Ю. М. Кузнецова / Под ред. В. М. Астапова М.: Пер сэ

8
было вызвано неуместным или неадекватным стимулом, а сле-
довательно, обусловлено каким-то психологическим фактором 
или совокупностью неких непонятных факторов. Также следует 
предположить, что толпа людей, высота или пауки приобрели 
личное бессознательное символическое значение, в результате 
чего пребывание в толпе означает для индивида нечто иное, не-
жели для тех, кто чувствует себя в ней спокойно.
В принципе, тревога такого рода является, по крайней мере, 
симптомом, даже если он проявляется очень редко и выглядит 
столь незначительным, что предположение о необходимости 
лечения у психиатра каждого, кто имел подобное переживание, 
выглядит абсурдным. Подобные иррациональные страхи прису-
щи практически всем детям, а взрослые в большинстве своем 
признают наличие иррациональных неприязни и отвращения. 
Тем не менее у некоторых людей тревога возникает настолько 
часто и с такой интенсивностью, что человек практически стано-
вится недееспособен — это один из наиболее общих симп томов, 
на которые жалуются люди, обращающиеся за помощью к пси-
хиатру. Ситуаций и объектов, провоцирующих такую тревогу, 
великое множество, но наиболее часто встречается боязнь от-
крытого или ограниченного пространства, боязнь путешествий, 
змей, пауков, высоты и грома. В психиатрической терминологии 
такие страхи называются фобиями. Исследования показывают, 
что объект или ситуация, вызывающая фобию, становится сим-
волом какой-то стороны личности самого пациента и что его 
тревога на самом деле обусловлена страхом обнаружить ее.
Если бы все без исключения случаи тревоги были такого рода, 
можно было бы определить ее как иррациональный страх и пе-
рейти без дальнейших церемоний к психопатологии тревоги. Но, 
как я надеюсь показать, проблема тревоги значительно шире.
Тревога и беспокойство
Если некто говорит, что тревожится по поводу здоровья своей 
жены, логично предположить, что он подразумевает под этим 
следующее. Во-первых, он беспокоится о здоровье своей жены 

9
и желает ей чем-то помочь. Во-вторых, с его точки зрения есть 
что-то неясное либо в характере, либо в исходе ее болезни. Если 
мы проанализируем чувство беспокойства, то найдем, что оно 
похоже на предчувствие страха, но отличается от него тем, что 
страх относится не к чьим-то личным интересам, а к интересам 
того, о ком этот человек заботится. Беспокойство также побуж-
дает к действию, хотя в данном случае это не является способом 
ухода из ситуации, которая вызывает предчувствие, а является 
способом изменения обстоятельств, вызывающих беспокой-
ство. Тревожное беспокойство также имеет сходство с пред-
чувствием в плане содержания неизвестного или нераскрытого 
объекта. Однако первое отличается от последнего тем, что не 
является вторжением иррациональных психологических фак-
торов, а представляет собой неопределенность, возникающую 
при оценке серьезности реально происшедшего события. Таким 
образом, тревожное беспокойство и предчувствие роднят три 
аспекта: страх, неопределенность и желание действовать. От-
личаются они друг от друга тем, что тревожное беспокойство 
направлено на внешний объект и склонно провоцировать не из-
бегание, а изменение ситуации. Данные отличия, однако, заклю-
чаются не в самом чувстве, а в условиях, способствующих его 
возникновению. В формулировке как тревоги, так и беспокой-
ства можно использовать оба термина: тревога становится бес-
покойством, когда дело касается личных интересов, а беспокой-
ство становится тревогой, когда речь заходит об интересах дру-
гого. Основное различие между ними в значительной степени 
обусловливается достаточно условным разделением интересов 
на личные интересы и интересы внешнего объекта. Однако, если 
мы вспомним, как многие мужчины беспокоятся о своей личной 
машине или приусадебном участке, то поймем, что часто невоз-
можно отличить тревогу за себя от беспокойства за других.
Я намеренно упрощенно трактую тревогу предчувствия как 
нечто всегда неоправданное, а тревожное беспокойство как всегда 
оправданное. Разумеется, в действительности дело обстоит ина-
че. Как обеспокоенный безработицей человек опасается потерять 
работу, так и человек, обеспокоенный потерей работы, может 

10
быть излишне встревожен. Отсюда термин «сверхтревожный», 
который используется для проведения границы между адекват-
ным ситуации тревожным беспокойством и чувством, возникно-
вение которого обусловлено нераскрытым психологическим фак-
тором. Врачи, имеющие дело с тревожными пациентами, хорошо 
знакомы с их сверхтревожными родителями и родственниками. 
Работающие в детских учреждениях и детских клиниках нередко 
находятся под впечатлением того, насколько часто приходит-
ся переключать внимание с детей, чья симптоматика очевидна, 
на их сверхтревожных родителей. Заботливая мать, обнаружив, 
что врач обращается с ней как с пациентом, а не с ее ребенком, 
поначалу возмутится, но вскоре успокоится. Сверхтревожное 
беспокойство пациентов, страдающих неврозами, в известном 
смысле обманчиво, поскольку в данном случае представляет со-
бой лжетревогу, которая, выступая в роли беспокойства за дру-
гих, свидетельствует не о сильной привязанности к своим детям, 
а указывает на привязанность к себе и своей родительской роли.
Тревога и настороженность
Упомянутые выше две формы тревоги — предчувствие и тре-
вожное беспокойство — несомненно являются формами 
страха. Но как быть с человеком, утверждающим, что он испы-
тывает чувство тревоги перед просмотром какого-то конкрет-
ного фильма? Выражается ли он не точно или же употребляет 
слово «тревога» в значении, обнаруживающем еще один аспект 
проблемы? Этот вопрос немаловажен, поскольку уже существу-
ют психологи, не согласные с тем, что тревога имеет что-либо 
общее со страхом. «Некто», говорящий, что испытывает чув-
ство тревоги перед просмотром конкретного фильма, явно не 
встревожен походом в кино. Более щепетильный и педантич-
ный человек на его месте употребил бы, скорее, не слово «тре-
вога», а «напряжение» или «нетерпение». Я думаю, это было 
бы вернее, поскольку, видимо, подразумевается, что «некто» 
готов затратить какие-то усилия, чтобы посмотреть фильм, и 
ясно осознает существующую возможность преодолеть пре-

11
пятствия, мешающие его просмотру. Характерная черта, общая 
для подобного рода тревоги, для предчувствия и беспокой-
ства — не страх, а состояние настороженности или готовности 
исполнить какое-либо действие, точная природа которого не-
ясна. Человеку придется выяснить, когда и где демонстрирует-
ся фильм, и удостовериться, что вечером он будет свободен от 
других занятий.
Такая тревога является, по большому счету, выражением бди-
тельности и предусмотрительности, — данную точку зрения раз-
деляли Шэнд (Shand) и Макдугал (McDougall), психологи, отверг-
шие идею о том, что тревога представляет собой форму страха. По 
их мнению, тревога — не простое первичное чувство, но сложное 
состояние или настроение, которое формирует второй элемент 
ряда, включающего надежду, тревогу, уныние и отчаяние. Эти 
эмоции похожи тем, что указывают на отношение индивида к его 
желанию достичь чего-либо или овладеть чем-либо. Но там, где 
дело касается оценки вероятности исполнения желаний, они отли-
чаются друг от друга. Надеющийся человек ожидает исполнения 
желаний и не рассчитывает на неожиданные серьезные трудности. 
Он верит, что предпринятые им особые усилия помогут преодо-
леть возникшие осложнения. Человек, подавленный ожидаемыми 
трудностями, испытывает уныние, но все еще надеется на то, что 
есть некий шанс для достижения его целей, в то время как отчаяв-
шийся человек полагает, что стараться бесполезно. С данной точ-
ки зрения непосредственная близость надежды, тревоги, уныния 
и отчаяния зависит от интеллектуальной оценки природы и сте-
пени препятствий, вставших между субъектом и его целями, даже 
если эта оценка не очень точная, поскольку может находиться под 
влиянием темперамента субъекта. Полный надежд человек, столк-
нувшись с препятствием, вызвавшим у него тревогу, впадает в 
уныние или отчаяние, когда трудности кажутся непреодолимыми.
Если Шенд и Макдугал правы, предполагая, что сущность 
тревоги есть состояние настороженности, вызванное призна-
нием того факта, что для исполнения желания необходимо не-
кое действие, то она, разумеется, не является симптомом не-
вроза. Отдельные исключения лишь подтверждают правило. 

12
Настороженность — не то ощущение, от которого человек, об-
ладающий абсолютным психическим здоровьем, должен стре-
миться освободиться. Наоборот, тревога выполняет необхо-
димую функцию предупреждения индивида об опасности, что 
дает возможность осознавать и преодолевать препятствия, ко-
торые лежат у него на пути. Без нее человек должен быть либо 
безрассудным оптимистом, либо беспомощным пессимистом.
Тревога и будущее
Взгляд Шэнда и Макдугала на тревогу придает большое значе-
ние аспекту, кажущемуся второстепенным, если рассматривать 
тревогу с точки зрения патологии с ее неизбежной озабоченно-
стью, мучительностью и иррациональностью. Дело в том, что 
тревога — чувство, связанное с будущим. Ощущающий тревогу 
человек испытывает ее не по поводу уже происшедшего и даже 
не по поводу происходящего, но он тревожится о том, что мо-
жет произойти. (Несколько очевидных исключений исходят из 
того факта, что человек может быть встревожен, обнаружив уже 
случившееся.) Поскольку будущее всегда неопределенно, трево-
га входит в наше к нему отношение, — несмотря на все попытки 
свести ее к минимуму путем планирования личной и обществен-
ной безопасности или прибегая к помощи науки и религии, ко-
торые дают нам иллюзию, что будущее либо предсказуемо, либо, 
по меньшей мере, соответствует знакомому и постоянному об-
разцу. Невротическая тревога тоже касается будущего. Невро-
тик, испытывающий тревогу в толпе или на высоте, боится не 
своего настоящего пребывания в переполненном вагоне или на 
вершине горы, но того, что, по его представлению, может слу-
читься. Он полон страха, думая о том, как бы не осыпался склон 
или что, лишившись самообладания, он будет вынужден прыг-
нуть вниз. Во втором случае его пугает возможность быть раз-
давленным толпой или отдавить ноги своим попутчикам. В каж-
дом случае страдание касается не реальной ситуации, а некоего 
воображаемого события, которое может произойти в ближай-
шем будущем. Поскольку люди, страдающие фобиями, обычно 

13
не осознают, что это за событие, их тревога является, строго 
говоря, не страхом высоты, но боязнью того неизвестного, что 
может произойти, когда они на высоте находятся. Так как вы-
зывающее страх событие часто никогда не происходит, а пребы-
вание на обрыве или путешествия в переполненных поездах не 
избавят от тревоги, боязнь неизвестного будущего находится в 
конфронтации с настоящим. Точно так же тревожное беспокой-
ство субъекта связано не с его страданием в данный момент, а с 
каким-то возможным, но неопределенным несчастьем, которое 
может произойти с объектом его заботы. Плохие новости осво-
бождают от тревоги так же эффективно, как и хорошие новости, 
потому что, как я собираюсь объяснить в следующей главе, тре-
вога несовместима с печалью и горем.
Поскольку это чувство направлено в будущее, его когда-
либо испытывают только те, кто чувствует, что у них будущее 
имеется. И наоборот, пребывание в состоянии тревоги уже яв-
ляется показателем того, что человек не расстался с надеждой 
на будущее. Тот, кто действительно убежден, что потерпит не-
удачу на экзамене, не тревожится по этому поводу. Некоторые 
невротики знают, что можно изменить взаимоотношение меж-
ду тревогой и отчаянием, убедив самих себя, что они находятся 
в состоянии отчаяния и, таким образом, избежать ощущения 
тревоги. Например, можно отказаться от экзамена, чтобы избе-
жать тревоги при его сдаче и при ожидании результатов. Люди, 
страдающие от чувства безнадежности, также не испытывают 
тревоги. Самое потрясающее из всех пронизанных отчаянием 
стихотворений написано на английском языке — это стихот-
ворение Джеймса Томпсона (James Thomson) «Город страшной 
ночи» (The City of Dreadful Night). Его рефрен звучит так: «На-
дежды нет — не может быть и страха». Это, предположительно, 
парафраз афоризма Спинозы: «Страха не может быть без на-
дежды, надежды не может быть без страха». Тревога, таким об-
разом, является признаком жизни, и есть соблазн сказать, что, 
как и надежде, ей всегда найдется место в человеческом сердце. 
Вызываемая ею настороженность и ее физические послед ст вия, 
выражающиеся в повышении мышечного тонуса, ускорении и 

14
усилении пульса, обостренном восприятии, ответственна за 
тот факт, что состояние тревоги включает в себя некий элемент 
удовольствия и бодрости. Является общепризнанным, что при-
влекательность некоторых экстремальных видов спорта заклю-
чается в острых ощущениях, вызываемых ими. Однако жертвы 
невротической тревоги и беспокойства лишь изредка допус-
кают мысль о том, что они могут испытывать удовлетворение 
от своего состояния, даже если это очевидно для их друзей и 
родственников. Как в том, так и в другом случае существует об-
ширная статистика, подтверждающая вышесказанное. Оба ва-
рианта объективно подтверждают, что страх и невротическая 
тревога приносят удовольствие до тех пор, пока не слишком 
сильны, и так долго, пока некто чувствует себя хозяином поло-
жения. Однако, как только человек теряет контроль над ситу-
ацией, ощущение неминуемой беды уничтожает удовольствие. 
Либидизация тревоги, т. е. когда тревога заменяет все другие 
удовольствия, происходит обычно совершенно бессознательно 
и только у людей, потерявших контакт со всеми другими источ-
никами, приносящими радость.
Сигнальная тревога
Если предположить, что Шенд и Макдугал правы, считая, что 
основной биологической функцией тревоги является подго-
товка индивида к действию, тогда тревожное предчувствие и 
беспокойство представляют собой два конкретных примера ее 
приведения в действие. Они похожи тем, что пробуждаются не 
в связи с благоприятной возможностью, а в момент ожидания 
опасности, и возрастают под воздействием бессознательных 
психологических факторов. Благодаря последнему не только у 
многих современных психиатров, но и у широкой публики сфор-
мировался взгляд на тревогу как на невротический симптом.
Хотя взгляд на тревогу как иррациональную форму страха 
своим возникновением в значительной степени обязан влиянию 
психоанализа, последняя теория тревоги Фрейда, изложенная им 
в работе «Запрещение, симптом и страх»
(Inhibitions, Symptoms 

15
and Anxiety), по многим параметрам совпадает с теорией Мак-
дугала. В этой работе Фрейд отказался от своей первоначальной 
точки зрения, что тревога — это способ разрядки подавленно-
го либидо, что она заменяет его выделением двух разных видов 
тревоги, ни одна из которых не является либидозной. Первую он 
назвал первичной тревогой. Под ней подразумевались испуг или 
паника, возникающие, когда индивид потрясен действительно ка-
тастрофической ситуацией. Второй вид тревоги, возникающий как 
реакция на ожидание предстоящей опасности, назван Фрейдом 
«сигнальной тревогой». Несмотря на сложности в рассмотрении 
фрейдовской первичной тревоги как формы тревоги вообще (о 
чем будет рассказано в следующей главе), понятие сигнальной тре-
воги само по себе совершенно очевидно. Для того чтобы избежать 
первичной тревоги или испуга, индивид развивает способность 
воспринимать малейшие признаки надвигающейся опасности и 
предпринимает защитные действия до того, как вступит в реаль-
ную конфронтацию с этой опасностью. Поскольку Фрейд касается 
лишь области психопатологии, то надвигающиеся опасности, им 
рассматриваемые, такие как, например, опасность заново пережи-
вать побуждения, эмоции и воспоминания, которые до этого были 
подавлены, либо опасность отделения от объектов или частей са-
мого себя, без которых выживание представляется невозможным 
(в терминологии Фрейда это тревога отделения и тревога кастра-
ции), носят психологический характер.
Мысль о том, что сигнальная тревога возникает как реакция на 
угрожающее появление в сознании частей психического «устрой-
ства» индивида, подразумевает, конечно, антагонизм между собст-
венной личностью человека и ее страстями. Похоже на правду, что 
сигнальная тревога наиболее присуща людям, глубоко отчужден-
ным от своей инстинктивной и эмоциональной природы, но обла-
дающим развитой устойчивой индивидуальностью. У таких людей 
связь между сознательной частью своей личности и инстинктом 
ясно выражена метафорой, которая, как я узнал, присуща снови-
дениям многих пациентов: «прибрежный город получил известие, 
что надвигается приливная волна. Мэр города приказывает, чтобы 
били в набат и жители приняли все необходимые меры предосто-

16
рожности». Затем сновидец просыпается. Благодаря напоминанию 
сигнальной тревоги, которую олицетворяет набатный звон, меры 
предосторожности принимаются уже до того, как «приливная вол-
на» инстинкта или эмоций будет достаточно близко, чтобы начать 
паниковать по поводу ее последствий или чтобы пациент, либо его 
аналитик точно узнали, какую эмоцию она символизирует. Такие 
люди постоянно проявляют бдительность или настороженность, 
направленную внутрь и являющуюся зеркальным отражением 
тревоги, направленной вовне, о которой говорил Макдугал.
Тревога и вигильность
Бдительность по Макдугалу и сигнальная тревога по Фрейду 
являются зеркальными психологическими концепциями, но 
они имеют очевидную связь с биологическими и неврологиче-
скими концепциями вигильности. Чтобы избежать опасности 
или воспользоваться удобным случаем в целях самосохранения, 
организм вынужден быть настороже, предвидя возможность 
перемен в окружающей среде. Его органы чувств и нервная си-
стема призваны выполнять функцию «бдительного часового». 
Эта функция описана Павловым в следующем отрывке:
Как к еще одному примеру рефлекса, которым очень сильно 
пренебрегают, относится рефлекс, который мог бы называть-
ся познавательным рефлексом. Я называю его рефлексом «что 
это?». Этот рефлекс вызывает непосредственную реакцию у че-
ловека и животных на самые незначительные изменения в ок-
ружающем их мире, после чего они немедленно ориентируют 
свои органы восприятия в соответствии с воспринимаемыми 
особенностями вносящего перемену фактора с целью его пол-
ного обследования. Если животное не будет обладать подобным 
рефлексом, его жизнь в любой момент повиснет на волоске. В 
человеке этот рефлекс достаточно сильно развит, будучи пред-
ставлен в своей высшей форме любознательностью — матерью 
научного метода.
Приведенный отрывок не является определением тревоги, 

17
но отношение к ней Павлова отражено в утверждении, что при 
отсутствии исследовательского рефлекса жизнь может в любой 
момент повиснуть на волоске, а именно так каждый тревожный 
человек может охарактеризовать свои ощущения. Павлов фак-
тически описал то, что называется покоящейся фазой вигиль-
ности или простой бдительностью по отношению к возможным 
переменам в окружающей обстановке. Если, тем не менее, про-
исшедшая перемена несет в себе нечто странное и неизвестное, 
то вигильность переходит в следующую, более острую фазу, 
которая, на мой взгляд, может называться тревогой. Лиддел 
(Liddell), из чьей статьи «Роль вигильности в развитии неврозов 
у животных»
(The Role of Vigilance in the Development of Animal 
Neurosis) взят приведенный выше отрывок, также цитирует опи-
сание Витехорном «острого эмоционального переживания»:
Биологическое состояние, субъективно характеризуемое как 
чувство напряженного возбуждения со значительной тенденци-
ей к действию, сопровождаемое некоторой неопределенностью в 
целях действия и объективно характеризуемое повышенной мо-
торностью или неровно окрашенной активностью, с симптомами 
избытка напряжения, проявляющегося в лицевой и дыхательной 
мускулатуре, в треморе голоса и скелетно-мышечной деятель-
ности, на фоне внезапных изменений в деятельности внутренних 
органов. Это переживание, как правило, бывает неприятным.
Существует нечто большее, нежели количественная разница 
между этим типом вигильности и рефлексом «что это?», опи-
санным Павловым. Витехорн (Whitehorn) описывает состояния 
души и тела, которые развиваются после того, как возможная 
опасность уже осознана, но до того, как будут предприняты ка-
кие-либо действия. Индивид, следовательно, готов к действию, 
но не имеет возможности действовать и испытывает чувство 
без какой-либо возможности его выражения. Тот, кто сдавал эк-
замен, вероятно, знает, что он чувствовал до того, как прибыл 
в экзаменационное помещение, и до того, как прочитал вопро-
сы — и что он чувствует после того, как результаты уже опуб-
ликовали и его имя найдено в списке. Мне думается, это и есть 

18
сущность тревоги: опасность, проблема, контролируемая ситу-
ация, но ее точная природа неизвестна, и никакого эффективно-
го действия все еще нельзя предпринять. Тревога исчезает в тот 
момент, когда ситуация полностью проясняется; человек пере-
стает быть «часовым» и становится действующим лицом, а го-
товность к действию заменяется самим действием. Это, правда, 
происходит независимо от того, какова природа действия: идет 
ли «некто» вперед, использовав неожиданно открывшуюся воз-
можность, или справляется с проблемой, или постыдно обраща-
ется в бегство. В каждом из этих случаев тревога проходит. Ее 
место занимают либо какая-то другая эмоция, либо действие.
Тревога отделения
Еще одно утверждение Лиддела (Liddel) — «вигильность минус 
социальная коммуникация равняется тревоге». Хотя, на первый 
взгляд, данное утверждение неверно, поскольку очевидно, что 
можно быть вигильным и, не испытывая тревоги, находиться при 
этом в одиночестве. И наоборот, можно быть тревожным в про-
цессе общения с другими людьми, особенно если они тоже тревож-
ны. Лиддел тем не менее обращает внимание на два важных факта. 
Первый заключается в том, что тревога имеет тенденцию ослабе-
вать в присутствии других людей — при условии, что это будут зна-
комые люди и им можно доверять. Второй факт свидетельствует, 
что одновременные стресс и изоляция в раннем детстве постоянно 
влияют на дальнейшую способность иметь нормальные вигильные 
реакции. Последнее играет большую роль в предрасположенности 
к невротической тревоге в последующей жизни.
Лиддел показал, что во время отсутствия матерей ягнята в 
возрасте нескольких недель реагировали на стресс дрожью и 
становились пассивными и вялыми, поразительно контрасти-
руя с теми, которые оставались вместе со своими матерями. 
Они реагировали на стресс активно и энергично. Исследова-
тель также показал, что отделенные от матерей ягнята в пос-
ледующей жизни продолжали реагировать на стресс немощно 

19
и «невротически», в отличие от их сверстников, чьи реакции 
были энергичными и целенаправленными.
Наблюдения такого рода, проведенные на животных и на мла-
денцах, легли в основу идеи, что любая тревога — или, по край-
ней мере, вся невротическая тревога — является, в конечном 
счете, скорее тревогой отделения, т. е. реакцией на отделение от 
защищающего родительского объекта, чем реакцией на неопре-
деленную опасность. Существует, однако, возражение по этому 
поводу. Прежде всего, абсолютно нелогично в большей степени 
принимать во внимание отсутствие знакомой защищающей фи-
гуры, нежели наличие неизвестной угрожающей ситуации. Это 
подобно тому, как если бы видеть причину головной боли в от-
сутствии аспирина или утверждать, что обморожение — следст-
вие неподходящей одежды, а не сильного мороза. Во-вторых, и 
грудные младенцы, и детеныши животных не обязательно ста-
новились тревожными, если их оставляли одних. Они остава-
лись спокойными и довольными, при условии отсутствия иных 
причин для беспокойства. В-третьих, жестоко и противоестес-
твенно подвергать младенцев и детенышей животных двойно-
му испытанию — стрессу и изоляции от матери. Тот факт, что 
изолированные младенцы реагируют на стресс неумело, в дейс-
твительности указывает на то, что их вигильные реакции функ-
ционируют в соответствии с вигильными реакциями родителей. 
Дрожь и крики страдания детенышей являются, по-видимому, 
«знаковыми раздражителями», предназначенными вызывать и 
придавать силу вигильным реакциям их матерей.
Эти эксперименты, однако, наводят на мысль, что стресс от 
изоляции, испытанный в возрасте, когда естественно находить-
ся под материнской защитой, тормозит нормальное созрева-
ние способности к вигильности. Следовательно, необходимо 
строго различать два разных типа невротической тревоги. При 
первом, нормальные механизмы вигильности активизируются 
благодаря аномальным стимулам, — как в случаях сигнальной 
тревоги, вызванной угрожающим появлением подавленных им-
пульсов, и фобической тревоги, вызванной внешними стиму-
лами. При втором виде тревоги механизмы вигильности дают 

20
осечку, приводя к дрожи и ознобу вместо усиления деятельной 
активности и повышенной бдительности.
Здесь также следует упомянуть, что невротики, страдающие фо-
биями и истерией, не верят, что они способны и должны отвечать 
за собственную жизнь. Поэтому, вместо того чтобы искать выход 
из создавшейся ситуации самостоятельно, они ведут себя так, буд-
то все еще нуждаются в родительской защите, и в момент тревоги 
реагируют тем способом, который вызывает бессознательные за-
щитные реакции у окружающих. Иными словами, невротическая 
зависимость проявляется в неумении полагаться на свою собс-
твенную способность к вигильности. Как следствие этого возни-
кает необходимость вызывать вигильность и тревогу у других.
Таким образом, тревога есть ожидание чего-то, что еще неиз-
вестно. Поскольку неизвестное для людей включает также от-
чужденные бессознательные части самих себя, это «все еще неиз-
вестное» может быть или внутри, или вне субъекта. То же самое 
чувство может быть вызвано либо субъективными, либо объек-
тивными явлениями. Поскольку знание несовместимо с тревогой 
(не путать с отчаянием и безысходностью), побуждение знать, 
любознательность — «мать научного метода», может рассматри-
ваться в качестве тернистого пути к устранению тревоги. Лиддел 
предлагает считать, что «тревога сопровождает интеллектуаль-
ную активность как ее тень». Этот афоризм проистекает во мно-
гом из факта, что знание имеет неудобную тенденцию неожидан-
но обнаруживать все новые и новые сферы неведения, а следова-
тельно, порождает тревогу, которую было призвано ослабить.
Тот факт, что тревога провоцируется «все еще неизвестным», 
означает, что каждый очередной опыт будет ею сопровождать-
ся. Первый день в школе или на новой работе, первая ночь или 
праздник, проведенные вне семьи, первый сексуальный кон-
такт, дающий жизнь первому ребенку, первое столкновение с 
серьезной болезнью или смертью — все это столкновения с но-
выми обстоятельствами, ощущениями и эмоциями, к встрече с 
которыми предыдущая жизнь не подготовила. Следовательно, 
все перечисленное будет вызывать тревогу, не считаясь с тем, 

21

жүктеу/скачать 0.61 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: