ЯЗЫК И СОЦИОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ
Выше указывалось на взаимосвязь различных уровней социологической теории, начиная с общесоциологической теории и кончая социологией малых групп и социологией личности. Социология личности имеет прямое отношение к социолингвистике, поскольку дает возможность выявить механизм социальной детерминации речевого поведения на основе реально наблюдаемых фактов социального взаимодействия. В свое время А. А. Леонтьев, говоря о воздействии общественных факторов на язык, пояснил, что эти факторы имеют «точку приложения» не непосредственно в языке, а в совокупности конкретных речевых ситуаций, в речевой деятельности [60, 99]. Именно через речевую деятельность осуществляется воздействие на язык социальных факторов, и лишь через ее посредство они отражаются в языке как в таковом. Проблема социальной детерминации языка может рассматриваться на нескольких взаимосвязанных уровнях,на уровне высших
43
фусов социальной и социально-этнической структуры — классов и наций и на уровне ее промежуточных и низших звеньев. В конечном счете, процесс социальной детерминации языка и речевой деятельности должен быть прослежен до его первичного звена — речевого акта, рассматриваемого в контексте социальной ситуации. Такого рода анализ должен обязательно учитывать те закономерности, которые лежат в основе социальной детерминации личности — участника речевого акта.
Таким образом, проблема социальной детерминации личности — участника процесса речевой коммуникации предстает перед нами — как проблема причинных связей между теми или иными социальными факторами и конкретными речевыми действиями и как проблема самого механизма воздействия этих факторов на речь.
Ориентированная на позитивистскую философию буржуазная социология сводит причинность социального поведения к психологической мотивации субъекта, а ориентирующаяся на нее американская и западноевропейская социолингвистика, как правило, ограничивается анализом воздействия микроуровневых факторов (таких, как социальная ситуация речевого акта) на речевое поведение
[112; 115].
От этой весьма ограниченной по своей объяснительной силе концепции выгодно отличается теория личности, разработанная в марксистской социологии и представленная трудами И. С. Кона, А. Кречмара и др. [52; 53]. Так у А. Кречмара мы находим интересную попытку использования понятия «социальная роль» для перехода от системного анализа общества к системному анализу личности. В разработанном этим автором понятийном аппарате различаются два аспекта социологического анализа — объективный, обезличенный и субъективный, личностный. К первому аспекту относится понятие «социальная функция» (социальная деятельность, рассматриваемая со стороны ее значимости для какой-то социально-исторической общности, как выражение социальной потребности), а ко второму — «социальная роль» (способ реализации социальной деятельности определенным поведением индивида) . Социальная роль учителя, например, это поведение, необходимое для выполнения соответствующей социальной функции—это ведение уроков по заданному плану, оформление школьных документов и т. п. Это, добавим мы, несколько забегая вперед, и определенный спо-
44
соб речевого поведения — отбор языковых средств в соответствии с ситуацией «учитель — ученик» или «учитель — директор школы».
Здесь важно отметить то, что в соответствии со схемой Маркса, который в «Капитале» рассматривал конкретные поступки капиталиста как детерминированные его экономической функцией, в марксистской теории личности социальная роль детерминируется социальной функцией. Влияние малой группы считается вторичным: в той или иной малой группе (например, в учительском коллективе) могут быть свои специфические особенности реализации данной социальной роли, но социальная функция устанавливает пределы допустимых колебаний. Понятие социальной роли существует в трех плоскостях — ролевое предписание, интернализованная роль и ролевое поведение. Ролевые предписания — это социальные нормы, рассматриваемые с точки зрения их функциональной значимости для поведения индивида. Понятие «интернализованная роль», в отличие от «ролевого предписания», относящегося к сфере общественного, группового и т. п. сознания, является категорией индивидуального сознания. Оно характеризует сознание личности в ситуативном плане, с точки зрения ее отношения к определенным ролевым предписаниям, ее идентификации с нормами и требованиями. С другой стороны, интернализованная роль соотносится с реальным (явным) социальным действием — «ролевым поведением».
Ролевые предписания и социальные нормы вообще не рассматриваются как что-то данное в культуре (что имеет место в буржуазной социологии), а выводятся из объективных оснований. Исходным моментом при этом являются производственные отношения — основополагающие материальные отношения, которые в своей конкретной исторической форме детерминируют все остальные общественные отношения.
Процесс социальной детерминации личности рассматривается как многоступенчатый: исходной клеточкой анализа являются производственные отношения, определяющие социальную структуру, систему социальных институтов и систему идеологических отношений Общие факторы детерминируют личность через посредство факторов специфических: классовая принадлежность, принадлежность к социальным институтам, профессиональным общностям и т. д.
45
Наиболее важным из этих факторов является классовая и слоевая принадлежность, которая в свою очередь детерминирует непосредственное окружение индивида — систему малых групп, в которых протекает его социальная деятельность (семья, трудовой коллектив, группы для удовлетворения совместных интересов и т. п.).
К числу социологически существенных специфических факторов относятся также пол и возраст.
Как подчеркивает А. Кречмар, «социальная роль — это социальное бытие человека, бытие индивида в качестве элементарной единицы, элементарного субъекта социальной деятельности, это бытие индивида, детерминированное выполняемой им социальной функцией» [53, 83]. Понятие «социальная роль» отражает механизм (способ, форму) социальной детерминации личности. Это понятие и связанные с ним понятийные ряды позволяют соотносить объективные условия деятельности социально-исторической общности с их отражением в сознании данной общности, в сознании личности и с реальным (явным) социальным поведением личности. Тем самым оказывается возможным совершать переход от анализа общества как системы к анализу личности как системы.
Таким образом, в отличие от распространенной в буржуазной социологии ролевой теории, теория, разработанная советскими социологами, анализирует не только зависимость поведения от микроуровневых социальных и социально-психологических факторов, но и причинные связи между реально наблюдаемым социальным поведением и лежащими в основе данной социальной структуры основополагающими отношениями с учетом всех промежуточных опосредствующих звеньев.
Марксистская теория ролей имеет прямой выход в социолингвистику. Она позволяет перебросить теоретический мост от микросоциологического анализа речевой деятельности к макросоциологическому анализу связей между структурой языка и социальной структурой общества. Понятийный аппарат этой теории использует, в частности, Е. Ф. Тарасов для разработки социологической теории речевой деятельности [98]. Так, Е. Ф. Тарасов указывает на то, что правила проигрывания роли, локализованные в «ролевых предписаниях» («ролевых ожиданиях») , содержат технологическое описание операций и этические ограничения как неречевых, так и речевых действий, в том числе и выбор языка, возможность альтерна-
46
тивных вариантов в выборе языка, возможность смены языка в ходе коммуникативного акта в условиях билингвизма. Именно сменой проигрываемой роли в коммуникативном акте (т. е. включением коммуникативного акта в иную систему социальных отношений) можно объяснить немотивированную (с точки зрения внутренних условий коммуникативного акта) смену языков у билингвов в пре-- делах одного и того же коммуникативного акта («переключение кода»).
Определяемые ролевыми предписаниями правила речевого поведения сугдествУютПГлюбом обществе — двуязычном и одноязычном. О действии этих правил пишет американский социолингвист Дж. Гамперц: «Когда мы слышим «Господин председатель, дамы и господа», мы знаем, что нам предстоит выслушать официальное выступление или политическую речь. Мы можем включить радио и определить, что идет передача последних известий, даже не пытаясь осмыслить значение произносимых слов. Слушая чей-либо разговор по телефону, мы безошибочно определяем, говорит ли этот человек с другом или ведет обычный деловой разговор. Чем больше мы знаем о данном обществе, тем эффективнее мы можем общаться с его членами» [153, 153]. Цикл речевой деятельности сегментируется на ситуативные отрезки, каждый из которых характеризуется особым типом ролевых отношений: разговор с соседом и обмен репликами с незнакомым попутчиком по дороге на работу, выступление на заседании, дружеская беседа с сослуживцем и т. п. Более того, в ходе одного и того же коммуникативного акта ролевые отношения между коммуникантами могут пересматриваться: например, официальные отношения могут сменяться приятельскими после окончания заседания. Вариативность ролевых отношений (переход от официальных отношений к приятельским) сигнализируется соответствующими языковыми индикаторами: в английском, в частности, чередованием двух фонетических вариантов одного и того же суффикса -in' вместо -ing (например, goin' вместо going), в русском переходом с «вы» на «ты», у «чика-нос» (американцев мексиканского происхождения) пе-" реключением с английского на испанский.
Ролевая теория личности не может претендовать на универсальность, но, вместе с тем, позволяет выявить ряд важных закономерностей социальной детерминации языка и речи.
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИОЛИНГВИСТИКИ
ПРЕДМЕТ СОЦИОЛИНГВИСТИКИ
' Вопрос о предмете социолингвистики является дискуссионным. В литературе встречаются различные определения предмета, свидетельствующие о серьезном расхождении мнений по одной из самых кардинальных проблем этой дисциплины.'Поэтому нет единого мнения и относительно статуса социолингвистики и ее места среди языковедческих и социологических дисциплин. Многие ученые считают социолингвистику автономной дисциплиной, но не придерживаются единого мнения по вопросу о ее характере: одни квалифицируют ее как лингвистическую дисциплину, входящую, наряду с интралингвистикой, психолингвистикой, ареальной лингвистикой, в современное языкознание, другие полагают, что современная социолингвистика возникла на стыке лингвистики и социологии и потому должна быть отнесена к числу пограничных дисциплин. Кроме того, существует точка зрения, в соответствии с которой социолингвистика — вовсе не автономная дисциплина, а междисциплинарная область исследования, которая развивается совместными усилиями лингвистов и социологов.
Различающиеся воззрения на предмет, статус и характер социолингвистики, по-видимому, возникают в связи со следующим обстоятельством.
Языковые явления и процессы, которые исследуются в пределах социолингвистического направления, наблюдаются в языковых системах, в функционировании языков в обществе, в их развитии и поэтому требуют пристального внимания языковедов. Вместе с тем, эти же явления и процессы оказываются не только социально обусловленными, что само по себе делает необходимым привлечение теории социологии и использование ее методов, но, более
48
того, будучи отражением социальных явлений и процессов, они могут становиться объектами изучения в социологических дисциплинах.
Сказанное можно пояснить следующими примерами. Хорошо известно, что полифункциональный национальный литературный язык складывается в период национальной консолидации. Становление такого литературного языка есть процесс, характеризующийся распространением на данной территории этнического ареала обычно одной из локальных форм речи, которая в силу конкретных социально-исторических причин начинает пользоваться наибольшим престижем, осознаваясь как образцовая по отношению к другим локальным формам речи, использующимся формирующейся нацией. Данная форма речи применяется прежде всего в общих для всех локальных коллективов сферах жизни, она обслуживает общенациональную культуру, сферу государственного управления. Ее внедрение в новые сферы социального взаимодействия ведет к быстрому количественному росту языкового инвентаря, происходят также структурные изменения внутри такой языковой системы. Развитие формы речи, выдвинувшейся как средство общенационального общения,— прежде всего лингвистический процесс, представляющий непосредственный интерес для языковедов. Вместе с тем преобразование локальной формы речи в общенациональное средство общения свидетельствует об идущем процессе национальной консолидации. Наличие же у социально-этнической общности полифункционального литературного языка может расцениваться как признак сложившейся нации, характеризуемой высокой степенью консолидации. Не случайно, что в новых советских работах, посвященных определению понятия нации, общность языка — непременный признак этой социально-этнической общности — расшифровывается как наличие полифункционального литературного языка [87].
Другим примером может быть явление, носящее название билингвизма, под которым понимаются случаи, когда индивиды и целые коллективы знают и используют в своей практической жизни не менее двух языков. Билингвизм представляет интерес для языкознания не только потому, что это явление в большинстве случаев характеризуется интерференцией языковых систем, но и потому, что при билингвизме имеет место распределение языков по сферам общения и существуют правила, в соответствии
49
юторыми билингв использует тот или иной язык в коп-етном коммуникативном акте.
Не зная характера такого функционального распреде-ния и правил применения языков, невозможно изучать облему функционирования языка. В то же время би-шгвизм интересен и для социологов. Для них билинг-[зм — прежде всего признак социальной мобильности: шингвами становятся люди, чья деятельность выходит 1 рамки данной этнолингвистической общности. Кроме )го, правила использования языков билингвами отража-т правила социального поведения или, иначе, являются астью правил, определяющих поведение индивидов в
анном обществе.
Таким образом, современная социолингвистика имеет ело с такими явлениями и процессами, которые должны ассматриваться как с позиций языкознания, так и с точ-;и зрения социологии в интересах обеих наук.
Возможно несколько решений вопроса о том, как луч-ие и более адекватно следует изучать такие языковые Явления и процессы: 1) либо в пределах единой и автотомной от социологии и лингвистики дисциплины, которая формируясь на их стыке, располагает собственной теорией, своим понятийным аппаратом и специальными методами исследования; 2) либо в рамках языкознания, предварительно сформулировав постулаты социолингвистики как одной из языковедческих дисциплин, которая изучает единый для всего языкознания объект — естественный язык только с одной стороны и находится в дополнительном отношении с другими языковедческими дисциплинами (прежде всего с интралингвистикой и психолингвистикой) ; при этом социолингвисты могут получать такие данные, которые представляют непосредственный интерес для социологии, а при исследовании некоторых языковых проблем они могут вступать в тесный контакт с социологами; 3) либо совместными усилиями языковедов и социологов, которые, оставаясь в пределах соответствующей науки, могли бы изучать одни и те же явления и процессы как бы с двух сторон.
В прямой зависимости от представления об оптимальном пути решения указанной задачи, находятся и те определения предмета социолингвистики, которые формулируются учеными. При этом на характер определения неминуемо оказывают влияние непосредственные интересы данного ученого, что часто связано с его специальностью.
50
I
.«„», у.оши.иьеды, за некоторым исключением, считая оптимальным второй путь исследований, настаивают на узком определении предмета социолингвистики.. В противоположность им социологи предпочитают более широкие определения предмета. Приступаем к разбору определений предмета социолингвистики, которые существуют в литературе.
Самое уз.кае по формулировке ' определение предмета социолингвистики дано академиком В. М. Жирмунским, который разграничивал социальную лингвистику в узком и широком смысле. В. М. Жирмунский писал: «Социальная лингвистика в узком смысле рассматривает два взаимосвязанных круга проблем: 1) социальную дифференциацию языка классового общества на определенной ступени его исторического развития (у данного общественного коллектива в данную историческую эпоху); 2) процесс социального развития языка, его историю как явления социального (социально-дифференцированного)» [39, 14]. В. М. Жирмунский считает проведенное разграничение условным, определяемым противопоставлением синхронного и диахронного аспектов исследования языка. Предметом же социолингвистики, согласно этому определению, оказывается социальная дифференциация языка в синхронии и диахронии. В этом определении обращает на себя внимание односторонняя ориентация ученого на одну из проблем социолингвистики. Более того, если учесть, что в данной статье ученый рассматривает главным образом отношение «литературный язык — диалект», то становится очевидным, что речь фактически идет только о территориальной, или точнее территориально-социальной, дифференциации национального языка.
В интерпретации В. М. Жирмунского социолингвистика, таким образом, предстает в качестве социологизиро-ванной диалектологии, изучающей социальные изоглоссы и вычленяющей формы национального языка как совокупности таких изоглосс.
Узкой трактовки предмета социолингвистики придерживается--- также В. А. Аврорин, который считает, что единственным специфическим объектом изучения в пределах этого направления может быть «функционирование языков и характерные для этнических коллективов языко-
1 В. М. Жирмунский, несомненно, представлял себе и социолингвистику в широком смысле, о чем говорит то, что в своих работах он писал о языковой политике и других проблемах социолингвистики.
51
зые ситуации» [6, 10]. Термином «языковая ситуация» эбозначается совокупность ролей, которую язык играет в жизни общества [6, 1 П.
В. А. Аврорин возражает против попыток выделить «социолингвистику в самостоятельную дисциплину, ведающую всем, что в языке социально обусловлено, наряду с обычной, традиционной лингвистикой, на долю которой остается то, что якобы не имеет социальной детерминированности» [6,10], поскольку «...в языке, видимо, нет ничего, что так или иначе не было бы в конечном счете социально обусловленным, вызванным социальными интересами и служащим км» [6, 8]. «В связи с этим, если исходить не из внешней видимости, а из глубинного содержания языковых процессов, едва ли можно всерьез делить языковые явления на социально обусловленные и социально необусловленные. Допустимо говорить лишь о том, что одни из них обусловлены социальными факторами более очевидно, а другие — менее очевидно, одни обусловлены в большей степени непосредственно, а другие — в меньшей. Но провести сколько-нибудь четкую границу между теми и другими оказывается невозможным» [6, 9]. При определении предмета В. А. Аврорин исходит из представления о социолингвистике как части языкознания. В связи с этим понятным становится стремление ученого найти для социолингвистики особые, специфические объекты, которые не изучаются другими языковедческими дисциплинами. Именно поэтому предметную область данного направления фактически составляет круг проблем, связанных с изучением «взаимодействия разных языковых образований (языков, или форм их существования, или тех и других) в обслуживании нужд данного народа во всех средах и сферах общественной жизни на определенном уровне социального развития» [6, 6].
На возможность узкой трактовки предмета и задач «социологии языка» (автор предпочитает данный термин термину «социолингвистика») указывает Б. Н. Головин. Предметом изучения становится прежде всего то членение языка и его функционирование, которое намечается в плоскости социальных групп и общественных слоев коллектива. Данная общая формулировка предмета расшифровывается с помощью перечня вопросов. Эти вопросы относятся к возрастным, социально-классовым и профессиональным различиям в функционировании языка и элементах его структуры, к сословной дифференциации язы-
ка в прошлые исторические эпохи, к различиям, обусловленным психологией личности, социальной ситуацией общения [28, 344—347].
Как видно из перечня вопросов, исходной теоретической основой для такого определения предмета социолингвистики служат непосредственные причинно-следственные связи, устанавливаемые между структурой общества и языком. Необходимо вместе с тем подчеркнуть, что «социология языка в узком смысле» распространяет свою компетенцию только на одноязычные коллективы, оставляя в стороне проблемы функционирования языков в многоязычном обществе.
Еще большее разнообразие узких определений предмета социолингвистики содержит зарубежная литература, что обусловлено главным образом ориентацией западной социолингвистики на анализ языкового общения и коммуникативного акта.
Вместе с тем одностороннее понимание задач социолингвистики обусловлено также и реакцией на былое за-силие дескриптивной лингвистики, опиравшейся на постулат о гомогенности языкового кода. Так, У. Брайт полагает, что задачи социолингвистики ограничиваются описа-'. нием «совместного варьирования языковых и социальных структур» [123а, 11]. Как справедливо считают О. С. Ах-манова и А. Н. Марченко, в формулировке У. Брайта отсутствует указание на необходимость установления при-! чинных связей между языковыми и социальными явлениями, поэтому было бы точнее говорить не о «совместном варьировании», а о «причинных связях между языком и фактами общественной жизни» [12, 2]. Тем не менее сосредоточение внимания на проблеме вариативности, нашедшее отражение в формулировке У. Брайта, свидетельствует о попытке противопоставить социолингвистику дескриптивной лингвистике.
Перечень узких.определений социолингвистики, которые могут встретиться в работах западных социолингвистов, дал западногерманский ученый Д. Вундерлих [197, 315—316].
Самое^широкое понимание социолингвистики исходит'^ из представления'о целостности коммуникативного процесса и связывает воедино социальный и индивидуальный аспекты коммуникации. В рамках этой дисциплины должна быть предпринята попытка связать теорию общества И опирающуюся на нее теорию языка с теорией коммуни-
53
кации малых групп и, в конечном счете, с лингвистическим анализом речевых произведений индивида.
Следующая разновидность социолингвистики имеет дело лишь с социальными факторами, оказывающими непосредственное влияние на отдельный речевой акт. При этом социальная дифференциация общества принимается за данное и соотносится с некоторыми параметрами вариативности речевого поведения (социальная роль, ситуация, тема и т. д.).
Существует более узкое представление о социолингвистике, в соответствии с которым ее задачей является изучение связей между типами речевых кодов и различными социологическими параметрами.
Последняя, четвертая, разновидность социолингвистики исходит из корреляции речевого поведения с социолингвистическими параметрами, характеризующими статус, профессию и т. п. говорящих и, в конечном счете, также и социальную ситуацию.
Как уже говорилось, социологи склонны более широко очерчивать предметную область социолингвистики, ли-,,бо стремятся выделить единое междисциплинарное направление под этим названием, а чаще под именем социологии языка. Иногда социолингвистика интерпретируется как часть социологии языка. Так, американский социолог Дж. Фишман считает, что социолингвистика относится к социологии языка как часть к целому, т. е. весь комплекс социолингвистических проблем рассматривается им в рамках единого междисциплинарного направления. Различие между социолингвистикой и социологией языка, по мнению Дж. Фишмаиа, заключается в том, что в первой рассматривается лишь «социально моделированная вариативность в употреблении языка», а вторая ориентирована на более широкие социальные проблемы и имеет дело с «социально моделированным поведением, относящимся к сохранению языка и к его смене, к языковому национализму и языковому планированию и т. д.»[140а, 9].
Дж. Фишман не вполне последовательно осуществляет такое разграничение, и в его других работах термины «социолингвистика» и «социология языка» выступают на правах абсолютных синонимов; см., например, [141].
Предлагаемая Дж. Фишманом дифференциация социолингвистики и социологии языка, очевидно, продиктована следующим обстоятельством: в американском языкознании за термином «социолингвистика» закрепилось
54
узкое содержание. Этот термин ассоциируется с мйкрб-уровневым анализом социально обусловленной речевой деятельности. Социологи интересуются, главным образом, макроуровневым анализом. Попытка Дж. Фишмана объединить микроуровневый и макроуровневый подходы к социологическому анализу языка в рамках единой дисциплины сама по себе заслуживает всяческого одобрения. Но эта попытка не вполне удалась, поскольку в его определении отсутствует указание на единый общий признак, объединяющий социологию языка и ее часть или раздел— социолингвистику. Иначе говоря, «вариативность поведения» и «вариативность использования языка» оказались совершенно несвязанными. Кроме того, постулируемая единая дисциплина лишается права рассматривать ряд важных проблем. При подобном понимании предмета социолингвистики (социально моделированное использование языка, т. е. влияние социальных факторов на речевую деятельность) из рассмотрения исключается, например, влияние социальных факторов на систему языка и ее развитие. Дж. Фишман утверждает, что социология языка занимается более широкими социальными проблемами, чем социолингвистика. В то же время из приведенного выше перечня этих проблем еще не ясно, каким образом социолингвистика включается в эту более широкую «мак-роуровневую» проблематику. Справедливости ради отметим, что в теории Дж. Фишмана в качестве промежуточного звена, объединяющего микро- и макроуровневые подходы к материалу выступает ситуативный анализ речевой деятельности и понятие «сферы речевого поведения». Однако изучение общих социальных норм речевой деятельности далеко недостаточно для установления органической связи между социолингвистикой и социологией языка. Кроме того, эта проблема отнюдь не единственная и не самая важная проблема микроуровневого социолингвистического анализа [110]. Таким образом, предлагаемая Дж. Фишманом схема едва ли может считаться приемлемой, так как стремление объединить социолингвистическую проблематику в рамках единого междисциплинарного направления реализуется в ней далеко не полностью и недостаточно последовательно.
Социолингвистику и социологию языка (или лингвосо-циологию), но на иной теоретической основе предлагают разграничивать ученые из ГДР Р. Гроссе и А. Нойберт, которые в своей программной статье «Тезисы о марксист-
55
ской социолингвистике» [152, 3—4] исходят из обратимости отношения «язык и общество». Они полагают, что, если в качестве исходного принимаются лингвистические факты, то мы имеем дело с социолингвистическим аспектом рассмотрения; если же отправной точкой рассмотрения являются общественные условия, общественные отношения между людьми, то перед нами лингво-социологи-ческий аспект рассмотрения; см. также [29]. При социолингвистическом подходе регистрируются социально релевантные варианты языковых знаков или знаковых комплексов, определяется их место в диасистеме, а затем на этой основе исследуется использование их определенными социальными группами в определенных ситуациях общения и при определенных задачах коммуникации. При лингво-социологическом же подходе, наоборот, исходным являются социологические категории (социальная группа, социальная роль индивида, коллективные установки и т. п.), от которых исследователь идет к характерным для этих категорий языковым признакам. Отсюда и возникает разграничение социолингвистики и социологии языка. По мнению авторов, социолингвистическая постановка вопроса относится к компетенции лингвистики, так как в основе рассмотрения находится система языка, тогда как социология языка отправляется, напротив, от социальной системы и должна поэтому рассматриваться как социологическая дисциплина.
Нельзя не согласиться с принципиальным положением статьи Р. Гроссе и А. Нойберта относительно возможности двух ракурсов рассмотрения социолингвистического материала — от социальных категорий к языковым и от языковых категорий к социальным. Только, как нам кажется, выбор того или иного аспекта рассмотрения материала сам по себе еще не может предопределить лингвистический или социологический характер исследования. Возможно, что исследование, отправным пунктом которого являются социологические категории, представит наибольший интерес для лингвистики (например, работы У. Лабова [166]) и, наоборот, исследование, в котором исходным являются языковые факты, не обязательно и безоговорочно может быть отнесено к лингвистике (например, создание лингвистического индекса социальной дифференциации на основе анализа языковых фактов).
Широкого понимания предмета социолингвистики придерживается также советский социолингвист Ю. Д. Де-
56
шериев, считающий, что предметом социолингвистики является изучение общих и, в особенности, социально обусловленных закономерностей функционирования, развития и взаимодействия языков. Иными словами, социологический аспект изучения языков охватывает всю совокупность проблем, связанных с характеристикой всех языковых явлений, обусловленных развитием общества, с его воздействием на взаимодействие языков и на взаимодействие языковых элементов в функционировании каждого языка [131].
Ниже мы попытаемся несколько уточнить это определение в двух направлениях: во-первых, ограничить предметную область социолингвистики изучением тех явлений и процессов, которые возникают и протекают под непосредственным воздействием социальных факторов, и, во-вторых, расширить ее за счет включения проблематики, возникающей в связи с тем, что язык выступает в качестве активного фактора общественного развития.
Наконец, в этом разделе следует остановиться на разборе еще одной точки зрения, которая принадлежит одному из ведущих американских социолингвистов Деллу Хаймсу. Он высказывает мнение, согласно которому термин «социолингвистика» означает лишь область междисциплинарных исследований, а не новую автономную дисциплину. Д. Хаймс считает, что социолингвистика, подобно своим предшественникам — этнолингвистике и психолингвистике, представляет собой одно из направлений совместного научного поиска, в котором участвуют лингвисты и представители других наук — этнографы, психологи, социологи и др. Более того, как полагает Д. Хаймс, с течением времени, когда лингвисты полностью признают социокультурные аспекты своей предметной области и соответствующие теоретические постулаты, а представители других общественных наук осознают тесные связи своей предметной области и теории с лингвистикой, необходимость в термине «социолингвистика» отпадает [162, 40—41], как это в свое время случилось с термином «этнолингвистика» '.
1 Термин «этнолингвистика» в прошлом широко использовался в США по отношению к области семантического описания, которая интересовала лингвистов и этнографов и до этого не включалась в рассмотрение ни теми, ни другими. Впоследствии, когда семантический анализ был принят как лингвистами, так и этнографами, термин «этнолингвистика» вышел в США из употребления.
57
Думается, что точка зрения Д. Хаймса на статус социолингвистики не вполне последовательна. Он настоятельно подчеркивает, что «социолингвистический подход -результат развития самой лингвистики. Неверно было бы думать, что социолингвистическое описание должно опираться на социологию или непосредственно включать ее» [161, 115]. По его мнению, «социолингвистика — распространение лингвистического описания до того места, где его зависимость от социологического описания становится ясной» [161, 112]. Таким образом, в его интерпретации социолингвистика по существу часть или отрасль лингвистического описания, а ее взаимоотношение с социологией подобно взаимоотношению двух групп проходчиков, ведущих с двух сторон проходку одного туннеля и встречающихся в одном месте. Вряд ли такие исследования могут носить подлинно междисциплинарный характер.
Что касается установления статуса социолингвистики, то необходимо ответить на вопрос, имеет ли данное направление свой четко выделяющийся предмет исследования, свою единую теорию и понятийный аппарат и собственные, специфичные для этого направления исследовательские приемы.
Характерной чертой современной социолингвистики является, на наш взгляд, не просто механическое соединение соответствующих разделов языкознания и социологии, не просто их движение навстречу друг другу с целью решения пограничных проблем, а объединение их на основе единой теории, единого понимания объекта и целей исследования, единого понятийного аппарата и общей совокупности исследовательских методов и процедур.
Для определения предмета социолингвистики обра-••тимся к языковой реальности.
Языковая коммуникация в обществе составляет континуум, который членится на ряд сфер, отражающих области социального взаимодействия. Сферы общения в зависимости от этнического типа общества обслуживаются разными языками или различными формами речи одного языка. И те и другие, соотносясь со сферами общения, оказываются функционально взаимосвязанными. Их взаимосвязанность проявляется в том, что только вся их совокупность обеспечивает всю коммуникацию в обществе в то время, как отдельные языки и формы речи, как правило, обслуживают лишь ее часть. Эти совокупности функционально взаимосвязанных языковых образований
(языков, диалектов, стилей, жаргонов, арго и т. п.) прежде всего и представляют интерес для социолингвистики.
Функциональное распределение языковых образований в обществе, функциональная нагрузка каждого из них зависят в конечном счете от того положения в обществе, которое занимает говорящая на этом языке или этой форме речи общность людей. В ходе общественного развития положение общностей, составляющих общество, меняется. Изменяется и функциональная нагрузка языковых образований, используемых ими. Поэтому общество на новом этапе своего развития встает перед необходимостью решения языковых проблем, возникших вследствие изменения положения входящих в него общностей. Эти проблемы обычно решаются путем замены в каких-либо коммуникативных целях ранее использовавшегося языкового образования новым, путем перераспределения сфер общения между языковыми образованиями, сосуществующими в обществе. Тем самым в обществе возникают проблемы выбора языкового образования, которые также становятся объектом изучения социолингвистики.
Члены общества или общности, в которых функционирует несколько языковых образований, нередко в своей практической деятельности нуждаются в овладении другим языком или другой формой речи. Такие люди становятся билингвами, либо, практически овладев другой формой речи данного языка (например, говорящие на диалекте — литературным языком)—диглоссными индивидами. Билингвизм и диглоссию объединяет то, что они как социально обусловленные явления представляют собой совокупности функционально распределенных языковых образований. Эти совокупности также изучаются социолингвистикой.
Поскольку как при билингвизме (наборе языков), так и при диглоссии (наборе форм речи одного языка) языковые образования функционально распределены, билингв и диглоссный индивид используют разные языки или формы речи в зависимости от целей коммуникации и ситуации общения. Таким образом, в реальности существует процесс выбора языкового образования билингвом или диглоссным индивидом, и этот процесс также входит в тот ряд объектов, которые изучаются социолингвистикой. Кроме того, в предметную область социолингвистики как междисциплинарного направления или пограничной
59
дисциплины входит изучение ряда проблем, связанных с той ролью активного фактора, которую язык играет в жизни общества. Таким образом, задачей социолингвистики является не только исследование явлений и процессов, которые выступают как пассивное отражение социальных процессов и феноменов, но и изучение роли языка среди других социальных факторов, обусловливающих функционирование и эволюцию общества. Так, например, национальный язык возникает в результате интеграционных процессов, которые приводят к консолидации нации. Однако, будучи сформированным, национальный язык играет существенную роль в сохранении нации, в ее материальном и духовном объединении.
Таким образом, предмет социолингвистики как единой пограничной дисциплины, подвергается дифференциации в зависимости от типа связи между языком и обществом (язык как отражение социума и язык как социальный фактор), и это должно учитываться в его определении.
В свете сказанного предмет социолингвистики или, точнее, ее предметную область составляют изучение влияния социальных факторов на систему языка, на ее функциональное использование в процессе речевой коммуникации и на ее развитие, а также исследование роли, которую язык играет в функционировании и развитии общества. Говоря короче, социолингвистика изучает весь комплекс проблем, отражающих двусторонний характер связей между языком и обществом.
Для того чтобы точнее определить предметную область социолингвистики, рассмотрим ее связи с другими науками и другими дисциплинами, интересы которых пересекаются или частично совпадают с интересами социолингвистики.
Социолингвистика и семиотика. Вопрос о соотношении социолингвистики с семиотикой особенно важен, поскольку, изучая общие свойства знаковых систем, семиотика занимает срединное положение среди ряда наук, на взаимодействии которых строится социолингвистика (языкознание, с одной стороны, и социология, этнография и психология, с другой) [96, 3].
Как известно, в семиотике различаются три основных аспекта теории знаковых систем — синтактика, изучающая отношения между знаками, семантика, в которой подвергаются рассмотрению отношения между знаком и де-
60
нотатом (обозначаемым предметом) и прагматика, изучающая отношение «человек — знак».
Наиболее явными и как бы лежащими на поверхности являются связи между социолингвистикой и прагматикой.
Ученые из ГДР Р. Гроссе и А. Нойберт полагают, что частичное совпадение задач социолингвистики и языковой прагматики обусловлено тем, что обе дисциплины призваны анализировать функционирование языка в общественной жизни. Поэтому одной из совместных задач социолингвистики и прагматики является систематизированное описание коммуникативных ситуаций и коммуникативных актов. Являясь составной частью прагматики, социолингвистика разрабатывает ее важнейшие основы, необходимые для понимания таких прагматических категорий, которые связаны с употреблением языков (эффективность, полезность и др.). Именно в свете прагматической теории данные социолингвистических исследований приобретают особое значение для управления общественными процессами, а также для их прогнозирования. Вместе с тем прагматическая интерпретация не может считаться исчерпывающей без учета социолингвистических данных. Важное значение в этой связи авторы придают прикладным социолингвистическим исследованиям, посвященным оптимизации социально-коммуникативных процессов, а также разоблачению реакционной языковой политики и различных манипуляций в отношении общественного мнения со стороны государственно-монополистических империалистических кругов [152].
Обрисованная в этой работе картина связей между социолингвистикой и прагматикой как одним из разделов семиотики представляется достаточно убедительной. Творческая разработка этой проблемы создает прочную теоретическую основу для тех интересных и практически важных исследований ученых из ГДР, в которых разоблачаются различные манипуляции в отношении языка со стороны буржуазной пропаганды (например, серия работ об использовании языка в кампании по выборам в бундестаг в 1972 г.).
Тем не менее, как нам кажется, вряд ли интересы и задачи этих дисциплин могут полностью совпадать. Надо учитывать, что прагматика, рассматривая отношение «знак — человек» отнюдь не имеет в виду человека как члена общества и, тем более, члена языкового или речевого коллектива. Отсюда следует, что наиболее сущест-
61
венным различием между прагматическим и социолингвистическим анализом языка и речи является отсутствие у прагматического анализа эксплицитно выраженной социальной ориентации. А это означает, что подвергая исследованию речевую деятельность, представители прагма-лингвистики в отличие от социолингвистов, учитывают далеко не все социальные и социально-психологические факторы, влияющие на речевую деятельность. Сказанное, конечно, не значит, что эти дисциплины не могут взаимодействовать с целью более адекватного изучения речевой деятельности.
Социолингвистика и интралингвистика. Систему языка и ее функционирование изучает интралингвистика (внутренняя лингвистика). Социолингвистика отличается от внутренней лингвистики своим подходом к устройству и функционированию языковой системы.
Интралингвистика, основывающаяся ка семиотической концепции языка, ставит перед собой цель познать систему языка, т. е. выделить ее единицы и установить связи между ними, или выявить структуру языка. Для достижения этой цели достаточно проводить исследование языка по одной из реализаций его системы, скажем, на основе изучения идиолекта (языковой системы у отдельного индивида). В этом случае, особенно если в центре внимания находится структура языка, различия между единицами разных идиолектов могут считаться несущественными, а субстанционально различающиеся единицы могут квалифицироваться как свободные варианты [122а, 11]. Иначе говоря, семиотический подход к языку позволяет отвлекаться от изучения вариантов лингвистических единиц и различных (территориальных, социально или функционально детерминированных) стратумов языка, если результатом использования таких единиц не являются высказывания, несущие различающуюся информацию. Но отвлекаясь от рассмотрения языковых вариантов и считая систему языка гомогенной в пространственном, социальном и функциональном отношениях, интралингвистика представляет ее гетерогенной в другом отношении: как иерархическую систему единиц, которую она изучает в их сложном взаимоотношении и взаимодействии [120, 72]. При этом она имеет дело с функциональными типами единиц (фонемами, морфемами, словами, предложениями), которые объединяются в соответствующие уровни языковой системы.
62
Социолингвистика сосредоточивает свое внимание на изучении территориальных, социальных, функциональных вариантов и рассматривает язык как гетерогенный объект, состоящий из различных стратумов, в которые объединяются разноуровневые единицы, принадлежащие той или иной социальной группе.
Таким образом, интралингвистика рассматривает членение языка по вертикали, выявляя иерархические отношения между единицами разных уровней, а также сами эти уровни. Уровни — совокупности единиц одного функционального типа, противопоставленные субстанционально и по значению.
Социолингвистика в противоположность интралингви-стике имеет дело с членением языка по горизонтали и выявляет отношения контрастности между элементами каждого уровня. Разноуровневые единицы, относящиеся к одной социальной группе, объединяются в подсистемы. Следовательно, подсистемы представляют собой совокупности разноуровневых единиц, связанных иерархическими отношениями.
Как интралингвистика, так и социолингвистика изучают использование или функционирование языка, но тоже с разных сторон. При этом интралингвистика, независимо от ее направлений, представляет функционирование языка как совокупность актов наименования с помощью языка предметов и явлений реальной действительности, а социолингвистика — как совокупность актов переименования. Иными словами, для социолингвистики важно, например, почему русский заменяет слово голова словом башка в некоторых ситуациях, а кореец слово чип «дом» — его более вежливым аналогом тж.
В соответствии со своим представлением интралингвистика рассматривает наименование как процесс сборки единиц высшего уровня из единиц низшего уровня (например, морфема > слово > предложение) в то время, как социолингвистика, исходя из своего представления о функционировании, изучает процесс замены одной одноуровневой единицы другой.
Из сказанного вытекает, что интралингвистика и социолингвистика, исследующие устройство и функционирование языка под разными углами зрения, находятся в дополнительном отношении друг к другу. Каждая из них ограничена по своим задачам и возможностям. Стало быть, только при условии органического сочетания свой-
63
ственных им подходов мы можем получить более полное представление об онтологии и функционировании языка.
Социолингвистика и психолингвистика. Интересы социолингвистики частично пересекаются с интересами также недавно сформировавшейся новой дисциплины — психолингвистики. Современная психолингвистика сосредоточивает свое внимание на описании процессов выбора и интерпретации сообщений человеческими индивидами :. Другими словами, психолингвистика, как и социолингвистика, изучает тот процесс, который обозначается термином «речевое поведение». Разумеется, что предметная область обеих дисциплин не ограничивается названной проблемой и, кроме того, их интерпретации речевого поведения полностью не совпадают. При этом понятие речевого поведения в психолингвистике значительно шире, чем в социолингвистике. Если в социолингвистике под речевым поведением понимается выбор билингвом или диглоссным индивидом языковых единиц для построения социально коррективного высказывания, то в психолингвистике термином «речевое поведение» обозначается то, как мыслительные процессы concepts порождают упорядоченное сочетание лингвистических элементов, которое высказывается и понимается [68, 38]. Поэтому в психолингвистике уделяется значительное внимание не только социальным факторам речевого поведения, но и изучению, например, психико-физического состояния участников коммуникации.
Социолингвистика и стилистика. Социолингвистику и стилистику частично объединяет то, что обе дисциплины проявляют интерес к языковым вариантам, подсистемам языка, к закономерностям и факторам, обусловливающим выбор говорящим той или иной формы высказывания. Более того, обнаруживается известное сходство и в том, что эти дисциплины, будучи связаны в конечном счете с изучением процессов переименования, оперируют знаками знаков. Иначе говоря, как стилистика, так и социолингвистика, сосредоточивают внимание на лингвистических вари-
1 Психолингвистика «в широком смысле имеет дело с отношениями между сообщениями и характеристиками человеческих индивиду-мов, которые выбирают и интерпретируют сообщения. В более узком смысле психолингвистика изучает те процессы, посредством которых намерения говорящих преобразуются в сигналы культурно-приемлемого кода и посредством которых эти сигналы интерпретируются слушающими» [182].
64
антах, представленных стилистическими синонимами, с одной стороны, и лингвистическими единицами с тождественными значениями, но используемыми разными социальными группами (например, русские диал. вехотка и лит. мочалка, английские лит. man «человек» и его синонимы в различных жаргонах bean, Ьеегег, cag, egg, pimple) с другой.
Вместе с отмеченным общим сходством имеется ряд моментов, в которых названные дисциплины кардинальным образом расходятся. Наиболее существенные расхождения обнаруживаются в понимании признаков выделения лингвистических вариантов, способов и значения их использования.
В лингвостилистике выделяется понятие «стиль» или «функциональный стиль», который чаще всего понимается как «общественно-осознанная и функционально обусловленная, внутренняя совокупность приемов употребления, отбора и сочетания средств речевого общения в сфере того или иного общенародного, общенационального языка» [21, 6].
Однако при выделении стилей используются неодинаковые классификационные критерии, что приводит к возникновению различий в схемах функциональных стилей, предлагаемых учеными. Более того, в работах одного и того же исследователя могут быть обнаружены классификационные схемы стилей, основанные на непересекающихся признаках. Так, например, Б. Гавранек считает дифференцирующими признаками стиля, с одной стороны, призыв, убеждение, объяснение, доказательство, а с другой стороны, различия в ситуации общения, выражаемые оппозициями «интимное : публичное», «устное : письменное» [27, 366]. И в современных работах по стилистике проявляется сходное представление о стиле и критериях классификации стилей. Так И. Р. Гальперин при определении понятия «стиль» дифференцирующим признаком считает цель высказывания (информация, договоренность, доказательство, убеждение) [23].
Из несколько иного понимания стиля исходят социо
лингвисты, для которых стиль ассоциируется прежде
всего с социально обусловленной вариативностью языка.
В социолингвистике различают два вида вариаций «прие
мов употребления, отборов и сочетания средств речевого
общения»-—вариации, обусловленные использованием
этих средств в разных сферах общения (регистров, см.
3-116 65
с- 75) и вариации, детерминируемые социальной ситуацией.
Именно учет социальной ситуации общения и выделение на этой основе дискретных уровней является специфичным для социолингвистики. На выбор языковых средств в процессе коммуникации могут влиять такие параметры социальной ситуации, как отношения между коммуникантами, обстановка речевого акта, коммуникативная установка и др., относительная сила которых колеблется в зависимости от типа ситуации, а также от вида речевой деятельности. Так, например, Е. А. Земская и ее соавторы [88, 9—11], анализируя ситуативно обусловленный выбор между кодифицированным литературным языком (КЛЯ) и разговорной речью (РР), приходят к выводу, что из трех принимаемых ими в расчет компонентов ситуации (отношения, установка и обстановка) основным являются отношения. Изменение значения этого параметра (официальные: неофициальные отношения) влияет на выбор говорящим КЛЯ или PP.
По сути дела различаемые У. Лабовым «контекстуальные стили» [58] также воспроизводят варьирование социальных ситуаций — от ситуации, характеризующейся непринужденной обстановкой, неофициальными отношениями между коммуникантами до ситуации официально-торжественной. Важно отметить, что и в анализе русской разговорной речи и в работах У. Лабова фигурируют не какие-либо конкретные виды ролевых отношений, а типы ролевых отношений, не конкретные социальные ситуации, а типы ситуаций, варьирование которых обусловливает переход говорящего от КЛЯ к РР или, наоборот, выбор того или иного «контекстуального стиля».
Таким образом, понятию стиля в лингвостилистике, базирующемуся на эмоционально-ситуативных критериях, в социолингвистике противостоит понятие несколько иное, базирующееся на функционально-ситуативном, а чаще — социально-ситуативном признаке.
Достарыңызбен бөлісу: |