­ю­за, друж­бы...» (На­ли­мов, 1928).

Сов­ре­мен­ные ма­рий­цы — языч­ни­ки срав­ни­ва­ют свою свя­щен­ную ро­щу с цер­ко­вью: «Див­ный был пе­нек, вмес­то ана­лоя нам слу­жил. Див­ное бы­ло лес­ное озе­ро, вмес­то зо­ло­той ку­пе­ли слу­жи­ло..., вмес­то блес­тя­щей цер­к­ви слу­жил гус­той лес. Де­ре­вья слу­жи­ли вмес­то зо­ло­тых под­с­веч­ни­ков..., с прит­чем лес­ные пти­цы вос­пе­ва­ли (Бо­рей­ко, 2000).

Языч­ни­ки испо­ве­до­ва­ли уе­ди­не­ние в свя­щен­ной ро­ще для пог­ру­же­ния в Абсо­лют­ную кра­со­ту, Со­вер­шен­ное доб­ро и Окон­ча­тель­ное един­с­т­во.

В язы­чес­ких свя­щен­ных ро­щах зап­ре­ща­ли ру­бить лес, ко­сить, ры­ба­чить, охо­тить­ся, па­хать, со­би­рать гри­бы — яго­ды, хво­рост, вы­па­сать скот, шу­меть. По­рой не раз­ре­ша­лось да­же по­па­дать под тень свя­щен­но­го де­ре­ва.

Я­зыч­ни­ки со­чи­ня­ли сво­им свя­щен­ным при­род­ным объек­там сла­вос­ло­вия (язы­чес­кое при­ро­дос­ла­вие — ха­рак­тер­ная чер­та их куль­та при­ро­ды), в слу­чае ка­ко­го-ни­будь на­ру­ше­ния зап­ре­та про­си­ли у них про­ще­ния. Охра­на свя­щен­ных рощ опи­ра­лась на страх и со­весть каж­до­го.

Я­зы­чес­т­во бе­рет под свою за­щи­ту раз­лич­ных то­тем­ных, свя­щен­ных жи­вот­ных и рас­те­ния. Для пе­ре­чис­ле­ния та­ких при­ме­ров мож­но бы­ло бы на­пи­сать не одну книж­ку. Так, удмур­ты — языч­ни­ки еже­год­но отлав­ли­ва­ли ле­бе­дей, ока­зы­ва­ли им боль­шие по­чес­ти, кла­ня­лись в зем­лю, а по окон­ча­нии мо­ле­ния отпус­ка­ли птиц, пре­дуп­ре­див жи­те­лей со­сед­них де­ре­вень, что­бы те не стре­ля­ли свя­щен­ных ле­бе­дей (и да­же отку­пив­шись от них день­га­ми и по­дар­ка­ми) (Вла­ды­кин, 1994).

Из­вес­т­ны сле­ду­ю­щие фор­мы ре­ли­ги­оз­но­го по­чи­та­ния рас­те­ний и жи­вот­ных у языч­ни­ков, име­ю­щие эко­ло­ги­чес­кое зву­ча­ние: то­те­мы, ду­хи-хо­зя­е­ва, ду­хи-пок­ро­ви­те­ли, куль­т пред­ков в обли­ке жи­вот­ных и рас­те­ний, свя­щен­ные жи­вот­ные и рас­те­ния.

Пред­с­тав­ле­ния о род­с­т­ве меж­ду че­ло­ве­ком и то­те­мом при­во­дят к зап­ре­ту на­но­сить вред то­те­му, уби­вать жи­вот­ное, гу­бить рас­те­ние, упот­реб­лять его в пи­щу. Со сво­ей сто­ро­ны то­тем то­же по­ле­зен че­ло­ве­ку — он охра­ня­ет сво­их по­чи­та­те­лей, за­щи­ща­ет их и изоб­ра­же­ние то­те­ма.

Жи­вот­ные и рас­те­ния в ви­де ду­хов-хо­зя­ев обыч­но по­чи­та­ют­ся как влас­те­ли­ны ди­чи, ры­бы, ле­са при про­мыс­ло­вом куль­те. Ува­же­ние их свя­за­но с дос­ти­же­ни­ем уда­чи на про­мыс­ле.

Ду­хи-пок­ро­ви­те­ли в обра­зе жи­вот­но­го пок­ро­ви­тельс­т­ву­ют че­ло­ве­ку, а тот в свою оче­редь по­чи­та­ет этот вид жи­вот­но­го.

Ко­ю­ко­ны Аляс­ки, нап­ри­мер, счи­та­ют, что при­ро­да обла­да­ет ду­хов­ной си­лой, име­ет пра­во на ува­же­ние и вклю­ча­ет­ся в их ре­ли­ги­оз­ный ко­декс мо­ра­ли и эти­ке­та. Ко­ю­ко­ны бе­рут у при­ро­ды толь­ко то, что мо­гут исполь­зо­вать, не уби­ва­ют гнез­дя­щих­ся са­мок во­доп­ла­ва­ю­щих птиц, мо­ло­дых жи­вот­ных. Они бо­ят­ся воз­мез­дия в ви­де не­у­да­чи, если на­ру­шат та­бу или бу­дут не­у­ва­жи­тель­ны к жи­вот­ным.

Куль­т пред­ков в обли­ке жи­вот­ных вы­ра­жа­ет­ся в ве­ре в обо­рот­ни­чес­т­во, в пе­ре­се­ле­ние душ умер­ших в зве­рей, птиц, змей и т.д. При­чем в раз­ных се­ле­ни­ях одно­го на­ро­да мо­гут по­чи­тать­ся раз­лич­ные жи­вот­ные в ви­де куль­та пред­ков. Ман­си на Сось­ве по­чи­та­ют ястре­ба, кро­ха­ля, со­бо­ля, орла, ля­гуш­ку.

Куль­т жи­вот­ных и рас­те­ний как свя­щен­ных — выс­шая фор­ма по­чи­та­ния фло­ры и фа­у­ны. Мож­но отме­тить та­кие эко­ло­ги­чес­ки по­лез­ные фор­мы по­чи­та­ния свя­щен­ных рас­те­ний и жи­вот­ных: мо­лит­вы, устрой­с­т­во алта­рей, ри­ту­аль­ная пляс­ка, укра­ше­ние свя­щен­но­го де­ре­ва, его по­лив­ка, ока­за­ние внеш­них зна­ков по­чи­та­ния, за­по­ве­да­ние тер­ри­то­рии, по­сад­ка свя­щен­ных де­ре­вьев, зап­рет на убий­с­т­во жи­вот­ных или руб­ку де­ре­вьев (Бо­рей­ко, 1999).

Так, древ­ние инки во вре­мя ре­ли­ги­оз­ных фес­ти­ва­лей кор­ми­ли и по­и­ли кон­до­ров, ко­то­рых они по­чи­та­ли как пос­лан­ни­ков бо­гов.

Вмес­те с тем не­об­хо­ди­мо под­чер­к­нуть, что ре­ли­ги­оз­ное по­чи­та­ние жи­вот­ных не всег­да озна­ча­ет авто­ма­ти­чес­ки взя­тие их под охра­ну. Сво­их свя­щен­ных жи­вот­ных не­ко­то­рые язы­чес­кие на­ро­ды уби­ва­ют для исполь­зо­ва­ния в ре­ли­ги­оз­ных обря­дах.

с­вя­щен­ный тре­пет, ког­да мне уда­ет­ся до­бить­ся его за­по­ве­да­ния,

ме­ня охва­ты­ва­ет свя­щен­ный вос­торг.

В. Бо­рей­ко
По­ня­тый Бог не явля­ет­ся Бо­го­м

Д­рев­ний афо­риз­м
Нич­то не явля­ет­ся под­лин­но свя­щен­ным, не­зыб­ле­мым как же­ле­зо.

Древ­ни­е
Ве­ли­кая бо­жия ди­кая при­ро­да
Пос­те­пен­но к нам воз­в­ра­ща­ет­ся древ­няя мысль, что при­ро­да ди­кая однов­ре­мен­но явля­ет­ся при­ро­дой хо­ро­шей и при­ро­дой свя­щен­ной. Пи­о­не­ры охра­ны ди­кой при­ро­ды всег­да приз­на­ва­лись, что основ­ным тол­ч­ком к за­по­ве­да­нию бы­ла за­бо­та об угол­ках сво­бод­ной при­ро­ды, при­ни­ма­е­мых ими как свя­щен­ных. Эти лю­ди бы­ли час­то не­о­бы­чай­но ве­ру­ю­щие. Не в цер­к­ви на­хо­ди­ли они свои хра­мы, но в ди­кой при­ро­де. Они отно­си­лись к при­ро­де как к бо­жес­т­ву. Ре­ли­ги­оз­ные и не­ре­ли­ги­оз­ные фор­мы сак­ра­ли­за­ции во все вре­ме­на бы­ли мощ­ней­шим ре­гу­ля­то­ром по­ве­де­ния лю­дей. И во мно­гом как раз в си­лу ирра­ци­о­наль­нос­ти и интим­нос­ти дан­ной ма­те­рии. Пи­о­нер аме­ри­кан­с­ко­го за­по­вед­но­го де­ла Джон Мю­ир был уве­рен, что все, что он де­лал, спа­са­ло свя­щен­ные мес­та ди­кой при­ро­ды. Он го­во­рил о ди­ких го­рах и лу­гах как о мес­тах исце­ле­ния, обнов­ле­ния и мо­лит­вы. «Ска­лы и ве­ли­чес­т­вен­ные ка­ньо­ны, во­да и ве­тер, и все жиз­нен­ные струк­ту­ры — жи­вот­ные, озе­ра, лу­га, ро­щи и се­реб­ря­ные звез­ды — сло­ва Бо­га, и они те­кут плав­но из его губ» — пи­сал он в сво­их кни­гах (цит. по Бо­рей­ко, 2000).

Для Джо­на Мю­и­ра за­щи­та ди­кой при­ро­ды бы­ла поч­ти актом пок­ло­не­ния. Он по­ни­мал ува­же­ние ди­кой при­ро­ды как ре­ли­ги­оз­ный опыт. Ког­да до­ли­ну Хетч-Хет­чи в Йо­се­мит­с­ком на­ци­о­наль­ном пар­ке со­би­ра­лись за­лить во­дой, он про­воз­г­ла­сил прин­цип свя­щен­нос­ти это­го мес­та.

Он пи­сал: «Пло­ти­на Хетч-Хет­чи! Пло­ти­на для ре­зер­ву­а­ров во­ды на мес­те со­бо­ров, цер­к­вей, что­бы не бы­ло боль­ше свя­тых хра­мов в сер­д­цах лю­дей!» Что­бы обод­рить за­щит­ни­ков за­по­вед­ной до­ли­ны, Мю­ир уве­рял, что им в этом де­ле по­мо­га­ет сам Бог, а са­ма Хетч-Хет­чи име­ет бо­жес­т­вен­ное на­ча­ло.

Джон Мю­ир го­во­рил, что ди­кая при­ро­да — это «от­к­ры­тое окно в не­бе­са, зер­ка­ло, отра­жа­ю­щее твор­ца». Го­во­ря биб­лей­с­ким язы­ком, ди­кая при­ро­да все еще сох­ра­ня­ет биб­лей­с­кую кра­со­ту.

А­ме­ри­кан­с­кий пу­те­шес­т­вен­ник Эствик Эванс один из пер­вых, еще в 1818 го­ду, свя­зал по­чи­та­ние ди­кой при­ро­ды с ре­ли­ги­ей: «Ка­ким ве­ли­чес­т­вен­ным явля­ет­ся без­мол­вие веч­но актив­ных энер­гий при­ро­ды! Су­щес­т­ву­ет неч­то в са­мом име­ни ди­кой при­ро­ды, ко­то­рое оча­ро­вы­ва­ет слух и успо­ка­и­ва­ет дух че­ло­ве­ка. В нем со­дер­жит­ся ре­ли­гия».

Спус­тя пол­то­ра сто­ле­тия ру­ко­во­ди­тель Сьер­ра-Клу­ба Дэ­вид Бро­у­эр выс­ка­зал­ся бо­лее опре­де­лен­но: «Мы име­ем сво­е­го ро­да ре­ли­гию, эти­ку в отно­ше­нии зем­ли, и эта ре­ли­гия явля­ет­ся, я по­ла­гаю, на­и­бо­лее близ­кой к буд­дий­с­кой».

Не­мец­кий фи­ло­соф и пи­са­тель Тик по­ла­гал: «При­ро­да да­ет нам пред­чув­с­т­вие Бо­га: нет, не ожи­да­ние и не пред­чув­с­т­вие — это под­лин­ное чув­с­т­во, и в глу­би­нах, и на вы­со­тах, ви­ди­мая все­ми, здесь шес­т­ву­ет ре­ли­гия». Ему вто­рил Шел­линг: «Толь­ко та ре­ли­гия истин­на, ко­то­рая откры­ва­ет­ся нам в кам­не и в спле­те­нии мхов, в цве­тах и ме­тал­лах...» (Цит. по Бо­рей­ко, 2000).

Ди­кая при­ро­да как про­яв­ле­ние свя­то­го хо­ро­шо опи­са­на Джо­ном Рес­ки­ном в его объяс­не­нии сво­е­го соб­с­т­вен­но­го вос­п­ри­я­тия бо­жес­т­вен­но­го: «Хо­тя в этом и не при­сут­с­т­во­ва­ло опре­де­лен­ное ре­ли­ги­оз­ное чув­с­т­во, я ощу­щал свя­тость во всей при­ро­де, от са­мо­го ма­ло­го до са­мо­го боль­шо­го: это бы­ло инстин­к­тив­ное бла­го­го­ве­ние, сме­шан­ное с вос­хи­ще­ни­ем, не­вы­ра­зи­мое вол­не­ние, ко­то­рое обыч­но бы­ва­ет при ощу­ще­нии бес­те­лес­но­го ду­ха, я луч­ше все­го это ощу­щал, ког­да был на­е­ди­не, и тог­да мог дро­жать от ра­дос­ти и от стра­ха пе­ред ним. Ког­да я впер­вые под­хо­жу к бе­ре­гу гор­ной реч­ки или ви­жу го­ри­зонт, отте­нен­ный ве­чер­ним за­ка­том, или ви­жу раз­ва­ли­ны, по­рос­шие мхом, то не мо­гу опи­сать это чув­с­т­во ра­дос­ти, ко­то­рое, как мне ка­жет­ся, при­хо­дит бла­го­да­ря сво­е­го ро­да сер­деч­но­му го­ло­ду, удов­лет­во­рен­но­го на­ко­нец при­сут­с­т­ви­ем Ве­ли­ко­го и Свя­то­го ду­ха. Эти чув­с­т­ва пе­ре­пол­ня­ли ме­ня, по­ка мне не испол­ни­лось 20 лет: по­ка же до­ля прак­ти­циз­ма и чет­ко­го ра­ци­о­наль­но­го мыш­ле­ния во мне не уве­ли­чи­лась и «мир­с­кая су­е­та» ме­ня не пог­ло­ти­ла, эти чув­с­т­ва пос­то­ян­но ра­бо­та­ли, как это опи­сы­ва­ет Вор­д­с­ворт в его «Приз­на­нии бес­с­мер­тия»» (Цит. по Бо­рей­ко, 2000).

Как спра­вед­ли­во утвер­ж­да­ет Ф.Р. Штиль­марк, «ис­тин­ные кор­ни при­ро­до­ох­ран­но­го де­ла ле­жат в са­мых глу­бин­ных сло­ях общес­т­вен­ной нрав­с­т­вен­нос­ти, в его ре­ли­ги­оз­но-мо­раль­ных осно­вах». И даль­ше: «Че­ло­век, искрен­не лю­бя­щий ди­кую при­ро­ду, оста­ет­ся ско­рее языч­ни­ком, чем хрис­ти­а­ни­ном. Утром я, как пра­ви­ло, пред­по­чи­таю пой­ти в ближ­ний лес, а не сто­ять со свеч­кой в хра­ме, ды­ша чу­жим по­том и ла­да­ном. Вид ста­ро­го де­ре­ва, жи­во­пис­ной ска­лы или бур­но­го мо­ря вос­хи­ща­ет ме­ня бо­лее, чем ико­на» (Штиль­марк, 1999).

Рус­с­кий по­эт и ге­о­лог Алек­сандр Львов пи­сал:

Я бли­зость чую Бо­жес­т­ва.

Вон средь вет­вей в зе­ле­ной ра­ме,

Как в день ве­ли­кий тор­жес­т­ва,

Блес­тит алтарь, го­ря огня­ми, -

Си­я­ет в не­бе го­лу­бом

Го­лец со снеж­ны­ми зуб­ца­ми,

Средь гор при­под­ня­тый гор­бом.

И как свя­тых в ка­ме­ньях ли­ки

Б­лес­тят меж зо­ло­че­ных риз,

Си­я­ют сол­неч­ные бли­ки

В ро­син­ках, па­да­ю­щих вниз...

Вза­мен ка­диль­но­го ку­ре­нья

П­ри­род­ный на­пол­ня­ет хра­м

Те­перь, как в пер­вый день тво­ре­нья,

Цве­тов та­еж­ных фи­ми­ам...

Встре­ча с бо­жес­т­вен­ным в ди­кой при­ро­де во мно­гом ана­ло­гич­на встре­чам с ве­ли­ки­ми про­из­ве­де­ни­я­ми искус­с­т­ва, с их вол­ну­ю­щей влас­тью, спо­соб­ной про­из­во­дить вне­зап­ные пе­ре­ме­ны в вос­п­ри­я­тии мно­гих умов в раз­ное вре­мя и в раз­ных стра­на­х

Все при­вер­жен­цы той или иной ре­ли­гии ощу­ща­ют сак­раль­ность мес­та. Эти свя­тые мес­та име­ют осо­бый маг­не­тизм, ко­то­рый воз­дей­с­т­ву­ет на те­ло че­ло­ве­ка, не­за­ви­си­мо от то­го, осоз­на­ет он это или нет.

А­ме­ри­кан­с­кий эко­фи­ло­соф До­ло­рес Ла Ша­пель при­во­дит та­кое опре­де­ле­ние свя­щен­но­го: свя­щен­ное — это сде­лан­ное и про­воз­г­ла­шен­ное свя­тым или пос­вя­щен­ное един­с­т­вен­но­му исполь­зо­ва­нию или це­ли, дос­той­ной поч­те­ния или ува­же­ния.

А­ме­ри­кан­с­кие фи­ло­со­фы-ан­т­ро­по­ло­ги Д. Хьюз и Д. Свэн по­ла­га­ют, что свя­тое мес­то — это та­кое, где че­ло­век на­хо­дит про­яв­ле­ние свя­щен­ной влас­ти, где он ощу­ща­ет се­бя не­от­де­ли­мой час­тью Все­лен­ной Там че­ло­ве­ку явля­ет­ся дух (Hughes, Swan, 1994). В дру­гой сво­ей кни­ге Д. Свэн пи­шет, что вещь или мес­то ста­но­вит­ся свя­тым, «ког­да оно вос­п­ри­ни­ма­ет­ся как неч­то спо­соб­ное на­пол­нить в нас энер­ги­ей те чув­с­т­ва и кон­цеп­ции, ко­то­рые мы ассо­ци­и­ру­ем с ду­хов­ной сто­ро­ной жиз­ни» (Цит. по Бо­рей­ко, 2000). Сог­лас­но сло­ва­рю Кол­лик­са Ко­бил­да «свя­тое мес­то это то, что по-осо­бо­му свя­за­но с бо­гом или бо­га­ми». Ины­ми сло­ва­ми, свя­тое мес­то — это что-то исклю­чи­тель­ное, не­о­быч­ное, час­то ка­са­ет­ся той осо­бой час­ти, что за­дей­с­т­ву­ет на­ши меч­ты, на­ши ме­та­мор­фо­зы и на­ши лич­ные взгля­ды на мир, ко­то­рое ощу­ща­ет­ся че­ло­ве­ком как свя­щен­ное. Свя­щен­ное — это то, что зап­ре­ще­но и отде­ле­но.

Кста­ти, еще Пла­тон в сво­ей пре­дуп­ре­ди­тель­ной за­пис­ке к пла­ни­ров­щи­кам и архи­тек­то­рам пи­сал, что опре­де­лен­ные мес­та мо­гут обла­дать не­ки­ми эко­ло­ги­чес­ки­ми и ду­хов­ны­ми ка­чес­т­ва­ми, вли­я­ю­щи­ми на че­ло­ве­чес­кий ха­рак­тер.

На­вер­ное, у че­ло­ве­ка име­ет­ся уни­вер­саль­ная внут­рен­няя пот­реб­ность по­чи­тать во внеш­нем ми­ре не­кую ма­лень­кую часть зем­ли как свя­тую. Мы по­рой не за­ме­ча­ем и не за­ду­мы­ва­ем­ся над тем, что на­ше по­ве­де­ние в отно­ше­нии отдель­ных мест час­то но­сит ре­ли­ги­оз­ный ха­рак­тер. Это мо­жет быть до­маш­ний очаг, мес­то пер­вой люб­ви и т.п. Да­же для ате­ис­та эти мес­та сох­ра­ня­ют исклю­чи­тель­ное, уни­каль­ное свой­с­т­во, для не­го они явля­ют­ся осо­бы­ми мес­та­ми, «свя­ты­ми мес­та­ми» в его лич­ной все­лен­ной, так как по­лу­ча­ют иное вос­п­ри­я­тие ре­аль­нос­ти.

А­ме­ри­кан­с­кий эко­фи­ло­соф и ге­ог­раф Лин­да Грэ­бер пра­ва: «Сов­ре­мен­ные лю­ди со свет­с­ким обра­зо­ва­ни­ем ищут и же­ла­ют бо­жес­т­вен­но­го вос­п­ри­я­тия во мно­гом так, как это­го же­ла­ли их древ­ние пред­ки» (Грэ­бер, 1999).

Су­щес­т­ву­ет нес­коль­ко кон­цеп­ций свя­щен­ных мест. Аме­ри­кан­с­кие индей­цы счи­та­ли свя­щен­ной всю зем­лю. Мно­гие язы­чес­кие ре­ли­гии огра­ни­чи­ва­ли свя­щен­ную тер­ри­то­рию до раз­ме­ра ро­щи, го­ры, остро­ва, клю­ча, де­ре­ва. Хрис­ти­ан­с­т­во су­зи­ло свя­щен­ную тер­ри­то­рию до раз­ме­ра хра­ма (Hughes, Swan, 1994).

