Ю. Ю. Карпов взгляд на горцев взгляд с гор

обучались преодолению водных преград), там же они получали и проводников [ПМА. № 1690, л. 27—28 об.]. Это была участь приграничных районов, кото­рая в одних случаях оборачивалась для них благом, в других— лишней забо­той и нередко бедой.

Здесь впору поговорить о набегах, касаясь не столько их социальных, по­литических и других причин и аналогичных последствий для одной и другой сторон, сколько самой механики. Оговорю, что речь пока пойдет лишь о набе­гах одних «ближних» соседей на других, т. е. жителей приграничных террито­рий, у которых были свои мотивы и стимулы к этому.

Набеги всегда были систематически подготовлены и хорошо организованы. Зимой какой-нибудь предприимчивый дидоец собирал вокруг себя маленький отряд надежных и ловких людей и содержал их на свой счет. Как только при на­ступлении весны горные тропы становились проходимыми, они отправлялись в поход. Каждый из участников был обязан иметь при себе хорошее оружие и 40 пуль, бурку, две пары чувяк, 25 фунтов хлеба, семь фунтов копченого курдю­ка и известное количество пшеничной муки для приготовления бузы (напиток вроде пива). Понятно, что всю эту провизию они не могли постоянно таскать с собой; поэтому они прятали большую часть ее в лесу. Потом подкрадывались к ближайшим деревням. Как только утром пастухи выгоняли стада, разбойники по данному предводителем сигналу нападали на них. Если удавалось кому-либо из пастухов убежать и на помощь приходили солдаты, то разбойники быстро пря­тались в лесу; если выходили только крестьяне, то они с последними вступали в перестрелку. Взрослых и детей, которых схватывали, уводили в плен; когда ко­го-либо из разбойников убивали, то и они убивали первых, т. е. взрослых, а де­тей, преимущественно мальчиков, брали с собой в аулы, где те должны были принять ислам и часто были усыновляемы; взрослые же пленные продавались в рабство. Бывало, что детей возвращали за выкуп в 1000 рублей. Многие молодые грузины до того привыкали к новой обстановке и к новому образу жизни у своих похитителей, что отказывались возвращаться на родину. Существовали также определенные установления относительно раздела добычи. Кто брал пленника, получал его оружие и 10 рублей вперед; затем, отчислив 10% (хумс) в казну Шамиля, остаток делили поровну. Когда предводитель отправлялся в набег на собственный страх и риск, ему вперед назначали третью часть добычи; осталь­ное делилось на равные части.

[Ган, 1902а, с. 239]

Эти сведения записаны со слов человека, отец которого был предводите­лем в походах к соседям. В них следует выделить информацию об организаци­онных принципах набеговой системы. Это регулярность акций— «по весне, как стаивает снег» °, а равно и ответственность вожаков — содержание под-

и, кроме того, пути из кахетинского селения Сабуя на Кодорский перевал... На сей долине собираются все горцы, отправляющиеся для грабежа в Кахетию, и здесь же они имеют пер­вый ночлег при возвращении с поисков, — достигши с добычею этого места, они себя счи­тают в безопасности» [Мочульский (А), л. 90—91]. Красочное описание тренировочных бо­ев см.: [Лисицев, 1S46J.

То же фиксируют и другие источники (см., напр.: [Козлова (А), л. 4]). В одном из них значится, что партии «обыкновенно собирались после праздника наурус-байрама» [Переход войск, 1862, с. 158]. Наурус (новруз)-байрам — праздник встречи нового года, приходящий­ся на дни весеннего равноденствия.

Глава 4. Соседи

291

Грузинская сакля. Худ. Т. Горшельт

пятых ими на дело «смельчаков» за свой счет до успешного исхода мероприя­тия. Из последнего вытекало право вожака на большую часть добычи. Одно­временно это свидетельствовало об отсутствии в местной среде устоявшихся структур, обслуживавших набеги. Потенциально каждый мужчина мог рассчи­тывать па вождество в конкретном набеге, но дополнительных прав в обычной жизни он, как правило, был лишен.

Примечателен также вопрос о пленных. Для дидойцев, анцухцев, бежтин-цсв, т, е. тех, кто жил по соседству с Грузией, они являлись заманчивой добы­чей, но только в одном отношении. Местная экономика, равно как экономика едва ли не большинства других горных районов Дагестана, вовсе не требовала дополнительных, в том числе рабских рабочих рук. Рабство там практикова­лось, но патриархальное, домашнее, и то в удаленных от границы местностях. Содержать пленников-рабов в приграничных аулах было опасно— они могли сбежать и привести мстителей либо мстители появлялись сами. Информаторы пограничных с Грузией районов в один голос утверждают, что их предки сбы­вали захваченных в плен людей во внутренние районы Дагестана, и что с ними случалось в дальнейшем (в источниках XIX в. говорится о перепродаже плен­ных в Турцию), их мало интересовало. Пленники представляли конкретный ин терес— их можно было выгодно продать родственникам либо заинтересован­ным в дальнейшей реализации «товара» посредникам.

Из очерка Д. Бакрадзе «Сцены из грузинской жизни»:

...В окрестностях рыскали лезгины (дагестанцы. — /О. К). Они скрывались в густых кустах и котловинах, а иногда взбирались на деревья и оттуда выжида­ли или высматривали себе добычу. У лезгин в крови отвага, презрение к жизни и любовь к грабежу. Их резали, ловили и отсылали в город, и все это для них было нипочем. Они обходили кахетинские деревни и осторожно совершали по лесам свои воровские путешествия.

Далее в очерке излагаются события, связанные с кражей в одной из гру­зинских деревень детей:

Всех горцев было 13 человек. Предводитель этой небольшой шайки, не­смотря на старость, отличался удивительною живостью; все повиновались ему

292

Ю. Ю. Карпов. Взгляд на горцев. Взгляд с гор

безусловно. Костюм их мало отличался от грузинского: вся разница в белых слишком мохнатых шапках да в коротенькой чохе из горского сукна. Несмотря на суровый характер, старались быть веселыми и постоянно улыбались пленни­кам. Чаще других обращался к ним сам старик. Вопросы его были: богаты ли их родители, захотят ли они выкупить своих детей и сколько дадут?

Если малютки будут забыты своими отцами, говорил старик, то не нужно им печалиться: в Лезгистане к ним будут приветливы и их купит какой-нибудь бо­гатый лезгин, у которого они станут нести легкие работы: прислуживать дома, пасти стада. Если же они ему понравятся, пожалуй, женит их на своих дочерях и передаст им свое наследство, с условием, впрочем, чтобы они непременно отка­зались от христианской веры и приняли магометанскую. Когда они подрастут, сами увидят, как хороши лезгинки, и смогут выбрать себе в жены любую из них, Там много облезгинившихся грузин, которые имеют большие семейства и забы­ли свою родину. Несмотря на ласковые слова старика, разлука с родными и об­щество суровых горцев сильно подействовали на детей.

И в заключение автор поведал о главаре «шайки» и судьбе его близких.

Его знали под именем Азиса. Он принадлежал к числу лучших лезгинских фамилий. 12 человек его товарищей были все его дети. Азис, как и большая часть горских стариков, сохранял удивительную зоркость глаза и силу руки. Он был бесстрашен, хитер, очень ловок и храбр как нельзя более. Таким слыл он как в Кахетии, так и в Лезгистане. Старик побывал во всех почти кахетинских де­ревнях под именем мирного горца, продавая или выменивая горские продукты на грузинские. Несколько раз он уводил мальчиков в плен и сам же являлся к их родителям за выкупом... Но когда шалости его были узнаны, он исчез, боясь мести грузин, и начал таскаться с своими детьми по лесам, ища добычи. Азис пережил всех детей; одни были живьем схвачены, другие — зарезаны. Его само­го сразила пуля одного шестнадцатилетнего тушинца, которого старик хотел обезоружить и взять.

[Бакрадзе, 1850, № 93] (об Азисе см. также: [Потто, 1994, т. 5, с. 60—62])

Данная история поясняет не столько механику набегов на соседние терри­тории (здесь даже резоннее говорить не о набеге, а о своеобразном отхожем промысле), сколько психологию их участников (опять-таки с поправкой на ха­рактер акций). Во взгляде «промысловиков» на своих жертв не было злобы и ожесточения и, наоборот, присутствовало своеобразное сочувствие, какое может вызвать у азартного охотника пойманная дичь. Старик лезгин не кривил душой, когда описывал своему малолетнему пленнику перспективы его буду­щей жизни, вполне нормальной для обычных людей . Условие для этого бы-

³¹ Из материалов К. М. Шиллинга, собранных в аулах каратин: «В большинстве туху-мов имеются потомки „лагов" (пленников, взятых когда-то в Грузии), Некоторые „лагские" семьи насчитывают 8—10 поколений от времени пленения. Про „лагов" рассказывают: „Они жили у нас, как родные дети. Когда мальчик вырастал, его женили, давали землю, и он сам вел хозяйство. От грузин мы научились работать пилой и рубанком лет 100 тому на­зад. Грузинам, взятым в плен при Шамиле, было потом разрешено вернуться. Некоторые ушли, некоторые остались. Грузинского языка уже никто не знает. Среди потомков плен­ников были даже муллы и арабисты" [Шиллинг, 1993, с. 124]. Из работы автора середины XIX в.: «Несмотря на унизительное и тяжкое положение рабов, дети отпущенников пользу­ются всеми правами: во владениях (ханов и т. п. — Ю. К.) — простого народа, а в вольных обществах— свободных граждан. Сам же отпущенник вступает подчас в класс свободных и равен всем только в вольных обществах. Но так как он человек одинокий, которого легко

Глава 4. Соседи

293

ло одно — принятие мусульманства, что делало не самого пленника, но его потомков членами принявшей их общины (однако следует иметь в виду, что память о рабских/пленнических корнях тех или иных тухумов сохранялась ве­ками) . Как знать, не этот ли вариант имели в виду жители селения Нитаб при заключении договора с хунзахцами, когда обязывались «прилагать усилия для увеличения числа мужей» (см. гл. 2, 3). По крайней мере, изрядное количество тухумов во многих аулах Дагестана возводили свои корни к грузинам, в боль­шинстве случаев некогда плененным и доставленным (проданным) вглубь Стра­ны гор. А по уверениям грузинских крестьян, во второй половине XIX в. бесе­довавших с Д. Бакрадзе, и по свидетельству П. Иоселиани, в 1861 г. путешест­вовавшего по стране горцев, в Дагестане насчитывалось несколько селений, полностью заселенных их бывшими соотечественниками [Бакрадзе, 1890, с. 258; Иоселиани, 1862, с. 62—63] . Масштабность грузинского «следа» в Дагестане вызовет меньше сомнений, если принять во внимание, что только в ходе одной акции — нападении войск Шамиля на Кахетию в 1854 г. — было взято в плен 894 человека [Карахи, 1990, с. 64].

обидеть, то, пользуясь своею свободою, большею частью не покидает своего хозяина, а бе­рет в замужество одну из дочерей или родственниц его и поселяется при нем как член его семейства» [Неверовский, 1847а, с. 27—28]. По свидетельству оказавшегося в плену туши­на, он «был сыт и ни в чем не имел недостатка, кроме свободы» [Лисицев, 1846, № 35]. Из материалов, собранных в селениях бывшего общества Джурмут: «Гснеколобцы ходили в набеги на Грузию. Пленных, если они не сбегали, продавали обратно их родственникам. Ни одного пленного грузина либо жителя других аварских селений они не поселили на своей территории. Могли выделять им земли в стороне от собственного аула. Одного такого пленного грузина, захваченного мальчиком и воспитанного генеколобцами, они отправили жить, когда он вырос, в Камилюх (соседнее селение. — Ю. К.), за что генекодобцы отдали часть своей земли камилюхиам. От этого грузина, которого звали Тамаз, в Камилюхе про­изошел тухум Могори. До этого случая между камилюхцами и генеколобцами была вражда, но через передачу земли и переселение Тамаза между селениями установился мир» [ПМА, 1690, л. 23].

чал и основам мусульманской веры, и это считалось куда более важным делом, нежели получение денежного выкупа. Ведь с появлением новообращенца на одного христианина в мире становилось меньше. И за это приложившему руку к такому богоугодному делу отпускалась часть грехов [ПМА, № 1690, л. 71] . Однако взаимоотношения ближних соседей приводили не только к появ­лению отдельных лиц, их групп или целых поселений грузин на территории Дагестана, но и к появлению в Грузии селений «лезгин». Цитированный ранее Глиноецкий, который утверждал, что «хотя лезгины и очень часто спуска­лись... для набегов в Грузию, однако ж нигде в ней не утвердились», не впол­не прав. Вопрос этот интересен и важен для понимания истории горцев. По­этому рассмотрю его особо.

* * *

Выше упоминалась просьба бежтинцев (1848) к российской администра­ции на Кавказе о разрешении им в связи со страшным голодом в горах пересе­литься в Бежаньяны, что в Кахетии. Такое разрешение ими было получено, и немалое количество семей горцев поменяло тогда место жительства. Позднее, на завершающем этапе войны и по ее окончании, российская власть поощряла, I а то и собственной волей осуществляла аналогичные переселения [Акты, 1904, т. 12, с. 1102; Вейденбаум, 1888, с. 196]. Места вселения не были для горцев не­известными. Сезонные перекочевки со скотом, отходничество, торговля обу­словили тесные связи бежтинцев с Кахетией, где у них имелись постройки с распашками и загонами для скота [Лугуев, Магомедов, 1994, с. 42].

Западный и частично Центральный Дагестан, фигурирующий в грузинских материалах под названиями Дидо и Хунз, оказались включенными в орбиту политической жизни грузинского государства по крайней мере с XI столетия (откуда и легенды о грузинском происхождении дидойцев). Уже тогда Дидо вместе с долиной к востоку от Алазани (т. е. территорией Грузии), именовав­шейся Заречьем, составлял одно эриставство [Вахушти, 1976, с. 125, 128J. В том числе и по этой причине грузинские оппозиционеры официальной власти нередко скрывались в Дагестане (о чем упоминалось выше).

В первой половине XVI в. ситуация выглядела стабильной. При Леване1 (1520—1574) «страна полна была миром. И хотя кавказские лезгины не подчи­нялись Левану, однако и вреда ему не могли нанести. Говорили,— писал ис-

То же происходит, когда женишься, например, на русской женщине.

Глава 4. Соседи

295

торик XVIII в., — что когда при Леване некий лезгин из Дагестана напал на Заречье и увел одну корову, узнал об этом Леван, собрал в Заречье тайно отряд и выступил с проводником. Шел день и ночь, напал и схватил того человека с домочадцами и имуществом, привел на третий день туда же и убил всех, что­бы другие не осмеливались заниматься хищничеством. Он же, Леван, привел лезгин и поселил в Пипинети для того, чтоб возили они летом лед с Кавказ­ских гор. И это, — заключал историк, — породило зло, о чем будет сказано ниже» [Вахушти, 1976, с. 137].

Требование доставки льда к царскому двору выражало абсолютное пре­восходство грузинского государства над соседними горцами. Правда, уточне­ние историком того факта, что царь тайно (от кого?) собрал отряд подчинен­ных, дабы наказать одного дерзкого «дикаря», вызывает сомнения в крепости основ подобных отношений. И то, что произошло позднее и упомянуто Ва­хушти, а именно экспансия «лезгин» в Грузию— регулярные опустошения страны, углублявшие в ней политический кризис (вызванный многими причи­нами), очевидно, имело некоторые основания и предпосылки. Хотя в XVIII и в XIX вв. большинству в Грузии казался неожидгшным и противоестественным разразившийся одним-двумя столетиями ранее массовый «бунт» горцев. Имен­но XVI—XVII вв. датировали грузинские источники обострение взаимоотно­шений с дагестанцами, тогда как последние, точнее— потомки тех, кто неко­гда «взбунтовался» и завоевал часть территории Восточной Грузии, удревняли события [Коцебу, 1958, с. 252]. Но, в любом случае, общее развитие событий представлялось одинаково. Приведу версию, обстоятельно изложенную пол­ковником М. А. Коцебу на основании собранных им в 1826 г. «на месте» мате­риалов;

По рассказам старожил, отпадению... (части Кахетии от Грузии, составив­шей в последующем Джаро-Бслоканские общества и султанство Елисуйское, на­селенные «лезгинами». — /О. К.) причиной было следующее. Народы, живущие близ Кахетии за первым хребтом гор, как-то: чурмуты, кесерухи (аварские обще­ства Джурмут и Тлейсерук — Ю. А".), капали, мишлиши, кусури, цахури (цахур-ские селения Капал. Мишлеш, Цахур и расположенное на территории цахурско-го общества аварское селение Кусур. — Ю. К.) и под общим именем глуходары известные (ниже автор пояснял, что «глуходар на их языке означает: человек с открытой грудью; аналогия, примененная к их бедному состоянию, которое, по обычаю их, ничем сильнее выразить нельзя, как сказать: столько беден, что грудь прикрыть нечем». — Ю. К.) , от бедности и скудного произведения земли их в холодном климате приходили и поныне приходят на лето в изобильные до­лины древней Кахетии, где нанимались отправлять самые тяжелые работы един­ственно для пропитания себя.

Далее автор говорит, что «по мере увеличивающегося народонаселения за хребтом... пропитание» населения гор становилось все более проблематичным. и это вызвало увеличение потока отходников, пытавшихся найти работу в Ка­хетии. Однако вскоре и там рабочие руки стали избыточными, многие и мно­гие глуходары вынуждены были возвращаться ни с чем, а «от истинной ли

«Глуходары», вероятно, производив от грузинского слова глаха— 'бедный, убогий, нищий, худой, дурной, простой¹ [Чубинов, 1840, с. 128]. В работе Д. Бакрадзе упоминаются гулхадары или булхадары, термин, которым называли грузины-ингилойцы «всех лезгин, живущих в горах» [Ьакрадзе, 1890, с. 256].

296 /О. Ю. Карпов. Взгляд на горцев. Взгляд с гор

бедности, злобы или лишения разделялись на небольшие партии, искавшие на обратном пути приобретать воровством, чего не могли достигнуть честною за-работкою». Жители Кахетии, пожелавшие избавиться от этой напасти, запре­тили дагестанцам спускаться с гор, и это явилось «первым шагом, последстви­ем коего было раздробление Кахетии». Не удовлетворенные в своих житейских исканиях ближние соседи кахетинцев начали совершать регулярные военные рейды в Грузию за добычей. Вскоре к ним присоединились и жители удален­ных от границы территорий, также прельстившиеся надеждами на добычу, «так что число людей в партиях, выходящих на грабежи, могло простираться до 30 000 человек вооруженных». Правителям Кахетии удавалось некоторое время сдерживать напор горцев, однако их возможности оказались ограничен­ными, и в итоге, потерпев сокрушительное поражение от дагестанцев, они усту­пили им права на 2/3 (?) Кахетии. Произошло это, по информации, полученной М. А. Коцебу от джарцев, 600 лет назад [Коцебу, 1958, с. 252—253, 261] (см. также: [Бакрадзе, 1890, с. 255—256]).

В последней цифре есть все основания усомниться. В своей «Истории цар­ства Грузинского» Вахушти Багратиони привел эпизод из времени правления царя Картли Арчила (середина XVII в.), когда лезгины-чурмуты (джурмутцы) были сурово наказаны им за произведенное нападение на Заречье и Элисени. а джарцев (или чарцев, т. е. «лезгин», уже обосновавшихся в Закавказье, в быв­шем Пипинети), неучтиво доставивших к его двору лед на лошадях, он «велел бить и заставил снова принести лед на своих спинах» [Вахушти, 1976, с. 159]. В. А. Потто, использовав другие источники, рассказал историю разгрома гру­зинами якобы первого на южном склоне Кавказского хребта аула Сарубаш (Сарыбаш), заселенного «отчаянными головорезами» [Потто, 1994, т. 5, с. 55].

Селение Сарыбаш, наряду с некоторыми другими, было основано цахура-ми в ходе массовых переселений горцев на южный склон Главного хребта. То же делали и аварцы — жители пограничных с Грузией обществ. М. А. Коцебу обстоятельно изложил развитие данного процесса, хотя его причины не были им раскрыты до конца. От автора первой половины XIX в., преследовавшего свои цели, и не следует ожидать большего.

Миграция горцев Дагестана в пределы Грузии началась до XVI в. (по неко­торым данным, аварские поселения известны там с XIV в.) [Петрушевский, 1934, с. 192—194], а в XVI—XVII вв. она интенсивно продолжалась ⁶, в ходе чего определились районы вселения [История, 1988, с. 278]. Это были терри­тории с теплым, даже жарким климатом и более удобные для хозяйственной деятельности человека, нежели высокогорья

Закономерен вопрос: почему именно в этот исторический период наблю­далось данное явление?

Отчасти его поясняет политическая ситуация в Грузии, которая пережива­ла внутренние смуты, отбиваясь от внешних недругов— Персии и Турции. В

"' Один из авторов, писавших о джаро-бемжанцах, датировал захват «лезгинами» дан­ной территории XVII в. и называл имя их предводителя — Чабар-Алий [М-цев, 1850].

Глава 4. Соседи

297

подобной обстановке горцам было удобно выказать силу и попытаться завла­деть частью во всех отношениях привлекательной территории. Но что их са­мих сподвигло на это, чем был обусловлен импульс к движению? И здесь, как мне видится, правомерно уделить внимание природному фактору — наблю­давшимся в этот период изменениям климата.

Установлено, что на исходе первой трети 2-го тыс. н. э. климат на нашей планете существенно изменился. После малого климатического оптимума VIII— XIII вв. наступило похолодание, которое, с некоторыми флюктуациями, т. е. случайными отклонениями величин, продолжалось до середины XIX в. Это похолодание называют «малым ледниковым периодом». В Европе оно сопро­вождалось понижением температуры на 1,3—1,4°, что вызвало сокращение ве­гетационного периода почти на три недели, привело к увеличению площади ледников в Альпах и на севере континента. Последствия оказались ощутимы­ми и для людей — частыми стали неурожаи, болезни, эпидемии. В XV в. не­сколько десятков деревень в центральной части Англии пришли в упадок из-за отмеченных изменений климата. То же произошло со многими деревнями, расположенными в Альпах, часть из которых прекратила существование. В ис­тории Германии 1400—1480 гг. образно названы «эпохой запустения», так как в данный период наблюдалось массовое оставление пахотных земель. В целом на исходе Средневековья по указанной причине в Западной, Центральной и Северной Европе было оставлено от 20 до 60 % существовавших ранее дере­вень. В период максимального похолодания — конец XVIII—начало XIX в. — цены на зерно в Европе были существенно выше прежних [Борисенков, Па-сецкий, 1988, с. 62—71; Клименко, 2003, с. 16; Ладюри, 1971, с. 94 и след., 122—123, 157, 163]³⁸.

Имеющиеся данные позволяют считать, что похолодание непосредственно затронуло и Кавказский регион. Так, если в IX—X вв. уровень Каспийского моря был ниже современного почти на 5 м, что свидетельствует о теплом и сравнительно сухом климате в бассейне Каспия, то в XIV в. уровень моря на­много превышал современный, и это говорит о существенном похолодании в тот период. Во второй половине XIII столетия на Кавказе, как и в большинстве горных районов Старого света, активизировались ледники, что сопровожда­лось снижением снеговой линии в горах и являлось следствием понижения летних температур и увеличением количества осадков в теплое время года. С 1890 по 1946 гг., т. е. на момент нового потепления, наступившего по оконча­нии «малого ледникового периода», площадь ледников Кавказа уменьшилась на 8,5 %, и ныне она приближается к состоянию, которое наблюдалось на про­тяжении полутора тысяч лет до последнего похолодания. В средневековый пе­риод жители многих селений горных районов Центральной Армении оставили их по причине безводья, явившегося, в свою очередь, результатом понижения температуры на 1—2° [Борисенков, Пасецкий, 1988, с. 59, 82; Гричук, 1980, с. 66, 67, 80; Серебряный и др., 1984].

На территории Дагестан;! площадь горных оледенений весьма незначительна по сравнению с другими районами Кавказа [Гвоздецкий, 1968, с. 150], однако вследствие сухо­сти климата понижение температуры могло приводить к аналогичным последствиям.

298

Ю. Ю. Карпов. Взгляд на горцев. Взгляд с гор

История горных районов Кавказа лишена данных летописных сводов и иных четко фиксировавших происходившее документов, каковыми обладает Западная Европа. Поэтому говорить о последствиях изменения климата для людей можно, лишь ссылаясь на косвенные свидетельства. Отрывочные пись­менные источники зафиксировали регулярно случавшиеся на Северном Кавка­зе, в Дагестане с XIV по XIX в. эпидемии чумы, других болезней, чередовав­шиеся с голодными годами [Геничутлинский, 1992, с. 145; Лавров, 1984]. Но были ли они вызваны климатическими изменениями, по большому счету, су­дить трудно.

Осторожно надо относиться к свидетельству арабского географа и истори­ка XIII в. Захария Казвини, который говорил о таком сильном холоде в Цаху-ре, что вода в реке Самур там якобы находилась в замерзшем состоянии и зи­мой и летом (цит. по: [Генко, 1941, с. 96])^ЗУ. Большего доверия заслуживают свидетельства И.-Г. Гербера (1720-е гг.) о горных районах Южного Дагестана («...к горам живущие, питаются одною скотиною и не имеют пашен и хлеба, ибо от стужи ничего не растет, понеже горы, под которыми они живут, летом и зимою снегами покрыты, и снега, которые у них падают, в июле месяце разтае-вают, и для того убогие люди») [Гербер, 1958, с. 104] и Ф. И. Гене (1830-е гг.) от­носительно горного Дагестана в целом («Зима в верхнем Дагестане очень су­рова и продолжается 8 месяцев») [Гене, 1958, с. 344] (сравните с информацией о неурожаях в горном Дагестане в 1831 и 1832 гг. [Мочульский (А), ч. 1, л, 102]).

Подобные свидетельства, весьма неконкретные, можно было бы проигно­рировать и не соотносить с социальными и политическими процессами в крае. Однако в тот же период— в XV—XVIT столетиях— массовая миграция гор­цев в предгорья и на равнину началась и в Чечне, а в дальнейшем она развива­лась по нарастающей [Карпов, 2002а]⁴⁰. То есть в обоих случаях время начала миграций (из высокогорий до XVI в.) совпадает с указанными климатически­ми изменениями; следовательно, в них можно усмотреть взаимосвязь. Скорее всего, природный фактор не сыграл решающей роли в означенном процессе, но, очевидно, похолодание, имевшее начальные временные отметки и посте­пенно нараставшее, могло повлиять на ход социальных процессов в горном крае, в наиболее подверженных воздействию климатических изменений мест­ностях (подробнее см.: [Карпов, 20026]).

Так или иначе, но именно в это время среди ближних к Грузии горцев чет­ко обозначилась тенденция к экспансии па ее территорию.

Набеги цахурцеи и их союзников повторялись так часто, что грузины не в состоянии были долее держаться, они принуждены были оставить свои жилища и селиться по другую сторону р. Алазани. Таким образом, заняв горы и равнины (южного склона хребта. — Ю. К.), цахурцы расширили свои владения.

[Плотго, 1870, с. 10]

' Хотя если принять во внимание, что в начале XIV столетия льдом покрывались и Ад­риатическое море, и река Амударья, то подобная информация не покажется плодом фанта­зии. Здесь же можно упомянуть, что в самом начале XV и. глубокий снежный покров на­блюдался в Закавказье, на южном побережье Каспия и в Иране [Клименко, 2003, с. 13,19—20].

Глава 4. Соседи

299

Если ранее главным населенным пунктом и резиденцией правителя цаху­ров являлся аул Цахур в Дагестане, то в XVII столетии его резиденцией стал аул Елису, расположенный за хребтом (по преданиям, его заложили спустив­шиеся еще ниже к подножию предгорий жители Сарыбаша, т. е. первопосе­ленцы). Многие селения цахуров организовывали свои «филиалы» на террито­рии Кахетии. Посетивший описываемые районы Дагестана в самом конце ХГХ в. К. Ф. Ган замечал, что зимой в горах «можно наткнуться на такие аулы, кото­рые кажутся совершенно вымершими, так как жители со своим скотом спус­каются в Закавказье... где они живут в землянках» [Ган, 19026, с. 67—68] '.

Овладев новыми территориями, горцы перенесли туда практически в не­изменном виде те установления и порядки, которыми они руководствовались в Дагестане. Это было деление по тухумам внутри селений-общин (общины здесь складывались по таким же принципам, что и в горах; примечательно, что, по некоторым данным, каждая «деревня»-община включала в свой состав че­тыре тухума) [М-цев, 1850; Петрушевский, 1934, с. 197] и объединение общин в союзы, которые распоряжались общими землями и отстаивали свои интере­сы перед соседями и врагами . Неизменным остался порядок организации жизнедеятельности социума с народными собраниями, с выборными старши­нами и исполнителями, а также их отчетами перед членами джамаата [Кон­стантинов, 1846; М-цев, 1850; Пасербский, 1864; Петрушевский, 1934]. Однако дагестанцы оказались в новом для себя окружении. Хотя частично соседи бы­ли прежними и знакомыми, но выстраивать отношения с ними следовало по-новому. Район вселения аварцев и цахуров не был густонаселенным, к тому же, очевидно, их движение провоцировало часть жителей к оставлению зе­мель. Но большая часть грузин не покинула этот участок Кахетии и оказалась в зависимости от новопоселенцев.

Впрочем, по мнению историка И. П. Петрушевского, завоевания как тако­вого и не было (по крайней мере на начальных этапах миграции горцев), а

⁴¹ По данным переписи населения 1989 г., в Дагестане численность цахуров немногим превышала 5 тыс. чел, а в Азербайджане— территория бывших Джаро-Белоканских об­ществ в XX в. пошла в состав последнего — их насчитывалось более 13 тыс. чел. Тогда же там проживало более 44 тыс. чел. аварской национальности [Народы России, 1994, с. 69, 386]. В аварском селении Чорода (бывшее общество Джурмут) рассказывают следующее: «Раньше в Чороде было 500—600 хозяйств (горцы традиционно преувеличивают прежние размеры своих селений. — Ю. К.). Население на зиму переселялось в район Джаро-Белокан. Тогда там азербайджанских селений не было. Когда Шамиль после окончания Кавказской войны был в Петербурге, он просил царя, чтобы после 25-летней войны, в результате кото­рой народ чрезвычайно обнищал, передать земли по Алазани аварцам. Царь согласился. Горцам для переселения выделили деньги, построили дороги. Земли, на которые переселя­лись горцы, какое-то время не имели хозяина. Горцы ходили в этот район как па свою тер­риторию. Район селений Мазумчай, Лагодехи был заболоченным. Горцы, переселившиеся туда, болели малярией. Поэтому они не оставались там жить постоянно, летом обратно пе­рекочевывали в горы. В Белоканах жили тохотинцы — жители джурмутского селения Тохо-та» [ПМА, № 1690, л. 31 об.—32].

⁴² В XVIII в. на данной территории было 5 обществ; самое крупное, Джарское, включа­ло в себя 20 селений, остальные— Белоканское, Катехское, Тальское, Мухахское и Джиних-ское — от 2 до 7 селений.

300

имело место оседание приглашенных для службы в качестве наемных войск горцев, которые лишь постепенно, в условиях развала государственной маши­ны Кахетинского царства, овладели землями прежних феодалов. Поэтому гру­зинские крестьяне первоначально смотрели на новых соседей якобы как на осво­бодителей от крепостной зависимости [Петрушевский, 1934, с. 194—197]. Мож­но усомниться в подобной трактовке событий, тем более что в итоге грузин­ское население вынужденно отбывало джарцам в целом немалые повинности. Можно усмотреть насилие в том, что большая часть местных грузин вынужде­на была сменить веру и перейти в ислам суннитского толка⁴ . Однако послед­ний факт неоднозначен. Поменявших веру грузин стали называть инггшой, т. е. новообращенными. Приняв во внимание норму шариата, гласящую о равенст­ве всех мусульман и запрещении рабства среди единоверцев, можно отметить, что благодаря этому права разных групп населения формально были уравнены. Другое дело, как они реализовались.

Третий основной этнический компонент населения этой части Кахетии со­ставляли тюркоязычные мугсты. Они переселились туда из Азербайджана до утверждения власти «лезгин» и хотя подчинялись последним, но благодаря покровительству персидских и турецких наместников отбывали меньшие по сравнению с грузинами повинности.

В публицистике, да и в науке XIX в. преобладал взгляд на джарцев как на горцев, которые извечно досаждали Грузии, а их территория являлась базой для совершения набегов сородичей-дагестанцев. Название главного населен­ного пункта «лезгин» Джар (Джары, Чар) возводили к аналогичному грузин­скому слову, имеющему значение 'войско, армия' (возможно, это указывает на исполнение соответствующих функций горцами, некогда призванными гру­зинскими царями). Расхожим было мнение, что «сами лезгины пренебрегали мирным трудом земледельца, считая его неприличным и несвойственным вои­ну» [Утверждение русского владычества, 1901, с. 67], а свои повседневные нужды удовлетворяли за счет закабаленных ингилойцев и мугалов, чье неза­видное положение «побудило их (последних. — Ю. К.) к деятельности, к тру­долюбию, которыми они отличаются доныне» [Колюбакии, 1848]. Однако си­туация не была столь однозначной. Путешественники и исследователи, посе­щавшие указанный район по окончании войны и на рубеже XIX—XX вв., фикси­ровали другое, а именно чрезвычайное усердие «лезгин» в труде и в обустрой­стве собственной жизни.

Разбойники, раньше занимавшиеся разве только скотоводством, скоро пре­вратились в прилежных и ловких земледельцев, которые, вдобавок, стали зани­маться также и шелководством. Они скоро превзошли в этих занятиях вытеснен­ных и живущих с ними по соседству грузин.

[Ган, 19026, с. 58]

...Что касается до грузин... то по своему характеру они представляют со­вершенную противоположность с лезгинами. Грузин беспечен в высшей степе-

Для справки, подавляющая часть дагестанцев — сунниты, азербайджанцы же — му­сульмане-шииты. Здесь же приведу реплику автора первой половины XIX в.: «Пользуясь правами победителей, они разделили между собою поровну как земли, так и побежденных, назвав последних энгилойцами, или новыми лезгинами, с предоставлением им, однако ж, свободы христианского вероисповедания» [Неверовский, 1848а, с. 7].

Глава 4. Соседи

301

[Глиноецкий, 1862, т. 23, с. 125]

Насколько объективны такие оценки, судить не берусь, но очевидно, что «лезгины» не чувствовали себя временщиками на данной земле, и традиции в земледелии, в обустройстве собственных домов, заложенные их предками на другой земле, давали о себе знать в полной мере и здесь⁴⁴. Отзвуки тех же традиций, но иного плана, усматриваются и в характере сложившихся отно­шений с подвластными им ингилойцами и мугалами,

Собственниками земли в Джаро-Белоканских обществах являлись «лезги­ны». Автор середины XIX в. отмечал:

Каждый лезгинский тохум имеет известное число больших или меньших кешкелей — участков земли с лесом, лугами и пахотными полями. Кешкели эти отдаются для обрабатывания мугалам и ингилойцам на условиях, по которым земледельцы... должны платить землевладельцам известное, сообразное с вели­чиною и удобствами кешкеля, количество четвертей— пшеницы, ячменя, сара-чипского пшена и часть снятого сена.

[Пасербский, 1864, №59] (см. также: [Колюбакин. 1848])

Другой источник фиксировал несколько отличное положение. Грузины и мугалы как население присвоенной «лезгинами» территории остались на своих прежних землях (разделенных на участки кешкели) в качестве наследственных арендаторов. Они были обложены значительными, «но точно определенными податями и повинностями. Если принять во внимание, что побежденные поль­зовались более чем достаточным количеством земель, что они уплачивали собственникам кешкелей ни в каком случае не более одной третьей части, а иногда только десятую часть своего урожая, что владелец кешкеля не имел права держать их в крепостной зависимости и они не обязывались ему ника­кими личными повинностями, а тем более службою, что, наконец, наказаниям подвергались только по суду и притом на основании обычаев (адатов), доволь­но близких к их собственному праву, то будет понятно, почему к началу рус­ского владычества в Закавказье они почти слились с лезгинами, хотя сохрани­ли свой язык, нравы и обычаи. К сожалению, значительная часть этих гру­зин... успела к тому уже времени перейти в ислам» [Утверждение русского владычества, 1901, с. 67].

Эта оценка принадлежат автору, чуть ранее отметившему пренебрежение «лезгин»-воинов к труду земледельца. В свете известного, в последнем можно усомниться. Но очевидно, что «лезгины» в новых условиях сохранили тради­ционные представления о побежденных, о нормах регулирования отношений с ними. Как и в горах Дагестана, «пленники» постепенно включались в социаль­ную систему вновь сформированных обществ и, как в Дагестане, победители накладывали строго регламентированные повинности на подчинившихся жи-

Посетииший Грузию в начале 1770-х гг. И. А. Гильдепштедт отмечал: «Чарские села очень похожи на кахетинские, но только лезгины хранят запасы хлеба не в земляных ямах, а на чердаках своих домов, поэтому они попали в большое затруднение из-за сожжения сел. Во многих селах есть, по обычаю кавказцев, башня для стрельбы» [Гильдепштедт, 2002, с. 248].

302

телей. Косвенная связь с пахтой усматривается и здесь — более сильный поль­зуется долгосрочной рентой. Данное положение мало отличается от типичных форм вассально-сюзеренных отношений эпохи раннего феодализма. Тем не менее местная особенность все же имеется. Она заключается в учете правил — здесь представленных, хотя и в сглаженном виде, которые регулировали взаи­моотношения соседей в традиционных горских обществах.

4.2.2. Ближние соседи. Правила общения (окончание)

Все, что говорилось выше о ближних соседях, касалось отношений между дагестанцами и грузинами. Но очевидно, что такими же соседями являлись между собой и дагестанцы разных селений и обществ, и порядок связей между ними не может быть проигнорирован.

Взаимоотношения последних были далеки от идиллических. Заключение договоров и союзов между обществами являлось лишь одной стороной дела, к тому же с очевидностью говорившей о сложностях регулирования интересов. Договариваться приходилось, когда цели сторон различались или совпадали частично. Местные хроники, а Дагестан, с его восходящей к Средневековью традицией письменной фиксации происходящего, богат ими, тоже, как прави­ло, обращали внимание на то, в чем расходились интересы тех или иных об­ществ и каким образом противоречия снимались. Именно из таких фактов вы­страиваются сюжеты местных историй, запечатленные в памяти народа, тогда как мирная жизнь растворяется в бессобытийности.

Предмет спора или вражды обычно составляли земля и скот, а также поли­тическое влияние в округе. Примеров этому великое множество. В качестве образцов приведу рассказы, ныне бытующие в дидойских (цезских) селениях. Они незатейливы, но в этом их прелесть и содержательность, позволяющие до некоторой степени взглянуть на жизнь местных обществ глазами если не са­мих участников событий, то их прямых наследников.

Однажды сагадинцы напали на Нахуратль (Сагада и Нахуратль— дыа со­седних селения). Все жители Сагады пошли в сторону неприятельского селе­ния и остановились на горе над ним. В Нахуратле в это время была только од­на женщина по имени Халума со своими четырьмя взрослыми сыновьями. Са­гадинцы скатывали на Нахуратль большие камни. Но один из их богатырей (богъадуров) сказал: «Зачем нам драться с нахуратльцами?» Однако женщины обвинили его в трусости. И он, с целью доказать, что он не трус, перешел реч­ку и, расположившись напротив Нахуратля, несколько раз выстрелил в одного из сыновей Халумы, пасшего скот, и попал ему в ногу. Халума в это время бы­ла у родника. Сагадинец крикнул ей, чтобы она забрала тело своего сына. В ответ женщина показала на свой пах и крикнула, что таких сыновей она смо­жет родить еще много. Старший из сыновей Халумы в это время поднялся к роднику и убил сагадинца. Сагадинцы же забрали весь скот нахуратльцев, а также тело своего богьадг ра. 11оздпее нахуратльцы поднялись на пастбища са-гадинцев, схватили и связали их чабанов, а скот перегнали к своей башне, где его весь зарезали и устроили садаку (разделили между собой). После этого в Нахуратль пришли все сагадинцы с представителями других селений, чтобы восстановить мир между ними, и мир был восстановлен (записано в селении Нахуратль) [ПМА, № 1384, л. 78 об.—77].

Глава 4. Соседи

В дидойских селениях помнят и те давние времена, когда в них раз в год приходили отряды бежтинцев и анцухцев (сейчас последних обычно называют тляратинцами по названию современного административного района) для сбо­ра дани — с каждого хозяйства по две овцы. Рассказывают, что среди бежтин­цев был силач, способный, схватив зубами овцу за шерсть, продержать ее в воздухе 15 минут. После этого он бросал животное, и если овца не вставала на ноги, то ее, как слабую скотину, не брали. Бытует несколько версий рассказа об избавлении от подобной дани. Победу в сражениях дидойцам принесли не только храбрость воинов, но якобы и дельный совет мудреца Олу (о котором говорилось в первом параграфе предыдущей главы) либо военная хитрость, выразившаяся в том, что члены одного из отрядов, раздевшись догола, намаза­ли свои тела маслом, а сверху сажей и в таком устрашающем виде напали на бежтинцсв. Заключительной акцией явился поход объединенных сил дидойцев в Бежту, которую они разграбили, а жителей жестоко покарали — женщинам отрезали грудь, мужчин убивали, а иных уводили в плен. Пленных поместили в башню, что располагалась возле селения Шаитли. Позднее пленным бежтин-цам удалось бежать, и они удирали не оглядываясь до местечка Жамбаз. По другой версии, после десятилетнего рабства, когда пленников использовали вместе с быками при пахоте и молотьбе, им предложили вернуться к себе либо остаться. Бывшие лаги (рабы) выбрали последнее, но просили выделить им земли для отдельного селения. Дидойцами было высказано несколько сужде­ний относительно размещения анцухцев и бежтинцев— на самой границе с Грузией, чтобы они первыми принимали на себя удары тушин, на границе с Цумадой (соседний район Дагестана) с целью защиты дидойцев от нападений жителей этого района Дагестана, на снеговых горах. Мудрец же Олу предло­жил поселить их там, откуда приходят тляратинцы, что и было сделано. Так появился аул Генух, у жителей которого особый язык, хотя и родственный ди-дойскому и бежтинскому [ПМА, №1213, л. 17, 17 об., 49—49 об.; №1723, л. 12—12 об.].

Рассказы дидойцев на эту тему деталями и общей интонацией отличаются от сведений, которые в 1832 г. сообщил И. И. Норденстамм. Согласно его ин­формации, по-видимому, почерпнутой в Анцухе и Бежте, некогда эти два об­щества составляли союз, славившийся могуществом и богатством во всем Да­гестане. В то время дидойцы были им «подвластны вроде крестьян и платили ежегодно дань». Позднее союз распался, что ослабило каждое из обществ, и это почувствовали дидойцы, которые, не смея «явно отказаться от платежа» дани, ждали лишь подходящего момента. И он настал. Лет за 80 или 100 до да­ты письменной фиксации этих сведений в горах разразилась страшная болезнь, вероятно холера, в результате которой в Анцухе и Бежте «народонаселение уменьшилось до того, что некому было работать». Видя слабость своих «гос­под», дидойцы, под предлогом опасения заразы, отказались от уплаты дани. Прошел год, за ним другой, после чего анцухцы попытались было силой вер­нуть все на свои места, но тщетно, и «вынуждены были оставить их (дидой­цев. — Ю. К.) в свободе» [Норденстамм, 1958, с. 323].

Таковы отдельные, но характерные примеры отношений дагестанских об­ществ между собой, в которых акцент делается на соперничестве и вражде. В чем они схожи и чем отличаются от отношений и вражды с грузинами?

Есть общие черты — стремление к подчинению соседей и к тому, чтобы заполучить их богатство. Подчинение анцухцами и бежтинцами дидойцев на-

304

поминает отношения первых с жителями кахетинских деревень при том важ­ном различии, что у грузинских крестьян имелся хотя и не самый сильный, но все же покровитель — царь Ираклий, которому эти «господа» сами обязыва­лись оказывать услуги. Многие «вольные» общества Дагестана оказывали схожие услуги и платили дань соседним владетельным хозяевам горных и рав­нинных территорий — главам ханств, уцмийств и т. д. В документе, характе­ризующем власть и права аварских ханов в средневековый период, говори­лось: «Весь Дагестан от большого до малого, от великого до низкого, со всеми жителями горных и плоскостных мест без малейших противоречий повино­вался хану». И далее следовала «Опись ежегодным доходам... с подданных им за пастьбу на горах стад, пригоняемых туда разными обществами» [Материа­лы, 1980, с. 200, 202]. От подобных обязанностей стремились избавиться и бо­ролись за независимость различными средствами, но добивались ее не всегда. Однако в любом случае это были по своему «домашние» дела и проблемы, ка­савшиеся собственно Дагестана (что лишний раз оттеняет восприятие местны­ми жителями Страны гор как социальной и исторической общности). Здесь наиболее важными были споры за землю, которые разрешались различными способами, в том числе путем подчинения одного селения или общества дру­гим. Дань овцами и иным движимым имуществом по большому счету являлась второстепенной по значимости. И в этом плане отношения между ближними соседями внутри Дагестана и таковыми по другую сторону Главного хребта гор принципиально различались.

В спорах и вражде между дагестанскими обществами стороны часто обра­щались к посредничеству третьего субъекта. Здесь с очевидностью давал о се­бе знать принцип троичности, который обеспечивал стабильное функциониро­вание местных общин (джамаатов). В документе по истории цахуров, состав­ленном, как предполагают, в 1700 г., рассказывается о вражде местных обществ с рутульским селением Хнов, приведшей ко многим жертвам, и о посредниче­ской миссии некого Али-бека.

Али-бек, кроме скота, от хиновцев потребовал возвращения пленных... Али-бек устанавливает крепкий мир между Тургаем и хиновцами. И овец хиновцев отправляет на свои летние пастбища... Обе стороны без возражений остаются довольными этим договором. И более друг на друга не совершали нападения.

[Ибрагимов Г., 1980, с. 177—178J

В случае с «инородцами» («иноверцами») посредничество третьей сторо­ны, как правило, не было предусмотрено. Во многом по этой причине мы не располагаем достоверными свидетельствами о попытках подчинения дидой-цами тушин и наоборот (хотя в дидойских селениях рассказывают о якобы не­когда имевшем место подчинении им некоторых грузинских территорий) Произойди это, и на помощь дидойцам пришли бы многие из их дагестанских соседей, а к тушинам — пшавы и хевсуры. Непредусмотренность посредника-судьи (но не военного союзника) в спорных делах между «своими» и «чужи-

Чужая территория, очевидно, была малопривлекательной и по той причине, что она во всем изначально являлась «чужой» — ее населяли чужие духи (каждый горный район Гру­зии имел своих божественных покровителей), обитавшие в земле, воде и т. д. В этом плане представления населения горного Кавказа были близки таковым ряда «примитивных» об­ществ иных континентов (см.: [Шнирельмап, 1994, с. 149]).

Глава 4. Соседи

305

ми», очевидно, была сознательной. И одна из причин этого заключалась в том, что данный порядок отношений открывал возможности для молодчества-джигитства— крайне важной сферы общественной жизни.

Вообще подобный знак удальства интересен в этнографическом аспекте, поэтому уделю ему внимание.