1611 Saussy H. Magnetic Language: Athanasius Kircher and Communication // Athanasius Kircher: The Last Man Who Knew Everything / Ed. by P. Findlen. New York; London, 2004. P. 263–264.
1612 Визуальный ряд «Иероглифики» Валериано – это, таким образом, набор реконструкций. Теоретически за иллюстрации мог отвечать издатель, но похоже, что в данном случае иллюстратор тесно контактировал с автором (см. CurranB. Op. cit. P. 231). Вообще работа с иероглифами, в которой всегда важен визуальный ряд, явно все время подразумевала особо тесное взаимодействие ученого и иллюстратора, от «Гипнэротомахии Полифила» до трудов Кирхера.
1613 Этот иероглифический текст описывается у Климента Александрийского (Строматы 5.7.41–42) как изображенный на пилоне в Диосполе и у Плутарха (Об Исиде и Осирисе 363F–364А) как высеченный у входа в храм Афины в Саисе. Однако, как отмечает CurranB. Op. cit. P. 368, n. 17, по этому примеру хорошо видно, что Валериано, похоже, не использует текст Климента (ср. выше прим. 7). Последнее изображение Валериано вслед за Плутархом описывает как гиппопотама, в то время как у Климента на этом месте упомянут крокодил. При этом у обоих авторов приводится «перевод» надписи, который Валериано, однако, почему-то не использует. Очевидно, причина в том, что в тексте Плутарха этот «перевод» сильно попорчен и его приходится восстанавливать на основании Климента. Значит, Климента Валериано скорее всего действительно не использует. Толкование Климента и Плутарха выглядит так: «О рождающиеся (= ребенок) и умирающие (= старик), бог (= коршун) ненавидит (= рыба) бесстыдство (= крокодил/гиппопотам)». (CrevatinF., TedeschiG. Op. cit. P. 12 реконструируют такой стоящий за этими описаниями иероглифический текст – бессысленный, но состоящий из реальных иероглифических знаков: ).
1614 На самом деле у Геродота (История 2.102) говорится о Сесострисе вот что: «Когда он сталкивался с народами сильными и отчаянно сражающимися за свободу, то ставил на их земле стелы, на которых было написано его имя, имя его родины, и что он покорил эти народы своею силой. А чьими городами он овладевал без сопротивления и легко, у тех он ставил такие же стелы, что и у мужественных народов, но только еще дополнительно изображал на стелах женский срам, чтобы всем было ясно, что они слабаки». Валериано достраивает фразу до симметричной (сила = мужские гениталии), в результате становится не совсем понятно, что это – вторая из описываемых Геродотом стел, или какой-то синтетический вариант, замещающий обе стелы сразу?
1615 Как молнию интерпретирует предпоследнее изображение DonadoniS. Op. cit. P. 774; Валериано указывает, что молния имеет значение «слава», в главе 43.27. Альтернативных интерпретаций этого знака на материале «Иероглифики» построить не получается.
1616 См. Dempsey C. Op. cit., Russell D. Emblems and Hieroglyphics: Some Observations on the Beginnings and the Nature of Emblematic Forms // Emblematica. Vol.1. 1986. P. 227–243, Wittkower R. Hieroglyphs in the Early Renaissance // Developments in the Early Renaissance / Ed. by B. S. Levy. Albany, 1972. P. 58–97.
