В. виндельбанд история новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками
жүктеу/скачать 2.09 Mb.
|
|
Конечно, эта попытка Гегеля не удалась, и вообще этот идеал, вероятно, принадлежит к числу тех указанных Кантом и Фихте идеалов, в самом содержании которых уже заключается их недостижимость. Но тем не менее только очень поверхностное и дешевое остроумие может позволить себе, как это вошло в обычай в настоящее время, глумиться над Гегелем, работавшим над решением этой задачи со всей энергией своего богатого и мощного ума. Ведь взяться за эту задачу мог только человек, обладающий универсальным образованием и переработавший самым непосредственным образом весь материал человеческого знания. Необходимым условием для последовательного проведения диалектического метода во всех областях знания была недюжинная эн,-циклопедичность, которой действительно обладал Гегель. Она распространялась и на естественные науки. Но в особо высокой степени проявлялась эта масштабность познания по отношению к историческим дисциплинам, причем в этом направлении она не ограничивалась большим запасом научных сведений, но обнаруживалась прежде всего в необычайной остроте взгляда, с какой Гегель проникал в сущность исторических явлений во всех областях человеческой жизни. С истинно гениальным чутьем умел он выделять существенные черты исторических фактов, а его исторические построения хотя в отдельных случаях и шли вразрез с хронологией, тем не менее всегда отличались самым зрелым пониманием внутреннего значения единичных явлений и именно в силу этого оказались особенно плодотворными. И над всем этим материалом знаний самодержавно и свободно господствует дух Гегеля. Он с неподражаемой уверенностью умеет подчинять все эти сведения своему систематическому делению и пояснять значение эмпирических явлений указанием на то место, какое он им отводит в своем построении целого. Самое удивительное в нем — это господство диалектического метода над его собственным знанием и бесподобное искусство систематизации, благодаря чему он сумел как бы сплавить в одно целое все мыслительное содержание своего времени. Скорее этим, чем оригинальностью отдельных частей его учения, объясняется то воздействие, которое производила его личность на имеющее универсалистскую окраску образование того времени, и влияние, оказанное его философией на все науки, особенно на исторические, В нем победоносно господствует истинно философский дух, желающий понять индивидуальное из целого и судить об его ценности с точки зрения этого целого. В области науки система Гегеля представляет такой же зрелый продукт универсальной образованности, каким в изящной словесности явилась поэзия Гёте. Таково же положение Гегеля и в развитии идеалистической философии. Его учение, объединяя в великую систему все значительное, что появилось в этой философии со времени Канта, служит ее завершением. Все, чему учит Гегель в отдельных частях своей философии, более или менее связано с различными теориями идеалистического направления. Лично же ему принадлежит постоянное приведение их в непосредственную связь с планом целого и их дедукция посредством одного и того же метода. Гегель —величайший систематизатор, какого когда-либо знала философия. Все основные учения немецкого идеализма объединяются в его системе в замкнутое целое, которое по симметричности построения и по господству над содержанием познания методического закона является самым совершенным исполнением эстетического требования, господствовавшего при развитии идеализма. Самой системе Гегель предпослал введение, которое должно было подготовить читателя к ее пониманию и дать ему необходимые ориентиры. Диалектический метод не предполагает необходимости в интеллектуальной интуиции гения. Он хочет быть чисто научной, а потому и доступной каждому человеку формой познания. Но этот метод развивается вне рамок обыденного мышления, а потому его подход еще должен быть развит из последнего. Человеческое мышление в своей природной изначальности само по себе не придерживается философской точки зрения. Оно приобрело ее лишь в историческом развитии, и в каждое данное мгновение его следует побуждать к ней. Такое развитие философской точки зрения из обыденного сознания возможно для диалектики только при том условии, если будут раскрыты содержащиеся в обыденном сознания противоречия, и путем внут- реннего принуждения выдвинута философская точка зрения как единственно остающаяся после этого раскрытия. Существует философская подготовительная наука, которая, указывая духу на его внутренние противоречия, побуждает его отказаться от своего обычного вида и, ведя его со ступени на ступень, в конце концов приводит к философской точке зрения. Это учение о формах тех явлений, которые должно пережить знание, чтобы подняться от обыденного сознания до философии, и есть феноменология духа. Конечно, гегелевское произведение, посвященное этому учению, меньше всего может соответствовать задаче руководства переходом от популярного мышления к философскому. Понимание «Феноменологии духа» не только предполагает наличие интереса и общую способность читателя к философскому рассуждению, но из всех сочинений, появившихся когда-либо в философской литературе, является как раз наиболее трудным для усвоения. Чтение платоновских диалогов и «Критики чистого разума» представляется легким по сравнению с тем напряжением, какого требует понимание введения в гегелевскую философию. Причина этого явления лежит не только в сложности формы, присущей этой книге наравне со всеми другими произведениями ее автора, но зависит прежде всего от своеобразного, совершенно не имеющего ему подобного в философской литературе, содержания. Переход от обыденного сознания к философскому первоначально понимается как гносеологическая необходимость, содержащая в себе мотивы, в силу которых мышление должно подниматься все выше и выше, со ступени на ступень, пока не найдет себе успокоения в философской точке зрения. Но этот процесс, по мнению Гегеля, в то же время представляет собой и тот ход развития, который каждое индивидуальное мышление проходит с психологической необходимостью, хотя бы как и несовершенное обнаружение мирового духа. Но это еще не все. Гегель, как и Шеллинг, признает, что в духовной области действует тот принцип, который в нынешних биологических науках называется основным биогенетическим законом, а именно: существование аналогии между процессами развития индивидуума и развития рода. Вследствие этого процесс, изображению которого посвящена «Феноменология духа», должен повторяться и в научном движении человеческого рода, то есть в истории философии и других отдельных наук. Наконец, так кок духовная жизнь едина, в этом развитии содержится также и идеальное отражение общего культурного движения: таким образом, в его фазах мы узнаем ступени еще и этого процесса. Конечно, в «Феноменологии духа* это развитие еще не рассматривается с точки зрения полного параллелизма, но все-таки понимается в том смысле, что диалектически и психологически построенные переходы и связи находят свое изображение и иллюстрацию в отдельных общих явлениях истории и их взаимоотношениях. Так логические формы расширяются до всемирно-исторических образов. Подобная многогранная аналогия оказывается в высшей степени плодотворной, так как различные формы, в которых действует один и тот же основной процесс, взаимно проясняют и постигают друг друга. Она была бы совершенно безвредна, если бы различные нити, аналогичное развитие которых составляет предпосылку данного учения, не смешивались друг с другом или, по крайней мере, тщательно прослеживались и точно отмечались во взаимопереплетениях. Но как раз этого-то и нет. Напротив, Гегель постоянно совершенно свободно переходит из одной области в другую без ясного указания на это. Незаметно и непосредственно переносит он читателя из области гносеологической то в психологическую, то в философско-историческую, то в культурно-историческую. На эту смену точек зрения никогда не обращается внимание читателя, скорее, напротив, подобные скачки намеренно затушевываются. Таким образом, «Феноменология духа» представляется некой тканью, сотканной из этих различных нитей и отливающей разными цветами, и сначала производит впечатление полной запутанности. Кто берется за чтение этой книги, тот первое время как бы бродит в тумане, потому что никогда не знает, в какой собственно области исследования находится, и каждый образ, который, как он думает, стал ему ясен, неме слишком уж тонкие намеки и указания, что для их понимания необходимо обладать в высшей степени изощренным вниманием и необъятным запасом