Зельцер С. Д. Александрович Брянцев / Общ ред и вступит ст. С. Д. Дрейдена. М.: Вто, 1962. 292 с

III

Историки советского театра, обращаясь к истокам детских театров страны, с полным основанием, прежде чем назвать ЛенТЮЗ, упоминают не только кратковременный передвижной Детский театр, игравший в Петрограде осенью 1918 года, но и Кубанский театр для детей и юношества 1919 года, и первые московские театры для детей, возникшие один — летом 1920 года, а второй — в 1921 году, одновременно с Харьковским театром сказок. Все эти даты неоспоримы.

О той обстановке, в которой рождались первые детские театры, напоминает в своей книге «Люди, годы, жизнь» Илья Эренбург, руководивший в 1920 – 21 гг. секцией детских театров Театрального отдела Наркомпроса:

«Время было трудное… Мы старались поддержать различные начинания. Существовал Детский театр, которым руководила актриса Генриетта Паскар. Скульптор Ефимов и его жена давно занимались кукольным театром. Появилась молоденькая Наташа Сац, потом много сделавшая для художественного воспитания детей. В различных рабочих клубах устраивались спектакли для детворы. Наконец, знаменитый клоун и дрессировщик животных В. Л. Дуров задумал показывать детям четвероногих артистов. Тогда все больше проектировали, чем осуществляли: фантазии было много, средств мало. Все же мне кажется, что наша на первый взгляд совершенно бессмысленная работа дала некоторые результаты: мы помогли будущим драматургам, режиссерам, актерам создать пять или десять лет спустя интереснейшие театры для детей».

{15} С уважением мы повторяем имена людей, впервые пытавшихся реализовать давнюю мечту о специальном детском театре, — Н. Лебедева, Л. Шапориной-Яковлевой (Петроград), Д. Бассалыго (Саратов), В. Вильнера, С. Маршака, Е. Васильевой (Екатеринодар), Н. Сац, С. Розанова, Н. и И. Ефимовых, В. Филиппова (Москва), С. Вронского (Харьков) и др. И все же закономерно, что именно за Ленинградским ТЮЗом, первый спектакль которого состоялся 23 февраля 1922 года, укоренилась слава старейшины советского театра для детей и именно к нему восходят те животворные традиции, которые и по сей день составляют незыблемую силу советского художественно-педагогического театра.

Недаром, видно, гласит народная мудрость, что истинным родителем является не тот, кто родил, а тот, кто воспитал. Секретом жизнеспособности ЛенТЮЗа и его огромного влияния на воспитание могучей поросли театров для детей явилось точное и ясное осознание его организаторами, и в первую очередь неизменным кормчим театра — А. А. Брянцевым, совершенно новых принципов, на которых только и мог быть создан «театр особой государственной важности», как говорилось в «Положении», определявшем пути работы этого «опытно-показательного учреждения». ТЮЗ создавался как неотрывная часть общей системы народного образования, новой социальной педагогики и в то же время новой социалистической художественной культуры.

Не раз повторялась и будет повторяться классическая формула А. А. Брянцева, высказанная им еще в преддверии открытия ЛенТЮЗа, что в таком театре должны объединяться «художники сцены, умеющие мыслить как педагоги, и педагоги, способные чувствовать как художники»⁸.

Речь шла — и в этом был особый смысл брянцевского афоризма — не о художниках «просто» и не о педагогах «вообще», а о педагогах и художниках совершенно нового типа, педагогах и художниках — строителях и созидателях нового общества, новых человеческих отношений. Бессмертный ленинский декрет, датированный маем 1918 года, об объединении в Народном комиссариате по просвещению всех учебных и образовательных учреждений страны определял огромный исторический масштаб этой задачи «преобразования учебно-воспитательного дела, объединения и обновления его на началах новой педагогики и социализма»⁹.

{16} Эти же начала определяли дух и направление деятельности новосозданного «театра особого назначения» — ТЮЗа. Здесь — источник и педагогических и эстетических принципов его работы, неразрывных и взаимопроникающих, оплодотворяющих друг друга.

Так мы приходим к ответу на вопрос, почему от брянцевского ТЮЗа, говоря словами статьи «Правды», «в сущности, и пошли, развились ТЮЗы по всей советской земле». Дело было именно в сущности, а не в каких-то особых организационно-административных функциях этого театра, в самой сущности брянцевских принципов художественно-педагогического театра.

Основные положения этих принципов нашли выражение (и с течением лет остались нерушимы) уже в самых первых выступлениях А. А. Брянцева о театре для детей. Чтобы убедиться в этом, достаточно хотя бы сопоставить два выступления А. А. Брянцева, отделенных друг от друга огромной чередой лет.

… Весной 1921 года в Петрограде, в здании, где теперь находится Радиокомитет, а тогда располагалась так называемая «Театральная арена Пролеткульта», происходил бурный диспут, название которого характерно для бесконечных диспутов тех лет: «Как создать революционный театр в государственном масштабе, соответствующем художественным исканиям нашей эпохи». Пока видные петроградские режиссеры судили да рядили, как это осуществить, споря главным образом по поводу искания новых форм, по соседству, в одной из комнат отдела народного образования, где заседала секция художественного воспитания Губсоцвоса, шел свой разговор о создании нового театра. Проект театра докладывал — без всяких пышных слов, строго и деловито — один из педагогов детского дома, размещавшегося в апартаментах Европейской гостиницы, — А. А. Брянцев.

В отличие от ультралевых диспутантов, Брянцев говорил о том, что строительство нового театра надо начинать не с искания абстрактно новых форм, а с определения идейных, художественно-педагогических задач, с осознания того, что нужно твоим зрителям:

— Только тот театр, спектакли которого насквозь нужны его зрителям, может творчески жить, развертываться в своих формальных достижениях, может уверенно разрабатывать свой стиль, не вымученный в кабинете постановщика, а свободно отразивший живые формы восприятия однородной по составу аудитории…¹⁰

{17} Пройдет почти сорок лет, и, выступая с трибуны десятого съезда Всероссийского театрального общества перед актерами и режиссерами всероссийской громады, А. А. Брянцев все с той же непоколебимой уверенностью в правоте исходных позиций, нашедших такое блистательное подтверждение в жизни, будет вновь и вновь обращать внимание театральных деятелей на «самое главное» в театре. Существенным недостатком дискуссии, развертывавшейся в выступлениях на съезде, признает он то, что почти не говорят о зрителе:

— Конечно, в театре необходимы и режиссер, и актер, но всего необходимей зритель, ибо без зрителей нет театра. Ведь если некому что-либо смотреть, то бессмысленно что-либо и показывать. Самое слово «театр» происходит от греческого слова «теастей» — смотреть…

Как решающий «секрет» успеха, жизнестойкости, большой воспитательной роли советского театра для детей А. А. Брянцев отметил прежде всего эту опору на зрителя, ясный и продуманный учет его потребностей, его насущных духовных нужд и особенностей восприятия¹¹.

То, что когда-то было смелым экспериментом, стало полноценной явью. И с полным правом смог заявить с трибуны съезда А. А. Брянцев, говоря о высоком счастье для художника «приучать юных зрителей к театру как к великой радости жизни»:

— Теперь уже всем понятно, что советский театр для детей — это закономерное явление в развитии советской культуры, советской педагогики, детского театра. Находкой явилось включение в общий педагогический процесс театрального волнения как средства воздействия на школьную молодежь¹².

Ряд фактов и документов, приведенных на страницах настоящей книги, со всей очевидностью показывает, что «находка» эта далась не так-то просто, потребовала от зачинателей советского театра для детей немало сил, таланта, творческой, педагогической инициативы. Быть может, следует еще отчетливее подчеркнуть особое, принципиальное свойство деятельности А. А. Брянцева и руководимого им коллектива, определившее ее подлинно новаторский характер. Это является тем более необходимым, что сейчас, {18} когда имя А. А. Брянцева пользуется общепризнанным авторитетом, история Ленинградского ТЮЗа, как и вся личная практика Брянцева по утверждению принципов, не вызывающих теперь никаких дискуссий, оказывается — в представлении многих — заключенной как бы в своеобразную золоченую «юбилейную» рамку. Она будто окутана каким-то академическим флером, за которым не ощутить ни острых углов, ни резких столкновений, ни горячих углей творческого риска, — словно это не живой, рожденный в водовороте исторических событий, необычный по характеру и по всей своей природе театр, а тот «глубокоуважаемый шкаф», о котором держал свою речь чеховский Гаев.

Между тем уже сама первоначальная брянцевская формулировка задач и «условий игры» Ленинградского ТЮЗа носила подчеркнуто наступательный характер, была в ряде случаев остро полемична по отношению к тому, что декларировали его предшественники — организаторы первых (по времени) детских театров. Достаточно хотя бы перечитать статью «О детском театре», опубликованную ранней весной 1920 года в московском журнале «Вестник театра» со специальным примечанием редакции: «Взгляды, изложенные в этой статье, легли в основание декларации, прочитанной и принятой на заседании директории Гос. Детского театра»¹³.

«Нынешний грозный и великий исторический момент крайне неблагоприятен для развития ребенка. Голод, холод, будни, жестокости, сопровождающие общественный конфликт, убивают не только сказку детства, но и самую душу ребенка. Дети ушли от своего зачарованного царства, их необходимо туда вернуть», — читаем в этой статье — декларации первого московского театра для детей, через которую красной нитью проходила мысль — «оберегать ребенка от жестоких ударов действительности». Основная задача театра:

«Отвлекая ребенка от тяжелой для него действительности на несколько часов в созданный для него праздничный уголок уюта и красоты, в мир ярких красок и радостных звуков, в мир сказочных героев, мы внесем светлый луч в душу ребенка».

В своих докладах и статьях, предшествовавших организации ТЮЗа и отражавших его становление (на страницах книги им уделено заслуженно большое место), А. А. Брянцев тоже немало говорил и о яркости красок, и о праздничности, мажорной тональности спектаклей для детей, всячески подчеркивая, насколько необходимы для театра, в котором «все должно быть просто, уютно {19} и радостно», поиски «простоты, ясности и выразительности театральной формы»¹⁴.

Но что должна выражать эта форма, куда театр должен вести юного зрителя — уводить его в какое-то абстрактно-«красивое», далекое от жизни, «зачарованное царство уюта и красоты» или вести его своим путем, навстречу жизни, настойчиво воспитывать и закалять в детских сердцах, в юном сознании качества, необходимые будущим бойцам армии коммунизма, воодушевлять их поэзией и красотой новой, революционной действительности?

О таком, и только таком, «включении в общий педагогический процесс театрального волнения» и думал А. А. Брянцев, закладывая основы ТЮЗа. И естественно поэтому, что, говоря об основном направлении работы нового театра, в самом названии которого — и как адрес и как программа — звучало имя зрителя, Брянцев на первом же этапе ТЮЗа определял первейшей его задачей: «… воздействуя на ребенка средствами эмоционально-художественной выразительности, организовывать его мысль, направлять ее в сторону более глубокого познания жизни». А конечной целью считал: «… формирование будущих граждан нашей страны путем выработки в них созвучного новому укладу жизни мировоззрения».

Какими сложными, далеко не сразу и не просто преодолимыми путями шли А. А. Брянцев и возглавляемый им коллектив к решению этой задачи, и рассказывается в настоящей книге.

Знакомясь с рассказом об этом пути, следует, однако, неуклонно помнить, что та стройная система советского художественно-педагогического театра, которой ныне мы располагаем, является результатом труда отнюдь не одного, хотя бы и обладающего неоценимыми заслугами, коллектива. Она смогла быть выработана только потому, что Ленинградский ТЮЗ, который в ряде случаев действительно являлся и является застрельщиком, был отнюдь не одиноким в своих поисках. Система эта определилась в результате коллективного труда деятелей советской культуры и педагогики.

Так, одним из верных союзников — соратников молодого театра (о чем на страницах книги говорится только мельком) являлось такое же, как и ТЮЗ, детище нового века, его сверстник — советская детская литература.

Недаром у кормила этой «большой литературы для маленьких» стоял А. М. Горький, по инициативе и под редакцией которого в 1919 году стал выходить в Петрограде первый советский журнал {20} для детей — «Северное сияние». Журнал открывался горьковским «Словом к взрослым», в котором основные принципы новой советской литературы и театра находили предельно четкое определение: «… В предлагаемом журнале мы — по мере сил наших — будем стремиться воспитывать в детях дух активности, интерес и уважение к силе разума, к поискам науки, к великой задаче искусства — сделать человека сильным и красивым»¹⁵.

Одновременно с «Северным сиянием» в Петрограде возник еще один детский журнал — «Красные зори», ставивший своей задачей, как говорилось в обращении редакции, «открыть детям путь к ясному пониманию того великого, что свершается на Земле, и первая попытка освободить детей от тлетворного ига старой детской книги, погружавшей в мрак и рабство детскую душу»¹⁶.

Та же высокая мечта «сделать человека сильным и красивым», то же страстное стремление освободить детей от тлетворного влияния старой — мещанской, буржуазной, реакционной детской книги одухотворяли и организаторов ТЮЗа.

«… Старая литература для взрослых не пережила… такого потрясения, какое испытала литература для детей… Детская литература — особенно предреволюционных лет — была полностью обречена на слом вместе со всей системой буржуазного воспитания…». «Нам пришлось создавать образцы заново… Каждого человека для каждой темы мы должны были найти, завоевать и поставить в строй…» Эти программные слова доклада С. Я. Маршака на Первом съезде советских писателей могли быть отнесены и к Брянцеву и его соратникам по театру (в число которых на первом же году деятельности ЛенТЮЗа вошел и С. Я. Маршак). Их можно было бы взять эпиграфом ко всему рассказу о репертуарных поисках ЛенТЮЗа.

Как и другие детские театры, ЛенТЮЗ начал эти поиски со сказки. Но и здесь сам выбор сказки, открывавшей ТЮЗ, как и принципы ее сценического воплощения, также носили не только декларативный, но и в чем-то полемический характер, что следует иметь в виду, знакомясь с характеристикой спектакля.

Если сказка, по крылатому слову Брянцева, вообще является «классикой детского театра», то ТЮЗ для открытия выбрал классику классики — народную по природе, подчеркнуто национальную, русскую из русских по характеру, озорную и героическую, социально заостренную, игравшую всеми красками жизни сказку {22} П. П. Ершова «Конек-Горбунок». Автору этих строк, как, вероятно, и всем, кому довелось быть в то памятное утро 23 февраля 1922 года в амфитеатре ТЮЗа, навсегда запомнилось именно такое звучание спектакля, подлинно театрального и реалистического по существу, яркого и страстного по краскам, словно пронизанного жаждой и любовью к жизни, а не отвлекавшего от нее.

В этом спектакле, праздничном и мужественном по духу, не было ничего от того сюсюкающего подлаживания к ребенку, от стремления позабавить деточку «красивеньким», чем — нельзя не признать — немало грешили на первых порах некоторые из пионеров детского театра. Сказка сказке рознь.

Нет нужды подробно говорить об общественно-художественной природе сказки как одной из своеобразных и привлекательных форм отражения действительности. Вместе со сказкой в душевный мир ребенка приходят основы морали и общественного поведения, этические и эстетические законы жизни — речь идет здесь, разумеется, не о суррогате, не о слащавой подделке, а о подлинно художественной сказке, уходящей всеми корнями в жизнь, в творчество народа. Такая сказка и была на знамени передового советского театра для детей, и Ленинградский ТЮЗ во главе с А. А. Брянцевым немало сделал для утверждения на сцене именно таких, реальных по существу, окрыленных большой мыслью, сильными чувствами, значительными идеалами и сказочных по форме образов.

Утверждение сказки на сцене порой приходилось вести в жестокой борьбе со всякого рода вульгаризаторами и «леваками», вообще пытавшимися скинуть сказку со счетов, объявлявшими ее зловредной, чуждой новому обществу. Они не вывелись и посейчас, но если ныне выступление одного из таких «унтер пришибеевых от лжепедагогики» против «кровосмесительного» брака фантастически-сказочной Мухи-цокотухи вызвало единодушные насмешки и возмущение самых различных слоев читательской массы, как и всей литературной общественности, то в молодые годы ТЮЗа на доказательство права сказки на жизнь приходилось тратить неизмеримо больше нервов и сил. Из этой борьбы передовые советские писатели, педагоги и деятели театра для детей при активной поддержке партийной печати, Горького вышли победителями.

Ныне сказка является неоспоримым и непременным слагаемым репертуара ТЮЗа. Но какое бы значительное место ни занимала классическая сказка, так же как и произведения литературной классики, на сцене ТЮЗа, задачу подлинно коммунистического воспитания юного поколения нельзя решить без вторжения на сцену {24} самой современной действительности, ее реальных образов, многогранной сегодняшней проблематики во всем ее жизненном опосредствовании. И глубоко знаменательно, что первый успех на этом пути был достигнут на сцене театра для детей, который с первых же дней поставил своей целью, говоря словами А. А. Брянцева, «направлять мысль ребенка в сторону более глубокого познания жизни».