ИНФОРМАЦИОННАЯ ЭНТРОПИЯ КАК ОБЪЕКТИВНЫЙ ПРЕДИКТОР ОЦЕНОК МУЗЫКИ В ИНДИВИДУАЛЬНОМ СЕМАНТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Интересной, но относительно мало исследованной, областью для построения прогностических моделей является психология музыкального восприятия. С одной стороны, прогностические модели в этой области помогают лучше понять различные теоретические аспекты, а с другой, – они могут использоваться во всех случаях, где требуется целенаправленное музыкальное воздействие, – начиная от психотерапии и воспитательной работы и заканчивая рекламой и массовой агитацией.

Использование математических моделей в прогнозировании предполагает выделение независимых (НП) и зависимых (ЗП) переменных. Применительно к заявленной нами области исследования, в качестве таковых может использоваться сама музыка и ее производные показатели (напр., частотные характеристики) – НП; в роли ЗП могут выступать различные реакции испытуемого – объекта музыкального воздействия, которые могут варьироваться от чисто физиологических феноменов (ЧСС, КГР и т. п.) до эмоциональных и эстетических.

Кроме того, можно классифицировать НП на внешние или объективные – параметры самой музыки (напр., лад, темп, тембр и т. п.) и внутренние или субъективные – психофизиологические и психологические особенности испытуемого (устойчивые, такие как личностные черты, и динамические, такие как функциональное состояние, настроение и т. п.). Нами была предпринята попытка исследовать действие такой объективной НП как информационная энтропия.

Термин «энтропия» (от греч. «en» – «в», «внутрь» и «trope» – «поворот», «движение») первоначально использовался в термодинамике. Впервые его применил немецкий физик Рудольф Клаузиус в 1865 г. Современную его интерпретацию обычно связывают с именем австрийского физика Людвига Больцмана. В 1948 г. американский ученый Клод Шеннон использовал это понятие при разработке теории информации – важного направления в кибернетике.

Понятие «энтропия» в интерпретации Шеннона прямым образом связано с понятием «информация». В широком смысле энтропия является мерой неопределенности системы (системой в данном случае может быть все, что имеет определенные состояния). Математически информационная энтропия выражается следующим образом:

Это классическая формула Шеннона. Кроме того, используется также нормированная энтропия:

Она позволяет сравнивать системы с разным числом степеней свободы и имеет верхний предел – 1. Именно ей мы и пользовались при проведении исследования.

Энтропия максимальна и имеет значение 1, когда неопределенность системы максимальна. Примером системы с максимальной энтропией является игральная кость. Поскольку вероятность выпадения любой грани одинакова, система находится в состоянии максимальной неопределенности. Система «солнце завтра взойдет» имеет минимальную (нулевую) энтропию, поскольку это достоверное событие, т. е. его вероятность равна 1.

Информация в шеннонском подходе понимается как «снятая неопределенность». В первом нашем примере количество информации в сообщении об исходе испытания – бросании кости – максимально, поскольку мы не можем отдать предпочтение выпадению какой-либо грани. Если же кто-нибудь многозначительно сообщит вам, что «солнце завтра взойдет», то количество информации, содержащееся в данном сообщении, будет нулевым, поскольку данный факт не является какой-либо неожиданностью – в отношении него не существует какой-либо неопределенности.

Теперь необходимо содержательно описать смысл понятия «информационная энтропия» применительно к музыке. Музыку можно рассматривать как систему звуков (тонов, нот). Музыка существует во времени. Поэтому основная музыкальная информация находится во временной области. Все другие представления музыки (напр., в частотной области) являются производными и второстепенными¹³. Помимо набора звуков, музыка характеризуется наличием определенных правил составления последовательностей тонов (т. е. композиции). Эти правила диктуются в основном структурой используемого лада.

Прежде чем определить H, необходимо выяснить количество возможных состояний системы. Мы уже неоднократно писали, что наиболее адекватным описанием музыкальной семантики является ладовое описание [2, 3, 4]. Следовательно, в качестве операционального определения пространства состояний музыкальной системы можно принять размерность ее лада, – т. е. количество ступеней в нем¹⁴. В каждый конкретный момент времени t появляющийся звук относится к той или иной ступени лада. Следовательно, ладовое описание полностью определяет размерность пространства состояний музыкальной системы.

Теперь мы имеем все необходимое для подсчета H. Достаточно определить частоты появления всех ступеней в музыкальной теме. Далее частота каждой ступени делится на общее количество тонов в мелодической линии, т. о., получаются вероятности возникновения той или иной ступени лада. Они составляют полную группу событий, поэтому их сумма равна 1.

В качестве музыкального материала нами использовалась выборка из 80 относительно простых тем в разных ладах и тембрах. Действие H исследовалось на интер-субъективном уровне, т.е. «внутри» каждого отдельного испытуемого, поэтому на данный момент результаты исследования нельзя обобщить на какую-либо кросс-субъективную генеральную совокупность. Тем не менее, их можно обобщить на уровне индивидуальных семантических пространств (СП) испытуемых.

Процедура исследования и первичная обработка данных сводилась к следующему: испытуемому давался для прослушивания экспериментальный музыкальный материал. После прослушивания каждой темы выставлялись оценки по шкалам аналогичным семантическому дифференциалу (СД) Осгуда¹⁵. Полученная матрица факторизовалась методом главных компонент. Новые координатные оси вращались при помощи стратегии varimax.

Однако уже на данном начальном этапе выявились индивидуальные различия между испытуемыми – они проявились в различной размерности реконструированного музыкального СП. У первого испытуемого оно соответствовало классической схеме Осгуда – 3 фактора семантически идентичные ОСА-пространству. У второго испытуемого пространство оказалось 4-мерным. Фактор «оценка» («эстетический» фактор в нашем варианте) у него оказался разделенным на 2 ортогональных компонента. В первый вошли такие шкалы как «темный – светлый» и «горький – сладкий», а во второй – «холодный – горячий» и «грустный – радостный». Какое-либо объяснение этому дать довольно трудно, поскольку структура факторных нагрузок плохо поддается интерпретации. Вероятно, она связана с какими-то индивидуальными особенностями кросс-модальных связей испытуемого.

Далее факторные числа были дискретизированы на 2 категории, и исследовалось взаимодействие между уровнями по факторам СД и значением H. Использовались непараметрическая процедура – U-критерий Манна-Уитни. С помощью него у первого испытуемого были выявлены значимые (p<0,05) различия между категориями по факторам «Э» и «И». У второго испытуемого различия обнаружились лишь по первому компоненту (в 4-компонентной структуре).

Использование сравнения по уровням СД позволило качественно проинтерпретировать взаимосвязи между переменными – высокие значения H в целом соответствуют уровню «высокий» вышеотмеченных факторов¹⁶. «Высокоэнтропийная» музыка – это музыка, которую вербально можно описать с помощью таких эпитетов как «неожиданная», «непредсказуемая», «странная» (?) и т. п. В тоже время, по-видимому, «низкоэнтропийная» музыка субъективно воспринимается как «скучная», «монотонная», «нудная» и т. п. Можно предположить, что подобная отрицательная валентность «низкоэнтропийной» музыки определенным образом коррелирует с низкими показателями по шкалам «Э» и «И» СД, т. е. в целом воспринимается как «негативная».

Характерно, что не было выявлено зависимости между H и фактором «Д». Ясно, что по определению фактор «Д» связан с музыкальными событиями, возникающими во времени. H же является статистическим показателем из частотной области и поэтому никак не связана с временной структурой музыки.

Далее исследовались возможности построения прогностической модели – на основе H предсказывать вероятность принадлежности к уровням «высокий» и «низкий» факторов «Э» и «И» СД. Использование параметрических моделей (дискриминантного анализа) в данном случае было бы некорректным, в силу нарушения предположения о нормальности распределения Н. Была опробована модель полупараметрического классификатора – ОВМ – т. н. «опорно-векторная машина»¹⁷ (support vector machine), а также многослойный перцептрон с 1 скрытым слоем¹⁸. Однако при использовании подобных моделей «машинного научения» (machine learning) возникает вопрос о статистической значимости полученных результатов классификации. Стандартом de facto в данной парадигме стало использование контрольного множества примеров – кросс-валидационной выборки (К-ВВ). К-ВВ не используется при подстройке свободных параметров классификатора, и поэтому является показателем его способности к обобщению зависимостей, найденных в данных ОВ.

Регрессионные модели не использовались по двум причинам: во-первых, визуальное изучение диаграмм рассеяния убедило в отсутствии четко выраженных закономерностей в условном распределении H_(«Э»), H_(«И») и H_(«Д»); во-вторых, изначально шкала СД является ранговой, поэтому какие-либо «точные» прогнозы по ней кажутся малоубедительными, более разумным в данном случае представляется предсказание знака реакции, – т. е. задача классификации.

В целом были достигнуты достаточно неплохие результаты. Количество правильных прогнозов по К-ВВ колебалось от 56 до 63%, что в ряде случаев означало маргинальную статистическую значимость. Однако чисто визуальное наблюдение за динамикой классификаторов – кривой научения, способствовало утверждению мнения о возможности экстраполяции с ОВ на К-ВВ, – напр., если в начале обучения все наблюдения в ОВ «записывались» в один класс, то они так же целиком причислялись к этому же классу и на К-ВВ. Кроме того, вновь интересным образом проявили себя индивидуальные особенности испытуемых (пока, к сожалению, не ясно какие именно). Прогнозировать реакции второго испытуемого (с 4-факторным СП) оказалось гораздо труднее. Достаточно логичным выглядит предположение, что это может быть связано с его большей когнитивной сложностью.

Т.о., первичная гипотеза о возможности использования H в качестве предиктора в индивидуальном СП может быть принята, но с определенной долей осторожности, поскольку следует выявить более детально влияние субъективных переменных, а также, по-видимому, не контролируемых в эксперименте факторов. Привлечение дополнительных испытуемых позволит уточнить результаты пилотажного исследования.
Литература:

1. 
   Лидовский В. В. Теория информации. Учебное пособие. 2002. Электронная книга.
   
2. 
   Подшивалов В. В. Структура сознания и структура музыки. Психотехнологии в социальной работе. Под ред. В. В. Козлова. Вып. 8. – Ярославль: РИА «Титул», 2003, с. 322-328.
   
3. 
   Подшивалов В. В. Структура сознания и структура музыки (продолжение). Психотехнологии в социальной работе. Под ред. В. В. Козлова. Вып. 9. – Ярославль: РИА «Титул», 2004, с.198-204.
   
4. 
   Подшивалов В. В. Методологические проблемы музыкальных психотехнологий. Вестник интегративной психологии. Вып. 2. – Ярославль, Москва, 2004, 215-217.
   
5. 
   Уоссермен Ф. Нейрокомпьютерная техника: Теория и практика. Электронная книга.
   
6. 
   Principe J., Euliano N., Lefebvre C. Neural and Adaptive Systems. Interactive electronic book.
   
7. 
   Shannon C. E. A Mathematical Theory of Communication. Electronic Book: reprinted with corrections from The Bell System Technical Journal, Vol. 27, pp. 379–423, 623–656, July, October 1948.
   

Семья как устойчивая социальная общность людей является необходимым элементом социальной структуры человеческого общества, выполняя чрезвычайно важную задачу воспроизводства населения. Одним из основных понятий семейной психологии является структура семьи. Это понятие было впервые разработано С. Минухиным в рамках структурной теории семьи. Определяя понятие структуры, С. Минухин пишет: «Семья – это естественная группа, в которой со временем возникают стереотипы взаимодействия. Эти стереотипы создают структуру семьи, определяющие функционирование ее членов, очерчивающих диапазон их поведения и облегчающую взаимодействие между ними. Та или иная жизнеспособная структура семьи необходима для выполнения главных задач семьи – поддерживать индивидуальность, в то же время, создавая ощущение принадлежности к целому».

Представители различных школ семейной психотерапии считают, что эмоциональная сплоченность и иерархия являются основными измерениями при описании отношений в семье. Термин эмоциональная сплоченность определяется как эмоциональная связь или привязанность между членами семьи. В отношении семейных систем данный термин применяется для описания степени осознания семьи как единого целого всеми членами семьи. Термин «иерархия» используется для обозначения власти, доминирования в семье. Термин «граница» используется при описании взаимоотношений между семьей и социальным окружением, а также между различными подсистемами внутри семьи. Гибкость в семейных системах – способность адаптировать сплоченность и иерархию к изменяющимся ситуативным требованиям.

Нужно отметить, что все живые системы имеют определённые структурные, динамические и исторические (генетические) характеристики. Структуру системы можно определить как статическую характеристику, а динамические характеристики обычно связанны с отношениями и взаимодействиями. Причём между структурными и динамическими параметрами системы существует тесная связь. Структура может меняться при изменении взаимодействия, и, наоборот, при изменении структуры может меняться взаимодействие.

Закономерно возникающие события в семье (возникновение супружеской пары, рождение детей, их уход из семьи и т.п.) естественным образом влекут за собой изменения в структуре семейного взаимодействия, меняют функции семьи, их содержание и иерархию. На каждой стадии семья встречается с определенными задачами развития от эффективности решения которых зависит успешность прохождения ею последующих этапов. Для каждой стадии жизненного цикла семьи характерны типичные проблемы и своя динамика изменений. Переходя от одного этапа к другому, семья становится более высокоорганизованной и сложной системой. Как и в жизни человека, в семье периоды стабильного развития чередуются с кризисными периодами, связанными с переходом от одной фазы жизненного цикла к другой. Именно в эти моменты семейная система наименее стабильна. В переходные периоды семья сталкивается с необходимостью существенных изменений во взаимодействии между ее членами, в организации семейной жизни.

И.В. Добряков подчеркивает, что семья, ожидающая ребенка, становится уязвимой, нестабильно функционирующей. Нередко ожидание ребенка становится психической травмой для членов семьи. Появление ребенка меняет состав семейных подсистем, перестраивает отношения родственников. Рождение ребенка влечет за собой сложную реорганизацию супружеской системы. Следовательно, изменения в семье, ожидающей ребенка, влияют на психическое состояние беременной женщины. В тоже время изменения, происходящие в организме женщины, психике во многом определяют психологическую обстановку в семье, характере взаимоотношений ее членов.

Целью данного исследования было изучить структуру семейных отношений в период первой беременности женщины.

В исследовании принимали участие 100 женщин. Экспериментальную группу составили беременные женщины в возрасте от 19 до 27 лет, которые состоят в браке от 4 месяцев до 4,5 лет. У всех испытуемых срок первой беременности от 11 до 34 недель. Контрольная группа испытуемых – женщины в возрасте от 20 до 27 лет, которые состоят в браке от 9 месяцев до 5 лет. Все испытуемые не имеют детей.

В ходе изучения предъявленной проблематики были выбраны следующие методики измерения эмпирических переменных: тест отношений беременной И.В. Добрякова и тест «Семейная социограмма» (Э.Г. Эйдемиллер, В. Юстискис).

Тест отношений беременной И.В. Добрякова содержит три блока утверждений, отражающих:

А. Отношение женщины к себе как к беременной;

Б. Отношения женщины в формирующейся системе «мать-дитя»;

В. Отношения беременной женщины к отношениям к ней окружающих.

В каждом блоке есть 3 раздела, в которых шкалируются различные понятия. Они представлены пятью утверждениями, отражающими 5 различных типов психологического компонента гестационной доминанты (ПКГД). Испытуемым предлагалось выбрать один из них, наиболее соответствующий их состоянию.

Блок А (отношение женщины к себе беременной) представлен следующими разделами:

1. 
   Отношение к беременности;
   
2. 
   Отношение к образу жизни во время беременности;
   
3. 
   Отношение во время беременности к предстоящим родам.
   

1. Отношение к себе, как к матери;

2. Отношение к своему ребёнку;

3. Отношение к вскармливанию ребёнка грудью.

Блок В (отношение беременной женщины к отношениям к ней окружающих) представлен следующими разделами:

1. Отношение ко мне беременной мужа;

2. Отношение ко мне беременной родственников и близких;

3. Отношение ко мне беременной посторонних людей.

Для использования данной методики в исследовании женщин, не имеющих опыта материнства, мы изменили предложенный тест. Испытуемым предлагалось выбрать одно из суждений, наиболее соответствующие их отношению к беременности женщины.

Подсчет первичных данных по предложенной методике показывает преобладание того или иного типа психологического компонента гестационной доминанты: оптимального, гипогнозического, эйфорического, тревожного либо депрессивного.

Используя данную методику, мы ставили целью выявить актуальное состояние женщины во время беременности, которое отражает систему ее отношений к себе, будущему ребенку и значимым близким. Диагностируемое состояние и отношение беременной женщины соотносится с индивидуальным типом переживания беременности. В то время как выборы женщин из контрольной группы направлены на потенциальное состояние женщины во время беременности. Респонденты этой группы, проецируя свои ожидания и установки относительно материнства, также соотносятся с одним из стилей переживания беременности.

Важным моментом является то, что для женщин экспериментальной группы ожидание появления ребенка уже реальный факт, и каждая из этих женщин имеет возможность прочувствовать происходящие изменения. Таким образом, можно сказать, что опыт беременности – это первый опыт приспособления себя к нуждам ребенка, опыт интерпретации своих переживаний с точки зрения себя как матери.

Тест «Семейная социограмма» относится к рисуночным проективным методикам. Для проведения обследования испытуемым выдают бланки: на каждом бланке нарисован круг диаметром 110 мм. Данный тест позволяет выявить положение субъекта в системе межличностных отношений и, кроме того, определить характер коммуникаций в семье – прямой или опосредованный.

Авторами предложены критерии, по которым производится оценка результатов тестирования:

1) число членов семьи, попавших в площадь круга;

2) величина кружков;

3) расположение кружков относительно друг друга;

4) дистанция между ними.

Анализ полученных нами результатов позволяет говорить о том, что беременные женщины склонны воспринимать свое состояние преимущественно адекватно. Оптимальный тип отношения к беременности характеризуется энергичностью, чувством радости от ощущений и мыслей, связанных с ожиданием ребенка, возбужденностью, которая сочетается с чрезмерной любовью к будущему ребенку и потребностью в постоянном внимании, поддержке и заботе родных (особенно мужа и матери женщины) к себе. К этой группе женщин относятся 56% респонденток как экспериментальной, так и контрольной групп. Семейная структура женщин с данным типом отношения к беременности характеризуется разделенным типом семейной сплоченности, четкими внешними и внутренними границами семьи, равномерным между супругами распределением власти и включением в состав семьи будущего ребенка.

Для женщин, не имеющих детей, более характерно отношение к переживаниям беременности с большей выраженностью эйфории (33%), чем для беременных женщин (20%). Данное отношение к беременности женщины основывается на внешней, видимой, демонстрируемой стороне переживаний, на выраженной эмоциональности, инфантильности, беспечности и некритичности. В свою очередь данный тип отношения к беременности также определяет семейную структуру в сторону высокой степени эмоциональной близости и определённой зависимости членов семьи друг от друга с размытыми внутренними и внешними семейными границами, слиянием женщины с супругом.

Гипогнозический тип отношения к беременности характеризуется неравномерным распределением социальной активности и жизненных планов беременной женщины, стремлением к активности, успешности и признанию. Перечисленные характеристики в свою очередь находят отражение в структуру семьи с тенденцией к расширенному типу семьи, включающему дальних родственников, к перевернутой межпоколенной иерархии и к гибким внешним и проницаемым внутренним семейным границам. Данный тип отношения к беременности свойственен 11% беременным женщинам и 4 % женщинам, не имеющим детей.

Среди женщин с тревожным отношением к беременности 10% беременных женщин и 5% женщин, вошедших в контрольную группу. Для данного типа отношения характерно беспокойство, ожидания чего-то опасного, неуверенная позиция по отношению к себе - будущей матери. В семейной структуре можно выделить высокий уровень семейной сплоченности, расширенный типом семьи, включающий в свой состав родительскую систему (особенно со стороны женщины), доминирование в семейной иерархии мужчины.

Относительно депрессивного типа отношений к беременности можно сказать, что в выборке нашего исследования он является менее встречающимся (3% беременных женщин и 2% женщин, не имеющих детей). Данный тип отношения проявляется через тенденции к угнетенному состоянию женщины, мнительности, а также через различного рода соматические страхи. Структура семьи характеризуется разобщенной системой межличностного взаимодействия с низким уровнем сплоченности и эмоциональной близости внутри супружеской пары, неспособностью супругов оказать друг другу поддержку.

Конечно, насколько гармонично проходит динамику внутренних переживаний и состояний женщина в течение беременности, можно судить, только исследовав индивидуальную историю каждой женщины. На основе полученных нами эмпирических данных, мы можем говорить лишь об аккумуляции психологической работы, которую проживает женщина индивидуально, во взаимодействии со своим супругом, получая поддержку со стороны близких и обращаясь к своему ожидаемому ребенку. И эта психологическая работа находит отражение в первую очередь в семейной структуре, которая является наиболее чувствительной ко всем, даже мельчайшим изменениям внутри женщины.

Следовательно, в результате проведенного исследования мы можем говорить о том, что в период первой беременности женщины значимыми и определяющими являются социальные изменения в структуре семьи, реорганизация супружеской системы, готовность к новым ролям родителей. Все эти особенности находятся во взаимосвязи с эмоциональным переживанием своей беременности женщины, стилем ее проживания и типом отношения к своему состоянию. Супруги становятся ещё и родителями и должны выполнять соответствующие обязанности по отношению к ожидаемому ребенку, а так же по отношению друг к другу и самим себе.
Литература:

1. 
   Хамитова И.Ю. Диагностика семьи. Инструкция по применению. // Журнал практической психологии и психоанализа, 2004, № 4
   
2. 
   Черников А.В. Системная семейная терапия: Интегративная модель диагностики – М.: Независимая фирма «Класс», 2001
   

Вопрос о потенциале человека - один из центральных аспектов проблемы человека. Обращение к понятию «человеческий потенциал» продиктовано необходимостью нахождения интегрального по отношению ко всем имеющимся концепциям понятия, которое отражало бы представление о самоценности человека и в то же время могло бы быть аналитически проработанным и социализированным.

Понятие «потенциал человека» со статусом философской категории является достаточно обоснованным, поскольку позволяет интегрировать традиционные философские понятия, идущие уже от Аристотеля. В своей «Метафизике» он рассматривал акт и потенцию как основу онтологического развития. При этом бытие делилось на «потенциальное» и «актуальное», а становление рассматривалось как переход от первого ко второму. Многоаспектность понятия «потенциал человека» представлена в монографии О.Л.Краевой («Диалектика потенциала человека». Монография. - М.- Н.Новгород, Нижегород. гос. с/х академия, 1999) Она отмечает, что потенциал человека вплетен во всеобщую универсальную “потенциальность” мира, которая обладает теми же характеристиками, что и человеческий потенциал. Несомненный интерес представляют определения потенциала как самостоятельного психологического понятия В.Н.Марковым и Ю.В.Синягиным. В их понимании человеческий потенциал предстает как “система его возобновляемых ресурсов, которые проявляются в деятельности, направленной на получение социально-значимых результатов” (Марков В.Н., Синягин Ю.В. Потенциал личности // Мир психологии. 2000. - № 1,с.252).

На наш взгляд, представляет интерес, что потенциал человека они рассматривают не как определенный объем ресурсов, данный ему от рождения (индивидуальные возможности), а как его каждодневную, ежеминутную способность к производству таких ресурсов.

Ранее нами был дан системный интегративный анализ потенциала человека и разработана целостная культурологическая концепция этого сложного и многогранного социального феномена (Прима Е.В.Жизненный потенциал человека как базовая ценность культуры. Автореф. дисс. канд. Куль-турологии.-Н.Новгород,2000) В качестве обобщающей интегральной характеристики возможностей и способностей индивида, реализуемых в ходе онтогенеза, нами введено понятие «жизненный потенциал человека» и дан системно-структурный его анализ. При этом базовым понятием выступает понятие жизни в её широком понимании

Было выделено четыре блока параметров, которые характеризуют два основных элемента этого потенциала: биогенетический потенциал и социокультурный потенциал. Если иметь в виду историческую эволюцию культуры, которая прогрессирует за счёт личностей-новаторов, личностей-творцов, то вполне естественным становится ценностное значение таких характеристик социокультурного потенциала, как продуктивные, эвристические, креативные качества.

В связи с тем, что жизненный потенциал человека – это всего лишь возможность, которая превращается в действительность в процессе онтогенеза, особую важность приобретает проблема факторов как совокупности социобиологических детерминант, которые определяют все состояния потенциала. Среди выделенных нами в процессе системного анализа объективных факторов важное место занимают социально - личностные. К ним относятся индивидуальный образ жизни человека, определяемый его психофизиологическими и духовно-нравственными особенностями, целевые установки, жизненные программы личности. Меру реализации жизненного потенциала определяют также и субъективные мотивы (личностные смыслы, ценностные ориентации, установки и т.д.) Полнота реализации потенциала гарантирует человеку возможность многосторонних контактов с людьми, способность к равноправному диалогу, что, по принципу обратной рефлексии, обогащает саму личность. И здесь на первый план выходит проблема парадигмы психологического воздействия, которая бы способствовала реализации всех аспектов жизненного потенциала человека.

Из трёх стратегий психологического воздействия, господствовавших в психологии, ценной с точки зрения развития потенциала человека как единства потребностей и способностей, является оптимистическая традиция. Последовательную разработку она получила в гуманистической психологии, начало которой заложили А. Маслоу, Р. Мэй, К. Роджерс, Э. Фромм и др. Главным в данной доктрине являются признание неповторимости и уникальности психической организации каждого отдельного человека, вера в позитивное и творческое начало человека, его социальную обращённость. В отличие от объектного подхода к человеку данное направление можно условно обозначить как личностный, или интерсубъектный, подход (Ковалёв Г.А. Три парадигмы в психологии - три стратегии психологического воздействия. -Вопросы психологии, 1987, №3)

Развитие психологии на смене тысячелетий привело к возникновению концепций, ориентированных на интегральный, целостный подход. Продолжив традиции И.Канта, В.Дильтея, Ф.Брентано, К.Юнга, К.Уилбер смог создать целостную картину эволюции человеческого сознания и описать многоуровневый спектр психической реальности. Неоценимый вклад в разработку принципиально новой, интегративной методологии психологии, которая бы учитывала проявленность психического на всех уровнях существования человека, внёс В.В.Козлов. По определению В.В.Козлова, «общий смысл интегративного подхода заключается в том, что психика человека является многоуровневой системой, обнаруживающей в личностно структурированных формах опыт индивидуальной биографии, рождения, а также безграничного поля сознания, трансцендирующего материю, пространство, время и линейную причинность. Осознание является интегрирующей открытой системой, позволяющей различные области психического объединять в целостные смысловые пространства» (Козлов В.В. Интегративная психология: предмет, задачи и перспективы. Вестник интегративной психологии.- Вып.1, 2003).

Такое представление о человеке требует более широкой трактовки понятия «потенциала человека» и «жизненного потенциала человека», в которой бы были целостно представлены все уровни человеческого сознания, учтены все проявления целостности личности - не только биогенетические и социогенетические, но и персонегенетические, интерперсональные и трансперсональные. Актуальным представляется системный анализ, классификация методов социально-психологической работы, направленных на раскрытие, использование, реализацию личностного и социального ресурсного потенциала. Прикладные технологии должны учитывать как духовные измерения человеческого существования, так и быть соотнесёнными с обыденностью человеческого существа, адаптированы к его проблемам жизни в обществе.

Именно интегративный подход даёт возможность более широкого, многогранного, целостного взгляда на проблему раскрытия и реализации социального, личностного потенциала человека, его сущностной человеческой природы.


СВЯЗЬ ИНДИВИДУАЛЬНО-ТИПОЛОГИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЕЙ СУБЪЕКТНОЙ САМОРЕГУЛЯЦИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ И СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ СВОЙСТВ ЛИЧНОСТИ ПОДРОСТКОВ

Г.С. Прыгин, С.В. Кудряшова (Набережные Челны)

Данная работа посвящена изучению связи индивидуально-типологических особенностей субъектной саморегуляции и социально-психологических свойств личности подростков, проявляющихся в поведении и межличностных отношениях.

Вопрос о связи типологических особенностей субъектной саморегуляции деятельности и тех свойств личности, которые проявляются в межличностных отношениях и поведении, почти не изучался и остаётся открытым (И.М. Захарова, Н.С. Олейник, Г.С. Прыгин)[1,2,3,5]. Исследования в этом направлении необходимо продолжить, поскольку подобного рода исследования дают возможность оптимизировать процесс деятельности субъекта, повысить продуктивность групповой деятельности за счёт организации работы по подбору и расстановке участников учебной или других видов малых групп.

Согласно обозначенной выше проблеме цель исследования состояла в том, чтобы изучить связь индивидуально-типологических особенностей субъектной саморегуляции деятельности и социально-психологических свойств личности подростков 15-17 лет, проявляющихся в межличностном общении и поведении.

В связи с обозначенной целью, были поставлены задачи исследования:

- проверить предположение о том, что подростки с автономным типом саморегуляции более доминантны, общительны, ответственны, обладают более высоким самоконтролем и гибкостью, чем подростки с зависимым типом саморегуляции;

- проанализировать комплексы социально-психологических свойств личности подростков с различными типами саморегуляции.

Для проверки выдвинутого предположения о связи типа субъектной саморегуляции и социально-психологических свойств личности подростков были сформированы три типологические группы (Г.С. Прыгин)[4] - «автономных» (n=49), «зависимых» (n=50) и «смешанных» (n=50) субъектов, которые были продиагностированы с помощью Калифорнийского психологического опросника личности (CPI).

Данные корреляционного анализа индивидуально-типологических особенностей субъектной саморегуляции со шкалами CPI позволяют сделать следующие выводы.

1. Предположение о существовании значимых связей между типологией субъектной саморегуляции деятельности и социально-психологическими свойствами личности подростков подтвердилось частично: подростки с автономным и смешанным типом саморегуляции более доминантны, общительны и ответственны. Однако они не обладают более высоким самоконтролем и гибкостью, чем субъекты с зависимым типом саморегуляции;

2. В ходе исследования были выявлены следующие комплексы социально-психологических свойств личности подростков с различными типами саморегуляции деятельности:

- «автономные» подростки трудолюбивы, продуктивны, эффективны в деятельности и общении, обладают высокими интеллектуальными способностями, ценят интеллектуальную активность и достижения. Они ответственны, упорны, настойчивы в достижении цели, трудолюбивы, организованны, склонны к сотрудничеству, стремятся сделать карьеру. Им свойственны доминантность, потенциальная способность к лидерству, независимость в общении и деятельности, открытость, уверенность в себе, энергичность. На уровне тенденции «автономным» свойственны искренность, терпимость, наблюдательность, ответственность, способность легко и убедительно говорить, эгоцентричность;

- «зависимые» подростки характеризуются подверженностью чужим реакциям и мнениям, внушаемостью, склонностью уступать, отказываться, избегать. Они послушны, не уверенны в себе, стеснительны, молчаливы, нерешительны, самозащитны. Их поведение характеризуется пассивностью, обособленностью, осторожностью и скрытностью. «Зависимые» дистантны в отношениях с другими людьми, легко дезорганизуемы воздействием стресса, неловки в новых социальных ситуациях, сомневаются в личной и социальной перспективе. На уровне тенденции им свойственны недостатки самоуправления и самодисциплины, леность, консерватизм, добродушность, склонность к самоуничижению, чувству вины, самопорицанию, а также к преувеличению трудностей и преуменьшению благополучия.

Дальнейшие исследования могут быть направлены на изучение вопросов о гендерных и возрастных различиях в обладании указанными комплексами свойств, а также на углубленное изучение каждого из обозначенных социально-психологических свойств личности в связи с индивидуально-типологическими особенностями субъектной саморегуляции. Рассмотренные нами комплексы личностных свойств представляют интерес с точки зрения объяснения детерминации поведения подростков при выполнении ими деятельности или общении. Данные, полученные в исследовании, могут использоваться при формировании учебных и других видов групп для повышения эффективности их деятельности.

Литература:

1. 
   Захарова И.М. Уровень притязаний и оценивание результатов деятельности в типологических группах «автономных», «смешанных» и «зависимых» субъектов // Проблемы психологии управления в современных условиях: Тезисы докладов Всероссийской научной конференции (г. Набережные Челны, 18-19 сентября 2003 г.) / под ред. С.П. Дырина и Г.С. Прыгина. – Набережные Челны: Изд-во Института управления, 2003. – С.107-109.
   
2. 
   Олейник Н.С. Личностные особенности индивидов с различным типом саморегуляции деятельности // Проблемы психологии управления в современных условиях: Тезисы докладов Всероссийской научной конференции (г. Набережные Челны, 18-19 сентября 2003 г.) / под ред. С.П. Дырина, Г.С. Прыгина. - Набережные Челны: Изд-во Института управления, 2003. – С.180-184.
   
3. 
   Олейник Н.С. Особенности внутригруппового взаимодействия субъектов с различными типами саморегуляции деятельности: Автореф. канд. псих. наук: 19.00.05. / Самарский гос. пед. ун-т. - Набережные Челны: Изд-во Института управления. – 23 с.
   
4. 
   Прыгин Г.С. Проявление «автономности» и «зависимости» в осознанной регуляции деятельности: Дис… канд. псих. наук:19.00.01.- М., 1984. – 172 с.
   
5. 
   Прыгин Г.С. Пироговская М.П. Взаимосвязь типологии саморегуляции с адекватностью самооценок и уровнем развития рефлексии // Социальная психология: Теория и практика: Сб. статей / под. ред. проф. М.Г. Рогова и С.П. Дырина. - Набережные Челны: Изд-во Института управления, 2002. – С. 165-178.
   

Армейское подразделение, являясь жестким авторитарным образованием, единственно возможным для специфических условий, в том числе военных, со строгой иерархией и субординацией взаимоотношений требует от ВСС определенного характеристик поведения. Это дисциплинированность, организованность, умение командовать и починяться, психофизическая выносливость и стрессоустойчивость, сработанность в команде и пр. И как каждая организационная структура, военное подразделение имеет формальную подструктуру - иерархию должностей и званий, и неформальную, в качестве которой, например, может рассматриваться система НУВ среди военнослужащих.

Исходя из целей и задач, стоящих перед воинскими организациями, можно сделать вывод о том, что их выполнение требует от ВСС формирования определенных профессиональных индивидуальных и групповых знаний, умений и навыков, которые вырабатываются непосредственно в период военной службы.

Естественно, что подобная перестройка требует высокого уровня социально-психологической адаптивности к требованиям военного сообщества как каждого военнослужащего, так и в целом подразделения, в котором он находится. Степень годности к военной службе определяется в основном общим состоянием адаптационных ресурсов, функциональными способностями, прогнозом того, способен ли военнослужащий освоить воинскую специальность, влиться в воинский коллектив и преодолеть специфические для военной службы психофизические нагрузки. Всё это зависит от особенностей психосоциального функционирования индивида, его приспособляемости, контроля побуждений, стратегий преодоления стрессовых ситуаций, стиля поведения и межличностных отношений. И, если поведение военнослужащего не соответствует требованиям воинской службы, например, он не справляется с воинскими обязанностями, проявляет агрессивные или суицидальные тенденции, совершает воинские преступления, все это может рассматриваться в рамках нонконформизма как девиантное поведение. Что можно рассматривать как одну из возможных форм дезадаптивных реакций личности в условиях военной службы.

В соответствии с требованиями действующего «Руководства по медицинскому обеспечению Советской Армии и Военно-Морского Флота» разработана система мероприятий по психогигиене и психопрофилактике в войсках. Она включает разделение военнослужащих на следующие группы психического здоровья:

1. здоровые;

2. практически здоровые (в наличии легкие признаки нарушения или слабости каких-либо сторон личности);

3. имеющие предпатологические состояния (это лица с неустойчивой психикой, они нуждаются в наблюдении врача части и психолога, психологической поддержке).

К девиантному поведению склонны военнослужащие именно 2-й и 3-й групп психического здоровья.

Мы считаем, что большинство воинских преступлений, совершается лицами, которые так и не смогли по тем или иным причинам адаптироваться к военной службе и всем ее составляющим, таким как пребывание вдали от родных, воинская субординация, общение в мужском коллективе, самоконтроль и так далее. Это обусловлено в основном наличием у них психологических проблем на фоне предпатологических состояний и предболезненных расстройств (наследственная отягощенность психическими заболеваниями; искаженные типы семейного воспитания; социально-педагогическая запущенность; резидуальные явления перенесенных в прошлом черепно-мозговых травм; нейроинфекций; интоксикаций без психопатологической симптоматики на момент обследования; наличие в анамнезе признаков невропатии: энуреза, снохождений, сноговорений, детских страхов, нарушений сна; минимальные мозговые дисфункции (ММД) и синдром гиперактивности с нарушением внимания (СДВГ), а также невротические реакции, транзиторные нарушения поведения и другие расстройства адаптации). Их формирование может быть обусловлено наследственными предпосылками, неблагоприятными средовыми влияниями, резидуально-органическим поражением головного мозга или взаимодополнениями этих причин.

Тем не менее, после совершения преступления, при проведении военно-врачебной комиссии и судебно-психиатрической экспертизы, такие военнослужащие чаще всего признаются здоровыми с медицинской точки зрения. Мы считаем, что при этом необходимо учитывать и их психологическое состояние, которое оказывает существенное влияние на поведение в ситуации совершения инкриминируемых им деяний. Так как оценка влияния личности на поведение, изучение психической адаптации в соответствии с эмоциональным стрессом относится к компетенции психологической науки. И в некоторых странах, например в Италии, Японии, США, судебная психология и судебно-психологическая экспертиза традиционно ориентированы на клиническое направление, особенно при анализе аффективных деликтов, где стресс рассматривается как источник девиантного, противоправного поведения.

Таким образом, изучение социально-психологических аспектов девиантного поведения в армии, может иметь значение в системе психопрофилактических мероприятий и предупреждении преступности.

В армейских подразделениях организована и эффективно работает система выявления лиц с нервно-психической неустойчивостью (НПН), как на допризывном этапе, так и в период несения военной службы, а также последующий учет и организация медицинского наблюдения за ними. Методика выявления ВСС с признаками НПН предполагает выделение 3-х групп. Первые две группы выявляются при врачебном осмотре и подлежат медицинскому наблюдению, а 3-я группа лиц, плохо справляющихся со своими служебными обязанностями, должна наблюдаться психологом. При этом особенно важным является формирование конструктивных, преобразующих копинг-стратегий у военнослужащих с высоким риском девиантного поведения.

Совладающее поведение (копинг) в экстремальных ситуациях – это осознанное рациональное поведение, направленное на устранение стрессовой ситуации. Копинг устраняет психологическую угрозу, является индивидуальным способом преодоления стресса и имеет 2 функции:

- фокусирования на проблеме,

- разрушения стрессовой связи личности и среды, которая создается в основном за счет специфики обязанностей военной службы (высокие психофизические нагрузки) и неуставных взаимоотношений среди военнослужащих.

НУВ среди военнослужащих возникают в результате взаимодействия индивидуально-личностных и социально-психологических факторов и способствуют формированию напряженности в отношениях между различными категориями военнослужащих. В содержании и направленности этих взаимоотношений проявляются процессы личностной и групповой неудовлетворенности, искажающие нравственное поведение. Эти противоречия проявляются через конкретную деятельность и сознание людей, т.е. через индивидуально-личностную сферу поведения и определяются в психологической готовности строить свои взаимоотношения с сослуживцами определенным образом.

Поведенческие девиации могут рассматриваться как неконструктивная вспомогательная копинг-стратегия, когда актуальными становятся приемы самосохранения, психологической защиты, т.е. импульсивное и агрессивное поведение, уход, отрицание.

С нашей точки зрения формирование навыков эффективных копинг-стратегий у военнослужащих группы риска, является основным компонентом профилактики девиантного поведения, в том числе неуставных взаимоотношений.