Виктор гайм сценические игры
Свет становится заметно ярче
жүктеу/скачать 293.5 Kb.
|
Свет становится заметно ярчеГЕРТРУДА. Благодарю. ГОРТЕНЗИЯ. Спасибо, милый Бастьен! Очаровательный мой Бастьен. Пардон, Батист! За мной поцелуй в перерыве! (Гертруде). У нас ведь будет перерыв? ГЕРТРУДА. Посмотрим. ГОРТЕНЗИЯ. Мне нужно позвонить в пару мест. Это важно. ГЕРТРУДА. Звони. ГОРТЕНЗИЯ. Ты не против, если я не буду отключать мой мобильник? ГЕРТРУДА. Это необходимо? ГОРТЕНЗИЯ. Да, мне хотелось бы. Видишь ли… ГЕРТРУДА. Ладно, ладно. Начнем.
ГОРТЕНЗИЯ. Ты в зал не спустишься? ГЕРТРУДА. Рано пока! ГОРТЕНЗИЯ. Почему? ГЕРТРУДА. Почему? Находясь в зале, я тем самым приобретаю полномочия судьи. Однако судьей пока что я быть не могу. Мои функции – исследовательские, мой инструмент – микроскоп. Иными словами мне необходимо рассмотреть тебя в деталях. Узреть невидимое в какой-то степени. Если я далеко, я могу уловить волны, но от меня ускользнет то самое невысказанное твоего существа, познание которого является самой важной частью на первом этапе нашей работы. Понятно тебе?
Не забывай о спутниках видимого текста… ГОРТЕНЗИЯ. Да… ты хочешь сказать, что… ГЕРТРУДА. Текст мой ты внимательно прочитала … Но он предстал перед тобой как бы в урезанном виде. Вроде как земля, увиденная издалека: обозрим лишь небольшой участок, ибо ты находишься на расстоянии тысяч километров от планеты. ГОРТЕНЗИЯ. А планета – это твой текст, да? ГЕРТРУДА. Да. ГОРТЕНЗИЯ. И ты хочешь сказать, что я от него далеко-далеко? ГЕРТРУДА. Я хочу сказать, что ты от него и далеко, и близко в то же время. ГОРТЕНЗИЯ. А, вот оно как! Хорошо! ГЕРТРУДА. Попытаюсь тебе объяснить… Ты прочла. Усвоила некую сумму предложений, которые представляют собой лишь пену вещей. Если бы ты находилась на борту космического судна, тебя потрясла бы красота континентов. Твое знакомство с Землей оказалось бы исключительным. Земля предстала бы перед тобой голубоватой планетой, окутанной легким, как дымок сигареты, серо-белым нимбом.
Оно тебя потрясает, но абсолютно лишает возможности сосредоточиться на важной детали. И ты не способна мне сказать, спокойно ли на озере Мичиган, или штормит… ГОРТЕНЗИЯ. Ну и что мне до этого за дело, если я не собираюсь проводить отпуск на берегу озера Мичиган!? ГЕРТРУДА. Ладно. Ты пошла по пути банальности и решила меня посмешить… ГОРТЕНЗИЯ. Да нет же! Не обижайся. Просто, извини меня, но я не понимаю, что ты хочешь мне сказать… У Гортензии звонит мобильник. Она отвечает. ГОРТЕНЗИЯ. Алло! Я слушаю! Да, это я. Да. Аааааах!
Нет, ничего. Да.
Да. Вот как?
Ааааах! Да.
В Греции. Да, да.
Чудесно! Потом тебе расскажу. Да, да. Мы начали репетировать… Работаем, как бобики! Нет.
Вечером, если хочешь. Нет. Он сказал, что позвонит, как только я вернусь. Не позвонил. Не знаю, позвонит ли. Я звонить не стану. Позвонить должен он. Ну, не позвонит, так и я не позвоню. Хорошо. Что-что? Я довольна… Да.
Потрясающая пьеса. Взгляд сообщницы в сторону Гертруды. Нет…
Нет… Нет. Она как раз мне объясняет. Само собой. Да что ты! И отлично. Так ты перезвонишь? Хорошо. Крепко, крепко тебя целую. Прерывает связь. Ну вот. Всё в порядке. Уже прознали, что я вернулась… Рехнуться можно, как они меня домогаются. Знаешь, это должно быть болезнь, но если телефон не звонит, у меня такое чувство, что я уже умерла. Ты не знакома с Дезире-Шарлоттой…Не чужда снобизма, но зато что на уме, то и на языке. И скромницей никак не назовешь! Она хотела узнать, собираюсь ли я вернуться к Давиду. Она его встретила… Ладно. Лучше поговорим о чем-нибудь другом. Между прочим, о твоей пьесе я сказала лучше некуда. Люди знают тебя по твоим романам, а по пьесам не очень-то. Скажем так, они знают твой мир, и это главное! Она меня спросила, говорится ли там о любви… Кстати, я тебя не спросила: ты не влюблена? Не стала спрашивать… Мне казалось, что после твоего разрыва с Клотильдой-Анриеттой ты взяла тайм-аут… Клотильда-Анриетта или же… ГЕРТРУДА (Батисту). Я готова ее убить, и немедленно. Схвачу за горло, она вывесит язык, и я его откушу. (Гортензии). Очень мило с твоей стороны…Я вижусь время от времени с Клотильдой-Аннетой…Мы по-прежнему любим друг друга, но иначе… Сохранилась привязанность. Отношения становятся более глубокими, когда проходит страсть. Страсть убивает любовь. У нас осталась нежность.
С этим мужчиной… С Давидом… Знаешь, когда я об этом думаю, всегда говорю себе: ведь это даже постыдно – довести себя до подобного состояния. ГЕРТРУДА. Постыдно? Какое странное определение. ГОРТЕНЗИЯ. Ты меня понимаешь… Послушай… Как бы это объяснить? Попытаемся сделать несколько предположений: - Например, я читаю плохую рецензию. Такое тоже может случиться… - Я теряю любимого друга … - Я теряю свою кредитную карту… - Не получаю никаких известий от Давида… - Мой отец тяжело заболевает… - Мне никак не удается дойти до оргазма… -Я узнаю, что от голода погибает миллион детей, ну, не знаю, в Заире, к примеру. И что же, ты полагаешь, как бы это тебе получше объяснить, полагаешь, что мои надпочечники в каждом отдельном случае будут производить разное количество адреналина? Ничуть!
Ты не находишь готовых формул. Если обожжешься, больно всегда, это ясно. Но площадь ожога, степень его – это ведь тоже важно. Ты согласна?
Представь себе, что в ту неделю, когда мы расстались с Давидом, была совершена, уже не помню точно где, страшная террористическая акция! Настоящая резня! Почти геноцид! И я тогда себе говорила: «Послушай, есть события более серьезные и менее серьезные». Понимаешь меня? Ты-то прекрасно знаешь, какое было более серьезным! Думаешь, я тоже так считала? Думаешь, я говорила себе: более серьезное событие – это террористическая акция? Так нет же! Самым серьезным событием… Серьезнейшим из серьезных… Был уход Давида. Вот и представь! Нет справедливости в адреналине, который производят мои любимые надпочечники! ГЕРТРУДА. Нет…То есть, я хочу сказать да… Мне кажется, ты что-то здесь путаешь! ГОРТЕНЗИЯ. Твоя правда, это так сложно! Я совершенно запуталась! ГЕРТРУДА. Да нет, я не то хотела сказать. ГОРТЕНЗИЯ. Не имеет значения. В любом случае я решила с этим покончить. Я больше ему не звоню! Пусть звонит сам! А я не стану! Ему известно, что я уже вернулась… С какой стати я должна звонить? Захочет – позвонит. Звонит телефон ГЕРТРУДА. Смотри-ка, уже захотел! ГОРТЕНЗИЯ. Ты о чем? ГЕРТРУДА. Телефон звонит, ты не слышишь? ГОРТЕНЗИЯ. Слышу. Но только это не мой, а твой телефон звонит. ГЕРТРУДА. Не может быть! ( Она произносит эту короткую фразу, вкладывая в нее смысл: «Ну, не дают работать!»). Алло?
Да. Добрый день… Да, это было на сегодня. Конечно. В театре, да… Нет, кода никакого нет. Вы проходите через зал. Именно так. Да…
Верно… Разумеется. Пожалуйста… До скорого… Да, она здесь… Мы в самом разгаре… До скорой встречи. Благодарю…Да не за что. (Видит вопрошающий взгляд Гортензии). Это журналистка.
Это она так выразилась. ГОРТЕНЗИЯ. А у меня уже и заголовок есть: «Столкнулись две живые легенды!!» Можно ей посоветовать! ГЕРТРУДА. Посмотрим… Знаешь, заголовок… ГОРТЕНЗИЯ. Что-то рано она решила прийти. Ты хотела, чтобы она пришла так рано? ГЕРТРУДА. Послушай, я совершенно ничего не хотела! Она мне говорит: хочу первой присутствовать… присутствовать… ГОРТЕНЗИЯ. …при столкновении в ходе чрезвычайной встречи. ГЕРТРУДА. Вот именно. Эксклюзивный свидетель! ГОРТЕНЗИЯ. А издание у нее ежедневное? Еженедельное? Ежемесячное? ГЕРТРУДА. Это ежегодник. ГОРТЕНЗИЯ. Что-что? ГЕРТРУДА. Выходит раз в год. Толстый журнал по вопросам культуры, который выходит раз в год и подводит исчерпывающие итоги художественным событиям года… ГОРТЕНЗИЯ. Понятно. ГЕРТРУДА. В прошлом году у них были проблемы со средствами. Они не вышли. ГОРТЕНЗИЯ. Они? Кто же эти Они? ГЕРТРУДА. Ну, дирекция, редакция, почем я знаю… ГОРТЕНЗИЯ. Когда ты говоришь: проблемы со средствами, ты имеешь в виду финансы? ГЕРТРУДА. Полагаю, что так. ГОРТЕНЗИЯ. А в настоящий момент у них как раз имеются финансы, чтобы заслать к нам девицу с ее идиотскими вопросами, которые будут напечатаны через год? ГЕРТРУДА. Не стоит так кипятиться по этому поводу! Ну, встретимся с ней. Заткнем ее в какой-нибудь угол, скажем: «Сидеть! Не двигаться! Хорошая собачка…» и будем заниматься своим делом… Проще простого. ГОРТЕНЗИЯ. А откуда тебе известно, что она молодая? Она так тебе и сказала: я, мол, молодая журналистка? ГЕРТРУДА. Да по голосу… Знаешь, у меня ведь абсолютный слух… ГОРТЕНЗИЯ. Ну, ладно… ГЕРТРУДА. Хорошо, теперь со всеми делами покончено. Я не собираюсь сидеть тут до скончания века. ГОРТЕНЗИЯ. Ты абсолютно права. Абсолютно. ГЕРТРУДА. Приступим. ГОРТЕНЗИЯ. Я просто читаю, как есть? Вне интонации, без оценок? Или же что-то тебе предлагаю?
Это запуск! Похоже на воздушный транспорт: пока самолет не оторвался от земли, в кабине царит страх.
Не хочу ставить ее в затруднительное положение. А то, пожалуй, собьется.
Воистину: чем более велик человек, тем он смиренней. ГОРТЕНЗИЯ. А я тебе скажу, что это и к тебе относится тоже. Когда начинаешь знакомство с любым из твоих текстов, не ведаешь, куда он тебя заведет. Как в путешествии с приключениями. Закройте глаза. Браво. Откройте глаза; взгляните: и хоп! Тотчас же видишь, что ты – гениальна, нежна и жестока, агрессивна и беззащитна. ГЕРТРУДА (Батисту). Она это вычитала в журнале для домохозяек. Своих суждений – никаких, но зато – память! Отрыгивает любую проглоченную глупость! ГОРТЕНЗИЯ. Ты в порядке, Герретруде? ГЕРТРУДА (готова кинуться на нее). Да, да, всё отлично. ГОРТЕНЗИЯ. Если хочешь, можем прерваться, кофе выпить или рюмочку пропустить… ГЕРТРУДА. Послушай, мы еще и не начинали! Прервемся, когда придет журналюга! ГОРТЕНЗИЯ. Знаешь, у меня есть один принцип: никаких вопросов о моей личной жизни… ГЕРТРУДА. Ее это не интересует. ГОРТЕНЗИЯ. Ну уж… Не верю. Ты ее хорошо знаешь, журналистку эту? Ты же говорила, что не знакома с ней. ГЕРТРУДА. Видишь ли, я вообще знаю прессу худо-бедно. Мужчинам – политика и экономика, женщинам – мода и театр. ГОРТЕНЗИЯ. Не вижу связи! Она вполне может заниматься театром и вместе с тем задавать мне вопросы о моей личной жизни. ГЕРТРУДА. Послушай…По голосу я поняла, что она застенчива и с придыханием относится к нам обеим. Будет писать, всё равно напишет так, как мы захотим. И точка. Думаю, что это хорошенькая глупышка, которая ровным счетом ничего не знает, и считает, что Попокатепетль – не название вулкана, а марка памперсов. ГОРТЕНЗИЯ. И тем не менее ты назвала ее хорошенькой глупышкой, не так ли? Не думаешь ли за ней поволочиться? ГЕРТРУДА (Батисту). Очевидное влияние телевидения. Она ведь, ты знаешь, снималась в сериале типа «Мачо не одурачишь» или какая-то похожая глупость. Если я ей отвечу, что подобная низость позорит ее талант, дело пахнет конфликтом! А на конфликт идти сейчас я никак не могу. (Гортензии) Хорошо, что я понимаю твой юмор, потому что… в противном случае я могла бы задать себе вопрос «не вляпалась ли я в неподобающую историю». Обе смеются, но несколько принужденно ГЕРТРУДА. Ладно, вернемся к нашим баранам! ГОРТЕНЗИЯ. О кей. Я не против. ГЕРТРУДА. Ты ведь актриса очень чувственная. Не возражаешь? ГОРТЕНЗИЯ. Нет, это так и есть, так обо мне говорят… я ведь никогда не знаю, подчиняюсь я голове или телу. ГЕРТРУДА. Не за чем и выяснять! ГОРТЕНЗИЯ. Ты так думаешь? ГЕРТРУДА. А что изменится, если ты выяснишь? Ты действуешь инстинктивно, даешь инстинкту волю. Я бы даже сказала, именно инстинкт заставляет тебя действовать. А разум навязывает твоему физическому поведению целую систему знаков, которые оказываются в полнейшей гармонии с твоими чувствами. Есть ли у тебя основания быть этим недовольной? ГОРТЕНЗИЯ (Она ничего не поняла). Конечно, нет, конечно, нет! ГЕРТРУДА. Я хочу сказать, что твой персонаж, то есть, тот, который действует, должен немедленно подчинить свое движение вступившему жесту… в том смысле, в каком говорится обычно о взятом слове. ГОРТЕНЗИЯ. Хорошо, Гертруда… Герретруде, я согласна… Чего ты, собственно хочешь? ГЕРТРУДА. Чтобы ты позволила полностью овладеть тобой свойственной тебе пластике, которую никто другой не в состоянии воспроизвести. ГОРТЕНЗИЯ. Понятно, понятно. ГЕРТРУДА. Доверься себе. У тебя сомнения? ГОРТЕНЗИЯ. Нет, нет, уверяю тебя. Раз сказано, так уже никаких сомнений… не артисты мы что ли? И Давиду я говорила… ГЕРТРУДА (Батисту). Намучаюсь я с ней! ГОРТЕНЗИЯ (Батисту). Намучаюсь я с ней! ГЕРТРУДА. Ты, наверное, заметила, что пьеса моя инициирована собственной конечностью? ГОРТЕНЗИЯ. Да! Я это обожаю! В кино они называют это флэш-бэк. ГЕРТРУДА (Батисту). Намучаюсь я с ней. Гортензия открывает свой текст и начинает его листать ГОРТЕНЗИЯ. Давай поглядим… У меня как раз был к тебе вопрос по началу. ГЕРТРУДА. Оставь текст в покое. ГОРТЕНЗИЯ. Пардон? ГЕРТРУДА. Положи роль на место. Мы вполне можем обойтись без нее, тем самым сэкономив время, учитывая, что в определенный момент она приобретает паразитарные функции. ГОРТЕНЗИЯ. Но я текста не знаю! ГЕРТРУДА. Вот именно. Это мне и нужно. Мы начнем с разрушения текста. Деструкция предполагает, прежде всего, отрицание того, что есть. Итак, ты его отрицаешь… ГОРТЕНЗИЯ. Вот оно что! ГЕРТРУДА. Надо, чтобы ты была … От глагола БЫТЬ. Однако, то, что ты пытаешься мне по большому счету навязать, так это стать объектом, которого не существует. Не пытайся – и это крайне важно для моего творчества – не пытайся создать то, что имеет намерением создать тебя самоё. Тебе понятно? ГОРТЕНЗИЯ (Батисту). Определенно я с ней намучаюсь. ГЕРТРУДА (Батисту). Совершенно не понимает, о чем я ней говорю. Придется спуститься до ее уровня. А тогда всё обернется демагогией. ГОРТЕНЗИЯ (Батисту). Если я попрошу ее объяснить то, что она хочет сказать, одно из двух: либо она согласится, что плохо объяснила, и это вещь совершенно немыслимая, никогда она ни в чем подобном не признается, либо же она объявит мне, что я ничего понять не в состоянии, и это вещь совершенно реальная. Даже несомненная. ГЕРТРУДА. Могу я узнать, чего мы ждем? ГОРТЕНЗИЯ. Я… я всё спрашиваю себя, ты хочешь, чтобы мы начали с чего? ГЕРТРУДА. Известно тебе, о чем идет речь… ГОРТЕНЗИЯ. Разумеется. Это история… ГЕРТРУДА. Не говори мне ничего об истории. Скажи о твоем состоянии. Звонит телефон. Обе достают телефоны одновременно. Гортензия – чуть быстрее. ГОРТЕНЗИЯ (Гертруде). Это мне. ГЕРТРУДА. Пожалуйста, пожалуйста. ГОРТЕНЗИЯ. Ты на меня не сердишься? ГЕРТРУДА. Давай, давай. ГОРТЕНЗИЯ. Да? Да! Нет, нет… Мне очень приятно. Нисколько. Разумеется… Эээ…Да…Завтра вечером. В обычном месте. Нет, нет. Я тоже. И я.
Я тоже. И я.
ГОРТЕНЗИЯ. С ума сойти! ГЕРТРУДА. Что такое? ГОРТЕНЗИЯ. Потрясающая штука! ГЕРТРУДА (вежливо). Да что ты! ГОРТЕНЗИЯ. Знаешь, все эти волшебные сказки, вся эта ахинея, которую ты читаешь…ну, знаешь где… в этих дурацких журналах «для души», как говорится…Я в них погружена по самое горло…И когда я говорю горло… ГЕРТРУДА (Батисту). Какой же вульгарной она становится! Какая пошлость! ГОРТЕНЗИЯ. Надеюсь, ты больше не ревнуешь? А согласись, это было бы занятно: ты и я, еще не забыла? Ту давнюю историю! ГЕРТРУДА. Нет, не забыла. Да нет, с чего бы я заревновала? ГОРТЕНЗИЯ. Ты побелела…С отливом в серый. Ты хорошо себя чувствуешь? ГЕРТРУДА (Батисту, но так, чтобы слышала Гортенщия). Не добавишь ли нам немного горяченького в соус, малыш. Свет становится более интенсивным. ГОРТЕНЗИЯ. Если бы ты знала, кто мне звонил…У тебя бы челюсть отвисла. До самого пола! ГЕРТРУДА. Президент Республики? ГОРТЕНЗИЯ. Представь себе, ты не так далека от истины! ГЕРТРУДА. Что ты под этим подразумеваешь? ГОРТЕНЗИЯ. Тебе я могу довериться… правда? Ты для меня больше, чем подруга. Сестра. Часть меня самой. Никто об этом не знает. Страшная тайна. Понимаешь? Страшная! Знаем только мы двое, он и я. Теперь будет трое, если я тебе расскажу.
Всё произошло как-то само собой. Импульс своего рода. Ты-то в состоянии понять при твоем постоянном копании в глубинах и тонкостях человеческой души. ГЕРТРУДА. Ну же, скажи. ГОРТЕНЗИЯ. Я вообще не собиралась тебе говорить. Но этот внезапный звонок. Пауза Звонит из своего бронированного автомобиля. Возможно, теперь подслушивает наш разговор. Знает всё обо всём. Всё видит. За всем следит. Это его работа. Но сверх того, поскольку он очень ревнив, он подключил и вою технику… Чтобы следить за мной, понимаешь? Мне это льстит. Да. Ничуть не унижает. Говорит, что я соблазнительница, что мужчины вокруг меня так и вьются… Знает мое прошлое… Мое настоящее… Изобрел такой малюсенький микрофон, что невооруженным глазом его и не увидишь! Просто нажимает на кнопку, и уже знает, с кем имеет дело. Всех своих врагов раскидал. Родителей тоже. Что-то в нем есть дьявольское. И чарующее. Он - самый могущественный человек режима. И я его люблю. Люблю не потому, что он всемогущ… люблю не потому, что нет у власти более устрашающей личности…На всё на это я плевать хотела! Уж ты поверь! Я люблю его, потому что он мне нравится. Вот и всё. Мне казалось, что никто никогда не сможет заменить мне Давида…Но знаешь, когда расстанешься и начнешь подводить итоги… Ты меня понимаешь? Я сходила с ума по невропату, который принялся рассуждать со мной о Пятикнижии, стоило мне предложить ему ночь любви! А тут появляется простое существо, которое прекрасно знает, кто ему друг и кто ему враг. И умеет действовать!
жүктеу/скачать 293.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|