Албазинская крепость кунгуров г. Ф

страх. В страхе воевода и скончался.

Сел на воеводство своей волей сын воеводы Анлрей: правил он по своему

разумению, вел суд и расправу до той поры, пока не дознался царь.

Своевольного воеводу сменил сын московского боярина Петра Морозова -

Алексей Морозов.

ТАЙНЫЕ ПИСАНИЯ ЦАРСКОГО ПОСЛА

Николая Спафария двигалось из китайской столицы Пекина на родину. Караван

остановился на ночлег у китайского пограничного городка. Дорожная юрта

посла тонула в темноте. Вокруг было безмолвно; все уснуло. Слышались

глухие удары Гулоу - Башни времени.

Через слюдяное оконце дорожной юрты едва пробивался свет лампады. За

черным складным столиком сидел, низко наклонясь, Николай Спафарий. Тихо

шелестели толстые листы, скрипело гусиное перо. Часто свет мерк, фитиль

лампады трещал, наполняя юрту чадом. Сидящий поодаль Николка Лопухов

вставал, подходил к лампаде и ногтями ощипывал обуглившийся фитиль. Пламя

дрожало, захлебывалось, вновь вспыхивало, ярче бросая свет.

Николка Лопухов, преисполненный любопытства, смотрел на толстую книгу

- тайну тайн премудрого царского посла. Посол писал в ней по ночам и

хранил написанное пуще своего глаза. Однако, изнемогая в писании, нередко

посол, склонив голову, засыпал. И отрок тихо подкрадывался к писанию, где

скрыты были великие мудрости человеческие.

За долгий дорожный путь от белой Москвы и до китайского города Пекина

послу полюбился отрок-трудолюбец. Писания же свои посол и от отрока

старательно оберегал. Два же грека, взятые Николаем Спафарием из Москвы

для помощи в писаниях, оказались ленивыми, и посол пренебрег их умением.

Писали греки скудные дорожные описи, вели счет пройденному пути, сочиняли

мелкие отписки и иные маловажные листы.

В эту ночь посол писал много; уронив перо из ослабевших пальцев,

огорченно вздохнул:

- Силы человеку даны велики, век же короток...

Отчего человек пчеле подобен: в трудах чахнет, а меду сытного дает

мало?

Отрок глаза опустил.

И так ты достоин, богат и силен.

Поучал отрока посол спокойно:

- Отроче славный, ум свой незрелый питай науками многими, тем

польются тебе сокрытая земли благодать и небес тайны...

Слушая речи, отрок душой разгорался, голову наклонив низко, лобзал

сухие пальцы посла.

И случилось нежданное... Посол положил руку на голову отрока,

благословил его и подал ему свое перо:

- Отроче славный, возьми перо, трудись много, клади словеса мудрые, к

чтению внятные. Помни, что написанное держать надобно в тайне...

Отрок торопливо взял перо, посол клал перед собой клочки бумаги, на

которых вкривь и вкось нанесены были пометки и записи дорожные. Те пометки

с великим старанием отрок вносил в книгу, долго вглядывался в слова,

торопливо намеченные, либо по его уму мудреные.

А посол, склонив голову, дремал, прикрыв пологом усталые глаза.

Отрок, украдкой приоткрыв листы, жадно прочитал слова, рукой посла

старательно начертанные на заглавном листе книги:

в ней описание первой части вселенной,

именуемой Азия, в ней же стоит

Китайское государство.

"А писана сия книга, когда по указу великого государя, царя и

великого князя Алексея Михайловича, всея Великие и Малые и Белые России

самодержавца, послан был из Москвы в Китайское государство Николай

Спафарий".

Откинув первый лист, отрок прочел:

"В мире лукавства неисчислимы, как звездная роспись небес. Взгляни на

озеро, оно ясно и чисто, а дно его утопает в мраке и черноте ада. Так и

сердце лукавца: его не разгадать по синеве ясных глаз. Сердце человека

пучине морской подобно, в нем мрак и темь..."

Отрок, уронив перо, позабыл о наказах посла, писание оставил, а начал

безотрывно читать лист за листом.

Читая, то улыбался блаженно, сладостно, то, широко открыв удивленные

глаза, оглядывался, то мрачнел, смахивая рукой непрошеную слезу.

Отрок, читая, шептал:

"Мая 15 дня.

Нещадно палит солнце. Добрая ли то примета? Караван наш подошел к

стенам города китайского, нареченного Пекин. Встретил китайский князь и

его конная стража, допустил лишь до ворот. Прехитро сузив щелки глаз,

сказал: "Не сготовлены русскому послу и его людям достойные палаты". С

горы оглядел я город Пекин. Город превелик, строением пригож, не в меру

многолюден. Люд скопом ходит, подобно мурашкам по мурашинной кочке.

Писание мое скудно, вина тому гордость и скрытность вельмож китайских,

всюду мерещатся им подслухи. Русского глазу боятся пуще того, как бес

страшится креста господня, а то и более. Мудра пословица: "Что под спудом

сокрыто, то трудом будет добыто".

Мая 17 дня.

Терпение надобно многое. Гордость лозиной не переломишь. Сижу с

людьми моими взаперти, в город ворота не открывают, пребываем в безделье и

скуке.

Волею божьею караван наш двинулся к городским воротам. Миновали

желтый песчаный вал, пошли подле Великой стены, около высоких башен; они

расположены одна в ряд с другой на полет стрелы. Стена стоит толста; чтоб

миновать ее, надобно пройти двенадцать больших ворот. Над воротами

девятиэтажная башня с бойницами, на мостах стоят богдыхановы солдаты при

мечах, пиках, луках. Улицы от многолюдства тесны, оттого впереди богатых

бегут слуги, расталкивая толпу, расчищая путь господину своему, а которые

пешеходы зазеваются, тех бьют палкой и плетью.

Посольству нашему для жилья отвели место самое кручинное, будто

тюрьма, и караул поставили строгий. Памятуя о неудачах, отдаемся воле

божьей. Чему быть - тому быть... Око всевышнего видит дела грешных.

Июня 15 дня.

Долгий месяц на исходе. По-прежнему взаперти сидим и муки злые

принимаем. Зной разит, подобно пламени пекла, еду богдыхановы люди

посылают плохую, воду - и того хуже. Немало людей посольства, в болезнях

изнывая, ропщут, клянут судьбу. Гордость китайских вельмож безмерна, они

часто приезжают, но о приеме богдыханом молчат. Этот долгий месяц не

пропал для нас зря, книга наша сосуду подобна, наполняется соками

мудрости, о чем прописано будет в своем месте. Молим бога о придании нам

сил и здравия, дабы уговорить лаской, тихо людей посольства нашего,

впаваших в неверие и питающих злобы на нас, посла царского, уличая в

черной измене и нерадении.

Июня 16 дня.

Сочтем за радость описать Великую стену китайскую. Но прежде всего

напишем немногими словами о Китае и китайцах.

В первой части, именуемой Азией, и стоит государство Китайское, его

китайцы Китаем не зовут, а нарекли его Чжун-го, что означает Серединное

царство. Китайские мудрецы в гордости считают свое царство на свете самым

главным, и, мол, стоит оно на середине Земли над всеми царствами

владыкой... А китайцами себя тоже не зовут, а нареклись жень, на наречии

нашем - человек Серединного государства.

Китайское царство в России с древних времен прикосновенно было через

мунгальские степи; беглые же казаки Ярофея Сабурова с товарищами рубежи

русские установили по реке Амуру. Китайцы Амур-реку называют Хэйлунцзян, а

мунгалы - Карамурен, или Черная река.

Китай - страна великая, людей в ней много, и люди разны: китайцы,

маньчжуры, мунгалы. А какая у них земля, лес, реки, и как работу ведут, и

как наукам обучены, и каких воинов, и сколько богатств имеют, то в своем

месте опишем доподлинно.

Вновь начнем писать о древней Великой китайской стене. Стена та -

чудо из чудес рукотворения человека на земле. Чтоб скрыться от грабежей и

убийств черных мунгалов, воздвигли китайцы ту каменную стену тому 2500 лет

назад. Китайцы именуют ее Ванличэн - десять тысяч верст, а мунгалы -

Калга, оттого стена и прозывается Калганской, на нашем речении -

Превеликая ограда. Строение громадно, и на земле равного не сыскать. Стена

перекинулась через горы, леса, пустыни, степи, болота, реки от мунгальских

рубежей до восточного моря-океана - на пять тысяч верст. Зубцы ее столь

высоки, что, подняв голову, глядишь ввысь удивленно; толщиною же чудно

велика: по ней возки и коляски по три и более вряд едут, и всадники

скачут, как по широкой дороге.

Китайцы, описуя стену, гордо похваляются: во время строения такой

громады не оставалось в горах камня, в степях - песку, а в реках - воды, в

лесах - деревьев. Тому хвастовству поверить можно: неисчислимое количество

людей созидало ту стену. Оглядываем стену, сколь мудро она выложена,

дивимся долготерпению трудов, умению китайских работных людей возводить

крепости и красоте этой каменной громады.

Июня 17 дня.

В прошлом описании запамятовали мы пометить о титулах богдыхановых,

то пропишем тут. Царских титулов у них два: один с точкой прописывают, а

другой без точки. Разность довольно важная. Хан-царь, без точки

прописанный, - самовластный хан, а с точкой - то подданный. Обиды ради,

великого русского царя прописывают богдыхановы писцы с точкой. Какова

гордость! И сколь такая наглость обидна нам, Руси сынам!

Июня 18 дня. Утро.

На двор еще до зари приехал посланец от богдыхана. Молитвы наши

терпеливые услышаны. В одежды новые нарядившись, готовы предстать перед

лицом китайского властелина...

Июня 18 дня. Вечер. День окончился горько, день - полынь-трава...

Богдыханова приема и ныне оказались мы не удостоены. Посланцы его -

придворные бояре, родичи лукавые - повелели строго и грамоту и подарки

наши положить на отведенное место в саду богдыхановом и вернуться нам на

свой же двор. Сызнова пребываем на своем кручинном дворе и сызнова под

караулом. Засветив лампаду, с отроком Николаем Лопуховым ревностно

предаемся писанию, тем коротаем долготу ночи.

Июня 19 дня.

До рассвета прибыл на двор богдыханов главный боярин со многими

слугами. С паланкина не сошел, открыв дверки створчаты, кричал громко:

- Как в России кречетов ловят? У какого зверя есть рыбий зуб, что в

подарок великому богдыхану ты привез?

Получив ответ, боярин со двора спешно уехал. Почтем за мудрость нашу

догадку: богдыхан и его ближние прошедшей ночью не спали, читали грамоту

московского царя да тешились подарками нашими, обособливо рыбьим зубом...

Июня 20 дня.

...День полнолуния. Этот день чтут китайцы особенно, а потому и

назначили торжественный прием нам, послу царскому с детьми боярскими.

Приметный день в скитаниях наших, о нем многое написать можно, что

исполним на своем месте, на вкладных листах.

Июня 22 дня.

Не сыскать людей, которые бы корыстью и завистью не объяты были.

Богдыхан, чести нашей ради, послал к нам своего приближенного боярина -

асканью-амбаня. Тот асканья-амбань, преисполненный любопытства,

расспрашивал о русских людях: как они живут, что едят, каковы их жилища,

храмы и иное. Видя жадное горение его глаз, дали мы ему подарки: саблю с

золотой оправой, кафтан, русские монеты да шапку серебряного шитья.

Пригожий подарок сделал асканью-амбаня другом двора нашего и частым

гостем. Многие тайны, ревниво оберегаемые китайцами, отныне в книгу нашу

помечены будут доподлинно.

Истинно гласит пословица: "Коль не по сердцу руса коса, обворожат

сини глаза".

Почтем за важное описать китайских советников, которые при дворе

богдыхановом за первейших лиц почитаются, то иезуиты-латыняне. В Китае

иезуиты поселились с давних времен. То чудно, но истина... Иезуит Адам

Шаль покорил сердце китайского богдыхана мудростью своего ума: иезуит так

учен, что безошибочно говорит о будущих солнечных и лунных затмениях,

угадывает погоду, составляет календари-леточислители, отливает для

китайской рати пушки. Богдыхан поставил его главой математического

трибунала: в Китае это чин столь велик, что почитать его потребно превыше

самого первейшего князя. Таков же умом и сноровкой помощник Адама Шаля

иезуит Фердинанд Вербист.

Тихо на ухо говорил нам тот Фердинанд Вербист богдыхановы о нас думы

и премногие тайны жизни Китайской страны. Вербист много учен и разумен, в

речениях разных государств и народов силен.

Ради веры Христовой Фердинанд Вербист, а с ним и иные латыняне, что

проживают в Китайщине, возгорелись к нам, послу русского царя, душевной

любовью. Единоверцы во Христе ругали китайскую идольскую веру. Служа

китайскому богдыхану и находясь у него ближним советчиком, Фердинанд

Вербист принял за радость оказать нам тайно подмогу в делах наших. Обещал

Вербист послать через нас в Москву тайное тайн богдыхана - чертеж и

описание Китая. Страшно нам такое деяние!..

Но ум наш мутит любопытство, желаем получить для Руси тот драгоценный

чертеж...

Говорил Вербист о своих и других иезуитов злоключениях и муках.

Считаю надобным на вкладных листах описать их житье. Десять лет тому назад

всех иезуитов, а с ними Адама Шаля и Фердинанда Вербиста, богдыханова

стража ночью схватила. Их забили в колодки и бросили в тюрьму. Причиной

тому стала вера и учение иезуитов о спасении души человека. Иезуиты

поучали, что род человеческий исходит от первого еврея - многострадального

Адама. Тогда сыскался ученый китаец, сотворил толстую желтую книгу, в ней

призывал убить иезуитов-изменников, ибо они, ведя весь род людской от

Адама, тем самым и великого богдыхана почитали за выходца из Иудеи и за

еврея.

тысячу листов исписал, привел родословные всех богдыханов от начала веков,

иезуитское учение опрокинул. Богдыхан и его ближние, прочитав книгу,

запылали безмерным гневом на иезуитов, посмевших бросить черную тень на

светлый лик богдыхана.

Адама Шаля и Фердинанда Вербиста осудили. Помня их ученые дела,

богдыхан смилостивился и казни легкой повелел отдать. Он приказал

укоротить рост того и другого иезуита на одну голову. Ту казнь придворные

князья богдыхана сочли за большое милосердие императора, требовали суровой

казни, завещанной предками. Богдыхан слово свое изменил: повелел вывести

изменников-иезуитов на площадь Конфуция и перед толпой разрубить Адама

Шаля и Фердинанда Вербиста живыми на две тысячи кусков каждого.

Величию божию нет предела, и волосок с головы не может пасть, ежели

на то не сталось воли всевышнего. Разразилось в Китайской стране

землетрясение. Китайцы приняли это за худое знамение. Богдыхан послал

своего дядю в тюрьму к Адаму Шалю, чтоб тот сказал, отчего дрожание земли

приключилось. Адам Шаль ответил кратко: "Если великий богдыхан и впредь

будет считать за истину книгу глупейших, небо пошлет невиданный пламень,

от которого на Китайской земле, окромя пепла, ничего не останется..."

И тут же добавил, чтоб дядя попросил богдыхана заглянуть в старые

мудрейшие книги. В них, мол, прописано о том, что пришельцы не однажды

спасали великих ханов. Назад тому четыре века славные венецианцы братья

Николай и Марко Поло построили для хана страшную осадную машину, метавшую

камни в пятьсот пудов. Те машины, метнув камни, рушили начисто стены, дома

и иные строения, грохот их был подобен грому. Мудрые венецианские братья

Поло помогли покорить несокрушимый великий город Сианьфу.

Богдыхан и его ближние перепугались насмерть. Держали иезуитов в

тюрьме, боясь исполнить над ними казнь. Ожидая казни, Адам Шаль и

Фердинанд Вербист сочинили книгу, в ней злоучение того китайского мудреца

повергли в прах. Сызнова иезуиты получили почет при дворе китайского

императора, а Фердинанд Вербист богдыханом Кан-си удостоен был имени

премудрого советника.

Памятую и другое: отменно лукавы иезуиты. Во многих государствах

деяния их нам ведомы. В мудрых книгах прописано: "Иезуиты змеям коварным

уподобились, прегрешения тяжки верой Христа прикрывают". То как? Не

услащает ли Фердинанд Вербист добротой и лаской нас, посла Руси великой,

ради иных происков и помыслов злонравных? Пресветлая матерь божья, не суди

мои прегрешения, темные подозрения к единоверцам. Тревожат сердце мое

приметы отцов наших премудрых, они поучают: "Не ищи души у змеи, труд

напрасный - не сыщешь..."

Писание мое, столь многое, прерву: перо от устали худо пишет. Отрок,

склонив голову, безмятежно спит. В оконце пробивается утра пресветлое

сияние.

Июня 23 дня.

причиной алчность китайских купцов, разглядевших товары наши, особливо

меха зверей сибирских.

Июня 24 дня.

Происки асканьи-амбаня опечалили наших людей. От его лиходейских

происков китайские купцы не приходят и торговли с нами не заводят.

Посланец двора творит злые измышления, чтобы товары наши в ценах сбить и

задаром отобрать да поделить среди ближних богдыханова двора. На ухо

сказал Фердинанд Вербист тайну: китайскому богдыхану товары наши

поглянулись, и наказал он купцов на двор не допускать, цены сбивать низко.

Июня 25 дня.

Ропот в посольстве нашем велик. Иные бранят порядки Китайского

царства, иные нас, посла государева, клянут и позорят угрозами. Вот, мол,

гордость посла непреклонная родила у богдыхановых людей злость и презрение

к русским посланцам. Оттого и неуспех во всех делах: и торговых и

государственных.

Июня 26 дня.

Товарам нашим нет покоя: их щупают, нюхают, разглядывают алчными

глазами, царапают ногтями, цену же против вчерашнего сбавили вдвое.

Июня 27 дня.

Нас, посла царского, с малым числом людей посольских отпустили за

ворота и под караулом разрешили гулять городом, оглядеть его строения и

иные диковины. Милость эта столь радостна...

Июня 30 дня.

Сочтем за славное торопливо пометить о виденном глазами нашими, о

китайцах и их житье. Дивились мы диву многому, и всего не упомнишь. Однако

начнем с городских строений. Город велик и поделен на три стороны. Первая

сторона называется Цай-чжу, на языке нашем - Богатая. Строения каменны,

крыши, кверху концы загнувши, стоят, шапкам стрельчатым подобны; ограды

резьбой изукрашены; на столбах идолы стоят; вокруг сады цветут, и воины

при пиках хранят входы и выходы. Живут тут китайские бояре, купцы самые

премного богатые, богдыхановы родичи, дядя богдыханов и его жены. Жен у

него больше восьмидесяти. В эту сторону люд рваный, нищих и бродяг

придорожных не пускают, а тех, кто попадает, бьют нещадно, до смерти и,

убив, тело бросают в реку, а голову вздевают на кол. Среди богатых

строений есть площадь, китайцы ее именуют шепотом Сутанг, на нашем языке -

Тайная. Львы гранитные вырезаны с великим художеством, ростом громадны,

стройны, лучше того и быть не может. На этой площади исполняются казни.

Поодаль, подобно райским кущам, цветут славные сады богдыхана, а

средь них стоят его дворцы: малый и большой. Стены обоих пурпурного цвета,

а крыты те дворцы оранжевыми фарфоровыми крышами. Вокруг малого дворца

строения пригожие, изукрашенные тонкой резьбой и красками крыты светлыми,

оттого и сияют красотами на солнце: то хоромы богдыхановых жен и наложниц.

Не сочту за срам написать о женах богдыхана, хоть это в тайне китайцами

содержится. У богдыхана одна жена, ту именуют первейшей женой, кроме нее,

имеет он еще тридцать шесть жен - то молодые жены, и еще вдвое больше

последних - то наложницы. Первейшая жена может сидеть и пить и есть за

одним столом с богдыханом, прочие жены, как богдыхановы сожительницы,

приставлены к первейшей жене и старательно ей служат. Дети же от всех жен

не знают иной матери, кроме первейшей жены богдыхана. У богдыхана сорок

сыновей, не считая дочерей. Все жены живут в заперти, в строгом

заключении, охраняют их евнухи, коих при дворе множество, более трех

тысяч.

Вторую сторону города нарекли Цюнь-жень - Бедности место. Проживает

бедны, из глины и травы речной сбиты. И столь их много, не видно ни конца

ни края, а улочки узки, забиты людьми плотно, особливо детьми, которые

голышами бегают, еды ищут, копаясь в навозных кучах. Нищих, бродяг, калек

и иных убогих, да скоморохов, да фокусников-волшебников бессчетное

множество, будто со всего света сюда согнаны. Праведно слово древнего

китайского мудреца Лао Цзы: "Если дворцы очень великолепны, то поля очень

запущены, закрома пусты и люд гол..." Китайцы слово мудреца чтут.

На чистом листе пометим сокровенную тайну двора богдыханова, о ней с

великой утайкой да оглядкой сказывал нам Адам Шаль; об этом слыхали мы и

от князя тунгусского Гантимура, вставшего под всесильную руку государя

нашего. Поведали нам, что-де император Серединного царства, нареченный

"Сын неба", не китайских кровей. О, горе, горе китайцам, прогневили

всевышнего, в правители себе нарекли иноземца из разбойных маньчжур, кои

повоевали Китай и стоят на царстве твердой ногой. Всюду китайцам лихо:

богдыхан благоволит маньчжурам, непокорных китайцев казнит мечом и огнем;

землепашцев, работных людишек нещадно теснит, давит поборами. Оттого

ремесленники голы, землеробы голодны, купцы мелки - нищает царство;

шатание и брожение в нем морскому ветру подобно, коль налетит, спасения не

жди. Китайцы точат ножи, острят пики на богдыхана, его зловредных родичей

да на тех ублюдков - вельмож китайских, кои продались маньчжурам, радиво

им служат. Кровь льется многая.

Отпишем со слов того же Адама Шаля скорбное диво: в южной стороне

Китая есть города на воде - то вместилище злосчастных бедняков. Река

сплошь усеяна лодками с шатрами, лодки стоят густо, борт о борт, и в тех

лодочных городах живет рыбацкий люд. Китайцы, однако же, самые искусные

рыболовы на белом свете. На берегах им места не отведено ради малоземелья,

потому на воде и родятся и умирают.

Но великому чуду подобно, что все те строения на воде сияют в зелени

цветов, плодов и деревьев... Китайские землеробы стараниями безмерными

возвели на реке плоты многие, а на плоты наносили земли, и земля та сама,

питаясь водой из реки, дает столь зрелые плоды, что описать не можно. Ели

мы с тех плотов лук, по сладости с яблоком русским сходен, а ростом велик,

больше репы. Дыни слаще меду, цветы чудные: и пригожи и душисты, а от того

цветного духу, от всех огородов и садов разносится благовоние на многие

версты...

А китайцы землепашцы славные. Уронив в землю зернышки, вырастят из

них, ползая по полю и перебирая землю руками, сам-двадцать, а то и более.

Оттого сеют заместо нашего лукошка из бамбуковой дудочки. Дудочка та

искусно сделана, зерно кладет ровной тонкой нитью, лишнего не обронит,

семя дурной травы в себе задержит. Китайские землеробы - истинные