В. Г. Буров модернизация тайваньского общества


Глава 5 опыт модернизации в материковом китае и на тайване



бет8/10
Дата25.06.2016
өлшемі0.79 Mb.
#158053
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Глава 5

опыт модернизации в материковом китае и на тайване

(сравнительный анализ)

Исторически сложилось так, что модернизация тайваньского общества проходила в одно и то же время, что и социально-экономические преобразования в материковом Китае169 . Поэтому, есть смысл сопоставить оба процесса модернизации, поскольку речь идет в сущности об изменениях, происходивших на территориях, где проживает один и тот же этнос, разделенный лишь идейно-политическими различиями170 .

Прежде всего следует указать на целый ряд общих моментов, объединяющих модернизационные процессы в обоих частях большого Китая171 .

Во-первых, в обоих случаях преобразования начались сверху и осуществлялись они в условиях однопартийного авторитарного режима. Подобное обстоятельство несомненно создавало благоприятные возможности для осуществления модернизации, особенно на ее первом этапе, когда требуется максимальная концентрация экономических и политических средств на решение первоочередных задач. Эти возможности были прекрасно использованы руководством ГМД; напротив, руководство КПК не смогло воспользоваться ими, избрав в 50-ые годы советскую модель развития, а в 60-70-ые годы – маоистскую концепцию социализма. Только значительно позднее, на рубеже 70-80-ых годов в материковом Китае начинается полномасштабная модернизация.

Во-вторых, наличие в обоих случаях единой для всего общества государственной политической идеологии – на материке коммунистической, на Тайване – трех народных принципов. Единые идеологические установки позволяли обеспечивать эффективное политическое руководство процессом модернизации. Особенно это важно для материкового Китая.

В-третьих, в обоих случаях главное внимание уделялось экономической модернизации, преобразованиям в сфере политических отношений отводилось второстепенное место либо они вообще не проводились, как это имело место в материковом Китае.

В-четвертых, государственное регулирование развития экономики. Участие правительства в решении народнохозяйственных и социальных задач, включая вопросы образования и культуры, позволило избежать анархии производства, дезинтеграционных процессов, чрезмерной траты людских и материальных ресурсов, и в конечном счете, обеспечить структурную перестройку промышленности и сельского хозяйства.

В-пятых, в обоих случаях важную роль в осуществлении модернизации играли высшие руководители – Чан Кайши и позднее Цзян Цзинго и Дэн Сяопин. Если бы не их непреклонная решимость осуществить задуманное, личное участие в выработке принципиальных решений и претворении их в жизнь, то намеченные социально-экономические перемены могли и не состояться.

Вместе с тем между двумя модернизациями существуют принципиальные различия, одно из которых является определяющим. В отличие от материкового Китая экономическая модель тайваньского общества представляла собой смешанную экономику, где наряду с государственной и кооперативной собственностью существовала и частная, причем по мере углубления процесса модернизации ее роль стала доминирующей.

Другое принципиальное различие состоит в том, что на материке в отличие от Тайваня, вплоть до недавнего времени отрицали роль культурных традиций в модернизации общества. Очевидно, что несмотря на отрицательное отношение к ним со стороны официальных властей под предлогом их феодального характера, они продолжали сохранять свое влияние в китайском обществе и после 1949 г. В последние годы, явно под влиянием достижений стран и районов дальневосточного региона, в КНР заговорили о необходимости использования конфуцианских традиций для развития страны.

Однако, по нашему мнению, пока эти рассуждения носят скорее пропагандистский характер и более рассчитаны на внешний мир, чем на внутреннее употребление. В пользу такого понимания свидетельствует тот факт, что фактически не рассматриваются вопросы, связанные с использованием конфуцианских традиций на производстве, в управлении, семейных и вообще межличных отношениях. Пока речь ограничивается либо суждениями общего характера – о важности использования конфуцианства в современном обществе для процесса модернизации и т.п., либо рассмотрением конфуцианской философской этико-политической традиции и отысканием в ней позитивных элементов.

Конкретный разговор о роли конфуцианских и культурных традиций в современном китайском обществе требует постановки проблемы о соотношении марксизма и конфуцианства – либо конфуцианизации (китайского) марксизма, либо марксизации конфуцианства172 . Синтез конфуцианства и марксизма вполне возможен, учитывая совпадение некоторых их идейных установок – например, об авторитете власти правителя (руководителя), определенная регламентация общественных и семейных отношений. Нам представляется, что подобный синтез будет происходить “явочным порядком”, без принципиального провозглашения такого курса. В настоящее время руководство КПК еще не готово к тому, чтобы официально объявить о смене идеологических доктрин, хотя фактически оно уже много сделало в этом отношении.

Еще одно различие между Тайванем и материковым Китаем, появившееся в результате модернизации, связано с изменением их менталитета, личностных характеристик.

По мнению тайваньских ученых, в процессе модернизации возникли существенные различия между социо-психологическими типами китайцев, живущих в различных частях большого Китая. Таких различий четыре. Первое – материковые китайцы более консервативны, уравновешены, прозрачны, более склонны следовать привычкам, принятым правилами поведения, полагаться на уже существующие представления, в случае какой-либо опасности они не склонны что-либо предпринимать и лишь приспосабливаются к обстоятельствам.

Что касается тайваньских китайцев, то поскольку их предки жили в приморских районах Китая, они более склонны к авантюрам, поиску приключений, не боятся трудностей. В общем, если материковые китайцы в значительной степени приверженцы общепринятого, то тайваньцы, напротив, стремятся к изменениям, новациям. Именно данное обстоятельство позволило осуществить модернизацию различных сфер тайваньского общества.



Второе – на материке отношения между людьми по-прежнему, в основном, строятся в зависимости от их семейной принадлежности, имущественного и социального положения. На Тайване также обращают внимание на подобные вещи, однако их роль постепенно уменьшается, все большее значение приобретает не принадлежность к определенной семье, а собственные способности и заслуги человека. Особенно это характерно для молодого поколения тайваньцев. В результате происходит переоценка ценностей, отказ от многих представлений, прежде казавшихся незыблемыми. Это способствует процессу политической демократизации тайваньского общества.

Третье – поскольку на материке широкое распространение получила практика “особых прав”, например “прав членов компартии на определенные привилегии”, то в плоть и кровь тамошних китайцев вошло стремление к обладанию такими же правами. Если они и выступают против “особых прав”, то не потому, что они вообще против них, а потому что они сами лишены их. Наличие “особых прав” ведет к появлению коррупции, нравственному разложению, однако в условиях коммунистического Китая борьба против подобных явлений ведется лишь в рамках “упорядочения стиля” внутри партии, или соответствия тех или иных действий Уставу КПК.

На Тайване также имеют место такие противозаконные явления как “особые права”, “блат” и тому подобные явления, однако возможностей для их возникновения становится все меньше, ибо на острове все более утверждается правовое государство, которое предпринимает различные юридические меры для их искоренения и предотвращения. Другим фактором, препятствующим их возникновению становится рост самосознания масс.



Четвертое – материковый Китай представляет собой политизированное общество, где господствуют отношения политического господства и подчинения, все общественные изменения обусловлены политическими факторами. Экономический рост, связанный с новой политикой КПК, не привел к появлению гражданского общества, оно находится в зародышевом состоянии – до сих пор нет современной системы юридических норм, отсутствует независимость средств массовой информации и т.д.

В то же время на Тайване сформировалось гражданское общество, здесь политика уже не играет в обществе самодовлеющей роли173 .

Если сравнивать конкретные результаты, итоги модернизации в двух частях большого Китая, то достижения Тайваня выглядят более впечатляющими.

В работах многих тайваньских авторов имеет место противопоставление тайваньского опыта модернизации социально-экономическим преобразованиям, осуществленным в материковом Китае после 1978 г. Критика идет по следующим направлениям. Во-первых, курс КПК на осуществление “четырех модернизаций” объявляется односторонним, поскольку в нем якобы главное внимание уделяется повышению материального уровня населения, предаются забвению вопросы духовного, интеллектуального преобразования людей, повышения их образовательного уровня. В результате в сознании многих китайцев прочно укоренились идеи меркантилизма, “погони за золотым тельцом”, в обществе начинают доминировать настроения о никчемности образования, стремление побольше заработать, свидетельство тому тот факт, что только в 1990 г. по официальным данным почти три миллиона учащихся бросило школу, чтобы пойти на производство или в торговлю174 . В сфере образования на материке вообще существуют серьезные проблемы: неодинаковые возможности для получения образования; большой разрыв количества школ в городах и сельских районах; низкий уровень подготовки учителей; их невысокий социальный статус; недостаточное количество средств, выделяемых на образование; отрицательное влияние на подготовку учащихся открытие при школах небольших промышленных предприятий; уход учащихся из школ и др.

Многие учебные заведения различного уровня из-за отсутствия средств слишком много внимания уделяют предпринимательской деятельности, что неизбежно сказывается на качестве обучения.

Объем средств, выделяемых на Тайване на образование, определяется его Конституцией, согласно которой в бюджете центрального правительства он не может быть меньше 15%; провинциального – не меньше 25%, уездных и городских – не меньше 35%. Расходы правительства Тайваня на образование составляют 7% национального валового продукта, в то время как на материке они не достигают 3% (для сравнения, в США они равны 5,8%, Франции – 5,5%, Англии – 4,9%, а в Японии – 4,7%), ежегодные расходы на образование в тайваньском бюджете составляют 17%, в то время как на материке они не достигают 10% (для сравнения, в США они равны 18,2%, Франции – 18%, Англии – 21%, Японии – 16,2%)175 .

Благодаря всеохватывающей и демократически организованной системе образования практически каждый тайванец имеет возможность получить то образование, которое ему нужно, 99,5% подростков охвачены обязательным девятилетним образованием, неграмотные составляют только 6% населения176 , ставится задача снизить его до уровня развитых стран, т.е. до 2%. Для сравнения можно упомянуть, что в материковом Китае число неграмотных составляет 180 млн. человек, что составляет почти 20%. На Тайване учителя, преподаватели имеют высокий социальный статус, что связано с уважительным отношением к интеллигенции вообще.

Во-вторых, ссылаясь на приверженность руководства КНР социалистическим идеалам, тайваньские авторы утверждают, что модернизация на материке носит половинчатый характер, не охватывает все сферы общественной жизни. По их словам, выдвигая лозунг “построения социализма с китайской спецификой”, коммунистические руководители поступают точно также как участники движения “самоусиления”, которые отстаивали идею “китайское учение – основа, западное учение – функция”177 .

В течение почти тридцати лет, вплоть до начала 1979 г., КПК придерживалась ортодоксальных марксистских взглядов: основа экономической системы – государственная собственность, недопущение частной собственности, плановый характер ведения народного хозяйства.

После прихода к власти Дэн Сяопина и принятия под его влиянием нового курса КПК в области экономики происходят серьезные изменения. Однако, по мнению тайваньских политиков и экономистов, доктрина “социализм с китайской спецификой” еще не дает оснований говорить об отказе КПК от основ марксистского учения. Государственная собственность по-прежнему остается основой экономической системы, допущение частного сектора носит ограниченный характер, его деятельность строго контролируется плановыми органами, он как бы служит довеском к плановой социалистической экономике.

Нельзя не отметить, что рассуждения тайваньских ученых несут определенную идеологическую окраску. Они справедливо указывают на принципиальные изъяны экономического учения марксизма, ошибки КПК в осуществлении экономической политики до 1979 г., серьезные проблемы, существующие в настоящее время – после перехода к новому курсу. К ним относятся убыточность более чем одной трети государственных предприятий; большой разрыв в доходах городского и сельского населения – в 1993 г. их соотношение было 100:39.4; резкое имущественное расслоение вплоть до появления двух полюсов – богатства и нищеты; широкий размах преступности, появление бандитских группировок; большая армия безработных – если в 1992 г. их доля от общего числа городского населения составляла 2,4%, в 1993 г. – 2,6%, то в 1995 г. – уже 3%. По официальным данным в городах насчитывается 5 млн. безработных, в то время как по подсчетам некоторых ученых – 18 млн. человек178 .

