Вторая горный офицер прииск сей отыскан мною в самый Троицын день, майя 31-го дня…

Наличие постоянной, хотя местами и «затруднительной», дороги позволило наладить круглогодичное сообщение Риддерского рудника с Колывано-Воскресенской конторой. В зиму 1792 года, 23 декабря, туда с инспекторским осмотром производимых горных работ прибыл маркшейдер Герих. По его мнению, пристав Тихобаев «помянутые работы» организовал согласно принятому ранее расписанию. Особую озабоченность вызвала накопляющася в Спасском гезенге вода, которая «так сильно притечение сквозь полости кварца имеет, что установленными в три става девятью насосами (при чем в каждую смену с машинистом употребляется по пятнадцати, а в три смены – сорок пять человек) с великим трудом отливать можно». Очевидно, сказывалась большая обводненность почв, связанная с близостью бассейна рек Филипповки, Таловки, Быструхи и других. Даже при организации водоотливных работ за один час затоплялось до девяти вершков подземных выработок.

Еще в бытность Филиппа Риддера приставом рудника, внедренная им в практику трехсменная работа, на момент прибытия Гериха задействовала семьдесят пять человек, один из которых находился «у зрения угла», то есть осуществлял контроль за точным исполнением плановых направлений горных работ. Тихобаев и Герих принимают решение, чтобы постоянно держать уровень грунтовых вод на максимально допустимой мере, работы по их откачке в Спасском гезенге остановить, нижний став насосов уничтожить. В каждую смену девятью служителями в Спасском флигель-орту «воду содержать двумя ставами насосов на мере». Здесь же дается указание о начале работ на висячий бок рудного тела с проходкой квершлага по толстоте руд.

Оба горных чиновника предписали остающимися от ныне назначенных работ людьми, «впредь до резолюции», руководить строго по росписи, данной 1 сентября 1792 года; « о успехе в выливке воды каждую седмицу в контору рапортовать. Остальными людьми не упустить в положенных местах добычу и разведку руд производить». 8 января 1793 года рапорт о состоянии дел на Риддерском руднике в зиму 1792-93 годов был отправлен в Колывано-Воскресенскую контору.

С ноября 1794 года Филипп Филиппович Риддер становится членом канцелярии Колывано-Воскресенских заводов. 1 декабря 1792 года он был повышен в чине до маркшейдера. Проживает в Барнауле. Занятие делами Риддерского рудника разнообразят его чиновничьи будни. Он узнает из донесений о том, что в лето 1795 года над Благовещенской шахтой устроили коннодействующую водовыливательную и рудоподъемную машину (в апреле начали делать углубление под нее); построили кузню, салотопню (к маканию сальных свеч был приставлен старик из беглых); рудник собрал хороший урожай фуражных культур (пахали сохами). С Семеновского рудника на Благовещенскую трейб-шахту перенесли сарай, построенный из лиственного лесу длиною 3 5/8, шириною 4 1/3 саженей, покрытый сосновым тесом. «В середине оного сарая чулан забран из горбиннику для инструментов» (из донесения обер-гиттенфервальтера К.Д.Фролова 17 апреля 1796 года).

23 июля 1795 года штейгер Сметанин доносит в экспедицию о том, что в двенадцати верстах от Риддерского рудника через реку Тихую построен мост «и второй через оной же речки протоку». Через год, 30 апреля 1796 года, экспедицией было повелено построить при руднике и по дороге от оного к Змеиногорскому руднику мосты. Строительство их велось спешно – уже к 12 июля к рапорту Фролова прикладывается опись, в которой значится четырнадцать построенных мостов только до поселья Бутаково, в том числе:

- один от Спасской штольни к реке Филипповке через луг на сваях для ходу в вешнее время служителям на работу длиною сто двадцать семь сажен;

- один через речку Филипповку длиной двенадцать сажен;

- два через болото в версте от рудника длиною сорок три сажени и шесть сажен - всего на протяжении 74 версты 81 мост. Только через речку Черемшанку было проложено 25 мостов и еще 26 мостов через впадающие в нее ключи.

26 марта 1796 года Риддер вместе с Г.С.Качкой, К.К.Бером и В.С.Чулковым рассматривает рапорт пристава Риддерского рудника, обер-штейгера Григория Сметанина от 17 марта того же года о состоянии назначенных для добычи и разведки руды мест. Авторитетная комиссия отметила, что некоторые из них «прохождением окончены», а некоторые еще «приходятся к окончанию». Сметанин испрашивал повеления о проходке штреков из концов Андреевского и Никитского флигель-ортов по простирающимся рудам и, с целью улучшения циркуляции воздуха в Благовещенской шахте, соединить с ее стволом двумя ортами Никитский флигель-орт. Эти работы должны были помочь еще более утвердиться в «дальнейшей сего рудника благонадежности».

По специально подготовленной к 1 марта справке при Риддерском руднике руд по наличию состояло разобранных, годных к отпуску на плавильные заводы Алейский и Локтевский – 111398 пудов, не разобранных – 289482 пуда. Из неразобранных в 1795 году в разбор употреблено 85200 пудов. «По разбору таковых же к отпуску на завод годных получено 32986 пудов». Члены Горного Совета рекомендовали Сметанину «находящихся при том руднике горных служителей располагать не по ненужным местам, а употреблять с надлежащей пользой…». Вследствие этого было приказано приставу употребить все способы к скорейшему, «сколько возможно», углублению Благовещенской шахты.

А соразмерно сему и служителей расположить так, «чтобы оное происходило с настоящим успехом, без всякой остановки…, а затем буде от сих назначенные к произведению горных работ и прочих при руднике нужных исправностей служители, оставлены будут при оных, смотря по обстоятельствам и времени, как оное (лето. М.Н.) уже приближается к разбору добытых и добываемых руд».

Летом того года при руднике работала группа естествоиспытателей во главе с обергиттенфервальтером Шангиным и бывшим маркшейдерским учеником, выходцем из сержантских детей, унтер-шихтмейстером Иваном Абросимовичем Деревцовым, которые «находились за подробным описанием и собиранием цветных камней по Убе, Ульбе и окружающим белкам».

Через год маркшейдер Иван Майшнер в окрестностях Риддерского рудника сделал описание лесных пород и припасов, выполнил первый рисунок «вида» Риддерского рудника и его окрестностей. Автор, естественно, выполнял конкретную задачу – показать, что из себя представляет само поселение и производственная часть. Его менее всего интересовали живописные реалии алтайской природы. Поэтому «угол зрения» Майшнера отобразил на листке бумаги в одном изобразительном ряду «горы Убинские» и «горы Ульбинские», позволил запараллелить в одной плоскости все реки предгорной части котловины: Громатуху, Хариузовку, Быструху, Филипповку.

На переднем плане речка Филипповка, запруженная плотиной, у которой стоит «мушная мельница». Противоположный берег заняли двадцать крестьянских пятистенок алтайского типа, обнесенных высоким забором; рядом бани, амбары, конюшни. Один из домиков помечен цифрой «6», он обнесен более высоким забором, имеет много подсобных служб. Надпись гласит: «Дом, в котором обитание имеет пристав, определенный к производству работ на руднике». Правее дома пристава – «хлебные магазины для покладания разных материалов».

В правом нижнем углу переднего плана автор изобразил Благовещенскую шахту в разрезе: виден ствол, штольня. От шахты проведен канал, по которому откаченные подземные воды спружаются в Филипповку; здесь конусообразные крыши надшахтных строений, рядом – рудоразборный двор с сортированной рудой и горный офицер в треугольной шляпе, кафтане, со шпагой и с тростью в руке, отдающий приказания рудоразборщикам.

Общий вид селения напоминает сибирский укрепленный острог среди тальниковых зарослей и лесов. И пронизан ощущением какой-то тоски. Можно легко представить, как на фоне этой безрадостной картины в 1796 году по общему решению схода мастеровых был зверски убит управляющий Риддерского рудника Шрамм, отличавшийся особо жестоким отношением к работному люду.

Сухопутная перевозка грузов осуществлялась по-прежднему отчасти в порядке гужевой повинности, отчасти же наёмными ямщиками. Гужевая («подводная») повинность как в сельском хозяйстве, так и на заводах (особенно горнометаллургических) заключалась в принудительном использовании рабочей силы крепостных (или приписных) крестьян, выходивших на работу со своими лошадьми и подводами для перевозки различных грузов. В первом случае – сельскохозяйственных продуктов, а во втором случае – угля, перебранной руды, флюсов, облицовачного камня, песка и тому подобных материалов, доставляемых приписными крестьянами для снабжения кабинетских рудников и заводов.

Рудовозы отдалённого Риддерского рудника перевозили на собственных лошадях в «колодах», выдолбленных из цельного дерева, руду на Алейский и Локтевкий завода, куда не соглашались ездить вольные возчики. Ежегодно рудовоз был обязан перевезти 500 пудов руды с оплатой по 8 коп. с пуда при доставке на Алейский завод. И по 10 копеек с пуда при доставке на Локтевский завод. Следовательно, за выполнение урока рудовоз получал от 40 до 50 руб. в год.

Указом от 3 марта 1797 года крестьяне Усть-Каменогорской, Крутоберезовской и Убинской волостей были приписаны к рудникам, откуда обязаны были своим гужевым транспортом доставлять руду на заводы. Поползли из села в село слухи, что заводские начальники нарушают царскую волю, что не поздоровится им, если узнает об их самоуправстве царь-батюшка. Нашлись отчаянные головы, стали писать царю прошение: с крестьянской обстоятельностью сообщали, что присланы они на Алтай императрицей Екатериной для хлебопашества, а до заводов и рудников им и дела-то никакого нет. Пашни они обрабатывают со всем усердием, подати всякие платят исправно. Да, наверное, прогневали чем-то заводское начальство, вот и немилость на них свалилась.

Из села в село переходило прошение, читали его на сходках, за неграмотностью вместо подписи ставили кресты, а потом терпеливо ждали царского ответа. Возвратилось прошение крестьян с краткой резолюцией сената: «Государь император соизволили по воинской части дать высочайшее повеление: для усмирения непокорных употребить содействие полка графа Ивелича».

Для усмирения крестьянского волнения были вызваны рота солдат и отряд из десяти казаков. Интересы Горной администрации в дисциплинарной экспедиции представлял берг-гауптман Василий Сергеевич Чулков, один из выше перечисленных «кадетских сержантов».

Он был сыном мелкопоместного дворянина из Подмосковья, владельца 15 душ. В 10 лет определён в гимназию при Московском университете, в 15 лет прибыл на Алтай. По окончании учёбы, за особые успехи в науках, минуя чин шихтмейстера, сразу был произведён в берг-гешворены. В 17 лет Чулков стал «у заведавания отделённой частью, состоящей из 215 человек» на Змеиногорском руднике, через год – «у строения Сузунского завода», а затем управляет Семёновским рудником. Когда работы на нём были свёрнуты, возвращается на Змеиногорский рудник, где служит «у приходу и расходу денежной казны и припасов».

В 1768 году Чулков был направлен в верховья реки Томь для разведки железорудных месторождений, которые с помощью местных жителей нашёл, и где был построен первенец цветной металлургии Кузбасса – Томский железоделательный завод. С началом 1769 года Василий Сергеевич вновь на Сузунском заводе, через полгода – на Павловском, а с 1770 года – «у заведования Барнаульской главной чертёжной и смотрения за школами». В следующем году сопровождает караван серебра в Петербург, откуда направляется на целых восемь лет на Олонецкие заводы членом Канцелярии.

По возвращении на Алтай заведует хозяйством Павловского завода, затем снова – Барнаульской главной чертёжной. В 1782 году назначается управляющим Локтевским заводом и Локтевским медным рудником. На этом его странствия кончились. Эту должность он занимал 16 лет…

Не по душе пришлось Василию Сергеевичу такое занятие, но приказ есть приказ. По его приказанию земский управитель Ахвердов собрал в Крутоберезовской земской избе сельских старост и выборных всех тёх слобод, да кроме того из каждого селения по два-три представителя из числа «лучших поселян, паче таких, которые имеют дома, ведут хорошее скотоводство и хлебопашество, и которые б прежде ни в каких преступлениях и за то наказанных не бывали…».

В это число попали и те крестьяне, которые сами не желали повиноваться властям. Тот же крестьянин Убинской слободы В.Иванов, узнав о приближении военного «усмирительного» отряда принародно кричал:

- Все это пустое! Нас, как малых детей вздумали устрашать!

Явился в деревню Красноярскую (ныне Предгорное) горный управитель Агеев требовать на крестьянской сходке выборов трёх «лучших людей» для отправки в Крутоберёзовскую земскую избу, а крестьянин Михайло Скоробогатов, поддерживаемый сотником Василием Шестахинским, старостой Фёдором Зуевым и другими поселяними, кричит в ответ:

- Нас управитель заманивает в Крутоберёзовскую земскую избу, видно, для того, чтобы нас к заводским работам принудить. Мы посмотрим, есть ли у ево печатный указ?!

- Правильно! – кричал сход.- Неча трём мужикам в Крутоберёзовской избе делать! Одного хватит!

И отправили-таки одного.

Зачитал в Убинской слободе управитель Агеев указ «О приведении в должное послушание крестьян Пачинской слободы». Думал, здесь будет всё в порядке. Ан нет!

Настроение крестьян выразил Е.Гребнев из Усть-Каменогорской волости, который заявил, что «не токмо летом, но и зимой они не могут выполнять заводские работы». А мужик Василий Иванов закричал истошно:

- Все это пустое! Нас, как малых робят, вздумали устращивать!

И ведь надо же – именно его, этого вздорного крикуна Иванова, и избрали мужики в числе «лучших».

11 августа собрались, наконец, старосты и «лучшие люди» в Крутоберёзовской земской избе. Вышел к ним бег-гауптман Чулков, спросил громко:

- Пошто, мужики, заводскому начальству противитесь?

Мужики дружно отвечали, что послано ими царю прошение, где всё прописано. Ждут они высочайшего ответа, надеждой живут, что «государь в рассуждении прописанных в оном тягостей освободит их от заводских работ, дабы чрез то не могли оне отстать от хлебопашества, чем единственно в здешнем краю себя содержат и уплачивают подати…»

- Вот они, ваши прошения, мужики! – потряс бумагами Василий Сергеевич. – Читать или так верите? Давно уж пришли они в канцелярию. Неповиновением своим делаетесь вы противниками высочайших указов. Идите и держите совет. Утром жду ответа вашего.

Разошлись старосты и выборные. Собрались «обще и порознь», тревожно шептались. Между ними суетился пронырливый управитель Ахвердов. К вечеру он донёс Чулкову, что старосты и «лучшие люди» решили заводские работы выполнять, но подписки никакой не давать.

Тогда «усмирители» перешли от слов к делу.

Утром следующего дня увидели крестьяне выстроенных перед земской избой солдат и играющих плетьми казаков.

- Что надумали, мужички? Сказывайте. Молчите? Что ж, приступайте, - приказал Василий Сергеевич солдатам.

И на глазах крестьян «для устрашения», приказал выпороть плетьми трех выборных: Е.Гребнева, Ф.Зуева и В.Иванова - «дабы наивящее они-то почувствовать могли».

- Ну как, мужики?

- Ты погоди, барин. Прожиточные мужики тут ни при чём. Не мы виноватые в неповиновении. Мы и на сходках-то доверия не имеем. Виноватые в беспорядках маломощные.

Экзекуция завершилась подпиской согласительного документа старостами, выборными и крестьянами деревни Крутоберезовской.

- Расходитесь по домам, мужики, – наставлял «делегацию» В.С.Чулков. - Каждый в своём селении соберёт подписи крестьян, что согласны они выполнять заводские работы. Ну, а с солдатами и казаками следом по деревням и селам двинусь – проверять ваше радение буду.

Шёл солдатский отряд из села в село, из деревни в деревню. Кое-где устраивали «в страх другим» публичные порки: в Красноярской, «в страх другим, дабы впредь противиться не могли, наказаны плетьми» были М.Скоробогатов, сотник В.Шестахинский и пытавшийся их оправдать И.Бурнашов. Почти везде крестьяне под дулами ружей «беспрекословно» дали подписку идти в заводские работы.

«По улике в дерзости своей признался и в страх другим (был) наказан плетьми» также крестьянин деревни Выдрихи Павел Щипов за то, что накануне говорил:

- В нашей деревне, хотя всех крестьян пересекут, но под заводы не пойдем!

Высекли его и ещё несколько непокорных, под дулами солдатских ружей дали подписку и все выдрихинцы.

Весть о предпринятых Горной администрацией методов дисциплинарного воздействия, опережая воинскую команду, распространялась по пути ее следования и уже в других деревнях: Большереченской, Лосихе, Секисовской, Бобровке (приписанных к Риддерскому руднику) и других, представителей властей встречали с заранее заготовленными подписками. Так 4798 крестьянских душ были приписаны к Алтайским горным заводам и рудникам.

В 1798 году крестьяне выбрали двух доверенных лиц из деревни Выдрихи и подали через них прошение в Кабинет ЕИВ и в канцелярию Колывано-Воскресенского горного начальства. В нём они написали, что «употребляются безвременно в заводскую работу, а потому хлебопашества лишаются», а ведь именно оно составляло в своё время главную цель их поселения на Алтае. Заводские работы наносят большой ущерб их хозяйству, занимают время, необходимое для его ведения. Здесь же, походя, отмечали недостаток хлебопахотных и сенокосных угодий. И «без особливого именного Указа заводских работ исправлять не будут по то время, пока на посланную от них государю императору об освобождении их от тех работ просьбу не получат решения».

Горная администрация на запрос Кабинета ответила, что, приводя крестьян в повиновение «употребила законом повеленные средства». Как и следовало ожидать, в просьбе просителей об отчислении их из заводского ведомства было категорически отказано с заявлением, что они «оставаться должны навсегда заводскими крестьянами и наряду исправлять все оные работы, как и прочие крестьяне исполняют».

14 июня Федор Семенович доносит об остановке коннодействующей машины при Риддерском руднике с 25 апреля по 16 мая из-за того, что Благовещенская шахта затопилась на один вершок. «Сему причина – когда имеющейся при руднике на речке Филипповке спруженной для мушной мельницы плотины (построенной обер-штейгером Сметаниным) воды была выпущена (в связи с весенним половодьем), то и в руднике выше означенной меры не поднималась. А паче потому, что оная в руднике стояла выше речки Филипповки на двадцать вершков и из горы свободно скатывалась в тое речку, а как вода в запруде заперта (земляным валом) и поднялась выше стоящей в горных работах на четыре вершка, то и затопила». На донесение последовал незамедлительный ответ: место для мельницы подыскать на другой речке.

Под руководством гауптмана К.Д.Фролова был «сочинен проект усовершенствования вододействуемой водовыливательной машины», ставшей последним детищем талантливого гидротехника. Согласно его схеме от реки Быструхи на семьсот сажен был прорыт канал, наполнивший бассейн, оборудованный возле Благовещенской шахты на высоте десяти сажен над почвой. Из бассейна вода пошла по деревянным трубам прямоугольного сечения к шахтному стволу и стала вращать установленное в пунштате наливное колесо, приводившее в движение через систему штанг насосы. Вода откачивалась в наклонную к Филипповке штольню до тысячи кубических футов в час. Построенный на Быструхе водозаборный шлюз назвали «флютверк». Работы производились под руководством кунст-штейгера Филиппа Васильевича Стрижкова. Родом он был с Сузунского завода (1769 год), из семьи мастерового, должно быть, грамотного, доброго специалиста, коль дозволили ему держать сына при себе до 15 лет и самому обучать. Лишь с января 1784 года Филипп был определён на Змеиногорский рудник промывальщиком, под начало Козьмы Фролова, который направил его в горнозаводскую школу при руднике. Учеником он оказался талантливым, на редкость прилежным.

В 1793 году Стрижков представил управляющему Локтевским заводом В.С.Чулкову проект «сверлительной машины, посредством которой… обрабатывать можно вазики, чашки и пиедестали с меньшими потерянием времени…». В 1794 году Филипп Васильевич сам доставил в Санкт-Петербург вазы машинной работы, изобретателю был присвоен чин унтер-шихтмейстера.

В 1795 году Стрижков направляется на Петергофскую гранильную фабрику «для замечания шлифовального производства и резьбы антиков на камне (антики - изображение, вырезанное на каком-нибудь цветном камне в древнем вкусе или с древнего образа). Летом 1799 года Филиппа Стрижкова пригласили на Риддерский рудник к построению вододействуемой водовыливательной машины.

19 марта 1800 года канцелярист конторы Колывано-Воскресенских рудников сделал запись в «писчей книге»: «Пристав Риддерского рудника унтер-шихтмейстер Старков рапортом здешней конторе от 13 числа минувшего февраля доносит, что для расположенной при том руднике к строению вододействуемой водовыливательной машины пунштат с принадлежащим пространством работою кончал. А потому и требовал для устройства машины кунст-штейгера Стрижкова отправить. Вследствие чего, по резолюции здешней конторы он, Стрижков, в показанный рудник и отправлен, для проезду коего вперед и обратно по числу ста девяносто верст выдано на одну лошадь по деньге на версту – один рубль девяносто четыре копейки. И в подорожный сбор отложено три рубля восемьдесят восемь копеек…».

«Вододействующее колесо» Фролова-Стрижкова позволило к тому же запустить при руддворе Благовещенской шахты наклонную тележную дорогу от подъема до рудоразборки, а так же механизировать процесс раздува пламени и поднятия температуры в рудничной плавильне (воздушная цилиндрическая машина).

Спустя годы Филипп Васильевич Стрижков (1769-1811 гг.) вошел в историю Алтая как мастер камнерезного дела. В 1799 году он разработал проект строительства шлифовальной фабрики на месте бывшего Колыванского завода, закрытого из-за «оскуднения лесов». Её пуск состоялся в 1802 году, благодаря создателю, она стала одним из центров русского и мирового камнерезного искусства. Сам Ф.В.Стрижков, ставший управляюшим фабрики, дослужился к тому времени до чина берг-гешворена.

2 февраля 1798 года Ф.Ф.Риддер получает очередное повышение в чине – становится обер-гиттенфервальтером 8-го класса. Почти ровно за год до этого , 23 февраля 1797 года, вышел Именной Высочайший Указ императора Павла 1 «О производстве награждения узаконенной платой всех приискателей рудников за выплавленные металлы». Высочайше опробованным мнением при назначении с казенной стороны партий за прииском руд было повелено: «Кто приищет руду золотую и серебряную и по разработке найдена будет благонадежность к построению завода или отвозу на имеющийся уже казенный завод и употреблению с пользою в проплавку, в таком случае приискателю и его наследникам платить за прииск с выплавленного чистого серебра от одного до двадцати пудов – по сорок рублей; от двадцати до пятидесяти пудов – двадцать рублей; а от пятидесяти и больше по десять рублей за каждый пуд. А золота, тоже чистого, от фунта до одного пуда – по двадцать пять рублей, а от пуда до десяти пудов и больше по два рубля пятьдесят копеек за каждый фунт. А с меди готовосделанной, то есть с чистой штыковой, от ста до трехсот и больше пудов – по двенадцать с половиной копеек с каждого пуда, покуда тот рудник выработан не будет. Только б тот прииск не подходил к приисканным от заводов казенным и ныне существующим рудникам ближе пятисот сажен со всех сторон, обнадежда при том рудоискателя, что таковые руды как в заводы доставляться, так и тамо плавиться будут с открытия рудника беспрерывно, пока плавка таких руд не будет Казне в убыток».

Следует, очевидно, напомнить, что в конфирмованном докладе (принявшем форму Указа) Кабинета Горной экспедиции от 12 января 1761 года было изображено «за прииск руд награждение положить, смотря по прочности найденных руд, а именно как находящимся в светских службах нижним чинам, так и партикулярным людям, российским подданным и других наций, от ста до пятисот (рублей) таким порядком, сколько на том, его приисканном месте казенным коштом годных в плавку руд добудется. На всякий пуд руды – по полушке или за каждый фунт выплавленного из того серебра по одному рублю. И оную заплату до того продолжать, доколи получит оную за труды его определенную ему сумму».

Спустя два десятилетия, в 1780 году Горным Советом Колыванских заводов и 8 февраля 1781 года Кабинетом Ее Императорского Величества, с изъявлением вышесказанного узаконения, «чтобы больше понудить к тому (к приисканию, М.Н.) охотою в людях», Горный совет положил: «оную плату усугубить и производить не только нижним чинам, но и всякого звания людям, кто в том успеть трудами и тщанием своим может. За каждый порознь отысканный рудник и прииск, и не одно серебро, а за все металлы, сообразно их количества; а именно, если из рудника добыто будет годных в плавку руд до двухсот тысяч пудов, то выдавать в награждение: за серебряные – пятьсот, за медные – двести, за свинцовые – двести, за оловянные – двести, за железные – сто рублей. И если дальше оные продолжаться будут к добыче годными, то сверх того определить тем приискателям по смерть их пенсию каждогоднюю: за серебряные – сто, за медные – пятьдесят, за свинцовые – пятьдесят, за оловянные – пятьдесят, за железные – двадцать пять рублей на счет тех рудников. А когда менее двухсот тысяч пудов добыто будет годных в плавку руд (за пресечением рудника), то выдавать же награждение по пропорции вышеписанного положения. Сверх же назначающегося награждения и пенсиона, если из рудника серебряных руд добыто будет больше миллиона пудов, то в таком случае рудоискатель должен быть награжден по соизволению Высочайшего Кабинета, производством в какой-либо из нижних чинов». Интересно, что риддерская руда показывала весьма высокое содержание цветных металлов в пуде: от 1-го до 3-х золотников серебра, от 2-х до 15 фунтов свинца, до 7 ½ фунтов меди. После рассмотрения результатов деятельности рудника с момента открытия его до августа 1799 года, кабинетному начальству здесь «еще уповательно (было бы) получить 4.555.133 пудов руды». При этом руднику предписывалось «каждогодно» добывать в проплавку серебросодержащей руды до 23.000 пудов.