Василий Сигарев
Монашки кивают, звенят чётки
жүктеу/скачать 191 Kb.
|
Монашки кивают, звенят чётки. Пышка поднимается на второй этаж. Отпирает ключом комнату номер три. Заходит. Расстилает в темноте постель. Укладывает мадмуазель Фифи. Раздевается и ложится рядом. Шепчет: Как вам понравился, господин Корнюде, мадмуазель Фифи? Да, он герой. И он добрый. Он не хотел щипать меня, как другие мужчины. И не хотел снимать с меня одежду. Что вы говорите, мадмуазель Фифи? Хочу ли я, чтобы он стал моим женихом, и мы бы поехали с ним на открытой повозке, и в нас бы бросали цветы и рис? Вы заставляете меня краснеть, мадмуазель Фифи. Не надо. Не говорите так. Этого все равно никогда не будет. Может быть, только во сне. В сегодняшнем. Давайте скорее спать, мадмуазель Фифи. Может быть, это, в самом деле, приснится нам. Спите, мадмуазель Фифи. Спите. А завтра другой день будет. Все хорошо завтра будет. И может быть, мы с вами проснёмся завтра и мы это не мы будем, а другие люди мы будем. Большие и настоящие, как господин Корнюде. Спите, мадмуазель Фифи. Спите. Все у нас хорошо будет. Спите, мадмуазель Фифи. Спите… Мадмуазель Фифи закрывает глаза. Спит. Пышка смотрит в потолок, слушает. За стеной в соседней комнате марширует усатый офицер-немец. Он весь перетянут кожаными ремешками. В одной руке у него плётка, в другой – палка. Марширует офицер по комнате, команды разные выкрикивает, хлещет по воздуху плёткой. Смеётся. По коридору бегут полуголые монашки-сиамские близнецы с чётками. Чётки побрякивают. На лице у старой монашки с ввалившимися глазами дикий ужас, у молодой – похоть. За монашками на четвереньках поспевает хозяин Фоланви. В зубах у него связка ключей. Хозяин Фоланви похрюкивает, повизгивает. Чешется на ходу. Идут по коридору граф и графиня. Несут флаг Франции. У графини усы и борода. Следом за ними катит тележное колесо собственник Луазо. Рядом шествует его жена с золотыми зубами. Грызёт этими зубами орехи. Ядрышки выкидывает, а скорлупу глотает. Внизу скачет в классиках Корнюде. Машет во все стороны саблей. Сделал неосторожное движение – порезал палец. Бросил Корнюде саблю, сунул палец в рот. Сел на пол, плачет, рыдает. Больно ему. Снова офицер-немец марширует по комнате в кожаных ремешках. Снова бегут по коридору монашки-сиамские близнецы с четками. Снова звенят чётки… А в городе Тот по-прежнему идёт снег. Кружится снег, дрожит снег в морозном воздухе. Ложится снег на крыши домов. А из домов голоса слышны. «Пруссия иметь Франция!» - кричат голоса. «Пруссия иметь вся Европа!» – кричат голоса. И скрепят в каждом доме города Тот кровати. Скрипят по всей Франции кровати. Пышка лежит в своей комнате, смотрит в потолок и думает о чем-то. А вот о чём, не знает даже вся Франции. Весь мир не знает. ТЕМНОТА ЗАНАВЕС КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Кончился снег в городе Тот. Не идёт больше снег в городе Тот. Смолкли голоса в городе Тот. Уснул город Тот. Спит город Тот. Снятся сны городу Тот. Разные сны снятся городу Тот. Страшные и фантастические снятся. Добрые и веселые снятся. Сумбурные и не очень. Спит город Тот. Дышит тихо-тихо, словно ребенок. Не храпит город Тот. Спит. И лишь в «Торговой гостинице» никто не спит. Горят свечи там. Жизнь там продолжается какая-то. Лежит в комнате, что номер три, девушка Элизабет Руссе, Пышка которая. Смотрит Пышка в потолок. Думает о чём-то. Мечтает, может. Сидит в комнате через стену офицер-пруссак, ус на палец крутит. Ждет кого-то. Прислушивается. В носу пальцем ковыряет. А на первом этаже хозяин Фоланви всех вином угощает, колбасой, салом с чесноком, селедкой порченной. Пьяный уже Фоланви, глаза в кучу, язык заплетается. Петь ему хочется, женщину хочется. И компания вся пьяная уже. Дремлет компания, носом в стол уткнувшись. Все пьяные. Даже монашки-сиамские близнецы пьяные. Выпили уже четыре бутылки бордоского. Вернее, молодая выпила, а захмелели вместе. Икают монашки с непривычки. Звенят чётки. ХОЗЯИН. Пейте, кушайте, ешьте, жрите, господа покойнички. На том свете вас, поди, не скоро-то кормить будут. Пока грехи подсчитают, то-сё. Так что раньше обеда и не рассчитывайте. А кому и вообще откажут, как подсчитают всё… Так что пейте, кушайте, ешьте, жрите, господа покойнички. И мне спасибо говорите, что немчура ключи от чулана забыл. Г-ЖА ЛУАЗО (держится за живот). Не идёт больше, сударь. Вот тут встало и дальше не двигается. ХОЗЯИН. А вы вином толкайте, мадам. Проверено… (Пьёт, рыгает, чешется.) Монашки икают. Чётки звенят. Г-Н ЛУАЗО (оторвал голову от стола). Облака на небе появились оттого, что Колумб привёз из Америки табак. Теперь все курят табак и мы имеем возможность наблюдать это появление природы. А раньше не имели. Это моё собственное открытие, господа. Нужен патент… Г-Ф ЮБЕР. (приподнял голову). А я слыхал, что табак убивает лошадей. Напрочь. Г-Н ЛУАЗО. Скоро лошади будут не нужны. Наука постарается и все смогут бегать на четвереньках. Как лошади. А если еще постарается, то и быстрее. ХОЗЯИН. А подковы куда? Г-Н ЛУАЗО. Туда. На ноги и на руки всем. ХОЗЯИН. А есть чем? И девиц хватать? Г-Н ЛУАЗО. Наука постарается и такая надобность отпадёт. ХОЗЯИН. Совсем, что ли? А по нужде как? Г-Н ЛУАЗО. Так… ХОЗЯИН. Ну? Г-Н ЛУАЗО. Точно. Я очень вседущь в подобных тонкостях материях. Апоплектический ум. (Стучит себя по голове.) Монашки икают по очереди. Звенят чётки. ХОЗЯИН. Дааа. Успевать надо, пока еще того… А монашки-то уж готовые, смотри. Заняться пора… Эй, девы святые… Пора вас в нумер. А? Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ (плачет). Он назвал меня мерзкой дубиной. Но ведь это не так. Я очень женственна. Почти как... Даже более. Ведь так, сударь? ХОЗЯИН. Так. Идёмте в нумер, мадам. А то наука говорит, что скоро всё отпадёт. Надо успевать. Идёмте в нумер… Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Вы и я? ХОЗЯИН. Монашек еще возьмём. (Ржёт, чешется.) Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Зачем монашек? ХОЗЯИН. Развращать. Только их надо сперва отсоединить… Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Вы мужлан! ХОЗЯИН. Еще какой, мадам. (Ржет, чешется.) Г-Ф ЮБЕР. (оторвал голову от стола). Я с вами, господа. Хочу кутить и разврата чёрного. ХОЗЯИН. Нет. Вас мы не возьмем, сударь. Г-Ф ЮБЕР. Почему это так? ХОЗЯИН. У вас нос… Г-Ф ЮБЕР. И у вас нос. ХОЗЯИН. У меня не такой. Но может стать и такой, если мы вас с собой возьмём. (Ржет, чешется, пьёт, рыгает.) Монашки икают по очереди. Чётки звенят. Г-ф Юбер ложится на стол. ХОЗЯИН. Ешьте, пейте, жрите, господа покойнички. Наедайтесь перед смертушкой. В аду-то вас кормить не будут. Г-ЖА ЛУАЗО. Не идёт больше, сударь… ХОЗЯИН. А мне идёт почему-то. (Ест.) Весь погреб съем напрочь и всё на вас спишу. Вам-то уж всё равно. Г-Ф ЮБЕР (приподнялся над столом). Я тоже с вами не пойду, сударь. У вас чесотка. ХОЗЯИН. А у вас нос – во… (Показывает.) Г-Ф ЮБЕР. А у вас пузо, сударь. ХОЗЯИН. А у вас бородавка на шее, сударь. Г-Ф ЮБЕР. А у вас глаз косой, сударь. ХОЗЯИН. А у вас… А вас завтра в расход зато пустят, сударь. И пятку прижгут. Ха-ха. (Ржёт, чешется.) Г-Ф ЮБЕР. А вас… А вы дурак… (Лёг на стол, затих.)
КОРНЮДЕ (бормочет сам с собой). Она жертва политики подлеца Баденге. Мы будем рыть с ней траншеи и строить заграждения. А потом я женюсь на ней. У нас будут дети. Все как один демократы. Мы будем на гербе Франции. Я, она и наши детишки. Я в центре, а тут все остальные. По бокам… Всё. Решено. Женюсь. (Вскочил, громко.) Господа, я женюсь! Все оторвали головы от стола. ХОЗЯИН. На ком? Если на монашках, то они заняты, сударь. КОРНЮДЕ. Господа, я женюсь! Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Я, к сожаленью, тоже занята, юноша? КОРНЮДЕ. Я женюсь, господа. Г-Ф ЮБЕР. На хозяине не женитесь, сударь. У него чесотка и глаз в сторону. Испортите всё свое потомство. КОРНЮДЕ. Я женюсь на ней, господа. (Показал пальцем вверх.) Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. На этой… той… которая… КОРНЮДЕ. Ничего не говорите. Уже всё решено. Обвенчайте нас. Сейчас. Немедленно. Это не терпит отлогательств… ХОЗЯИН. Вы, я вижу, забыли, сударь. Вас же завтра того… каленой железкой сперва, а потом к стенке. Бах, бах и в рай… КОРНЮДЕ. Кто? Зачем? ХОЗЯИН. Так. Для устрашения. КОРНЮДЕ. И это больно? ХОЗЯИН. Калёной железкой-то? Еще как, сударь. Ой, как больно. Я, помню, за кочергу взялся, так три дня потом мучился. Так это еще кочерга-то не докрасна была. Так себе. Вам-то, поди, до самой красноты доведут. До белоты. И по пяткам. И по пяткам. И по пяткам. Кричать верно, станете. Надо пойти посмотреть хоть будет… Монашки икают. Корнюде бледный. Г-ЖА ЛУАЗО. Чего по пяткам? ХОЗЯИН. Вам по пяткам. Кочергой калёной. А графу с графиней в подмышку сунут. Орать, поди, будууут. Надо непременно пойти…
КОРНЮДЕ. Тогда мы должны успеть обвенчаться до завтра… У нас еще должны родиться дети и стать демократами. ХОЗЯИН. Ах, вон вы чего! Ну, проныра! Захотели перед смертушкой еще и того поделать. Тогда уж и меня венчайте. На монашках. КОРНЮДЕ. Я не шучу, господа. Обвенчайте нас. Г-Ф ЮБЕР. Да бросьте, сударь. Напейтесь лучше… Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ (её вдруг что-то осенило). Нет, нет. Пусть женится. Потом ему будет легче уговорить её. Чем я могу служить вам, юноша? КОРНЮДЕ. Вы? Вы будите нести шлейф… Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Согласна. Г-Н ЛУАЗО. Венчаться поп нужен. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Будет поп. Кто будет патером, господа? ХОЗЯИН. Я. (Потирает руки.) А монашки тогда в подчинении. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Так. Патер есть. Граф тогда будет швырять рис. ХОЗЯИН. Риса нет. Овёс только, мадам. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Пусть будет овёс, ни всё ли равно. Я значит шлейф, граф рис, вы поп, а Луазо родителями тогда посаженными. А монашки хор. ХОЗЯИН. У них же того… обет молчать. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Помычат и довольно. Монашки икают. Или поикают просто. Ни всё ли равно. Г-Н ЛУАЗО. Кольца еще надо. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Кольца? Найдём кольца. (Смотрит по сторонам.) Вырежем вон из колбасной шкурки. Делов-то. (Берёт колбасу, отрезает два кусочка, снимает шкурку.) Вот и кольца готовы. Мерьте, сударь. КОРНЮДЕ (надевает кольцо). Великовато. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Да уж не привередничайте, во имя всего святого сборища. Усохнет, в самый раз будет. Скажите, граф. Г-Ф ЮБЕР. Точно так. С мылом еще снимать будите, когда в бордель захотите сходить. Г-Н ЛУАЗО. Что касается мыла, то это есть продукт противопоказанный… Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Помолчите, любезнейший. Человек жениться собрался, а вы… Ну что, юноша, всё готово для тайнодействия. Теперь ваш ход. Идите, делайте предложение невесте. КОРНЮДЕ. Уже? Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. А чего ждать. Женились и всё. Г-Н ЛУАЗО. Тут раздумывать опасно юноша. Невесту может увести кто-нибудь другой. КОРНЮДЕ. Представьте себе, мне страшно, господа. Я рыл траншеи, устанавливал заграждения, пруссаки были в каких-то ста милях и мне не было так страшно… Г-Ф ЮБЕР. Да не робейте вы, сударь. Плёвое дело. Когда я делал предложение графине, её отец держал клинок возле моего уха и грозил его отрезать – ему удалось нас застукать за известным занятием… Г-ЖА ЛУАЗО. А мне мой Симон свалился прямо с неба – он крал в нашем саду яблоки и ветка не выдержала. У него сломалась рука и нога, а у меня – выпали все зубы и что-то хрустнуло в голове. Потом мы поженились… ХОЗЯИН. Дааа. А мне моя старуха, чтоб ей в аду гореть, сама предложила. Наговорила, что состояния мильён и замок под Парижем в сто две комнаты. А у самой два горшка пустых приданого и мать мегера. Горшки-то через год разбились, а тёща осталась. Ой, и помучился, святой колорадский жук. Так что вы, сударь, лучше не женитесь вовсе. Ну его… Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Нет уж он женится, святой отец! Такие расходы на свадьбу и всё за зря, что ли? Не пойдёт. Идите, молодой юноша, и делайте предложение невесте. КОРНЮДЕ. А если она не согласится? Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Заплатите её тогда. Она ж того… Даёт. Берёт, то есть. Идите, сударь. Идите. (Подталкивает Корнюде к лестнице.)
А мы здесь пока всё приготовим. Рис и всё прочее. Падре, где ваша сутана? ХОЗЯИН. Нету, мадам. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Ничего. В скатерть вас завернём. (Корнюде.) Идите, сударь. Не стоите… Корнюде поднимается на второй этаж. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ (воодушевлено). Кажется, мы спасены, господа! Юноша познает уют очага и забоится умирать. А ей станет жалко своего мужа и она уступит немцу. Мы спасены, господа! Г-ЖА ЛУАЗО. Но тогда она изменит своему… Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Ой, милейшая, кто у нас во Франции не занимается этим, во имя всего святого сборища. Покажите мне этого человека и я дам вам франк. (Г-ну Луазо.) Не вы ли это, сударь? Г-Н ЛУАЗО. Мне бы хотелось сказать вам, что это так, сударыня, но порой обстоятельства складываются таким образом, что сдержать себя невозможно. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Тогда это вы, граф? Г-Ф ЮБЕР. Что ты, дорогая, я делаю это даже чаще, чем ты думаешь. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Я тоже. Теперь убедились, мадам… Падре, тащите овёс… Забегали по залу. Засуетились. Готовят свадьбу. Завернули в скатерть хозяина. Вручили ему в руку ломоть сала вместо библии, повесили на шею ленту колбасы. Установили в хор монашек. Те икают. Присыпали пол овсом. Кольца в тарелку из-под селедки склали. А под конец еще распяли на стене курицу. Голова у курицы повисла – точь в точь Христос получился. Всё как надо, в общем, сделали. Атмосферу церковную один к одному воссоздали. Даже где-то перестарались. Сели. Довольные. Ждут. Улыбаются. Жить им сразу захотелось… А Корнюде стоит перед дверью в комнату с номером три. Стоит и постучать не решается. Стучит, наконец, всё-таки. Никто не отвечает. Снова стучит Корнюде… Входит. Темно в комнате. Тихо. Корнюде кашляет. ПЫШКА (привстала на постели). Здравствуйте, сударь. Мы рады, что вы решили посетить заведение мадам Паран. Меня зовут мадмуазель Пышка. За скромную плату я предложу вам любые известные удовольствия. Обычные удовольствия стоят пятнадцать франков. С излишествами – двадцать пять. Если же сударю угодно просто смотреть, то это будет стоить пять франков. КОРНЮДЕ. Это я… ПЫШКА. Здравствуйте, сударь. Мы рады, что вы решили посетить заведение мадам Паран. Меня зовут мадмуазель Пышка. За скромную плату я предложу вам любые известные удовольствия. Обычные удовольствия стоят… КОРНЮДЕ. Это я, мадмуазель, Корнюде. Демократ. Помните? ПЫШКА. Здравствуйте, сударь. Мы рады… КОРНЮДЕ. Мадмуазель! Это я – Корнюде. ПЫШКА. Вы?.. Это вы?.. КОРНЮДЕ. Я… ПЫШКА. Вы пришли стать моим женихом и везти меня на открытой повозке? КОРНЮДЕ. Да. А откуда вы знаете? ПЫШКА. Я… знаю, сударь… Я лежала, думала о вас и не заметила, как уснула. И теперь сплю. А это сон. Я захотела, чтобы вы приснились мне и вот вы мне снитесь. Я умею так делать. Я научилась так делать, когда мои родители отравились лекарством, котороё им принёс лекарь, и мы с братом остались одни. Мы жили в нашем доме и нам нечего было кушать. И я придумала так делать. Мы мечтали, чтобы нам приснилось много еды и нам снились целые горы разных вкусностей. И во сне мы наедались. Вот… А потом брата украли цыгане, а меня взяли к себе богатые господа. Они были очень добрые, поэтому кормили меня и поили. Еще они сказали, что за это я должна ложится с ними в постель и смотреть, как они наваливаются друг на друга. А потом госпожа сказала, что мне пора, и господин сделал мне больно. После этого они отдали меня в другой дом и взяли взамен посудный шкаф. В том, другом, доме жили тоже очень добрые господа. Они тоже кормили и поили меня. Но иногда к ним еще приходили другие господа. Они играли в карты, а потом все вместе ложились в постель и брали меня с собой. Господа щипали и кусали меня. Но плакать мне было нельзя. Я должна была делать вот так. (Громко дышит.) Я не хотела так делать, но господа сказали, что я должна, иначе она скормят меня своему догу. А дог был большой и злой и я боялась его. Вот… А потом к ним пришла мадам Паран и выиграла меня у них в карты. И я стала жить у мадам Паран. Мадам Паран была очень добрая и разрешила мне поставить в своей комнате домик для мадмуазель Фифи. И еще мадам Паран разрешила мне занять комнату, из которой видно церковь. Каждую субботу в церкви венчали женихов и невест, и потом они уезжали на открытых повозках, и в них сыпали рисом и цветами. Мне нравилось смотреть на них, и я мечтала, чтобы мне приснилось, как я еду на такой же повозке. Но мне всегда снилось, что я еду одна, потому что все господа, которые приходили к мадам Паран, мне не нравились. Они хотели щипать и раздевать меня. А вы мне понравились, господин Корнюде И вот вы мне снитесь. КОРНЮДЕ. Это не сон, сударыня. ПЫШКА. А что же это? КОРНЮДЕ. Это явь. ПЫШКА. Не говорите так, сударь. КОРНЮДЕ. Но вы не спите. Ущипнете себя… Ущипните… ПЫШКА. Зачем, сударь? КОРНЮДЕ. Что бы убедиться, что это не сон. ПЫШКА. Но я не хочу, сударь. Я не хочу, чтобы это не было сном. Во сне мне никогда не бывает больно… КОРНЮДЕ. Ущипните, сударыня. ПЫШКА. Слушаюсь, сударь. КОРНЮДЕ. Скорее…
Больно?
ПЫШКА. Больно. КОРНЮДЕ. Вот видите. ПЫШКА. Значит, мы не поедим с вами на открытой повозке и вы не будите моим женихом? КОРНЮДЕ. Буду, сударыня. Я пришел просить вас стать моей женой. ПЫШКА. Зачем вы меня обманываете, сударь? КОРННЮДЕ. Я не обманываю вас. Мы будем мужем и женой. Мы будем рыть траншеи и устанавливать заграждения. Мы спасём Францию. А потом у нас родятся дети. Все как один демократы. Вы согласны? Пышка не отвечает. Вы согласны, сударыня? ПЫШКА. Я не знаю, господин Корнюде. Мне кажется, что вы меня обманываете, чтобы не платить за удовольствия. Если вам надо только это, то я и так не возьму с вас денег. (Развязывает лямку на ночнушке.) Вы хотите простых удовольствий или с излишествами, сударь? КОРНЮДЕ (вдруг злобно). Прекратите! Я не потерплю! Я демократ! Я пришёл не за этим! Я пришел просить вас стать моей женой! ПЫШКА. Не кричите. Вы разбудите, мадмуазель Фифи. КОРНЮДЕ. Так вы согласны или нет?! Отвечайте! У меня нет времени! ПЫШКА. Зачем я вам нужна, сударь? КОРНЮДЕ. Вы нужны Франции. ПЫШКА. Но я же… Меня же… Я же грязная и порочная грешница. И мне гореть в аду триста лет. Так сказала графиня госпоже Луазо, когда мы ехали в дилижансе. И это действительно так… Я же шлюха, сударь. КОРНЮДЕ. Франция вас прощает. ПЫШКА. А вы, сударь? КОРНЮДЕ. Я? Что я? Прежде всего Франция, а потом уже я. Идёт война и мне никогда думать о себе. Это просто преступно. Я должен думать о Франции. Я не имею права размениваться на мелочи. И я женюсь на вас только ради Франции. ПЫШКА. Значит, вы не любите меня? Нет? КОРНЮДЕ. Любовь – это забава для пошляков-буржуев. Мы же с вами борцы и обличители, сударыня. Нам не пристало тратить своё время и силы на такой пустяк. Каждая секунда нашей жизни должна посвящаться борьбе… ПЫШКА. С чем, сударь? КОРНЮДЕ. С чем-нибудь. Лишь бы бороться. А любви для нас не должно существовать. ПЫШКА. Но я, кажется, уже почти… КОРНЮДЕ. Хватит, сударыня. Скажите только одно - вы согласны? Да или нет. Иначе я ухожу. ПЫШКА. Да, сударь. Я согласна, сударь. КОРНЮДЕ. Вы приняли верное решение. Франция будет вам благодарна. ПЫШКА. Спасибо, сударь. КОРНЮДЕ. Идёмте. Всё готово. Нас ждёт священник. ПЫШКА. Священник? КОРНЮДЕ. Да. Он внизу. Всё готово. Идёмте. ПЫШКА. А можно я возьму мадмуазель Фифи? Она любит смотреть свадьбы. КОРНЮДЕ. Только быстро. ПЫШКА. Хорошо, сударь. Отвернитесь, сударь.