Однако тайваньские ученые не учитывают нескольких принципиальных моментов: во-первых, тот факт, что под руководством Дэн Сяопина КПК совершила резкий поворот в своей социально-экономической политике, уже само по себе говорит о многом. В сущности, на практике произошел отказ от принципиальных марксистских постулатов, они остались лишь в идеологии, пропаганде, ожидать другого нельзя, учитывая политическую историю Китая и КПК. Главное состоит в том, что в настоящее время суть политики КПК можно охарактеризовать одним словом – прагматизм179 . Не следует забывать о том, что сами гоминьдановские теоретики проповедуют постепенный эволюционный путь развития, поскольку он позволяет при осуществлении реформ избежать социальных потрясений. Именно таким путем шла модернизация тайваньского общества. Тем более это верно по отношению к материковому Китаю, который по своим параметрам, хотя бы населению, несравним с Тайванем. Здесь реформы должны осуществляться особенно осмотрительно. Поэтому, критика коммунистов, например, за то, что они не передают землю в частное пользование, не имеет под собой серьезных оснований. В настоящее время в Китае существует острая нехватка пахотных земель, поэтому, если она будет передана в частное владение в стране образуется огромный излишек трудовых ресурсов. Уже сейчас после введения системы семейной, подворовой ответственности, когда земля передается в пользование семьи или двора, появилось значительное количество незанятой рабочей силы, что представляет серьезную проблему для местной и центральной властей. По нашему мнению, если бы в материковом Китае имелся излишек пахотных земель, руководство КПК пошло бы на введение института частной собственности на землю. Поэтому дело не в отсутствии желания или приверженности идеологическим догмам, а в учете реальной ситуации.

Точно также трудно согласиться с пафосом критических суждений тайваньской печати о жизненном уровне населения материкового Китая. Действительно, в настоящее время бедными являются свыше 80% китайцев, живущих в КНР, они потребляют в год не более 200 кг зерна, главным образом риса180 . Однако, отмечая данное обстоятельство, нельзя не учитывать тот стартовый уровень, с которого начиналась экономическая реформа в начале 1979 г.

На наш взгляд, курс руководства КПК и прежде всего Дэн Сяопина и его окружения на модернизацию китайского общества в целом является продуманным, учитывающим исторические традиции Китая, уровень его современного социального развития. При принятии тех или иных решений Дэн Сяопин руководствуется не какими-либо идеологическими догмами, а прежде всего и главным образом национальными интересами Китая. Он действует по принципу – “То, что хорошо для Китая, хорошо и для марксизма” (Мао Цзэдун зачастую поступал наоборот – “то, что хорошо для марксизма, хорошо и для Китая”, точно также как известно, поступали и руководители КПСС, начиная от Ленина и кончая Горбачевым – “то, что хорошо для марксизма, хорошо и для Советского Союза”).

Руководство КПК постоянно декларирует свою приверженность “четырем основным принципам”. Они означают следующее: “твердо придерживаться социалистического пути, твердо придерживаться диктатуры пролетариата, т.е. демократической диктатуры народа, твердо придерживаться руководства со стороны партии, твердо придерживаться марксизма-ленинизма, идей Мао Цзэдуна”.

Вышеперечисленные принципы присутствуют во всех официальных документах общегосударственного и общепартийного значения, выступлениях руководителей партийных и правительственных органов различного уровня и, конечно, пропаганде. Однако практика модернизации китайского общества вошла в противоречие с этими принципами. Речь прежде всего идет о социалистическом пути развития. Социально-экономический строй нынешнего Китая имеет мало общего с тем, что в течение десятилетий понимали под социализмом идеологи марксизма. Достаточно назвать существование мощного частного сектора хозяйствования в промышленности, сельском хозяйстве, сфере обслуживания. Тот факт, что в ходе перестройки в Советском Союзе (1985-1991 гг.) частная собственность фактически так и не получила законного права на легальное существование, говорит о том, насколько решительно руководство КПК отказалось от догм ортодоксального марксизма. Поэтому постоянное присутствие слова “социализм” в официальных текстах и обыденной речи имеет характер театра идеологем.

Для того, чтобы не вызывать ненужной идеологической сумятицы, этот отказ облекается в благозвучные формулы вроде “творческого развития марксизма”, “развития марксизма с учетом конкретных условий Китая”, “социалистическая рыночная экономика” и т.д. Однако суть проводимой в материковом Китае политики не становится от этого социалистической.

Точно также обстоит дело и с политическим режимом. Он вполне напоминает режим, существовавший и существующий в различных странах мира, которые отнюдь нельзя назвать социалистическими. Власть в Китае, как и в любой другой стране, в том числе считающейся демократической, принадлежит политической элите, организационной формой которой в данном случае является Коммунистическая партия. Но партия эта уже не является коммунистической в общепринятом смысле слова. Ее идеологической основой является не “интернациональное учение марксизма-ленинизма”, а идейно-политические установки Дэн Сяопина.

