http://dibase.ru/article/08122008_upadyshevnv/5 ГУЛАГ на Европейском Севере России: генезис, функционирование, распад (1929-1960 гг.) (08.12.2008) Упадышев Николай Васильевич Из опубликованных источников выделяются своей фундаментальностью и значимостью серия сборников, изданных международным фондом «Демократия», и вышедшее в 2004-2005 гг. документальное издание «История сталинского Гулага».
Наиболее значимым на сегодня является издание коллекции документов «История сталинского ГУЛАГа», содержащее обширный комплекс архивных материалов, хранящихся в фондах Государственного архива Российской Федерации, Центрального архива ФСБ РФ, Российского государственного архива новейшей истории, Российского государственного архива социально-политической истории и архива НИПЦ «Мемориал». Уникальность издания выражается, во-первых, в объеме, репрезентативности и тщательности подбора опубликованных документов, позволяющих объективно и всесторонне исследовать историю советской карательно-репрессивной системы и ГУЛАГа, во-вторых, в наличии в каждом томе вступительных статей, раскрывающих понимание проблемы авторами сборника.
Важными для осмысления советской репрессивной политики представляются документальные издания по проблеме сталинской политики в деревне, раскрывающие процесс принудительного раскрестьянивания в СССР. Опубликованные в них источники центральных и местных архивов позволяют не только осмыслить сталинскую политику в деревне, но и понять роль и логику взаимодействий центральных, региональных и местных органов власти. Различные аспекты сталинской репрессивной политики, системы лагерей и спецпоселений раскрываются и в других сборниках документов.
Особую значимость в исследовании проблемы представляют комплексы опубликованных документов, подготовленные исследователями, работающими в регионах. Такие коллекции архивных документов раскрывают региональный аспект советской карательно-репрессивной системы и ГУЛАГа.
Заметным событием на Архангельском Севере стало издание Поморского мемориала (Книга памяти жертв политических репрессий), поименно называющего многих невинно пострадавших от сталинских репрессий, и Поморской энциклопедии, содержащей материалы по истории отдельных гулаговских образований, функционировавших на территории Архангельской области.
Активная работа по публикации архивных материалов проводится в Коми республике, где особый исследовательский интерес представляют комплексы документов, содержащихся в мартирологе «Покаяние» и сборнике документов «Спецпоселки в Коми области. По материалам сплошного обследования. Июнь 1933 г.».
В числе источников, раскрывающих судьбы «наказанных» советской властью польских граждан, важное место занимает серия книг под названием «Индекс репрессированных», публикуемых варшавским издательским центром «КАРТА» в сотрудничестве с НИТПЦ «Мемориал» (Москва). Среди 17 вышедших в свет сборников в контексте исследуемой проблемы особую значимость имеют X («Заключенные лагерей Воркутинского региона»), XIV («Польские спецпереселенцы в Архангельской области») и изданный в 2005 году XVII выпуск («Польские спецпереселенцы в Вологодской области»). Последний сборник, подготовленный в сотрудничестве НИПЦ «Мемориал» (Москва), УВД Вологодской области и центром «КАРТА», содержит алфавитный список 14 226 польских граждан, высланных в 1940 г. из западных областей БССР и УССР в Вологодскую область.
Хорошим подспорьем для исследователей является справочник, подготовленный обществом «Мемориал» (Москва) и ГАРФ, в котором дается краткая характеристика около пятисот лагерей, а также справочное издание, посвященное истории центрального аппарата органов внутренних дел и государственной безопасности СССР, где впервые приводятся сведения о структуре ведомств и биографические данные об их руководителях. Своеобразным источником, содержащим информацию о лагерной субкультуре, социально-бытовом и правовом положении заключенных является справочник, подготовленный бывшим узником ГУЛАГа Ж. Росси.
Документальную основу исследования составляют материалы Государственного архива Российской Федерации, Российского государственного архива социально-политической истории, областных архивов: государственного архива общественно-политических движений и формирований Архангельской области, архива Управления внутренних дел при администрации Архангельской области, Вологодского областного архива новейшей политической истории.
Общность происхождения, сходность содержания, уровень репрезентативности и достоверности комплекса использованных документов, а также применение единой методики работы с архивными материалами позволяют их классифицировать.