1617 Dempsey C. Op. cit. P. 372 считает, что этот знак взят из комментария Филиппо Бероальдо Старшего к Апулею, Метаморфозы 11.22, однако неочевидно, что Бероальдо считает упоминаемые там «густые закорючки, наподобие усиков», сочинительными союзами (Commentarii a Philippo Beroaldo conditi in Asinum aureum Lucii Apuleii. Venetiis, 1501. Fol. O ii r): «Он описывает форму иератических букв (ieraticarum litterarum), которые соединялись и сцеплялись наподобие усиков, чтобы любопытство непосвященных неспособно было читать такой текст. Об иероглифах писал философ Херемон. Такие буквы до сих пор можно видеть в Риме на обелиске поменьше <согласно Б. Каррену, обелиск Сан-Макуто> и еще некоторые другие рядом с Пантеоном Агриппы <согласно Б. Каррену, на пьедесталах статуй львов Нектанеба I>. А capreolatim <“наподобие усиков”> – наречие, которое означает “сцепленно и связанно”». (Чтобы получилась интерпретация Ч. Демпси, можно разве что считать, что «сцепленно и связанно» относится уже не к буквам, а к словам – но Бероальдо прямо этого не говорит.) CurranB. Op. cit. P. 181 полагает, что, хотя на памятниках, указываемых Бероальдо, конечно, используется обычный иероглифический шрифт, Бероальдо все же думает о каком-то теоретическом описании курсивного «иератического» шрифта. Главный кандидат тогда – это, по-видимому, Климент Александрийский, Строматы 5.4.20.3, однако из Климента вообще не так просто понять, что иератический шрифт должен быть курсивным (не говоря уже про «усики»), и, главное, написание ieraticus вообще скорее указывает, что Бероальдо знает это слово не из Климента, а из латинских глоссариев (ср., напр., глоссарий кодекса Sangallensis 912, VII–VIII в., i 16: «Иератические (ieraticas) – жреческие буквы у египтян»). Скорее всего на самом деле у Бероальдо речь не идет ни о сочинительных союзах, ни об иератическом письме, и даже Климента он вряд ли использует, ср. прим. 7. Под «иератическими буквами» Бероальдо явно имеет в виду просто иероглифы, а «обелиск поменьше» выделяет по понятной причине – на «обелиске побольше», Ватиканском обелиске, иероглифов просто вообще не было.
1618 См. Curran B. Op. cit. P. 148.
1619 Hypnerotomachia Polyphili, ubi humana omnia non nisi somnium esse docet, atque obiter plurima scitu sane quam digna commemorat. Venetiis, 1499. Fol. d vii r.
1620 Эразм Роттердамский в Adagia (опубликованных в том же издательстве Альда в 1508 г.), глава 2.1.1, ссылается на это изображение из «Гипнэротомахии», видимо предполагая, что его автор каким-то образом использовал несохранившийся текст Херемона (Ibid. P. 157–158); в выражениях, похожих на эразмовские («Еще я видел некий рисунок…»), на то же самое изображение ссылается и Фазанини в послесловии к Гораполлону 1517 г. (DrysdallD. L. Op. cit. P. 146).
1621 Римляне, в свою очередь, тоже заимствовали этот символ, происходит он, видимо, из восточного Средиземноморья (TarnW. W. The Greeks in Bactria and India. Cambridge, 1938. P. 329) и на самом деле скорее всего обозначал просто что-то связанное с мореплаванием; Тит, считается, стал чеканить этот тип в связи с извержением Везувия, подразумевается, ради умиротворения Нептуна (MattinglyH., SydenhamE. A. The Roman Imperial Coinage. Vol. II: Vespasian to Hadrian. London, 1926. P. 114). И Альд, и Эразм, как следует из эразмовского текста, об этих римских монетах знали (и считали, что там «написано» «Спеши медленно»).
1622 Вероятно, другой пример такой «скобки» - рамка в иероглифическом тексте Hypnerotomachia Polyphili… Fol. c i r: выражение «жертвуй богу природы» изображается как алтарь, служащий рамкой для глаза (= «бог») и коршуна (= «природа»), ср. PucciG. Il linguaggio dei segni. Geroglifici e semiologia delle arti visive nel Settecento // L’Egitto in Italia: Dall’Antichità al Medioevo / A cura di N. Bonacasa, M. C. Naro, E. C. Portale, A. Tullio. Roma, 1998. P. 795.
1623 См. DempseyC. Op. cit.
1624 Показательно, что Анний из Витербо расшифровывал как надпись из «египетских иероглифов» просто-таки буквально картинку – некий рельеф XII–XIII в., изображающий дерево с сидящими на нем птицами и саламандрой: CurranB. Op. cit. P. 123–126.
1625 Андреа Альчато (Альчати, Альциат, 1492–1550), выпустивший в 1531 г. первый сборник «Эмблем», до того в Болонье успел поучиться у упоминавшегося нами Филиппо Фазанини. Подробнее о влиянии иероглифов на эмблемы см. GiehlowK. Die Hieroglyphenkunde des Humanismus in der Allegorie der Renaissance, besonders der Ehrenpforte Kaisers Maximilian I // Jahrbuch der kunsthistorischen Sammlungen des allerhöchsten Kaiserhauses. Bd. XXXII. 1915. S. 1–232.
1626 Возможно, с этим надо связать рассуждения Кирхера о том, что смысл в иероглифическом языке, в отличие от обычного языка, разум мудреца постигает «одним взглядом» (uno obtuitu), разом (AthanasiiKircheriFuldensis Buchonii e Soc. Iesu Prodromus Coptus sive Aegyptiacus… Romae, 1636. P. 261). Ср. Pucci G. Op. cit. P. 797.
1627 Dempsey C. Renaissance Hierogliphic Studies and Gentile Bellini’s Saint Mark Preaching in Alexandria // Hermeticism and the Renaissance: Intellectual History and the Occult in Early Modern Europe / Ed. by I Merkel and A. G. Debus. Washington; London, 1988. P. 342–365.
1628 Lehmann P. W. Cyriacus of Ancona’s Egyptian Visit and Its Reflections in Gentile Bellini and Hieronymus Bosch. Locust Valley, 1977. P. 8.
1629 Что александрийский обелиск содержит надпись об Александре, действительно полагал, например, Андре Теве в «Космографии Леванта» 1575 г. (Dempsey C. Renaissance Hieroglyphic Studies: An Overview. P. 372).
1630 Фуко М. Указ. соч. С. 73 приводит другой пример того, как письмо становится «знаком второго порядка»: Клод Дюре пишет, что направления письма разных народов – слева направо, справа налево, сверху вниз, снизу вверх и «по спирали» – в совокупности образуют символическую фигуру креста (DuretC. Thrésor d’histoire des langues de cest Univers… À Yverdon, 1619. P. 990). Такого рода знаки для мышления в духе средневековых бестиариев, конечно, гораздо приятнее, нежели знаки исключительно фонетические.
1631 Эти значения подробно разбираются в последующих главах 37 книги, не переведенных нами.
1632 Некоторое количество египетских обелисков было ввезено в Рим, в основном при Августе (в итоге в Риме обелисков сохранилось больше, чем даже в самом Египте, так что ресурсы для изучения настоящей иероглифики у гуманистов в принципе были). В XV–XVI вв. некоторые из этих обелисков еще стояли, некоторые лежали на земле в виде обломков, некоторые периодически обнаруживались под землей: см. Platner S. B. A Topographical Dictionary of Rome / Compl. and revised by T. Ashby. Oxford, 1929. P. 366–271. Под «другими местами» Валериано скорее всего имеет в виду Стамбул и Александрию.
1633 «Столешница Бембо», «Доска Исиды», «Таблица Исиды» (Mensa/Tabula Bembi/Bembina/Isiaca) – приобретенная Пьетро Бембо в 1527 г. (скорее всего выкупленная у человека, у которого она оказалась после разграбления Рима в том же году: см. LeospoE. La mensa Isiaca di Torino. Leiden, 1978. P. 14–17) бронзовая доска с изображением в духе египетских настенных росписей с отдельными иероглифическими подписями (ныне хранится в Туринском Египетском музее). Сейчас считается, что это римское изделие I в. н. э. (возможно, изготовленное для храма Исиды на Марсовом поле в связи с его перестройкой при Калигуле или при Домициане), представляющее собой стилизацию под египетские росписи с бессмысленным декоративным набором иероглифических знаков вместо подписей. Во вступительном письме к 33 книге «Иероглифики» Валериано пересказывает разговор со своим дядей Урбано Больцани (ок. 1440–1524) о значении иероглифа, изображающего глаз, и венецианец Даниэле Раньери (или Реньер, 1458–1535) говорит Урбано: «Причиной того, что мы обсуждали эту тему, был образец некой доски, замечательной своей древностью, который прислал мне из Рима мой Бембо, а также многие рисунки на обелисках, которые можно найти в Риме; а поскольку ясно, что привезены они из Египта, а ты обошел весь Египет, где много таких надписей, и всегда с тщанием, интересом и прилежанием разбирался во всяческих древностях, то мы полагаем, что ты эти знаки знаешь» (ManningJ. The Emblem. London, 2002. Р. 66 видит в этом эпизоде отголосок жанра диалога; «Иероглифика» готовилась на протяжении многих лет, в принципе можно допустить, что сначала Валериано планировал написать ее в диалогической форме. GiehlowK. Op. cit. S. 110–112 же рассуждает на основании этого эпизода о существовании в Венеции начала XVI в. чего-то вроде египтологических семинаров – но это явно преувеличение, в пассаже Пиерио Урбано вообще-то читает лекцию о Пиндаре). Урбано действительно очень активно путешествовал по всему Средиземноморью, сопровождая будущего венецианского дожа Андреа Гритти, и бывал, среди прочего, в Египте, а кроме того, опубликовал в издательстве Альда Мануция первую латиноязычную грамматику греческого языка («Наставления в греческой грамматике», 1497) и, по-видимому, участвовал в подготовке альдинского издания Гораполлона. Во вступительном же послании к 20 книге «Иероглифики» Валериано пишет, что сам в гостях у Бембо рассматривал вместе с Якопо Саннадзаро эту столешницу, «на которой золотыми и серебряными линиями начертана вся древнейшая история Египта». Ср. Danzi M. La biblioteca del cardinal Pietro Bembo. Genève, 2005. P. 41–44.
1634 Гераиск – неоплатоник египетского происхождения, ученик Прокла. Валериано, кажется, имеет в виду текст словаря Суды (η450): «И вот этот Гераиск сам научился чувствовать различие между живыми и не живыми священными изображениями. Как он смотрел на них, так сразу его сердце пронзал божественный дух и он воспревал телом и душой, как будто одержимый божеством. А если на него не находило такое возбуждение, то это значило, что это изображение лишено души и что божество не вдохнуло в это изображение частичку себя. Так он понял, что в неназываемом изображении Эона обитает бог, почитаемый у александрийцев, который одновременно и Осирис, и Адонис, по мистическому, чтобы правдиво выразиться, богосмешению».
1635 Речь идет о базилике Сан-Лоренцо во Флоренции, в частности о «Новой Сакристии» (усыпальнице Медичи), которую оформлял Микеланджело в 1521–1534 гг. Там, среди прочего, расположены скульптуры Микеланджело «День», «Ночь», «Утро» и «Вечер», а также «Мадонна с младенцем».
1636 Может быть, намек на то, что Микеланджело уехал из Флоренции в 1534 г., не доведя до конца оформление сакристии и впоследствии перестав сотрудничать с Медичи. Знаменитая эпиграмма от имени статуи «Ночи», скорее всего написанная Микеланджело в 1545 или 1546 г. и делающая выпад непосредственно против режима герцога Козимо (DeTolnayC. Michelangelo. Vol. 3. Princeton, 1948. P. 135), звучит вполне бескомпромиссно: Caro m’è ’l sonno, e più l’esser di sasso, / mentre che ’l danno e la vergogna dura… «Я рада спать и еще более рада быть сделанной из камня, покуда всюду преступление и стыд…».
1637 Паоло Джовио (1483–1552), гуманист из Комо, епископ диоцеза Ночера-деи-Пагани, занимавшийся в основном натуральной философией и историей; среди прочего, написал «Историю своего времени» (1550–1552), а также много биографических и хорографических сочинений.
1638 Rerum humanarum imperitus; слово humanus здесь, видимо, употребляется в том значении, от которого позднее будет произведено слово «гуманизм», т. е. res humanae = humanitas «культура», «культурность».
1639 У Иосифа Флавия речь идет о потомках Сифа, которых Валериано, видимо, смешивает с «первомудрецами» аллегористов: см. подробнее вступление.
1640 Rerum coelestium rationem; Chevrolet T. L’idée de fable: Théories de la fiction poétique à la Renaissance. Genève, 2007. P. 99 переводит l’essence des choses divines «сущность божественных материй», но текст Валериано можно понять и таким образом, чтобы речь шла об астрономии, которую скорее всего имеет в виду Иосиф Флавий (у него речь идет о σοφία ἡ περὶ τὰ οὐράνια καὶ τὴν τούτων διακόσμησιν «знании о небесных вещах и их организации»). Впрочем, Валериано мог, действительно, понять текст Иосифа и в том смысле, что потомки Сифа были «первыми теологами».
1641 De consummatione mundi; теоретически это может значить также «о конце света», хотя не похоже, чтобы Валериано говорил о чем-то таком.
1642 Столпов, согласно Иосифу, было два для того, чтобы каменный выстоял и донес информацию до потомков в случае гибели кирпичного во время всемирного потопа (ср. также Георгий Кедрин, Краткое изложении истории 1.16 Bekker; Евстафий, Комментарий на Шестоднев 752 Migne). Обычно эти столпы связывают с иероглифическим письмом и Египтом, но у Иосифа никаких указаний на такую связь нет, видимо, она появилась просто из того, что столпы проассоциировали с обелисками (иногда еще их отождествляют со стелами, которые «Тот, первый Гермес» исписал «священнописными (ἱερογραφικοῖς) буквами», и о которых пишет, видимо, на основании Манефона Георгий Синкелл в Извлечениях из Хронографии, 40.31–41.9 Mosshammer, поскольку у Иосифа и Кедрина говорится, что один из столпов сохранился в некой Сириде, Σ(ε)ιρίς, у Евстафия Сеириаде, Σηιρειάδ, а у Синкелла стеллы находятся в некой Серидиаке, Σηριδιακή; однако Валериано еще не знает о тексте Синкелла). Впоследствии эти два столпа, смешавшись с столбами Иахин и Воаз, стоявшими перед Соломоновым храмом (3-я книга Царств 7.15–21), стали важным оккультным символом: см. MacPherson J. Jachin and Boaz and the Freemasons // The European Emblem / Ed. by B. F. Scholz, M. Bath and D. Weston. Leiden, 1990. P. 129–152 (впрочем, оккультные трактовки сюжета, видимо, древнее – существует, напр., коптский гностический апокриф «Три стелы Сифа»). В этой традиции постройка столпов стала приписываться Еноху (можно так понять текст Кедрина), который на одном из столпов записал иероглифами информацию о науках и ремеслах, а на другом – инструкции по нахождению тайного подземного храма, в котором хранилась уже настоящая запись тайного знания; а строители Соломонова храма снова находят этот подземный храм и снова ставят столпы (BrookeJ. L.TheRefiner’sFire: TheMakingofMormonCosmology, 1644–1844. Cambridge, 1994. P. 100).
1643 Это общее место античной биографической традиции о Пифагоре – ср., напр., Порфирий, Жизнь Пифагора 6, Теологумены арифметики 52 De Falco; Исократ, Бусирис 28; Валерий Максим, Знаменитые деяния и высказывания 8.7.иностр.2.6.
1644 «Послание Аристея» (Иосиф Флавий зависим от него в изложении этого эпизода и прямо признает это) – текст, согласно которому создание Септуагинты (греческого перевода Ветхого Завета) было организовано египетским царем Птолемеем II Филадельфом (царь в 283–246 гг. до н. э.) по просьбе знаменитого Деметрия Фалерского (ок. 350–ок. 280 гг. до н. э.), александрийского библиотекаря, поскольку тот обнаружил, что в библиотеке недостает книг еврейского закона; обычно этот текст считают хотя и ранним (середины II в. до н. э.), но псевдэпиграфическим (в смысле, что его автором на самом деле не является Аристей, придворный Птолемея, и описываемые в нем события вымышлены); сейчас, впрочем, иногда высказывают и мнение, что у описываемых событий могли быть исторические прообразы (см., напр., GuillaumeP. Alexandria as Cradle of Biblical Historiography // Ptolemy II Philadelphus and His World / Ed. by P. McKechnie and P. Guillaume. Leiden, 2008. P. 248–249). Так или иначе, ко времени написания «Иероглифики» сомнения в аутентичности «Послания Аристея» уже успел высказать Хуан Луис Вивес (AbsolutissimidoctorisAureliiAugustini, Opus absolutissimum, de Civitate Dei, magnis sudoribus emendatum ad priscae venerandaeque vetustatis exemplaria, per virum clarissimum et undequaque doctissimum Ioan Ludovicum Vivem Valentinum… Basileae, 1522. P. 620: «У Иосифа в XII книге “Древностей” приводится текст писем Птолемея к первосвященнику Елеазару и Елеазара к царю по этому поводу <о переводе Септуагинты>, и текст взят у Аристея, не того самого Аристея из Проконесса, а некого птолемеевского придворного, который утверждает, что он был в числе послов Птолемея в Египет <как указывают WassersteinA., WassersteinD. J. The Legend of the Septuagint: From Classical Antiquity to Today. Cambridge, 2006. P. 242, «в Египет» – явно просто описка Вивеса вместо «в Иерусалим»>. Под именем этого Аристея ходит книжица о переводчиках Септуагинты, но написана она, мне кажется, кем-то более поздним»). Валериано, видимо, имеет в виду, что текст Аристея исторически достоверен.
1645 Скорее всего Валериано выбирает трех авторов знаменитых сборников «всякой всячины», мелких заметок на разные темы: о «Смеси» Полициано (1489) и «Ста заметках» Бероальдо Старшего (1488) см. в настоящей монографии главу 17 (особенно прим. 182); из трудов Пьетро Кринито (Пьетро Бальди дель Риччо, 1475–1507), флорентийского гуманиста и ученика Полициано, имеется в виду аналогичное собрание всякой всячины под названием «Заметки о благородной науке» в 25 книгах (Commentarii de honesta disciplina, 1504), которое впоследствии активно использовал Нострадамус (см. Nostradamus. Les première centuries ou Propheties (édition Macé Bonhomme de 1555) / Ed. et comm. de l’Épître à César et de 353 premiers quatrains par P. Brind’Amour. Genève, 1996. Passim). (CurranB. Op. cit. P. 180 интерпретирует данное место «Иероглифики» иначе и считает, что Валериано перечисляет «важнейших ученых раннего периода, исследовавших египетские письмена»: Бероальдо написал о египетских иероглифах знаменитый пассаж в комментариях к Апулею, см. выше прим. 46; Кринито писал об иероглифах в «Заметках о благородной науке» и даже правильно разгадал значение иероглифа «вода», не упоминаемого в античных источниках – см. Ibid. P. 179–180. Однако, во-первых, Полициано тогда лишний – он занимался разве что «иероглифами в расширительном смысле»; во-вторых, «высочайших похвал» Бероальдо и Кринито удостаивались, конечно, не за коротенькие пассажи об иероглифах. Мы полагаем, что проблема решается проще: жанр маленьких заметок. в котором прославились все трое, вообще в принципе посвящен «разгадыванию загадок» древних текстов (см. главу 17), а понятие «иероглиф» в том расширенном до предела значении, в котором его употребляет Валериано в данном тексте, все такие «загадки» автоматически включает в себя.)
1646 У Вергилия речь о том, что лишь «немногие, к кому был благосклонен справедливый Юпитер», смогли пробраться при жизни в загробный мир и вернуться оттуда обратно; задача по проникновению в тайны древних символов, таким образом, ставится у Валериано на одну планку с «катабасисами» какого-нибудь Энея или Орфея.