В. Е. Бо­рей­ко, Ки­ев­с­кий эко­ло­го-куль­тур­ный центр, г. Ки­ев

ди­ких жи­вот­ных и рас­те­ний

На­род­ные воз­з­ре­ния ока­зы­ва­ют огром­ное вли­я­ние на отно­ше­ние лю­дей к ди­ким жи­вот­ным и рас­те­ни­ям. Так, в це­лом по­ло­жи­тель­ное обра­ще­ние евро­пей­с­ких на­ро­дов с аис­том, го­лу­бя­ми, жа­во­рон­ка­ми, со­ло­вья­ми, лас­точ­кой, ле­бе­дем, орла­ми, со­ко­ла­ми, пче­ла­ми во мно­гом объяс­ня­ет­ся лю­бо­вью и ува­же­ни­ем к этим живот­ным, зап­ре­том на их убий­с­т­во, пе­ре­да­ю­щи­ми­ся из по­ко­ле­ния в по­ко­ле­ние в на­род­ных тра­ди­ци­ях и по­ве­рьях.

Вмес­те с тем су­щес­т­ву­ет боль­шая груп­па ди­ких жи­вот­ных, отно­ше­ние к ко­то­рым издав­на, и во мно­гом бла­го­да­ря хрис­ти­ан­с­т­ву, бы­ло су­гу­бо отри­ца­тель­ным. Этих жи­вот­ных называ­ли «не­чис­ты­ми», по­соб­ни­ка­ми бе­сов, дья­во­ла, ведь­м и чер­тей. Их убий­с­т­во не счи­та­лось пло­хим пос­туп­ком, а да­же по­ощ­ря­лось отпу­ще­ни­ем гре­хов. Не­ред­ко «не­чис­тых» жи­вот­ных уби­ва­ли с осо­бой жес­то­кос­тью: жи­вьем ва­ри­ли в во­де, сжи­га­ли в огне, рас­пи­на­ли или са­ди­ли на кол. К та­ким «не­чис­тым» жи­вот­ным отно­си­лись вол­ки, ли­си­цы, лас­ки, хорь­ки, ежи, кро­ты, мед­ве­ди, зай­цы, во­ро­на, во­ро­н, во­ро­бьи, со­ро­ки, гал­ки, гра­чи, ко­зо­дои, удо­ды, кор­шу­ны, ястре­бы, сы­чи, фи­ли­ны, со­вы, ле­ту­чие мы­ши, жа­бы, ля­гуш­ки, змеи, яще­ри­цы, па­у­ки. Осо­бен­но на­род­ная не­на­висть и жес­то­кость про­яв­ля­лась и про­яв­ля­ет­ся к вол­кам, ли­сам, во­ро­нам, гра­чам, со­ро­кам, во­ро­бьям, кор­шу­нам, ястре­бам, со­вам, ле­ту­чим мы­шам, жа­бам, ля­гуш­кам, зме­ям и па­у­кам. И если на­род­ную не­лю­бовь к вол­кам, ли­сам, во­ро­нам, кор­шу­нам, ястре­бам, во­ро­бьям мож­но еще как-то объяс­нить (но не оправ­дать) их ущер­бом крес­тьян­с­ко­му хо­зяй­с­т­ву (а не­га­тив­ное отно­ше­ние к змее — ее уку­са­ми), то унич­то­же­ние со­вер­шен­но без­в­ред­ных, бо­лее то­го — по­лез­ных крес­тья­ни­ну ко­зо­до­ев, сы­чей, ле­ту­чих мы­шей, жаб, ля­гу­шек, яще­риц, па­у­ков, ужей, ме­дя­ниц — толь­ко дре­му­чим не­ве­жес­т­вом и глу­пос­тью.

Сле­ду­ет отме­тить, что, воз­мож­но, не­ко­то­рые из пе­ре­чис­лен­ных на­ми ни­же зо­о­фоб­ных при­мет и тра­ди­ций, за­фик­си­ро­ван­ных в на­уч­ных ра­бо­тах 19-го — на­ча­ла 20-го ве­ков уже отош­ли в ми­ну­лое. Одна­ко мно­гие глу­пые по­ве­рья, обы­чаи и бы­ли­ны в отно­ше­нии вол­ков, змей, ле­ту­чих мы­шей, лис, па­у­ков, днев­ных и ноч­ных пер­на­тых хищ­ни­ков, жаб и ля­гу­шек, вра­но­вых птиц жи­вы и по сей день. Во мно­гом имен­но они спо­соб­с­т­во­ва­ли то­му, что раз­лич­ные ви­ды ле­ту­чих мы­шей, ноч­ных и днев­ных пер­на­тых хищ­ни­ков, змей по­па­ли в Крас­ную кни­гу. Агрес­сив­ное отно­ше­ние к вол­кам при­ве­ло к то­му, что они ока­за­лись унич­то­жен­ны­ми в мно­гих стра­нах Евро­пы. По­э­то­му так не­об­хо­ди­мо ра­зъ­яс­нять прос­тым лю­дям не­ве­жес­т­вен­ность всех этих глу­пых зо­о­фоб­ных пред­рас­суд­ков и по­пу­ля­ри­зи­ро­вать ми­ло­сер­д­ное, гу­ман­ное, эти­чес­кое отно­ше­ние ко всем без исклю­че­ния ди­ким жи­вот­ным и рас­те­ни­ям, бо­роть­ся с би­ок­се­но­фо­би­ей. Очень важ­но про­па­ган­ди­ро­вать эко­филь­ные тра­ди­ции, по­ве­рья и по­го­вор­ки по отно­ше­нию к дан­ным «проб­лем­ным» ви­дам.

По дан­ным извес­т­но­го аме­ри­кан­с­ко­го эко­ло­га и со­ци­о­ло­га С.Кел­ле­ра, волк явля­ет­ся са­мым не­лю­би­мым ди­ким жи­вот­ным в Аме­ри­ке, Евро­пе и Азии. По мно­го­чис­лен­ным хрис­ти­ан­с­ким ле­ген­дам он счита­ет­ся соз­дан­ным дья­во­лом и его обра­зом.

Рос­сий­с­кие охот­ни­чьи по­го­вор­ки и пос­ло­ви­цы ки­шат зло­бой и не­на­вис­тью к вол­ку, вос­пе­вая его убий­с­т­во: «Не за то вол­ка бьют, что сер, а за то, что овцу съел»; «Волк по утро­бе вор, а че­ло­век по за­вис­ти»; «Ло­вит волк, да ло­вят и вол­ка»»; «За­го­ня­ешь вол­ка, так бу­дет и овца»; «Прис­ми­ре­ет волк под ро­га­ти­ной»; «Во­ло­чил волк овец, по­во­ло­чи и вол­ка»; «Не ве­се­лье вол­ку, как го­ня­ют по кол­ку»; «Не пал­кой вол­ка бьют, а улов­кой», «Бьют вол­ка и на чу­жом кол­ке» (4). «Вол­ку верь в то­ро­ках (уби­то­му)»; «Ва­ли вол­ка на хол­ку»; «Бу­дет вол­ку на хол­ку»; «Ве­се­лье вол­ку, как го­ня­ют на кол­ку»; «Тас­кал волк — по­та­щи­ли и вол­ка»; «Ло­вит и волк, по­ка вол­ка не пой­ма­ют» (5).

Вне за­ко­на ста­вят вол­ка и укра­ин­с­кие по­го­вор­ки:

«С вол­ком жить — по вол­чьи выть»; «Друж­ба с вол­ком вы­хо­дит бо­ком»; «С вол­ком дру­жи и ка­мень за па­зу­хой дер­жи»; «Не про­да­вай вол­ка, по­ка не за­бьешь»; «Чем у вол­ка ми­лос­ты­ни про­сить, луч­ше его сра­зу убить»; «Волк ста­ре­ет, но не доб­ре­ет» (11).

В Прус­сии встре­ча с вол­ком су­ли­ла не­доб­рое. «По­жа­леть вол­ка — по­гу­бить овец»; «Волк во­ет — на се­бя бе­ду нак­ли­ка­ет» — го­во­рят та­та­ры. «Ва­ли на се­ро­го — се­рый все сне­сет» — со­ве­ту­ет рус­с­кая по­го­вор­ка (15).

Как счи­та­ет сов­ре­мен­ный рос­сий­с­кий этног­раф А.В.Гу­ра, на­и­бо­лее рас­п­рос­т­ра­нен­ный для всех сла­вян­с­ких стран в отно­ше­нии вол­ка явля­ет­ся ле­ген­да о том, что он был сот­во­рен чер­том про­тив Бо­га (17). В на­род­ных пред­с­тав­ле­ни­ях волк не­ред­ко объе­ди­ня­ет­ся с га­да­ми — не­чис­ты­ми жи­вот­ны­ми, ко­то­рых зап­ре­ще­но упот­реб­лять в пи­щу. В на­род­ном эпо­се име­ет­ся так­же связь вол­ка с умер­ши­ми и не­чис­той си­лой. Волк — чер­тов конь, на нем час­то ездит ведь­ма, она же мо­жет обо­ра­чи­вать­ся вол­ком, — счи­та­ют по­ля­ки (17). По ле­ген­дам сер­бов, вол­ки мо­гут прев­ра­щать­ся в вам­пи­ров, обо­рот­ней, вол­ку­ла­ков. Его не бе­рет ни­ка­кая пу­ля. Вол­ка­ми пу­га­ют де­тей. Пе­ри­од раз­гу­ла вол­ков во мно­гих мес­тах яко­бы сов­па­да­ет с пе­ри­о­дом раз­гу­ла не­чис­той си­лы, так на­зы­ва­е­мы­ми «по­га­ны­ми» или «нек­ре­ще­ны­ми» дня­ми. У мно­гих сла­вян­с­ких на­ро­дов на ночь зап­ре­ще­но упо­ми­нать вол­ка. В Поль­ше для их устра­ше­ния уби­тых вол­ков ве­ша­ли на ви­се­ли­цах, на за­бо­ре, садили на оси­но­вый кол (17). Вой вол­ков пред­ве­ща­ет го­лод, вол­ки прок­ла­ды­ва­ют свои тро­пы ту­да, где бу­дет вой­на, счи­та­ют рус­с­кие (17).

Не­доб­рым ра­зит от рус­с­ких охот­ни­чьих пос­ло­виц в отно­ше­нии ли­сы. Основ­ная те­ма — убить ли­су и сод­рать с нее шку­ру: «Пос­ме­я­лась ли­са над му­жи­ком, кур пок­рав­ши, пос­ме­ял­ся и му­жик над ли­сой — шку­ру сняв­ши»; «Хо­ди­ла ли­са кур красть, да по­па­ла в пасть»; «И хит­рая ли­са обе­и­ми но­га­ми в кап­кан по­па­да­ет»; «И хит­ра ли­си­ца, да шку­ру ее про­да­ют» (4); «Ли­си­це ко­нец — ме­хо­вая лав­ка».

По­доб­ное отно­ше­ние и в укра­ин­с­ких по­го­вор­ках: «Ли­су за­би­ли — ку­рам ра­дость»; «Ли­са ста­ре­ет, но не доб­ре­ет»; «Ли­си­ца спит, а ку­ри­цу ви­дит» (11); «Ли­са и во сне кур счи­та­ет».

Арис­то­тель счи­тал ли­су дру­гом змеи (16). Во мно­гих бас­нях ли­са пос­то­ян­но обма­ны­ва­ет дру­гих зве­рей.

Не­ко­то­рые на­ро­ды — рус­с­кие, яку­ты отож­дес­т­в­ля­ли мед­ве­дя с чер­том. «Мед­ведь ле­ше­му род­ной брат» — го­во­рят рус­с­кие. Счи­та­ет­ся, что мед­ведь близ­ко зна­ет­ся с не­чис­той си­лой. Мед­ве­дя в Рос­сии да­же иног­да на­зы­ва­ют так же, как ле­ше­го — ле­шак, ле­ший, лес­ной черт (17).

Вред­ным у рус­с­ких счи­та­ет­ся хо­рек: «Хорь — вор, по­тас­кал кур» (15).

Мно­гие лю­ди про­дол­жа­ют бо­ять­ся и не­на­ви­деть ле­ту­чую мышь — очень по­лез­ное и бе­зо­бид­ное соз­да­ние. Для них она не­чис­тое су­щес­т­во, со­е­ди­ня­ю­щее в се­бе свой­с­т­ва мы­ши и пти­цы. Счи­та­ет­ся, что ле­ту­чие мы­ши ме­ша­ют хо­зяй­кам су­шить бе­лье на чер­да­ке, пьют кровь у лю­дей, цеп­ля­ют­ся в во­ло­сы, со­сут мо­ло­ко у коз и ко­ров, за­ра­жа­ют лю­дей че­сот­кой. В ле­ту­чих мы­шей прев­ра­ща­ют­ся обык­но­вен­ные мы­ши. В Га­ли­ции ру­си­ны уби­ва­ют ле­ту­чую мышь и при­би­ва­ют ее к ко­ров­ни­ку, что­бы скот не бо­лел.

По­ля­ки рас­с­ка­зы­ва­ют, что ле­ту­чая мышь мо­жет но­чью сесть на спя­ще­го че­ло­ве­ка и вы­со­сать его мозг. То же она де­ла­ет с ко­та­ми и со­ба­ка­ми. В кос­те­лах ле­ту­чие мы­ши яко­бы по­е­да­ют све­чи, а так­же са­ло. По дру­го­му польс­ко­му по­ве­рью ле­ту­чая мышь, уви­дев ве­че­ром че­ло­ве­ка с не­пок­ры­той го­ло­вой, тут же па­да­ет на не­го, зак­ру­чи­ва­ет­ся в во­ло­сах и раз­ли­ва­ет­ся смо­лой. Иног­да ле­ту­чие мы­ши да­же мо­гут отор­вать че­ло­ве­ку го­ло­ву. По­ля­ки счи­та­ют ле­ту­чих мы­шей злы­ми ду­ха­ми и со­ве­ту­ют при­бить ле­ту­чую мышь на две­рях до­ма, да­бы убе­речь его от по­жа­ра. Для уда­ле­ния в по­ле сор­ня­ков по­ля­ки исполь­зу­ют кровь ле­ту­чих мы­шей. Ра­ди удач­ной охо­ты польс­кие охот­ни­ки рань­ше уби­ва­ли ле­ту­чую мышь, дос­та­ва­ли ее сер­д­це, су­ши­ли и до­бав­ля­ли в по­рох (6). Во мно­гих стра­нах Евро­пы пой­ман­ную ле­ту­чую мышь мо­рят в зак­ры­том гор­ш­ке, сжи­га­ют или при­би­ва­ют жи­вьем. На ле­ту­чую мышь плю­ют как на зло­го ду­ха. Для при­го­тов­ле­ния вол­шеб­ных средств пой­ман­ную жи­вую ле­ту­чую мышь ки­да­ли в му­ра­вей­ник. Остав­ши­е­ся кос­ти ле­ту­чей мы­ши исполь­зо­ва­лись по­ля­ка­ми при лю­бов­ной ма­гии (6).

Как счи­та­ет К.Фохт, одни­ми из пер­вых евро­пей­с­кие за­ко­но­да­те­ли объя­ви­ли, что ле­ту­чие мы­ши явля­ют­ся не­чис­ты­ми, прок­ля­ты­ми жи­вот­ны­ми, гре­ки за­им­с­т­во­ва­ли у них кры­лья для сво­их гар­пий, а хрис­ти­а­не для изоб­ра­же­ния дья­во­ла (9). В Си­ци­лии ле­ту­чую мышь му­ча­ют са­мым жес­то­ким спо­со­бом, а за­тем при­би­ва­ют к две­ри до­ма. По по­ве­рьям шот­лан­д­цев ведь­мы ле­та­ют на свои сбо­ри­ща в обра­зе ле­ту­чих мы­шей. В Поль­ше, уви­дев ле­ту­чую мышь, отпле­вы­ва­ют­ся от нее как от зло­го ду­ха и при­би­ва­ли к две­рям жи­вой (14). По ита­льян­с­ким на­род­ным тра­ди­ци­ям ле­ту­чую мышь нуж­но убить с осо­бой жес­то­кос­тью — пу­тем рас­пи­на­ния (16).

По по­ве­рьям гу­цу­лов ле­ту­чая мышь — друг чер­та. В Поль­ше ле­ту­чих мы­шей счи­та­ют злы­ми ду­ха­ми, ко­то­рые ле­та­ют в по­ис­ках тех, кто зап­ро­дал ду­шу дья­во­лу. В Рос­сии за­лет ле­ту­чей мы­ши в дом — к бе­де. На рус­с­ком Се­ве­ре ле­ту­чую мышь на­зы­ва­ют ки­ки­мо­рой. В ви­де ле­ту­чей мы­ши час­то пред­с­тав­ля­ют вам­пи­ров или ду­ши спя­щих ведьм. Вце­пив­шись в во­ло­сы, счи­та­ют по­ля­ки, ле­ту­чая мышь тя­нет че­ло­ве­ка в ко­ло­дец и то­пит в нем. Ле­ту­чая мышь мо­жет, ввинтясь че­ло­ве­ку в го­ло­ву, съесть мозг. Если она ся­дет на под­рос­т­ка, то он не бу­дет рас­ти. По­мет ле­ту­чей мы­ши, по­пав­ший на го­ло­ву, при­ве­дет к ко­рос­те. Что­бы ле­ту­чая мышь не впи­лась в го­ло­ву, укра­ин­цы стре­мят­ся не про­из­но­сить ее наз­ва­ние. По­ля­ки при­би­ва­ют ле­ту­чую мышь к две­рям, что­бы убе­речь­ся от при­хо­да ведь­мы. Вмес­те с со­ро­кой ее ве­ша­ют в ко­нюш­не для за­щи­ты ко­ней от сгла­за, сжи­га­ют жи­вьем на кос­т­ре в це­лях лю­бов­ной ма­гии, а кор­ч­ма­ри для прив­ле­че­ния пья­ниц при­би­ва­ют ле­ту­чую мышь к сте­нам кор­ч­мы.

В на­род­ных по­ве­рьях за­яц не­ред­ко свя­зан с ми­ром ду­хов и не­чис­той си­лы — чер­том, са­та­ной, бе­сом. Его на­зы­ва­ют «ко­сым бе­сом». В бол­гар­с­ких сказ­ках дья­вол вер­хом на зай­це едет на свадь­бу Сол­н­ца (17). За­яц час­то ока­зы­ва­ет­ся обо­рот­нем. Ши­ро­ко извес­т­ны бы­ли­ны о чер­те, по­яв­ля­ю­щем­ся в обра­зе зай­ца. Черт, обер­нув­шись зай­цем, мо­жет пе­ре­бе­жать до­ро­гу свадь­бе. У мно­гих южных сла­вян су­щес­т­ву­ет зап­рет на упот­реб­ле­ние зай­ча­ти­ны. За­яц, по­я­вив­шись вбли­зи жи­лья, слу­жит пред­вес­т­ни­ком по­жа­ров. За­яц по укра­ин­с­ко­му по­ве­рью соз­дан чер­том. Если он пе­ре­бе­жит до­ро­гу — то к нес­час­тью, эпи­де­мии или по­жа­ру. По­доб­ные при­ме­ты бы­ту­ют в Рос­сии и Англии (2, 10).

Мно­гие сла­вян­с­кие и ро­ман­с­кие на­ро­ды оши­боч­но ве­рят, что лас­ка мо­жет со­сать кровь у ко­ров или на­сы­лать пор­чу на мо­ло­ко. Дру­гое не­ле­пое по­ве­рье утвер­ж­да­ет, что лас­ка всю ночь го­ня­ет ско­ти­ну, отче­го она ста­но­вит­ся изму­чен­ной и мок­рой. Лас­ка да­же мо­жет ездить на ско­ти­не или на­дуть жи­вот­ное, отче­го оно лоп­нет. Еще лас­ка ще­ко­чет скот и ли­жет его пот (17). Укра­ин­цы счи­та­ют лас­ку очень вред­ным жи­вот­ным. Она, яко­бы пор­тит ко­ров, отче­го мо­ло­ко прев­ра­ща­ет­ся в кровь (2). Мно­гие счи­та­ют, что лас­ка пьет кровь у ло­ша­дей. В Рос­сии лас­ку име­ну­ют «ко­ню­шен­ным до­мо­вым», ко­то­рый «по но­чам ездит на ло­ша­дях и зап­ле­та­ет им хвос­ты и гри­вы в ко­сич­ки».

Вен­гер­с­кие цы­га­не бо­ят­ся идти по до­ро­ге, если ее пе­ре­бе­жа­ла лас­ка. По­ля­ки ве­рят, что лас­ка уме­ет пле­вать­ся ядо­ви­той слю­ной и че­ло­век мо­жет по­гиб­нуть (14). По мне­нию ру­си­нов лас­ки вы­пи­ва­ют в ку­рят­ни­ках ку­ри­ные яй­ца (15). В Кар­па­тах счи­та­ет­ся, что укус лас­ки осо­бен­но гу­би­те­лен для ско­та, ядо­ви­тым мо­жет быть да­же ды­ха­ние лас­ки. Гу­цу­лы ве­рят, что ско­ту вре­дят лас­ки и змеи, ко­то­рых ведь­мы на­сы­ла­ют ему на по­ги­бель (17). Лас­ка мо­жет на­пус­тить слю­ны в кув­шин с во­дой и та­ким обра­зом отра­вить лю­дей. Лу­жи­ча­не ве­рят, что вы­мя ко­ро­вы, на ко­то­рое брыз­ну­ла слю­на лас­ки, сра­зу же пух­нет (17). По­ля­ки ве­рят, что если раз­д­ра­жен­ная лас­ка фыр­к­нет на че­ло­ве­ка, то он сра­зу умрет. Лас­ка мо­жет так­же пог­рызть во­ло­сы у че­ло­ве­ка. Иног­да не­ко­то­рые по­доб­ные дей­с­т­вия не­ве­жес­т­вен­ная на­род­ная мол­ва при­пи­сы­ва­ет и гор­нос­таю.

Глу­пые и не­ве­жес­т­вен­ные лю­ди не лю­бят да­же ежа — ми­лое и тру­до­лю­би­вое жи­вот­ное. Они счи­та­ют, что он во­ру­ет ябло­ки: за­би­ра­ет­ся на ябло­ню, сби­ва­ет их на зем­лю, а за­тем на­ка­лы­ва­ет на свои игол­ки и уно­сит. Англи­ча­не го­во­рят, что еж при­но­сит нес­час­тье, ко­то­рое мож­но избе­жать, если убить ежа. По дру­го­му глу­по­му англий­с­ко­му по­ве­рью еж по но­чам пьет мо­ло­ко у ко­ров (12), а встре­чи с ним — к нес­час­тью (17).

В Бе­ло­рус­сии и Поль­ше крес­тья­не ве­ша­ли жи­во­го или уби­то­го кро­та в ко­нюш­не, что­бы ко­ни луч­ше выг­ля­де­ли. Бе­ло­ру­сы сди­ра­ют с жи­во­го кро­та це­ли­ком ко­жу и изго­тав­ли­ва­ют ма­ги­чес­кие сред­с­т­ва. Мно­гие сла­вян­с­кие на­ро­ды ве­рят, что ро­ю­щий крот во дво­ре — к смер­ти ко­го-ли­бо из жи­ву­щих там лю­дей (17). Бе­ло­ру­сы ве­ша­ли жи­во­го кро­та на кол го­ло­вой вниз, что­бы шел дождь(7).

По не­ве­жес­т­вен­но­му кир­гиз­с­ко­му по­ве­рью рысь под­к­ра­ды­ва­ет­ся но­чью к че­ло­ве­ку, уба­ю­ки­ва­ет мур­лы­ка­ньем, а за­тем со­сет кровь у ко­ро­вы.

В рус­с­ком фольк­ло­ре пе­ре­бе­жав­шая до­ро­гу бел­ка — к ху­ду. Бел­ка за­бе­жа­ла в де­рев­ню — к по­жа­ру (10).

Ук­ра­ин­с­кое на­род­ное по­ве­рье при­зы­ва­ет вся­ко­го, кто уви­дит сле­пы­ша, при­да­вить его к зем­ле пал­кой (2).

Есть глу­пое утвер­ж­де­ние, что укус зем­ле­рой­ки отрав­ля­ет лю­дей и обус­лав­ли­ва­ет не­из­ле­чи­мые на­ры­вы на но­гах ло­ша­дей (9).

У рус­с­ких зме­ей на­зы­ва­ли зло­го, скрыт­но­го и злоб­но­го че­ло­ве­ка (5). Вы­ра­же­ние «змея под­ко­лод­ная» озна­ча­ет брань; «язык зме­и­ный» — злоб­ный; «Злой че­ло­век на све­те — змеи род­ной брат». Рус­с­кие го­во­рят: «Сколь­ко змею не дер­жать, и бе­ды от нее ждать»; «Вы­кор­мил зме­ю­ку на свою шей­ку»; «Гля­дишь, слов­но змея из-за па­зу­хи»; «Убив змею, ве­шай ее на оси­ну»; «Змея ку­са­ет­ся не ра­ди сы­тос­ти, а ра­ди ли­хос­ти»; «Ес­ли убить змею и по­ве­сить на бе­ре­зу, то пой­дет дождь»; «Злая же­на та же змея»; «Отог­рел змею за па­зу­хой»; «Змею вы­ше глаз не по­ды­май»; «Сва­ха лу­ка­вая, змея се­миг­ла­вая» (5).

На По­ле­сье счи­та­ет­ся, что если убить змею, то пой­дет дождь. Там же го­во­рят, что из га­дюк вы­рас­та­ют чер­ти. По бе­ло­рус­с­ким по­ве­рьям змеи «со­сут» сол­н­це и оно по­э­то­му умень­ша­ет­ся. По­э­то­му каж­дый че­ло­век дол­жен уби­вать змей, где бы их ни встре­тил. За одну уби­тую змею Бог про­ща­ет че­ло­ве­ку 12 гре­хов, а за 12 уби­тых в один день змей са­мо­му страш­но­му греш­ни­ку про­ща­ют­ся все гре­хи (7). Уби­вать змей нуж­но не сы­рою, а су­хою пал­кою. По дру­гой при­ме­те если кто по­ща­дит встре­чен­ную змею и на­ме­рен­но не убьет ее, на то­го три дня не бу­дет све­тить сол­н­це (7).

Из­вес­т­ны та­кие бе­ло­рус­с­кие, укра­ин­с­кие и рус­с­кие по­го­вор­ки, при­зы­ва­ю­щие ли­шать змей жиз­ни: «Ес­ли убьешь га­ди­ну — со­рок гре­хов про­ща­ет­ся»; «Кто убьет змею, то­му сто гре­хов ски­нет­ся»; «Ес­ли га­дю­ку убить кор­жом, то прос­тит­ся 12 гре­хов»; «Змею хле­бом бить»; «Змею грех не убить»; «Га­ди­ну вби­ти — со­неч­ко засмієть­ся, ви­яс­нить­ся» (15). Еще го­во­рят — «У змеи-га­ди­ны черт — ба­тюш­ка, не­чис­тая си­ла — ма­туш­ка». «Ес­ли змея до­ро­гу пе­ре­пол­зет — к неб­ла­го­по­лу­чию». Рас­с­ка­зы­ва­ют так­же та­кие не­ле­пос­ти, что яко­бы змея мо­жет за­лезть в рот спя­ще­го че­ло­ве­ка. «Нет ху­же га­ди­ны — как змей-га­дю­ка»; «За­ве­лась га­ди­на — лес не­чис­тью за­пах»; «Га­ди­на — тво­ре­ние лу­ка­во­го и зу­бы у нее как у не­го»; «Не га­дю­ке бы по­га­ной зем­лю-ма­туш­ку сквер­нить»; «У га­дю­ки нет дру­гой на­у­ки как ку­сать»; «Га­дю­ку за­ви­дишь — гла­за изга­дишь на­век» (15). В Га­ли­ции счи­та­ют, что ма­ло убить га­ди­ну, нуж­но прот­к­нуть ей пру­том го­ло­ву (15).

Мно­ги­ми на­ро­да­ми змея рас­с­мат­ри­ва­ет­ся как воп­ло­ще­ние са­та­ны, и час­то вос­п­ри­ни­ма­ет­ся как дья­вольс­кая тварь. В За­пад­ном По­ле­сье по по­ве­рьям Бог про­ща­ет 5 гре­хов да­же за убий­с­т­во ужа. Сог­лас­но бос­ний­с­ко­му по­ве­рью, сол­н­це от ра­дос­ти оста­нав­ли­ва­ет­ся, что­бы пос­мот­реть на уби­тую змею. Также, яко­бы, ра­ду­ет­ся сол­н­це и в Чер­но­го­рии. Уби­тым че­ло­ве­ком зме­ям ра­ду­ют­ся и анге­лы в не­бе. Уби­тую змею нуж­но обя­за­тель­но за­ко­пать в зем­лю, ина­че сол­н­це бу­дет пла­кать, гля­дя на эту мер­зость. По­ля­ки по­ла­га­ют, что сол­н­це «бо­ле­ет» и сла­бо све­тит, ког­да змея гре­ет­ся на сол­н­це (17).

Иног­да змей уби­ва­ют для то­го, что­бы по­шел дождь. Для это­го уби­тую змею ве­ша­ют на де­ре­во или за­бор. Уби­ва­ют ча­ще ужа, ре­же — га­дю­ку. По ши­ро­ко рас­п­рос­т­ра­нен­но­му в Евро­пе по­ве­рью пер­вую встре­чен­ную вес­ной змею сле­ду­ет обя­за­тель­но убить, ина­че она уне­сет с со­бой уда­чу. Если убить змею до Юрье­ва дня (22 апре­ля), то ста­нешь силь­ным — счи­та­ют в Поль­ше. В Чер­но­го­рии мо­ти­ва­ция иная — до Юрье­ва дня змею нуж­но убить для то­го, что­бы дру­гие змеи в те­че­ние это­го го­да не при­чи­ни­ли те­бе бе­ды. У бол­гар су­щес­т­ву­ет при­ме­та, что если змея за­пол­зет в дом или во двор, то кто-ни­будь из се­мьи умрет (17).

Известны англий­с­кие по­ве­рья: «Ес­ли те­бя уку­си­ла га­дю­ка, убей ее и смажь ра­ну ее жи­ром»; «Убей пер­вую га­дю­ку, ко­то­рую уви­дишь вес­ной — и ты по­бе­дишь сво­их вра­гов»; «Ес­ли отпус­тишь га­дю­ку жи­вой, с то­бой слу­чит­ся нес­час­тье»; «По­весь га­дю­чью ко­жу над ка­ми­ном и это при­не­сет те­бе уда­чу» (10). Укра­ин­с­кие по­го­вор­ки го­во­рят: «Га­дю­ка если не уку­сит, то за­щип­лет»; «Сне­си го­ло­ву змее, по­ка не ужа­ли­ла в пят­ки»; «На каж­дую га­дю­ку дер­жи креп­ко ру­ку»; «Не бить га­дю­ки, не взять ее в ру­ки»; «Как та змея, под­пол­зет и уку­сит» (11).

Змея по­лоз так­же счи­та­ет­ся в Укра­и­не очень вред­ной, за ее убий­с­т­во отпус­ка­ет­ся 7 гре­хов. А убить га­дю­ку — все рав­но что семь Ли­тур­гий прос­лу­шать (13). Отно­ше­ние к зме­ям как «не­чис­тым» су­щес­т­вам идет из Биб­лии, где в Кни­ге Ере­мии 8.17 го­во­рит­ся о зак­ля­тии на ужей и га­дюк, ко­то­рые бу­дут ку­сать, что обе­ща­ет Гос­подь (13). В Си­ци­лии ду­ма­ют, что уже один внеш­ний вид змеи мо­жет вы­зы­вать тя­же­лые пос­лед­с­т­вия для здо­ро­вья че­ло­ве­ка. Во мно­гих стра­нах лю­ди ве­рят, что встре­ча со зме­ей не к доб­ру. Ее да­же бо­ят­ся на­зы­вать по име­ни (14). В Укра­и­не счи­та­ли, что змеи по­я­ви­лись из слю­ны Гос­по­да, ког­да он плю­нул на зем­лю. Ужа в Рос­сии обви­ня­ют в том, что он яко­бы со­сет мо­ло­ко у ко­ров, и его на­зы­ва­ют «уж-ко­ров­ник» (15). Убить змею и по­ве­сить на оси­не — вер­ное сред­с­т­во выз­вать дождь.

Под Ярос­лав­лем яще­ри­цу обви­ня­ли в том, что она со­сет сол­н­це (15). По рус­с­ко­му по­ве­рью ме­дя­ни­ца (без­но­гая яще­ри­ца) страш­но ядо­ви­та и зла. Нем­цы уве­ре­ны, что она ужа­ли­ла Ма­терь Бо­жию, за это ее Гос­подь ли­шил зре­ния (15). В Англии го­во­рят, что если яще­ри­ца пе­ре­бе­га­ет до­ро­гу мо­ло­до­же­нам, им не быть счас­т­ли­вы­ми (10). Та­та­ры счи­та­ют, что змею ядом снаб­жа­ют яще­ри­цы (15).

На Рус­с­ком Се­ве­ре яще­ри­цу на­зы­ва­ют «га­ди­ной». В Поль­ше го­во­рят, что яще­ри­цы явля­ют­ся дья­вольс­ким соз­да­ни­ем и про­и­зош­ли из яиц чер­та. Сер­бы и по­ля­ки ве­рят, что яще­ри­ца мо­жет сгла­зить че­ло­ве­ка, на­вес­ти на не­го пор­чу и да­же прог­рызть ко­жу че­ло­ве­ка, проб­рать­ся к его сер­д­цу. Яще­ри­цу в Укра­и­не уби­ва­ют, что­бы выз­вать дождь и счи­та­ют ядо­ви­той. Ее укус яко­бы очень ядо­вит и не­из­ле­чим. В Укра­и­не бьют яще­ри­цу, что­бы она сбро­си­ла свой зме­и­ный хвост, так как она, яко­бы, бе­рет его от га­дю­ки. Или же ее отор­ван­ный хвост прев­ра­ща­ет­ся в ужа или га­дю­ку. В Бос­нии и Гер­це­го­ви­не убий­с­т­во зе­ле­ной яще­ри­цы счи­та­ет­ся бо­го­у­год­ным де­лом. Убив­ший яще­ри­цу че­ло­век дол­жен обты­кать уби­тую яще­ри­цу ши­па­ми, и ему прос­тит­ся столь­ко гре­хов, сколь­ко ши­пов он вот­к­нет. Осо­бен­но бо­го­у­год­ным счи­та­ет­ся убий­с­т­во 9 зе­ле­ных яще­риц в Юрьев день. У сер­бов отвра­ти­тель­ной счи­та­ет­ся зе­ле­ная яще­ри­ца, за ее убий­с­т­во че­ло­ве­ку про­ща­ет­ся 40 гре­хов. По бос­ний­с­кой ле­ген­де зе­ле­ная яще­ри­ца раз­ду­ва­ла огонь, в ко­то­рый был бро­шен про­о­тец Ибра­хим. По­э­то­му ее на­до уби­вать. У южных сла­вян на Со­рок му­че­ни­ков бы­ту­ет обряд изгна­ния от до­ма змей и яще­риц. По­ля­ки под­жа­ри­ва­ют жи­вых яще­риц и змей в гор­ш­ке на мед­лен­ном огне и по­лу­чен­ным жи­ром сма­зы­ва­ли ульи для при­ма­ни­ва­ния сво­их и чу­жих пчел (17).

Не­ред­ко жа­бы и ля­гуш­ки выс­ту­па­ют в на­род­ных пре­да­ни­ях как ору­дия на­ка­за­ния. В одной укра­ин­с­кой сказ­ке жа­бы на­ка­за­ли доч­ку за то, что она пло­хо обра­ща­лась со сво­ей ма­те­рью (3). Жа­бы и ля­гуш­ки час­то учас­т­во­ва­ли в ша­ба­шах ведьм. Как счи­та­ет иссле­до­ва­тель Ф.Ф.Ми­ло­ви­дов, в укра­ин­с­ком на­ро­де «весь­ма рас­п­рос­т­ра­не­но убеж­де­ние в том, что жа­бы и ля­гуш­ки не­о­бык­но­вен­но сви­ре­пы, ядо­ви­ты и не­доб­ро­же­ла­тель­ны к лю­дям. Раз­д­ра­жен­ная чем-то жа­ба го­нит­ся за жен­щи­ной и та едва успе­ва­ет укрыть­ся от рас­с­ви­ре­пев­ше­го жи­вот­но­го в ха­ту (...). Дру­гой жен­щи­не впи­лась жа­ба в ще­ку» (3).

С жа­ба­ми и ля­гуш­ка­ми свя­за­но пред­с­тав­ле­ние как че­го-то мер­з­ко­го и оттал­ки­ва­ю­ще­го. Да­же пред­мет, к ко­то­ро­му это бе­зо­бид­ное су­щес­т­во при­кос­ну­лось, счи­та­ет­ся в на­ро­де не­чис­тым. У яку­тов мышь и ля­гуш­ка явля­ют­ся по­га­ны­ми (3). У мно­гих на­ро­дов са­мо сло­во «жа­ба» явля­ет­ся бран­ным.

С на­род­ны­ми пред­с­тав­ле­ни­я­ми о ро­ко­вой не­доб­ро­же­ла­тель­нос­ти и ядо­ви­тос­ти жаб и ля­гу­шек свя­зан це­лый ряд ска­зок. «Осо­бен­но ясно выс­ту­па­ет, — пи­шет Ф.Ф.Ми­ло­ви­дов, — та­кое злов­ред­ное зна­че­ние это­го жи­вот­но­го в тех сказ­ках, в ко­то­рых жа­ба — ля­гуш­ка явля­ет­ся при­чи­ною ка­кой-ли­бо бо­лез­ни или смер­ти че­ло­ве­ка», та­ко­ва, нап­ри­мер, сказ­ка о Прав­де и Крив­де, где ви­нов­ной в бо­лез­ни ца­рев­ны явля­ет­ся жа­ба или ля­гуш­ка» (3). Бе­ло­ру­сы счи­та­ют, что нель­зя на­зы­вать ре­бен­ка, ко­то­ро­му нет го­да, жа­бою, ина­че бу­дет гор­ба­тым. В Укра­и­не рас­п­рос­т­ра­не­но по­ве­рье, что если жа­ба уку­сит муж­чи­ну, то ле­кар­с­т­ва от это­го нель­зя най­ти. Осо­бен­но опас­ной укра­ин­цы счи­та­ют жа­бу, ко­то­рая зе­ле­но­го цве­та, ядо­ви­та и ку­са­ет­ся (3). Та­кая зе­ле­ная жа­ба го­ня­ет­ся за людь­ми, от ее уку­сов нет изле­че­ния. По раз­лич­ным на­род­ным по­ве­рьям жаб нель­зя брать в ру­ки, ина­че по­я­вят­ся бо­ро­дав­ки.

Ин­дий­с­кая ме­ди­ци­на счи­та­ла укус ля­гуш­ки ядо­ви­тым (3). В одной укра­ин­с­кой пес­не вдо­ва тра­вит сво­е­го лю­бов­ни­ка жа­бой. В Укра­и­не по­ла­га­ют, что если ле­том жа­ба по­я­вит­ся в ха­те — к смер­ти лю­дей. Жа­ба пе­ре­бе­жит до­ро­гу — к бе­де (3). Бе­ло­ру­сы счи­та­ют, что ви­деть ля­гуш­ку во сне — к бе­де. Пред­вес­ти­ем смер­ти явля­ет­ся ква­ка­нье ля­гуш­ки и жа­бы — го­во­рят в Рос­сии. Исполь­зо­ва­ние су­ше­ной жа­бы или ля­гуш­ки счи­та­лось очень важ­ным в де­ле отрав­ле­ния дру­го­го че­ло­ве­ка. Извес­т­на вто­рая еги­пет­с­кая казнь при Мо­и­сее — нас­ла­нье жаб на егип­тян. Бе­ло­ру­сы го­во­рят, что ля­гуш­ки со­сут мо­ло­ко у ко­ров. Их на­зы­ва­ют «мо­лоч­ные ведь­мы». По­э­то­му та­кую ля­гуш­ку нуж­но вна­ча­ле под­вер­г­нуть пыт­кам: те­ло ля­гуш­ки нуж­но уты­кать игол­ка­ми и шпиль­ка­ми, ра­зог­ре­ты­ми на мед­лен­ном огне, за­тем бро­сить ля­гуш­ку в ки­пя­ток, жечь в огне и пос­ле че­го прот­к­нуть оси­но­вым ко­лом (7). У Бо­ка­чо в «Де­ка­ме­ро­не» влюб­лен­ные по­гиб­ли отто­го, что си­де­ли в кус­тах шал­фея, где на­хо­ди­лась боль­шая жа­ба, рас­п­рос­т­ра­няв­шая зло­во­ние.

В Рос­сии во мно­гих мес­тах и по сей день счи­та­ет­ся, что если убить ля­гуш­ку, то пой­дет дождь. Иног­да ля­гу­шек жи­вьем кла­дут в му­ра­вей­ник, да­бы до­быть их кос­ти для лю­бов­ных за­го­во­ров. Для не­мец­ко­го прос­то­го на­ро­да ля­гуш­ки — прок­ля­тые, отвер­г­ну­тые Бо­гом ду­ши. Яку­ты бо­ят­ся ля­гуш­ку, как име­ю­щую отно­ше­ние к под­зем­ным ду­хам су­щес­т­во. Укра­ин­цы по­ла­га­ют, что если жа­ба пе­ре­бе­жит до­ро­гу, то это к бе­де. В Гер­ма­нии ля­гуш­ку под­вер­га­ли раз­ным истя­за­ни­ям, преж­де чем по­ве­сить к ды­мо­вой тру­бе для за­щи­ты ско­та (14). Встре­ча жа­бы, по мне­нию укра­ин­цев и фран­цу­зов — к бе­де. Как и мно­гие га­ды, ля­гуш­ка мо­жет про­ни­кать в те­ло че­ло­ве­ка.

В Ярос­лав­с­кой гу­бер­нии ста­рые де­вы, же­лая вый­ти за­муж, на­хо­дят в бо­ло­те ля­гуш­ку и, при­се­дая, ста­ра­ют­ся по­пасть по ней с раз­ма­ху го­лым за­дом. Мно­гие сла­вян­с­кие на­ро­ды ве­рят, что уби­е­ние жа­бы или ля­гуш­ки мо­жет выз­вать дождь. Что­бы выз­вать дождь, в Южной Рос­сии блох и ля­гу­шек уби­ва­ют, на­ни­зы­ва­ют на нит­ку и вы­ве­ши­ва­ют на кус­те (17). У дру­гих сла­вян­с­ких на­ро­дов с це­лью вы­зо­ва дож­дя жа­бу или ля­гуш­ку сра­зу уби­ва­ют или жи­вой ве­ша­ют вниз го­ло­вой на вет­ку, на во­ро­тах, раз­ры­ва­ют и бро­са­ют на до­ро­гу, в ко­ло­дец, раз­ры­ва­ют и хо­ро­нят. Кро­ме ри­ту­аль­но­го убий­с­т­ва ля­гуш­ки или жа­бы для вы­зы­ва­ния дож­дя, уби­ва­ют в сла­вян­с­ких стра­нах еще ужа, га­дю­ку, яще­ри­цу, ра­ка, вошь, бло­ху, мед­вед­ку, па­у­ка и лас­ку.

В Ма­ке­до­нии ля­гуш­ку не­ред­ко вос­п­ри­ни­ма­ют как зло­го ду­ха, спо­соб­но­го нас­лать ча­ры на че­ло­ве­ка (17). Но ча­ще все­го мно­гие на­ро­ды Евро­пы в жа­бах и ля­гуш­ках ви­дят обра­щен­ных ведьм. В Рос­сии ве­рят, что прок­ля­тая ро­ди­те­ля­ми и не кре­ще­ная де­вуш­ка мо­жет прев­ра­тить­ся в ля­гуш­ку. Ля­гуш­ка и жа­ба мо­гут сгла­зить че­ло­ве­ка. По­ля­ки и бос­ний­цы ве­рят, что если ля­гуш­ка дол­го смот­рит на че­ло­ве­ка, у не­го мо­гут вы­пасть зу­бы, или жа­ба мо­жет плю­нуть в че­ло­ве­ка и он ослеп­нет. В при­ме­тах по­яв­ле­ние ля­гу­шек в до­ме слу­жит пред­вес­ти­ем при­хо­да не­же­лан­ных гос­тей, нес­час­тья, смер­ти в до­ме (17). Если ля­гуш­ка си­дит в до­ме, мо­жет пор­тить­ся сыр или хлеб, счи­та­ют укра­ин­цы и чер­но­гор­цы. Ля­гуш­ка, выс­ко­чив­шая на до­ро­гу пе­ред пут­ни­ком, осо­бен­но ры­ба­ком, — к не­у­да­че (Ук­ра­и­на, Поль­ша) (17).

По не­ко­то­рым укра­ин­с­ким при­ме­там че­ре­па­хи про­и­зош­ли от га­дю­ки. По­ля­ки ве­рят, что че­ре­па­ха, как и змея, мо­жет по­па­дать внутрь че­ло­ве­ка. В Поль­ше бы­ту­ют ле­ген­ды о прев­ра­ще­нии ведь­мы в че­ре­па­ху. Там жи­вую че­ре­па­ху за­ка­пы­ва­ют в сви­нар­ни­ке, что­бы сви­ньи туч­не­ли. В Бос­нии че­ре­па­ху за­ка­пы­ва­ют жи­вой в му­ра­вей­ник, что­бы из ее кос­тей при­го­тав­ли­вать ле­кар­с­т­во. У ма­ке­дон­цев встре­ча с че­ре­па­хой счи­та­ет­ся пло­хой при­ме­той (17).

Зло­ве­щи­ми у мно­гих евро­пей­с­ких на­ро­дов счи­та­ют­ся со­ва, фи­лин и сыч. В Укра­и­не го­во­рят, что по­яв­ле­ние со­вы или фи­ли­на воз­ле се­ла явля­ет­ся не­доб­рым зна­ком (2). Если фи­лин кри­чит, то кто-то умрет или бу­дет по­жар (2). В За­кар­па­тье бы­то­ва­ло по­ве­рье — если яй­цо со­вы раз­бить на 7 час­тей, то ко­ро­ва бу­дет да­вать хо­ро­шее мо­ло­ко (8). «Сыч на кров­ле кри­чит — не к доб­ру», «Со­ва не при­но­сит доб­ра» — го­во­рят в Рос­сии. Шот­лан­д­цы счи­та­ют, что уви­деть со­ву днем — дур­ная при­ме­та. В Биб­лии со­ва вспо­ми­на­ет­ся как не­чис­тая пти­ца (Пя­тая кни­га Мо­и­сея: Пов­то­ре­ние За­ко­на: 14, 12-18). Егип­тя­не счи­та­ли со­ву сим­во­лом смер­ти. По по­ве­рьям га­ли­чан со­ва по но­чам по­ка­зы­ва­ет чер­тям и упы­рям гнез­да мел­ких птиц. Рус­с­кие го­во­рят: «На чьем до­ме кри­чит сыч — быть там нес­час­тью»; «Фи­лин — спут­ник ле­ше­го», «Крик фи­ли­на над се­лом — к по­жа­ру»; «Ес­ли фи­лин бьет­ся в окно — к смер­ти»; «Фи­лин да во­рон — зло­ве­щие пти­цы крик их к нес­час­тью»; «Из пус­то­го дуп­ла — ли­бо сыч, ли­бо со­ва, ли­бо сам са­та­на»(15).

В Кир­ги­зии и Тур­кес­та­не есть схо­жии по­го­вор­ки — «Са­мая дрян­ная пти­ца — со­ва»; «Са­мая дрян­ная пти­ца — сыч» (15). Со­ва при­но­сит нес­час­тья так­же у фран­цу­зов и армян. Со­ва — най­по­га­ная пти­ца из-за то­го, что име­ет боль­шую го­ло­ву и вы­та­ра­щен­ные гла­за — с пре­неб­ре­же­ни­ем к этой по­лез­ной пти­це го­во­рят в Га­ли­ции (15). В Бель­гии ре­ко­мен­ду­ют омлет из со­ви­ных яиц как сред­с­т­во от пьян­с­т­ва. В Вен­г­рии со­ву на­зы­ва­ют пти­цей смер­ти. Крес­тья­не Си­ци­лии осо­бен­но бо­ят­ся ушас­той со­вы, счи­тая ее са­мой злов­ред­ной (16). «Сыч хо­зя­и­на вы­жи­ва­ет» — го­во­рят в Рос­сии (17). В Бол­га­рии со­ву свя­зы­ва­ют с всплеском бо­лез­ней — тиф, круп (17). По мне­нию по­ля­ков со­ва про­и­зош­ла от чер­та, в Бе­ло­рус­сии в со­вах ви­дят дья­вольс­кое отро­дье. В Поль­ше ведь­мы обо­ра­чи­ва­ют­ся со­ва­ми. По сер­б­с­ким пред­с­тав­ле­ни­ям сыч за­вел друж­бу с чер­тя­ми и не­чис­той си­лой, во­дит их но­чью по се­лу и ука­зы­ва­ет, ка­ким лю­дям при­чи­нить зло. В Бол­га­рии под­ру­гой злых ду­хов счи­та­ют со­ву, фи­ли­ном пу­га­ют де­тей. По сер­б­с­кой ле­ген­де Бог при­ка­зы­ва­ет пти­цам прес­ле­до­вать сы­ча за то, что тот не при­нес ему жи­вой во­ды. У по­ля­ков пти­цы хо­тят со­ве вык­ле­вать гла­за, счи­тая ее раз­бой­ни­цей.

Круп­ных хищ­ных птиц — ястре­бов, кор­шу­нов не­на­ви­дят в са­мых раз­лич­ных стра­нах Евро­пы, отно­сят их к не­чис­тым и зло­ве­щим пти­цам. Крес­тья­не уби­ва­ют этих по­лез­ней­ших птиц и их тру­пы при­ко­ла­чи­ва­ют к во­ро­там са­рая, как в сред­ние ве­ка ста­но­ви­ли те­ла прес­туп­ни­ков к го­род­с­ким во­ро­там, по­ка они не истле­ва­ли со­вер­шен­но. В Укра­и­не опи­са­ны обря­ды, во вре­мя ко­то­рых уби­ва­ли и сжи­га­ли в кос­т­ре кор­шу­нов. В Поль­ше су­щес­т­во­вал обряд каз­ни кор­шу­на. Его ло­ви­ли и на­са­жи­ва­ли на кол. За­тем ему тор­жес­т­вен­но отсе­ка­ли го­ло­ву. Все это про­ис­хо­ди­ло при скоп­ле­нии на­ро­да (17). В Поль­ше счи­та­лось, что ястре­би­ный облик мо­жет при­ни­мать черт. По­ля­ки обви­ня­ют кор­шу­на в том, что он му­тил во­ду Бо­жьей Ма­те­ри. При­би­ва­ют уби­то­го ястре­ба на во­ро­та ови­ны или хле­ва для за­щи­ты от чер­тей в Укра­и­не и Поль­ше. В Укра­и­не уби­тых ястре­бов и во­рон выс­тав­ля­ют в по­ле как пу­га­ла (17).

Во мно­гих де­рев­нях не лю­бят ко­зо­до­ев, яко­бы они вы­са­сы­ва­ют мо­ло­ко у коз. От взма­ха их кры­льев ско­ти­на слеп­нет, а их крик пред­ве­ща­ет нес­час­тье (9). Бе­ло­ру­сы го­во­рят, что ко­зо­дой мо­жет спо­соб­с­т­во­вать пор­че мо­ло­ка у ко­ров.

У нем­цев ку­куш­ка за­ме­ня­ет имя дья­во­ла, ког­да пос­лед­не­го не хо­тят на­зы­вать (9). «Ку­куш­ка ку­ку­ет — го­ре ве­щу­ет» — го­во­рят в Рос­сии.

Все вра­но­вые пти­цы ( во­рон, во­ро­на, гал­ка, грач) рас­с­мат­ри­ва­ют­ся евро­пей­с­ки­ми на­ро­да­ми как не­чис­тые (дья­вольс­кие, прок­ля­тые) и зло­ве­щие, объе­ди­нен­ные с кор­шу­на­ми, ястре­ба­ми, фи­ли­ном, со­вой и со­ро­кой. Вмес­те с вол­ком они иног­да вклю­ча­ют­ся в раз­дел га­дов (17).

Во­ро­на счи­та­лась в За­кар­па­тье прок­ля­той Бо­гом пти­цей (8). «Во­рон или во­ро­на кар­ка­ют к нес­час­тью или к по­кой­ни­ку» — го­во­рят в Рос­сии. Уви­деть оди­но­ко ле­тя­щую во­ро­ну — дур­ной знак, по­ла­га­лось в Англии (10). Дух ведь­мы при­ни­ма­ет облик во­ро­на — го­во­рят в Рос­сии. Во­ро­ны так­же явля­ют­ся по­мощ­ни­ка­ми ведьм. В Укра­и­не счи­та­ют, что черт в обра­зе во­ро­на ле­та­ет по се­лам и под­жи­га­ет кры­ши (18). Во­ро­на пи­ла кровь Хрис­та при рас­пя­тии. Так­же пов­се­мес­т­но рас­п­рос­т­ра­не­но су­е­ве­рие по по­во­ду гал­ки. Уви­деть ее — к бе­де (10). В Рос­сии тра­ди­ци­он­но гал­ки, со­ро­ки, во­ро­н и во­ро­на счи­та­ют­ся пти­ца­ми «не­чис­ты­ми», так как они на­хо­дят­ся в под­чи­не­нии у кол­ду­нов и ведьм, а те, в свою оче­редь, мо­гут прев­ра­щать­ся в этих птиц. «Чтоб на те­бя во­ро­ны кар­ка­ли» — го­во­рят укра­ин­цы, ког­да хо­тят по­же­лать бе­ды дру­го­му (15). Фран­цу­зы счи­та­ют во­ро­на злой и неб­ла­го­дар­ной пти­цей. К во­ро­не отно­ше­ние ча­ще все­го през­ри­тель­ное, как буд­то она да­же не пти­ца: «ку­да б во­ро­на не по­ле­те­ла, вез­де она бу­дет ху­же со­ко­ла» (15). За­пад­ные укра­ин­цы по­ла­га­ют, что во­рон соз­дан дья­во­лом, отто­го он и чер­ный. В По­ле­сье в во­ро­не ви­дят не­чис­тую си­лу. У по­ля­ков черт мо­жет при­ни­мать облик во­ро­ны.

В польс­кой бы­ли­не чер­ти в обли­ке во­рон в пол­день прес­ле­ду­ет че­ло­ве­ка. Вра­но­вые пти­цы соп­ро­вож­да­ют дья­во­ла. По южнос­ла­вян­с­ко­му по­ве­рью в во­ро­не жи­вет ду­ша кол­ду­на, по польс­ко­му — раз­в­рат­но­го ксен­д­за. В ви­де чер­ных во­ро­нов и во­рон бе­ло­ру­сы и по­ля­ки пред­с­тав­ля­ют ду­ши злых лю­дей, прок­ля­тые ду­ши. На вра­но­вых птиц, как не­чис­тых, су­щес­т­ву­ет зап­рет упот­реб­лять в пи­щу. Что­бы отвра­тить нес­час­тье, по­ля­ки триж­ды спле­вы­ва­ют во след во­ро­не, бро­са­ют ка­мень в нее, крес­тят­ся, чи­та­ют мо­лит­вы и зак­ли­на­ния («чтоб те­бя ра­зор­ва­ло от кар­ка­нья от жо­пы до гор­ла») (17).

В сказ­ках о во­ро­не на пер­вый план прос­ту­па­ет глу­пость, хвас­тов­с­т­во и тщес­ла­вие. В не­ко­то­рых се­лах Поль­ши пар­ни в Ива­нов день спе­ци­аль­но ра­зо­ря­ли во­ро­ньи гнез­да и уби­ва­ли птен­цов, а одной во­ро­не тор­жес­т­вен­но отсе­ка­ли го­ло­ву (17).

В Мос­ков­с­кой гу­бер­нии счи­та­лось, что гра­чи вьют свои гнез­да воз­ле до­ма к по­жа­ру. По­э­то­му их нуж­но ру­шить.

В со­рок час­то обра­ща­ют­ся ведь­мы для то­го, что­бы со­сать мо­ло­ко у ко­ров. В со­рок иног­да прев­ра­ща­ют­ся до­мо­вые. У бе­ло­ру­сов, укра­ин­цев и по­ля­ков уби­тую со­ро­ку ве­ша­ют в ко­нюш­не или во дво­ре как обе­рег. Стре­кот со­ро­ки — к бе­де, смер­ти. У по­ля­ков во вто­рой день Тро­и­цы устра­и­ва­ли скач­ки и сос­тя­за­ния в стрель­бе в со­ро­ку (17).

Счи­та­ет­ся, что со­ро­ка соз­да­на чер­том и слу­жит ему вмес­то ло­ша­ди. Убить со­ро­ку нуж­но в те­че­ние 12 дней меж­ду Рож­дес­т­вом и Кре­ще­ни­ем, счи­та­ют в Гер­ма­нии (16). По­лет оди­но­кой со­ро­ки с кри­ком воз­ле до­ма — к бе­де. Зас­т­ре­лен­ную со­ро­ку в Укра­и­не при­вя­зы­ва­ли к став­ням (12). Фран­цу­зы при­пи­сы­ва­ют со­ро­ке де­мо­ни­чес­кие свой­с­т­ва и ее го­лос не­на­ви­дят. Укра­ин­цы го­во­рят, что бес­х­вос­тая со­ро­ка — кол­ду­нья. Рус­с­кие — что со­ро­ка — во­ров­ка. В За­пад­ной Евро­пе со­ро­ку уби­ва­ли и ве­ша­ли на скот­ном дво­ре для отпу­ги­ва­ния до­мо­во­го. В гер­ман­с­кой ли­те­ра­ту­ре со­ро­ка час­то прев­ра­ща­ет­ся в кол­ду­нью. Она про­и­зош­ла из плев­ка дья­во­ла. Рус­с­кие за­гад­ки срав­ни­ва­ют ее с бе­сом — «вер­тит­ся как бес», «по­ет как бес». Су­щес­т­ву­ет зап­рет на упот­реб­ле­ние со­рок в пи­щу, она по­луп­ти­ца — по­лу­черт, есть ее нель­зя (17).

В чис­ле «пло­хих», не­чис­тых птиц у сла­вян­с­ких на­ро­дов и во­ро­бьи. Счи­та­лось, что они про­и­зош­ли от чер­тей, они кри­ча­ли «жив, жив», ког­да му­чи­ли Хрис­та или по­мо­га­ли вра­гам най­ти мла­ден­ца Хрис­та (15). Счи­та­ет­ся, что во­ро­бьев нуж­но «вы­ды­рать» (2). Они «хрис­топ­ро­дав­цы». Во­ро­бьи воз­ник­ли из чер­тей и во­об­ще они «прок­ля­та Бо­гом пти­ца». Их еще име­ну­ют «жи­да­ми», «чер­то­вы­ми се­ме­на­ми». Укра­ин­с­кий этног­раф Г.Бу­ла­шов пи­сал: «Ви­дя в во­ро­бье по­рож­де­ние чер­та, счи­тая их фи­зи­чес­ки­ми, так ска­зать ответ­с­т­вен­ны­ми крес­т­ных стра­да­ний и да­же смер­ти Спа­си­те­ля, на­род отно­сит­ся к во­ро­бьям очень враж­деб­но. Де­ти жес­то­ко ра­зо­ря­ют их гнез­да, вся­чес­ки му­ча­ют во­ро­бьев — и ник­то не оста­нав­ли­ва­ет их в этом» (12).

Рус­с­кое наз­ва­ние во­ро­бья рас­шиф­ро­вы­ва­ет­ся как «бей во­ра». Рус­с­кие го­во­рят: «Вор-во­ро­бей до­мо­сед, да лю­ди не хва­лят»; «По­ва­дил­ся во­ро­бей у ко­но­пель» (15). В Укра­и­не извес­т­на ле­ген­да, что яко­бы Спа­си­тель ска­зал; «Хай го­ро­бец бу­де як жид». И с тех пор во­ро­бей стал «жи­дов­с­кой» пти­цей, справ­ля­ет по суб­бо­там ша­баш (15). В Укра­и­не счи­та­ют во­ро­бья чер­то­вой пти­цей — «го­ро­бец — то дид­чий птах», и яко­бы Хрис­тос ско­вал но­ги во­ро­бьев не­ви­ди­мы­ми око­ва­ми, по­э­то­му они не хо­дят как дру­гие пти­цы, пры­га­ют (15). Гос­подь прок­лял во­ро­бья и зап­ре­тил упот­реб­лять его мя­со в пи­щу и ли­шил его пра­ва уле­тать в «вы­рий» (17). У по­ля­ков не счи­та­ет­ся гре­хом уби­вать и истреб­лять во­ро­бьев. В Рос­сии го­во­рят, что во­ро­бей един­с­т­вен­ная из птиц, ко­то­рая не праз­д­ну­ет Бла­го­ве­ще­ния. Чи­ри­ка­нье во­ро­бья — к не­у­да­че, вле­тев­ший в окно во­ро­бей — к бе­де.

В Сер­бии во­ро­бьев ло­вят и вя­лят, в Бе­ло­рус­сии и Укра­и­не во­ро­бьев жи­вьем бро­са­ют в печь. Ли­тов­цы го­во­рят, что во­ро­бьи мо­гут прев­ра­щать­ся в мы­шей. Мо­ти­вы во­ров­с­т­ва и гра­бе­жа в пред­с­тав­ле­нии о во­ро­бьях свя­за­ны с дру­ги­ми пти­ца­ми, име­ю­щи­ми чер­ную или се­рую окрас­ку (17). В ро­вен­с­ком По­ле­сье во­ро­бьев вмес­те со зме­я­ми и ля­гуш­ка­ми отно­сят к га­дам, ко­то­рые, сог­лас­но ле­ген­де, во вре­мя все­мир­но­го по­то­па бы­ли вы­пу­ще­ны из меш­ка лю­бо­пыт­ным че­ло­ве­ком.

Мно­го сквор­цов в до­ме к нес­час­тью, счи­та­ют жи­те­ли Став­ро­по­лья (15) и Вла­ди­мир­с­кой гу­бер­нии (17). В До­нец­кой облас­ти я слы­шал утвер­ж­де­ние, что гнез­да си­ни­цы-ре­меза соз­да­ны свер­хъ­ес­тес­т­вен­ной си­лой, по­э­то­му их на­до унич­то­жать. Фран­цу­зы уве­ре­ны, что зяб­лик и ма­ли­нов­ка при­но­сят нес­час­тье. За­лет ма­ли­нов­ки в дом по англий­с­ко­му по­ве­рью — к бе­де. По жес­то­ко­му англий­с­ко­му по­ве­рью жа­во­ро­нок по­ет кра­си­вее, если осле­пить его рас­ка­лен­ной иглой (10).

У­дод мно­ги­ми сла­вян­с­ки­ми на­ро­да­ми вос­п­ри­ни­ма­ет­ся как пти­ца не­чис­тая и чу­жая. В Укра­и­не счи­та­ет­ся, что удод сту­ча­щий в угол ха­ты, пред­ве­ща­ет смерть в до­ме (17).

Не­чис­тым счи­та­ет­ся удод из-за силь­но­го дур­но­го за­па­ха. По­э­то­му в Укра­и­не его на­зы­ва­ют смер­дю­ха, гид­ко, сло­вен­цы — сра­ным пе­ту­хом. Не­чис­то­та удо­да про­яв­ля­ет­ся в том, что он свя­зан с не­чис­той си­лой (17). Си­бир­с­кие бу­ря­ты го­во­рят, что если удод по­се­ля­ет­ся под кры­шей — к нес­час­тью. Не лю­бят удо­да и в Укра­и­не, счи­тая его вес­т­ни­ком нес­час­тья, да еще мсти­тель­ной пти­цей (12). В Га­ли­ции удо­да на­зы­ва­ли «жи­дов­с­кой ку­куш­кой». «Пред­с­тав­ле­ние об удо­де, как чу­жой, ино­род­ной пти­це — пи­шет этног­раф А.В.Гу­ра, — про­яв­ля­ет­ся в наз­ва­ни­ях, со­от­но­ся­щих ее с ино­род­ца­ми — евре­я­ми, цы­га­на­ми и др., так в Бол­га­рии его на­зы­ва­ют цы­ган­с­ка пет­ля, чер­кез, на Укра­и­не и в Бе­ло­рус­сии — вуд­вуд жи­дов­с­ки, зо­зу­ля жи­дов­с­ка. В Поль­ше про удо­да го­во­рят, что в нем жи­вет ду­ша еврея» (17). Как мы ви­дим, в дан­ном слу­чае на­род­ный анти­се­ми­тизм сли­ва­ет­ся с эко­фоб­ным отно­ше­ни­ем к ди­кой пти­це, со­вер­шен­но не ви­нов­ной в том, что она име­ет неп­ри­ят­ный за­пах или чем-то дру­гим не нра­вит­ся лю­дям.

У не­ко­то­рых сла­вян­с­ких на­ро­дов си­ни­ца явля­ет­ся вес­т­ни­ком нес­час­тья (17). По рус­с­ко­му по­ве­рью пав­лин счи­та­ет­ся обо­рот­нем чер­та (2). В Шот­лан­дии гово­рили, что ивол­га пьет кровь у дья­во­ла, по­э­то­му ее гнез­да ра­зо­ря­ли (10). В Англии го­во­рят, что ле­тя­щий воз­ле до­ма бе­лый го­лубь — при­ме­та близ­кой смер­ти. По­доб­ные при­ме­ты есть и в Рос­сии (16).

Рус­с­кая на­род­ная «муд­рость» со­ве­ту­ет охот­ни­ку птиц не раз­би­рать, бить все, что под ру­ку по­па­да­ет­ся, что­бы до­бить­ся и до че­го ни­будь хо­ро­ше­го: «Стре­ляй со­ро­ку и во­ро­ну, по­па­дешь и в ясна со­ко­ла» (15).

В отно­ше­нии па­у­ка до­ми­ни­ру­ю­щей явля­ет­ся рез­ко не­га­тив­ная оцен­ка его как по­га­но­го, не­чис­то­го жи­вот­но­го, ко­то­ро­го сле­ду­ет истреб­лять (17). По ита­льян­с­кой тра­ди­ции па­у­ка нуж­но пой­мать и сжечь утром (16). Во мно­гих рус­с­ких де­рев­нях и по сей день счи­та­ет­ся хо­ро­шим пос­туп­ком убить па­у­ка, тог­да со­рок гре­хов прос­тит­ся (10). Па­у­ка обви­ня­ют в том, что ког­да Хрис­та на крес­те рас­пи­на­ли, он ему рот па­у­ти­ной за­ле­пил, по­э­то­му па­у­ков нуж­но уби­вать. Па­у­ка следует уби­вать еще и за то, что он сме­ял­ся над Бо­го­ро­ди­цей, не умев­шей так искус­но ткать, как он (15). По дру­гим ле­ген­дам он ее ку­сал. У по­ля­ков за убий­с­т­во па­у­ка Бог отпус­тит 100 гре­хов, у хор­ва­тов — 7 гре­хов. Гу­цу­лы и сер­б­с­кие цы­га­не рас­с­мат­ри­ва­ют па­у­ка как мер­з­кую тварь. Мно­гие на­ро­ды Евро­пы счи­та­ют па­у­ка ядо­ви­тым, его укус — опа­сным. Укра­ин­цы уби­ва­ют па­у­ка с це­лью вы­зо­ва дож­дя (17).

В Англии на­род­ное по­ве­рье в це­лях уда­чи со­ве­ту­ет убить пер­вую встре­чен­ную вес­ной осу.

В Англии счи­та­ли, что по вес­не нуж­но убить пер­вую ба­боч­ку, тог­да бу­дет в этом го­ду уда­ча. В Рос­сии пов­се­мес­т­но счи­та­ет­ся пло­хой при­ме­той за­лет ба­боч­ки в дом (10).

В Шот­лан­дии за­лет жу­ка в дом — к нес­час­тью. Что­бы убе­речь­ся от бе­ды, шот­лан­д­цы и по сей день ло­вят жу­ков, са­жа­ют их в по­лую тык­ву и ки­да­ют в мо­ре (10). У по­ля­ков есть тра­ди­ция уби­вать жу­ков-оле­ней.

О стре­ко­зе не­ко­то­рые сло­вен­с­кие на­ро­ды го­во­рят не­лес­т­но, свя­зы­вая ее с га­да­ми, зме­я­ми. В По­ле­сье раз­ру­ша­ют му­ра­вей­ник, что­бы по­шел дождь (17).

Мно­гие сла­вян­с­кие на­ро­ды счи­та­ют лес мес­том, где не греш­но красть. «Кто в ле­су не вор, тот до­ма не хо­зя­ин» — го­во­рят рус­с­кие.

2. Чу­бин­с­кий П.П., 1872. Тру­ды этног­ра­фо-ста­тис­ти­чес­кой экспе­ди­ции в За­пад­но-рус­с­кий край. Т. 1. — Пе­тер­бург. — 223 с.

3. Ми­ло­ви­дов Ф.Ф., 1913. Жа­ба и ля­гуш­ка в на­род­ном ми­ро­со­зер­ца­нии, пре­и­му­щес­т­вен­но ма­ло­рус­с­ком. — Харь­ков. — 43 с.

4. Алек­сандр Стри­жев. Соб­ра­ние со­чи­не­ний в пя­ти то­мах. Охо­та в пос­ло­ви­цах, по­го­вор­ках, при­ме­тах, 2008 // Охо­та и охот­ни­чье хо­зяй­с­т­во. — №4. — С. 42-44.

5. Даль В., 1981. Тол­ко­вый сло­варь жи­во­го ве­ли­ко­рус­с­ко­го язы­ка. Т. 1. — М.: Рус­с­кий язык. — 700 с.

6. Majewski E., 1892. Nietoperz w pojectach I proktyach ludu naszego. — 18 с.

7. Ни­ки­фо­ров­с­кий Н.Я., 1897. Прос­то­на­род­ные при­ме­ты и по­ве­рья, су­е­вер­ные обра­зы и обы­чаи. — Ви­тебск. — 307 с.

8. Леп­с­кий Д., 1885. Лю­до­ви ве­ро­ва­ния про пта­хив // Зо­ря. — №10-11. — С. 117-119.

9. Фохт К., 1865. Чте­ния о по­лез­ных и вред­ных жи­вот­ных. — Спб. — 186 с.

10. Энцик­ло­пе­дия су­е­ве­рий, 1997. — М.: Ло­пид-Миф. — 557 с.

11. Прислів’я та при­каз­ки. При­ро­да. Гос­по­дар­сь­ка діяльність лю­ди­ни, 1989. — На­у­ко­ва дум­ка. — К. — 477 с.

12. Бу­ла­шов Г., 1992. Укра­їн­сь­кий на­род у сво­їх ле­ген­дах, релігій­них пог­ля­дах та віру­ван­нях. — К.: Довіра. — 414 с.

13. Мит­ро­по­лит Іларіон, 1991. Дох­ристиянські віру­ван­ня укра­їн­сь­ко­го на­ро­ду. — Обе­ре­ги. — К. — 424 с.

14. Жи­вот­ное в антич­ном и сов­ре­мен­ном су­е­ве­рии, 1911. — К. — 352 с.

15. Ермо­лов А., 1905. На­род­ная сельс­ко­хо­зяй­с­т­вен­ная муд­рость в пос­ло­ви­цах, по­го­вор­ках и при­ме­тах. Жи­вот­ный мир в воз­з­ре­ни­ях на­ро­да. Т. III. — Спб. — 555 с.

16. Gubernatis A., 1978. Zoological mythology. Т. 1, 2. — New York: Arno Press. — 880 p.