знаний. Тойоколение, которое было способно воспринять богатое содержание этого труда, вымирает, и теперь уже наперечет все те, которые хотя бы только прочитали его от начала до конца С тем большей благодарностью надо приветствовать блестящий и удачный разбор «Феноменологии духа», которой дал Куно Фишер в своем изложении учения Гегеля, где со свойственной ему ясностью отчетливо представил ход развития целого и осветил как отдельные связи, так и отдельные образы. К этому подробному изложению должны мы отослать здесь современного читателя. «Феноменология духа» построена при помощи следующей руководящий идеи: рефлексия показывает, как на каж-дой ступени сознание оказывается в действительности чем-то совсем другим, нежели оно себя считало, и поэтому всякий раз следующая ступень содержит полное осознание истинного содержания предшествовавшей ступени. Этот процесс заканчивается только тогда, когда в философии сознание обнаруживает свое полное тождество с собственным содержанием. В этом развитии Гегель различает три основные ступени. Сначала имеется примитивное состояние предметного сознания, которое начинается с очевидности чувственного ощущения и через процессы восприятия и рассудочного понимания вещей доходит до индивидуального са мосознания. Это последнее, противополагая себя внешнему миру, действует сперва как разрушающее, а затем как упорядочивающее и творческое «я». Стоически упорствуя в своей неприступности удаляется оно из враждебного внешнего мира в свою свободу, чтобы в конце концов разочароваться в самом себе и подчиниться историческому авторитету. Таким образом приобретает оно возможность перейти к развитию разума, который основывается на сознании общности. Эта высшая ступень опять развивается Гегелем в трех формах. Первая —разумное самосознание, которое в качестве наблюдающего разума ищет законы объективного мира, однако, познав, что везде опять находит только свои же собственные формы, превращается в практическое «я>>. Последнее начинает стого, что наслаждается вещами. В их судьбе оно учится понимать их суетность и возвышается над ней, как добродетель, чтобы в конце концов постичь, что и в этом мировом течении господствует высший разум, и подчиниться этой объективной силе. Таким путем разумное самосознание превращается в нравственный дух. Чистая форма его — древнегреческое общество, где индивидуум поглощается государственным союзом. Но и здесь обнаруживается конфликт между индивидуумом и родом. Общее торжествует как необъятное самосознание универсального права. Индивидуум снова восстает против общности — возникает борьба между образованием и верой, которая разрывает сознание и в качестве просвещения ведет к абсолютному террору до тех пор, пока моральное мировоззрение не разовьет противоречивую диалектику банальной пользы и нравственной гениальности, чтобы затем найти свое завершение в религии. Феноменология рассматривает религию — третью форму разума — также в трехступенном развитии (в качестве естественной, художественной и богооткровенной религии) и в конце концов показывает, что единство всех конечных вещей с бесконечным духом, всего лишь представляемое на ступени религиозной точки зрения, должно быть понято в его необходимости, что уже является задачей философии, по отношению к художественной композиции которой «Феноменология духа» представляет собой лишь увертюру. Мы можем здесь лишь вкратце указать на то, как в «Феноменологии духа» уже слышатся то сильнее, то слабее мотивы всего гегелевского учения, и как из глубины ее в пульсирующем ритме доносятся отголоски всемирной истории. Но последние отнюдь не появляются здесь в хронологическом порядке. В зависимости от своего родства с отдельными диалектически построенными ступенями развития в беспорядке выступают вперемешку друг с другом образы античного мира, средневековья и современной культуры. И единственная цель Гегеля — показать, что из всего этого множества образований должно развиться философское познание как самопостижение абсолютного духа, который во всех этих формах преодолел различные стороны своей сущности и раскрыл богатство своего внутреннего содержания. Провозглашенное Шиллером убеждение в том, что современная культура состоит в объединении и примирении прежних форм жизни человечества, задача, решаемая в наиболее зрелых произведениях