Vii история принятия Вестминстерских Стандартов

Осенью 1647 года завершилась подготовка катехизисов, и они были представлены парламенту на рассмотрение и одобрение.¹⁴⁸ Парламент заказал шестьсот копий, а затем 15 сентября 1648 года изучил и одобрил катехизисы, внеся в них лишь небольшие изменения. Генеральная Ассамблея Церкви Шотландии, собравшаяся в Эдинбурге, приняла Большой катехизис 20 июля 1648 года, а Краткий катехизис — 28 июля того же года. Было объявлено, что оба катехизиса «согласуются со Словом Божьим и не противоречат церковному учению, богослужению, дисциплине и руководству». Шотландский парламент одобрил действия Генеральной Ассамблеи 7 февраля 1649 года. Однако в 1661 году при правлении Карла II он аннулировал свои постановления. Когда в 1690 году шотландский парламент восстановил пресвитерианское управление в Шотландии и ратифицировал Вестминстерское исповедание веры, катехизисы упомянуты не были. Однако оба они продолжали использоваться Церковью, а Генеральная Ассамблея с совершенно искренними намерениями часто предписывала священнослужителям, учителям и родителям соблюдать Краткий катехизис.¹⁴⁹

Оба катехизиса отличает та особенность, что каждый ответ включает в себя и вопрос. Тем самым в ответе формируется полное суждение или утверждение.

Краткий катехизис — один из трёх символических катехизисов протестантизма, которые, возможно, продолжат своё существование до конца времён. По качеству и влиянию он равнозначен катехизису Лютера и Гейдельбергскому катехизису, а по ясности и тщательности даже превосходит их, намного лучше подходя к шотландскому и англо-американскому менталитету. Однако ему недостаёт той гениальной теплоты, свежести и детской простоты, которыми обладают континентальные катехизисы. Его логическая схема заменяет исторический порядок Апостольского символа веры. Он имеет дело с догматами, нежели с фактами, и адресован скорее ученику, интересующемуся им в качестве постороннего наблюдателя, нежели члену Церкви, выросшему в учении Господа. Математическая точность в определениях, некоторые из которых практически совершенны,¹⁵⁷ даёт хороший базис для изучения богословия, хотя она и превышает детские способности. Использование катехизиса тремя деноминациями — пресвитерианами, конгрегационалистами и баптистами-кальвинистами — доказывает его ценность. Бакстер называет его «лучшим катехизисом, который он когда-либо видел, наиболее превосходным изложением христианской веры и доктрины и пробой на ортодоксальность всех учителей». Томас Карлайл в своих лекциях против современного модернизма (1876 г.) так говорит о катехизисе: «Чем старее я становлюсь — а я уже стою на пороге вечности — тем более и более мне вспоминается первый вопрос катехизиса, который я выучил ещё ребёнком, и тем более глубокое и полное значение он приобретает для меня: “В чём состоит основное предназначение человека? Основное предназначение человека — прославлять Бога и вечно радоваться в Нём”».

Критика учения Вестминстерских стандартов
Вестминстерское исповедание веры и катехизисы представляют собой самое полное и разработанное изложение кальвинисткой системы вероучения, которое представлено в виде символического документа. По своим богословским качествам их можно поставить на один уровень с лучшими трудами подобного рода, и ни лютеранская Формула Согласия, ни Римско-католические декреты Тридентского и Первого Ватиканского соборов не превосходят Вестминстерские стандарты. Лишь наличием внутренних достоинств можно объяснить тот факт, что даже в самой Шотландии они вытеснили старые шотландские стандарты, разработанные Джоном Ноксом и Джоном Крэйгом. В их пользу говорит и тот факт, что они были приняты тремя разными деноминациями: в полном объёме пресвитерианами, и с некоторыми незначительными изменениями конгрегационалистами и баптистами-кальвинистами. Конгрегационалисты имели небольшое, но очень компетентное представительство на Вестминстерской Ассамблее, тогда как баптисты не были представлены вовсе. На сегодняшний день Вестминстерские стандарты обладают такой же жизнеспособностью, какой обладает любой из протестантских Исповеданий веры, и большей жизнеспособностью, чем большинство из них. Они оказывают значительную помощь в формировании богословской мысли и религиозной активности везде, куда распространяется английский язык. В целом, они представляют собой самую сильную и всё же умеренную форму кальвинизма, который, как и само христианство, у англосаксов обрёл более благоприятную для себя почву, нежели в том месте, где зародился.

Учение Исповедания веры изложено с необычайной внимательностью, логической точностью, ясностью, осторожностью и предусмотрительностью. Оно вбирает в себя все аспекты и взаимосвязи христианского богословия. Там, где вследствие нашего конечного интеллекта доктрины не согласуются или даже вступают в видимое противоречие друг с другом — как, например, абсолютная Божья суверенность и свободная воля человека, падение Адама и личная вина, безграничная божественность и ограниченная человечность в личности Иисуса Христа, — они излагаются вместе. Это оставляет научному богословию пространство для объяснения и коррекции этих доктрин в общих рамках системы. Богословы и миряне признавали явное, принципиальное различие между публичным исповеданием веры и частной богословской системой. Однако на практике, как мы видели, они не всегда до конца следовали этому убеждению.¹⁵⁸

Стиль Исповедания веры и катехизисов ясный, решительный, величественный и хорошо приспособленный для серьёзного исследователя. Места из Писания подобраны тщательно и скрупулёзно, что свидетельствует о хорошем знании авторами Библии.

Достоинства Вестминстерских стандартов были признаны не только пресвитерианами,¹⁵⁹ но и англиканами широких взглядов,¹⁶⁰ и даже методистами, которые радикальным образом отличаются в богословии от учения, изложенного в Вестминстерских стандартах.¹⁶¹

Великое возрождение шестнадцатого столетия, произошедшее в Реформатских и Лютеранских Церквах, сменилось сухой схоластикой, которая хоть и была более евангелической и библейской по сравнению со схоластикой средневековой, тем не менее разделяла главное заблуждение последней — односторонний интеллектуализм в ущерб мистической и эмоциональной стороне христианства. Схоластика в техническом смысле слова — будь она римско-католической или протестантской — это продукт благоговейного ума, нежели пылкого сердца. Она достигает таких глубочайших тайн веры, как учения о Пресвятой Троице, воплощении, вечных установлениях избрания и отвержения людей и ангелов. И хотя она делает это с глубоким почтением, ей всё же присуща такая дерзость и уверенность, словно эти тайны представляют собой лишь математические проблемы или объекты анатомического анализа.¹⁶² Обычно она выказывает удивительную сообразительность в анализе, разделении, подразделении, различении и определении. Однако ей не хватает интуиции в потаённых глубинах и трансцендентных вершинах, в которых антагонизмы неполной истины объединяются в гармонию.

Вестминстерские стандарты, разумеется, в этом отношении не так последовательны, как Каноны Дортского Синода или Гельветическая Формула Согласия. Тем не менее они, безо всякого сомнения, идут дальше Исповеданий веры Реформации, которые менее логичны и точны, но зато более естественны и гибки. Им свойственен суровый дух пуританства. Они вмещают в себя слишком много метафизического богословия и переходят грань, отделяющую публичное исповедание веры от научно-богословского произведения. Сегодня было бы невозможно навязать пасторам и богословам любой протестантской Церкви столь тщательно разработанную систему. Однако это Исповедание, как я уже упоминал выше, не задумывалось его составителями как ярмо; требовалось подписание не каждой его детали, а лишь общей схемы документа. Только Библия объявлялась кальвинистами «единственным и непогрешимым правилом веры и жизни», тогда как Исповедание веры, по их мнению, «содержало в себе систему доктрин, изложенную в Священном Писании».¹⁶³

Основная характеристика господствующей в семнадцатом столетии кальвинистской схоластики заключается в том, что в качестве стартовой точки богословие выбирает Божью суверенность и справедливость, а не любовь и милость, и что оно позволяет схеме Божественного предопределения контролировать историческую и христологическую схему. Это подводит нас к наиболее уязвимому месту Вестминстерского исповедания и Большого катехизиса — абстрактному учению о вечных Божьих установлениях, которое всегда будет отвергаться большинством евангелических христиан. Мы верим, что богочеловеческая личность Христа и Его деяния дают нам истинный ключ для полного понимания спасительного замысла и формируют прочное основание для полноценного и окончательного соглашения всех евангелических исповеданий веры.

Действительно, Вестминстерское исповедание веры предусмотрительно избегает термина «отвержение», заменяя его более умеренной и мягкой концепцией «оставления». Оно использует глагол «predestinate» только по отношению к вечной жизни, тогда как о потерянных утверждается, что они «определены» или справедливо осуждены на смерть. И всё же оно на догматическом уровне утверждает, что «остальных людей было угодно Богу, по непостижимому изволению Его собственной воли, оставить во грехах (букв. — пройти мимо), — ибо Он даёт и удерживает благодать по Своему изволению, для явления славы Своей суверенной власти над творениями, — и определить их на бесчестие и гнев Божий за эти грехи, к похвале Его величайшей справедливости».¹⁶⁶ Да, в Ветхом и Новом Завете, особенно в девятой главе Послания к Римлянам, есть отрывки, которые подтверждают это утверждение.¹⁶⁷ Однако их следует понимать в свете библейской концепции о Божьей безграничной любви и милости, а также во взаимосвязи с другими отрывками, в которых ясным и естественным образом написано о том, что Бог искренне желает, чтобы все люди покаялись и спаслись, что Христос — Спаситель всего мира, что Он — удовлетворение не только за наши грехи, «но и за грехи всего мира», и что абсолютно и окончательно Он не осуждает никого, кроме тех, кто не верит, — то есть тех, кто упрямо и сознательно отвергает евангельское спасение.¹⁶⁸ Именно это фундаментальное учение о безграничной Божьей любви и милостивого предоставления спасения всем людям должно быть частью Исповедания веры, а не учение об отвержении или оставлении, которое, по меньшей мере, так же спорно в этом документе, как и осуждающие пункты в Афанасьевском Символе веры.

Экзегетическое и богословское исправление всей темы, связанной с предопределением, равно как и корректировка неравномерного распределения благосклонности небес и частичного отказа в средствах благодати, которые существуют в нашем мире, связано с непреодолимыми препятствиями, и размышление над этим должно дать нам дополнительную осмотрительность и терпимость. Некоторые общие замечания могут вести нас к постановке проблемы в её истинном свете, предоставляя возможность, по крайней мере, её частичного решения.

Следует честно признать, что кальвинистская система всего лишь выводит неоспоримые факты из их первопричины, находящейся в непостижимом Божьем замысле. Она делает допустимые логические выводы из тех антропологических и эсхатологических предпосылок, которые признаются всеми остальными ортодоксальными Церквами — Православной, Римско-католической, Лютеранской и Реформатской. Все они верят в осуждение человечества вследствие грехопадения Адама и в ограничение возможности спастись от греха и погибели в этой жизни.¹⁶⁹ И всё же каждой Церкви следует признать, что большая часть человечества, будучи по своей природе не хуже других людей и безо всякой личной вины, рождается и вырастает во тьме язычества, вне пределов досягаемости средств благодати, и по этой причине, насколько нам известно, действительно «оставлена» в этом мире. Ни одна ортодоксальная система не в состоянии логическим путём примирить с Божьей безграничной любовью и справедливостью эту непреклонную и ужасающую реальность.

По всей видимости, единственное решение этой проблемы лежит либо в учении квакеров об универсальном свете — то есть, в учении о не связанном каким-либо договором предложении спасения всем людям в этой жизни, — либо в увеличении периода действия спасительной благодати для тех (и только для тех), кто никогда не имел в своей жизни возможности принять или отвергнуть евангельское спасение, за счёт промежутка времени между фактической смертью и окончательным судом. Но первая точка зрения подразумевает под собой умаление видимой Церкви, служения Евангелия и Таинств. Вторая же точка зрения — это лишь либеральная реконструкция того традиционного учения о промежуточном состоянии, которое ни одна ортодоксальная Церковь, сознавая отсутствие ясных библейских свидетельств в отношении этого таинственного предмета и ввиду возможных злоупотреблений, никогда не пожелает признать частью своих официальных доктринальных положений. Они не сделают этого даже в том случае, если экзегетические методы создадут возможность для соглашения по некоторым спорным отрывкам Нового Завета и по учению о Гадесе — соглашения более тесного, чем нынешнее.

До настоящего же времени единственное отличие заключается в том, что в то время как другие ортодоксальные Исповедания веры умалчивают о подлинной трудности, кальвинизм не скрывает её, пытаясь ближе подобраться к разрешению проблемы.

