микрофоны, и я сразу ощущаю прилив сил,
как будто мне вручили
Экскалибур, когда моя армия проигрывала важную битву.
При первых аккордах «
American pie» толпа начинает радостно
кричать, как будто это наша собственная песня, как будто они знают,
кто мы такие. Руфус сжимает мою руку, а потом отпускает ее.
—
A long, long time ago… — начинает он, —
I can still remember…
[16]
—
How that music used to make me smile
[17]
, — подключаюсь я.
Глаза наполняются слезами. По лицу разливается тепло, нет, жар. Я
вижу, что Лидия покачивается из стороны в сторону. Если бы это был
сон, он не смог бы передать силы и глубины этого момента.
—
This’ll be the day that I die… This’
ll be the day that I die…
[18]
Атмосфера в зале меняется. И
дело не только в том, что меня
охватывает неожиданная увереннось в себе (хотя я и дико
фальшивлю), — нет. Слова нашей песни резонируют в каждом
Обреченном, они пропускают их через себя, впускают прямо в души,
которые постепенно угасают, как светлячки, хотя все еще живы.
Некоторые Обреченные подпевают нам, и я уверен, что, если бы здесь
можно было пользоваться зажигалками, все бы их сейчас достали. Кто-
то плачет, кто-то
улыбается с закрытыми глазами, и я надеюсь, что в
этот момент все они вспоминают только самое лучшее.
Целых восемь минут мы с Руфусом поем о терновом венце,
распитии виски, о потерянном в космосе поколении, о заклинании
Сатаны, девушке, которая пела блюз, о дне, когда умерла музыка, и о
многом-многом другом. Песня заканчивается, я перевожу дух и
вдыхаю
гром аплодисментов, вдыхаю любовь публики, которая дает
мне силы схватить за руку Руфуса, пока тот отвешивает поклоны. За
руку же я увожу его со сцены и, когда мы оказываемся за кулисами,
смотрю ему в глаза, а
он улыбается, как будто знает, что сейчас
произойдет. И он совершенно прав.
Я целую парня, который подарил мне жизнь в день, когда мы оба
должны умереть.
— Наконец-то! — говорит Руфус, когда я позволяю ему перевести
дыхание, и теперь уже он целует меня. — Чего ты так долго ждал?
— Я знаю, знаю. Прости. Я знаю, что времени терять нельзя, но я
должен был убедиться, что ты именно такой, каким мне показался.
Твоя дружба — это лучшее, что принесла мне смерть. — Никогда бы
не подумал, что найду того, кому смогу сказать такие слова. Они
общие — и в то же время очень личные, словно тайна, которой хочется
поделиться со всем светом, и,
по-моему, именно это чувство мы все
ищем. — И даже если бы я так и не поцеловал тебя, ты уже подарил
мне жизнь, о которой я всегда мечтал.
— Ты тоже мне помог, — говорит Руфус. — Блин, в последние
месяцы я ходил такой потерянный… Особенно вчера ночью. Я
ненавидел свои сомнения и свою озлобленность. Но ты подставил мне
самое крепкое в мире плечо и помог снова найти себя. Эй, ты сделал
меня лучше.
Я хочу снова поцеловать его, но его взгляд вдруг ускользает куда-
то за пределы сцены, в толпу посетителей. Руфус сжимает мою руку.
Его улыбка становится шире.
— А вот и плутонцы.
Достарыңызбен бөлісу: