Штрихи к теме «Дети ГУЛАГа на Мурмане»

Штрихи к теме

«Дети ГУЛАГа на Мурмане»

1. «Мы наш, мы новый мир построим…» 1918-1936 гг.

2. Ежов-Берия. Предвоенные репрессии. 1937-1941 год (первое полугодие).

3. Война. 1941-1945 гг.

4. Последнее десятилетие сталинского ГУЛАГа. 1946-1956 гг.

Поразительные, страшные и удручающие материалы этого сборника не получили пока достойного освещения и анализа на страницах историко-педагогических изданий. Их характеристика – это тема большой и самостоятельной публикации. Упоминание сборника «Дети ГУЛАГа. 1918-1956» в начале нашей статьи вызвано не столько желанием представить эту книгу, сколько тем, что оба автора данной статьи работали с подобными материалами в ходе своих личных исследований. В местных архивах России можно встретить тысячи документов с частными историями, дополняющими представленные в названном сборнике.

Нам показалось заслуживающим внимания читателей представление документа, хранящегося в Государственном архиве Мурманской области (ГАМО) [ГАМО Ф. 162. Оп 1. Д 487. Л. 143-146]. Речь идет о докладной записке ленинградского медика, профессора С.Златогорова, которая была представлена в Мурманский окружной отдел здравоохранения в октябре 1930 г. В ней речь шла о санитарно-медицинских условиях и состоянии здоровья строителей г. Хибиногорск (в настоящее время г. Кировск), производственных сооружений и цехов комбината «Апатит». Основную часть строителей составляли ссыльные, которые именовались «спецпереселенцами». Позже, в 30-е годы, профессор С.Златогоров был репрессирован. Часть его докладной записки была опубликована в газете «Советский Мурман» 2 апреля 1992 г. и подготовлена к печати главным археографом ГАМО Е.В.Федоровой (далее в тексте записки в фигурных скобках ‹…..› представлены редакторские дополнения в случае сокращенного написания слов ее автором). Встречаеющийся термин «лекпомы» обозначает «лекарских помощников», которые по их статусу и уровню подготовки были ближе к современному понятию санитара, чем фельдшера.
«Не подлежит оглашению

В Мурманский окрздравотдел
...Я побывал на 18-м километре, 19-м и 25-м. Всего рабочих с семьями, работающих на апатитовых разработках, около 14 тысяч, из них вольнона­емных около 4000 (без семей), остальные — переселенцы с семьями. Из 10 224 чел. переселенцев на 26/1Х детей до 12 лет было 2 633; до 3 лет 889, до 8 лет 1 043 и выше –701.

Санитарно-лечебн‹ые› организации, обслуживающие это население (по тресту «Апатит»), были: зав‹ведующий› здравобьединением, санит‹арный› врач, шесть лечебников-врачей, восемь лекпомов (из которых четверо переселенцы) и один дезинфектор. Амбулатория и родильная имеется на 19-м километре. Больница (десять коек) на 25-м километре, амбулатория на 13-м километре и зар‹азная› больница на 10 коек на 14-м километра. Дезинфекционной установки нигде нет. Вошебойки еще строятся. Бань мало, прачечных нет. Рабочие стирают белье на открытом воздухе

Столовые везде с трудом справляются, т.к. были рассчитаны на 500-1000 человек, а сейчас пропускают 5000 и больше. Ко времени моего посещения из эпид‹емических› болезней я застал: корь, бр‹юшной› тиф, скарлатину, трахому, рожу…

Обстановка, в которой живут переселенцы и их семьи, должна быть характеризована как дошедшая до предела, антигигиеничной. Они живут в так наз. стандартных домах полурубленых или во временных бараках из одной доски, обшитой толем. Бараки разной величины, но все они населены до отказа. В бараках, имеющих 101 кв. м. живет 100 человек, 146 кв. метров – 130 человек, т. в люди живут на площади от 0.75 до 1 кв. метра на каждого.

В некоторых бараках люди спят в три этажа. Бараки буквально набиты людьми, вповалку лежащими со своим тряпьем, утварью. Тут же стирают и сушат белье. Времянки топятся круглые сутки, но дырявые бараки тепла не держат. Все бараки кишат вшами. Тело, вещи, белье и самые бараки перепол­нены ими.

На 18-м километре переселенцы живут в палатках (на 49 палаток 2900 человек). И здесь скученность чрезвычайная, хотя несколько меньше, чем в деревянных бараках. Насекомых и здесь много.

Такая чрезвычайная скученность и невозможность соблюдать чистоту мытьем (нет мыла в достаточном количестве и бань) поддерживают размножение вшей. Эта же скученность служит причиной чрезвычайного распространения кори среди детей. Из 1800 детей восприимч‹ивого› возраста умерло 144. В каждом бараке я находил коревых больных, которые не были известны ни врачам, ни лекпомам.

Помимо кори и ряд других детских болезней (желудочно-кишечные, рахит, туберкулез) приковывают их к постели. Общее число погибших детей за период август, сентябрь и 10 дней октября было 177, из коих на долю кори приходится 144.

Медицинская помощь переселенцам недостаточна. Врачи не знают, сколько у них больных и какие. По словам врачей, чтобы ответить на эти вопросы, их должно было быть в насколько раз больше

Питаются переселенцы плохо Получаемый работником паек, разделенный на семью, часто в 3-5 человек, оставляет последнего на голодное существование. Запасы, привезенные поселенцами, уже подходят к концу и население бараков, скученное, голодное, с огромным количеством вшей, представляет костер, готовый вспыхнуть от с‹ыпного› тифа при первой брошенной спичке — первом случае сыпного тифа

Современное положение апатитовых разработок представляет угрозу остановки производства из-за дошедшего до предела антисанитарного состояния жилищ рабочих Вымирание детей и ежечасная угроза с‹ыпного› тифа – вот два пункта, которые должны быть предметом нашего внимания.
Проф. С.Златогоров

г. Ленинград»
1929 г. остался в истории народов бывшего Советского Союза под названием «год великого перелома». Коллективизация сельского хозяйства, начавшаяся летом этого года, носила вовсе не добровольный характер. Так называемые кулацкие хозяйства разорялись административно-карательными мерами. Только по официальным данным, за 1930-1931 гг. было выселено свыше 380 тыс. семей (около 2 млн человек). Всего же было раскулачено значительно больше. По различным оценкам, раскулачено, т. е. репрессировано было от 1 до 3 млн хозяйств – от 5 до 15 млн человек лишились крова. Около 2 млн взрослых «пристроились» на индустриальных стройках, остальные принудительно были переселены на новые места, а около миллиона человек были заключены в учреждения ГУЛАГа [8. С.66-67].

В своих крайних и жестоких формах, которые административно-хозяйственная система приобрела в сталинский период, она фактически представляла собой лагерную экономику. По существующим оценкам, в лагерях в разное время находилось от 10 до 15 млн заключенных, в частности, на момент смерти Сталина – 12 млн, т. е. в разное время – 20-25% от всех занятых в то время в отраслях материального производства. В начале 30-х годов заключенных было меньше, но уже тогда ГУЛАГ по объему выпускаемой продукции выходит на первое место среди всех наркоматов. К этому нужно прибавить 35 млн прикрепленных к земле крестьян (более 60% занятых в отраслях материального производства), т.е. едва ли не 80% всей экономики зиждилось на прямом внеэкономическом принуждении – наименее эффективном способе организации хозяйства из всех известных истории [8. С.89].

В связи с темой ГУЛАГа вполне объяснимыми воспринимаются неоднократные обращения наркомпросовских циркуляров к проблеме детей-дошкольников в так называемых исправительно-трудовых учреждениях, или лагерях для заключенных, как они именовались в народе.

Циркуляры на эту тему в официальном органе Наркомпроса РСФСР появляются начиная именно с 1929 г. В № 37 Бюллетеня публикуется циркулярное письмо за подписью руководителей двух наркоматов – Наркомата внутренних дел и Наркомата просвещения «Об организации работы с детьми дошкольного возраста в местах заключения» и специальная инструкция по организации этой работы.

В начале 1930 г. помещается приказ по Наркомпросу, вызванный тем, что Наркомюст обратился в Наркомпрос с указанием на бессистемность отправки беспризорных детей. Эта бессистемность выражалась в том, что дети не направлялись непосредственно к месту назначения, а посылались в этапном порядке из города в город, и подобные пересылки продолжались, несмотря на запреты. Наркомпрос же в своем приказе «Об эвакуации беспризорных детей» категорически «предлагал» не допускать впредь подобных пересылок, но «придерживаться строго постановления ВЦИК об эвакуации беспризорных детей» [1. 1930. № 4, с.16].

Летом того же года в подборке, посвященной годовщине дошкольного похода, публикуется совместный циркуляр НКВД и Наркомюста «О воспрещении содержания в домах заключения малолетних детей вместе с их матерями» (от 20.05.30 г.). В циркуляре был специальный трогательный пункт № 7, требовавший от администрации мест заключения «строго соблюдать законодательство об охране труда в отношении заключенных женщин, имеющих при себе грудных детей в возрасте до 1 года» [1. 1930. № 29, с.15].

В 1933 г. Совнарком РСФСР принимает постановление «О мерах борьбы с детской безнадзорностью и о ликвидации детской беспризорности» ([1. 1933. № 6]. В 1934 г. последовало новое постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 10.11.34 «О порядке устройства лиц, находящихся под стражей или отбывающих исправительно-трудовые работы». В целях устройства детей, единственный родитель которых находится под стражей или в местах заключения, высшие органы республики постановили следующее. При аресте единственного родителя ребенка старше 4 лет органы обязаны ставить в известность гороно, если ребенок живет в городе, и сельсовет в деревне, а также правление колхоза, если родитель колхозник. Гороно или сельсовет должны обследовать положение ребенка и назначить ему опекуна или попечителя. В колхозе это решает правление колхоза. Суд обязан приглашать и выслушивать представителя гороно или сельсовета и выносить определение о порядке устройства ребенка. В колхозе ответственность за его устройство опять же несет правление колхоза [1. 1935. № 1, с.2].

В этот же день ВЦИК и СНК РСФСР утвердили постановление об изменении статьи 46 Исправительно-трудового кодекса РСФСР. В новой редакций она была изложена следующим образом: «Женщины, лишенные свободы, могут иметь при себе детей в возрасте до 4 лет. Равным образом допускается пребывание детей дошкольного возраста вместе с отцом, лишенным свободы, в тех случаях, когда дети не имеют матери. Для детей, пребывающих в местах лишения свободы, обязательно организуются ясли или детские комнаты» [1. 1935. № 1, с.2].

Какова же была даже не реальная, а относительно приближающаяся к ней картина конкретного промышленного центра – Хибиногорска, которую можно реконструировать по сохранившимся документам?

Следует сказать, что система поселения ссыльных на Мурмане носила специфический характер. В ней не было классических, так называемых, спецпоселков. Подавляющее большинство спецпереселенцев проживали на территории строительства новых городов или рабочих поселков и небольших населенных пунктов Мурманского побережья [7. С. 113].

Вольнонаемные рабочие и ссыльные обычно вместе работали на строительстве всех важнейших хозяйственных объектов тех лет. Каждый год в Хибиногорск, который в конце 1934 г. был переименован в Кировск, на строительство треста «Апатит», кроме сосланных, приезжали завербованные и вольнонаемные специалисты. За период с 1930 по 1935 г. население города увеличилось в 37 раз, поэтому рост сети дошкольных учреждений и количество детей в них увеличивались не только за счет ссыльных.

Мурманский округ Ленинградской области во второй половине 20-х и 30-е годы был одним из регионов использования принудительного труда раскулаченных и насильно высланных семей. К декабрю 1930 г. в округ прибыло уже более 11 тыс. спецпереселенцев, из которых 8 996 человек были отправлены в Хибиногорск, 1 200 – в поселок Нивастрой на строительство Нивской ГЭС и около 1 000 было размещено в поселке Териберка. За 1931 г. в Мурманский округ прибыло рекордное количество спецпереселенцев – примерно около 15 тысяч человек. Общее количество спецпереселенцев в конце 1933 г. составило более 35 тысяч человек¹ [7, 106].

По мнению В.Я.Шашкова, контингент так называемых спецпереселенцев составляли не столько «кулаки», сколько иные категории советских граждан. В результате беззакония, произвола и злоупотреблений власти, к числу раскулаченных и насильно высланных в отдаленные районы страны были отнесены многие середняцкие и даже бедняцкие семьи, семьи сельской интеллигенции, служители различных конфессий [7, 91].

В ходе переселения и в первые годы ссылки и изнурительного труда в нечеловеческих условиях, при различных эпидемиях, голоде и отсутствии элементарного медицинского обслуживания смертность людей была особенно высокой. В нарушение инструкций, гласивших не выселять в отдаленные регионы стариков, калек, больных, беременных женщин, женщин с грудными и малолетними детьми, существовала практика выселения всей семьи, включая ее нетрудоспособных членов. Как следствие, детская смертность превышала рождаемость. Так, в Хибиногорске в 1931 г. умерло 589 детей спецпереселенцев, а родилось только 426 человек. В поселке Нивастрой только за 5 месяцев, с августа по декабрь 1931 г., умерло 273 ребенка [7, 188]. Вот приводимые В.Я.Шашковым статистические данные детской смертности в г. Хибиногорске за несколько лет [7, 192].

В 1931 г., выступая на всесоюзной конференции дошкольных работников, Крупская приводит примеры (по полученному письму) реальной практики социалистического строительства: «Рассказывают, что для рабочих столовка есть, а для семей рабочих столовки нет. Для детишек никакой столовки нет. И многие рабочие хотят унести свой обед домой, чтобы ребят накормить. Так стоит в дверях милиционер и не дает унести обед» [4. Т. 6, с. 222]. Сама Крупская видела проблему только в отсутствии «столовки» для семей рабочих, не вдаваясь в вопрос о том, какие неблагоприятные и пугающие картины проглядывают за описанной ситуацией.

Одним из направлений государственной политики по отношению к спецпереселенцам являлось их трудовое, идеологическое и социально-культурное перевоспитание. Особое внимание в этом вопросе уделялось детям. Перед работниками отдела образования Хибиногорска стояла «актуальнейшая хозяйственно-политическая задача»: не только стопроцентный охват общественным воспитанием детей дошкольного возраста, «но и полная изоляция ребенка из антисанитарной и антисоветской среды». Необходимо отметить, что во всех сводных отчетных документах Мурманского окружного отдела образования того периода, учитывая значимость вопроса, информация о развитии сети дошкольных учреждений Хибиногорска и обеспечении педагогическими кадрами выносилась в отдельную графу.

Строительство детских учреждений осуществлялось крайне медленно. В записке заместителя Наркома просвещения РСФСР Мальцева от 9 мая 1932 г. отмечалось: «Борьба за коммунистическое воспитание детей спецпереселенцев всех возрастов составляет важнейшую задачу органов народного образования. Однако эта задача до сих пор разрешается односторонне. Если мы можем констатировать некоторые сдвиги в области охвата детей школой, то по части дошкольной работы почти нет ничего»… В целях ликвидации ненормального положения с дошкольным воспитанием «и решительного усиления коммунистического воспитания детей спецпереселенцев» предлагалось немедленно приступить к организации детских дошкольных учреждений. Перед крайоблоно центров специального поселия выдвигалась задача в течение лета 1932 г. вовлечь основную массу детей, от двух лет и старше в детские дошкольные учреждения [7, 182].

Выполняя поставленную задачу, краевой отдел образования в кратчайший срок, с мая по декабрь 1932 г., организовал пять детских очагов и один детский дом с дошкольными группами. Очаг на 20-м километре был полностью укомплектован детьми спецпереселенцев (150 человек), по национальному составу – русскими, финнами, немцами, эстонцем, поляком, армянином. В очаге 25-го километра, из 150 детей – 107 из раскулаченных семей. В очаге железнодорожного поселка из 50 – 37 человек, в очаге Жилсоюза – из 100 – 99 дети спецпереселенцев [2, Ф. 165. Оп. 1. Д. 103. Л. 144]. Определенный и характерный «дух времени» проявлялся в названиях дошкольных учреждений: упомянутый детский сад в поселке на 20-м километре носил имя «Детский очаг имени 2-й пятилетки» (которая еще не началась), а сад в поселке 25-го километра, в котором две трети детей были из семей раскулаченных, гордо и пугающе именовался «Детский очаг имени ОГПУ» (!).

Из 568 дошкольников, охваченных детскими учреждениями, 393 являлись детьми спецпереселенцев. Перечисленные выше детские очаги работали по 10 часов, в отличие от очага станции Апатиты он работал 6 часов, и в нем воспитывались дети вольнонаемных рабочих.

Для устройства детей-сирот, которые вследствие репрессий, высокой смертности по пути следования и по прибытии в район ссылки, остались без родителей, были организован детский дом на 100 человек (42 – школьники, 58 – дети дошкольного возраста) и Дом малютки. В предвоенные годы там насчитывалось 65 детей.

В условиях спешной организации дошкольных учреждений неизбежной стала проблема обеспечения их квалифицированными воспитателями. Среди сосланных было немало людей с педагогическим образованием, но в соответствии с директивами, они не имели права работать ни в школах, ни в детских садах. «В условиях Хибиногорска нет возможности подобрать достаточного количества требуемых кадров», – отмечала дошкольный инструктор Хибиногорского ГорОНО Гельцер в заявке в ОкрОНО с просьбой прислать дошкольных работников [2, Ф. 165. Оп. 1. Д. 96. Л. 138]. Областной отдел образования ежегодно направлял педагогических работников для работы в учреждениях Хибиногорска.

Материально-техническое состояние сети дошкольных учреждений было крайне неудовлетворительным. Не хватало детской обуви, одежды, игрушек, оборудования, учебных пособий для воспитателей. Недостаточным являлось питание детей, они не получали молока, мяса, сниженным было потребление жиров. Из 6 яслей 3 были размещены в холодных щитовых бараках.

Подобное положение наблюдалось во всех районах страны. В записке начальника ГУЛАГа М.Д.Бермана в Деткомиссию ВЦИК от 15 октября 1933 г. приводятся факты и цифры по сети дошкольных учреждений, в которых размещены дети ссыльнопоселенцев. В частности, на Урале – острый недостаток кадров, в детдомах нет белья, обуви, постельных принадлежностей. Детям выдается только ржаная мука и крупа, в связи с чем среди них наблюдаются отечные и желудочные заболевания. В детских домах отсутствует санитарный минимум, дети спят на голых топчанах. По западной Сибири – детские дома размещены в бывших бараках, требующих капитального ремонта. Питание недостаточное, массовые заболевания детей туберкулезом и малярией. По восточной Сибири – неразвита ясельная сеть (охват детей всего 10%), деточаги размещены в общих бараках и клубах, питание не налажено. В Средне-Волжском крае из-за недостатка помещений, промснабжения и продуктов питания ряд дошкольных учреждений был закрыт. В северном Казахстане – охват детей составлял 8%, высокая заболеваемость и смертность. Горьковский край – недостаточное питание, в связи с чем возросли среди детей заболевания легких, костей и кожи [3, 149].

Однако эти сложности вовсе не были свойственны лишь учреждениям ГУЛАГа в указанном 1933 г. В фондах дошкольного отдела Центрального государственного архива РФ содержится немало внутренних служебных материалов, объективно характеризующих ситуацию и постоянных обращений в вышестоящие органы (Совнаркомы РСФСР и СССР, ЦК ВКП (б) ) о тяжелом положении многих дошкольных учреждений, не закрепленных за определенными ведомствами. Приводились разнообразные частные уточнения: фонды недостаточны, и они полностью поглощаются детскими домами; в 1938 г. посуда для детских садов отделами народного образования совсем не выделялась, в 1939 – была лишь частичная поставка, и то только в четвертом квартале [6, Ф. 2306. Оп. 70. Ед. хр. 1342].

Наркомы А.П.Тюркин, В.Е.Потемкин неоднократно посылали обращения-ходатайства, в которых содержались поразительные данные, ярко характеризующие тяжесть и сложность материального положения многих дошкольных учреждений. В таких ходатайствах в декабре 1940 г. и марте 1941 г. Потемкин отмечал, что проверки и паспортизация детских садов, проводимые в 1939-1940 гг., установили, что во многих учреждениях белье не только ветхое, но его не хватает даже на одну смену. Приводились и конкретные факты. По Вологодской области из 125 детских садов 52 совсем не имеют белья. В Ивановской области в детских садах имеется 1 подушка на 16 детей, 1 простыня и 1 наволочка на 6 детей, 1 халатик на 9 детей, 1 пододеяльник на 30 детей и т. п. Даже в Московской области некоторые детские сады совсем не имели полотенец, наволочек, пододеяльников, подушек. Отсутствие белья и мебели лишало воспитателей возможности организовать нормальный дневной отдых детей, и приводились примеры садов, в которых дети спали, сидя за столами, или «на составленных столах, как на нарах, накрывшись одним одеялом» [6, Ф. 2506. Оп. 69. Ед. хр. 2618].

На 1 октября 1934 г. в Кировске функционировали 8 очагов на 600 детей, в 1937 году – 8 очагов на 750 детей [5]. Во второй половине 30-х годов развитие системы дошкольных учреждений во всей РСФСР и Мурманском округе (области) в количественном плане не только замедляется, по сравнению с периодом предшествующих пяти лет, но нередко и снижается. В 1940 г. в Кировске и Кировском районе действовало 10 детских садов, охватывавших 671 ребенка [2, Ф. П-1. Оп. 1. Д. 328. Л. 72].

Возвращаясь к докладной С.Златогорова отметим: ссыльных привезли, по-видимому, летом, поскольку отсчет идет с начала августа. Напомним, что их общее число было 10 224, в том числе детей до 12 лет – 2 633. Скольким из них удалось пережить предстоящую зиму в палатках и «бараках из одной доски, обшитой толем» при тех природных и бытовых условиях? Август и сентябрь – далеко не самое суровое время года в Хибинах, а те, кому приходилось бывать в современном Кировске, знают, что в силу горного положения города даже по сравнению с соседними Апатитами тепло приходит туда примерно на месяц позже, а осень и зима – на месяц раньше.
Литература
1. Бюллетень Народного Комиссариата по просвещению РСФСР. – М., 1930-1935.

2. ГАМО.Ф. 165.

3. Дети ГУЛАГа. 1918-1956. – М.: МФД, 2002. – С. 149.

4. Крупская Н.К. Педагогические сочинения. В 10 тт. – М., 1957-1963.

5. Толстова М.В. Мы все ходили в детский сад // Хибинский вестник. – 1999. – 28 мая.

6. ЦГА РФ. Ф. 2306.

7. Шашков В.Я. Репрессии в СССР против крестьян и судьбы спецпереселенцев Карело-Мурманского края: Монография. – Мурманск: МГПИ, 2000.

8. Шмелев Н.П., Попов В.В. На переломе: Экономическая перестройка в СССР. – М.: Новости, 1989.

Д.С. Николаева,

Л.Т. Пантелеева