Китайская пропаганда постоянно подчеркивает преемственную связь между Дэн Сяопином и Мао Цзэ-дуном. Однако, на наш взгляд, их представления о будущем китайском обществе отличаются принципиальным образом. Мао Цзэ-дун был во власти ортодоксальных, сталинских догм. Что же касается Дэн Сяопина, то его представления формировались под влиянием негативного опыта “большого скачка” и “культурной революции”. Очевидно и то, что Дэн Сяопин пришел к своей модели общественного развития для Китая в результате осмысления опыта модернизации других стран и регионов Восточной Азии, в том числе Тайваня – независимо от того, говорил он об этом или нет. Печальный опыт развития маоцзэдуновских экспериментов убедил Дэн Сяопина в пагубности избранного Китаем пути, достижения “четырех драконов” дали возможность осознать новые перспективы в случае изменения курса.

Прежде всего Дэн Сяопин понял, что в такой стране как Китай – ключ к решению всех внутренних проблем лежит в деревне, поэтому свои реформы он начал со структурных преобразований в сельском хозяйстве. Далее, Дэн Сяопин решительно пошел на открытие Китая для внешнего мира, развитие широких экономических, торговых, научных связей с другими странами, прежде всего – США, Японией, Западной Европой. Наконец, Дэн Сяопин осознал органические пороки советской модели общественного развития, он отказался от тех мифов, которым поклонялся Мао Цзэ-дун – тот боролся против Советского Союза не только по национальным причинам, но и потому, что его руководители якобы изменили принципам социализма, вступили на путь ревизионизма. Что же касается Дэн Сяопина, то тот отказался от советской модели не по идейно-политическим, а по чисто прагматистским, экономическим мотивам – все страны, избравшие ее, неизбежно оказывались в кризисном состоянии.

Представления Мао Цзэ-дуна о социализме были на уровне примитивного истолкования сталинских формул, именно Дэн Сяопин выдвинул концепцию “китайского пути к социализму”, осуществление которой позволило преодолеть кризисные явления в экономике и вступить на путь устойчивого развития. Набор постулатов, составляющих эту концепцию, на первый взгляд, весьма прост:

– освобождение мышления от пут догматизма; практика – критерий истины;

– в строительстве социализма следует придерживаться собственного пути, исходить из национальных особенностей Китая;

– отсталость Китая в экономическом и культурном отношениях требует весьма продолжительного, длительного периода развития;

– центральный вопрос реформы всех общественных отношений – это развитие экономики, производительных сил;

– центральное противоречие современного этапа развития – не классовая борьба, а низкий уровень развития производительных сил;

– особый упор на развитие науки и техники;

– реформа невозможна без осуществления политики открытости для внешнего мира;

– использование форм и методов управления экономикой, характерных для капиталистического общества, не есть следование по капиталистическому пути;

– через зажиточность части населения и районов к зажиточности всех;

– существование при социализме рыночной экономики – нормальное, закономерное явление, не есть что-то противоестественное;

– необходимость создания специальных экономических зон как средства привлечения иностранного капитала, техники и технологии.

В настоящее время подобные постулаты даже в самом Китае кажутся банальными истинами, однако еще десять лет назад их реализация проходила в обстановке ожесточенной идеологической борьбы. Освобождение мышления китайской интеллигенции, в том числе партийной, от оков маоистской идеологии проходило с большими трудностями и напоминало зигзагообразное движение. Десятилетие пропаганды догматических, иррационалистических формулировок не могли не оказать своего глубочайшего влияния на формирование стереотипов массового сознания.

Теперь, в конце XX века можно с уверенностью утверждать, что Китай уже преодолел опасность возвращения к “маоистскому социализму”, хотя Дэн Сяопин до конца своих дней был обеспокоен такой возможностью. Он постоянно напоминал, что главная опасность для современного Китая – “левая”, а отнюдь не “правая”. Очевидно, что в концепции социализма с китайской спецификой нет ничего чисто социалистического, подобные идеи вполне могут составлять программу модернизации любой отсталой развивающейся страны.

