ОСОБЕННОСТИ ВОСПРИЯТИЯ КИНОФИЛЬМА ИНОЯЗЫЧНОЙ АУДИТОРИЕЙ

ОСОБЕННОСТИ ВОСПРИЯТИЯ КИНОФИЛЬМА ИНОЯЗЫЧНОЙ АУДИТОРИЕЙ

В современной этно- и психолингвистике большое внимание уделяется феномену восприятия одной культуры другой. При этом заметную актуальность приобретает направление, связанное с анализом восприятия и понимания текста реципиентом. В рамках этого направления, называемого психосемантическим, исследуются факторы, влияющие на восприятие, и изучаются протекающие в сознании реципиента ментальные процессы [1. С.325].

Особым интересом для психосемантического направления является изучение текстов, продуцируемых кинематографом разных лингвокультурных сообществ. Предполагается, что кинематограф представляет собой одну из форм выражения национального сознания и часть национальной культуры, поскольку, кино, как вид искусства, отражает специфические черты менталитета народа, его национальные ценности и модели поведения. Поэтому восприятие и понимание текста кинофильма в большой мере будут определяться картиной мира, существующей в сознании представителей того или иного языкового сообщества, ее национально-культурной спецификой.

Восприятие кинотекста имеет свойственную художественному тексту особенность. Он характеризуется наличием завуали-рованной авторской позиции, подтекстовых связей, что может усложнять понимание текста, но также и являться причиной разнообразия интерпретаций. В результате работы по осмыслению текста у индивида образуется проекция текста, под которой понимается «продукт процесса смыслового восприятия текста реципиентом, в той или иной мере приближающейся к авторскому варианту проекции текста» [2. С.35].

Считается, что реципиент может воспринять текст более или менее адекватно в том случае, если он принадлежит к тому же культурному сообществу, что и автор. В том случае, если они находятся в разных лингвокультурных сообществах, задача по осмыслению текста усложняется, поскольку требует от иноязычных реципиентов не только сформированных лингвистической, лингвокультурологической и коммуникативной компетенции, но и приобщения к иному национальному сознанию. Иначе говоря, «необходимо, чтобы в когнитивной системе индивида были выстроены вторичные когнитивные конструкции – значения, соотносимые со знаниями о мире представителей другой лингвокультурной сообщности» [3. С.24].

В настоящее время в лингвистике утверждается, что именно через тексты, продуцированные в иной культуре, реципиент открывает для себя концепты этой культуры и приобщается к иному образу национального сознания [3. С.24]. С этой позиции определенный интерес представляет исследование вопроса: насколько возможно изменение национально обусловленного образа сознания индивида под влиянием инокультурного текста.

Инструментом к исследованию индивидуального сознания, а также формой его модельного представления являются субъективные семантические пространства [1. С.82], поскольку они позволяют наглядно отобразить содержание образа сознания, выносить суждения о сходстве и различиях в знаниях и оценках субъектов путем вычисления расстояний между соответствующими значениями координатных точек в пространстве [1. С. 67].

В качестве предмета исследования был выбран кинофильм «The Queen» – «Королева» режиссера Стивена Фрирза. Выбор был обусловлен национально-специфической тематикой произведения: оно посвящено проблеме взаимоотношения британского народа со своей королевой. Это фильм о британской монархии и ее месте в общественном сознании.

В основе сюжета лежит история конфликта Елизаветы II со своими подданными, произошедшего во время трагической смерти принцессы Дианы. В этот момент консерватизм и верность традициям королевы не нашли понимания у ее народа, в то время как новый премьер-министр Тони Блэр, благодаря своей открытости и эмоциональности, приобрел большую поддержку и популярность в глазах британцев.

Композиционной особенностью «Королевы» является то, что фильм представляет собой ряд последовательных, законченных в смысловом отношении отрывков, сегментов, воспроизводящих определенные события, которые ограничены указанными перед каждым эпизодом датой и местом действия. Таким образом, у зрителя создается впечатление, что он имеет дело с исторической хроникой событий, произошедших десять лет назад с королевской семьей. Ощущение достоверности усиливается за счет нагруженности документальными и псевдодокументальными кадрами (как реальными репортажами британских каналов, так и детальными воспроизведениями настоящих репортажей, но с участием актеров).

Для того чтобы установить изменения содержания образа сознания реципиента, произошедшие в результате восприятия этого кинотекста, было решено провести экспериментальное исследование.

Особого внимания заслуживает тот факт, что все персонажи фильма воплощают реальных людей (Елизавета II, принц Филипп, принц Чарльз, королева–мать и другие), следовательно, у зрителей еще до просмотра есть сложившиеся образы. Хотя инокультурный реципиент, как правило, менее осведомлен о жизни и характерах героев, благодаря действию русских СМИ, у него должны были сформироваться определенные представления об основных персонажах фильма.

Поскольку в основе фильма лежит вопрос о взаимоотношениях представителей власти со своим народом, была поставлена задача проанализировать существующие в сознании реципиентов представления об этих взаимоотношениях до и после просмотра кинофильма и исследовать роль кинотекста в формировании новых смыслов у иноязычной (русской) аудитории.

Процедура эксперимента. Испытуемых, в роли которых выступали студенты – переводчики 2–3 курсов (всего 18 человек), просили оценить отношения героев с британским народом по следующим категориям:

• 
  Искренность
  
• 
  Близость
  
• 
  Заботливость
  
• 
  Прочность
  
• 
  Духовная общность
  
• 
  Комфортность
  
• 
  Внимание
  
• 
  Любовь
  
• 
  Доверие
  

3–это качество выражено максимально;

2 – это качество выражено в значительной степени;

1 – это качество выражено в некоторой степени;

0 – это качество не выражено;

-1 – скорее, в некоторой степени выражено противоположное качество;

-2 – противоположное качество выражено в значительной степени;

-3 – противоположное качество выражено в максимальной степени.

Объектами анализа были следующие личности: королева Елизавета II, принц Чарльз, принцесса Диана и премьер-министр Тони Блэр.

На следующем этапе эксперимент был повторен в другой группе студентов-переводчиков (тоже 18 человек), но уже после просмотра кинофильма. Просмотр осуществлялся на языке оригинала – английском.

Полученные таким образом индивидуальные матрицы данных суммировались в общегрупповую, которая затем подвергалась процедуре факторного анализа.

В результате обработки данных после поворота факторных структур по принципу varimax было выделено 2 относительно независимых, ортогональных фактора, интерпретация которых дается ниже.

1 фактор (48% общей дисперсии) включал следующие шкалы, перечисленные в порядке убывания веса факторной нагрузки:

• 
  Близость 0, 87
  
• 
  Прочность 0, 83
  
• 
  Заботливость 0, 76
  
• 
  Духовная общность 0, 75
  
• 
  Искренность 0, 74
  
• 
  Комфорт 0, 73
  

Второй фактор (32% общей дисперсии) включал шкалы:

• 
  Внимание 0, 87
  
• 
  Любовь 0,86
  

Семантическое пространство взаимоотношений героев фильма со своим народом выглядит следующим образом (рис. 1), где индекс 1 обозначает представление о личности до просмотра, а 2, соответственно, после просмотра кинофильма.

Из схемы видно: как до, так и после просмотра наиболее полярными по обоим факторам оказываются принц Чарльз и принцесса Диана. Причем принц получает наиболее негативные, а принцесса – наиболее положительные оценки. Интересен тот факт, что оценка Дианы значительно возросла, хотя в фильме ее образ воссоздан косвенно – документальными кадрами из репортажей и интервью. Возможно, это происходит потому, что на фоне других действующих лиц, а именно королевской семьи, она действительно выглядит «Народной принцессой». Принц Чарльз, хоть и не показан конфликтующим с британцами (напротив, он стремится наладить с ними связь за счет уступок требованиям и объявить траур по Диане), все же из-за постоянного акцента создателей фильма на его страхе перед своим народом (боязнь покушения) ухудшает свои позиции в восприятии зрителей.

Интересно соотношение двух главных персонажей – королевы и Тони Блэра. На графике видно насколько возросла оценка Блэра в его взаимоотношениях с британцами. Более того, максимальное изменение оценки на схеме отмечается именно у этого героя. Этот факт можно объяснить относительно невысокой осведомленностью молодого русского зрителя до знакомства с фильмом о роли бывшего премьер-министра в британском обществе и взаимоотношениях с представителями власти. Большой разрыв в оценке 1 и оценке 2 говорит о том, насколько сильно меняются представления об этой личности вследствие восприятия фильма.

Базируясь на полученных данных, можно утверждать, что представления русского зрителя о монархине и ее отношении со своими подданными практически не претерпевают трансформаций после просмотра фильма. Вероятнее всего, это объясняется стабильным в русском сознании образом британской королевы. Последний оказывается более устойчивым, чем образы менее заметных в политическом отношении личностей. Это свидетель-ствует о том, что единичный кинотекст может оказаться неспособным изменить укоренившийся в сознании субъекта образ человека.

Итак, полагаем, что в результате деятельности по восприятию и осмыслению кинотекста у иноязычного реципиента может произойти некоторое изменение содержания сознания, не вызывающее, однако, кардинальных трансформаций в когнитивных структурах сознания индивида.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ

1. 
   Петренко В. Ф. Основы психосемантики. 2-е изд. – СПб.: Питер, 2005. – 480 с.
   
2. 
   Залевская А. А., Каминская Э. Е., Медведева И. Л., Рафикова Н. В. Психолингвистические аспекты взаимодействия слова и текста. – Тверь, Изд-во «Твер. гос. ун-т», 1998. – 206 с.
   
3. 
   Гальскова Н. Д., Гез Н. И. Теория обучения иностранным языками. Лингводидактика и методика. – М.: Изд. центр «Академия», 2007. – 336 с.
   

Формирование позитивной и негативной оценки в ВИЗах подробно рассмотрено ранее [1; 2]. Но, говоря о формировании оценки в высказываниях, описывающих обонятельное восприятие, нельзя ограничиваться только оценкой со знаком «плюс» или «минус». Запах как физическая субстанция характеризуется и оценивается по своим качествам, силе, эмоциональному воздействию.

В данном случае речь идет о так называемом градуировании или градуальности. И. Рузин [3] считает, что запахи не содержат собственных градуальных атрибутов, все эти признаки запахов (сильный, слабый и т. д.) не собственные, а перенесены метафорически из других областей. С этим нельзя не согласиться. Но все же в языке устойчиво зафиксированы при обозначении запахов признаки их проявления по интенсивности. И можно говорить о градуальности субстанции «запах» в языковой картине мира, а именно об имплицитном градуировании (сильный запах – относительно более слабого и т. д.) или об эксплицитном градуировании (этот запах сильнее, чем тот): 1) …И скользит далекий запах травы, пыли, сирени, нагретого камня (Куприн). 2) … слышала еле уловимый запах лука (Ганина). 3)… в которой еще оставался чуть слышный фиалковый запах (Бунин). 4)… донесся и скользнул по палубе слабый запах меда и сырой травы (Куприн). 5) Легкий запах вербены улавливался в воздухе (Куприн). 6) Я… втягивал в себя крепкие запахи … порта (Куприн). 7) Атмосфера была пропитана крепким, першащим в горле запахом махорки, «жукова» и «цигарок» (Крестовский).

В подобных высказываниях оценивается сила восприятия запаха субъектом восприятия по шкале от самого слабого (далекий (1) и едва – еле уловимого (2) через чуть слышного (4) и слабого (5), легкого (6) до крепкого (7) и крепкого до першения в горле (8)). 

Подобным же образом представлена градация восприятия запаха адвербиальными определителями: 1) От палуб корабля так смутно тянет дегтем (Э. Багрицкий). 2) Пахло йодом, озоном, рыбой, водорослями, арбузом … и чуть-чуть резедою (Куприн). 3) ... и потому в комнате до сих пор слегка пахнет клеем (Куприн). 4) Из пещеры ощутимо воняло серой (И. Деревянко). 5) Как сильно пахнет полынь на межах (Тургенев), 6) Крепко пахнет от оврагов грибной сыростью... (Бунин). 7) Всюду сильно пахнет яблоками, тут – особенно (Бунин). 8) Сильно до духоты пахло хвоей (Чехов). 9) Несло от нее – будь здоров! (Н. Гончаров) от незначительного смутно (1) и чуть-чуть (2) через особенно сильно (7) и, наконец, до сильно до духоты (8) и будь здоров (8).

Запах оценивается воспринимающим и по его концентрации. Эта оценка также не воспринимается с каким-либо знаком (если оценка такого рода и складывается, то только контекстуальным окружением (выбором предиката типа «запах», «пахнуть» с отрицательной коннатацией или обозначением источника запаха): 1) Аромат инея и опавшей листвы тонко потянул по стойлам (Куприн). 2) ... слышится довольно плотный букет махорки (Успенский); именно этот жасминовый куст наполнил ее комнату густым ароматом в прошлую ночь. 3) ... от вязких и тучных запахов посиневшего сена (Распутин). 

Лексика определителей, характеризующих запах по концентрации, представляет собой метафорически переосмысленные определители из области характеристик физических субстанций (жидкости, воздуха и т. п.). 

Отметим, что в языке закрепляется такая характеристика восприятия запаха, как его стойкость. И в основном фиксируется устойчивость запаха, в то время как противоположное качество (улетучиваемость) описано не на уровне определителей, а на глагольном уровне, где обозначено движение запаха: 1) Тонкий многоцветный аромат устойчиво держится над садами... (Шолохов). 2) где неисходно пахло жестяною полудой (Крест.). 3) она переступила порог крохотной комнатушки,... с устоявшимся запахом табачного дыма (З. Каткова).

Качество запаха оценивается носителями языка через вкусовые ощущения. Восприятие вкуса трудно отделить от запаха (французская исследовательница Аник Форион из Компьенского ун-та в своих исследованиях доказала, что даже если заткнуть при еде обе ноздри, пахучие молекулы поднимаются к обонятельной слизистой части неба. Лишь вдувание воздуха в нос позволяет полностью устранить запах – тогда поток воздуха из ноздрей в носоглотку мешает пахучим молекулам подниматься к органу обоняния).

Психологами отмечается, что вкус и запах тесно взаимосвязаны. Речь идет о синестезии. С точки зрения лингвистики, синестезия – употребление слова, значение которого связано с одним органом чувств, в значении, относящемся к другому органу чувств. При интермодальности всегда можно выделить первичный модус, по аналогии с которым рассматривается другой. В данном случае (вкус и запах) доминирующим будет всегда вкус: сладкий запах – первичность вкусового модуса очевидна и выражение представляет собой метафору. И. Рузин [3] не считает такие выражения метафоричными на том основании, что запахи действительно дифференцированы по вкусовым качествам. Однако достаточно часто вкусовые определители употребляются применительно к несъедобным объектам (1–4; 7; 8). Поэтому вернее говорить о метафорически переосмысленных названиях вкуса: 1) … горько тянуло откуда-то дымком… (Бунин); Горек запах черной гари (Есенин). 2) Сладко пахнет васильками (Бунин). 3) По буфету пряно запахло этим ночным вокзальным самоваром (Бунин). 4) Прозрачно чистый воздух был наполнен доносившимся откуда-то со стороны сладко-горьким ароматом цветущей гвоздики и едва распустившегося жасмина. 5) Стоял кислый запах пива... 6) По кухне распространялся острый и терпкий запах очищенного лука (журнал). 7) ... и они (листья) пахли сладко, лекарственно (К. Паустовский). 8) ... ощутила соленый запах океана (газета). 

Вкусовые определители количественно ограничены при обозначении запаха перечисленными в приведенных примерах. Еще Аристотель выделял определенное количество вкусов: сладкий, горький, маслянистый, соленый, острый, терпкий, вяжущий и кислый. В 80-90 гг. 20 в. этот список продолжен, например, металлическим вкусом; остальные вкусы выведены на уровне пищевых добавок. Обычный человек распознает и называет только основные вкусы. Следовательно, и при определении запаха вкусовые номинации представлены ограниченным количеством лексем. Часто качество запаха оценивается просто прилагательным / наречием «вкусный» / «вкусно» (с актуализацией семы «приятный»): 1) Пора возвращаться в дощатый домик полярной станции, где вкусно и уютно пахнет печеным хлебом и уютом человеческого жилья (И. Соколов-Микитов). 2) Картошка жарилась на сковороде, от нее шел острый вкусный запах, и зверь, очевидно, прибежал на этот запах (Паустовский). 

Интересно отметить и такие определители, которые передают и оценивают восприятие запаха с помощью метафорически переосмысленных осязательных ощущений: 1) Влажно пахнут тополя (Ахматова). 2) Зарница осторожно мелькала над Троицким лесом и тепло, сухо пахло дубом (Бунин). 3) В полях сухо и знойно пахнет душицей и полынью, а в лесу овевает теплой влагой... (В. Язвицкий); физических ощущений: 1) Пахло едко нашатырем. 2) Свежо пахло морем (едкий – резкий, вызывающий физическое раздражение; свежий – прохладный, воспринимаемый дыханием, т. е. физически). 

В отличие от определителей вкуса и осязания определители цветообозначения редко служат для дифференциации запаха. Запах и цвет существенно различны. Сочетание цветообозначения и обозначения запаха всегда парадоксально и создает «семантический взрыв», что обусловливает его экспрессивную силу. Подобные сочетания характерны для художественных текстов, особенно поэтических: розы алый аромат (Ф. Сологуб), лиловый запах шалфея (М. Волошин), и запах совсем особый-какой-то густой, зеленый (Шмелев), Гаврик остановился, вдыхая какой-то синевато-свинцовый запах пороха (Катаев), Этот запах был желт, как желто было лежавшее на камнях двора ... солнце, да, да, желтый солнечный запах (Олеша), ... насыпали дом серебристым запахом нафталина (Цветаева) [4]. В основе подобных сочетаний – перенесение цветового признака с предмета-источника запаха на сам запах.

Определители отражают также психологический процесс переживания говорящим обонятельного восприятия, эмоциональную реакцию на это восприятие. Как уже отмечалось, связь запахов и эмоций научно обоснована [5]. Все запахи эмоционально окрашены, и это отражается в языке прежде всего в определителях: 1) ... неизъяснимо грустный запах излучают умерщвленные заморозками травы (Шолохов). 2) Волнующе пахнет политый асфальт (Р. Достоян). 3) Слышишь этот меланхолический, чисто осенний запах, и тоскуешь. (Куприн). 4) Меня встретил радостный запах новогодней елки. 5) Пугающий запах больницы преследовал меня. 

Запахи влияют на психику воспринимающего, вызывая различные чувства и состояния: еще пахнет им тревожно и шально воздух (С. Никитин) – наречие «тревожно» отражает чувственный аспект, а «шально» – психологический; «вас касался задумчивый и щемящий запах лесной хвои... (Т. Гэсс), от цветов жасмина исходил пьянящий аромат; ... лепестки которых издают вечером одуряющий запах. Используются определители и из других сфер человеческой деятельности, также метафорически переосмысленные: ... и потечет по лесу улыбчивый добрый дух от сосны к березе... (Троепольский) – из области этики; ... и смешивался с прохладой мирный запах нафталина (Бунин); От него всегда так уютно пахнет горным хлебом и чуть-чуть вином (Куприн) – из области образа жизни. 

Метафоры используют при описании ситуации восприятия запаха и просто как образные средства, привнося эмоционально-экспрессивный потенциал оценки восприятия запаха, способствуя смягчению или усилению этой оценки: 1) ... смолистый ласковый запах березовых распускающихся почек (Куприн). 

Метафорически переосмысленное определение «ласковый» в подобных высказываниях обозначает силу запаха, автором в данном случае актуализируется сема «слабый»: 1) Прохладная тихая полутьма и строгий мистический запах древних каменных соборов (Куприн). Метафорически переосмысленный смысл номинации «мистический» относительно запаха подчеркивает загадочность, необычность определенного запаха, отражает экспрессивное восприятие определенного запаха. 2) Не могу забыть этого запаха, который исходил от него, угрожающего и напоминающего смерть (Ю. Бондарев). Подобным образом обозначено экспрессивное восприятие опасности, что подтверждается в ряду однородных членов с «напоминающий смерть». 

Запах характеризуется узнаваемостью, следовательно, оценивается носителями языка и с этой точки зрения. В подобных высказываниях используются определители, выражающие осознанное отношение к восприятию запаха, квалифицирующие запах по признаку принадлежности в оппозиции: свой / чужой; знакомый / незнакомый; привычный / необычный – и представленные следующими номинациями: свой, по-своему, особый, особенно неповторимый, знакомый, знакомо, странный, подозрительный, привычный, привычно, непривычный, непривычно, наш / не наш, тот, прежний и т. д.: 1) Комната пахла особенно, по-своему: кожей, лаком и одеколоном, которым пользуется отец. 2) ... дом, так знакомо пахнущий восковыми свечами, липовым цветом, буфетной (Бунин). 3) ... и свой, особый запах есть у каждого ее острова (Бунин). 4) Он заснул счастливый ... вдыхая неповторимый железнодорожный запах краски (Ильф-Петров). 5) и тотчас же почувствовала странный, очень подозрительный запах (Чехов). 6) Можно представить, какие муки при этом испытывал человек, реагирующий даже на несуществующие для простых смертных запахи (газ.). 7) В квартире пахло тестом и ванилью и еще чем-то неуловимо знакомым, чему он не знал названия, но что прочно ассоциировалось у него с детством (Маринина). 8) «Не наш запах,»-отрапортовали газовики, приехав по вызову в один из домов Кировского района (газ.). 9) ... и от него чуть пахло теми, прелестными, прежними рождественскими духами (Куприн). Как правило, такая оппозиция в восприятии запаха уточняется еще и обозначением источника запаха (прямым (1, 5) или косвенным, описательным (2, 3, 7, 8, 9) или отсутствием такого обозначения (5, 6) во второй части оппозиции (чужой, незнакомый, необычный). 

Интересно заметить, что психологи, изучая эмоциональную сферу методом оценки запахов, применяют оценку запахов с помощью специального варианта семантического дифференциала, содержащего следующие шкалы: добрый-злой, хороший-плохой, жестокий-милосердный, скупой-щедрый, суровый-мягкий, веселый-грустный, активный-пассивный, холодный-теплый, ласковый-грубый, мягкий-твердый, яркий-тусклый, простой-сложный, сильный-слабый, интересный-скучный, знакомый-незнакомый, громкий-тихий, круглый-угловатый, легкий-тяжелый, чистый-грязный, быстрый-медленный, противный-приятный, глупый-умный, горький-сладкий [5]. 

В языковой картине мира не все характеристики этих шкал представлены (совсем не представлены характеристики запаха по шкалам круглый-угловатый, глупый-умный). 

Таким образом, можно отметить, что оценка запаха не ассоциируется с формой и практически не связана с интеллектуальной (рациональной) сферой, в отличие от эмоциональной и физиологической сфер. 

Смысловую картину оценочного высказывания определяет не только семантика предиката (1, 2) и эмоционально-экспрессивные возможности определителей. Существует ряд других грамматических и лексико-семантических средств, участвующих в формировании оценки и определяющих ее количество и степень проявления этого качества. Одно из средств связано с эксплицитным сравнением. Выделяются следующие средства:

а) основанные на эксплицитном градуировании, выраженном сравнительной степенью прилагательных и наречий: 1) ... а запах гнилых яблок казался еще острее и противнее (Чехов). 2) ... она почувствовала, что запах дыма стал куда сильнее (Арсеньева). 3) ... и эти тленные запахи делались еще нежнее и слаще (Бунин). В таких случаях сравнительная оценка дается относительно восприятия одного и того же запаха, наблюдается градация в восприятии какого-либо конкретного запаха во времени. 

б) основанные на противопоставлении какой-либо характеристики запаха в ряду однородных членов: 1) Цветы издавали не резкий, а нежный запах (запахи противопоставлены по интенсивности резкий (очень сильный) – нежный (слабый). 2) ... прижалась лицом к плечу, услышав за внешними, чужими запахами пряный и чистый, свой, дочкин запах (Ганина) (запахи противопоставляются по оппозиции свой – чужой);

в) сравнение двух запахов с целью идентифицировать, конкретизировать качества запаха через называние принадлежности определенному источнику: 1) И крапива запахла, как розы, но только сильнее (Ахматова) – запах крапивы уточняется через запах розы с указанием на большую интенсивность; 2) чувствую холод и свежий запах январской метели, сильный, как запах разрезанного спелого арбуза (Бунин) – конкретный запах метели сравнивается с конкретным запахом спелого арбуза по интенсивности и, следовательно, силе восприятия. 

Как правило, в речи восприятие запаха оценивается разносторонне, воспринимающий одновременно оценивает запах и со стороны качества, и со стороны интенсивности, насыщенности, эмоционально-экспрессивного и психологического воздействия: 1) ... грустный, чуть внятный запах вишневой коры поднимается (Шолохов) – запах оценивается по интенсивности и переживается эмоционально. 2) Я даже услышал с удовольствием давно знакомый мне, милый, свежий, чуть-чуть яблочный запах полированного ясеневого дерева (Куприн); при нейтральном предикате восприятия «услышал», неоценочной номинации источника запаха положительная оценка формируется определителем «с удовольствием», выражающим положительную оценочность при предикате восприятия, определителями «давно знакомый» (в оппозиции свой – чужой они воспринимаются со знаком положительной оценки), милый, свежий (метафорически переосмысленные обозначения запаха с актуализированной семой «приятный»), качественный определитель с указанием на конкретный запах (яблочный) и указанием на интенсивность запаха в наречии «чуть-чуть».

Оценка запаха может быть обозначена в языке не только с помощью определителей адъективного, адвербиального характера, не только эмплицитно обозначенными сравнениями, но и имплицитно: описательно, перифразами: Гранжеры – это относительно молодое неформальное течение. Как их распознать? Нет ничего проще – по запаху (мыться они не любят) – оценка выражена в перифразе, отсылающей носителей языка к фоновым знаниям, социально-бытовому опыту (запах немытых тел дурной). 

Таким образом, запахи как субстанция имеют особые характеристики. Оценка запаха формируется не только как негативная – положительная. Запахи как физические сущности характеризуются рядом признаков: силой (интенсивностью), качеством (спецификой, принадлежностью к определенному предмету), эмоциональными (по терминологии психологов) признаками. Отсюда бедность словаря запахов, объясняемая психологами слабой связью обоняния с вербальными процессами и сложностью называния запахов [6], восполняется в речи различными средствами, в частности рассмотренными здесь качественными определениями адъективного, субстантивного, адвербиального лексико-грамматических типов; использованием метафорически переосмысленной номенклатуры других ощущений. Именно в определителях запах получает свою оценку, или же определители конкретизируют оценку, отсутствующую в предикате (не маркированном или маркированном оценочно). 

1. 
   Гейко Е. В. Выражение оценки запаха в конструкции безличного типа (к проблеме выражения частной оценки в современном русском языке) // Семантические проблемы системы языка и текста – Омск: Изд-во ОмГПУ, 1998. – С. 59–63. 
   
2. 
   Гейко Е. В. Семантико-синтаксический аспект характеристики высказываний, содержащих информацию о запахе: модус // Восприятие: лингвистический и психолингвистический аспекты. – Омск: Изд-во ОмГУ, 2005. – С. 25–33.
   
3. 
   Рузин И. Г. Когнитивные стратегии наименования: модусы перцепции и их выражение в языке // ВЯ. – 1994. – №6. – С. 79–101. 
   
4. 
   Кожевников М. А. Необычные сочетания с цветовыми прилагательными // Язык и речь как объекты комплексного филологического исследования. – Калинин, 1980. – С. 67–83.
   
5. 
   Моносова А. Ж., Хомская Е. Д. Изучение эмоциональной сферы методом оценки запахов // Вопросы психологии. – 1993. – № 2. – C. 17–23.
   
6. 
   Lawless H. T., Engen T. Associations to odors interference. Mnemonics and verbal labeling // G. of Experimental Psychology. – 1977. – V. 3. – № 1. 
   

Хозяином всего Алтая и всех горных вершин считался дух – Алтай-ээзи. Его почитали повсеместно и в каждой местности указывали ту или иную гору, на которой он обитает, как правило, самую высокую. Говорили также, что живет он на ледниках, в пещерах. Дух Алтая всемогущ и милостив к людям. Но, как и все иные духи, он может наказать человека: наслать зимою бурю и ненастье, уничтожить скот, лишить охотников удачи на промысле, если люди забудут о жертве, что должны ежегодно приносить хозяину Алтая. Для него закалывали белого барана с рыжей головой, угощали молоком и чегенем (чеген – кислое молоко, напиток из кислого молока. – Т. Г.). Двойственность по отношению к людям – характерная черта всех алтайских духов, но несчастье человека не их «специальность». Зло настигает человека только в ответ на его непочтение, пренебрежение и жадность [1].

Алтайцы с древнего периода свою жизнь считают связанной с природой, с Алтаем, поэтому в первую очередь, алтайцы поклоняются Алтаю (восхваляют его – алкап, аластап jат), он дал возможность человеку выжить в суровых условиях, поклоняются его богатству, которое необходимо человеку, его водам и рекам, без чего невозможна жизнь минеральным источникам, которые восстанавливают здоровье человека [2. С.3]. Алтайцы возносили такие благопожелания (алкыш сöс) Алтаю (дается в русском переводе [3]):

Объезжая молодые деревья,

Приехали наш Алтай!

На Алтай зеленью цветущий,

Приехали в гости, наш Алтай!

Объезжая кедровый лес.

Приехали наш Алтай!

На серебром цветущий Алтай

Приехали в гости, наш Алтай

На звенящие стремена упираясь,

Приехали, наш Алтай.

К подножию голубых вершин

Приехали в гости, наш Алтай.

На блестящие стремена упираясь.

Приехали наш Алтай.

К подножию белых вершин

Приехали в гости, наш Алтай!

Алтаю, раскинувшемуся как чепрак,

Его перевалу – поклон.

Морю с катящимися волнами,

его броду – поклон.

Алтаю, раскинувшемуся как потник,

Его перевалу – поклон!