***** Вопрос: «Кто его знает, почему оно летает», -отнесенный к Ведунам и Ведьмам, еще и сегодня повисает в пустоте без ответа

Мантры и заклинания.

А. П. Журавлев на основании данных, полученных эксперимен­тальным способом, утверждает, что фонетическое значение изна­чально и универсально в той мере, в какой оно определяется акусти­ческими и артикуляторными признаками звуков речи, и вторично, специфично для каждого языка в той мере, в какой на него влияют особенности речевого строя и специфические закономерности раз­витии фонетики и семантики в разных языках.

Карл Леокхард, известный своими исследованиями в области ме­дицинской психологии, сообщает, что «звуковые выразительные средства» (имеются в виду непроизвольные фонации, сопровождаю­щие выразительные движения или вообще эмоциональные состоя­ния), воспринимаются и интерпретируются с той же уверенностью и определенностью, что и мимические средства, всеми людьми, будь то женщины или мужчины, старики или дети, людьми с низкими и сильными, или с высокими и слабыми голосами.

Ввиду универсальности фонетического значения слов и текстов, поучительно проанализировать не только славянские классические суггестивные тексты, но и тексты иноязычные — мантры, и квазииностранные — заклинания, успешно функционирующие параллель­но со славянскими.

Мантры, в определенном смысле, можно рассматривать как специальные заукокомплексы, которые помогают фиксации мыслей. По сути это формулы самовнушения, заклинания в виде слов и фраз, пения и стихов, предназначенных для максимально глубокого сосредоточения на конкретной мысли и образе. Хотя мантры переводимы, рекомендуется произносить их на языке оригинала: считает­ся, что они основаны на определенной комбинации звуков, вызыва­ющих физиологический эффект. [80]

Учения о мантрах объединяется в раздел «мантра-йоги», пред­назначенной, в числе прочего, для лечения психических расстройств путем неоднократного произнесения мантр с медитацией на опре­деленных образах.

Мантры связываются в сознании носителей языка прежде всего с санскритом и ведийскими языками (слово «мантра» по происхож­дению санскритское). Названия санскрита — sam-skrta — обозна­чает «составленный», «сложснный», язык, доведенный до формаль­ного совершенства. Основная цель использования «божественного языка» — санскрита — идеальная запись сакральных текстов. Эта задача была решена древнеиндийскими грамматистами довольно удачно. Еще В. Гумбольдт в статье «Характер языка и характер на­рода» признавал: «что касается греческого и латинского, то они обя­заны своим первоначальным устройством удачному выражению каж­дой мысли в древнеиндийском». С другой стороны, американский ученый Рик Бриггс назвал санскрит идеально пригодным языком для изучения проблем искусственного интеллекта: не утратив своей выразительности, санскрит в результате специальной обработки об­рел ясность и четкость математического характера, словом, все то, что и требуется для компьютера.

Для нас наиболее существен тот факт, что действующим нача­лом в мантрах считалось само слово в его конкретной звуковой фор­ме (и в момент произнесения), а совершенствование санскрита на­чиналось со стороны его звуковой обработки.

Мы уже отчасти аргументировали в начале работы правомерность применения автоматического анализа текста, ориентирован­ного на нормальную частотность звуков русского языка, к иноязычным текстам. Вспомним эти аргументы. Во-первых, должна быть общая точка отсчета для сравнения различных текстов. Во-вторых, речь идет о восприятии этих текстов носителями русского языка. В-третьих, русский язык и ведийские языки являются генетически род­ственными языками, что отмечается многими лингвистами. Неко­торые считают даже, что при переводе с ведийского на другие языки русский язык обладает рядом несомненных преимуществ перед западноевропейскими языками. Эти преимущества определяются как большой степенью соответствия между ведийским и русским, в силу лучшей сохранности в нем архаизмов, чем в западных языках, так и большей близостью русской (славянской) мифо-поэтической тради­ции и индо-иранской. (96]

Наряду с мантрами целесообразно рассмотреть тексты закли­наний, используемые в различных магических системах. Мы уже отмечали большую эффективность применения в заговорах иноязычных слов. Боязнь всего чужого можно рассматривать как след­ствие определенных первобытных представлений. Ощущение гру­бости, «поганости» чужих слов могло напрямую ассоциироваться

55

с возможностью использования древней формулы, как магической сакральной идиомы. Известно, что первобытные народы гораздо больше боялись колдовства чужаков, чем своих собственных кол­дунов. Естественно, потому, что проклятия (заклинания) на чу­жом языке могли восприниматься как более сильные, чем на род­ном. [99]

Исследованные группы мантр и заклинаний имеют общие зако­номерности, к которым можно отнести превышение нормальной час­тотности звукобукв Д, Р, М, X, Р, А, И. Особенно следует выде­лить А и М, которые в других группах универсальных суггестивных текстов встречаются реже, чем в обычных текстах. .

Поскольку гласный А является наиболее частотным в группе мантр и заклинаний, можно предположить, что эти тексты «окра­шены» преимущественно в ярко-красный цвет.

Символику красного цвета, характерную для древней восточной традиции, подробно описывает В. Сидоров в книге «Мост над пото­ком»: «Цвет любви и преданности... Когда-то в тебе должно возник­нуть ощущение, которое превратится потом в уверенность, что тебя любят. Любят как отец и мать, взятые вместе, и более того. На мно­гих случаях ты можешь убедиться в любви Учителя, ведущей тебя неизменно в гору, а не увлекающей тебя в бездну». [251]

Иными словами, красный цвет — цвет любви и Учителя. Если вспомнить традицию, согласно которой мантра передавалась стро­го от учителя к ученику — только тогда она становилась действен­ной, то красный цвет, цвет Учителя (божества) здесь оказывается вполне уместен и даже необходим. «Можно вычитать мантры из книги и повторять их до бесконечности, но если они не были даны Учителем, или Гуру, то они не будут обладать энергией или „активной силой''.(241]

Не останавливаясь подробно на анализе отдельных мантр и заклинаний, обратимся к проблеме, поставленной в 1851 году А.Н. Афанасьевым в книге «Ведун и ведьма»: «Г. Сахаров напечатал четы­ре песни, приписываемые ведьмам: одну они поют при полете на Лысую гору, другую — на самой Лысой горе, две — на шабаше... Об этих песнях существует такое поверье, что они известны только одним ведьмам и знахарям... К сожалению, язык этих ведовских пе­сен — непонятен; между прочим в них часто слышатся звуки: АА? УУ! ОО! ЕЕ! ЗГИНЬ! МЯУ»... Что песни эти понята и знакомы только колдунам и ведьмам: это поверье знаменательно. Знахарям главным образом известны заговоры, и шептания, составляющие их тайну»... И далее — вопрос исследователя: ,,Неужели звуки этих песен ничего более не представляют, как смесь странных непонят­ных слов?"»

В чем состояло таинственное знание ведьм? Может быть, это модификация сакральных текстов в непристойные (с точки зрения общественной морали) по схеме «святое — священное — запре­тное — опасное — нечистое — непристойное» ? Или обломки язы­ческих верований? А может, — деавтоматизация психических струк­тур под действием аффектов, схожая с разговором на «особом язы­ке» в сектах пятидесятников и других религиозных сектах?

Для ответа на этот вопрос попробуем сравнить результаты автоматического анализа мантр, молитв, заговоров, песней ведьм и двух текстов, полученных в результате самовнушенных автоматических действий. [238]

Результаты анализа обнаруживают следующее:

1) Несомненную близость всех приведенных текстов в фоносемантическом аспекте.

2) По-видимому, не случайным является совпадение и употреб­ление «звукобукв» в мантрах и песнях ведьм — и та, и другая тра­диции были ориентированы на приоритет звука.

3) Несомненно наличествует влияние славянских текстов, но при этом — избегание звука И. Может быть, именно ориентация текс­та на тот или иной гласный звук (пока гипотетически можно выде­лить два таких звука — А, И) и разделяет тексты на суггестивные и контрсуггестивные? По крайней мере, на данном этапе исследова­ния ясно одно: мантры и иноязычные (квазииностранные) тексты ориентированы на более жесткое кодирование личности.

Анализ универсальных суггестивных текстов в целом показыва­ет следующее:

1) Наиболее частотными признаками указанных текстов явля­ются: «яркий», «возвышенный», «сильный», «медлительный».

2) Наиболее «жестко» сконструированы мантры и формулы гип­ноза.

3) Нормальную частотность превышают во всех типах текстов «звукобуквы» Г, И; повышенной частотностью отличаются также В, С, П, Б, X, Р, М, Ж, Я.

4) Высокие звуки в универсальных суггестивных текстах состав­ляют в среднем 54. 76%; их больше в молитвах — 56. 16%, мень­ше—в мантрах и заклинаниях (соответственно 45.93% и 47.34%).

5) Славянские классические суггестивные тексты (заговоры, мо­литвы, заклинания) ориентированы преимущественно на гласный И, мантры — на гласный А. В текстах заклинаний сочетаются закономерности, характерные для мантр и славянских текстов.

По данным психологов, ввиду рефлекторного характера многих гласных звуков, их произношение первоначально должно было на­ходиться в исключительной зависимости от физиологических состо­яний. Кроме того, известно, что звук А происходит как рефлекс вследствие внезапного сокращения грудных мышц и прорывающей­ся путем сильного выдыхания при раскрытом рте струи воздуха через отверстия голосовых связок; при этом и здесь рефлекс часто также сопровождается последовательным придыханием — АХ, как это случается, например, при внезапном кожном раздражении рез­кого характера. Исходя из вышесказанного, можно предположить, что мантры ориентированы на более древние пласты подсознания и по происхождению старше заговоров.

6) Лексические показатели, рассчитанные для славянских текс­тов, в общем, совпадают между собой, за исключением формул ауто­тренинга. «Сдвиг» показателей в этом случае можно объяснить ма­лым объемом (краткостью) указанных текстов.

7) Грамматический состав славянских универсальных суггестив­ных текстов в целом характеризуется преобладанием существитель­ных (25.97%), на втором месте — глаголы (19.61%), на третьем — местоимения (14. 26%) и только на четвертом и пятом — прилага­тельные (12.7%) и наречия (9.45%). Такое соотношение соответст­вует данным А. Н. Гвоздева, наблюдавшего за развитием детской речи. Из грамматических категорий в первую очередь усваиваются категории с отчетливо выраженным предметным значением, а за­тем категории, в которых это предметное значение выражено все слабее: наиболее рано в речи ребенка начинает обозначаться объект действия, а глагол, обозначающий действие, появляется несколько позднее и часто ставится в конце предложения. Еще позднее появ­ляются прилагательные. В целом состав универсальголх суггестив­ных славянских текстов отличается от грамматического состава текс­тов технической и художественной литературы меньшим количест­вом существительных и большим — глаголов, что подтверждает ги­потезу Б. Ф. Поршнева об основной суггестивной роли глагола.

8) Наибольшее количество существительных — в текстах заго­воров, наименьшее — в формулах гипноза. Это естественно, т. к. в гипнотических формулах суггестивная функция выступает не латентно, а явно, что обеспечивается большим количеством глаголов. В молитвах, в силу их личной направленности, большое, по сравне­нию с другими группами текстов, количество местоимений.

9) Наиболее частотные сочетания звуков, в общем, верно отра­жают фоносемантические признаки текстов, так что можно предпо­ложить, что именно они составляют «каркас» фонетического значе­ния текстов. Многократное повторение одного и того же сочетания звуков в составе различных слов, по-видимому, обеспечивает такое же воздействие, как и мантра, состоящая из одного слога, повторяе­мая много раз. При этом, слова, содержащие одинаковые, превы­шающие нормальную частотность звуки и сочетания звуков, можно считать фоносемантическими синонимами, обеспечивающими ритм текста и латентно воздействующими на установку личности. В ряде случаев признаки, передаваемые через наиболее частотные слоги, я общие признаки текста не совпадают, следовательно, концентрация происходит на отельных звуках.

10) Небольшая средняя длина слова в слогах также обеспечива­ет ритмичность универсальных суггестивных текстов.

58

ТАКИМ ОБРАЗОМ, МЫ ВИДИМ, ЧТО УНИВЕРСАЛЬНЫЕ СУГГЕСТИВНЫЕ ТЕКСТЫ ИМЕЮТ РЯД ОСОБЕННОСТЕЙ, ОТЛИЧАЮЩИХ ИХ ОТ ДРУГИХ ТЕКСТОВ. КАК ПРОЯВЛЯ­ЕТСЯ ЭТА УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ В ИНДИВИДУАЛЬНЫХ СУГГЕСТИВНЫХ ТЕКСТАХ, ПОРОЖДАЕМЫХ «ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС»?

…мы слышали о Священном наречии Зензар, на котором были даны человечеству высочайшие Откровения…

И Черепанова. ДОМ КОЛДУНЬИ. Суггестивная лингвистика. (Стр. 81).

Молитвы нас косвенно уподобляют Отцу Небесному.

Сейчас уже общепринят факт, что религия и суггестия тесно взаимосвязаны. Об этой связи пишут многие психотерапевты и нахо­дят в религиозном опыте много поучительного и полезного. Имен­но под влиянием научного прогресса возрос интерес к молитве, по­явились статьи, связывающие молитву с проблемами биоэнергети­ки, телепатической связи и даже с пришельцами из Космоса. Но даже если оставить в стороне проблемы парапсихологии и сосредо­точиться на описании лингвистических механизмов молитвы, ста­новится ясно, что интуитивных догадок и вопросов здесь пока еще гораздо больше, чем ответов.

В книге «Музыкальное искусство и православие» Л.Н. Романов пишет о том, что, понимая универсальность слова, организаторы христианских обрядов с самого начала стремились к тому, чтобы а богослужении преобладали пророческие наставления, дающие на­зидание «не только сердцу, но и уму».

Символ для верующего должен быть легко узнаваемым. Имен­но поэтому церковь всегда боролась за устойчивую знаковую систе­му, за устоявшиеся в богослужебной практике символы. Стреми­лась стабилизировать свою семантику, отсюда и строгое соблюде­ние канона. Такой подход к слову выработал и особое понятие рит­ма, называя его «словесным». Слово, текст, мысль, несущая в себе христианское вероучение, — вот основной критерий при отборе музыкальных форм, присутствующих в богослужении. [296]

В нашем исследовании проанализировано 35 основных молитв, длиной в 2 271 слово, соответствующих христианскому типу мифологии.

Основной фоносемантический признак молитв — «светлый».

Прежде всего нужно отметить, что состав наиболее частотных звукобукв молитв существенно отличается от состава звукобукв за­говоров:

1. появляется звонкий простой краткий Г, глухой диезный дли­тельный Щ, звонкий простой длительный Ж; глухой простой дли­тельный X;

2) есть изменения и в оценке символики звуков : а) гласные И, Я, Б оцениваются информантами (по данным А. П. Журавлева) как «хорошие»; б) наиболее частотные согласные, как и в случае заго­воров, оцениваются как «нейтральные» (Г, М, В, В), либо как «пло­хие» (Щ, С, X, Ж, П).

В состав наиболее частотных звуковых повторов вошли звуки, не попавшие в состав наиболее частотных, подтверждающие ту же закономерность: О — «хороший», Н, Р — «нейтральные» и толь­ко согласный Л оценивается как «хороший».

Употребление звуковых повторов в общем должно обеспечить текстам молитв следующие признаки: «светлый», «радостный», «яркий».

Преимущественное употребление гласного И обеспечивает наличие голубого (синего) цвета, вкрапления О (желтого), Я (красно­го), Ю (сиреневого) дополняет цветовую гамму.

Преобладание «синего» И, как в заговорах, так и в молитвах едва ли является случайным: христианский миф пришел на смену язы­ческому, что и отразилось на характере сакральных текстов.

Эту общность еще в 1851 году отмечал А. Н. Афанасьев. Он писал: «Из рассмотрения слов, синонимичных ведуну и ведьме, на­ходим, что в словах этих лежат понятия сродственные, которые в язычестве имели смысл чисто религиозный, именно понятия: та­инственного, сверхъестественного знания, предвидения, предвеща­ний, гаданий, хитрости или ума, красной и мудрой речи, чарований, жертвоприношений, очищений, суда и правды, и наконец врачева­ния, которое сливалось в язычестве с очищениями». [10]

Наиболее полное описание христианской и вообще религиозной символики голубого и синего цвета мы находим в работе П.А. Флоренского «Бирюзовое окружение Софии и символика го­лубого и синего цвета». Обобщая теории Фр. Порталя, Леонардо да Винчи, Гете, Лидбитера, посвященные символике цвета, Флоренский достаточно однозначно связывает голубой цвет с идеями божест­венными, религиозными, «Лазурь» в своем абсолютном значении, представляет небесную истину; что истинно, что есть в себе — то вечно, как и наоборот, преходящее — ложно. Лазурь была поэтому непременным символом божественной вечности, человеческого бес­смертия, и, вследствие этого, естественно стала цветом траурным». [277]

Содержание высоких звуков в молитвах выше, чем в заговорах, а длина слова в слогах — чуть выше.

Индексы лексики в молитвах идентичны соответствующим ин­дексам заговоров, что еще раз доказывает их генетическую близость.

Грамматический состав молитв имеет следующие особенности: 1) ничтожное содержание числительных; 2) более высокое содержа­ние союзов (прежде всего союз «и»).

Остановимся подробнее на анализе одной из молитв — «Иису­совой». Иисусова молитва является основой одной из классических славянских психотехник, известной на Руси под названием «умно­го делания». (Особенно подробно описано «умное делание» в книге «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу»). [208]

Иисусова молитва применялась в двух вариантах: полном (Гос­поди Иисусе Христе, сыне божий * помилуй мя грешного) и сокра­щенном (Господи Иисусе Христе, * помилуй мя). Рекомендовалось начинать «делание» с наиболее простого сокращенного варианта и, по мере просветления, переходить к полному. Есть ля лингвисти­ческие отличия в этих вариантах? Анализ свидетельствует, что в полном варианте молитвы появляется признак «светлый», почти равноправный (по показателю) с ведущим признаком «тихий».

Состав звуков, превышающих нормальную частотность, в пол­ном и сокращенм варианте, также почти одинаков (С, Г, П, X, NT, И), только в сокращенном варианте превышает нормальную частотность еще гласный У (по данным А П. Журавлева он также «си­ний», но «тусклый» и «темный», в отличие от «светлого», «яркого» И). Следовательно» и здесь заметно усиление той же идеи постепен­ного просветления.

Грамматический состав Иисусовой молитвы характеризуется пре­обладанием имен существительных и собственных.

Золотое сечение (отмечено звездочкой) и в том, и в другом слу­чае перед словом «помилуй»» т. е. совпадает с кульминацией текста и делит его на две неравные части: развернутое обращение (боль­шая часть) и короткая смиренная просьба (меньшая).

Существует убеждение в том, что культовые ритуалы с точки зрения суггестии (внушения) могут рассматриваться как способ волевого воздействия. [216] Анализ молитв показывает, что это не совсем правомерно. Молитва в такой же степени котрсуггестивна, в какой суггестивна (недаром молитва широко использовалась хрис­тианами как защита от иррационального, опасного, злого). И на­против, на основании объективного лингвистического анализа молитв вполне можно согласиться с мнением ряда исследователей о целебном влиянии молитвы на физико-химическую и психофизио­логическую основы человека. [11,4]

Комментарий СК:

***** Ведийские Законы Изначальной Традиции Вед Божественного Развития, как в старину глубокую Яви, так и в Эру Нави от массового сознания скрывались, жрецами извращались и терялись.

Но в свою очередь, по мере развития человека, в первую очередь за счет Откровений Великого Рамхата, набиралось Мифологическое понимание Божественного Пути Развития.

Медленно и неуклонно человеческий Разум набирал свою мощь для понимания Прямого Учения Золотого Пути, Огненного Крещения по Откровениям Пророка и Философа И. Христа.

Надо отметить, что у Ведьм и Ведунов Сверхестественный, Надприродный Мир в виде Чертей и Ангелов располагался рядом, на Земле. Молитва же при мышлении Нави возносила человека на Небеса.
Триединое Волшебство Солнцеярного Иерусалима Небесного.

В каком «доме» удобнее?