Доказательством приверженности Китая социалистическому пути развития не может служить и руководящая роль Коммунистической партии. Во-первых, марксизм-ленинизм в его ортодоксальной истинной интерпретации уже не является ее идеологией, ее теоретическая основа – идеи социализма с китайской спецификой. Во-вторых, что не менее важно, во многих странах и регионах с однотипной социально-экономической структурой процесс модернизации общества осуществляла либо партия, либо во многом похожая на нее структура. Другими словами, экстремальные социальные условия требуют руководящей политической силы, неважно какое она будет иметь название – коммунистическая партия, национальная партия, совет национального спасения, революционный совет и т.п. Функционирование западной парламентской системы в подобных условиях невозможно. Об этом убедительно свидетельствует опыт самого Тайваня. Залогом модернизации, ее необходимым важнейшим условием является политическая стабильность, которую трудно и почти невозможно обеспечить в условиях демократической западной политической системы.

Дэн Сяопин – великий китайский политик, его абсолютно не интересовали марксистские догмы, и если он продолжал ссылаться на них, то это объясняется тем, что он являлся руководителем партии, называющей себя коммунистической, и страны, называющей себя социалистической. Мы подчеркиваем данное обстоятельство, поскольку КПК давно уже не является коммунистической партией, а Китай – социалистической страной в общепринятом смысле этих слов. Достаточно вспомнить соответствующие положения из работ классиков марксизма – Маркса, Энгельса и Ленина. Классическими социалистическими странами можно скорее назвать Северную Корею и Кубу.

Дэн Сяопин неслучайно выдвинул концепцию “социализма с китайской спецификой”. Она позволила ему, со ссылками на особые условия Китая, оправдывать любые теоретические положения, политические установки и практические мероприятия, несовместимые с марксизмом. Достаточно указать, например, на следующие положения, установки и мероприятия – интеллигенция как часть рабочего класса181 ; право крестьян на пользование землей; признание частной собственности равноправной юридической формой собственности; создание смешанных (с иностранным капиталом) предприятий, а также специальных экономических зон. В западных странах и на Тайване руководство Коммунистического Китая подвергается резкой критике за “жесткий идеологический и политический диктат” по отношению к населению страны. Во-первых, идеологический диктат уже не является таким жестким, каким он был еще десять или пять лет назад. Фактически интеллигенция, а именно ее больше всего волнует этот вопрос, заключила как бы негласное соглашение с правящим режимом – она не ставит под сомнение его право на власть, а режим не препятствует ей заниматься научными исследованиями, культурной деятельностью в желательном для себя направлении. Конечно, определенные идеологические запреты еще существуют, но в большинстве своем они имеют отношение к нормам нравственности.

Что касается политического строя, существующего ныне на материке, то он, конечно, является авторитарным. Однако именно он адекватен нынешним социокультурным условиям Китая, в случае быстрой политической демократизации материкового Китая его ожидает хаос, дезинтеграция и даже гражданская война и развал.

Сошлемся в этой связи на события на площади Тяньаньмынь в мае-июне 1989 г. Как известно, она стала в то время центром демократического движения студентов. Во время подавления властями этого движения среди участников были сотни убитых и раненых. В ходе “очистки” площади от студентов, среди пострадавших оказались и военнослужащие, хотя потери армии были, конечно, неизмеримо меньше, чем количество жертв среди мирного населения. Характер ранений, увечий на телах погибших солдат, свидетельствует о том, что в событиях на площади Тяньаньмынь принимали участие не только студенты, но и люмпинизированные элементы. Об этом говорят и свидетельства очевидцев. Впрочем, это по-видимому, особенность любого революционного движения.

По нашему глубокому убеждению, и в материковом Китае, также как это имеет место сейчас на Тайване, появится демократическое общество со всеми его атрибутами. Однако для его формирования потребуется не одно десятилетие. В настоящее же время в материковом Китае нет для этого необходимых условий – всеобщей грамотности населения, развитой политической культуры, достаточного количества членов политической элиты и т.д.

В заключение, возвращаясь к вопросу о типологической характеристике материкового Китая и соответственно Тайваня, мы хотим подчеркнуть, что классификация стран на социалистические и капиталистические, особенно применительно к странам Азии, вообще неприемлема. Во всяком случае, о тайваньском обществе можно говорить как о постиндустриальном, а об обществе, существующем в материковом Китае, – как о переходном к индустриальному.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет