Внеклассное мероприятие «Имя твое человек»

Полоса С.В. – методист, преподаватель английского языка (231-771-827);

Рубцова Т.А., преподаватель русского языка и культуры речи (231-910-617).

Государственное бюджетное образовательное среднего профессионального образования «Медицинский колледж имени Клары Цеткин департамента здравоохранения города Москвы»

1. 
   Показ презентации и рассказ о Флеминге А.
   
2. 
   Показ презентации и рассказ о Ч. Дарвине
   
3. 
   Показ презентации и рассказ о П. Г. Вудхаузе
   
4. 
   Показ презентации и рассказ о Р. Бернсе
   
5. 
   Показ презентации и рассказ о Д. Тёрнере
   
6. 
   Показ презентации и рассказ о Г. Ф. Генделе
   

Городские мальчики учатся по книжкам; книгой маленького Флеминга была живая природа. Мальчик рано научился внимательно наблюдать за природой. Получив свидетельство о среднем образовании, он поступил в медицинское училище Сент-Мэри.

Александр изучал хирургию и, выдержав экзамены, в 1906 году стал членом Королевского колледжа хирургов. Газета, выпускаемая в Сент Мэри, писала: «Мистер Флеминг, недавно награжденный золотой медалью и, казалось, без всякого усилия завоевавший звание члена Королевского хирургического колледжа,– один из самых преданных учеников сэра Алмрота Райта, и мы думаем, что его ждет славное будущее».

Флеминг был прирожденным естествоиспытателем - целеустремленным, работоспособным, наблюдательным. Он был необщителен из-за присущей ему шотландской сдержанности, однако с юмором дело у него обстояло неплохо. Он презирал озлобленных и вечно жалующихся людей. "Алек всегда был в веселом настроении и работал очень искусно, - пишет один из его товарищей. - В нем никогда не чувствовалось ни горечи, ни усталости. К своим исследованиям он, казалось, относился с юмором и в то же время серьезно".

В лаборатории Флеминг занялся поиском вещества, способного убивать патогенные микробы. Первым открытием на этом пути стал лизоцим.

Лизоцим - антисептик, присущий самому организму. Например, слезы, которые содержат лизоцим, являются прекрасным антибактериальным средством. Именно опыты со слезами помогли Флемингу открыть лизоцим. Один из его коллег позже вспоминал об опытах, в которых он непосредственно участвовал: "Мы срезали с лимона цедру, выжимали ее себе в глаза, глядя в зеркальце микроскопа, после этого пастеровской пипеткой с закругленным над пламенем горелки концом набирали слезную жидкость и переливали ее в пробирку". Именно таким мучительным способом было определено, что в слезах содержится вещество, способное растворять с удивительной быстротой некоторые микробы.

Впрочем, поговаривают, что первое открытие Флеминга проистекает не столько из опытов по героическому слезовыделению, сколько из удачи, которая улыбнулась сильно простуженному естествоиспытателю. Однажды во время занятий лабораторными опытами, когда Флеминг привычно "сеял микробы", из его носа на одну из посадок упала сопля. Пытливый ученый приметил, куда попали выделения его организма, а впоследствии с удивлением обнаружил, что именно там-то как раз микробная культура и не выросла. Первый удар по смертоносным болезням был нанесен.

Флеминг очень гордился своим открытием, справедливо полагая, что именно здесь таится загадка выживаемости человека. К сожалению, в самой лаборатории учителя Флеминга - Элмрота Райта - атмосфера, скорее, была враждебной, нежели благосклонной, к работе Флеминга. Ситуация усугублялась тем, что сам Райт был убежден, будто единственным способом помочь защитным силам организма оставалась иммунизация. Однако Флеминг не сдавался.

В своих мемуарах знаменитый паразитолог Рональд Росс писал, что, к сожалению, некоторые думают о великих открытиях примерно так: "У ученого осталось полчаса до обеда. Он посмотрел на часы и сказал себе: "Ну что же, я, пожалуй, спущусь в лабораторию и сделаю открытие". На самом деле открытия не происходят "по заказу". В случае с пенициллином все получилось и закономерно, и в то же время неожиданно.

У Флеминга была привычка ничего не выбрасывать, а потому его стол всегда был завален инструментами, склянками и грязной лабораторной посудой, которую он обычно удосуживался убирать лишь тогда, когда на столе уже не оставалось никакого свободного места. И вот, в очередной раз рассматривая старые культуры в чашках Петри, он вдруг увидел, что многие из них испорчены плесенью. "Как только вы открываете чашку с культурой, вас ждут неприятности, - говорил Флеминг. - Обязательно что-нибудь попадет из воздуха".

Вместо того, чтобы выбросить испорченные культуры, Флеминг стал их внимательно изучать. Он заметил вдруг, что колонии стафилококков вокруг плесени растворились, и вместо желтой мутной массы виднелись капли, напоминавшие росу. Это явление страшно заинтересовало Флеминга. Он показал плесень своему коллеге. Тот исследовал чашку и, возвращая ее, сказал из вежливости: "Да, очень любопытно". Но на Флеминга не подействовало это равнодушие, он целиком посвятил себя изучению необычайной плесени.

«Меня поразило,– рассказывает коллега Флеминга Мелвин Прайс,– что он не ограничился наблюдениями, а тотчас же принялся действовать. Многие, обнаружив какое нибудь явление, чувствуют, что оно может быть значительным, но лишь удивляются и вскоре забывают о нем. Флеминг был не таков. Помню другой случай, когда я еще работал с ним. Мне никак не удавалось получить одну культуру, а он уговаривал меня, что надо извлекать пользу из неудач и ошибок. Это характерно для его отношения к жизни».

Проведенные опыты убедили Флеминга в том, что он столкнулся с явлением антибиоза. Простейший живой организм - плесень - выделял такое вещество, которое убивало другие живые организмы - микробы. Мирное сосуществование этих двух видов оказалось невозможно.

Но открытие Флеминга опять не вызвало интереса, поскольку явление антибиоза было уже давно известно. Причем все предыдущие опыты показали, что любое вещество, губительное для микробов, разрушало также и ткани человека. Казалось, это не подлежало сомнению. Тем не менее, упрямый шотландец не сдавался. Необходимо было выделить чистый пенициллин.

И здесь-то возникли проблемы. Это оказалась задача, которую Флеминг сам решить был не способен. Требовались серьезные исследования в области химии и биохимии, но собственных знаний не хватало, и, к сожалению, он не мог найти заинтересованных исследователей, готовых сотрудничать с ним.

Флеминг писал статьи, выступал с докладами, но все было тщетно. Научный мир не заинтересовался его чудодейственной плесенью и практически забыл о нем. Неудивительно, что когда Флеминг поехал в Оксфорд, чтобы лично познакомиться с разработчиками технологий получения чистого пенициллина, то один из руководителей знаменитой Оксфордской группы биохимик Чейн был крайне удивлен его появлением, поскольку считал Флеминга уже давно умершим.

Без Оксфордской группы, возглавляемой английским биохимиком Эдгаром Чейном и австралийским патологоанатомом Говардом Флори, открытие Флеминга так бы и продолжало пылиться в томах отчетов о проделанных опытах. Ведь именно остроумные технические предложения Чейна и проверки наработанного в клинике доктором Флори позволили пенициллину из гениальной догадки стать общедоступным лекарством.

Как ни кощунственно это звучит, но страшная война стала еще одним "соавтором" в деле открытия пенициллина. Это была последняя "удача" Флеминга. Огромные потребности фронта в антибиотиках способствовали тому, что в воюющих странах было развернуто по-настоящему массовое их производство. Эффективность и острая необходимость нового лекарства больше уже не подлежали сомнению.

Поэтому Чейн и Флори вместе с Флемингом удостоились звания лауреатов Нобелевской премии в области медицины, которую они все вместе получили в 1945 г. - именно тогда, когда завершилась война, в которой они приняли благодаря своему открытию самое непосредственное участие. И эпилогом к жизнеописанию Флеминга могут послужить его собственные слова: "Новую тему открывает ученый один, но чем сложнее становится мир, тем труднее нам успешно завершить что бы то ни было без сотрудничества других".

Волею судеб долгому путешествию парусника «Бигль» («Гончая») (1831–1836), участником которого был молодой Чарльз Дарвин (1809–1882), тоже суждено было оказаться в первых строчках списка великих свершений человечества.

Чарльз Роберт Дарвин родился 12 февраля 1809 года в небольшом английском городке Шрусбери. Их достаточно обеспеченная семья имела хороший дом на берегу реки и прекрасный сад. Мальчику было восемь лет, когда от тяжелой болезни скончалась его мать. Его воспитанием занимались старшая сестра и отец.

Юные годы Чарльза протекали вполне обыденно и благополучно. Мальчик не выказывал способностей к школьному обучению и не чувствовал к нему интереса. Однако уже в восемь лет у Чарльза обнаружились любовь и интерес к природе. Он собирал растения, минералы, раковины, насекомых, рано пристрастился к рыбной ловле и целые часы проводил с удочкой, но особенно полюбил охоту.

Отчаянию отца не было предела: «Тебя не интересует ничего, кроме стрельбы, собак и охоты за тараканами, ты станешь позором не только для самого себя, но и для всей нашей семьи!»

Однако о карьере натуралиста Чарльз долгое время не помышлял. Обучаясь в университетах Эдинбурга и Кембриджа, сначала он готовился стать медиком, а затем, изменив свои намерения, — священником. Кто бы мог подумать, что пройдут годы и Дарвин нанесет самый сильный удар религии, который ей когда-либо случалось получать.

В 1831 году Дарвин вышел из университета в числе «многих» — так назывались ученики, кончившие курс удовлетворительно, но без особенных отличий.

Помочь сделать Дарвину окончательный выбор помог профессор ботаники Джон Генсло. Он заметил способности Дарвина и предложил ему место натуралиста в экспедиции в Южную Америку.

27 декабря 1831 года, когда «Бигль» покидал плимутскую гавань, ничто не предвещало, что его очередное плавание войдет в историю: для судна эта «кругосветка» была далеко не первой, да и задача перед участниками экспедиции стояла весьма рутинная – картографирование берегов Южной Америки.

Кстати, вначале капитан не хотел брать на должность натуралиста-исследователя 22-летнего выпускника Кембриджа Чарльза Дарвина. Он был уверен, что молодой священник не подходит на эту роль. В то же время, отец Чарльза, известный лондонский врач Роберт Дарвин, разочарованный в способностях сына, надеялся, что это путешествие хоть чему-то научит его. К счастью, профессор ботаники Джон Генсло, друг и наставник Чарльза, не сомневался в способностях своего ученика. «Вы весьма специализировались в коллекционировании, наблюдении и способности отмечать все, что заслуживает быть отмеченным в естественной истории», – писал он Дарвину. Генсло настоял, чтобы молодого ученого взяли на судно, и не ошибся...

Стоит сказать, что, отправляясь в кругосветное путешествие, Дарвин был уверен в неизменности видов животных и растений – именно этому его учили в университете. Но то, что он увидел во время плавания, перевернуло его мировоззрение: «Я был так поражен распределением животных на Галапагосских островах... и характером ископаемых млекопитающих Америки... что решил вслепую собирать всевозможные факты, которые могли бы тем или иным путем относиться к вопросу о том, что представляют собой виды...» (из письма Дарвина к Джозефу Гукеру от 11 января 1844 года).

В этой экспедиции Дарвин собрал огромную коллекцию горных пород и окаменелостей, составил гербарии и коллекцию чучел животных. Он вел подробный дневник экспедиции и впоследствии воспользовался многими материалами и наблюдениями, сделанными в экспедиции.

2 октября 1836 года Дарвин вернулся из путешествия. В это время ему было 27 лет. Вопрос о карьере решился сам собой, без долгих размышлений. На руках оказались огромные материалы, богатые коллекции, у него уже были планы будущих исследований, оставалось приниматься за работу. Следующие двадцать лет он посвятил обработке собранных материалов. Некоторое время Дарвин жил в Лондоне, потом женился и переехал с семьей в Даун - небольшой уединенный городок недалеко от Лондона.

Изданный им дневник путешествия имел большой успех. Безыскусная простота изложения — его главное достоинство. Дарвина нельзя назвать блестящим стилистом, но любовь к природе, тонкая наблюдательность, разнообразие и широта интересов автора искупают недостаток красоты изложения.

Спустя 23 года после завершения экспедиции, когда Дарвину исполнилось 50 лет, он выпустил в свет знаменитую книгу «Происхождение видов путем естественного отбора или выживание благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь», содержавшую подробное изложение теории биологической эволюции.

Дарвин открыл, что организмы борются друг с другом за пищу и среду обитания. Он заметил, что даже в пределах одного вида есть особи с особыми признаками, увеличивающими их шанс на выживание. Потомство таких особей наследует эти признаки, и они постепенно становятся общими. Особи, не имеющие таких признаков, вымирают. Так, через много поколений весь вид приобретает полезные признаки. Этот процесс называют естественным отбором. Ему удалось решить величайшую проблему биологии – вопрос о происхождении и развитии органического мира.

Книга была раскуплена за один день, имела огромный успех и наделала много шума. Одной из самых смелых мыслей было утверждение, что эволюция продолжалась многие миллионы лет. Это противоречило учению Библии о том, что мир был создан за шесть дней и с тех пор неизменен.

Одни ученые сравнивали впечатление от книги со вспышкой молнии, которая заблудившемуся темной ночью человеку внезапно освещает дорогу. Другие - с бомбой, которую Дарвин бросил из своего мирного сельского жилища в лагерь противника. Во Франции ученые отнеслись к теории с презрением. Немецкие антидарвинисты выпустили свинцовую медаль, на которой Дарвин был изображен в оскорбительно-карикатурном виде с ослинными ушами. Английский геолог Седжвик с возмущением говорил, что эта теория не более как цепь мыльных пузырей, и свое письмо к Дарвину закончил так: “Ныне - один из потомков обезьяны, в прошлом - ваш старый друг”. Так как учение Дарвина подрывало устои религии, реакционные ученые натравливали на него духовенство. Католические священники организовали особую академию для борьбы с эволюционным учением, назвав его “скотской философией”. Брань и презрение невежественных людей огорчали Дарвина, но он не отвечал им. Он ценил лишь мнение людей, которых уважал

Передовые ученные встретили теорию Дарвина с большим воодушевлением. Немецкий биолог Э. Геккель писал, что, прочтя эту гениальную книгу, он почувствовал, как “завеса упала с его глаз”. Молодой профессор Гексли готов был “взойти на костер” за новую идею.

Прошли годы, и учениe Дарвина разлилось бурным потоком, сметающим на пути все препятствия. Дарвину посчастливилось при жизни увидеть торжество своих детей: не проходило и года, чтобы он не получал какой-нибудь награды. В последние годы жизни Дарвин чувствовал себя особенно плохо: не мог ходить, все его утомляло. В ночь на 18 апреля 1882 года у Дарвина случился сердечный припадок, он потерял сознание, а, придя в себя, разбудил жену и тихо сказал:

- Я совсем не боюсь умереть.

19 апреля 1882 года Дарвина не стало. Его похоронили в Лондоне в Вестминстерском аббатстве, рядом с могилой Исаака Ньютона.

Он прожил огромную жизнь, в которой нашлось место и трубке у камина, и нацистскому лагерю, и счастливому супружеству, и тяжелой травле со стороны собратьев по цеху.

Вудхауз родился 15 октября 1881 г., в Гилфорде. Столько писавший о лордах и членах их семейств, Вудхауз и сам происходил из такого рода. Вудхауз поэтизировал аристократию, но никогда не хвастался принадлежностью к ней. Учился он в Далидже, под Лондоном, в старинной и хорошей школе, и очень ее любил. Первые его повести -- а их немало -- именно про школу. Кстати, журнал с такой повестью читал в Ясной Поляне очень старый Толстой. Оксфорд или Кембридж были Вудхаузу не по карману: он был слишком беден. И юноша устроился в Лондонское отделение Гонконгского банка. Впрочем, проработал он там недолго: вскоре его выгнали. Вот как он сам описывает эту историю.

"Пришел новый гроссбух, и его препоручили мне. Титульный лист в нем был белый, глянцевитый". Естественно, клерк с задатками писателя стал на нем писать. "Творение мое, как теперь сказали бы, вышло просто замечательное. С тех пор минуло 55 лет, а оно живо в моей памяти: "Он вынул бриллиантовую булавку из галстука, улыбнулся и воткнул ее обратно". Это -- так, между прочим, было там и получше. В общем, чудо, а не творение. Откинувшись на спинку стула, я сиял, как Диккенс, только что окончивший "Пиквика".

Так писатель шутил много лет спустя. А тогда он испугался и вырезал страницу. Главный бухгалтер был удивлен, и один из коллег Вудхауза решил разобраться, что же произошло.

"Кто-то ее вырезал",- сказал он. "Какая чушь, - сказал бухгалтер. - Только идиот вырежет страницу из гроссбуха. Есть у вас идиот?" "Вообще-то есть,- признался клерк, поскольку был честным человеком.- Такой Вудхауз". "Слабоумный, да?" "Не то слово!" "Что ж, вызовите его и спросите",- посоветовал бухгалтер. Так и сделали. Сразу после этого я обрел возможность посвятить себя литературе". Случилось все это в сентябре 1902 года. Вскоре он стал профессиональным писателем. Свой стиль, главные герои и большая популярность пришли к нему в середине 1910-х годов. Жил он тогда в Америке, а к 20-м годам вернулся и стал одним из самых читаемых писателей.

Он написал неисчислимое множество книг, 98 названий. Как и Диккенс, он напоминает, что жизнь не сводится к тьме, злобе и распутству, - именно напоминает, а не выдумывает. Как Диккенс, он показывает нам то, что есть в каждой душе, в каждой семье, хотя бы - у каждого ребенка. Быть может, помогли его очень английские свойства - несерьезное отношение к себе, джентльменская стойкость, не позволяющая огорчать других, детская благодарность за все хорошее. Он никогда ни с кем не ссорился, всегда был со всеми приветлив. И робок, все-таки он, человек с душой ребенка, жил в мире взрослых. И не стеснялся признаться в том, что сам о себе был невысокого мнения. Вот что Вудхауз говорил о себе: "Случилось так, что я не очень умен, мне трудно что-нибудь придумать". "Вам нравится моя мура? Ура, ура, ура, ура!" - это надпись на книге. Или: "...Невидимая рука заменяет мой мозг цветной капустой". Вудхауз все время работал. Теперь таких людей называют "трудоголиками". Вудхауз писал без всякого надрыва, работе тихо радовался, а в обществе других - смущался.

В любом месте, едва оглядевшись, он немедленно погружался в свой собственный, выдуманный, но такой родной и знакомый мир — мир, где по-прежнему существовали дворецкие и камердинеры, проницательные слуги и ироничные джентльмены, пьющие извозчики и частные клубы, богатые родственники и мелкие запутанные интриги Все остальное казалось ему малоинтересной суетой — политика, войны, газетные новости, сплетни на светских раутах... Даже когда у них собиралась избранная публика — актеры, писатели, путешествующие князья и члены царских фамилий, Вудхаус долго не выдерживал и, не прощаясь, исчезал: его ждали стопка бумаги и пишущая машинка.. Вечеринки пугали его еще и потому, что все вокруг, особенно вновь прибывшие, ожидали от хозяина бесконечного потока острот. Как же они заблуждались! Вудхаус неизменно их разочаровывал: никто и никогда не слышал от него даже самого бородатого анекдота. Он всегда поступал совершенно одинаково: с видимым трудом поддерживал светскую беседу, а потом тихо исчезал. «Вы бываете таким букой, — весело говорила, держа его под руку, Айседора Дункан на одной из знаменитых пятничных вечеринок, которые они с Этель давали в 1917 году на своей вилле. Рядом, шумно балагуря, варил спагетти Энрико Карузо, Рудольфе Валентино рассказывал последние голливудские сплетни и отчаянно напивался его сосед Фрэнсис Скотт Фицджеральд, с которым Вудхаус неожиданно сдружился. — Я умираю от хохота над вашими книжками, они просто лопаются от шуток — а тут вы так серьезны...» «Каждая удачная шутка — это два часа работы и полная корзина смятых черновиков, — разводил руками Плам. — Если бы я мог их придумывать на ходу, уверяю, не преминул бы с вами поделиться».

За достиения Вудхаузу дали в Оксфорде докторскую степень. Сразу после торжества в июне 1939 года Вудхауз уехал во Францию и больше в Англии не бывал, хотя прожил еще тридцать пять с лишним лет. Летом 1940 года Францию оккупировали немцы, хотя многие тогда считали, что они ее вообще не займут.

Вудхаузов потеснили, потом выселили, а потом писателя отправили в лагерь для гражданских лиц. Узников этих везли в теплушке, обращались с ними плохо, но Вудхауз, хоть и был непривычен к таким вещам, сносил все исключительно кротко. Держался безупречно, смешил и утешал других... Пленников сгрузили в бывшем сумасшедшем доме. Вудхауза разместили в палате на 60 человек, и непривычные к плохим бытовым условиям англичане узнали, что такое испорченный душ, крайне подозрительная еда, очереди в сортир, а главное -- хамство.

Судя по воспоминаниям, Вудхауз по-прежнему оставался приветливым, работал, как только представлялась такая возможность, и отказывался от привилегий, например, не согласился занять отдельную каморку. Немцы предложили ее, когда прослышали, что в Англии он "вроде Гете". Так начались его несчастья.

Вудхауза выпустили по Женевской конвенции, потому что ему исполнилось 60 лет. Уехать к Этель он не мог, но мог попытаться найти работу в Германии: у него там были друзья -- немецкие актеры, до войны снимавшиеся в Голливуде. Однако его сразу отправили в Берлин, устроив на радио и предложив вещать на Америку, пока еще остававшуюся нейтральной.

Вудхауз искренне верил, что сможет подбодрить слушателей, тем более что у многих родные были в плену. Всю оставшуюся жизнь писатель осуждал себя за глупость -- он никогда не считал сотрудничество с фашистами предательством.

Вудхауз искренне страдал оттого, что разлучен с родиной и вынужден жить в условиях фашистского режима. Но именно в этот момент, в самые трудные для него дни, он подвергся настоящей травле со стороны англичан. Из-за его передач в Англии поднялся страшный шум. ...«Продался!», «Сколько стоит свобода?», «Юморист стал предателем!».

Заголовки английских газет пестрели проклятиями. Как он мог? На волнах вражеского радио рядом с предателями, ведущими пропагандистские передачи на английском, — он со своими шуточками про лагерь и хохмами вроде: «Милая, не оборачивайся — позади тебя немецкая армия!», «Смотрю, действительно приехала армия, бравые такие молодцы в нарядной зеленой форме, и у каждого в руке пулемет». Это о нацистах, с которыми Британия воюет! В Британии жгли книги о похождениях Дживса и Вустера. Библиотеки выбрасывали сочинения Вудхауса на свалку. Читатели слали проклятия. Черчилль, который пытался уговорить Америку открыть «второй фронт», рвал и метал, прилюдно называя Вудхауса продажной свиньей: эта сволочь все ему портила! Земля и вправду ушла у Вудхауса изпод ног. Правда, уже не в Берлине. План ведомства Риббентропа рухнул: им был нужен Вудхаус — честный британец, а не предатель и шпион. «Передачи прекратить, Вудхауса из Берлина убрать», — распорядился МИД.

Осенью 1943 года Вудхаузов отпустили во Францию, а через год эту страну освободили войска союзников - американцев и англичан. В Париже его все равно арестовали по распоряжению мэра, безо всяких на то оснований. Выпустили только через две недели по личному распоряжению Черчилля: «Имя Вудхауса воняет, словно гнилая селедка, — размашисто писал Черчилль британскому послу. — Мы бы предпочли больше никогда не слышать о нем. Но под арестом его держать не стоит. Не хватало еще сделать из него мученика. Если нужно, я сам напишу де Голлю. Если ему нет места во Франции, шлите сюда, и, если уж нет никакого закона, по которому его можно упечь, пусть живет в какой-нибудь глуши и не кажет носа. Или катится прямо в ад, если там вдруг ему найдется место». «И это старина Уинстон, — грустно приговаривал Плам. — А ведь мы были членами одного клуба, сколько раз пили вместе виски, играли в бридж... Какая роковая несправедливость!»

Ни в чем подсудном Вудхауз замешан не был, но домой он не вернулся. Вместе с женой он уехал в Америку. Там Пелем Гренвилл написал много новых книг, среди которых есть настоящие шедевры. О том, что тогда творилось у него в душе, можно судить по письмам. Друг из Англии писал ему о мрачных прогнозах на будущее, а он отвечал ему примерно так: «Бог, с ним, с человечеством, сил от него нет».

Он по-прежнему писал по книге в год и с радостью наблюдал, как забывается злополучная берлинская история — его книги снова выходят в Британии, теперь уже миллионными тиражами. На родину он так и не вернется — официальных гарантий, что против него не будет возбуждено дело, он не получил. На вручение рыцарского титула Пелем Гренвилл Вудхауз, поразмыслив, лететь отказался — доктора убедили, что в его возрасте лучше не рисковать. Умер он двумя месяцами позже, 14 февраля 1975 года, в палате госпиталя Саутгемптон, с трубкой в одной руке и неоконченным романом о замке Бландинг — в другой. Ему было девяносто четыре, и на могильном памятнике рядом с фамилией Вудхаус выгравированы имена его любимых героев — Псмита, мистера Муллинера и Дживса.

Из всех героев Вудхауза наибольшей популярностью пользуется неразлучная парочка – безалаберный аристократ Бертрам Вустер и его невозмутимый и находчивый камердинер Дживс. Персонажи появились на свет в 1917 году, когда был опубликовал сборник рассказов «Человек, у которого было две левых ноги». Герои тут же стали символами британского характера и героями национального фольклора, потеснив Шерлока Холмса и доктора Ватсона.
Роберт Бернс
Когда отец Роберта Бернса собственноручно построил глиняный дом в деревушке Эллоуэй (Шотландия), он, конечно, не мог предположить, что через много лет в доме будет музей его знаменитого сына, который станет всемирно известным поэтом.

Роберт Бернс родился в 1759 году, считается, что 25 января, но точно не известно, поскольку в церковных книгах делается запись о дне крещения младенца, а оно произошло аж в июле. Да и какое значение имела дата рождения третьего ребенка в семье бедного шотландского фермера.

Он провел годы детства и юности среди беспросветной нужды и горьких невзгод. Будущий певец Шотландии учился урывками и своими широкими познаниями обязан был самообразованию. Любовь к чтению мальчику привили еще в раннем детстве. Мать поэта была полуграмотной, но знала много сказок, легенд и преданий. В стихотворении «Был честный фермер мой отец», которое по праву считается веселой автобиографией Роберта Бернса, поэт так писал о своей семье:

Я в свет пустился без гроша,

Но был беспечный малый.

Богатым быть я не желал,

Великим быть – пожалуй!

Таланта не был я лишен,

Был грамотен немножко

И вот решил по мере сил

Пробить себе дорожку.

Писать стихи Бернс начал с пятнадцати лет, вдохновляясь то ли песнями родной Шотландии, то ли глазами прекрасной дамы. В своей записной книжке Бернс признавался: «Что до меня, то я не имел ни малейшего намерения или склонности стать поэтом, пока я искренне не влюбился».

Без милой Джинни нет цветов

Без милой Джинни рай — не рай,

А с нею вместе я готов

Перенестись в Лаплпндский край.

Опубликовать стихи ему пришлось по причине совсем не поэтической: Местные церковники, разгневанные его сатирическими выпадами в их адрес, искали повод для расправы с вольнодумцем, а отец возлюбленной Джин Армор (впоследствии ставшей его женой), богатый подрядчик, не желал и слышать о подобном муже для своей дочери. Рождение ребенка, грозивший поэту суд и церковное покаяние заставили его искать убежище за морем, в Вест-Индии. Первая книга «Стихотворения, написанные преимущественно на шотландском диалекте» была издана главным образом для того, чтобы покрыть расходы по предстоящему путешествию. Успех книги изменил все планы: Бернс сделался знаменитым.

Отправившись в Эдинбург присматривать за вторым изданием своего поэтического сборника, он вошел в кружок, к которому принадлежали Юм, Адам Смит, Фергюсон; там же он познакомился с юным Вальтером Скоттом. Эдинбургская знать так увлеклась молодым поэтом, что стала усиленно приглашать его в свои аристократические гостиные. Однако интересовал их Бернс скорее как экзотическая диковинка, этакий романтический поэт-хлебопашец.

«Во всем его облике чувствовался большой ум и проницательность, и только глаза выдавали его поэтическую натуру и темперамент. Большие и темные они горели (я говорю „горели“ в самом буквальном смысле слова), когда он говорил о чем-нибудь с чувством или увлечением... Роберт Бернс был воплощением порыва и чувств» — вспоминал о нем другой великий шотландец Вальтер Скотт.

Но слава не принесла богатства, а прочной литературной репутации оказалось недостаточно, чтобы заработать на жизнь творчеством. Как и его отец, Бернс арендует ферму, но нужда гонит его прочь с земли, и он становится акцизным чиновником - должность, которую исхлопотали ему богатые покровители.

Бернс не только создает в эти годы шедевры своей лирики, он собирает и готовит для печати песенный фольклор Шотландии, анонимно сотрудничает с радикальными лондонскими изданиями, увлеченный идеями и идеалами Французской революции. Даже после доноса на него и особого расследования Бернс не в состоянии обуздать свою свободолюбивую натуру и выполнять предписание начальства «служить, а не думать».

Нужда затягивала свою петлю, запутанные дела, страх долговой тюрьмы и тревога за будущее остававшейся без всяких средств к существованию семьи подтачивали здоровье омрачили последние дни жизни. 37-летнего поэта хоронили в Дамфрисе при огромном стечении народа.

Бернс осознавал себя народным поэтом и был им, снискав широкую популярность уже первыми своими стихами. Поэзия его, взлелеянная шотландским фольклором, была новой, самобытной и современной по духу и содержанию. Лирическое, жизнеутверждающее начало в поэзии Бёрнса, которым проникнуты картины родной природы, сельского труда и искренней любви, неотделимо от иронии и сарказма в адрес титулованных бездельников.

Народ Шотландии дорожит именем поэта как святыней, а его день рождения давно стал народным праздником. Бёрнса много переводили, под обаянием его лирики находились Гете и Байрон, Пушкин и Лермонтов, Некрасов и Шевченко.

Поэзия Бернса проста, ритмична и музыкальна, не случайно и в русском переводе многие стихи ложились на музыку. Созданием музыкальных произведений занимались Д. Шостакович и Г. Свиридов. В репертуаре А.Градского цикл композиций на стихи Бернса. Белорусская группа «Песняры» выступала с циклом произведений на слова Бернса. Фолк-группа «Мельница» положила на музыку балладу «Лорд Грегори» и стихотворение «Горец».

Часто песни на стихи шотландского поэта использовались в кинофильмах. Из наиболее популярных можно отметить романс «Любовь и бедность» из кинофильма «Здравствуйте, я ваша тетя!» в исполнении А.Калягина и песню «В моей душе покоя нет…» из кинофильма «Служебный романс».

Тернер родился в самой гуще тесных переулков Лондона, на берегу Темзы. Здесь мальчик ощущал пульс жизни огромного торгового города. Его отец был парикмахером, мать, будучи душевнобольной, в воспитании сына не участвовала. Склонность к рисованию проявилась у Джозефа рано. Необыкновенно одарённый мальчик был принят в художественную школу Королевской Академии. Уже через 2 года юный художник - участник выставок.

Успехи Тёрнера — это не только большой талант, но и невероятное трудолюбие: он почти всегда на ногах встречал восход солнца. С юных лет его работоспособность была   поразительной. Впоследствии, за его невероятное трудолюбие в одной из газетных статей того времени Тернера назвали "инвалидом наоборот". Критик написал, что инвалид обычно трудится меньше здорового человека, а "…здесь иной случай - неистовый художник работает гораздо больше нормального здорового человека".

Он постоянно ищет необычные сюжеты. Для изучения облаков "он брал лодку, ложился на ее дно на спину, бросив якорь на реке, смотрел в небо часами, а иногда и целыми днями, пока не улавливал какой-нибудь световой эффект, который ему хотелось бы перенести на полотно".

Однажды - без этого анекдота не обходится ни одна его биография - он попал в шторм и потребовал, чтобы матросы привязали его на несколько часов к мачте: опять-таки хотел отчетливо запомнить и передать ощущения. На картине был изображен водоворот из брызг, ветра, снега и света: метель, пароход, волны, небо – все вместе. От взгляда на это полотно у современного человека дыхание захватывает.

Его труды не пропали даром. Гневные состояния природы: штормы, бури, ураганы и связанные с ними катастрофы — пришлись по душе английской публике, и Тёрнер сделал потрясающую карьеру. Уже в 1802 г. он был избран действительным членом Королевской академии искусств, а в 1807 г. был утвержден в должности профессора.

Он был страшно горд своим членством в Королевской академии живописи и еще больше – званием профессора перспективы, так что не упускал случая, подписывая свои работы, подставить две латинские буквы «Р». Может быть, именно эти знаки общественного статуса он считал главным успехом своей жизни, сын лондонского парикмахера, вынужденный всю жизнь доказывать близким, что на самом деле увлечен вовсе не чепухой. Необходимость самооправдания перед людьми, просто и трудно зарабатывающими свой хлеб, осталась со времен юности навсегда. Картины, часто вызывавшие недоумение и у знатоков, вряд ли могли сгодиться в качестве такого оправдания. «Профессор перспективы» звучало куда убедительнее… С академией он рассорился довольно быстро, так что даже начал выставляться в собственной галерее, но звания за собой оставил.

Немного найдется английских живописцев, чьи полотна вызывали бы столь противоречивые отклики у современников. При жизни Тернера едва ли не каждая выставка заканчивалась скандалом, ехидными отзывами критики, насмешками ценителей. Но в отличие от своих гениальных современников он не считал себя ни «отверженным», ни «проклятым», ни бунтарем.

Один из величайших романтиков живописи в жизни был печальным иронистом и любил слегка пошутить над всем героическим и величественным. По характеру Джозеф Тернер был нелюдимым, он не был женат, вёл обособленный образ жизни. Кроме работы над гравюрами и картинами для него ничего не существовало.

При этом ряд его современников единодушно вторят друг другу: как личность он был совершенно не интересен. Один из его собратьев по цеху замечает: «На первый взгляд, Тёрнер производил впечатление полнейшего ничтожества», другой признается: «Этого живописца пристало любить за его творения, ибо в сем человеке нет и тени величия». Таким он представлялся посторонним.

А вот отзыв его ученика, друга и биографа Джона Рескина: «Сегодня был представлен человеку, который без сомнения является величайшим в нашу эпоху, одновременно и художником и поэтом нашего времени, Дж.М.У. Тернером. Все описывали мне его грубым, неотесанным, скучным и вульгарным. Я знал, что это не может быть правдой. Я обрел в нем слегка эксцентричного, остроумного, по-английски здравомыслящего джентльмена: явно добродушного, явно склонного к шуткам, может быть, чуть-чуть эгоистичного, очень умного, но при этом он ни в коем случае не демонстрировал самовлюбленность и не выставлял напоказ свои интеллектуальные возможности – наоборот, они случайно то и дело давали себя знать, как вспышка молнии, то в слове, то во взгляде…» «Боже, как болела голова», – отметил «величайший человек эпохи» в записной книжке день, когда случилось это знакомство.

С первых своих работ Тёрнер начинает разрабатывать тему конфликта между человеком и разрушительными силами стихии («Мол в Кале. Французы готовятся выйти в море: прибывает английское пассажирское судно»), которая будет возникать на протяжении всего творческого пути художника. Постепенно палитра Тёрнера сильно высветляется. Большую роль в становлении живописного языка художника сыграли его путешествия в Италию. Пейзажи, созданные после посещения Италии и считающиеся вершиной его творчества, буквально залиты светом, а точнее — окутаны цветным туманом, из которого выплывают все менее узнаваемые силуэты («Пейзаж с далекой рекой и плотиной», «Лунный свет», «Вечный покой. Похороны на море»). За полвека до импрессионистов Тернер открыл для живописи воздух. Поздние работы художника написаны легкими, прозрачными, быстрыми мазками («Утро после потопа. Моисей пишет книгу Бытия», «Замок Норэм. Восход»). Тёрнер предпочитал светлые краски, очень любил белила и различные оттенки желтого и коричневого цветов («Улисс, насмехающийся над Полифемом»). Творчество Тёрнера постепенно становится все более загадочным для английской публики. Известность художника росла, хотя некоторые критики не скупились на безжалостные оценки его творчества: "Мыло с мелом", "Крашенный пар" и т. д.

Тёрнер в своем восприятии мира значительно опередил свое время, и поэтому немногие современники понимали его искусство. Однако сейчас этот художник признан одним из наиболее выдающихся представителей английской школы живописи. Последние годы жизни Тёрнер провел в Челси, где он жил затворником под вымышленным именем. Он умер, потянувшись к окну, чтобы еще раз взглянуть на Темзу и на солнце. Доктор, присутствовавший при его кончине, записал, что "как раз перед девятью часами выглянуло солнышко и луч его упал прямо на него - такой яркий, как он любил наблюдать Он умер, не издав ни единого стона...".

Он скончался в 1851 году. За полтора столетия, что прошли после его смерти, вкусы публики сильно изменились. Ее сердца завоевали его поздние, почти абстрактные картины, хотя критики-современники не жалели яду, понося их, тогда как ранние полотна, снискавшие ему богатство и славу - отталкивают своей помпезностью. И при этом те полотна Тёрнера, где его кисть снизошла лишь до загадочных брызг и золотистых пятен («Европа и бык», «Замок Норэм на рассвете» - и та и другая около 1845-го), захватывают своей воздушностью. Когда эта никогда не выставлявшаяся часть его наследия по завещанию отошла галерее Тейт и была представлена публике, один критик воскликнул: «Да мы же никогда не видели Тёрнера!»

Это был не только великий композитор, это был великий человек, человек уникальной внутренней силы и убежденности. "Вы можете презирать кого и что угодно", - говорил Б. Шоу, - но вы бессильны противоречить Генделю ...". Когда звучит его музыка "восседающий на своем извечном престоле", атеист теряет дар речи.

Его жизнь была наполнена множеством ярких и трагических событий.

Георг Фридрих Гендель родился 23 февраля 1685 в городе Галле, в те времена этот город находился в пределах Пруссии. Отец, талантливый, энергичный человек, прошедший путь от цирюльника-лекаря до "придворного хирурга", мечтал видеть сына юристом. Он был недоволен слишком серьезным увлечением сына музыкой и говорил юному музыканту: «Пристрастие к музыке - это есть презренное пристрастие! Музыка - всего лишь баловство и развлечение для знатных господ. Если ты посвятишь свою жизнь разным музыкальным забавам, то довольно скоро и сам станешь их игрушкой. А вот если приобретешь почтенную профессию юриста, то до конца своих дней будешь всеми уважаемым человеком, а не каким-нибудь фигляром с флейтой или скрипкой в руках...»

Лишь благодаря случайной встрече юного таланта с поклонником музыкального искусства герцогом Иоганном Адольфом судьба мальчика резко изменилась. Герцог, услышав чудную импровизацию, сыгранную ребенком, убеждает отца дать ему музыкальное образование.

Гендель стал заниматься у Фридриха Цахау. Цахау искренне полюбил мальчика, постоянно пытаясь выразить свою отцовскую любовь и ласку к ученику. Около трех лет Гендель занимался у Цахау, научившись игре на скрипке, гобое и клавесине. Хороший композитор, эрудированный музыкант, Цахов раскрыл Генделю богатство разных музыкальных стилей, привил художественный вкус.

В феврале 1697 года скончался отец Генделя. Исполняя желание покойного, Гендель поступает в университет Галле на юридический факультет. Гендель параллельно служил органистом в церкви, сочинял, преподавал пение. Он работал всегда много и упоенно. В 1702 году Гендель покинул Галле и отправился в Гамбург, где устроился в оперном театре вторым скрипачом, вскоре стал первым. Знакомство с оперным искусством навсегда определило ход жизни и творчества композитора, он посвятил себя светскому искусству. Гендель играл на многих музыкальных инструментах, все это снискало ему славу виртуоза. С виртуозностью Генделя связано много историй, по словам очевидцев, он играл как дьявол.

Его считали мизантропом, этому способствовала и мало улыбчивая натура композитора. Кроме того, он не очень хорошо сходился с людьми, когда его друзья умирали, он редко заводил новых. Позднее, с годами он пополнел и стал мало поворотливым, немного неуклюжим, его лицо выражало взлет мысли, носило некий отпечаток гениальности. Он всегда был пылким, нервным, решительным и разговорчивым. Но он всегда мало улыбался. Зато когда он улыбался, казалось, что солнце взошло в холодной темноте. Это был внезапный взрыв света его ума, юмора, правда, видели его таким очень редко.

Еще немного побыв в Гамбурге, Гендель понял, что ему нечему больше учиться в этом городе. Итак, Гендель отправился в Италию, страну музыки. Италия по достоинству оценила немецкого гения. Итальянцы боготворят его, после каждого представления они встречали его возгласами: «Да здравствует дорогой саксонец». «Они были как громом поражены грандиозностью и величием его стиля; никогда не знали они до того всей власти гармонии", - писал один из присутствовавших на премьере. Со временем его успех возрастает. Но это вовсе не означало, что он может рассчитывать на прочное положение в стране музыки, для итальянцев он был заморской диковинкой, не более того.

Главное слово в искусстве Генделю надлежит сказать в Англии. Для Англии это было время Свифта, Дефо, Ньютона. Но развитие национального музыкального искусства затормозилось.

Новое отечество было не очень благосклонно к великому гению. Он был известен ограниченному кругу ценителей, его музыкальный стиль был чужд народу, который предпочитал легкий стиль какого-нибудь итальянца. Его первое выступление в этом городе не имело никакого успеха. Друзья не знали, как его утешить, а он спокойно заметил, что в пустом зале музыка звучит намного лучше.

Началась жесточайшая борьба за свою музыку, за жанр оперы. Гендель пишет оперы в итальянском стиле, которые пользуются огромным успехом у зрителя, но возбуждают ревность противников.

Но судьба не справедлива. Через некоторое время вкусы капризной публики переменились, и теперь англичане смеются над итальянской оперой, над Генделем - сочинителем итальянских опер, над Генделем, победившим итальянцев. Для Генделя наступают тяжелые времена: умер его покровитель Георг I. Молодой король, Георг II, ненавидел Генделя, любимца отца. Георг II строил ему козни, натравливал на него врагов. Публика не ходила на оперы Генделя.

В такой обстановке Гендель не переставал писать и ставить оперы - его упорство напоминало безумие. Каждый год он терпел поражение, каждый год он наблюдал примерно одну и ту же картину: молчаливый, невнимательный, пустующий зал.

Годы неудач и травли пагубно отразились на здоровье композитора. Его постигает тяжелая болезнь, инсульт. Друзья с ужасом смотрели на этого раздавленного колоса. Несколько месяцев он лежал в полной прострации, находясь между жизнью и смертью. Весной друзья почти силой отправляют композитора на курорт. Гендель поправляется в считанные дни, он вновь стал владеть своим телом, своей душой. Он поднялся, чтобы еще выше поднять небо над своей головой.

Однако следующий год принес новые разочарования. Он опять в прострации, кажется, что тяжелая болезнь опять наступает. И все-таки это время стало временем расцвета для его пера. Он пишет очень много и божественно хорошо. Его фантазия неистощима. Невзгоды окончательно отвратили Генделя от оперного жанра. Гендель бросил оперу, но она не прошла для него бесследно. Опера стала для него школой, закончив которую, он написал свои самые величайшие произведения, оратории.

Вначале лондонцы холодно приняли эти произведения, против исполнения которых, кстати, резко выступило духовенство. Он выбирает для ораторий в основном библейский сюжет. Он рисует героизм и самоотверженность. И неожиданно, через некоторое время Гендель становится голосом народа. Его оратории наполнены сюжетами борьбы народа с захватчиками. Он стал народным героем, ему ставят статуи при жизни. Он больше не нуждается в деньгах и отказывается от подписных концертов, которые казались ему унизительными. Гендель начинает коллекционировать картины, поскольку теперь средства ему позволяли даже это.

Последнее десятилетие - годы всеобщего признания и восторженного почитания. Однако 1752 год становится для него роковым. Он начинает терять зрение. Глазные хирурги несколько раз предпринимали попытки спасти зрение композитора, но через год свет померк для него навсегда. Первое время Гендель очень страдал от своей слепоты. Роллан пишет: Вместе со зрением он потерял лучший источник своего вдохновения. Этот человек, любивший свет, природу, прекрасные картины, живший глазами более, чем большинство музыкантов, - теперь погружен в ночь…»