К первой группе источников относится документация центральных, региональных и местных органов Коммунистической партии, включающая решения партийных съездов, пленумов, Политбюро ЦК ВКП (б) – КПСС, республиканских, краевых, областных и районных партийных организаций, а также материалы партийных органов по различным аспектам деятельности советской карательно-репрессивной системы и ее региональной составляющей. Значимость данного комплекса источников объясняется особым положением, которое занимала в советской политической системе Коммунистическая партия, представлявшая собой «руководящую и направляющую силу», определявшую развитие всех сфер советского общества. Исключительно важным является анализ партийных решений, принятых в переломные для советской карательно-репрессивной системы периоды.
Вторую группу источников составляют законодательные и подзаконные нормативные акты советских органов власти: кодексы, законы и указы Президиума Верховного Совета СССР, постановления и распоряжения ЦИК и СНК, Совмина СССР, Государственного комитета обороны, директивы и приказы ОГПУ-НКВД-МВД, НКГБ-МГБ СССР и др.
Среди источников данной группы особое место занимают приказы и директивы ОГПУ-НКВД-МВД, в том числе и принятые совместно с НКГБ-МГБ и Прокуратурой СССР, основная часть которых отложилась в Государственном архиве Российской Федерации (фонд 9401). В комплексе директивных материалов наибольший исследовательский интерес представляют приказы ОГПУ-НКВД-МВД СССР, содержащие информацию об организации, ликвидации и реорганизации учреждений исполнения наказания, приказы с объявлением и изменением их дислокации и приказы по личному составу.
Третья группа источников, составившая основу диссертационного исследования, представляет собой огромный массив делопроизводственной документации (инструкции, циркуляры и распоряжения партийных и советских органов, ОГПУ-НКВД-МВД, ГУЛАГа, их региональных структур, управлений ИТЛ). Среди данного комплекса источников особую ценность представляет делопроизводственная документация ОГПУ-НКВД-МВД СССР, сосредоточенная в Государственном архиве Российской Федерации в фонде 9414 (фонд ГУЛАГ), в фонде 9479 (фонд спецпоселений) и в фондах специализированных производственных главков и управлений (фонды 8360, 8361, 9407 и другие).
В достаточно хорошо сохранившемся фонде ГУЛАГа особую ценность представляют приказы начальников ГУЛАГа, протоколы совещаний при начальнике ГУЛАГа, докладные записки и рапорты руководства ГУЛАГа на имя наркома (министра) внутренних дел, переписка ГУЛАГа с ЦК ВКП (б), ЦК КПСС, Совнаркомом, Совмином СССР и РСФСР, Прокуратурой, Верховным судом СССР и РСФСР, региональными органами ГУЛАГа и ИТЛ, производственные, финансовые планы и отчеты, ведомственная статистика, фотодокументы и служебные карточки сотрудников лагерей.
В фонде 9479 представлен значительный массив архивных материалов, посвященных истории системы спецпоселений, среди которых особую значимость имеют документы, раскрывающие процесс генезиса и функционирования региональной сети спецпоселений.
Комплекс делопроизводственной документации может быть классифицирован на несколько подгрупп.
К первой подгруппе документации относятся материалы организационно-распорядительного характера (инструкции, циркуляры и распоряжения ОГПУ-НКВД-МВД, ГУЛАГа, их региональных структур, управлений ИТЛ и др.), регламентировавшие деятельность системы спецпоселений и исправительно-трудовых лагерей. Использование данного массива документов позволяет выявить механизм реализации принятых высшими партийными и советскими органами решений и директив в масштабе ГУЛАГа, его структурных и региональных подразделений.
Вторую подгруппу делопроизводственной документации составляет докладная (контрольная) документация, представленная отчетами, докладными записками, информационными и аналитическими обзорами, донесениями, актами обследования, выполненными аппаратами партийных, советских и карательно-репрессивных органов различного уровня. Использование данного комплекса документов позволило выявить характер взаимоотношений между партийными и советскими органами, с одной стороны, и карательно-репрессивным ведомством, с другой, а также между ОГПУ-НКВД-МВД и его управленческими и региональными структурами.
Третья подгруппа делопроизводственной документации содержит учетно-статистические материалы, основу которых составляют справки Учетно-распределительного отдела, Спецотдела, Отдела спецпоселений, сводки 2-го управления ГУЛАГа, докладные записки руководству ОГПУ-НКВД-МВД СССР и ГУЛАГа о численности, составе и трудовом использовании спецпоселенцев и заключенных. Среди них особый исследовательский интерес представляют сводные карточки учета движения заключенных, в которых имеются данные о списочном составе заключенных на начало каждого года, месяца, декады, о количестве прибывших в лагерь и убывших из него лиц. Для сверки этих данных, а также в тех случаях, когда указанная информация отсутствовала, использовались сведения, содержащиеся в других источниках (карточки учета состава заключенных, различного рода справки, отчеты, докладные записки акты приема-сдачи лагерей). При этом достаточно часто в разных архивных документах встречались параллельные и пересекающиеся данные, что свидетельствует об их достоверности. Использование данной статистики позволило проанализировать динамику численности лагерных заключенных в масштабах ГУЛАГа и в разрезе региональной сети исправительно-трудовых лагерей.
Важный информативный ряд представляет мемуарная литература. Несмотря на субъективно-эмоциональный характер воспоминаний жертв политических репрессий и очевидцев лагерной действительности, они представляют собой существенный источник информации, позволяющий детализировать и оживить историю ГУЛАГа.
Тщательный источниковедческий анализ огромного массива опубликованных и неопубликованных документов и материалов, проделанный соискателем, позволяет утверждать репрезентативность и достоверность представленного диссертационного исследования, его основных положений и выводов.
Во второй главе «Генезис ГУЛАГа в 1929-1937 гг.» исследуется предыстория, процесс зарождения и становления ГУЛАГа.
Предыстория ГУЛАГа связана с возникновением и функционированием в первые годы существования Советской власти сначала концентрационных лагерей, а затем лагерей принудительных работ, особое место среди которых занимал Соловецкий лагерь особого назначения. Эта роль Соловецкого лагеря выразилась в том, что он явился учреждением исполнения наказания, во-первых, по образу которого, создавалась советская лагерная система, а во-вторых, на основе подразделений которого был образован ряд новых исправительно-трудовых лагерей
С конца 1920-х годов в СССР начался процесс формирования новой системы исполнения наказания, основу которой стали составлять образованные, «по типу Соловецкого», исправительно-трудовые лагеря, для руководства которыми в 1930 г. было создано Главное управление лагерей.
По мнению диссертанта, зарождение ГУЛАГа было обусловлено политическими, экономическими и идеологическим факторами. Объективно необходимая для поступательного развития советского общества модернизация, в силу ее догоняющего характера, детерминированности большевистской доктрины и установок на уничтожение «классово чуждых элементов», реализовалась в политике и практике форсированной индустриализации, сплошной коллективизации и массовых репрессий в отношении различных слоев советского народа. Форсированный вариант индустриализации в условиях острого дефицита внутренних источников обусловил использование со стороны государства преимущественно мобилизационно-насильственных методов его реализации. Сталинское руководство осознанно пошло по пути компенсации недостающих ресурсов сверхэксплуатацией так называемого «человеческого фактора», составной частью которой стало широкомасштабное применение принудительного труда спецконтингента, особенно в отдаленных, малообжитых, но богатых природными ресурсами регионах.
Политическое решение о создании лагерной системы принималось в острой дискуссии, предметом которой, по мнению диссертанта, являлись не только межведомственные разногласия ОГПУ и НКВД РСФСР по вопросу подчиненности исправительно-трудовых лагерей. Дискуссия в высших эшелонах власти обнажила разные подходы в определении концепции развития советской карательно-репрессивной системы. Если Сталин и его окружение занимали позицию ужесточения карательно-репрессивной политики и добивались создания закрытой для общества пенитенциарной системы, то их оппоненты и, прежде всего руководитель НКВД РСФСР В.Н. Толмачев, имплицитно отстаивали идею образования открытой и подконтрольной советским органам власти системы исполнения наказания. Позиция В.Н. Толмачева становится более очевидной, если ее рассматривать в контексте его оценок, данных осуществляемой политике депортации «кулацких» семей. Охарактеризовав, как крайне тяжелое, положение высланных в Северный край «кулацких» семей и заняв принципиальную позицию в вопросе о неправильно высланных «кулаках», руководитель НКВД РСФСР фактически ставил под сомнение целесообразность проводимой в деревне сталинской политики.
В результате реорганизации система исполнения наказания в начале 1930-х годов включала две составляющие: исправительно-трудовые лагеря, находившиеся в ведении ОГПУ, и общие места заключения, оказавшиеся в подчинении республиканских НКЮ. Основной из них являлась лагерная система. Перестройка советской пенитенциарной системы и развитие ее по гулаговской модели в условиях «Великого перелома», когда утверждались чрезвычайные методы руководства, были вполне логичным, соответствовавшим сталинским установкам явлением.
С принятием политического решения о переходе к системе исправительно-трудовых лагерей их число неуклонно возрастало. Если в 1932 г. в СССР функционировали 11 лагерей ГУЛАГа, то в середине 1937 г. – 18. Вместе с тем возрастала и численность содержавшихся в них заключенных: в 1930 г. - 179 тыс., в 1931 г. – 212 тыс., в 1932 г. – 268,7 тыс., в 1933 г. – 334,3 тыс., в 1934 г. – 510,3 тыс., 1935 г. – 725,5 тыс., в 1936 г. – 839,4 тыс., в 1937 г. – 820,9 тыс. человек (данные на 1 января каждого года).
Одновременно с реорганизацией осуществлялась централизация советской карательно-репрессивной системы, в результате которой все места лишения свободы оказались в подчинении НКВД СССР. Постановлением Центрального исполнительного комитета СССР от 10 июля 1934 г. был образован общесоюзный Народный комиссариат внутренних дел, в состав которого вошло ОГПУ. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 27 октября 1934 г. в ведение общесоюзного наркомата внутренних дел были переданы все учреждения исполнения наказаний, находившиеся в подчинении наркоматов юстиции союзных республик.
Функционирование системы исправительно-трудовых лагерей в период ее становления определялось действием двух основных факторов. Во-первых, тем, что в этот период лагерная составляющая не являлась приоритетной в деятельности ГУЛАГа, т. к. главку приходилось, главным образом, решать проблемы переданной в 1931 г. в его ведение «кулацкой ссылки». Другим фактором являлось отсутствие четкой, увязанной с народнохозяйственными планами развития страны и регионов программы формирования системы исправительно- трудовых лагерей, что вынуждало Главное управление лагерей действовать спонтанно, в экспериментальном режиме.
На этом этапе образованные в периферийных регионах лагеря, несмотря на разную производственную специализацию, представляли собой крупные лагерно-производственные структуры (Ухто-Печорский, Беломоро-Балтийский, Дальне-Восточный и другие ИТЛ), осуществлявшие комплексное социально-экономическое освоение огромных территорий страны. Небольшие лагерные образования (Вайгачская, Ухтинская экспедиции и другие) создавались для решения локальных хозяйственных задач, после выполнения которых они прекращали свое существование как самостоятельные структуры.
Деятельность исправительно-трудовых лагерей, их способность решать сложные народнохозяйственные задачи в экстремальных условиях, при минимальных государственных затратах окончательно убедили руководство страны в правильности развития пенитенциарной системы по гулаговской модели.
В данном контексте особую роль сыграл Европейский Север России, ставший регионом, на территории которого были созданы первые лагерные образования (Соловецкий и Северные лагеря особого назначения, Беломоро-Балтийский, Ухто-Печорский ИТЛ) и отрабатывались основные принципы организации и функционирования советской системы исправительно-трудовых лагерей.
В третьей главе «Спецпереселенцы на Европейском Севере России» исследуется проблема расселения, трудового использования, правового и социально-бытового положения депортированных в регион «кулацких» семей и польских граждан.
Одновременно с генезисом лагерной системы происходил процесс становления «кулацкой ссылки», появление которой стало следствием политики форсированной коллективизации и «ликвидации кулачества как класса», преследовавшей ряд взаимосвязанных целей.
Во-первых, отмена аренды земли, запрет на применение наемного труда, конфискация средств производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельскохозяйственной продукции и семенных запасов призваны были подорвать экономическую основу «кулацких» хозяйств. Передача в неделимые фонды коллективных хозяйств конфискованных производственных средств и имущества должна была укрепить материально-техническую базу организуемых колхозов.
Во-вторых, вовлечение в процесс раскулачивания сельсоветов, представителей колхозов, батрацко-бедняцких комитетов, с одной стороны, обеспечивало социальную основу новой политики в деревне и возложение ответственности за ее реализацию на сельские низы. С другой стороны, искусственно вносимый в крестьянскую среду раскол создавал благоприятные условия для манипулирования сельскими массами.
В третьих, карательно-репрессивные меры, в том числе высылка с постоянного места жительства, направленные против «контрреволюционного актива» крестьянства обеспечивали дешевой рабочей силой периферийные регионы страны и являлись средством запугивания тех, кто не желал вступать в колхозы.
Среди органов власти и ведомств, занимавшихся проблемой раскулачивания, особую роль играло ОГПУ, ставшее основным инструментом в реализации политики раскулачивания.
Политика раскулачивания осуществлялась на всей территории страны. Однако по характеру решаемых задач районы существенно различались. Условно всю территорию страны можно разделить на регионы, где доминантной являлась задача высылки раскулаченных крестьян, и территории, призванные обеспечить прием и расселение депортированных «кулацких» семей.
В числе регионов, где местным органам власти пришлось заниматься вопросами приема, расселения и обустройства высланных крестьянских масс, оказался Северный край, ставший пионером в реализации этой сложной и многоплановой задачи.
Переложив на начальной стадии основную часть работы и ответственности по организации «кулацкой ссылки» на краевые органы власти, центр поставил их в очень тяжелые условия. Северный край оказался не готовым к размещению огромной массы людей, и спецпереселенцы заведомо ставились в очень тяжелые условия жизнедеятельности.
Раскулачивание, принудительная высылка, социально-бытовая и хозяйственная неустроенность, голод привели к нарастанию недовольства среди высланных «кулаков», которое очень быстро переросло в движение протеста. В Северном крае протестные выступления, в основном, проявились в пассивной форме – письмах-жалобах, антисоветских высказываниях и т. п. Вместе с тем, имели место и открытые, с применением силы, выступления спецпереселенцев. Подобные инциденты произошли в г. Котласе и на железнодорожной станции Луза Северо-Двинского округа Северного края.
Протестные выступления носили стихийный характер и являлись ответной реакцией раскулаченных на репрессивные действия властей. Они изначально были обречены на поражение, т. к. инициатива находилась на стороне государства. Выступления высланных «кулацких» семей являлись продолжением их противоборства с властью, начатого еще в процессе раскулачивания, но уже на чужой для них территории и в новых социально-экономических и политических условиях.
Массовая депортация крестьянства в отдаленные районы страны свидетельствовала о трансформации переселенческой политики государства. Сталинское руководство, отказавшись от традиционной, основанной на принципе добровольности, политики переселения и колонизации неосвоенных территорий, с весны 1930 г. перешло к спецколонизации, выразившейся в принудительном переселении различных «наказанных» властью категорий людей в периферийные, предназначенные для хозяйственного освоения, регионы. В Северном крае к 105832 лагерным заключенным, отбывавшим срок в Соловецком и Северных лагерях особого назначения (по состоянию на 1 июня 1930 г.) добавилось 230065 прибывших в регион в феврале-апреле 1930 г. «кулаков», что суммарно составило около 13% от численности населения края.
Неспособность властей всех уровней обеспечить элементарные условия жизнедеятельности «кулацких» семей привела к тому, что из 230370 раскулаченных, прибывших в край в 1930 г., лишь 103970 человек (45,1%) оказались в районах постоянного расселения. При этом число бежавших составило 39743 человека (17,3%), умерших – 21213 человек (9,2%).
Данные результаты свидетельствуют о том, что в 1930 г. сталинскому руководству удалось осуществить лишь деструктивную карательно-репрессивную составляющую политики раскулачивания. Путем принудительной высылки из деревни тех, кто был неугоден власти, и, ликвидации их хозяйств, государству удалось разрушить экономическую основу и уклад жизни зажиточного слоя крестьянства. Колонизационная составляющая, выражавшаяся в социально-бытовом и хозяйственном обустройстве спецпереселенцев в местах постоянного проживания, не была реализована. Вследствие этого огромные массы людей оказались в положении маргиналов, вынужденных существовать на грани физического выживания.
Сложная ситуация, сложившаяся в «кулацкой ссылке», обусловила ее передачу в 1931 г. в ведение ГУЛАГа ОГПУ. Данный шаг свидетельствовал о том, что в условиях, когда советские органы оказались неспособными организовать нормальное функционирование системы спецпоселений, сталинское руководство задействовало чрезвычайные, уже накопившие опыт работы со спеконтингентом органы. В результате ГУЛАГ превратился в основного «держателя» огромной массы дешевой рабочей силы. К 212000 заключенным исправительно-трудовых лагерей, находившихся в ведении ГУЛАГа (по состоянию на 1 января 1931 г.), прибавилось 1427539 спецпереселенцев (по состоянию на 15 августа 1931 г.).
Анализ динамики численности спецпереселенцев в Северном крае свидетельствует о том, что уже к 1932 г. произошло значительное сокращение численности спецпереселенцев в крае. Всего в 1930-1931 гг. в Северный край было выселено 58271 «кулацкая» семья (с учетом внутрикраевого переселения – 3061 семья) или около 275 тыс. человек, что составляло 15,2% от общей численности выселенных в стране. Абсолютное большинство «кулаков» прибыло в край в 1930 г. – 230370 человек (46623 семьи). Однако на учете в 1932 г. состояло лишь 120509 (9,2% от всех спецпереселенцев в стране), в 1933 г. – 112266 человек (9,8%) - все данные по состоянию на 1 января. В последующие годы численность спецпоселенцев в Севкрае и их удельный вес в общем количестве выселенных в стране оставались относительно стабильными: в 1934 г. – 79537 человек (7,4%), в 1935 г. – 71932 (7,1%), в 1936 г. – 70774 (7,7%), в 1937 г. – 65075 (7,4%) соответственно (все данные по состоянию на 1 января).
Oреализации задач форсированной индустриализации был отдан другой, более мобильной категории спецконтингента - лагерным заключенным. В результате многие функции, выполняемые в системе спецпоселений ГУЛАГом, с 1936 г. постепенно передавались в ведение краевых и областных органов власти.
Реорганизация Северного края, завершившаяся образованием в 1937 г. трех самостоятельных административных субъектов (Коми АССР, Архангельская и Вологодская области), никоим образом не отразилась на функционировании региональной сети спецпоселений и положении содержавшихся в них трудпоселенцах.
Анализ правового и статусного положения депортированных «кулацких» семей свидетельствует о том, что формирование нормативной базы, регулировавшей жизнедеятельность «кулацкой ссылки», происходило спонтанно, по принципу целесообразности.
На начальном этапе существования системы спецпоселений правовое положение спецпереселенцев было неопределенным. Фактически, они оказались в положении «лишенцев», т. е. тех, кто по Конституции РСФСР 1918 г. не имел права избирать и быть избранным в советские органы власти, что автоматически влекло за собой ограничение и дискриминацию в других сферах жизни.
В дальнейшем правовое положение «бывших кулаков» менялось как по «восходящей» (ослабление ограничений), так и по «нисходящей» (усиление дискриминации) линиям. Однако основная норма, запрещавшая «бывшим кулакам» покидать место высылки, всегда сохранялась.
Сложившаяся к концу 1930-х годов система прав и обязанностей «бывших кулаков» носила ассиметричный характер, когда обязанности доминировала над правами. И если по социально-экономическому положению раскулаченные приблизились к гражданскому населению, то в отношении гражданских прав к ним продолжала применяться практика дискриминаций и ограничений.
Система прав и обязанностей спецпоселенцев определяла их статусное положение, которое с изменением нормативной базы также менялось. Если в начальный период существования «кулацкой ссылки» основная масса спецпоселенцев была лишена гражданских прав и представляла собой однородную социальную страту маргиналов – «лишенцев», то в процессе становления системы спецпоселений внутри ее происходила статусная дифференциация. Во второй половине 1930-х годов спецпоселенцы делились на две основные категории: восстановленных в гражданских правах и тех, кто таких этих прав был лишен.
Реальное положение спецпоселенцев, впрочем, как и других слоев советского общества эпохи сталинизма, зависело не только от наличия формальных прав, но и от того, насколько та или иная группа людей или индивид были лояльны и приближены к власти и к ее носителям. В советском обществе при низком уровне жизни основной массы населения и декларировании формальных атрибутов народовластия выделялись привилегированные группы, обладавшие значительными статусными и материальными преимуществами, не легализованными в законах. В системе спецпоселений к такой привилегированной категории относились спецпоселенцы, занятые в административно-управленческом аппарате комендатур, работавшие по специальности врачи, средний медицинский персонал, учителя, землеустроители и др., а также сексоты. Все они, выполняя определенные, в том числе специфические, функции, оказывались приближенными к администрации комендатур, что позволяло им пользоваться более лояльным к себе отношением и дополнительными льготами. Данный порядок жизнедеятельности спецпоселений не только устраивал администрацию комендатур, но и активно ею насаждался, так как позволял контролировать ситуацию в «кулацкой ссылке».
Государственная политика раскулачивания и депортации крестьян в периферийные регионы страны поставила их на грань выживания. Абсолютное большинство спецпоселенцев, оказавшись в новых для них социально-политических и природно-климатических условиях, вынуждено было смириться с навязанными государством «правилами игры» и, руководствуясь стратегией выживания, мобилизовать все свои силы для обеспечения будущего своих семей.
Ужесточение карательно-репрессивной политики советского государства в конце 1930-х годов привело к появлению новых категорий спецпоселенцев, в числе которых оказались высланные в 1940 г. из западных областей Белоруссии и Украины польские осадники и беженцы.
Достарыңызбен бөлісу: |