Языковое бытие человека и этноса: когнитивный и психолингвистический аспекты материалы

В случае порождения вторичного текста аналогом такого механизма является тема первичного текста, которая представляет собой некое «ментальное образование, возникающее в мышлении в результате понимания текста и представляющее собой максимально свернутое его содержание» [6. С.158]. Данная тема отличается, с одной стороны, от темы-понятия (ей свойственна большая конкретность), а с другой – она может не совпадать содержательно и с замыслом первичного текста, поскольку последний, как правило, претерпевает изменения (иногда существенные) в процессе текстопорождения. Тема текста, будучи в каком-то смысле тождественной авторскому замыслу, отличается от последнего тем, что на ее основе может быть создан не один текст, а некоторое множество близких текстов, которые могут различаться (иногда значительно) как по форме, так и по содержанию. Они также образуют синонимический ряд, но специфика этого ряда заключается в том, что все тексты генетически связаны между собой общим первичным текстом. Синонимические ряды, образуемые первичными и вторичными текстами, отличаются по «источнику» своей межтекстовой близости: в одном случае это «тема-понятие», которую можно определить как общее (далеко не конкретное) представление о предмете будущих текстов, а в другом случае это тема данного (конкретного) текста. Совершенно очевидно, что степень близости во втором синонимическом ряду много выше и, следовательно, вероятность появления даже очень близких текстов достаточна высока. В качестве доказательства можно привести проведенный нами эксперимент по реферированию [7]. Тексты, полученные в процессе реферирования одного исходного текста, можно рассматривать как синонимический ряд. 

Доказательством синонимичности служат также похожие, а иногда и почти одинаковые переводы. Конечно, такие вторичные тексты могут отличаться как степенью близости к своему общему исходному тексту, так и полнотой развертывания его темы. Последняя задается жанром данного конкретного вторичного текста, его функциональной направленностью – замещать первичный (исходный) текст в другой культурной и языковой среде или только представлять его, информировать о нем.

Степень близости вторичного текста к своему источнику определяется и тем ментальным образованием, которое формируется в сознании автора вторичного текста. Очевидно, что при переводе таким ментальным образованием может быть как предметная (денотативная) структура исходного текста, так и его смысл. Главным отличием данных ментальных образований можно, по-видимому, считать критерий объективности/ субъективности. 

Поскольку денотативный уровень текста отражает объективно существующую предметную реальность, можно считать, что при порождении вторичного текста, для которого исходным является текст с доминирующим содержательным планом, почти всегда есть объективная возможность создать текст, эквивалентный исходному на предметном уровне. Бесспорно, вторичные тексты, созданные на основе денотатной структуры, составляют синонимический ряд, «члены» которого обладают достаточно выраженным «фамильным сходством», т. е. их родственность очевидна. 

Совсем другую картину представляет порождение текста, когда доминирующей ментальной структурой, возникшей в сознании в результате восприятия первичного текста, является не денотатная, а смысловая. Данная структура, в отличие от предметной, отличается достаточно большой субъективностью, и абсолютно объективного критерия для ее сопоставления с текстом нет и не может быть. Соответственно, меняется и сам процесс порождения вторичного текста: он становится более «авторским», приобретая черты «первичности». Причем эта первичность проступает уже на этапе осмысления. Если представить понимание текста в математических терминах «дано» и «найти», то можно сказать, что в текстах, где доминирует предметное содержание, имеется однозначное решение с объективно правильным ответом (ответ задан текстом, и можно говорить об объективно существующих ошибках – ошибках понимания). В случае текстов, в которых доминирует смысл, такого решения быть не может: это задача с неограниченным количеством правильных решений, каждое из которых может быть первичным (в значении «первый»). «Фамильное сходство» таких текстов может быть не столь заметно хотя несомненно, что и эти тексты связаны между собой на генетическом уровне и это не позволяет им совсем «оторваться» друг от друга. Они, можно сказать, образуют свое собственное межтекстуальное пространство, ядро которого составляет оригинальный текст. 

Вариативность текстов перевода одного и того же оригинала может быть различной. Среди факторов, от которых зависит данная вариативность, значительную роль играет фактор, который Ю. М. Лотман назвал «надежностью канала передачи», надежностью кода. При этом, как известно, самыми «надежными» каналами передачи (кодами) являются искусственные языки, естественные такой надежностью не могут обладать в принципе. В связи с этим Ю. М. Лотман пишет, что «спектр текстов, заполняющих пространство культуры», можно представить расположенным на оси, полюса которой образуют искусственные языки, с одной стороны, и художественные – с другой. Остальные, по мнению ученого, должны находиться на разных точках оси, тяготея то к одному, то к другому полюсу [8. С.160–161]. 

Если воспользоваться идеей шкалирования и представить себе ось, на которой расположены тексты переводов в зависимости от их близости к оригиналу, т. е. степени их первичности/вторичности, то центральную точку данной шкалы можно считать «золотой серединой», означающей идеальное соотношение первичного и вторичного в тексте перевода, «своего» и «чужого», точности и вольности. Это умозрительное, теоретическое соотношение; практика, как правило, предлагает нарушение этого равновесия. Реальные переводы всегда стремятся к одному из полюсов. Если попытаться распределить тексты переводов по данной шкале, то можно представить следующую картину. В область «наибольшей вторичности» попадают тексты научных и технических переводов, выполненные переводчиком, стремящимся к «вассальной службе» (выражение С.Аверинцева) оригиналу. В зону «наибольшей первичности» – художественные «вольные» переводы, выполненные переводчиком-поэтом с выраженной сильной субъективностью. 

У. Эко, чьи слова мы вынесли в эпиграф, говоря о переводе, пользуется понятием обратимости. Данное понятие взято им из определения перевода, которое дается «Альтавистой»: «Текст В на языке Бета является переводом текста А на языке Альфа, если при обратном переводе В на язык Альфа получается текст А₂, некоторым образом имеющий тот же самый смысл, что и текст А» [9. С.68]. Если принять данное определение, то перевод, бесспорно, является абсолютно вторичным и такие тексты должны находиться на полюсе «абсолютной вторичности». 

Но, как известно, полная обратимость практически невозможна, она достижима только в очень редких случаях, на уровне отдельных фрагментов текста. Конечно, возможна обратимость на уровне содержания, о чем речь шла выше, а не на уровне внешней формы текста, его языка, особенно когда речь идет о художественном тексте. Поэтому книгу о переводе У. Эко и назвал «Сказать почти то же самое» [9. С.109]. Выделенное нами слово «почти» как раз и указывает на то, что перевод практически никогда не является копией оригинала, это всегда новый текст, хотя он и является плодом вторичной текстовой деятельности. Другими словами, есть все основания утверждать, что вторичность перевода тесно переплетена с первичностью, особенно в случае художественного перевода. Однако и художественный текст может быть различен, может содержать больше или меньше скрытых смыслов, «провоцирующих» переводчика на соответствующее творчество, на его большую или меньшую вольность. Большое значение имеет и язык автора. Известно, что есть «переводимые» и «непереводимые» тексты и авторы. Интересными представляются замечания И. Бродского о переводимости А. Платонова и С. Довлатова, о языке этих писателей. Как известно, поэт очень высоко ценил Платонова как писателя-романиста, называл его величайшим прозаиком прошлого века, особенно отмечая значение того, что писатель «проделывал с языком». Согласно Бродскому, язык Платонова «заводит русский язык в смысловой тупик или – что точнее – обнаруживает тупиковую философию в самом языке». Именно Платонова Бродский называл самым непереводимым русскоязычным писателем. Что касается С.Довлатова, то тут он отмечал сравнительную легкость перевода довлатовских произведений на английский язык, «ибо синтаксис его (Довлатова) не ставит палки в колеса» [10; 11. С.360]. Но даже и тогда, когда текст переводить «легко», это не значит, что текст перевода является абсолютно вторичным.

Из всего вышесказанного следует, что вторичность перевода, будучи его онтологическим свойством, далеко не однородна. В связи с этим мы предлагаем различать степень и тип вторичности. Говоря о степени вторичности, мы имеем в виду некую «уровневую», «количественную» характеристику, позволяющую ранжировать вторичность как большую/меньшую, различать высокую/низкую степень вторичности. «Мерой» вторичности в данном случае может быть соотношение «эндо-» и «экзо-лексики» в тексте перевода [12]. В этом случае речь не идет о переходе текста перевода в другой дискурсивный ряд по сравнению с оригиналом. Считаем, что степень вторичности в большой мере определяют тип переводимого текста и личность переводчика.

Под типом вторичности мы понимаем дискурсивно-типологическое сходство/различие перевода и оригинала. В данном случае наиболее значимым параметром становится метод перевода. Здесь примерами могут служить хорошо известные переводы «Евгения Онегина» А. Пушкина и «Винни-Пуха» А. Милна, выполненные, соответственно, В. Набоковым и В. Рудневым. Данные переводы в сочетании с комментариями их авторов представляют собой дискурсивно иные тексты, имеют иную прагматическую установку по сравнению с оригиналом. 

Говоря о вторичности перевода, целесообразно также различать абсолютную и относительную вторичность. К признакам абсолютной вторичности относятся 1) хронологическая последовательность (перевод всегда следует за оригиналом); 2) заданность темы и содержания, а значит, заданность проекции текста на сознание; 3) определенная заданность языковых средств (эндо-лексики). 

К признакам относительной вторичности (или, условно говоря, первичности) можно отнести следующие: 1) формирование замысла как результата смыслового восприятия, которое неизбежно ведет к смысловому сдвигу, создавая тем самым новый смысл, а значит, и новый текст; 2) личностный, субъективный характер проекции сознания на текст, что порождает контртекст, модифицируя исходный; 3) смену языка, создающую новую внешнюю форму, которая, в свою очередь, неизбежно ведет к изменению и внутренней.

Таким образом, можно сказать, что (текст оригинала, преломляясь в текстах перевода, значительно расширяет свое смысловое пространство, увеличивая тем самым свою смыслопорождающую продуктивность. Все это означает, что перевод – это новая ступень в развитии оригинала (как смысловом, так и языковом), что и дарует последнему бытие, которое в англоязычной литературе получило название «after-life».
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ

1. 
   Дридзе Т. М. Социальная коммуникация как текстовая деятельность в семиосоциопсихологии // Общественные науки и современность. – 1996. – №3. – С.145–152. 
   
2. 
   Новиков А. И. Доминантность и транспозиция в процессе осмысления текста // Scripta linguisticae applicatae. Проблемы прикладной лингвистики-2001. – М.: Азбуковник, 2002. – С.155–181. 
   
3. 
   Топер П. М. Перевод и литература: творческая личность переводчика // Вопросы литературы. – 1998. – № 6. – С.161–178. 
   
4. 
   Виноградов В. С. Лексические вопросы перевода художественной прозы. – М.: Изд-во МГУ, 1978. – 174 c.
   
5. 
   Швейцер А. Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты. – М.: Наука, 1988. – 215 c.
   
6. 
   Новиков А. И., Сунцова Н. Л. Концептуальная модель порождения вторичного текста // Обработка текста и когнитивные технологии. – 1999. – № 3. – С.158–166. 
   
7. 
   Новиков А. И., Нестерова Н. М. Реферативный перевод научно-технических текстов. – М.: Наука, 1991. – 148 c.
   
8. 
   Лотман Ю. М. Семиосфера. – СПб.: Искусство, 2000. – 704 c.
   
9. 
   Эко У. Сказать почти то же самое. Опыты о переводе. – СПб.: Симпозиум, 2006. – 574 С.
   
10. 
    Бродский И. Послесловие к «Котловану» А. Платонова. http://www. worldart. ru/lyric/lyric. php?id=7907. 
    
11. 
    Бродский И. О Сергее Довлатове. Мир уродлив и люди грустны // Довлатов С.Собрание сочинений в 3-х томах. – СПб.: Лимбус Пресс, 1995. Т. 3. – C. 355–362. 
    
12. 
    Нестерова Н. М. Перевод в свете теории смысла А. И. Новикова // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. Вып. 11. – М.: МГЛУ, 2006. – С.139–146.