гетевской поэзии, приобретает у Гегеля значение главной проблемы философии. Философи должна понять глубочайший смысл всего того, что породил человеческий дух в своем развитии (направленном именно на нее) посредством всех форм, в которых проявилась его деятельность. Она должна объединить все это в систему миро-познания, понимая все эти продукты как необходимые формы развития мирового духа. Подобно тому, как Шиллер вывел эстетические понятия из философско-исторического построения, Гегель хочет в еще более всеобъемлющем смысле сотворить всю философию из связи исторического развития человеческого духа. Человеческое самосознание _ это пришедший к самому себе мировой дух; развитие человеческого духа — это сознательное самопостижение мирового духа. Сущность вещей должна быть понята из того процесса, какой прошел человеческий дух, чтобы постичь свою собственную организацию, а значит, и организацию вселенной. Гегелевская философия рассматривает себя как самосознание общего культурного развития человеческого родового разума, а в нем она видит в то же время самосознание абсолютного духа, развивающегося в виде мира. Вследствие этого философия Гегеля является, с одной стороны, вполне историческим мировоззрением, а с другой — совершенно антропоцентрическим рассмотрением мира, так как усматривает в развитии человеческого духа развитие духа мирового. Таким образом, Гегель выводит самое крайнее следствие из постулата тождества мышления и бытия, признавшего организацию человеческого разума, составляющую для Канта первичный предмет философского познания, организацией мирового разума. Это —, самый крайний вывод из разрушения понятия вещи в себе, разрушения, которое удалось осуществить Фихте. Логика Гегеля осуществляет вышеупомянутое «возвышение субстанции до субъекта» тем, что исходит из абсолютного «бытия», чтобы затем закончиться «идеей» и таким способом с помощью диалектического продвижения вперед развить всю систему понятий. Но категории являются здесь не связующими формами деятельности рассудка, как у Канта, а скорее объективными образами мировой жизни, Б которой идея раскрывается посредством саморазвития. Даже там, где эти связующие формы совпадают с понятиями формальной логики или же с кантовскими трансцендентальными понятиями, они все же считаются, как и у Аристотеля, реальными законами действительного бытия. Таким образом, гегелевская логика становится «царством теней действительности». В движении абстрактной мысли порождаются схемы всякой реальной жизни, и в перипетиях этого превращения понятий с необходимостью откроется изображение общего мирового процесса. Пройдя через элемент абстракции, должны выступить перед умственным взором чистые формы всякого наличного бытия. Первая часть, или учение о бытии, начинается с этого же самого абстрактного изо всех понятий, превращает его в понятие «ничто» и находит их соединение в том, что одновременно и существует, и еще не существует — в становлении. Из этого последнего через категории наличного бытия, качества, конечности и бесконечности, единства и множество, количества и меры, Гегель получает в конце концов понятие «сущности», развитие которого составляет задачу второй части. На всем протяжении рассмотрения категорий никогда не упускается из виду основная проблема натурфилософии, состоящая в конкретном проведении этих понятий в эмпирической области. Учение о сущности переходит от противоположности между сущностью и видимостью к рефлективным понятиям, посредством которых должна быть снята эта противоположность. В качестве рефлективных понятий выступают тождество, различие, противоречие, основание. Установив отношение между явлением и действительностью, учение о сущности приходит к Абсолюту и, тем самым, к противоположности между необходимостью и случайностью, которая, в свою очередь, приводит к категориям причинности и взаимодействия. Третья часть содержит «субъективную логику». Она начинается с учения о понятии, суждении и умозаключении, затем переходит к категории объективности, развивающейся как механизм, химизм и органическая телеология. Над ними в процессе жизни, высшими формами которой являются познание и моральность, возвышается идея, находящая затем завершение в абсолютной идее. Невозможно в таком кратком обзоре воспроизвести все переходы, составляющие истинную сущность