В Япо­нии раз­ли­ча­ют три ви­да свя­щен­но­го прос­т­ран­с­т­ва — по­ла­га­ет До­ло­рес Ла Ша­пель. Пер­вая и са­мая ста­рая фор­ма обна­ру­жи­ва­ет­ся в ран­них син­то­ис­т­с­ких ми­фах и ри­ту­а­лах. Это — ре­аль­ное прос­т­ран­с­т­во вок­руг «ка­ми». Свя­щен­ным мес­том в этом слу­чае мо­жет быть ли­бо са­мо «ка­ми» — свя­щен­ное де­ре­во, ска­ла, во­до­пад и т.д., или опре­де­лен­ный объект, ко­то­рый явля­ет­ся точ­кой кон­так­та бо­жес­т­ва с зем­лею. Та­кие мес­та мо­гут быть свя­за­ны с: 1) кра­со­той мес­т­нос­ти; 2) «си­лой» при­ро­ды, нап­ри­мер, вул­ка­ном, зем­лет­ря­се­ни­ем, во­до­па­дом; 3) важ­ным источ­ни­ком со­бы­тия; 4) ми­фом или сном (меч­той).

Вто­рая ка­те­го­рия свя­щен­но­го прос­т­ран­с­т­ва раз­ви­лась с при­хо­дом в Япо­нию буд­диз­ма. Это свя­щен­ное прос­т­ран­с­т­во явля­ет­ся бо­лее ши­ро­кой облас­тью, имен­но та­кой, ка­кую пок­ры­ва­ет па­лом­ник, или да­же тер­ри­то­ри­ей, на ко­то­рую спро­е­ци­ро­ва­на буд­дий­с­кая ман­да­ла. Счи­та­лось, что эта область бы­ла мес­том, где мог­ло осу­щес­т­вить­ся цар­с­т­во Буд­ды.

Тре­тьей ка­те­го­ри­ей бы­ла са­ма Япо­ния или свя­щен­ная зем­ля.

У аме­ри­кан­с­ких индей­цев-хо­пи свя­щен­ны­ми счи­та­лись: 1)мес­та, упо­мя­ну­тые в устной тра­ди­ции; 2) мес­то, где про­и­зош­ло что-то свер­хъ­ес­тес­т­вен­ное; 3) мес­то, отку­да мож­но взять рас­те­ния, ми­не­ра­лы и во­ду, обла­да­ю­щие це­ли­тель­ной си­лой; 4) мес­то, где че­ло­век обща­ет­ся со свер­хъ­ес­тес­т­вен­ной си­лой пос­ред­с­т­вом мо­литв и при­но­ше­ний.

Как по­ла­га­ют рос­сий­с­кие иссле­до­ва­те­ли В.Л. Огу­дин и Н.И. Су­ха­но­ва, свя­щен­ные при­род­ные объек­ты (ро­щи, остро­ва, го­ры и т.п.) «ок­ру­жа­ет нес­коль­ко зон, име­ю­щих бо­лее или ме­нее вы­ра­жен­ную струк­ту­ру в ви­де кон­цен­т­ри­чес­ких ко­лец неп­ра­виль­ной фор­мы, рас­по­ла­га­ю­щих­ся вок­руг по­чи­та­е­мо­го куль­то­во­го объек­та. Пер­вая, срав­ни­тель­но не­боль­шая по пло­ща­ди зо­на пред­с­тав­ля­ет со­бой мес­то сак­раль­ной чис­то­ты, окру­жа­ю­щее объект пок­ло­не­ния, где остав­ля­ют под­но­ше­ния, вто­рая — зо­на не­пос­ред­с­т­вен­но­го вли­я­ния свя­ты­ни, где со­би­ра­ет­ся род для общес­т­вен­ных мо­ле­ний и жер­т­воп­ри­но­ше­ний; тре­тья — зап­рет­ная, счи­та­ет­ся мес­том оби­та­ния мо­гу­щес­т­вен­но­го ду­ха мес­та пок­ло­не­ния, где не раз­ре­ша­ет­ся охо­та и про­чая хо­зяй­с­т­вен­ная де­я­тель­ность; чет­вер­тая зо­на — са­мая обшир­ная, она пред­с­тав­ля­ет со­бой часть тер­ри­то­рии исто­ри­чес­ко­го при­ро­до­поль­зо­ва­ния, на ко­то­рой про­жи­ва­ет род под пок­ро­ви­тельс­т­вом сво­ей свя­ты­ни.

Зо­ны сак­раль­ной чис­то­ты, не­пос­ред­с­т­вен­но­го вли­я­ния свя­ты­ни и зап­рет­ные зо­ны, окру­жа­ю­щие объект пок­ло­не­ния, в со­во­куп­нос­ти мо­гут рас­с­мат­ри­вать­ся как мик­ро­би­ос­фер­ные за­по­вед­ни­ки, сво­е­го ро­да эта­ло­ны ти­пич­ной при­род­ной сре­ды, спо­соб­с­т­ву­ю­щие сох­ра­не­нию би­о­раз­но­об­ра­зия на мес­тах» (Огу­дин, Су­ха­но­ва, 2001).

Дей­с­т­ви­тель­но, каж­дая при­род­ная зо­на са­ма соз­да­ет свои ча­сов­ни и свя­ты­ни в ви­де гор, рощ, ру­чьев и их ре­ли­ги­оз­ны­ми ре­лик­ви­я­ми час­то слу­жат зве­ри, пти­цы, рас­те­ния.

При­ро­до­ох­ран­ни­ки мо­гут пред­ло­жить ми­ро­вой куль­ту­ре свой взгляд на свя­щен­ное мес­то, объя­вив свя­щен­ным прос­т­ран­с­т­вом учас­т­ки ди­кой при­ро­ды. Эта идея дол­ж­на вой­ти в сов­ре­мен­ную ци­ви­ли­за­цию. Тог­да учас­т­ки ди­кой при­ро­ды из не­у­до­бий, бро­со­вых зе­мель и кла­до­вых ре­сур­сов пе­рей­дут в раз­ряд свя­щен­но­го цен­т­ра сов­ре­мен­но­го ми­ра.

Ди­кая при­ро­да ча­ще все­го рас­с­мат­ри­ва­ет­ся при­ро­до­ох­ран­ни­ка­ми как свя­тое мес­то по­то­му, что там дей­с­т­ву­ет свя­тая власть, вдох­нов­ля­ю­щая к вос­п­ри­я­тию бо­жес­т­вен­но­го. Ди­кая при­ро­да — это про­яв­ле­ние Абсо­лют­но­го. Так как ди­кая при­ро­да счи­та­ет­ся про­яв­ле­ни­ем свя­той си­лы, то лю­бые пе­ре­ме­ны, про­из­ве­ден­ные в ней че­ло­ве­ком, низ­во­дят с ее ли­ка со­вер­шен­с­т­во.

Вся­кое втор­же­ние на тер­ри­то­рию ди­кой при­ро­ды как свя­щен­но­го прос­т­ран­с­т­ва уби­ва­ет свя­щен­ную си­лу, умень­ша­ет вол­шеб­ные ка­чес­т­ва и унич­то­жа­ет прин­цип ре­ли­ги­оз­ной цен­нос­ти свя­то­го мес­та.

Од­на­ко да­вай­те под­роб­нее раз­бе­рем, по­че­му при­ро­до­ох­ран­ни­ки час­то срав­ни­ва­ют ди­кую при­ро­ду с хра­мом? По­че­му все-та­ки в ка­чес­т­ве свя­тых мест они вы­би­ра­ют не пар­ки в го­ро­дах, не мо­ги­лы ге­ро­ев, а учас­т­ки ди­кой при­ро­ды? По­че­му энту­зи­азм вок­руг за­щи­ты сво­бод­ной при­ро­ды но­сит та­ин­с­т­вен­но ре­ли­ги­оз­ный отте­нок? По­че­му они счи­та­ют ди­кую при­ро­ду свя­щен­ным прос­т­ран­с­т­вом? Объяс­не­ний нес­коль­ко.

Во-пер­вых, в ди­кой при­ро­де, как в Со­вер­шен­но Ином, про­яв­ля­ет­ся свя­щен­ная си­ла. Она да­ет ре­ли­ги­оз­ное ощу­ще­ние, по­мо­га­ет дос­тичь воз­вы­шен­но­го сос­то­я­ния.

Лин­да Грэ­бер пи­шет: «Дос­ти­же­ние та­ко­го сос­то­я­ния в при­ро­де тре­бу­ет на­ли­чия двух пси­хо­ло­ги­чес­ких мо­мен­тов. Пер­вое, че­ло­век дол­жен пол­нос­тью про­ник­нуть­ся сво­ей нез­на­чи­тель­нос­тью в отно­ше­нии к при­ро­де, явля­ю­щей­ся про­яв­ле­ни­ем свя­той влас­ти (...). Лю­би­те­ли при­ро­ды нас­лаж­да­ют­ся сво­ей соб­с­т­вен­ной нез­на­чи­тель­нос­тью как усло­ви­ем ви­де­ния в при­ро­де свя­той си­лы (...). Что­бы дос­тичь воз­вы­шен­но­го сос­то­я­ния, истин­ный лю­би­тель при­ро­ды дол­жен так­же про­ник­нуть­ся и ощу­ще­ни­ем то­го, что он часть при­ро­ды. Истин­ный це­ни­тель при­ро­ды для дос­ти­же­ния пан­те­ис­ти­чес­ко­го ви­де­ния се­бя как час­ти це­ло­го, дол­жен не до­пус­кать мыс­ли о че­ло­ве­чес­ком пре­вос­ход­с­т­ве (...).

Та­ким обра­зом, вой­ти в ди­кую при­ро­ду озна­ча­ет оста­вить по­за­ди свет­с­кий, ме­ня­ю­щий­ся, с до­ми­ни­ру­ю­щим че­ло­ве­чес­т­вом мир, ра­ди со­вер­шен­но­го ми­ра, явля­ю­ще­го­ся про­яв­ле­ни­ем свя­той влас­ти (...). Прос­т­ран­с­т­во ста­но­вит­ся мес­том, ког­да че­ло­век вы­би­ра­ет из обшир­ной про­тя­жен­нос­ти ми­ра «по­зи­цию», за­ни­ма­ет ее и обос­но­вы­ва­ет­ся на ней (...). Одни час­ти прос­т­ран­с­т­ва со­вер­шен­но отли­ча­ют­ся от дру­гих» (Грэ­бер, 1999).

Свя­тое мес­то в срав­не­нии со свет­с­ким очень вну­ши­тель­но и импо­зан­т­но. Ког­да свя­тое по­яв­ля­ет­ся в прос­т­ран­с­т­ве, че­ло­век по­лу­ча­ет фик­си­ро­ван­ное ори­ен­ти­ро­ва­ние в ха­о­ти­чес­кой отно­си­тель­нос­ти свет­с­ко­го ми­ра. Свя­тое прос­т­ран­с­т­во явля­ет­ся мес­том влас­ти и про­яв­ля­ет­ся бла­го­да­ря са­мой влас­ти или пос­ред­с­т­вом ри­ту­а­ла че­ло­ве­ка.

Как пи­шет М. Эли­а­де, че­ло­век ни­ког­да не изби­ра­ет свя­щен­ное прос­т­ран­с­т­во, а на­хо­дит его. Свя­щен­ное прос­т­ран­с­т­во тем ил иным спо­со­бом са­мо «от­к­ры­ва­ет­ся» че­ло­ве­ку (Eliade, 1961).

«Тер­мин «свя­щен­ный» мо­жет быть при­ме­нен ко все­му, цен­ность че­го не осно­ва­на на суж­де­нии, но испы­ты­ва­ет­ся пос­ред­с­т­вом орга­нов чувств, и, ког­да не­об­хо­ди­мо, утвер­ж­да­ет­ся дог­ма­ти­чес­ки. Свя­щен­ность, та­ким обра­зом, свя­за­на с эсте­ти­кой, с эмо­ци­о­наль­ным опы­том» — пи­шет Кэй Мил­тон, англий­с­кий эко­фи­ло­соф (Milton, 1999).

Лю­ди не хо­тят ме­нять свя­тые мес­та: мы мо­жем это ви­деть на при­ме­ре то­го, как час­то хрис­ти­ан­с­кие цер­к­ви стро­и­лись на мес­тах язы­чес­ких свя­тынь.

Поч­ти все ци­ви­ли­за­ции име­ют отдель­ные, ограж­ден­ные свя­тые мес­та. Свя­тые мес­та вос­хи­ща­ют и прив­ле­ка­ют, но страх пе­ред свя­той си­лой до­бав­ля­ет эле­мент абсо­лют­ной неп­рис­туп­нос­ти. Ри­ту­ал пы­та­ет­ся ре­шить этот кон­ф­ликт пу­тем уста­нов­ле­ния пра­вил, ка­са­ю­щих­ся то­го, ко­му мож­но приб­ли­жать­ся к этим объек­там, ког­да и т.д.

К свя­то­му прос­т­ран­с­т­ву сле­ду­ет под­хо­дить с ува­же­ни­ем и осто­рож­нос­тью из-за его импо­зан­т­нос­ти, но и по­то­му, что оно явля­ет­ся мес­том «раз­ры­ва в плос­кос­ти». Для не­бес это зо­на «сво­бод­но­го огня», мес­то онто­ло­ги­чес­ко­го пе­ре­хо­да от одно­го спо­со­ба бы­тия к дру­го­му. Вой­ти в свя­тое прос­т­ран­с­т­во — зна­чит же­лать «ре­ли­ги­оз­но­го вос­п­ри­я­тия».

Та­ким обра­зом, в свя­тых мес­тах зак­лю­ча­ет­ся свя­тая си­ла, ко­то­рую че­ло­ве­чес­кий ра­зум вос­п­ри­ни­ма­ет че­рез пос­ред­с­т­во кон­к­рет­ных объек­тов, со­бы­тий, лич­нос­тей и мест. Как по­ла­га­ет Лин­да Грэ­бер, свя­тая си­ла, по­доб­но ра­ди­о­ак­тив­нос­ти, мо­раль­но ней­т­раль­на и сжи­га­ет лишь тех, кто приб­ли­жа­ет­ся слиш­ком близ­ко. Ког­да че­ло­век со­вер­ша­ет кон­такт со свя­той си­лой, мож­но ска­зать, что он ощу­ща­ет кон­такт с «бо­жес­т­вен­ным».

Ча­ще все­го свя­тую си­лу, при­су­щую ди­кой при­ро­де, ста­ра­лись по­ка­зать пи­са­те­ли. Та­ких при­ме­ров дос­та­точ­но мно­го. Взять хо­тя бы опи­са­ние Вик­то­ром Аста­фье­вым нет­ро­ну­той си­бир­с­кой тай­ги в «Царь-ры­бе». Эту же за­да­чу пы­та­лись ре­шить и ху­дож­ни­ки. Ки­тай­с­кие жи­во­пис­цы ди­нас­тий Танг и Шунг изоб­ра­жа­ли свя­тую си­лу в ди­кой при­ро­де пу­тем по­ка­за на кар­ти­нах пус­то­го прос­т­ран­с­т­ва. По­э­зия о при­ро­де поч­ти всег­да скры­то но­сит ре­ли­ги­оз­ный ха­рак­тер. Одна­ко из это­го обыч­но вы­те­ка­ет ослаб­ле­ние или отказ от орто­док­саль­ных пос­ту­ла­тов в хрис­ти­ан­с­т­ве. При­мер то­му — сти­хи Вор­д­с­вор­та, Коль­рид­жа, Блэй­ка, Лер­мон­то­ва, Се­ве­ря­ни­на, Клю­е­ва, Ме­реж­ков­с­ко­го.

В ди­кой при­ро­де мы встре­ча­ем­ся со свя­щен­ным в его ирра­ци­о­наль­ном мо­гу­щес­т­ве, с его ча­ру­ю­щим по­буж­де­ни­ем в силь­ных эмо­ци­ях и рит­мах. Ко­неч­но, не­вос­п­ри­им­чи­во­му, свет­с­ко­му че­ло­ве­ку свя­тое в ди­кой при­ро­де очень час­то поч­ти или сов­сем не явля­ет­ся оче­вид­ным. Свя­тое не пе­ре­да­ет­ся, а толь­ко про­буж­да­ет­ся в ду­ше. Дей­с­т­вие свя­то­го схо­же по сво­ей кол­дов­с­кой пси­хо­ло­гии воз­дей­с­т­вию на че­ло­ве­ка прек­рас­ной му­зы­ки или кра­со­ты «воз­вы­шен­но­го» пей­за­жа. Дей­с­т­ви­тель­но, бо­жес­т­вен­ное (свя­тое) во мно­гом сход­но с воз­вы­шен­ным (хо­тя пос­лед­нее явля­ет­ся эсте­ти­чес­кой, а не ре­ли­ги­оз­ной ка­те­го­ри­ей).

Не­сом­нен­ная зас­лу­га Отто Ру­доль­фа в том, что он пос­та­рал­ся по­ка­зать те ирра­ци­о­наль­ные фак­то­ры, ко­то­ры­ми свя­тое (бо­жес­т­вен­ное), в том чис­ле и в ди­кой при­ро­де, воз­дей­с­т­ву­ет на че­ло­ве­ка.

Э­тих основ­ных фак­то­ров два: ощу­ще­ние «чув­с­т­ва нез­на­чи­тель­нос­ти» (нич­то­жес­т­ва, за­ви­си­мос­ти) и осоз­на­ние «misterium tremendum» (ужас­ной тай­ны). Ощу­ще­ние чув­с­т­ва «нез­на­чи­тель­нос­ти» под­ра­зу­ме­ва­ет, что в при­сут­с­т­вии свя­той си­лы (влас­ти) че­ло­век ощу­ща­ет се­бя соз­дан­ным из гли­ны: хруп­ким, ми­мо­лет­ным и поч­ти бес­фор­мен­ным в срав­не­нии с абсо­лют­ным мо­гу­щес­т­вом свя­то­го.

«Misterium tremendum» — сос­то­ит из мно­гих пе­ре­мен­ных. Его основ­ной эле­мент «misterium» («та­ин­с­т­во») сос­то­ит из двух сос­тав­ля­ю­щих: 1) «Со­вер­шен­но Ино­го» (чу­жо­го, стран­но­го) и 2) «Оча­ро­ва­ния» (вос­хи­ще­ния, удив­ле­ния). «Со­вер­шен­но Иное» — это то в свя­том, что по­ра­жа­ет нас сво­им не­пос­ти­жи­мым, без­рас­су­доч­ным, однов­ре­мен­но прив­ле­ка­ет и отпу­ги­ва­ет. Эле­мент «оча­ро­ва­ния» зас­тав­ля­ет вос­хи­щать­ся свя­тым, спо­соб­с­т­ву­ет, что­бы кон­такт с ним про­дол­жал­ся как мож­но доль­ше.

Со­пут­с­т­ву­ю­щий эле­мент — «Tremendum» («сод­ро­га­ние»). В свою оче­редь он сос­то­ит из трех пе­ре­мен­ных 1) «бо­го­бо­язнь»; 2)фак­тор «ве­ли­чес­т­вен­ной влас­ти» и 3) фак­тор «энер­гии бо­жес­т­вен­нос­ти».

«Бо­го­бо­язнь» (бо­жес­т­вен­ный тре­пет) — это страх пе­ред бо­гом, ко­то­рый вы­зы­ва­ет свя­щен­ное, «уди­ви­тель­ная дрожь опа­се­ния». Фак­тор «ве­ли­чес­т­вен­ной влас­ти» пред­по­ла­га­ет ощу­ще­ние свер­х­мо­гу­щес­т­ва, бе­зус­лов­но­го пре­вос­ход­с­т­ва свя­то­го мес­та или свя­той ро­щи.

Пос­лед­ний фак­тор — «энер­гия бо­жес­т­вен­нос­ти» зас­тав­ля­ет че­ло­ве­ка ощу­щать, что свя­щен­ное пол­но энер­гии и ди­на­миз­ма (Rudolf, 1950).

Вмес­те с тем не­об­хо­ди­мо под­чер­к­нуть, что все пе­ре­чис­лен­ные фак­то­ры ощу­ще­ния свя­то­го не про­яв­ля­ют­ся отдель­но, они вза­и­моп­ро­ни­ка­е­мые, как но­ты в му­зы­каль­ной гам­ме толь­ко вмес­те соз­да­ют ощу­ще­ние гар­мо­нии, а в на­шем слу­чае — свя­щен­но­го.

Власть свя­щен­но­го мо­жет при­нять фор­му как все­ох­ва­ты­ва­ю­щей люб­ви, так и все­пог­ла­ща­ю­ще­го гне­ва. Оно не прос­то по­ка­зы­ва­ет се­бя, оно мо­жет охва­тить вас обжи­га­ю­щим зах­ва­том. Свя­щен­ное мо­жет дать нам чув­с­т­во уми­рот­во­ря­ю­ще­го спо­кой­с­т­вия и свер­ше­ния, оча­ро­ва­ния, ко­то­рое ве­дет нас к люб­ви и пре­дан­нос­ти, та­ким силь­ным, что мы отда­ли бы все, лишь бы остать­ся в его при­сут­с­т­вии. Свя­щен­ное — это не прос­то не­из­вес­т­ное, но не­из­вес­т­ное, ко­то­рое мы счи­та­ем вы­ра­же­ни­ем ко­неч­ной свя­щен­ной си­лы и ре­аль­нос­ти. Мно­гие рас­с­мат­ри­ва­ют свя­щен­ное как абсо­лют­ное воп­ло­ще­ние кра­си­во­го и ве­ли­чес­т­вен­но­го.

Од­на­ко по мне­нию Мир­чи Эли­а­де, «... ду­мая о свя­щен­ном, не на­до сво­дить его толь­ко к бо­жес­т­вен­ным фи­гу­рам. Свя­щен­ное не под­ра­зу­ме­ва­ет ве­ру в Бо­га, в бо­гов или ду­хов. Оно, пов­то­ряю, есть опыт не­кой ре­аль­нос­ти и источ­ник осоз­на­ния бы­тия (...). Свя­щен­ное ... и вле­чет и устра­ша­ет» (Eliade, 1961).

Аме­ри­кан­с­кий альпи­нист и иссле­до­ва­тель свя­щен­ных гор Эдвин Бер­н­ба­ум пи­шет: «Свя­щен­ное явля­ет­ся глу­бо­ко та­ин­с­т­вен­ным, не прос­то как Со­вер­шен­но Иное, но как воп­ло­ще­ние не­из­вес­т­но­го са­мо­го се­бя. Нас прив­ле­ка­ет имен­но ау­ра тай­ны, че­го — то за пре­де­ла­ми на­ше­го кру­го­зо­ра. Мы тя­нем­ся к свя­щен­но­му по­то­му, что оно явля­ет­ся не­поз­на­ва­е­мым — это что-то та­кое оста­ет­ся та­ин­с­т­вен­ным, да­же если мы на­хо­дим­ся в его при­сут­с­т­вии (...). Есть глу­бо­кая прив­ле­ка­тель­ность в са­мом фак­те то­го, что го­ра явля­ет­ся не­ис­с­ле­до­ван­ной и не­по­ко­рен­ной. По­доб­ным обра­зом, свя­щен­ное по са­мой сво­ей при­ро­де избе­га­ет всех на­ших по­пы­ток опре­де­лить и по­нять его. Без ка­ко­го—то внут­рен­не­го со­дер­жа­ния не­пос­ти­жи­мой тай­ны оно прек­ра­ща­ет быть свя­щен­ным» (Bernbaum, 1998).

Мир­ча Эли­а­де ввел тер­мин «ие­ро­фа­ния», озна­ча­ю­щий «неч­то, явля­ю­щее нам свя­щен­ное». «Ие­ро­фа­ния» обна­ру­жи­ва­ет­ся в объек­тах, име­ю­щих неч­то из Со­вер­шен­но Ино­го (Eliade, 1961).

Свя­щен­ные кам­ни, де­ре­вья, род­ни­ки по­чи­та­ют­ся не ра­ди са­мих се­бя, а ра­ди это­го за­га­доч­но­го Со­вер­шен­но Ино­го, в ка­чес­т­ве «ие­ро­фа­нии». Та­кой свя­той объект, как счи­та­ет Лин­да Грэ­бер, про­дол­жа­ет оста­вать­ся са­мим со­бой, но, про­яв­ляя свя­тое, он ста­но­вит­ся и «чем-то еще». В прин­ци­пе лю­бой объект мо­жет стать ие­ро­фа­ни­ей бла­го­да­ря влас­ти ре­ли­ги­оз­но­го вос­п­ри­я­тия. Бо­лее то­го, все, что не освя­ща­ет­ся не­пос­ред­с­т­вен­но ие­ро­фа­ни­ей , мо­жет стать сак­раль­ным че­рез при­час­т­ность к сим­во­лу.

Сле­ду­ю­щий под­ход, по­че­му ди­кую при­ро­ду мож­но счи­тать свя­щен­ным прос­т­ран­с­т­вом, де­мон­с­т­ри­ру­ет древ­няя ре­ли­гия япон­цев — син­то­изм. Син­то­ис­ты по­чи­та­ют учас­т­ки сво­бод­ной при­ро­ды как свя­щен­ные са­ми по се­бе, и эти объек­ты не име­ют зна­че­ния ду­хов­ных жи­лищ для ду­хов и бо­жес­т­вен­ных су­ществ.

Лю­ди мо­гут счи­тать ди­кую при­ро­ду свя­щен­ным прос­т­ран­с­т­вом и по дру­гим ре­ли­ги­оз­ным при­чи­нам, нап­ри­мер по­то­му, что она соз­да­на Бо­гом. Одна­ко, как со­вер­шен­но спра­вед­ли­во отме­ча­ет на­уч­ный сот­руд­ник рос­сий­с­ко­го за­по­вед­ни­ка «По­лис­тов­с­кий» С.В. Га­лу­щен­ко, «... со­вер­шен­но не важ­но, как пред­с­тав­лять при­ро­ду — то ли выс­шей бо­жес­т­вен­ной ре­аль­нос­тью (как на Вос­то­ке), то ли тво­ре­ни­ем бо­жи­им, в ко­то­ром всег­да ощу­ща­ет­ся при­сут­с­т­вие твор­ца (как в хрис­ти­ан­с­т­ве, иу­да­из­ме, исла­ме). Она явля­ет­ся и тем, и дру­гим. Важ­но лишь то, что при­ро­да — это ра­зум­ное на­ча­ло, она бо­жес­т­вен­на, свя­щен­на, и че­рез нее про­яв­ля­ет­ся Бог.

Ди­кая при­ро­да — это храм Бо­га (в ко­то­ром он при­сут­с­т­ву­ет) и свя­щен­ное прос­т­ран­с­т­во (в ко­то­ром все свя­то, все про­ник­ну­то свя­тым ду­хом, энер­ги­ей), и Со­вер­шен­но Иное (как иная для нас ре­аль­ность — та­ин­с­т­вен­ная и не­пос­ти­жи­мая)» (Га­лу­щен­ко, 2002).

Ве­ра в ди­кую при­ро­ду как свя­щен­ное прос­т­ран­с­т­во ухо­дит сво­и­ми кор­ня­ми в да­о­сизм, буд­дизм, джай­низм, инду­изм, пан­те­изм, хрис­ти­ан­с­кий при­род­ный мис­ти­цизм, кол­дов­с­т­во и язы­чес­кое пок­ло­не­ние зем­ле. Идея о том, что ди­кое при­род­ное мес­то мо­жет быть свя­щен­ным и хо­ро­шим, бы­ла воз­в­ра­ще­на За­па­ду дви­же­ни­ем ро­ман­тиз­ма. Как по­ла­га­ет аме­ри­кан­с­кий эко­фи­ло­соф и по­эт Гар­ри Снай­дер — по­ня­тие «хо­ро­ший» (спо­соб­с­т­ву­ю­щий су­щес­т­во­ва­нию мно­жес­т­ва жиз­ней), «ди­кий» (ес­тес­т­вен­ный, при­род­ный) и, на­ко­нец, «свя­щен­ный» — в дей­с­т­ви­тель­нос­ти ока­за­лись в слу­чае с ди­кой при­ро­дой еди­ны­ми (Snyder, 1984).

При­ро­до­ох­ран­ные уси­лия, осно­ван­ные толь­ко на эко­ло­ги­чес­ких те­о­ри­ях и эко­но­ми­чес­ких оцен­ках, нав­ряд ли смо­гут по­ко­ле­бать мощ­ные по­ли­ти­чес­кие си­лы, нас­т­ро­ен­ные исполь­зо­вать ди­кую при­ро­ду как ре­сурс. Без про­буж­де­ния у лю­дей чув­с­т­ва свя­щен­но­го в при­ро­до­ох­ра­не не обой­тись. При­да­ние свя­щен­нос­ти ди­кой при­ро­де по­мо­га­ет изба­вить­ся от иде­о­ло­гии гос­под­с­т­ва над при­ро­дой, выз­вать к ней поч­те­ние и ува­же­ние, уве­ли­чи­ва­ет ее цен­нос­т­ную оцен­ку за счет та­кой очень по­чи­та­е­мой сре­ди ре­ли­ги­оз­ных на­ро­дов и куль­тур как ре­ли­ги­оз­ная. Так, сог­лас­но со­ци­о­ло­ги­чес­ко­му иссле­до­ва­нию, про­ве­ден­но­му в 2000 го­ду в Укра­и­не по за­да­нию Ки­ев­с­ко­го эко­ло­го-куль­тур­но­го цен­т­ра (оп­ро­ше­но 1200 че­ло­век в раз­ных ре­ги­о­нах стра­ны), в рей­тин­ге цен­нос­тей ди­кой при­ро­ды ре­ли­ги­оз­ная цен­ность за­ни­ма­ет 8 мес­то из 12 пред­ло­жен­ных. Одна­ко, осоз­на­ние свя­тос­ти ди­кой при­ро­ды, в свою оче­редь, не­воз­мож­но без ду­хов­но­го про­буж­де­ния лю­дей.

Вмес­те с тем, чув­с­т­во свя­щен­но­го са­мо по се­бе не га­ран­ти­ру­ет сох­ра­не­ния окру­жа­ю­щей сре­ды. Инду­сы по­чи­та­ют Ганг, пьют его свя­щен­ную во­ду, одна­ко прев­ра­ти­ли в сточ­ную ка­на­ву. Не­ко­то­рые язы­чес­кие на­ро­ды ра­ди сво­их ри­ту­а­лов уби­ва­ют свя­щен­ных птиц и зве­рей.

Мо­жет воз­ник­нуть опа­се­ние, что объя­вив ди­кую при­ро­ду свя­щен­ной, при­ро­до­ох­ран­ни­ки мо­гут ока­зать ей мед­ве­жью услу­гу, прив­ле­кая ту­да та­ким обра­зом зе­вак и па­лом­ни­ков. Это мо­жет слу­чить­ся в том слу­чае, если ди­кая при­ро­да бу­дет счи­тать­ся сак­раль­ной ра­ди дос­ти­же­ния ка­ких-ли­бо отлич­ных от за­щи­ты при­ро­ды ре­ли­ги­оз­ных це­лей. В свя­зи с этим сле­ду­ет под­чер­к­нуть сле­ду­ю­щее: очень опас­но до­пус­кать, что­бы свя­щен­ность ди­кой при­ро­ды ста­но­ви­лась инстру­мен­таль­ной цен­нос­тью. Ибо в на­шей сов­ре­мен­ной ком­мер­чес­кой куль­ту­ре свя­щен­ное мо­жет мо­мен­таль­но по­лу­чить ры­ноч­ную осно­ву, что бу­дет гро­зить ди­кой при­ро­де унич­то­же­ни­ем. В отли­чие от язы­чес­т­ва и дру­гих ре­ли­гий, в на­шем слу­чае ди­кая при­ро­да свя­щен­на ра­ди се­бя са­мой. Не обя­за­тель­но ощу­щать свя­щен­ность ди­кой при­ро­ды, дос­та­точ­но в это ве­рить. Ве­рить в свя­щен­ность ди­кой при­ро­ды — озна­ча­ет отно­сить­ся к ней с осто­рож­нос­тью, бла­го­го­ве­ни­ем, за­щи­щать, спа­сать от унич­то­же­ния, не по­лу­чая ни­че­го вза­мен. Имен­но та­кой под­ход дол­жен лечь в раз­ра­бот­ку обря­дов ре­ли­гии при­ро­до­ох­ра­ны.

До­ло­рес Ла Ша­пель по­ла­га­ет, что мо­жет быть исполь­зо­ван осо­бый «свя­щен­ный» ри­ту­ал, ко­то­рый мо­жет вы­вес­ти че­ло­ве­ка из его узко­го искус­с­т­вен­но­го ми­ра. Раз­ра­бо­тан­ный ею ри­ту­ал на­чи­на­ет­ся так: «В Зем­ле есть Си­ла — си­ла и жизнь. Но мы сле­пы к ним, по­то­му что не­дос­та­точ­но обща­ем­ся с Зем­лей и друг с дру­гом. Се­год­ня мы со­би­ра­ем­ся пос­т­ро­ить кол­дов­с­кое ко­ле­со, что­бы приг­ла­сить дру­гие су­щес­т­ва этой Зем­ли на на­ше соб­ра­ние: вмес­те мы мо­жем на­чать укреп­ле­ние Си­лы Зем­ли сре­ди всех нас при­сут­с­т­ву­ю­щих, лю­дей и не­лю­дей» (La Chapelle, 1988).

По ее мне­нию, иног­да нет не­об­хо­ди­мос­ти брать лю­дей на ди­кую при­ро­ду, при­кос­но­ве­ние к ней как к свя­щен­но­му прос­т­ран­с­т­ву мо­жет про­и­зой­ти пос­ред­с­т­вом ри­ту­а­ла.

О­бъ­яв­ле­ние ди­кой при­ро­ды свя­щен­ным прос­т­ран­с­т­вом озна­ча­ет слу­же­ние не бо­гу, не че­ло­ве­ку, но при­ро­де, ра­ди нее са­мой, ра­ди ее спа­се­ния. Объяв­ле­ние ди­кой при­ро­ды свя­щен­ным прос­т­ран­с­т­вом пре­дус­мат­ри­ва­ет взя­тие под за­щи­ту всех без исклю­че­ния остав­ших­ся ее учас­т­ков. Объяв­ле­ние всех тер­ри­то­рий ди­кой при­ро­ды свя­щен­ным прос­т­ран­с­т­вом не озна­ча­ет вве­де­ние зап­ре­та на их по­се­ще­ние че­ло­ве­ком. Прос­то не­ко­то­рые из них, обла­да­ю­щие «мак­си­му­мом сак­раль­нос­ти и ди­кос­ти», нап­ри­мер, за­по­вед­ни­ки, бу­дут пол­нос­тью зак­ры­ты для ту­риз­ма.

По ана­ло­гии с иу­да­из­мом зап­рет на по­се­ще­ние за­по­вед­ни­ков как «су­пер свя­щен­ной тер­ри­то­рии» мож­но срав­нить с зап­ре­том на по­се­ще­ние осо­бой час­ти иу­дей­с­ко­го хра­ма, на­зы­ва­е­мо­го «свя­тая свя­тых». Во вре­ме­на су­щес­т­во­ва­ния Хра­ма в Ие­ру­са­ли­ме (раз­ру­шен в 70г.) бог иу­де­ев оби­тал в час­ти хра­ма, на­зы­ва­е­мой «свя­тая свя­тых». Это по­ме­ще­ние бы­ло нас­толь­ко свя­щен­но, что вхо­дить ту­да мог лишь пер­вос­вя­щен­ник, рис­ку­ю­щий быть по­ра­жен­ным мол­ни­ей, если бы он не на­хо­дил­ся в сос­то­я­нии ри­ту­аль­ной чис­то­ты. Нес­мот­ря на то, что этот слу­чай был ма­ло­ве­ро­ят­ным, все рав­но, на вся­кий по­жар­ный слу­чай, ког­да он вхо­дил в «свя­тая свя­тых», при­вя­зы­ва­ли к его но­ге ве­рев­ку, если бы ему ста­ло дур­но, его так мож­но бы­ло бы вы­тя­нуть на­ру­жу — ина­че ник­то не смог бы прий­ти ему на по­мощь в столь свя­щен­ном мес­те (Ма­лерб, 1997).

Что ка­са­ет­ся окуль­ту­рен­ной при­ро­ды, то она уже не мо­жет счи­тать­ся свя­щен­ной, ибо ее сак­раль­ность раз­ру­ше­на че­ло­ве­ком. По­лу­ди­кая при­ро­да обла­да­ет ми­ни­му­мом сак­раль­нос­ти, мак­си­му­мом — на­и­бо­лее ди­кая, не­дос­туп­ная че­ло­ве­ку.

Ес­ли ди­кую при­ро­ду пред­с­та­вить как свя­ти­ли­ще, то на­ша роль — это роль за­щит­ни­ка, пас­ты­ря, свя­щен­ни­ка, ко­то­рый за­бо­тит­ся об этом свя­ти­ли­ще. Пред­с­тав­лять ди­кую при­ро­ду свя­щен­ной — пер­вый шаг к то­му, что­бы отно­сить­ся к ней со­от­вет­с­т­вен­но, с осто­рож­нос­тью и поч­те­ни­ем. Чем ста­нет ди­кая при­ро­да — за­ви­сит от нас. Обра­щай­тесь с ней с за­бо­той и лю­бо­вью — и она ста­нет мес­том люб­ви и за­бо­ты. Обра­щай­тесь с ней как со свя­щен­ным мес­том — и она ста­нет сак­раль­ной тер­ри­то­ри­ей.