Внимание! В книге есть фактические ошибки!

Угранский набат.— М.: Моск. Рабочий 1980.—160 с, 1,5 л. ил. Тираж 20000экз.

M. П. ФИЛИППЕНКОВА (г. Смоленск), В. А. ПЕРЕЖОГИН (Институт военной истории МО СССР).

Авторы:

Макаренко Я. И., Муханов Л. Ф.

Угранский Набат
Угранская земля!..

В годы Великой Отечественной войны этому древнему краю суждено было сыграть свою исто­рическую роль. Здесь, на дальних подступах к Мо­скве, советские люди в течение восьми месяцев — с октября сорок первого года по май сорок второ­го— громили гитлеровские полчища.

Тут, возле деревни Богатырь, дала последний бой врагу первая батарея «катюш» под командова­нием капитана И. А. Флерова. Здесь действовал партизанский отряд «Смерть фашизму!», руководи­мый первым секретарем Знаменского райкома пар­тии П. К. Шматковым, преобразованный в последу­ющем в отдельный партизанский полк, которым ко­мандовал майор В. В. Жабо

Во время зимнего контрнаступления Советской Армии под Москвой знаменские партизаны первы­ми на Смоленщине подняли вооруженное восста­ние. Освобожденный район, границы которого до­стигали по окружности 400 километров, представ­лял важный плацдарм для ударов по ненавистному врагу. Туда был высажен 4-й воздушно-десантный корпус генерала А. Ф. Левашова, затем прорвались части 1-го гвардейского конного корпуса, которым командовал генерал П. А. Белов, и ударной группи­ровки 33-й армии во главе с генералом М. Г. Ефре­мовым.

Немного найдется на смоленской земле мест, где в это время было бы сосредоточено столько сил для ударов по фашистам. Здесь против врага боро­лось несколько десятков тысяч человек.

Партизаны, десантники, кавалеристы, пехотин­цы сковали большое количество вражеских войск. Совместными ударами они нанесли врагу серьез­ный урон в живой силе и технике. За время борьбы партизаны истребили около пяти тысяч гитлеров­ских солдат и офицеров, пустили под откос 11 воин­ских эшелонов, уничтожили 37 танков, 66 грузови­ков.

В течение всех восьми месяцев здесь действова­ли райком партии, райисполком и другие советские учреждения: сельсоветы, правления колхозов; во многих населенных пунктах были открыты госпита­ли. С помощью аэродромов, построенных в Же­ланье, а затем в Лохове, освобожденный район под­держивал воздушную связь с Большой землей.

Угранская земля не покорилась врагу. Не прои­зошло этого и в тяжкие месяцы второй оккупации, с весны — лета 1942 года, когда советские войска вынуждены были оставить освобожденную терри­торию и для действий партизан создалась крайне неблагоприятная обстановка.

Ныне Угранский район, как и все уголки нашей великой Родины, живет насыщенной созидательной жизнью.

Жители угранской земли помнят и свято чтут ратные подвиги партизан и советских воинов, внес­ших значительный вклад в битву за Москву.

Вечно будет жить в сердцах советских людей па­мять о боевых подвигах партизан, десантников, ка­валеристов и пехотинцев.
ПАРТИЗАНСКАЯ КЛЯТВА

Легкий ветерок, несший аромат спелых яблок из находившегося неподалеку сада, колыхал занаве­ски на раскрытых окнах кабинета первого секрета­ря райкома. По обе стороны длинного, покрытого красной скатертью стола разместились райкомовские работники и приглашенные на заседание бюро. Собравшиеся оживленно переговаривались.

Но вот Шматков, в гимнастерке защитного цве­та, полувоенного покроя, коренастый, с чуть трону­тыми сединой волосами, требовательно постучал металлической крышкой чернильницы. Шум начал постепенно стихать.

Петр Карпович негромко, но так, чтобы слыша­ли все, сказал:

— Заседание бюро районного комитета партии совместно с активом разрешите считать открытым...

На повестку дня Шматков поставил два вопроса. Первый — о ходе уборки, заготовок и эвакуации скота. Докладчик — председатель райисполкома Григорий Александрович Макеев. Вторым вопро­сом был намечен отчет штаба истребительного ба­тальона, организованного согласно директиве обко­ма партии. Докладчик — Алексей Григорьевич Хо-ломьев.

— О важности этих вопросов уже говорилось не раз,— продолжал Шматков.— Но сегодня мне хочется снова подчеркнуть, что мы обязаны завер­шить уборку урожая как можно быстрее и без по­терь. Надо помнить, что каждый килограмм хлеба для Красной Армии — это удар по немецко-фашистским захватчикам. Фронт приближается к наше­му району. Это обязывает нас действовать, как ни­когда, организованно.

Вместе с тем,— говорил далее Петр Карпо­вич,— нам надо сделать все возможное, чтобы ус­пешно провести осенний сев, вести высокими темпа­ми взмет зяби. Таковы указания обкома партии. Мы коммунисты и, несмотря на то, что многие рай­оны Смоленщины сейчас заняты врагом, твердо ве­рим в победу. Поэтому нужно вовремя засеять ози­мые и подготовить землю к весеннему севу. Итак, слово товарищу Макееву.

Председатель райисполкома раскрыл блокнот с заметками.

— Уборка урожая в районе подходит к концу,— начал он.— Рожь сжата, и идет обмолот. Убирается овес, гречиха. Начинается копка картошки, тереб­ление льна. Эвакуацию хлеба, скота и техники про­изводим в соответствии с требованиями обкома партии. Заготовленный хлеб в основном уже отгру­жен. Остатки отправим в ближайшие три-четыре дня. На всех складах приняты необходимые меры на случай чрезвычайных обстоятельств...

Фраза «на случай чрезвычайных обстоятельств» резанула слух Шматкова, вдруг больно ударила в сердце. Он хорошо понимал ее смысл. «Неужели это может случиться?» Петр Карпович работал в Знаменском районе не первый год и успел по­любить его. Он хорошо знал все деревни и села и особенно, конечно, районный центр. Ему тотчас представился районный поселок — от здания рай­кома под вековыми липами до окраин. Расположен­ный на горе, сбегающей пологим спуском к Угре, с зелеными улицами, застроенными, как правило, де­ревянными домиками, с шумливым, никогда не за­мерзающим ключом в центре, он выглядел, может быть, и неказисто, но был всегда многолюден, а в праздничные дни, когда звенели на улицах голоса гармошек, просто чудесен. Угра, разбросанные во­круг сосновые леса и ныне придают поселку непо­вторимую прелесть.

— Больше вопросов нет? — спросил Шматков, когда обсуждение подошло к концу, и, все еще на­ходясь во власти своих тревожных дум, произнес:

Время, товарищи, серьезное. В эти дни все мы дер­жим экзамен на высокое звание коммуниста...

Слово получил заведующий военным отделом райкома Алексей Григорьевич Холомьев.

— По списку в истребительном батальоне,— на­чал он,— значится 120 человек. Состав батальона утвержден бюро райкома. Бойцы переведены на ка­зарменное положение и получили оружие, обучают­ся стрельбе из винтовки и пулемета, бросанию гра­наты. Провели учебную тревогу: окружение и уничтожение сброшенных с воздуха вражеских де­сантников...

В этот момент требовательно зазвонил телефон. Шматков торопливо снял трубку. Участники засе­дания притихли.

• 
  Завтра областное партийное совещание в Спас-Деменске,— сообщил Шматков, закончив раз­ говор по телефону.
  
• 
  Каково моральное состояние бойцов? — за­дал вопрос Холомьеву второй секретарь райкома Кузьма Андреевич Селиверстов.
  
• 
  В общем, жаловаться не на что,— ответил Холомьев.— Народ отличный. Настроение бодрое...
  

Загремели придвигаемые к столу стулья. Ком­ната быстро опустела.

Утром следующего дня, захватив старенький плащ, Петр Карпович вышел на улицу. Видавшая виды черная «эмка» с множеством царапин на кры­льях и кузове — следами поездок по проселкам и лесным дорогам — ожидала у крыльца.

Три часа езды — и с невысокого пригорка от­крылся вид на Спас-Деменск, городок, утонувший в густой зелени садов. Подъехав к крохотному скве­ру у здания горкома партии, Шматков увидел в тени деревьев многих соседей по районам: секрета­ря Семлевского райкома А1. Ф. Лукьянова, Глин-ковского — Ф. Ф. Зимонина, Всходского — И. С. Бо­рисова и других.

— Здравствуй, Петр Карпович,— приветствовал Шматкова Филипп Федорович Зимонин, высокий, худощавый, в пенсне.— Говорят, у тебя в районе урожай хороший?

Зимонин был предшественником Шматкова в Знаменке, работал там около пяти лет и, хотя уже давно секретарствовал в Глинковском районе, все­гда интересовался делами прежнего своего района.

Их беседу прервал подкативший к скверу лиму­зин. Из него вышел первый секретарь Смоленского обкома партии, и он же член Военного совета За­падного фронта, Дмитрий Михайлович Попов.

Совещание началось без промедления. Прежде всего секретарь обкома напомнил о том, что в не оккупированных районах области должен быть со­бран весь урожай, эвакуировано в тыл все закуп- ленное зерно, скот и машины. Кроме того, несмотря на приближение врага, следовало подготовить поч­ву под осенний сев, с тем чтобы, если позволят ве­сенние условия, вовремя и полностью провести сев.

Эти слова наполнили сердца секретарей райко­мов оптимизмом. Но приходилось учитывать в пол­ной мере трудности военной обстановки.

— Враг, не считаясь с потерями, по-прежнему рвется в глубь страны. Все мы любим Смоленщину, у меня, как и у вас, сердце обливается кровью, ко­гда думаю о страданиях, выпавших на долю трудя­щихся оккупированных районов. Но мы, коммуни­сты, всегда умели смотреть в глаза опасности.

Разостлав на столе карту, секретарь обкома пригласил всех:

— Попрошу, товарищи, сюда!

Синими стрелами на карте были обозначены ос­новные направления действий гитлеровских армий.

— Взгляните! — сказал Попов.— Вы видите, что стрелы нацелены на Москву. Подмосковье, если уж говорить точно, теперь начинается на наших смо­ленских землях!

Попов напомнил секретарям райкомов июль­скую директиву партии и правительства о создании в оккупированных районах партизанских отрядов и диверсионных групп, постановление Центрально­го Комитета партии «Об организации борьбы в ты­лу германских войск».

Это постановление для всех местных работни­ков служило боевой программой действий. Исходя из него, Смоленский обком партии и райкомы на­мечали конкретные меры, направленные на развер­тывание партизанского движения в оккупирован­ных районах.

Настало время, когда подготовка партийного подполья, партизанских отрядов для борьбы против оккупантов становилась первостепенной задачей. С помощью обкома и областных советских органов в малодоступных лесных местностях создавались продовольственные базы, в деревнях были намече­ны явочные квартиры, строилась продуманная си­стема связи между отдельными партизанскими группами. П. К. Шматков был назначен команди­ром отряда.

Вернувшись поздно ночью в Знаменку, Шматков долго не мог уснуть, взволнованный всем услышан­ным на совещании. Он уже давно жил в здании рай­кома партии. Жена с двумя сыновьями и дочерью эвакуировались еще в июле, а он переселился из квартиры в рабочий кабинет. В углу кабинета, по­ближе к телефону, поставил койку-раскладушку, рядом с нею держал винтовку; к стене над пись­менным столом приколол карту европейской части СССР, обозначил на ней ниткой и булавками с красными флажками линию фронта.

У географической карты начиналось теперь каж­дое утро первого секретаря райкома партии, ино­гда отделенное от вчерашнего рабочего дня лишь тремя-четырьмя часами беспокойного сна.

Он вел машину сам. Торопился и поэтому гнал «эмку» во весь опор. Враг придвинулся к террито­рии района вплотную, и Шматков хотел вновь про­верить, как обстоит дело с эвакуацией зерна, обору­дования и машин. Он действовал так, как рекомен­довал секретарь обкома: весь хлеб, скот, тракторы, комбайны, автомашины, все ценное имущество должно быть в короткий срок отправлено в глубь страны. С этой целью Петр Карпович побывал в те­чение дня уже во многих населенных пунктах, ле­жащих на большаке.

Деревни, залитые неярким осенним солнцем, стояли тихие, печальные. Война! На улицах встречались лишь молчаливые женщины, старики да дети. Почти все мужчины находились на фронте. В палисадниках буйствовали жарким пламенем ге­оргины, алели мальвы, сверкали желтой россыпью золотые шары. Повсюду виднелись высокие скир­ды, крутобокие стога.

За поворотом, справа, из-за леска, охваченного до маковок багряной листвой, вскоре показался по­селок Угра, раскинувшийся по обеим сторонам же­лезной дороги Вязьма — Брянск.

На железнодорожной станции Петр Карпович поспешил к товарному поезду, к которому уже был прицеплен паровоз. Этим эшелоном отправлялась в тыл еще одна партия машин — тракторов, комбай­нов, автомобилей, собранных со всего района. На­чальник станции, пожилой, с воспаленными от не­досыпания глазами, объяснил:

— Только что прошел на Вязьму воинский эшелон. Следующим пойдет товарный поезд с на­шими машинами!

• 
  Прошу отправить быстрее,— сказал Шмат­ков.
  
• 
  Пойдет без задержки,— заверил начальник станции.
  

• 
  Что слышно в Вязьме?
  

• 
  Бомбит фашист сильно. Но поезда все же идут бесперебойно. Тамошние путейцы после каж­дого налета день и ночь исправляют повреждения.
  Откуда силы берутся!..
  

Но в этот раз он не испытал спокойного радост­ного чувства. Ему вспомнились беседы в деревнях, когда люди ждали от него обнадеживающих вестей, а он не мог сказать им ничего утешительного. Враг надвигался, сея смерть и разрушения. На вечерней либо утренней заре, стоило прислушаться, можно было различить гул канонады.

Мимо Гремячки и Желаньи Шматков проехал в полной темноте. Нигде не было видно ни огонька. Окна в домах были зашторены, и на улицу не про­никал даже крохотный луч света. Лишь на гремяченской мельнице, крохотной, прилепившейся на берегу ручья, скатывающегося с шумом в Угру, и похожей скорее на улей, чем на настоящее мельнич­ное заведение, пробивался из полуоткрытой двери свет. Судя по громкому, методичному стуку молот­ка, внутри мельницы ковали жернов.

В райкоме Шматкова ждал Селиверстов Не ус­пел Петр Карпович раздеться, как Кузьма Андрее­вич приступил к делу:

• 
  Ну что ж, разреши начать доклад. Я еще раз побывал сегодня в истребительном батальоне. Могу с чистой совестью сказать, у нас, по существу, уже готов партизанский отряд. Правда, отсев в баталь­оне немалый... Из двухсот с лишним человек оста­ется около полутораста. Ну, еще десятка четыре наберется из дальних сельсоветов.
  
• 
  Не много ли отсеиваем? — проговорил с со­мнением Петр Карпович.— Народ-то нам ведь по­надобится.
  
• 
  Нет, не много,— убежденно ответил Селивер­стов.— Берем в отряд лучших, кто повыносливей, помоложе.
  

В кабинет в этот момент вошел плотный, невысокого роста человек, одетый в кожаную куртку,— Перепелкин, уполномоченный Народного комисса­риата заготовок.

• 
  Звали, Петр Карпович? — спросил он.
  
• 
  Докладывай, Михаил Яковлевич, что сделал.
  
• 
  Сделано почти все,— ответил Перепелкин.—
  Продовольственные базы заложены под Губином возле Чертова моста и около Преображенска в Савином Мху.
  

— В общем, все по списку, как намечали,— за­кончил свой отчет Перепелкин.— Только с меди­цинской частью плоховато: хирургического инстру­мента нет. Взять негде, больница наша, известно, от бомбежки сгорела... Буду еще искать, где-нибудь найду.

И много еще в этот день выслушал Петр Карпо­вич докладов, советов и отдал распоряжений. Лег спать поздно. Долго лежал на койке, но сон не при­ходил. В голове теснились, обгоняя друг друга, мысли. В сотый раз Шматков проверял себя: все ли сделано? Не упустил ли чего?..

День назад он вместе с Селиверстовым проверял хозяйство райкома; жгли накопившиеся за послед­ние дни, не требующие эвакуации с архивом бу­маги.

Вспомнилась поездка в песчаный карьер под Городянкой, на стрельбище. Результаты у истреби­телей были совсем неплохие. Сумел-таки Холомьев обучить людей за короткое время. С организацион­ной стороны тоже, кажется, все сделано. Отряд раз­бит на группы по сельсоветам, в каждой группе на­значены командир и комиссар.

Тремя днями раньше Шматков перед зданием райкома партии принимал присягу от очередной группы вступающих в партизаны. Уже который раз слышал он партизанскую присягу, но вновь и вновь испытывал волнение вместе с тем, кто произносил эти торжественные слова:

«Я, гражданин Советского Союза, верный сын героического советского народа, партизан, даю клятву перед своими боевыми товарищами-партиза­нами, что буду смел, дисциплинирован, решителен и беспощаден к врагам, не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей совет­ской земле не будет уничтожен. Я клянусь, что всегда буду хранить партизанскую тайну, если бы даже это и стоило мне жизни. Я буду беспрекослов­но выполнять приказы командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину.

Клянусь до конца жизни быть верным Родине, Коммунистической партии. Если же, по моей слабо­сти, трусости или по злой воле, нарушу священную партизанскую клятву, пусть меня, как врага Роди­ны, постигнет суровая кара».

Лежа с открытыми глазами, он раздумывал над тем, что борьба с врагом предстоит жестокая и что она потребует немалых жертв. По-новому смотрел теперь секретарь райкома даже на ничем как будто не примечательные, привычные места. Вот, скажем, железная дорога Вязьма — Брянск. Проходя через поля, луга и леса, она делит район на две почти равные части. Фашисты, безусловно, захотят ис­пользовать ее для перевозки живой силы, техники, боеприпасов на фронт под Москву. Тут, партизан, не зевай... Река Угра! Живая ось района, прихотли­во извиваясь среди лесных урочищ, вся в зелени, словно в праздничном наряде, она щедро поит во­дой села и деревни, животноводческие фермы. Петр Карпович родился и вырос недалеко от истоков Угры, в Ельнинском районе. Когда-то по ней гоняли плоты до Калуги и Серпухова. После многолетних порубок в верховьях Угра обмелела, но по-прежне­му играет большую роль в экономике района. Кто знает, не станет ли она рубежом жарких боев?.. Курлычина! Лесная, дальняя сторона. Дома тут рубленые, как правило, пятистенные хоромины с резными и крашеными наличниками. С незапамят­ных времен отсюда уходили на заработки в Москву почти все мужчины, оставляя дома жен, стариков и детей. Прилетают весной, курлыкая в небе, журав­ли — сезонники держат путь в столицу; улетают осенью в теплые страны — сезонники спешат домой с деньгами за пазухой да с подарками. Отсюда, на­верно, и название — Курлычина. Посторонних лю­дей здесь не бывает, и потому прав Перепелкин, разместив именно здесь одну из партизанских баз!

А леса! Прекрасные угранские леса! Они про­стираются вдоль Угры и всех ее притоков, высятся у каждого села и деревушки, занимая около трети всех угодий района. Есть тут такие дебри, что тебе сибирская тайга. Тянутся они вплоть до Варшав­ского шоссе, незаметно смыкаясь на западе с Брян­скими лесами. Есть где укрыться партизанам! А Волосто-Пятница?.. А Хватов Завод!

В глубокой ночной тишине Шматков различил протяжный, нарастающий гул. Он накатывался из­далека все ближе, и вот в кабинете задребезжали стекла. Было ясно: к Москве летят фашистские са­молеты.

После этого сон совсем пропал. Включив свет, Шматков уселся за стол, вытащил из внутреннего кармана куртки записную книжку для самых важ­ных заметок. Много страниц из нее уже было вырва­но, что означало: дела завершены. Разыскав спи­сок деревень и фамилий, где у кого установлены яв­ки, Петр Карпович еще раз прочитал его: «Гремячка — Зубариха, Луги — Столбовой, Желанья — Федорченкова, Великополье — Фроленков, Коршу­ны — Торбахов».

Список явочных квартир, фамилии жителей де­ревень, с которыми была заранее достигнута дого­воренность, что у них будет спрятано оружие или что к ним будут заходить партизаны, хранился у Шматкова в строжайшей тайне. Каждому хозяину, давшему на это согласие, Петр Карпович внушил, что его дом — единственный на весь район и больше нигде явочных квартир нет.

Два явочных пункта созданы были в лесу: один около села Слободка, другой — на Преображенской лесной даче. Там имелись сторожки, построенные лесниками много лет назад...

Сквозь шторы вскоре пробился первый луч солнца. Шматков повернул выключатель и распах­нул окно. В кабинете запахло утренней свежестью, росой.

Выглянул во двор. Под навесом для автомаши­ны, на сене, прильнув друг к другу, спали люди. Это были коммунисты и беспартийные, прибывшие в течение ночи из дальних деревень по вызову рай­кома партии,— еще одна группа будущих партизан.

Теперь орудийные выстрелы были слышны не только на зорях. В конце сентября они слились в по­чти сплошной, редко когда затихающий гул. По но­чам на севере, на юге, там, где пролегали в несколь­ких десятках километров Варшавское и Минское шоссе, небо горело беспрерывными сполохами.

На большаке, ведущем через Знаменку в Вязь­му и Юхнов, заметно усилилось движение воинских частей, машин с пушками на прицепах. Снимались и передислоцировались госпитали, шли беженцы. Было по всему ясно, что положение не улучшается и надо быть готовым ко всему. Райком в эти дни ра­ботал круглые сутки.

4 октября днем через Знаменку прошла в сторо­ну Вязьмы, не останавливаясь, последняя стрелко­вая дивизия. В ее обозе тянулись десятки автома­шин, повозки. Вслед за нею промчался дивизион легкой артиллерии.

К ночи движение почти прекратилось. Появля­лись лишь разрозненные роты и взводы, затем не­большие группы по пять-шесть человек и одиноч­ные бойцы, разыскивающие каждый свою часть.

5 октября утром разнесся слух, что фашисты выбросили севернее Вязьмы парашютный десант и что на подступах к городу завязались упорные бои. Шматкову немедленно связался с Вязьмой (там в это время находился обком). Слух подтвердился. Попов напомнил, что нужно спешить с уходом партизан в леса.

— Помни,— сказал Дмитрий Михайлович,—ни­чего не оставлять врагу! Уничтожайте все, что не успели отправить в тыл!

Бои, развернувшиеся севернее Вязьмы, резко изменили обстановку. Теперь гитлеровцы могли по­явиться в Знаменке не только с запада и юга, но и с северо-запада.

Шматков по телефону передал председателям сельсоветов указание: там, где еще оставалось по­чему-либо не вывезенное зерно, имелись необмоло­ченные стога,— все немедленно сжечь. Председате­лю Угранского сельсовета Тихону Сергееву предло­жил взорвать и сжечь лесозавод, водокачку, здание вокзала, ремонтные мастерские. Через час во всех концах района поднялись
столбы черного дыма. Это было тяжелое зрелище. Шматкову оно причиняло чуть ли не физическую
боль. Впервые за все годы Советской власти oil, коммунист, по природе своей творец, созидатель,
должен был отдать приказ уничтожить, предать огню, взорвать все, что невозможно было погрузить в вагоны. Все! '

В кабинете появился Селиверстов.

• 
  Ну, Петр Карпович,— сказал он,— начинается у нас с тобой новая, очень трудная жизнь Сего­ дня мы хозяева на своей земле, а завтра с оружием будем выдворять незваных гостей!
  
• 
  Да, Кузьма Андреевич,— ответил Шмат­ков,— Для того мы здесь и остаемся. Вызывай-ка быстрее связных, пусть оповестят всех партизан, чтоб собрались в райкоме. С оружием и в полной боевой готовности!
  

• 
  Ну как там у тебя, Петр Карпович? — спро­сил он, волнуясь. Гитлеровцев не видать?
  
• 
  Пока нет, товарищ Попов.
  
• 
  Все ли успели сделать, как договорились?
  Как «лесное хозяйство»? — поинтересовался секре­тарь обкома, подразумевая партизан.
  
• 
  «Лесников» вечером отправляю. Все, что не­ обходимо, сделано.
  
• 
  А как дела на знаменском аэродроме? Все ли оттуда вывезли?
  
• 
  Да ведь это, Дмитрий Михайлович, военное ведомство. Мы в их дела не вмешиваемся!
  
• 
  Нет, Петр Карпович, это все наше, народное. Ты в районе в ответе за все ведомства. Проверь, что нужно, возьми для отряда, остальное — уни­чтожь!
  

• 
  Сейчас проверю!
  

• 
  Звоните, мы пока будем находиться в Вязьме!
  

В кабинет твердым шагом вошел Семен Качанов, командир партизанской группы села Желаньи, вооруженный кавалерийским карабином и грана­той, заткнутой за широкий кожаный ремень.

— Пора, Петр Карпович! — сказал он.— Весь народ в сборе!

Шматков и Селиверстов вышли на крыльцо. Увидев своих командиров, партизаны быстро по­строились. Холомьев подал команду «смирно!». Стройными шеренгами стояли в молчании бойцы всех семи партизанских групп.

Петр Карпович обратился к партизанам с крат­ким напутствием.

— Итак, товарищи,— громко произнес он,— с этого момента начинается наша партизанская жизнь! Смело истребляйте фашистов, не давайте им покоя ни днем, ни ночью. Будьте решительны и бес­пощадны к врагу. Свято соблюдайте партизанскую

Потом скомандовал:

— Командиры! Приказываю следовать группа­ми на пункты сбора в Губинском лесу и ждать там дальнейших приказаний. В добрый час, товарищи!

Партизаны, построившись в колонну, тронулись в вечернем сумраке в путь. В лес, откуда им пред­стояло наносить удары по врагу. С ними вместе ша­гали комиссар отряда Кузьма Андреевич Селивер­стов и начальник районного отдела НКВД Николай Силкин.

Шматков должен был покинуть райцентр по­следним. С ним остался и Макеев.

Вернувшись в кабинет, Шматков и Макеев за­стали в нем Перепелкина.

— Вот молодец! — воскликнул Петр Карпович.— Я о тебе только подумал, а ты уже здесь. Сходи поживее на аэродром, погляди, как там об­стоят дела. Горючее найдешь — жги! Боеприпасы, имущество какое военное — жги или взрывай! Да быстрее, кто знает, сколько у нас времени осталось. Перепелкин, выслушав Петра Карповича, мгно­венно исчез.

— Слышишь? — Шматков смолк и прислушал­ся.— Звони, Григорий Александрович, в Юхнов!

Макеев подошел к телефону. Шматков тем вре­менем выдвинул ящики письменного стола и извлек из них оставшиеся бумаги. Печать райкома вместе о штемпельной подушкой и пачкой бланков акку­ратно завернул в газетный лист и положил в кар­ман гимнастерки.

• 
  Плохо! — воскликнул Макеев, положив теле­фонную трубку.— Юхнов не отвечает!
  
• 
  Звони в Вязьму!
  

• 
  У телефона!
  
• 
  Дмитрий Михайлович, это я,— перехватив трубку у Макеева, начал разговор Шматков.— Мы только что звонили в Юхнов, там не отвечают. А из Климова Завода сообщили, что там уже фашисты!..
  

Стояла глубокая ночь. Шматков и Макеев свер­нули на стежку, ведущую в деревню Замошье, отку­да через густой кустарник шла боковая, малоизве­стная дорога к Гусинскому лесу.

6 октября к рассвету Шматков и Макеев вышли на невысокий, заросший соснами пригорок перед большаком Юхнов — Вязьма.

Приблизившись осторожно к большаку, они уви­дели мчащиеся в сторону Знаменки танки с креста­ми на бортах, грузовики с пехотой. Едва колонна удалилась, как вслед из-за поворота показалась но­вая. Чтобы не обнаружив себя, Шматков и Макеев припали к земле.

• 
  Что же все ясно,— сказал—с горечью Макеев._- Значит, юхновский большак уже в руках вра­га. К базе днем не пробраться!
  
• 
  И все же попробуем,— произнес после неко­торого раздумья Шматков.— Нам нужно как мож­но быстрее попасть на базу. Пойдем в сторону Липников. Если там пройти через большак не удастся, направимся к Ступникам, потом к Екимцеву. Отту­да до базы рукой подать!
  

Макеев предложил:

— Пошли пока в Тетерино. Там у меня есть зна­комый. Переночуем, а потом будет видно!

Надвигалась темнота, когда Шматков и Макеев подошли к околице деревни Тетерино.

Знакомый Макеева встретил их радушно и, ни о чем не расспрашивая, пригласил в избу. Зайдя в переднюю комнату, Шматков и Макеев увидели, что она заполнена военными. В комнате шел горячий и, видимо, долгий спор. Один из командиров пред­лагал объединиться в отряд и идти лесами к линии фронта, чтобы там прорваться на соединение с ча­стями Красной Армии.

— Навряд ли пробьемся,— хмуро ответил моло­дой боец в видавшей виды шинели.— Лучше, пожа­луй, податься к партизанам. Должны же быть тут партизаны!..

Командир настаивал на своем. Вскоре двадцать с лишним солдат, присоединившиеся к нему, ушли, чтобы пробиваться через линию фронта.

Макеев несколько раз порывался вмешаться в разговор. Шматков удерживал его, но тот не уни­мался.

• 
  Что же дальше, ребята, делать думаете? — задал он вопрос, обращаясь к оставшимся в избе четверым бойцам.
  
• 
  А ты что за птица? — спросил хмурый боец.— Пойдем к партизанам!
  

Едва изба опустела, как начался артиллерийский обстрел. Хозяин дома предложил всем напра­виться в щель, отрытую на огороде. Хозяин с до­черью и Шматков едва успели спуститься туда, ко­гда рядом разорвался снаряд. Макеев, задержав­шийся на краю ямы, охнул и тяжело упал на бок.

— Ты что? — вскрикнул Шматков и подскочил к Макееву.

Макеевке искаженным от боли лицом молча по­казал окровавленную рану в правом боку.

Петр Карпович осторожно спустил раненого в щель. Дочь хозяина быстро перевязала его. Но кровь обильно проступала сквозь повязку. Рана, судя по всему, была тяжелая.

• 
  Ты иди, Петр Карпович,— простонал Маке­ев,— со мной не возись...
  
• 
  Нет, Григорий Александрович, я не оставлю тебя. Вместе вышли из райцентра, вместе и дойдем куда надо. На спине дотащу!
  
• 
  Не дело это, Петр Карпович. И меня не спа­сешь, и себя погубишь. А тебе надо быть на базе как можно скорее!
  

— Зачем же так, Григорий Александрович! —воскликнул Шматков в отчаянии.— Зачем?

Подобрав наган, он вынул из кармана Макеева гранату, партийный билет и застыл' в скорбном
молчании.

9 октября Петр Карпович добрался до Ступников. Рассчитывая, что его не узнают, он постучал­ся в первую же избу. Присмотревшись к хозяину, пожилому колхознику, Шматков сказал, что идет из Вязьмы в Слободку, где проживал пять лет назад, что знавал там Перепелкина и теперь хочет разы­скать его.

— Перепелкин, товарищ Шматков, здесь,— спокойно сказал хозяин хаты.— Тут, неподалеку остановился. А меня, товарищ секретарь, не опа­сайся. Заходи, пожалуйста, в дом. Через полчаса Перепелкин предстал перед Шматковым.

— Ну, рассказывай! — нетерпеливо сказал Петр Карпович.— Где наши? Все ли в порядке?

— Рассказ мой, Петр Карпович, будет нерадо­стный,— начал Перепелкин.— Неладно получи­лось...

По его словам выходило, что партизанские группы собрались в указанном им месте в Губинском лесу, около главной базы. Разведка доложи­ла: лес кругом обложен фашистскими солдатами, началось прочесывание. Партизаны немедленно снялись и ушли от базы в глубь леса. Ночью трес­котня немецких автоматов утихла, а с утра возобно­вилась и все приближалась. Собравшись на совет, командиры решили разбиться на более мелкие группы, по четыре-пять человек, и выходить из уг­рожаемой зоны в разные стороны.

Быстроту, с которой фашисты обнаружили базу, партизаны объясняли предательством некоего Маника, сбежавшего с базы. Они видели его среди гитлеровцев, прочесывавших Губинский лес: Маник указывал фашистам дорогу.

— Да, новости худые,— тяжело вздохнул Петр Карпович.

От Перепелкина Шматков узнал и подробности о боях, сопровождавших отступление советских войск через территорию Знаменского района.

6 октября у деревни Богатырь гитлеровцы уст­роили засаду, пытаясь захватить батарею «ка­тюш» прорвавшуюся через леса на большак Юхнов — Вязьма. Когда, выпустив по врагу весь бое­запас, командир батареи увидел, что создалось безвыходное положение, он приказал взорвать уста­новки. Одновременно близ Знаменки шел двухднев­ный бой. Как выяснилось впоследствии, его вели подразделения 29-й стрелковой дивизии, сформиро­ванной из народного ополчения Бауманского райо­на Москвы. Отходя из-под Дорогобужа, 19-й полк этой дивизии попытался остановить вражескую ко­лонну, продвигавшуюся в сторону Вязьмы. В завя-

Шматков и Перепелкин решили собрать членов бюро райкома и актив.

Первыми к вечеру другого дня в Ступники яви­лись Селиверстов и Холомьев, оказавшиеся побли­зости, в Мощенках.

За долгую октябрьскую ночь, пока Перепелкин ходил в Желанью к Семену Качанову, Шматков, Селиверстов и Холомьев переговорили об очень многом: о бдительности и конспирации, об исполь­зовании в отряде отставших от частей бойцов и командиров, о привлечении молодежи; перебра­ли людей, кто и какую может выполнять обязан­ность.

12 октября в лесу возле Ступников собрались члены райкома и командиры партизанских групп. Пришли Перепелкин, Силкин, Качанов, Зятева, Сергеев и другие.

Открыв заседание, Шматков предложил почтить вставанием память Григория Александровича Ма­кеева.

Все поднялись и молча обнажили головы.

Руководителям партизан предстояло решить важнейший вопрос о способах существования и дея­тельности партизанского отряда и райкома партии в неожиданно изменившихся условиях. Потеря главной продовольственной базы многое осложни­ла. Базироваться поздней осенью, а может быть, и зимой в лесу без продовольствия было бы очень трудно. Поэтому командир отряда предложил расквартироваться по деревням, прилегающим к лесу.

Наступившее молчание нарушил Селиверстов. — Думаю, что другого выхода у нас, товарищи, нет,— произнес он.

Слово взял Николай Силкин.

— То, что мы лишились основной продовольст­венной базы, конечно, большая беда,— сказал он.— Но это не значит, что мы откажемся от активной борьбы. Находясь рядом с жителями, мы будем ве­сти боевые действия, постоянно наносить врагу удары.

Затем говорили еще многие, но иных мнений не было.

В эту первую в условиях оккупации встречу членов подпольного райкома с представителями партизанских групп Шматков поставил на обсужде­ние и вопрос о создании кустовых партийных и ком­сомольских организаций. Необходимость такой формы связи коммунистов диктовалась уже приня­тым решением о новой системе базирования. По мнению Шматкова, следовало смежные деревни объединить в куст, а ответственность за организа­цию партийных и комсомольских ячеек в каждом из них возложить на определенного товарища. Так и было решено. В первый куст объединили деревни Богатырь и Липники (ответственный — Перепелкин); второй — Ступники, Борисенки, Новая и Ста­рая Лука (ответственный — Холомьев); третий — Шипуны, Баталы, Красное (ответственный — Вино­куров); четвертый — Угра, Субботники, Русаново (ответственный — Сергеев), пятый — Желанья, Ост­ровки, Гремячка, Полнышево, Луги, Дроздово (от­ветственный — Силкин); седьмой — Глухово, Преображенск, Бородино (ответственный — Макси­мов); восьмой — Свинцово, Алексеевка, Васильевка, Прасковка (ответственный — Селиверстов).

В задачи ответственных организаторов входило связаться со всеми проживающими в пределах ку­ста коммунистами и комсомольцами, создать из них готовые к боевой деятельности подпольные ячейки; присмотреться к укрывавшимся в деревнях бойцам и командирам и, смотря по обстоятельствам, либо вовлекать их в партийную или комсомольскую ячейку, либо подтолкнуть к самоорганизации.

• 
  А как решать вопрос о партийности этих лю­дей?— спросил Холомьев.— Мне уже приходилось встречаться с бойцами и командирами, которые на­зывают себя членами партии, но партийных билетов не имеют. У одного билет размок при переправе че­рез реку, другой заявляет, что спрятал его, будучи раненным и опасаясь попасть в бессознательном со­стоянии в плен.
  
• 
  Воины, отставшие от армии,— это наши со­ветские люди,— ответил Шматков.— С ними нам надо побыстрее устанавливать прочные связи, организовывать их, привлекать к себе. В том, что крас­ноармейцы и командиры оказались отрезанными от армии, они не виноваты. В основном это молодые люди, здоровые, знающие военное дело, жаждущие бороться с немецко-фашистскими оккупантами. Я уже встречался с ними и знаю их желания и на­строение. Раненых и больных надо лечить, помо­гать им. Если у человека нет партбилета, мы не мо­жем, конечно, включать его в ячейку. Но привлечь к работе, если человек подходящий, безусловно, надо. И любому из них мы можем сказать: когда представишь точные доказательства принадлежно­сти к партии, тогда и примем. А пока докажи на де­ле, что коммунист!
  

Некоторые из партизанских руководителей счи­тали, что всех старост, назначенных оккупантами, при первой же возможности следует уничто­жать. Но Шматков предостерег от огульных реше­ний:

— Тут надо разобраться. Предателей, конечно, нужно уничтожать, в этом спора нет. Но не все ста­росты— предатели. Есть сведения, что в числе на­сильно назначаемых фашистами старост оказыва­ются бывшие председатели колхозов, учителя, пред­седатели сельсоветов, такие люди, которые, несо­мненно, окажут нам в дальнейшем немалую по­мощь.

Для того чтобы население знало, что райком партии существует и продолжает работу, что в рай­оне имеются силы, которые ведут борьбу с фашист­скими захватчиками, совместное заседание бюро и актива решило выпустить листовку с обращением к населению: помогать партизанам, саботировать ис­полнение распоряжений и приказов, оккупацион­ных властей, срывать их мероприятия. Селиверсто­ву совместно с членом бюро учительницей Н. И. Зя­тевой было поручено подготовить текст обращения и представить его райкому на утверждение.

Закрывая заседание, Шматков попросил остать­ся на некоторое время Селиверстова, Холомьева, Силкина, Качанова и Перепелкина.

— Я задержал вас, товарищи, для того, чтобы обсудить,— заговорил Шматков, когда никого, кро­ме них, не осталось,—где будем создавать новую продовольственную базу. Предлагаю разместить ее у деревни Островки. Лес там глухой, дорог нет...

С предложением Шматкова все согласились.

— Расскажи, Семен, что делается у вас в Же­ланье?— обратился Петр Карпович к Семену Качанову.— Какая там обстановка? Я, товарищи, поду­мал, а не обосноваться ли штабу отряда в этом селе?

Желанья — большое, людное село. Теперь, ко­гда линия фронта сместилась далеко на восток, на­селение в нем все прибавлялось: во многих хатах жили бойцы и командиры, раненные, измотанные длительными боями в окружении, стремившиеся соединиться с советскими войсками либо иным пу­тем встать в строй борцов против гитлеровцев.

Семен Качанов до войны работал в Желанье участковым милиционером. Он и сейчас знал все, что происходило в селе.

— Что можешь сказать про военных? — спросил у него Шматков.— Сколько их? Что за народ?

— Много. Народ хороший. В помещении быв­шего детского дома и в школьном здании разме­стился госпиталь. Население помогает продоволь­ствием. Врачей разыскали. Медикаменты и перевя­зочные материалы нашли. Госпиталь держится на самоуправлении. Раненые выбрали из командиров Николая Карповича Никитина. Он у них вроде на­чальника. С ним я познакомился. Толковый чело­век, партиец!

• 
  Как думаете, товарищи,— спросил Шмат­ков,— может быть, и в самом деле перебазируемся в Желанью?
  
• 
  Попробовать, пожалуй, стоит,— согласился Селиверстов.
  
• 
  И я того же мнения,— сказал Силкин.
  
• 
  Ну вот и хорошо,— подытожил разговор Шматков.— Сейчас же и пойдем в Желанью. Нач­нем потихоньку осваивать нашу партизанскую сто­лицу!
  
•