диалектического продвижения вперед, так как ведь развитие целого обусловливается не столько логической необходимостью, сколько произвольными ассоциациями и постоянно подразумеваемой предпосылкой, по которой эта логика долж- на уже заключать в себе in писсглв все содержание философского познания и притом в том же порядке, что и вся система. Вследствие этого Гегель очень часто вынужден прибегать к искусственным промежуточным ступеням, которые могут быть воспроизведены только в их целом и не поддаются краткой формулировке. К этому присоединяется еще и то, что трудный язык Гегеля как раз в этой области абстракции становится окончательно неясным. И только теперь можно порекомендовать читателю с помощью изложения Куно Фишера уяснить во всех подробностях то богатство мыслей, с каким Гегель соткал свою систему категорий. В этом изложении мы имеем перевод гегелевского труда на язык современности, значительно превосходящий все появлявшиеся до сих пор многочисленные попытки иностранных, преимущественно английских, писателей. Надо надеяться, что благодаря этому изложению все больше и больше будут рассеиваться предрассудки, долго тяготевшие над памятью Гегеля. Ведь как бы низко ни ценилось построение целого, тем не менее всякий, усвоивший логику Гегеля, должен признать, что в ней содержится бесконечное множество тончайших оборотов и гениальных сочетаний (нередко, правда, между самыми разнородными вещами), в силу чего она почти всегда проливает неожиданный свет на самые различные области человеческого знания. Именно в этом и состояло оплодотворяющее действие этого труда на остальные науки. Гегелевский принцип, согласно которому логика наряду с формами познания должна развивать и его ценнейшее содержание, еще не является, конечно, той формой, в которую могла бы отлиться «гносеологическая логика», обоснованная трансцендентальной аналитикой Канта. Но только придерживаясь принципа последней, что все формы мышления имеют смысл лишь в зависимости от задач содержания, логика может сохранить свою связь с живой действительностью познавательной деятельности человека. Несмотря на всю произвольность построения, Гегель по праву может считаться величайшим логиком после Аристотеля и Канта и, подобно им, служит доказательством того, что только тот мыслитель может поистине оригинально и творчески разрабатывать логику, который, обладая богатым научным опытом, приобрел широкий взгляд на всю деятельность человеческого познания. Менее всего оригинален Гегель в своей натурфилософии. В сущности, он следует здесь общей схеме шеллинговского учения, но так как он менее всего знаком с потребностями естествознания, с эмпирическими сведениями, с обычными для этой области приемами исследования, Гегель еще более произволен в своих выводах, еще более злоупотребляет неоправданными построениями, чем даже его предшественник. Тем не менее, глубина его философского усмотрения обнаруживается и в этой области, а именно в том, что он (правда, не прямо, но косвенным образом) резко и точно определил границы рациональной дедукции, которые, будучи верным по своему принципу, он вообще не должен был ставить. Природа — это дух, или идея, в своем инобытии. Этот общий характер природы, а, по-видимому, также и великие формы этого инобытия, можно вывести из гегелевского понимания духа как развивающейся идеи, так как в принципе они уже заложены в нем. Но потому-то в природе повсюду и есть нечто чуждое духу, какая-то особая своеобразность, которая не поддается выведению. То обстоятельство, что дух вообще превращается в нечто внешнее по отношению к себе самому, лежит, по учению Гегеля, в самом его понятии. Но каково это внешнее в разных частных случаях — это уже не вытекает из сущности духа. Гегелевское учение, руководясь предпосылкой, что все действительное разумно и, в качестве такового, познаваемо, является по своему принципу самым крайним панлогизмом, какой когда-либо был представлен в философии, и все же оно усматривает границы своей дедукции в самой же природе. Самое большее, что оно может вывести из абсолютного разума — это общие формы и законы. Гегель должен признать, что в действительной природе повсюду остается нечто, восстающее против такого выведения и остающееся необъяснимым фактом, совершенно так же, как необъяснимыми остаются «аффицирование» чувств вещами в себе у Канта (по другому его выраже воззрением на при- роду. Ведь и в этой величайшей системе античной философии логическое отношение между существенным и случайным тоже было истолковано в смысле метафизической зависимости. Точно так же и для Гегеля выводимая им целесообразность природы рассматривается как ее идеальная необходимость, а фактически существующие индивидуальные особенности, в противоположность ей, считаются случайными, побочными определениями. Но эти побочные определения подводятся Гегелем, как и Аристотелем, под телеологическую точку зрения тем путем, что им приписывается исключительная цель — они должны реализовать идеальную необходимость, хотя и не вполне удовлетворяют этому назначению. Ведь, в конце концов, это инобытие должно быть полагаемо все-таки самим духом, чтобы его сущность выразилась в виде объективного явления. Отдельные ступени этого телеологического процесса изображаются у Гегеля совершенно так же, как и у Шеллинга. Первую часть натурфилософии образует механика, в которой после построения пространства и времени и их синтеза в виде движения, развито учение о материи, тяжести и инерции. Заканчивается она изложением воззрения на Солнечную систему, основанного на теории тяготения. В физике обсуждаются отдельные явления материального наличного бытия. Речь идет об основных космических отношениях и метеорологической связи элементов, затем об удельном весе, о сцеплении, магнетизме, кристаллизации, наконец, об электричестве и химическом процессе. При этом с диалектическими построениями переплетаются также и специфические воздействия вещей на внешние чувства человека: акустические, термические и оптические, а также учение об обонянии и вкусе. Третья часть, органическая физика, начинается с изображения геологической жизни Земли, развивает противоположность между .растительным и животным царствами и обсуждает, наконец, формирование, питание и размножение как три основные формы животного процесса. Это изложение заканчивается рассмотрением того, в каком отношении находится ор-ганический индивидуум к роду. Здесь еще раз выступает со всей ясностью основная мысль Гегеля. Идейную необходимость и разумность надо искать не в индивидууме, а исключительно в роде. Для Гегеля, как и для Шеллинга, индивидуум служит всего лишь переходным моментом в жизни обнаруживающейся в нем идеи, но Гегель главное значение придает тому, что понятие рода ни в одном индивидууме не получает полного и чистого эмпирического осуществления. Каждый индивидуум в своем отклонении от родового понятия носит в себе момент случайности. Он не целиком выполняет задачу быть носителем идеи рода, и это «несоответствие своей идее» есть его «первоначальная болезнь» и истинная причина его смерти. Индивидуумы погибают от того, что они не выполняют задачи, лежащей в понятии их рода. Это — самая важная форма, в какую облеклось воспринятое немецким идеализмом платоновское учение об идеях. Родовые понятия не являются здесь, как у Платона, самостоятельным для себя существующим миром чистых форм, но, как и у Аристотеля, рассматриваются, скорее, как идеальные силы, телеологически определяющие эмпирическое наличное бытие. Они образуют идеальную цель — эта цель никогда не осуществляется полностью, но тем не менее она содержит в себе жизненное стремление и жизненную силу всех явлений, в которых в одном за другим снова и снова повторяется попытка ее реализации. Основная мысль Фихте, что никогда не реализующийся идеал заключает в себе причину всякой реальности, стала принципом понимания органической жизни, а через это и аристотелевское понятие энтелехии приобрело на почве идеализма новую плодотворную силу. Хотя в настоящее время мы и считаем, что мы далеки как никогда от этих учений, но, с другой стороны, надо признать, что пока биологические науки сами твердо придерживались принципа реальности понятий класса, рода и видп, философское осмысление этих вопросов не могла быть задумано величественнее, чем это сделано здесь Гегелем. И если теперь обыкновенно говорят, что не только тем индивидуумам, но и тем видам, у которых случайное изменение приняло нецелесообразное, то есть менее соответствующее условиям жизни рода направ уж и различается, как склонны думать те, кто никогда жүктеу/скачать 2.09 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|