Закон [перевод С. А. Николаева] Закон извращён! И полицейская власть государства извращена вместе с ним. Закон, заявляю я, не только лишили его надлежащего предназначения, но и заставили следовать прямо противоположной

Экономическая наука должна разрабатываться прежде, чем будет логически сформулирована наука политическая. В принципе экономика -- наука, занимающаяся гармонией или антагонизмом человеческих интересов. Это надо знать, прежде чем политическая наука определится в формулировании надлежащих функций правления.

Следует дать ответ на непосредственно вытекающий из развития экономической и в самом начале формулирования политической науки принципиальный вопрос: что есть закон? Чем он должен быть? Каково его поле деятельности, его пределы? По логике, на каком рубеже останавливается справедливая власть законодателя?

Я без колебаний отвечаю: закон есть общая сила, организованная выступать как заслон несправедливости. Одним словом, закон есть правосудие.

Это неверно, что законодатель имеет абсолютную власть над нашей личностью и собственностью. Существование личности и собственности предшествовало существованию законодателя, и его функция -- всего лишь гарантировать их безопасность.

Неверно, что функция закона -- регулировать наши сознание, идеологию, волю, образование, мнение, работу, торговлю, наши таланты или наши удовольствия. Функция закона -- защищать свободное выражение этих прав и предупреждать вторжение в свободное выражение этих прав любого другого человека с такими же правами.

Так как закон с необходимостью нуждается в поддержке силой, то его законная область лежит только в пределах, где применение силы необходимо. Это правосудие.

Каждый индивидуум имеет право использовать силу для законной самообороны. Именно по этой причине коллективная сила, являющаяся лишь организованным сочетанием индивидуальных сил, может законно применяться с той же целью и не может применяться узаконенно ни с какой иной целью.

Закон -- всего-навсего организация индивидуальных прав самозащиты, которая была до того, как закон появился официально. Закон есть правосудие.

Миссия закона не в том, чтобы угнетать людей и красть их собственность, даже хотя бы закон и действовал в филантропическом духе. Его миссия -- защищать личность и собственность.

Более того, нельзя сказать, что закон может носить филантропический характер, если в своём процессе он препятствует угнетению личности и хищению его собственности. Это было бы противоречием. Закон не может избежать влияния на личность и собственность; и если закон занимается чем угодно, только не их защитой, то его действие неизбежно насилует свободу личности и его право на собственность.

Закон это справедливость, простая и ясная, точная и очерченная. Её видят глаза, её схватывает разум, ибо справедливость измерима, непреложна и неизменна. Правосудие не больше того и не меньше.

Если вы переступите присущие ему границы -- если попытаетесь сделать закон религиозным, братским, уравнительным, филантропическим, индустриальным, литературным или художественным, -- то вы заблудитесь на неисследованной территории, в неопределённости и нечёткости, в принудительной утопии или, хуже того, во множестве утопий, каждая из которых стремится захватить закон и навязать его вам. Это так, потому что, в отличие от правосудия, братство и филантропия не имеют чётких границ. Начав однажды, где вы остановитесь? И где остановится закон?

Столбовая дорога к коммунизму

Г-н де Сен-Крик предполагает распространить свою филантропию только на кое-какие промышленные группы. Он полагает потребовать, чтобы закон контролировал заказчиков на благо производителям.

Г-н Консидеран полагает финансировать дело трудовых групп. Он полагает использовать закон для обеспечения их гарантированным минимумом платья, жилья, пищи и всех проч. жизненных нужд.

Г-н Луи Блан полагает заявить -- и резонно -- что эти гарантии минимума -- только начало совершенного братства. Он полагает заявить, что закон должен дать станки и бесплатное образование всем трудящимся.

Другой на его месте заметил бы, что такое обустройство всё равно оставляет возможности для неравенства. И он стал бы претендовать также на то, чтобы закон дал всем -- даже в самой захолустной деревушке -- предметы роскоши, литературы, искусства.

Все эти предложения -- столбовая дорога к коммунизму. Законодательство тогда станет -- фактически уже стало -- полем битвы фантазий и алчности каждого.

Закон это правосудие. При этом утверждении можно предполагать простое и устойчивое правление; и я не согласен с любым, кто рассказывает, как могла бы появиться даже мысль о революции, мятеже, самом осторожном восстании против правительства, чья организованная сила ограничивается только подавлением несправедливости.

При таком режиме было бы наибольшее процветание, и оно распределялось бы наиболее равным образом. Что касается страданий, неотделимых от человечества, никто бы даже и не подумал обвинять в них правительство. Это правда, ибо сила правительства была бы ограничена пресечением несправедливости, тогда правительство было бы невиновно в страданиях, как сейчас невиновно оно в перепадах температуры.

В доказательство этого положения рассмотрим такой вопрос. Был ли народ когда-либо замечен в бунте против апелляционного суда или штурмовала ли толпа мирового судью с целью получить большую оплату, бесплатные кредиты, станки, благоприятные расценки или созданные государством рабочие места? Все прекрасно знают, что такие вещи вне юрисдикции суда по рассмотрению гражданских дел или мирового судьи. А раз правительство ограничивалось соответственными функциями, все вскоре уясняли, что эти вещи вне юрисдикции самого закона.

Но постройте закон на принципе братства, провозгласите, что всё доброе и всё дурное проистекает из закона, что закон ответственен за все личные беды и всё социальное неравенство, тогда будет открыта дверь бесконечной веренице жалоб, раздражения, беспорядков и революций.

Справедливость подразумевает равные права

Закон это справедливость. Было бы поистине странно, если б закон мог быть чем-то ещё! Разве справедливость не является правом? Разве права не являются равными? По какому праву закон вынуждает меня утверждать социальные планы г-д Мимереля, де Мелёна, Тьера или Луи Блана? Если закон имеет моральное право так поступать, то отчего он не заставляет этих г-д согласиться с моими планами? Логично ли подозревать, что природа не наделила меня достаточным воображением, чтобы тоже измыслить утопию? Должен ли закон выбирать одну фантазию изо многих и поставить одной ей на службу организованную силу правительства?

Закон это справедливость. И нельзя сказать, как продолжают говорить, что закон может стать атеистическим, индивидуалистическим и бессердечным, что он может творить человеческий род по своему образу. Это абсурдный вывод, достойный лишь тех поклонников правительства, кто верит, что закон есть род человеческий.

Бессмыслица! Неужели эти поклонники правительства верят, что свободные люди прекратят действовать? Следует ли из этого, что если мы не получаем энергии от закона, то не получаем её вообще? Следует ли из этого, что если закон ограничен функцией защиты свободного применения наших способностей, то мы будем не в состоянии применить наши способности?

Предположите, что закон не принуждает нас следовать определённым формам религии или порядка вступления в союзы, или приёмов воспитания, или регулирования труда, или регулирования торговли, или планов благотворительности. Следует ли из этого, что мы нетерпеливо впадём в безбожие, отшельничество, невежество, нищету и жадность? Если мы свободны, следует ли из этого, что мы больше не будем признавать власть и милость Бога? Следует ли из этого, что мы перестанем объединяться, помогать друг другу, любить и оказывать помощь нашим несчастным собратьям, изучать тайны природы и стараться улучшать себя со всей силой своих способностей?

Путь к достоинству и прогрессу

Закон это справедливость. И именно по закону справедливости -- в царствование права, под влиянием свободы, безопасности, устойчивости и ответственности -- каждый человек обретёт свою настоящую ценность и подлинное достоинство своего существа. Именно по закону справедливости достигнет человечество -- несомненно, медленно, но верно -- упорядоченного и мирного прогресса гуманности по Божьему промыслу.

Мне это кажется теоретически верным, так как при каком бы то ни было обсуждаемом вопросе -- религиозном, философическом, политическом или экономическом, чего бы он ни касался -- процветания, морали, равенства, права, правосудия, прогресса, ответственности, сотрудничества, бедности, труда, торговли, капитала, оплаты, налогов, населения, финансов или управления -- с какой бы точки на научном горизонте я ни начинал свои исследования, я неизменно прихожу к одному заключению: решение проблем человеческих взаимоотношений следует искать в свободе.

Доказательство идеи

А доказывается ли это опытом? Оглядите весь мир. В каких странах самый мирный, самый нравственный и самый счастливый народ? Эти народы живут в странах, где закон менее всего вмешивается в частные дела, где правительство менее всего ощущается, где у индивидуума наибольший простор, а свободное мнение пользуется наибольшим влиянием, где административная власть самая умеренная и простая, где налоги наименее обременительны и почти равны для всех, а у народного недовольства меньше всего оснований для пробуждения. Эти народы -- в странах где индивидуумы и группы особенно активно исполняют свои обязанности и, следовательно, где нравы, признаться, несовершенных человеческих существ постоянно улучшаются, где торговля, собрания и сообщества наименее ограничены, где труд, капитал и население менее всего страдают от перемещений, где люди в наибольшей степени следуют своим наклонностям, где человеческие изобретения более всего отвечают Божьим законам.

Короче говоря, наисчастливейший, самый нравственный и самый мирный народ это тот, который теснее всего придерживается принципа: несмотря на несовершенство человечества, вся надежда всё-таки на свободные и добровольные деяния лиц в пределах права. Закон или силу нельзя применять ни для чего, кроме администрирования всеобщего правосудия.

Страсть править другими

Необходимо сказать: в мире слишком много "больших" людей -- законодателей, организаторов, благодетелей, народных вождей, отцов нации и т.п., и т.п. Слишком многие ставят себя над человечеством; они делают карьеру на его организации, патронировании и на управлении им.

Однако, кто-то скажет: "Вы же сами занимаетесь именно этим".

Верно. Но следует допустить, что я действую совсем в ином смысле. Если б я присоединился к отряду преобразователей, то с единственной целью убедить их оставить народ в покое. Я не смотрю на народ, как Ванказон смотрит на свой автомат. Скорее, как физиолог принимает человеческое тело таким как оно есть, так и я принимаю людей такими как они суть. Я стремлюсь только изучать и восторгаться.

Моё отношение ко всем другим хорошо иллюстрируется рассказом одного известного путешественника. Однажды он прибыл в племя дикарей, где только что родился ребёнок. Его окружила куча ворожей, кудесников и знахарей, вооружённых кольцами, крюками и верёвками. Один из них сказал: "Это дитя никогда не издаст аромат трубки мира, пока я не растяну его ноздри." Другой сказал: "Он никогда не будет слышать, пока я не вытяну его мочки до плеч." Третий сказал: "Он никогда не увидит солнечный свет, пока я не скошу ему глаза". Ещё один сказал: "Он никогда не встанет прямо, пока я не согну ему ноги." Пятый сказал: "Он никогда не научится думать, пока я не разглажу его череп".

"Стойте, -- крикнул путешественник, -- то, что сделал Бог, сделано хорошо. Не притворяйтесь, будто умеете больше него. Бог дал органы этому хрупкому созданию; пусть он развивается и растёт сильным благодаря упражнениям, пользе, опыту и свободе".

Бог даровал людям всё, что им необходимо для выполнения своего предназначения. Он предусмотрел общественную форму, так же как и человеческую; и общественные органы устроены так, что будут развиваться гармонично в чистом воздухе свободы. Долой знахарей и организаторов! Долой их кольца, цепи, крючья и клещи! Долой их искусственные системы! Долой прихоти государственных администраторов, их проекты по обобществлению, их централизацию, их тарифы, правительственные школы, государственную религию, их безвозмездные кредиты, их банковские монополии, их регламентацию, их ограничения, их уравнение в налогообложении и их благочестивое морализирование!