Звуковое письмо Ли Вэйлу Детали проповеди

Итак… вот мы пошли к здешнему доктору и вручили ему записку. И он ее обследовал, и тогда она оказалась размером примерно с грейпфрут. Видишь? Итак, у него были все бумаги и тому подобное об этом, которые ему послал другой доктор, – размером с грейпфрут. Он сказал: “Нужно удалять”.

Ну, я собирался в Канаду, и я сказал: “Ну, не… не удаляйте ее теперь, доктор”.

И вот, затем мы вернулись домой, и она снова была им обследована. Он сказал: “Ее необходимо удалить”.

Вот, затем меня позвали на восток для собрания. И по дороге обратно я сказал: “Хорошо…”

И Меда позвонила мне. И это стало таким скверным, что она едва ли могла поднять левую ногу. Она просто изнемогала, когда шла, поддерживая левую ногу.

И вот я позвонил ей в то утро… в тот вечер. И она сказала: “Билл, я собираюсь утром”.

(До конца теперь осталось не слишком мало? Ты дай знак, когда останется.) Я разговариваю с парнем, который делает пленку, Ли.

А она с сестрой Норманн в следующее утро шла на обследование. Прошло около трех недель, и доктор сказал, что она стремительно растет.

И я позвонил ей. И бедная женушка, она сказала: “Билл, я почти всю эту неделю только лежала”. Сказала: “Я совсем не могу двинуться. Она выступила из моего бока примерно на два дюйма⁴⁰ ввысь. Мое платье стало топорщиться”.

Я сказал: “О-о, милая. Он захочет ее удалить”. И я сказал: “Возлюбленная, ты хочешь рискнуть, чтобы приехать домой на Рождество?” Я сказал: “Это всего лишь около… около трех или четырех недель, и мы будем дома и вернемся. И ты ради Рождества сделаешь операцию дома. Затем сразу же после Рождества тебе ее удалят”.

И она сказала: “Если он остановится на этом”.

Ну, я сказал: “Я, конечно, надеюсь, что он это сделает, милая”. И я сказал: “Ты пойди и увидься с ним. А затем ты… и ты приходи и, знаешь… А затем… а затем я тебе позвоню, после того как я поеду в Шривпорт. Я буду в дороге дня два, а затем я тебе позвоню”. И на следующее утро она пошла. И я… я сказал…

Она сказала: “Хорошо”.

И я встал там на колени, чтобы помолиться. И когда молился, я сказал: “Господь, вспомни о ней сегодня”. Я сказал: “Боже, пусть доктор будет в состоянии отложить операцию, – сказал я, – потому что, если что-то случится с нею, и тогда… тогда я бы… она бы стала злокачественной, а я вот так удерживал от этого…” Я сказал: “Мы молились, и рыдали, и… и все делали”. И я сказал: “Она сотни раз исповедовала это. Она… она не хотела говорить это в то утро, Господь. Она… она стоит между мной и обществом. И бедняжку резали два или три раза, – сказал я, – из-за этих младенцев”. И я сказал: “Она боится операции”. И я сказал: “Пусть это задержится. Пока мы не сможем приехать домой и вернуться. И позволь ей снова увидеть дом”. Я сказал: “Господь, если она станет злокачественной, о-о, тогда пусть доктор идет и удалит ее”. Я сказал: “Я… я… я просто молю, Боже, чтобы Ты помог ей в этом действии”.

И я не мог перевести дух едва ли на мгновение, зная, что стоял в Присутствии Бога. И я сказал: “Хорошо, когда она сегодня придет на обследование, рука Божья должна быть там. Прежде чем рука доктора коснется ее, эта большая злокачественность, или опухоль, или что бы то ни было исчезнет”. И это все.

И я забрался в машину, поехал в Шривпорт. И вот я сказал, каким образом это будет.

Итак, когда мы оказались готовыми на следующее утро, утро после того, чтобы позвонить ей… или на следующий вечер после того, скорее. Я проехал весь тот день и всю ту ночь. И в следующий вечер, когда я ей позвонил, я сказал… А Лойс и Билли, ты знаешь, по правде говоря, меня навестили. И я сказал… я сказал: “Итак, вы послушайте и посмотрите, случится ли… ли это. Доктор не сможет… не будет в состоянии ее найти”.

Вот я ей позвонил. Я сказал: “Как ты, милая?”

Она сказала: “О-о, я чувствую себя прекрасно”. Так вот, она сказала: “Билл, я хочу тебе рассказать”.

Я сказал: “Да, опухоль исчезла”.

Она спросила: “Откуда ты узнал?” И я просто… Он сказал… Она сказала: “Милый, я едва смогла туда добраться”.

И он спросил: “Миссис Бранхам, как вы себя чувствовали на этой неделе?”

Сказала: “Ну, доктор, мне было хуже, чем когда-либо”. Сказала: “Мой бок вздулся”.

Сказал: “Да, миссис Бранхам. Мы оказываемся перед необходимостью удалить ее”.

Итак, как только он начал помещать свою руку на ее бок, под это платье и простыню, что была на ней, начал помещать руку на ее бок, она сказала, что было прохладное странное чувство. И, ох, все исчезло.

А доктор надавливал и мял. Он спросил: “Миссис Бранхам, это было на левом боку, не так ли?” Он вытащил все свои диаграммы того, как она росла. Сказала: “Да”. Поэтому он прошелся по другому обследованию, взял какие-то рентгеновские снимки, которые у него были, взглянул на них, провел другой рентген. Он сказал: “Миссис Бранхам, я не могу этого объяснить, но у вас нет никакой кисты”. Сказал: “Там… там больше ничего из этого нет. Она пропала”.

И вот, затем есть нечто, что идет в промежутке между этим, Ли. Я мог бы привести это тебе. Конечно, это было в четвертый раз (видишь?), то есть эта вещь.

Итак, четвертый раз. Я мог бы также донести это тебе как… как рывок, начав с того, что это – третье служение. И, Ли, я мог бы никогда тебе об этом не рассказывать. Понимаешь? Но ты Библейский человек. Ты можешь увидеть, что случилось там с белками и так далее, что это такое. Понимаешь?

И ты знаешь, Ли, когда я женился на ней, у меня совсем не было денег. Я хранил свои деньги в коробке из-под соды. И я не мог взять ее на медовый месяц и также пойти поохотиться, поэтому я просто взял ее в качестве медового месяца на охоту. И вот… И маленькая спутница, она, во всяком случае, была совсем крошечной женщиной. Вот я… я взял ее туда, и я убил медведя.

И я переносил ее через те бревна и препятствия. И у меня есть ее фотография, как она там стоит. И я встал… Это было в горах Андирондак в Нью-Йорке⁴¹.

Итак, когда я вернулся в это Колорадо… Я не был дома ни в одну из наших годовщин. Видишь ли, она двадцать третьего октября. А это как раз тогда, когда в Колорадо охотничий сезон. И начиная с того времени я никогда на нашу годовщину не был с ней дома.

Итак, там, вверху, так сухо и все остальное. Ох, там была большая группа охотников, примерно, я полагаю, примерно сто пятьдесят охотников повсюду там, вдали. А я в своем роде слегка не при деле, потому что я уже подстрелил оленя, которого собирался добыть. И я просто ждал с остальными братьями.

И очень много лет назад, ты знаешь, когда я убил большую группу оленей… Я думаю, что убил за год шестнадцать голов дичи для тех христианских бизнесменов, как будто бы оказавшихся следом за мной. Поэтому я пообещал Господу, что больше не буду этого делать.

Так что я просто ходил с братьями и позволял им…

Фрэд, ты там был? Нет, ты не был в той поездке. Нет.

Ну, тебе полагалось быть там, Ли. Тебе полагалось приехать с… И я ожидал, что ты будешь там с Джоном и… и… и… Как зовут другого мальчика? Мартин, Джон Мартин, и маленький Мартин, и… и брат… Как зовут того молодого проповедника из Ассамблеи Божьей, ты знаешь, который… который в течение года всегда посылает мне костюм, из той маленькой церкви там, знаете? Как его зовут? Палмер, брат Палмер. Он был там. И, ох, там было около пяти или шести различных представителей от методистских служителей и так далее из Индианы. И я подумал, что ты также собирался там быть. Ли.

И вот, почти у всех них был олень. Но… И было так сухо. Ох, было ужасно сухо. У них с весны не было дождя. И листья были сухими и все остальное.

Итак, мы получили предупреждение, что приближалась снежная буря… приход. В тех горах должно было выпасть двадцать футов⁴² снега в ту ночь или на следующее утро.

Ну, Джон Мартин с ними – они могли бы добыть двух оленей на каждого. Так что они хотели уйти, потому что у них только что была передача в прямом эфире. Итак, мы подходим… В тот вечер они подходят к лагерю. И… и вот Дэвид с ними убили там, в округе, несколько оленей. Поэтому мы дали им тех оленей, которые были у нас, потому что они хотели остаться, чтобы они… парни в моем лагере. Но Джон с ними хотели убраться прочь из-за той передачи в прямом эфире.

И у нас были… у меня был грузовичок Фрэда, у которого четыре передачи. А… а… а у другого брата был с пятью передачами. Так что мы смогли бы выбраться.

А у меня здесь, в Тусоне, на следующей неделе было собрание. И оно было примерно в среду, во вторник или в среду. И я знаю, что должен был выехать оттуда в понедельник, или я… я пропустил бы это здешнее собрание. Поэтому я пошел и позвонил… двинулся в город и позвонил Меде, и позвонил миссис Эванс, и имел… Я не смог дозвониться Меде по телефону. Я позвонил ей, чтобы сказать миссис… чтобы сказать миссис Эванс сказать Меде, что если я не буду там в воскресенье, чтобы Тони провел то собрание.

Таким образом, когда я в то утро поднялся на гору, начал взбираться, Билли шел со мной. Итак, мы поднимались вдоль тропы и…

И затем, вот я… я сказал этим братьям, я сказал: “Итак, взгляните…” Следующее утро… Ох, милые. На всем протяжении были тучи и черно. Я сказал: “Эй, когда я… я был пойман здесь снежной бурей…” Я сказал: “Вы можете умереть здесь за несколько минут”. Понимаешь? Я сказал: “Всего лишь менее… в пределах полутора минут вы не сможете увидеть перед собой руку, и ветры кружат”.

Ну, они были… Я сказал: “Не… Если вы выйдете, не отходите очень далеко”. Видишь? И повсюду воют койоты. Я сказал: “Видите, погода изменится”. И я сказал: “Так вот, приходит большая снежная буря”.

И поэтому все подготовились. И все охотники уехали, потому что, если бы они остались там, ох, ты можешь оставаться там всю зиму, что этого касается.

Однако я знал, что смог бы смастерить какие-нибудь снегоступы, и выбраться наружу, знаешь, и добиться, чтобы прибыла какая-нибудь помощь, или дать возможность, чтобы какой-нибудь вертолет прилетел и забрал их, если они впутаются слишком серьезно.

Поэтому они хотели рискнуть, чтобы добыть какие-нибудь трофеи. Итак, они…

Я сказал: “Итак, все вы находитесь прямо у подножия этого холма. Я поднимаюсь на вершину холма. И если будет какая-то дичь, переполошится теперь, то они переполошатся в это утро, потому что они будут загнаны, те олени, готовясь к тому… готовясь”.

Было так много стрельбы и всего остального, что они как бы перепугались. И все они прибыли туда, знаешь, со всей страны⁴³, стреляя и грохоча. Примерно четыреста или пятьсот выстрелов в той округе, и стреляют самок и молодняк, и гонят их по всей местности, убивая дичь также случайно.

Итак, я сказал: “При первых каплях дождя или при первом снеге как можно быстрее берите палатку. Не стреляйте. Просто выстройтесь рядком, потому что вам… вам, возможно, нелегко будет добраться туда. Просто идите прямо… Не идите ни на какую гору. Ничего не переходите. Идите прямо вниз, и с вами не будет покончено примерно в полумиле⁴⁴ от лагеря”. И я сказал: “Я пойду к вершине, потому что я знаю, что могу следить за вершиной хребта и следовать прямо вниз, пока не пересеку ручей и приду прямо в лагерь”.

Ну тогда… и, ох, те тучи кружились. Ну, они просто пошли маленькими партиями, все из них. А я поднялся по холму и перебрался через катящиеся по холму камни, пытаясь выгнать к ним какого-нибудь оленя. И вот я взобрался довольно-таки высоко.

А Дэвид в то утро сделал мне сэндвич. И он оказался вечером со мной, чтобы в то утро приготовить своему папе тот лук с медом, я думаю. И он сделал мне немного мясных сэндвичей. И я тебе говорю: у него той горчицы было на семью. И у меня они лежали в рубашке.

Итак, я поднялся туда. И внезапно сюда пришел снегопад. Я сказал: “Эй, те парни вернулись в лагерь”. Здесь начался дождь со снегом. Начал дуть ветер. Я сказал: “Ладно, я уйду с холма”. Повсюду выли койоты.

Итак, я начал спускаться с горы, бежать, потому что я знал, если не уберусь с того хребта горы, гребня, я также потеряюсь. И я вырос в той местности. Видишь, однако я знал, что это такое.

И нет, как раз перед этим голос сказал мне: “Остановись”. Я остановился. Он сказал: “Вернись туда, откуда ты пришел”.

Ох, человек. Как мог бы я в это поверить, Ли? Ну, я шел навстречу своей смерти. Понимаешь?

Сказал: “Вернись туда, откуда ты пришел”.

Ну, я отщипывал… Это так взвинтило меня. Я… я… я знал, что должен повиноваться Этому. Но, эх, буря все время становилась сильнее и сильнее. И как я вернусь? Я хожу здесь кругом ради собственной смерти. Было… Я был теперь примерно в полумиле⁵⁰ или больше, может, в трех четвертях мили⁵¹ от горы, и идти назад в ту снежную бурю, туда, вверх? Ну, ужас, это было идти навстречу своей смерти. Понимаешь?

Я подумал: “Парень, я не знаю… что по поводу этого”. Я подумал: “Но… но я лучше…” И я съел тот сэндвич, рассуждая. Итак, я сказал: “Ну, мне уже пятьдесят четыре года. И если это конец, я всю свою жизнь доверял Богу. Так вот, даже начиная с той поры, когда я был маленьким мальчиком, тот голос никогда не говорил мне ничего неправильного. И я, конечно, не собираюсь теперь его ослушаться. Если это смерть, это то, где я должен быть”. Всегда говорил: “Однажды я хотел бы поставить старую “блондинку”… (я теперь разговариваю с Фрэдом) поставить старую “блондинку” к дереву, и пусть Иосиф ее найдет, ты знаешь, и предпринять прогулку, как сделал Енох”. Я думал, что, возможно, наступило утро.

Ну, все, что я мог делать, – просто там стоять. И я встал за дерево. Ветер просто завывал, та снежная буря прямо-таки сдирала с тебя кожу, почти что, на той высоте на той горе. И я знал, что сказал: “Парень, я надеюсь, что все те парни добрались. Итак, они перепугаются за меня до смерти, что я не пришел”. Видишь? И я сказал: “Ладно…” Больше ни о чем я не знал.

Я снял шляпу. И я сказал: “Господь, вот я”. Видишь? Итак, ничто мне не ответило. Ну, я подумал: “Ладно, я пойду назад. Он сказал мне придти сюда, и вот я поднялся. Так вот, я возвращусь”.

Я подумал: “Мне лучше этого не делать. Он не послал меня сюда только для того, чтобы посмотреть, как я взбегаю на холм (видишь?), засунув меня вот так в смертельную ловушку”. Видишь? Нет.

Огромные снежинки и дождь вперемешку с ними, ты знаешь. И, ох, человек. На земле уже тогда было около трех дюймов⁵², я полагаю. Вот насколько засыпало снегом примерно за пятнадцать минут.

Итак, я сказал: “Хорошо, я полагаю, что просто присяду здесь и подожду”. Вот, как раз тогда я услышал нечто подобное голосу.

(Посмотри, есть ли кто-то здесь, у твоей двери. Это кто-то был? Ох, пленка движется.) И…

И когда я присел, я услышал, как голос сказал: “Встань на ноги свои”.

И я подумал: “Ну вот, я просто схожу с ума”. Понимаешь?

Я был испуган. Я собираюсь признаться, Ли, что был испуган. И я был испуган, ведь я должен был вернуться туда, вверх. Потому что, знаешь, Ли, я… я как бы всю свою жизнь был лесным жителем. И я… я знаю, что это такое – идти во что-то подобное. И я был перепуган.

Сказал: “Встань на ноги свои”.

И я приподнялся, и быстренько сдернул шляпу, и приставил свое ружье к дереву, и встал.

Сказал: “Я Господь Бог, сотворивший небеса и землю. Я создаю ветры, чтобы остановить в могучем море”. И тогда я узнал, что это было Писание. Ты понимаешь? Иисус, останавливающий ветер. “Я вчера, сегодня и вовеки Тот же”. Цитируя те Писания, тот голос.

Я сказал: “Да, мой Господь”.

И Он сказал: “Я вчера, сегодня и вовеки Тот же. Проговори ветру. Он по-прежнему повинуется Моему голосу. Бури прекратятся теперь, как это случилось тогда”.

И я сказал: “Да, мой Господь. Я знаю, о чем Ты говоришь. Ты сказал: “Я уполномочил вас говорить. Что вы скажете, то и произойдет”. Итак, Ли, ты можешь представить, как я себя чувствовал.

Ну, я… я поднял голову. И я сказал: “Благодарю тебя, Господь Бог. Я повинуюсь”. Я сказал: “Ветер, буря, я приказываю, чтобы вы прекратились. И пусть солнце сияет, и пусть солнце все время сияет в течение четырех дней, пока все эти парни не добудут свою дичь и не уйдут от горы. Я приказываю, чтобы солнце светило как положено, и светило как положено четыре дня, а этот ветер и буря на это время прекратились”.

И, Ли, было похоже, что кто-то развернул над тобой зонтик. Тот дождь со снегом, и град, и… и дождь, и снег, падающий вот так, – это просто пропало. Это прекратилось. И стоял там, и я думал… И внезапно пришел ветер с запада, о котором радио (у нас внизу, в лагере, было радио, и в наших машинах и тому подобное) сказало, каким путем он придет. И…