Коче́вники — этносы, народы, народности и племена, исторически сложившиеся в кочевых — номадических — этнокультурных условиях (др.-греч. νομάδες [nomádes] мн.ч. от νομάς «кочевник» ← νομός «пастбище, выгон»).
В современное время это люди, постоянно или временно пребывающие в соответствующих культурах и ведущие кочевой образ хозяйства, или культурно-этнически принадлежащие к традиционной кочевой культуре и типу хозяйства. Рождаемость у кочевых скотоводов как правило ниже рождаемости земледельцев[1][2].
Содержание
1История
2Кочевые народы
3Этимология слова
4Определение
5Быт и культура кочевников
6Происхождение кочевничества
7Классификация кочевничества
8Расцвет кочевничества
9Модернизация и упадок
10Кочевничество и оседлый образ жизни
11Кочевничество, не связанное со скотоводством
12К кочевым народам относятся
13См. также
14Примечания
15Литература
История
Кочевничество как исторически сложившаяся социально-экономическая система развития и хозяйственно-культурный тип сформировалось во II тысячелетии до н. э. в евразийском и афроазиатском аридном регионе[3].
В основу кочевого образа жизни легло скотоводство, в поисках новых пастбищ люди переселялись на многие километры от основного места жительства. Кочевое скотоводство было преобладающим образом жизни в степях Внутренней Азии на протяжении большей части ее истории. Хотя наблюдатели извне нередко отзывались о нем, как о примитивной форме экономической организации из-за менее производительного труда кочевника, чем земледельца, в действительности это была усложненная специализация по использованию степных ресурсов. Тем не менее, этот образ жизни всё же был отсталым и чуждым для окружающих оседлых цивилизаций. История номадов и их связи с окружающими регионами основывались на том, что сами кочевники принимали как не требующее доказательств свои циклы движения, требования животноводства, экономические ограничения и основную политическую организацию[4].
Термин «пасторальный номадизм» (кочевое скотоводство — прим. отв. ред.) обычно используется для обозначения формы подвижного скотоводства, при которой семьи мигрируют со своими стадами с одного сезонного пастбища на другое в годовом цикле. Наиболее характерное культурное свойство этого экономического приспособления состоит в том, что общества кочевников-скотоводов приспосабливаются к требованиям подвижности и потребностям своего скота. Понятия «номадизм», «кочевничество», «скотоводство» и «культура» семантически различны. Существуют скотоводы, которые не являются кочевниками (такие, как современные фермеры- животноводы, и кочевые группы, которые не пасут скот, — например, охотники). Существуют также сообщества, в которых подвижные формы скотоводства представляют единственную экономическую специализацию, в которой отдельные пастухи или ковбои нанимаются, чтобы смотреть за животными (как случилось в Западной Европе или Австралии с разведением овец и в Америках с крупным рогатым скотом). Когда разведение скота является профессиональным занятием, твердо внедренным в культуру оседлых народов, отдельное общество скотоводов никогда не существует[5].
Скотоводство Внутренней Азии традиционно зависело от использования обширных, но сезонных пастбищ в степях и горах. Поскольку люди не могли питаться травой, разведение скота, который мог это делать, было эффективным способом эксплуатации энергии степной экосистемы. Стада состояли из ряда травоядных животных, в том числе овец, коз, лошадей, крупного рогатого скота, верблюдов и иногда яков. Не существовало специализации по разведению отдельных видов, которая развивалась среди бедуинов Ближнего Востока, разводивших верблюдов, и пастухов северных оленей в Сибири. Идеальным для Внутренней Азии было наличие всех видов животных, необходимых для обеспечения продовольствия и перевозок, так что семья или племя могли достичь самообеспечения при скотоводческом производстве. Фактическое распределение животных в стаде отражало и экологические переменные, и культурные предпочтения, но их состав был, в основном, однотипен, независимо от того, использовали ли номады открытую степь или горные пастбища. Изменения в составе стада были особенно часты среди скотоводов, которые эксплуатировали более маргинальные районы, где, например, козы выживали лучше, чем овцы, либо где засушливость способствовала разведению верблюдов, а не разведению лошадей[6].
По данным Дмитрия Самохвалова, до появления лошадей Великие равнины Северной Америки и Патагония в Южной Америке были почти не заселены[7]. Но и позже средняя численность племен Великих равнин Америки по оценкам Юрия Стукалина составляла около 3-4 тысяч человек[8].
По мнению Фернана Броделя кочевники Старого Света это уникальный пример долгого паразитирования «варваров» над более технологически и организационно развитыми цивилизованными народами. Малейшие изменения окружающей среды приводили к цепной реакции массового движения кочевых народов на запад на страны Европы или на восток на страны Азии, при этом направление движения по мнению Фернана Броделя зависела от степени сопротивления со стороны оседлых народов. Начало конца кочевых набегов было положено в 80-е годы XVII века, когда Китай смог установить надежную охрану границ и китайцы начали активно заселять Монголию, Туркестан и Тибет. Одновременно Китай захватил Маньчжурию, а Нерчинский договор ознаменовал разделение владений Китая и России на Амуре. Под давлением Китая кочевники двинулись на запад через Джунгарские ворота. Однако в этот раз кочевники вместо пустого пространства встретили сопротивление России времен Петра первого. Ещё в течение столетия на границах России происходили постоянные стычки с кочевниками, но в этот раз порох и пушки оказались сильнее главного преимущества кочевников — быстроты и мобильности. Победа России ещё до окончания XVIII века окончательно завершила эпоху набегов кочевников на оседлые цивилизации Евразии[9].
По данным Юрия Васильевича Емельянова кочевники всегда уступали оседлым земледельческим народам в численности. Население центральноазиатских степей по оценкам Льва Гумилева колебалось от 0,4 миллиона в III веке нашей эры[10] до 1,3 миллиона человек в XIII веке нашей эры[11] (для сравнения по оценкам И. Захарова население Китая в 1 веке нашей эры составляло около 60 миллионов человек), а например хунны по подсчетам Л. Н. Гумилева сражались с Китаем в соотношении 1 к 20[12]. Общая численность кочевников в XV-XVI веках по некоторым оценкам составляла сотни тысяч человек, а от Волги до Монголии в конце XIX века оценивается в 3-4 миллиона человек[13].
Схожее, но не тождественное значение имеет слово номады, номадизм, и именно в силу этой схожести значений, в русскоязычном и возможно других лингво-культурно несхожих оседлых обществах (персидском, сино-китайском, и многих других, исторически страдавших от военных экспансий кочевых народов) существует седентаристский феномен подспудной исторической неприязни, приведший к очевидно намеренной терминологической путанице «кочевник-скотовод», «номад-путешественник», ирландский-английский-шотландский «путешественних-трэвеллер» и т. п.
Кочевой образ жизни исторически ведут тюркские и монгольские этносы, и другие народы урало-алтайской языковой семьи, находившиеся в ареале кочевых цивилизаций. На основании генетической языковой близости к урало-алтайской семье, предков современных японцев, древних конных воинов-лучников, завоевавших Японские острова, выходцев из урало-алтайской кочевой среды, также и корейцев историки и генетики считают отделившимися от протоалтайских народов.
Вклад, и древний, и средневековый, и относительно недавний, кочевников в северный и южный синский (древнее название), ханьский или китайский этногенез, вероятно, достаточно большой.
Последняя династия Цин была кочевого, маньчжурского происхождения.
Средства к существованию кочевники могли получать из самых разных источников — кочевое скотоводство, торговля, различные ремесла, рыболовство, охота, различные виды искусства (цыгане), наёмный труд или даже военный грабёж, либо «военные завоевания». Обычное воровство было недостойно воина-кочевника, в том числе ребёнка или женщины, так как все члены кочевого общества было воинами своего рода или эля, и тем более кочевого аристократа. Как и другие, считавшиеся недостойными, подобно воровству, особенности оседлой цивилизации, были немыслимы для любого кочевника. К примеру, в среде кочевников, проституция была бы абсурдна, то есть абсолютно неприемлема.
В современном мире, в связи с существенными изменениями в хозяйстве и жизни общества появилось и достаточно часто употребляется понятие неокочевники, то есть современные, возможно, очень (или не очень) успешные люди, ведущие кочевой или полукочевой образ жизни в современных условиях. По роду занятий многие из них являются артистами, учёными, политиками, спортсменами, шоуменами, коммивояжёрами, менеджерами, преподавателями, сезонными работниками, программистами, гастарбайтерами, экспатами, путешественниками и так далее[источник не указан 1823 дня].[14]
Достарыңызбен бөлісу: |