Вопросы историографии и источниковедения

1. 
   Орешкова С.Ф. «Турецкое Озеро»: Черное море в XV–XVII вв. // Восток-Oriens. – 2005. – № 3.
   
2. 
   Карпов С.П. Путями средневековых мореходов. Черномор-ская навигация Венецианской республики в XIII–XV вв. – М., 1994.
   
3. 
   Balard M. La Mer Noire et la Romanie Génoise (XIII–XV siècle). L., 1989.
   
4. 
   Studies on the Levantina Trade in the Middle Ages. L., 1978.
   
5. 
   Inalcık H. Yeni vesikalar qöre Kırım Hanlığının tâblıgıne girmesi ve ahidname meselesi // Belleten, VIII/29, 30, 31, 32, Ankara, 1944.
   
6. 
   Beldiçeanu N. la Compague Ottoman de 1484 et ses Préparatifs Militaires et sa Chonologie // Belleten, XLVII/I Ankara, 1983.
   
7. 
   Семенова Л.Е. Дунайские княжества в международных отношениях в юго-восточной Европе (конец XIV – первая треть XVII в.). – М., 1994.
   
8. 
   Орешкова С.Ф. Некоторые проблемы крымско-татарской государственности // Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховен-ством Отоманской Порты. – М., 2005. – Т. 2.
   
9. 
   Мейер М.С. Основные этапы ранней истории русско-турецких отношений // Османская империя: проблемы внешней политики и отношений с Россией. – М., 1990.
   
10. 
    Kurat A.N. Türkiye ve Idil boyu.1569 Astarhan seferi. Ten-Idil kanalı ve XVI-XVII yüzyıl osmanlı-rus munasebetleri Ankara, 1969.
    
11. 
    Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды. – Саранск, 1960.
    
12. 
    Кульпин Э.С. Пути России. Кн. 1, Генезис кризисов природы и общества в России. – М., 1955.
    
13. 
    Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XV–XVI вв. – М., 1984.
    
14. 
    Базилевич К.В. Ярлык Ахмед-хана Ивану III // Вестник МГУ, 1948.
    
15. 
    Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства: вторая половина XV в. – М., 1952.
    
16. 
    Некрасов А.М. Международные отношения и народы Западного Кавказа (последняя четверть XV – первая половина XVI в.). – М., 1990.
    
17. 
    Соловьев С.М. История России с древнейших времен. – М., 1961. – T. V.
    
18. 
    Зайцев И.В. Шейх Ахмад последний хан Золотой Орды / Орда, Крымское ханство, Османская империя и Польско-Литовское государство в начале XVI в.) // От Стамбула до Москвы. Сборник статей в честь 100-летия профессора А.Ф. Миллера. – М., 2003.
    
19. 
    Zaytsev I.V. Osmanlı Imparatorluğu ve Taht Eli: Siyâsı münasebetleri (XV–XVI yüzyıllar) // Osmanlı. Cilt I, Bölüm 3, Ankara, 1999.
    
20. 
    Зайцев И.В. Между Москвой и Стамбулом: Джучидское государство, Москва и Османская империя. – М., 2004.
    
21. 
    Багалей Г.Ф. Материалы по истории колонизации и быта степной окраины Московского государства. – Харьков, 1886.
    
22. 
    Воронежский край с древнейших времен до конца XVII века. Документы и материалы по истории края. – Воронеж, 1976.
    
23. 
    Яковлев А. Засечная черта Московского государства в XVII веке. Очерк по истории обороны южной окраины Московского государства. – М., 1916.
    
24. 
    Загоровский В.П. История вхождения Центрального Черноземья в состав Российского государства в XVII в. – Воронеж.
    
25. 
    Загоровский В.П. Белгородская черта. – Воронеж, 1964.
    
26. 
    Черепнин Л.В. Собор 1642 г. по вопросу об Азове (1637–1642) // Россия, Польша и Причерноморье в XV–XVIII вв. – М., 1979.
    
27. 
    Остапчук В., Галенко О. Козацькi Черноморскi походи у морьский iсторii Кятiба Челебi «Дар великих мужiв у воюваннi морiв // Марра Mundi Збiрник науковiх праць на пошану Ярослава Дашкевича з пагоды його 70-pirra. – Львiв–Киiв–Нью-Йорк, 1996.
    
28. 
    Inalcık H. The Question of the Closing of the Black Sea under the ottomans // Arxcion Pontou, 33, Athens, 1979.
    
29. 
    Kortepeter C.M. Ottoman imperial Policy and the Economy of the Black Sea Region in the sixteenth Century // Journal of the American Oriental society. 1966, vol. 86, N 3.
    
30. 
    Эвлия Челеби. Книга путешествия. Вып. 2, 3. – М., 1979, 1983.
    
31. 
    Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. Ч. 1–2. – М., 1998, 2001.
    
32. 
    Костомаров Н.И. Исторические монографии и исследования. Кн. 6, Т. 15, Руина. – СПб., 1905.
    
33. 
    Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. Ч. 2. – М., 2001.
    
34. 
    Kolodziejezyk D. Podolı pod panowaniem tureckim. Ejalet Kamieniecki. 1672–1699. Warszawa, 1994.
    
35. 
    Письма и бумаги… Петра Великого. Т. 1. – СПб., 1887.
    
36. 
    Копреева Т.Н. «Ведомство желательным людям» (из автобиографических материалов А.Л. Ордин-Нащекина) // Археографический ежегодник за 1964 г. – М., 1965.
    
37. 
    Копреева Т.Н. Неизвестные записки А.Л. Ордин-Нащекина о русско-польских отношениях второй половины XVII в. // Проблемы источниковедения, IX, М., 1961.
    
38. 
    Архив Государственного Совета. Т. 1, СПб., 1869.
    
39. 
    Орешкова С.Ф., Ульченко Н.Ю. Россия и Турция: проблемы формирования границ. – М., 2006.
    
40. 
    Орешкова С.Ф. Османская империя и Россия в свете их геополитического разграничения // Вопросы истории. – М., 2005, № 3.
    
41. 
    Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. – Изд. 2. – М., Т 22.
    
42. 
    Орешкова С.Ф. Некоторые размышления о развитии тюркологии и османистики // Turcıca et Ottomanica. – М., 2006.
    
43. 
    Florinsky M.T. Russia. A history and an interpretation. – N.Y. 1953.
    
44. 
    Любавский М.К. Историческая география в России. – М., 1908.
    
45. 
    Чичерин Б.Н. Воспоминание. Земство и Московская Дума. – М., 1934.
    
46. 
    Леонтьев К. Восток, Россия и славянство // Собрание сочинений, Т. 1, СПб., 1881.
    
47. 
    Великая Россия. Кн. 2. М., 1911.
    

Д.А. Ковалева

Само слово – кира – происходит от греческого «госпожа» [23, c. 3–5] и обозначает наименование должности, а не имя собственное, вопреки укоренившемуся в научной литературе мифу, что все появляющиеся постепенно с начала XIX века в поле зрения историков источники указывают на Эстер Хандали (в ряде документов Эстер-киру или «Эстер Киру») [30, c. 462, 506, 542–543, 639; 34, c. 182; 28, c. 584–586]. Хотя в действительности она являлась лишь одной из нескольких последовательно сменявших друг друга фавориток-кир, на определенном этапе присоединения к исследованию новых источников возникло явное хронологическое противоречие: получалось, что эта дама одна прослужила при дворе около семидесяти лет [76, c. 35–78]. Это ошибочное мнение встречается в литературе вплоть до начала XXI века [72, c. 30–32; 23; 82, c. 65–66, 280–284; 50, c. 83; 58, c. 32, 93–95, 97, 99, 101–103, 125, 186; 35, c. 165; 67, c. 79; 35, c. 92; 54, c. 88; 8; 73, c. 48–51], хотя присоединение новых документов, содержащих имена других кир, внесло некоторую адекватность в часть исследований, упоминающих это явление [36, c. 391; 71, c.102; 18, c. 220; 22, c. 154; 43, c. 13, 16–17; 66, c. 57, 60, 62, 64; 31, c. 146–151; 84, c. 55–79; 64, c. 167, 172–175; 21, c. 73; 51, c. 105–108, 202; 52, c. 121, 200–202, 347; 49, c. 990–991; 4, c. 131–134; 32, c. 123; 56, c. 90–91; 64, c. 241,344; 7, c. 67–69; 36, c. 114–120; 6; 323].

Работы, представляющие какую-либо ценность по вопросу о кирах, можно разделить на четыре группы. Во-первых, монографии по различным аспектам истории евреев в Османской империи, включающие максимально краткое изложение сути явления кир с аккуратными ссылками на источники и литературу [78, c. 28, 391–392; 42, c. 29–30; 53, c. 204–208, 262, 280]. Во-вторых, статьи, написанные османистами и построенные на исследовании одного или группы документов, всесторонне освещающих деятельность только одной из кир [44, c. 1–38; 60, c. 119–157; 63, c. 515–536]. В-третьих, статьи, в которых сделана попытка изложить явление кир и вписать его в исторический контекст, однако авторы основываются только на «старом» корпусе источников, составившим основу изложенного ранее научного мифа [3, c. 623–635; 59, c. 40–50; 39, c. 49–67; 9, c. 147–148; 40, c. 318; 41, c. 430]. В-четвертых, работы по истории султанского гарема, которые вписывают явление кир в исторический нееврейский контекст. При этом авторов это явление интересует только как один из инструментов осуществления политики гарема, и они основываются только на европейских источниках, большинство которых не было привлечено к исследованию в остальной литературе по данному сюжету [46, c. 223, 225–226, 242; 45, c. 12–13, 16–17, 19–20, 22, 30].

Сведения о кирах появляются в многочисленных источниках. Во-первых, серия султанских грамот о налоговых привилегиях потомкам одной из кир, а также юридические документы, зафиксировавшие в последующие века налоговые конфликты между ее потомками, членами стамбульской еврейской общины и местными властями. Во-вторых, несколько посвящений в еврейских книгах, изданных в Стамбуле в середине XVI века, указывающие на филантропическую деятельность киры, упоминания в раввинских респонсах еврейки, которая близка к султанской власти, и еврейская историческая хроника Эмек ха-Баха, фиксирующая обстоятельства, приведшие к убийству одной из кир. В-третьих, серия донесений торговых и дипломатических представителей европейских стран в Стамбуле и их агентов в султанском гареме; части переписки, которая велась между ними, правителями самих стран, обитательницами султанского гарема и их агентами и посредниками (в том числе кирами); а также воспоминания и корреспонденция европейских путешественников, упоминающая события, о которых они слышали или наблюдали сами во время своего пребывания в Стамбуле. В-четвертых, османские исторические хроники, фиксирующие обстоятельства убийства одной из кир (как современные, так и составленные на век позже описываемых событий).

Еще в Аравии на кануне великих завоеваний была испробована концепция, согласно которой всем немусульманам объявлялась священная война – джихад [70, c. 56–59] – и предлагался выбор: смерть или обращение в ислам; впоследствии она была успешно распространена на завоеванные территории. Исключение составили первоначально только последователи двух более ранних аврамичеких религий, евреи и христиане, которым в качестве ахл аль-Китаб (в разных переводах «народы Книги», «люди Писания») было позволено продолжать исповедовать свою религию при обязательном условии выплаты подушной подати и сохранения подчиненного положения [74]. В дальнейшем, по мере продвижения мусульман на север, стало необходимым включить в категорию покровительствуемых также зороастрийцев, которые оказались ахл аль-Китаб, благодаря тому что записали изначально передаваемое устно учение Авесты, и мелкие народы, неизвестные Корану и исповедовавшие различные культы в центральной Азии [14, c. 227; 70, c. 57].

В действительности результатом подобной политики стало наличие в халифате огромной массы инаковерующих. В эпоху завоевания и в первые века, последовавшие за ним, меньшинством и в этническом, и в религиозном отношении являлись именно арабы-мусульмане. Реальная необходимость нормального сосуществования с иноверцами породила неизвестную двум наследницам Римской империи, находившимся полностью под сенью христианства (средневековой Европе и Византии), веротерпимость со стороны мусульманской уммы («общины»). На долгие века она легла в основу взаимоотношений между евреями, входящими в категорию покровительствуемых поданных, и господствующим (впоследствии также в количественном отношении) исламским окружением.

Евреи в качестве признаваемой этно-конфессиональной группы (позднее меньшинства) входили в религиозно-правовую категорию зимми («покровительствуемые»); этим термином арабы-мусульмане обозначали местных терпимых немусульман, которые по доброй воле заключили с завоевателями договор (зимма) о подчинении политическому господству ислама. В традиционной мусульманской историографии принятая позиция в отношении зимми возводится к правлению второго из четырех «праведных халифов» (ар-рашиддун), наместников пророка Мухаммада, Омару ибн аль-Хаттаб (Омару I, 634–644), присоединившему к халифату территории византийских Палестины и Сирии, Сасанидских Месопотамии и Персии, и Египта. Согласно различным версиям, христиане Сирии и Египта сами обратились к халифу Омару с письменным предложением добровольно подчиниться определенным условиям и ограничениям в обмен на гарантирование безопасности жизни, имущества, свободы исповедовать собственную религию и обладать внутренней автономией [5, c. 417; 80, c. 66–67]. Условия Договора Омара стали каноническим определением юридического статуса всех зимми, распространившись, в том числе, и на евреев [83, c. 95–101].

Долгое время исследователи по многим причинам сомневались в аутентичности Договора. Считалось, что его апокрифический текст появился гораздо позднее правления самого легендарного халифа, главным образом, поскольку содержащиеся в нем ограничения не отражали реальной ситуации [5, c. 416]. В первые годы после завоевания зимми не страдали от каких бы то ни было притеснений в быту или в отправлении культа, и дискриминационные постановления начали складываться только в период правления халифа Омара ибн Абд аль-Азиз (Омара II, 717–720) [14, c. 227]. Сегодня преобладает иная точка зрения, согласно которой Договор Омара восходит к раннемусульманской практике заключения договоров о капитуляции между победителями и побежденными, в том числе на основе подаваемых последними прошений в письменной форме с предложением подчинения в обмен на оказание защиты [5, c. 416]. Первоначально нормы не носили дискриминационного характера, но были призваны создать ощутимые границы между приверженцами разных монотеистических толков, чтобы оградить мусульманское меньшинство (ислам) от идеологического и численного влияния со стороны последователей иудаизма и христианства.

В последующие века халифы и султаны издавали новые указы и постановления, актуальные в тех или иных исторических условиях и уточнявшие статус зимми как униженного меньшинства [70, c. 92–94; 2, c. 1605], однако это характеризовало в основном периоды смут, междуцарствия, безвластия, дворцовых переворотов, когда нестабильность в государстве вынуждала правителей прибегать к подобному способу поднятия собственного авторитета и мобилизации поддержки мусульманских подданных.

Можно суммировать три основных принципа существования евреев в качестве автономной этно-конфессиональной общины в статусе зимми. Выражение почтения к мусульманской религии: запрет строить новые и восстанавливать разрушенные синагоги, запрет изучать священные исламские тексты и позволять себе пренебрежительные высказывания в адрес пророка, запрет склонять мусульман в свою религию и препятствовать кому-либо в принятии ислама, запрет продавать запрещенные религией продукты (спиртные напитки, свинину и мясо животных, убитых с нарушением мусульманского ритуала забоя скота), запрет публично отправлять свой религиозный культ. «Неоскорбление» мусульманского государства: запрет бороться с мусульманским господством, обязанность беспрепятственно пропускать мусульман через территории своего проживания и при необходимости принимать в своем доме мусульман на постой, запрет давать убежище врагам мусульман, шпионить в их пользу или помогать им каким-либо другим образом, запрет быть нанятым на государственные или иные должности, которые предоставили бы им юрисдикцию над мусульманами. Признание превосходства подданных-мусульман над подданными-зимми: платить подушную подать (джизья) и остальные налоги (земельный налог харадж и т.д.), от которых было освобождено мусульманское население [70, c. 69–75], запрет мужчинам вступать в супружеские и другие отношения с мусульманскими женщинами, запрет приобретать рабов, исповедовавших ислам или тех, кто раньше был в услужении у мусульман, запрет нанимать на работу мусульман или вступать с ними в неравнопраное деловое партнерство, обязанность почитать мусульман и стоять в их присутствии, запрет ездить верхом на лошадях и мулах и использовать украшенные орнаментом седла при поездке на осле, запрет носить оружие, запрет иметь дома или могилы выше, чем у мусульман, запрет назваться мусульманскими именами и использовать мусульманские прозвища, обязанность отличаться от мусульман верхней одеждой и прической, носить плащи, обувь и головные уборы особых цветов и запрет носить одежду из дорогие видов ткани, обязанность мужчинам заходить в общественную баню только с особым отличительным знаком на шее и женщинам мыться только в специально построенных для них банях отдельно от мусульманок, собственность умершего и не имеющего наследника передавалась в распоряжение властей [5, c. 416].

Нарушение со стороны зимми условий как изначального договора, так и добавленных позднее запретов означало потерю юридического статуса терпимого и покровительствуемого подданного и его права на гарантию безопасности, что в особо серьезных случаях вело к смертной казни. Однако факт, что ожидаемые последствия нарушения договора регулярно обнародовались правителями заново, является явным свидетельством несоблюдения условий именно со стороны мусульман, причем в пользу зимми. Указом 849 года халиф аль-Мутауаккиль (847–861) впервые запретил принимать иноверцев на официальные должности в государственном аппарате и администрации, на протяжении всего периода мусульманское духовенство в целом неодобрительно относилось к использованию услуг врачей из числа зимми. Но в действительности правители нуждались в услугах грамотных иноверцев, врачей, чиновников, специалистов по чеканке монет и других профессионалов, что подтверждает историческая реальность.

Соблюдение или несоблюдение ограничений, таким образом, зависело от объективных возможностей покровительствуемого лица стать необходимым и добиться тем самым послаблений в области религиозного закона и решалось в результате выбора каждого конкретного правителя, который чаще отдавал предпочтение экономическим интересам. Так, выходцы из еврейских общин назначались иногда на высокие должности в государственном аппарате, евреи-врачи, ученые, философы достигали видного положения при султанских дворах Туниса и Марокко, в мусульманской Испании сложился целый слой придворных еврейского происхождения, наиболее знаменитым представителем которых стал личный врач, дипломат и заведующий государственными финансами халифа Абд ар-Рахмана III (p. 891, эмир с 912, халиф 929–961) Хасдай ибн Шафрут.

Аналогично, «османские правители в ранний период своей экспансии предоставляли зимми значительную свободу и поощряли их продвижение по служебной лестнице» [70, c. 113]. Хотя условия Договора Омара в Османской империи оставались в силе и канонические его пункты соблюдались до второй половины XIX века (джизья была отменена султанским указом под давлением европейских держав в 1856 году), большое количество приближенных к султанскому двору из числа зимми были освобождены от уплаты подушной подати и других налогов, получали право приобретать рабов у мусульман, ездить верхом, носить оружие, носить подобающую их статусу дорогую одежду. Очевидно, они занимали такое положение, что также не обязаны были стоять в присутствии мусульман, могли свободно пользоваться банями наравне с мусульманами, и нанимать их при необходимости на работу, строили роскошные особняки. Таким образом, на них не распространялись те ограничения и обязанности, которые должны были подчеркивать превосходство подданных-мусульман и униженное положение подданных-зимми. В число «привилегированных» зимми входили многочисленные придворные врачи, советники султана по различным вопросам, дипломаты, богатые финансисты, причем среди них были не только мужчины, но и женщины.

При этом было бы ошибкой основываться на подобной достаточно поверхностной характеристике исламского общества, чтобы делать выводы о реальных возможностях женщины на мусульманском востоке. Буквальное прочтение хадиса, согласно которому пророк Мухаммад говорил, что «народ, доверяющий свои дела женщине, никогда не достигнет процветания» [46, c. 267], и безоговорочное принятие реалий, отражаемых сочинениями религиозных авторитетов, могут ввести в заблуждение относительно участия женщин в экономической жизни, их прав отстаивать свои интересы в суде. Распространенный миф о том, что женщины не обладали никаким общественным влиянием вне территориальных границ гарема, является главным источником недопонимания природы и законов существования мусульманского, в том числе и османского общества. Причем в разных аспектах это касается как элиты, так и более низких слоев общества.

Разделение мужчин и женщин не означало, что все сферы, куда поощрялся свободный доступ мужчин, были закрыты для женщин. Например, традиции семейного образования в семьях уляма, прослойки ученых и религиозных авторитетов, распространялись также и на жен и дочерей, которых вместе с мальчиками обучали их отцы, братья и мужья [46, c. 270], хотя, разумеется, женщины были исключены из системы общественных институтов образования и не имели права сделать карьеру в области религиозных наук. Что касается светской элиты, то уже при османах многие мусульманки из высших слоев стамбульского общества стали получать образование, однако это явление стало массовым лишь в XVIII веке, когда в кругах знати большое распространение получили изысканные беседы и занятия поэзией [20, c. 114–116].

Что касается возможности отстаивать свои интересы в суде, то в отличие от средневековой Европы в исламском обществе женщина имела на это право. Хотя религиозный закон значительно ограничивал их право предстать перед судом в качестве свидетельницы и на них могли оказывать неофициальное давление родственники-мужчины [20, c. 101], мусульманки в Османской империи, тем не менее, активно пользовались своим правом подавать жалобы в суд на рассмотрение кади, а также выступали в качестве ответчиц, иногда даже ведя тяжбы с родственниками-мужчинами [33, c. 87; 25, c. 233].

Замужество являлось практически неизбежным этапом жизни каждой женщины на мусульманском востоке, и вступали в брак они, как правило, в раннем возрасте. В день свадьбы муж делал жене свадебный подарок и, начиная с того дня, единственным его обязательством было кормить ее, тогда как за обеспечение себя одеждой и всем остальным необходимым женщина была ответственна сама [38, c. 124]. И хотя на практике муж часто преподносил ей подарки или давал ей деньги на личные расходы, предполагалось, что жене доступны определенные виды заработка. Женщина теоретически имела право даже развестись с мужем по собственной инициативе, но в этом случае не только теряла деньги, которые ей полагались в обычной ситуации при расторжении брака, но также в ряде случаев должна была уплатить бывшему мужу дополнительную сумму денег [20, c. 103].

Важным правом женщины в мусульманской семье было также право на получение определенной вносимой в завещание доли имущества умершего родственника, хотя она и была несравнимо меньше долей, которые получали мужчины [25, c. 231–232]. Таким образом, вдовство практически не означало получение экономической независимости, и мусульманки после смерти мужа в большинстве случаев стремились снова выйти замуж. Тем не менее, исламское общество по-разному относилось к женщинам различных возрастных категорий, что уходит корнями еще в текст Корана [74]. Взрослым женщинам традиционно оказывалось большее почтение, они обладали большей социальной мобильностью, и нормы сегрегации в их отношение были гораздо лояльнее, что подтверждают многие правовые решения, принятые османскими знатоками шариата [46, c. 280].

В целом гендерная сегрегация является одной из главных характеристик исламского общества, унаследованной им еще из традиций домусульманского Ближнего Востока [46, c. 271]. Социальный идеал предписывал женщине воздерживаться от контактов с мужчинами, не являющимися е родственниками, от появления в общественных местах, где могли бы происходить подобные контакты, от заключения деловых соглашений без посредников или хотя бы свидетелей и т.д. Даже посещение молодой девушкой общественной службы в мечети рассматривалось как подвергание риску ее скромности, чести и социального статуса, а соответственно запрещалось. Ислам предусматривал даже создание специальных городских рынков для женщин, какой известен, например, в первой столице Османского государства Бурсе [20, c. 148]. Однако на практике соблюдение сегрегационных норм женщинами, принадлежавшими к высшему и среднему слоям общества, было возможно лишь благодаря многочисленному классу обслуги, который составляли рабы (в первую очередь рабыни, также евнухи), нанятый персонал для выполнения домашних работ, женщины из более бедных мусульманских семей и семей зимми, предоставлявшие разнообразные услуги на дому (торговля вразнос, парикмахерские и медицинские услуги и т.д.).

Главным свидетельством участия женщин в социально-экономической жизни исламского общества и обладания определенным влиянием за стенами гарема служит тот факт, что они владели собственностью и могли ее свободно эксплуатировать. Исследование документов сиджил (протоколы шариатских судов) из городов Кайзери и Бурса в Анатолии начала XVII века показали, что женщины были вовлечены не менее чем в 40% всех сделок, связанных с собственностью [25, c. 231–235]. Они активно занимались продажей, покупкой, арендой недвижимости как в черте города, так и в сельской местности: дома, магазины, ремесленные мастерские, земельные участки, фруктовые сады, виноградники и даже мельницы. Тем не менее, документы производили впечатление, что они «не появлялись … в экономическом мире мужчин» [33, c. 65], поскольку большинство сделок заключалось через посредников, и практически единственной областью экономической жизни, которая не требовала присутствия мусульманок в общественных местах, была сфера финансов и кредита. Богатые дамы активно пользовались услугами целой сети агентов (векил [39, c. 51]) женского пола, и есть основания предполагать, что некоторые из них занимались ростовщичеством «на полупрофессиональной основе», активно инвестируя в коммерческие предприятия и одалживая суммы денег даже собственным мужьям [25, c. 234–235]. В отличие от области недвижимости и финансов, женщины были сравнительно слабо представлены в смежных экономических отраслях, таких как торговля и ремесленное производство [33, c. 109; 25, c. 236–237; 20, c. 105], что объясняется, прежде всего, сегрегационными нормами шариата. Небогатые мусульманки могли заниматься мелкой розничной торговлей, поставляя в гаремы богатых домов ткани, украшения, иногда рабов и, прежде всего, свежие новости, до некоторой степени участвовали в ремесленной области, хотя постоянное членство в гильдиях встречалось крайне редко [25, c. 237; 20, c. 113], устраивались на работу в частных домах, хотя эта сфера была для них сильно ограничена, так как им было запрещено находиться в услужении у зимми, а в мусульманских семьях конкуренцию составляли рабы.