Более того, кальвинизм, отделяя избрание от абсолютной необходимости водного крещения, обладает несомненным преимуществом перед августинианской системой, и в этой связи может считаться более прогрессивным. Исповедания веры, в которых обязательным и необходимым предварительным условием спасения становится возрождение через крещение, фактически исключают большую часть человечества — целые народы с неисчислимыми миллионами младенцев, умирающих в младенчестве, — из Царства небесного, даже, невзирая на то, что эта мысль может и не быть выражена ясным образом. Христианское сердце огромного африканского отца отшатывается от такого пугающего, но неизбежного вывода, сделанного логическим рассудком, и пытается смягчить его, отделяя позитивное проклятие или действительные страдания от негативного проклятия или отсутствия блаженства, и отводя некрещёным младенцам лишь эту последнюю участь. Так мыслят римско-католические богословы. Кальвинистское учение предоставляет более существенную помощь в решении этого вопроса, и на основании прецедентов Цвингли и Буллингера, а также в соответствии с той аналогией, которая существует в исключительных случаях с Мелхиседеком, Иовом и прочими проявлениями подлинного благочестия в Израильский период, оно допускает распространение спасительной Божьей благодати за пределы видимой Церкви и обычных средств благодати. Оно оставляет место для доброжелательной надежды на спасение всех младенцев, умерших в раннем возрасте, а также тех взрослых, которые без исторических знаний об Иисусе Христе жили согласно свету природы и Провидения и умерли в угрызениях совести и со смиренным желанием спасения — иными словами, имели тот же склад ума, который имел Корнилий, когда посылал за святым Петром. Разумеется, ни Кальвин и де Без, ни богословы Дортского Синода и Вестминстерской Ассамблеи, ни раннее поколение богословов Новой Англии не исповедовали открыто подобный кальвинизм.¹⁷⁰ Однако он вписывается в кальвинистскую систему, в которой никогда не предполагалось ограничивать пределы божественного избрания, а также согласуется со свободным и прогрессивным истолкованием Вестминстерского исповедания веры, которое решительным образом признаёт, что избранные младенцы и избранные взрослые возрождаются и спасаются Христом без внешнего призвания посредством Евангелия.¹⁷¹

Современные кальвинисты, по крайней мере, в Америке решительно встают на сторону именно такого взгляда на этот вопрос, легко признавая, по меньшей мере, возможность всеобщего спасения младенцев и тем самым спасения большей части человеческой расы. Христианство не может потерпеть неудачу; оно должно иметь триумфальный успех, который гарантируется от вечности благодаря безграничной Божьей благости и мудрости.¹⁷²

Каким бы не было теоретическое решение этой глубокой и потаённой тайны, у евангелических христиан есть практическая платформа, на основании которой они могут достичь согласия. Ибо все люди, которые спасены или будут спасены, спасаются по Божьей благодати, без каких-либо достоинств с их стороны (да и сама вера — это дар благодати), тогда как потерянные потеряны исключительно по своей вине. Очень часто замечают, что благочестивые кальвинисты проповедуют как арминиане, а благочестивые арминиане молятся как кальвинисты. И те, и другие могут быть непоследовательны, однако такая непоследовательность благоприятна и полезна. Кальвинист Уайтфилд был так же ревностен и успешен в обращении душ ко Христу, как арминианин Уэсли, а Уэсли был так же горяч в молитве, как и Уайтфилд. Они были разделены в этом мире, но они навсегда примирились на небесах, где лицом к лицу встретились с истиной. Мы должны работать так, как будто всё зависит от наших усилий, и нам следует молиться так, как будто всё зависит от Бога. Таков парадокс, который нам предлагает святой Павел, когда увещевает филиппийцев со страхом и трепетом совершать своё спасение, ибо именно Бог производит в них хотение и действие по Своему благоволению [Фил. 2:12,13]. Божья работа в нас и для нас — это основа и одобрение нашей работы в Нём и для Него.

Отсутствие веротерпимости¹⁷³
Принцип нетерпимости раскрывается в гл. 23-й («О гражданской власти»), гл. 30-й («Церковные меры воздействия»), гл. 31-й («О синодах и соборах») и в последней фразе гл. 20-й («О христианской свободе и свободе совести») — «судам гражданской власти». Подобное предписание содержится и в 109-м вопросе Большого катехизиса, где «допущение ложной религии» рассматривается как грех, запрещённый во Второй заповеди; при этом катехизис ссылается на некоторые места из Ветхого Завета и книги Откровение (Откр. 2:2,14,15,20; 17:12,16,17).

Без сомнения, эти отрывки предполагают наличие явно христианского правительства или же такого союза Церкви и государства, который был установлен во всех христианских странах со времён императора Константина, и который признавался в то время и протестантами и римскими католиками.¹⁷⁴ Именно на этом основании Исповедание оставляет за гражданскими властями (или любой другой формой правления) право и обязанность не только законным образом защищать христианскую Церковь, но и поддерживать её, запрещая и наказывая ересь, идолопоклонство и богохульство.

Власть сдерживания и наказания подразумевает под собой принцип нетерпимости и право на гонения в той или иной форме, хотя такое право может и не быть использовано. Ибо поскольку гражданская власть идентифицируется с отдельной Церковью, преступление против этой Церкви становится преступлением против государства и карается соответствующими законами. Все действия, направленные на установление единообразия в религии, неизбежно ограничивают несогласных. Они должны запрещать любое публичное проявление несогласия, каковы бы не были частные мнения и мысли, чего, разумеется, не может достичь ни одно человеческое правительство.

Более того, общеизвестно, что целью созыва Вестминстерской Ассамблеи было издание для трёх королевств законов, связанных с верой, церковным управлением и богослужением, и что, подписав «Торжественную лигу и завет», она обязалась полностью искоренить папство, прелатство и все ереси.¹⁷⁵

Некоторые конгрегационалисты требовали ограниченной веротерпимости и получили поддержку от Кромвеля и его армии, в которой было полно конгрегационалистов, баптистов, антиномиан, социниан, приверженцев сект «новый свет» и «любовная семейка [фамилизм]», «милленариев» и других «гордых, самодовольных и горячих сектантов» (как их называет Бакстер). Все эти секты, возникшие в то время на волне огромного религиозного возбуждения, но в большинстве своём исчезнувшие спустя короткое время, имели, разумеется, свой собственный интерес в отстаивании права на веротерпимость. Однако именно по этой причине на Ассамблее восторжествовало мнение, которое, невзирая на угрозы в ниспровержении религии и общества со стороны великой конгрегационалистки Дианы, предположительно матери всех ересей и богохульств, мужественно противостало веротерпимости.¹⁷⁶ Шотландская делегация была едина в этом вопросе, и Бэйли написал работу против веротерпимости «Разубеждение от заблуждения нашего времени» (1645). Кроме того, в своих «Письмах» он многократно нападал на эту идею.¹⁷⁷ С обеих сторон было выпущено бесчисленное количество памфлетов. Защитники веротерпимости потерпели поражение, и смогли добиться от Ассамблеи лишь немаловажного заявления о том, только Бог — Господь совести.

И всё же если мы оценим Вестминстерские стандарты с позиции семнадцатого века и затем сравним их с похожими документами, они покажутся нам весьма умеренными.

1. В вопросе нетерпимости заблуждений они идут не дальше Бельгийского исповедания,¹⁷⁸ Галликанского исповедания,¹⁷⁹ Английских 39-ти статей¹⁸⁰ и Ирландских статей.¹⁸¹ Они не заходят так далеко, как это подразумевается в англиканской доктрине верховной власти короля в Церкви. Эта доктрина отдаёт религию всего народа в руки временного правителя. Её применяли в самой суровой мере по отношению ко всем нонконформистам, римским католикам и протестантам.

2. Пресвитериане в течение пятнадцати лет своего доминирования использовали имеющуюся у них власть очень умеренно, за исключением разве что массового увольнения большого числа прелатистов со своих должностей (оставив им, тем не менее, пятую часть их дохода). Это было неосмотрительно и противозаконно (если оценивать с нашей точки зрения). Однако такое давление не было таким жестоким, какое им и другим нонконформистам пришлось испытать перед 1640 годом и после 1661 года, когда их вешали, сжигали, бросали в тюрьмы, пытали и наносили тяжёлые увечья. В течение позорного периода Реставрации, которую по своей недальновидности они сами и осуществили, не потребовав от неверного Стюарта каких-либо гарантий, им за свою лояльность Вестминстерским стандартам, как в Англии, так и в Шотландии, пришлось вынести большие тяготы и выказать больше героизма, чем любой другой Церкви или секте в христианстве.¹⁸²

3. Последовательно это или нет, но впервые в исповеданиях веры подобного рода выражается истинный принцип религиозной свободы, который подготовил основание для издания акта о веротерпимости. Этот принцип записан в ВИВ 20.2.: «Один Бог есть Господь совести (Иак. 4:12; Рим. 14:4), Он предоставил ей свободу от учений и установлений человеческих, если они находятся хотя бы в малейшем несоответствии с Его Словом или дополняют что-либо к нему в делах веры и богослужения (Деян. 4:19; Деян. 5:29; 1 Кор. 7:23; Мф. 23:8-10; 2 Кор. 1:24; Мф. 15:9). Поэтому следовать подобным учениям или подчиняться подобным установлениям означает предать истинную свободу совести; требовать слепой веры, абсолютного и бездумного послушания есть нарушение свободы совести и разума (Ис. 8:20; Деян. 17:11)».

4. Пресвитерианские Церкви Европы подвергли умеренной интерпретации спорные пункты в Исповедании и Большом катехизисе и так изменили их, чтобы отречься от тех положений, которые указывали на допустимость гонений.¹⁸³ Пресвитерианские Церкви в Соединённых Штатах Америки заняли более открытую и эффективную позицию в вопросе о полном изменении этих глав, дабы они отчётливо выражали принцип религиозной свободы и требовали не благосклонности со стороны гражданских властей, а защиту жизни, свобод и конституционных прав всех граждан.