СРАВНИТЕЛЬНАЯ ЗНАЧИМОСТЬ ВЫРАЖЕНИЙ “ВЕРЮ” И “НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ”

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ЗНАЧИМОСТЬ ВЫРАЖЕНИЙ
“ВЕРЮ” И “НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ”

Разум обладает своей собственной уравновешенностью, способностями, и инграммы ему помогают не больше, чем заклинившая семерка способствует работе калькулятора*. Од­ной из наиболее важных функций разума является рассчитывание сравнительной важности информации.

* Или пятерка, как случилось недавно в Гарварде, когда кусок припоя замкнул переклю­чатель клавишей цифры 5 в компьютере, вызвав отчаяние джентльменов, которым был нужен этот компьютер для того, чтобы получить ответы на интересующие их вопросы - Л.Р.Х.

Во время открытий и проведения исследований в Диане­тике, например, существовали миллиарды частичек информа­ции, собранных в течение последних нескольких тысяч лет. И вот теперь, с шестифутовым (183 см) зеркалом заднего обзора, мы можем посмотреть назад и увидеть, что там и сям люди высказывали мнения или представляли неоцененные факты, которые теперь стали данными в некоторых аксиомах Дианетики или в части ее открытий. Эти факты существовали в прошлом, некоторые существуют в Дианетике сейчас, но с большим отличием: они оценены по их значимости.

Оценка информации на предмет ее важности была необ­ходима до того, как эта информация могла приобрести какую-либо ценность. Доктор Зануда мог бы написать в 1200 году нашей эры, что настоящих демонов в разуме, может быть, и не существует; кто-то слышал, что госпожа Софья, в 1782 году сказала, что она уверена, что дородовое воздействие испор­тило жизни многим людям; доктор Замба, может быть, написал в 1846 году, что можно сказать загипнотизированному пациенту, что он ненормальный, и он лотом будет действовать ненормально. Доктор Зануда мог бы также сказать, что ангелы, а не демоны были причиной психических заболева­ний, так как пациент был грешником; Софья также могла бы сказать, что припарка на стоялой воде излечивает сумасшест­вие; доктор Замба мог бы также заявить, что загипнотизиро­ванные пациенты нуждаются лишь еще в нескольких внушениях для того, чтобы стать здоровыми и сильными. Короче, на каждое данное, которое приближалось к правде, существовали миллиарды ошибочных данных. Недостатком каждого данного было отсутствие научной оценки его важно­сти для решения. Попытка отобрать несколько необычных капель воды из океана обычных капель не представляется возможной. Проблема обнаружения достоверных данных могла быть разрешена только одним способом: выбросить за борт все прошлые оценки природы человека и его ума, все “факты” и мнения любых видов и начать с точки абсолютного нуля, развивая всю науку из нового высшего общего знаменателя (и это правда, что Дианетика ничего не заимствовала, но была сначала открыта и организована; только после того, как организационная работа была закончена и развилась техно­логия, ее сравнили с уже существующей информацией).

Основная мысль здесь заключается в том, что одинаковая значимость целого класса фактов не ведет ни к чему, кроме создания самого хаотического скопления мусора. Вот вам оценка: мнение - ничто, эксперты - бесполезны, данные - второсте­пенны, лишь установление сравнительной важности является ключом к истине. Обладая миром и звездами как лаборато­рией, и умом для оценки сравнительной важности ощущений, человечество не оставит неразрешенных проблем. Если дать человеку массу данных с единообразной их оценкой, он станет обладателем чего-то, возможно, красивого, но бесполезного.

Изумленный вид только что выпущенных лейтенантов Военно-Морского Флота, когда они в первый раз видят в массе металла то, что так усердно изучали по книгам, является свидетельством чего-то большего, чем плохая современная система образования. Эта система пытается натренировать то, что и так безупречно - память; она не интересуется или почти не интересуется целью предмета и его практическим приме­нением, она игнорирует необходимость личной оценки всей информации с точки зрения нужды в ней и ее использования. Причиной изумленного вида лейтенантов является ошелом­ляющее открытие, что они не понимают, что более важно: снимать показания с хронометра, когда они смотрят в сек­стант, или использовать исключительно синие чернила для записей в бортовом журнале. Это несмотря на то, что у них есть тысячи данных о том, что они перед собой видят. Этих джентльменов образование обделило не потому, что им не дали тысяч фактов о кораблях, но потому, что им никто не объяснил сравнительной значимости этих фактов и не дал возможности самим испытать, что важно, а что нет. Они знают больше фактов, чем иной менее образованный человек, но меньше об их сравнительной значимости.

Ближе к делу одитора, существуют два вида инграммных команд, которые дают единообразную оценку данным. Люди, которые имеют один из этих видов, как основное содержимое в инграммном банке, будут одинаково аберрированы, хоть и проявят аберрацию с разной полярностью.

Время от времени какой-то несчастный одитор находит кейс “Я не могу поверить”. Такой кейс исключительно труден. Под этим заголовком также идут кейсы “Я сомневаюсь”, “Я не уверен” и “Я не знаю”.

Такой кейс легко заметить, поскольку с первого момента терапии он начинает сомневаться в Дианетике. Он также сомневается в одиторе, себе самом, мебели и девственности своей матери. Хронически сомневающийся - не простой кейс, так как он не верит своей собственной информации. Аналайзер имеет встроенного судью, который принимает информацию, взвешивает ее и выносит приговоры “правильно”, “неправиль­но” или “возможно”. Инграммный сомневающийся оперирует по принципу “нажатой семерки” в том смысле, что он должен сомневаться всему, что сильно отличается от судейства. Ему велели сомневаться. Он обязан сомневаться. Если сомнение является божеством, тоща богом будет, конечно, Молох²³. Он сомневается, не проверяя; он проверяет самые точные доказательства, и потом он все равно сомневается.

23 Молох: бог древних финикийцев, которому приносили в жертву детей.

Одитор может возвратить такого пациента в соматику, которая ему практически отрывает голову, которая подтвер­ждается шрамом и аберрацией и в существовании которой преклир все-таки сомневается.

Справиться с такими кейсами можно за счет использова­ния метода репитера на его привычных фразах в ревери или не в ревери. Заставьте его эти фразы повторять и повторять, посылая его соматическую ленту обратно к ним. Вскоре произойдет релиз фразы. Обработайте подобным образом все фразы сомнения, которые пациент использовал в этом смысле. Потом продолжайте кейс. Цель заключается не в том, чтобы сделать из него верующего, а в том, чтобы он был в состоянии оценивать свою собственную информацию. Не спорьте с ним о Дианетике - споры с инграммами бессмысленны, так как инграммы сами по себе бессмысленны.

Через десять-двадцать часов терапии такой пациент начи­нает смотреть в лицо действительности и больше не сомнева­ется, что солнце светит, не сомневается в одиторе и в том, что он имеет какое-либо прошлое. Единственная трудность с таким кейсом заключается в том, что он требует этих допол­нительных часов работы. Такой человек, кстати, обычно очень аберрирован.

“Не могу поверить” испытывает затруднения с оценкой, так как он затрудняется придать больше правдоподобия одно­му факту, чем другому: это приводит к неспособности рассчи­тать сравнительную значимость информации, с таким, например, результатом, что он может волноваться об оттенке галстука своего начальника так же сильно, как и о собственной женитьбе. Тем же образом кейс “Ты должен верить” испыты­вает затруднения в нахождении дифференциации между зна­чимостью разных данных и может одинаково несгибаемо придерживаться мнений, что бумага делается из дерева и что его увольняют с работы. Оба типа кейсов “волнуются”, и это значит, что они не в состоянии хорошо рассчитывать.

Рациональный расчет зависит от личных вычислений сравнительной значимости различных данных. Реактивный “расчет” имеет дело исключительно с уравнением, что совер­шенно разные предметы или события похожи или равны друг другу. Первый - это душевное здоровье, второй - сумасшест­вие.

Кейс “Должен верить” выявит запутанный реактивный банк, поскольку он принимает наибольшие различия за тож­дественности. “Должен верить”, как инграммная команда, может диктовать, что нужно верить одному человеку, классу людей или всем на свете, независимо от того, что они говорят или пишут. Одитор, возвращая пациента, обнаружит, что большие аберрации удерживаются на месте локом, который содержит исключительно разговор.

Когда отец является настоящим источником информации и защитником пациента, одитор обнаружит, что почти все, что отец сказал, было принято буквально и без вопросов ребен­ком. Отец мог и не подозревать об установлении состояния “Должен верить”, он мог просто пошутить. Каждая шутка будет принята буквально, если отец не позаботился повесить табличку “шутка”, что значит, что она не должна приниматься буквально. Сейчас ведется работа над одним кейсом, где отец был источником “Должен верить”: однажды отец взял свою маленькую дочь, которой было 3 года, на побережье моря и указал на маяк в тумане. Маяк выглядел жутко в туманной ночи. “Это место мистера Билингсли”, - сказал отец, имея в виду, что Билингсли, смотритель маяка, там жил. Ребенок доверчиво кивнул, немного испуганный, так как мистер Би­лингсли потрясал чудовищной гривой волос - тенями, тара­щился в сторону моря единственным глазом, был 30 метров ростов и испускал вопли, которые звучали довольно дико. Его “местом” была груда камней. Как преклир, через 20 лет, дочь боялась низких гудков. Одитор терпеливо проследил источник страха и нашел мистера Билингсли, к своему и преклира удовольствию. Большое количество аберрации, странные понятия и идеи были получены из каждодневных высказываний отца. Будучи искусным в своем деле, одитор не пытался найти и стереть все то, что сказал отец - задача, на которую потребовались бы долгие годы. Вместо этого он нашел прена-тальную фразу “Ты должна мне верить”, и ее инграммные локи и все неинграммные локи, конечно, исчезли и были автоматически пересмотрены как данные, полученные в ре­зультате жизненного опыта, а не “нажатые семерки”. Конечно, кейс всегда имеет намного больше проблем, чем простая фраза “Ты должна мне верить”, но изменение точки зрения, которое испытала пациентка Сразу после этого, было поразительным: она была вольна оценивать данные, полученные от отца, чего не могла делать раньше.

Вследствие того, что образование преподносится с высоты престижа* и авторитетов, учебные учреждения создают со­циальную аберрацию “Ты должен этому верить”. Не пред­ставляется возможным сократить все университетское образование, даже если иногда хотелось бы, но путем работы над моментами, когда пациент был загнан в веру или принятие школы, от детского сада и дальше, множество перегруженных фактами умов могут опять стать быстрыми, чего не было раньше, так как факты будут переоценены умом автоматиче­ски на предмет сравнительной важности и не будут восприни­маться по единообразной оценке, как в случае “официального образования”.

* Высота - здесь понимается как разница в уровне престижа. Тот, кто находится на большей высоте, передает то или иное убеждение тому, кто находится на более низком уровне только потому, что он находится выше Одитор может обнаружить, что он не способен достичь нужной высоты, работая с некоторыми пациентами. Для того, чтобы гладко отработать эти кейсы, он должен обладать достаточной высотой по отношению к другим, чтобы пациенты верили каждому его слову. Когда у него слишком мало высоты, ему не верят. Когда у него слишком много высоты, ему слишком сильно верят. - ЛРХ

“Не могу поверить” является изнурительным и ужасным кейсом для одитора, и он может обнаружить, что после двух-трех таких кейсов он бодрой рысцой убегает от следую­щего. “Я не знаю” и “Я не уверен” не так сложны, как “Я не могу поверить”. Призовым кейсом по трудности в Дианетике является кейс Младшего, названного именем отца или матери, который имеет не только перекрытую боль, эмоции, видео и соник риколы, но также “даб-ин” вместо них на неправильной основе, с фабрикой лжи, работающей на всю катушку, кейс, который также не желает сотрудничать и называется “Не могу поверить”.

Единообразная оценка замедляет принятие всех фактов кейсом “Не могу поверить”. Любой кейс может иметь несколь­ко фраз “Не могу поверить”, но некоторые настолько аберри­рованы этой фразой, что они не верят не только в реальность, но и в свое собственное существование.

Ум имеет встроенный механизм сомнений, который, без вмешательства инграмм, быстро сортирует по значимости и, в зависимости от их веса, разрешает проблемы и приходит к заключениям. Рациональный ум применяет себя к имеющимся данным, сравнивает их с опытом, оценивает их вероятность и затем приписывает им сравнительную значимость в общей схеме вещей. Клир производит этот процесс с феноменальной скоростью. “Нормальным” требуется очень разное количество времени для этого, и их выводы будут скорее основываться на чьих-то мнениях или будут сравниваться с авторитетами, чем соотноситься с личным опытом человека. Это фундамен­тальный эффект современного образования, которое, в основ­ном не по своей вине и невзирая на все его усилия освободиться, все же вынуждено при отсутствии необходимого инструментария следовать догматично-научным методам. Эти методы, вследствие заразности аберрации, сопротивляются всем стараниям заслуженных педагогов. Нормального учат, с одной стороны, верить, если он не хочет провалиться на экзамене; и с другой стороны, не верить, что является научной необходимостью: вере и неверию нельзя научить, их нужно лично анализировать. Если бы ум можно было сравнить с генералом, которого обслуживает штаб, можно обратить вни­мание на отдел разведки, который собирает факты, взвеши­вает их важность, формулирует оценку ситуации или делает выводы о ценности заключения. Подобно тому, как разведчик провалил бы задание, если бы получил письменный приказ ничему не верить, так же проигрывает ум, который подчиня­ется реактивной команде не верить. Конечно, военная организация проиграла бы любому врагу, если бы она имела, скажем, команду верить всему, - и проиграет человек с реактивным приказом верить всей информации в мире вокруг него.

Инграммы верить и не верить имеют разные проявления, и в то время, как нельзя сказать, что одна будет больше или меньше аберрировать, чем другая, ясно видно, что инграмма с неверием в большинстве случаев делает людей наименее общительными.

Неверие, конечно, бывает на разных уровнях. Существу­ет, например, общественная инграмма неверия, которую под­держивает особый род литературы - столь же неискренней, сколь и неумной. Неискренность, стыд эмоциональной откры­тости, страх перед похвалой могут возникнуть из других источников, отличных от инграмм неверия, но инграмма неверия определенно присутствует в большинстве таких кей­сов.

Когда одитор пытается проникнуть в крепкий кейс “Не могу поверить”, он обнаружит, что на веру не принимается ни жизненный опыт, ни сам одитор, ни надежда на получение результатов; в таких случаях имеют место наиболее ненор­мальные и неразумные оскорбления и ссоры. Пациент может корчиться в самом настоящем змеином логове соматик, но не верить в то, что это с ним происходит.

Печальный и часто встречающийся факт: аберрированный человек имеет в своем инграммном банке определенный набор клише. Он будет повторять эти клише во всех случаях жизни, при любых обстоятельствах. Мать, имея свой собственный инграммный банк, и отец, имея свой, опять и опять говорят примерно одинаковые фразы. Это драматизации. Один из родителей мог иметь кейс “Я не знаю”, готовый предшество­вать всему, что он или она говорит. Это создает целую кучу фраз “Я не знаю” в инграммном банке, что сильно замедляет понимание. Тем же образом, “Ты должен верить!” или “Ты не можешь верить!” могут быть в инграммном банке свален­ными в одну кучу. После того, как вы услышите несколько инграмм от пациента, вы уже знаете, что он имеет великое множество подобных инцидентов от того же источника. После того, как одитор послушает людей в инграммах преклира на протяжении короткого времени, он уже довольно неплохо знает, чего ожидать от множества инграмм. Таким образом, любая фраза, скорее всего, будет в инграммном банке повто­рена много раз с различными соматиками и сопровождающи­ми ощущениями. Если мать страдает от высокого давления, и оно еще больше повышено отцом - до степени очень значи­тельного неудобства ребёнка и до степени, которая будет причиной мигреней позже в его жизни - она скорее всего скажет: “Я не могу поверить, что ты так ко мне относишься”. В личной жизни, видимо, ее было трудно убедить (никто не может убедить инграммы), поскольку муж к ней так относился примерно через каждые два дня на третий. И каждый третий день она повторяла: “Я не могу тебе поверить”, или “Я не могу поверить, что ты мне это делаешь”, или “Я не верю ни единому твоему слову”, или что-то в этом роде.

“Не могу поверить” скорее всего будет довольно враждеб­ной командой, так как “Не могу поверить” обычно является разговором во враждебном тоне. “Ты должен мне верить” скорее будет умоляющей, ноющей инграммой. Команда “Верь в то, что я тебе говорю, черт бы тебя побрал” является настолько враждебной, насколько одитор вообще может ожи­дать.

Одитор, который находит кейс интенсивно и неразумно скептическим, должен ожидать в инграммном банке целую группу инграмм “Не могу поверить”. Если у него пациент, который неспособен придерживаться своего личного мнения и, как флюгер, поворачивается по ветру каждого нового человека или цитирует авторитеты (все авторитеты легко принимаются реактивным умом за отца), он должен заподоз­рить, что в банке, кроме другого содержимого, есть в какой-то форме инграмма с “Должен верить”. Существует много пока­зателей этого в обоих кейсах. Постоянной особенностью терапии является то, что “Не могу поверить” подозревает, что его данные неверны настолько, что он их постоянно, изменяет и инграммы, которые, в конце концов, имеют только по одному точному пакету содержимого, не будут должным образом сокращаться. “Должен верить” принимает каждую инграмму, о которой он слышит, за свою собственную, что приносит ему очень мало хорошего.

Однако не думайте, что каждый кейс имеет стандартные свойства. Язык состоит из множества слов и словесных комбинаций, и не редки аберрированные люди, у которых весь основной язык со всеми идиомами прочно присоединен к той или иной соматике. Кейсы обычно содержат фразы “Не могу поверить” и “Должен поверить” в одном и том же банке. Только когда эти фразы начинают перевешивать, человек себя ведет определенным образом. Когда этот определенный образ поведения подчиняется одному из этих классов команд, оди­тор смотрит в глаза человеку, который в лучшем случае имел очень несчастную жизнь. Но любой из этих двух кейсов может быть сделан клиром. Они все становятся клирами, даже Младшие.