ПЫШКА. Проснитесь, мадмуазель Фифи. Проснитесь… Кукла открывает глаза. Я выхожу замуж, мадмуазель Фифи. Господин Корнюде сделал мне предложение, мадмуазель Фифи. Уже всё готово. Священник ждёт нас внизу. Будет настоящее венчание. Такое же, как мы видели в окно, мадмуазель Фифи. И мы даже поедем с господином Корнюде на открытой повозке и в нас будут бросать рис, мадмуазель Фифи. Настоящий рис, мадмуазель Фифи. И вас мы тоже возьмём с нами, мадмуазель Фифи. Вы рады, мадмуазель Фифи? Кукла кивает. КОРНЮДЕ. Скорее. ПЫШКА (берёт куклу на руки). Я готова, господин Корнюде. Я готова стать вашей женой, господин Корнюде. КОРНЮДЕ. Тогда идёмте. ПЫШКА. Идёмте.
Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Приготовились, господа… Начали! ВСЕ. Ура! Ура! Ура! Да здравствует жених! Да здравствует невеста! Ура! Ура!
Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Довольно, господа. Теперь непосредственно венчание. Приступайте. ПЫШКА. А где же священник? ХОЗЯИН. Я священник, сударыня. ПЫШКА. Но вы же… ХОЗЯИН. Не волнуйтесь, обвенчаю так, что потом вовек не развенчаетесь. Как монашки вон вместе станете. Чудом природы. (Откусил колбасу от ленты на шее, чешется, ржёт.) Монашки икают. Чётки звенят. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Начинайте, падре. ХОЗЯИН (жуёт). Пойдите-ка сюды, дети мои… (Рыгает.)
Так. Вот так. Всё. Стойте. Молодцы. Так… Чего говорить-то там надо? Г-Ф ЮБЕР. Про небеса чего-то, сударь. ХОЗЯИН. Про небеса, значит, говорите, сударь. Можно и про небеса… А чего про небеса-то надо? Г-Н ЛУАЗО. Зачем же тогда патером вызвались, если не знаете? Давайте я буду… ХОЗЯИН. Сидите. Знаю я всё. (Чешется.) Про небеса, значит… Можно и про небеса… Так… Чего там у нас на небесах-то… (Смотрит на сало, как на книгу.) Да. Вот. Дети мои, говорю вам истинно и вовеки веков, что ежели на небесах тучи, то быть дождю, а ежели туч на небесах нет, то их может нагнать и всё равно быть дождю. Аминь. Во как! (Ржет, чешется.) Монашки икают. Чётки звенят. Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Дальше, падре. ХОЗЯИН. Можно и дальше. Дети мои, говорю вам истинно и во веки веков, что ежели на небесах туч нет, то дождю не быть, а ежели на небесах всё ж есть тучи, то их может согнать и дождю всё равно не быть. Аминь. (Ржёт, чешется.) Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Дальше, падре. ХОЗЯИН. Опять про небеса? Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Спросите, согласны ли они. ХОЗЯИН. Ага. Кажись, чего-то припоминаю. Так. (Корнюде.) С вас начнём. Согласен ли вы, сударь, взять в жёны эту невесту вашу? КОРНЮДЕ. Да, сударь. ХОЗЯИН. Хорошо подумали? Г-НЯ ДЕ БРЕВИЛЬ. Подумал он. Её теперь спрашивайте, падре. ХОЗЯИН. Цыц! Не прерывайте святого процесса. Я тут священник. (Корнюде.) Хорошо подумали, сударь? КОРНЮДЕ. Да, святой отец. ХОЗЯИН. Ну и дурак, сударь. Помучаетесь потом с мамашкой её, помяните моё слово. КОРНЮДЕ. Она сирота, падре. ХОЗЯИН. Тогда молодец. Одобряю. Правильный сделал выбор… А вы, мамзель, согласны? ПЫШКА. Да, святой отец. ХОЗЯИН. Чего сразу-то так? Поломайтесь сперва хоть, покапризьте для блезиру, как приличной барышне положено. ПЫШКА. Я согласна, святой отец. ХОЗЯИН. Ладно. Ваше дело. Так… (Смотрит на сало, делает вид, что читает.) Чего дальше-то? А. Вот. Нашёл. Имеется ли тут кто-нибудь такой, кто знает чего-нибудь такое, из-за чего эти жених с невестой не могут стать мужем и женой? Если кто-нибудь знает чего-нибудь такое, говорите щас или заткнитесь навеки.
жүктеу/скачать 191 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|