Алтай. По пути рериха

АЛТАЙ. ПО ПУТИ РЕРИХА*

В ПОИСКАХ ПРОШЛОГО

Проливной дождь стучал в окно Горно-Алтайского научно-исследовательского института истории, языка и литературы, где меня принимал его директор Павел Егорович Тадыев. Павел Егорович рассказывал мне об археологических экспедициях института, о древних курганах, о каменных «бабах» Курая, об удивительных наскальных рисунках Бичектубома и Елангаша.

— Не знаю, как другие считают, — говорил директор, ― а я уверен, что Алтай, с точки зрения исторической, один из богатейших районов. Действительно, Рерих был прав.

17 июля я выехала из Горно-Алтайска на машине местного комитета по радиовещанию и телевидению. Председатель комитета Екатерина Павловна Кондаракова, женщина энергичная и приветливая, тоже села в машину и сказала, что проедется до Черного Ануя. Мы держали путь на село Алтайское, а оттуда на юг, через Усть-Кан и Усть-Коксу на Верхний Уймон. Это была дорога, по которой пятьдесят лет тому назад ехали подводы рериховской экспедиции. И, конечно, шел дождь. Наш «уазик» бойко бежал по хорошей дороге, которая петляла меж низких гор и холмов, покрытых мягкой травой. Временами из-за туч прорывались солнечные лучи, тогда холмы и предгорья вспыхивали яркими красками: цветы, синие, сиреневые, желтые, лиловые, красные, росли везде — и вдоль дороги, и на лугах, и по склонам гор. Я никогда не видела такого обильного разноцветья. Над цветами деловито жужжали пчелы. Те пчелы, которые собирают знаменитый алтайский мед, по своим целебным качествам превосходящий даже мед кашмирских Гималаев.

Несмотря на дождь, воздух сохранял ту удивительную прозрачность, которую можно видеть только в горах.

Мы проехали Алтайское, где давно уже не было того постоялого двора, на котором за большим деревянным столом дремали участники экспедиции Рериха. Зато были каменные дома и дымящие трубы завода, придававшие Алтайскому вполне городской вид. От Алтайского дорога нырнула в лес и пошла по берегу мирно шумевшей горной реки. И тут нас снова настиг дождь, но уже с градом. Крупные градины вперемешку со струями дождя стучали по обивке машины, и я подумала о большом преимуществе машины перед подводой. Но позже убедилась, что подумала так зря. Грунтовые дороги предгорий раскисли, жирный чернозем стекал со склонов, а вместе с ним «стекал» наш «уазик». И «тек» до тех пор, пока какая-нибудь естественная преграда не останавливала его. Все кончилось тем, что первую ночь пришлось провести в основательно «севшей» машине. Утром нас вытащил из колеи совхозный трактор.

В долине реки Черный Ануй мы разбили палатку на самом берегу. Вдоль берега тянулся узкий луг, покрытый цветами, а за лугом высились скалистые горы. Где-то неподалеку от нашей палатки находилась знаменитая Черно-Ануйская пещера, о которой писал Рерих. Самим найти ее в этом каменном лабиринте было трудно, и поэтому Екатерина Павловна одним прекрасным утром отправилась на машине в село Черный Ануй. Оттуда она привезла трех проводников. Это были самые лучшие проводники на свете, какими бывают мальчишки в возрасте от восьми до двенадцати лет. И, конечно, Черно-Ануйская пещера была для них как дом родной. Пещера находилась в полутора километрах от нашей стоянки, и к ней мы вышли, пройдя через заросли высокого кустарника у подножия почти отвесной горы. Вход в пещеру был низким и напоминал арку довольно правильной формы. «Арка» вела прямо в огромный каменный зал, высотой не менее 25 метров и площадью около 300

____________________

* Мир Огненный. 1998. № 2 (17). С. 24-41.

квадратных метров. Зал был величествен и строг и этим неуловимо напоминал пространство готического собора. Сходство усиливали два симметрично расположенных хода, между которыми образовалось некое подобие приземистой колонны, упиравшейся широким верхом в каменный потолок. За этими ходами чудились длинные сводчатые коридоры...

Я стояла посреди зала, и меня почему-то не покидало ощущение, что многое здесь сделано руками человека. Возможно, я и ошибалась. Сверху, через отверстие в потолке, в пещеру проникал рассеянный свет дождливого дня. Он ложился призрачными бликами на странные поганки, росшие около стен. Грибы были похожи на ядовитые цветы, порожденные тьмой и сыростью. Когда-то, очень давно, в пещере жили. Земляной пол был мягким и представлял собой столь желанный для археологии культурный слой, о котором мечтательно говорил в Горно-Алтайске Павел Егорович Тадыев. Он был прав. Здесь надо копать. Там, под этим мягким слоем, хранится память каменного века, материализованная в каменных наконечниках копий и холодном пепле человеческих очагов, пылавших тысячелетия тому назад. Один из ходов оказался засыпанным, и луч моего фонарика уперся в груду крупных валунов. Второй ход, начавшийся сводчатым коридором, неожиданно сужался до низкого лаза, по которому можно было только ползти, упираясь руками в мокрые, отсыревшие камни основания.

Луч дробился в туманном воздухе хода и время от времени выхватывал из темноты фантастические фигуры причудливых химер, каких-то бородатых людей в остроконечных шапках, странников в старинных плащах. Но стоило приблизиться к этим барельефам-натекам, как химеры расплывались, одаривая нас прощальной улыбкой сожаления, а люди в остроконечных шапках и старинных плащах уходили в камень, таинственным и непостижимым образом растворяясь в нем. Так, может быть, когда-то они исчезали в темноте этого загадочного хода, чтобы уйти в неведомое. А ход все сужался и сужался и наконец уперся в большой валун.

— Все, — сказали проводники. — Дальше нет даже щелочки.

И я им поверила. Потому что, если бы была щелочка, они бы обязательно в нее влезли. В этом я не сомневалась. Валун плотно прилегал к низко нависшему потолку и упирался всей массой в неровный пол лаза. Я ударила ногой по полу, и он отозвался гулкой пустотой большого и просторного хода. Но мы были отрезаны от него валуном. Как он здесь оказался и зачем — неизвестно. Пещера на каждом шагу задавала вопросы, ответы на которые терялись где-то в глубинах заваленных ходов. Куда вели эти ходы? Сколь далеко они шли? Кто высек прямую линию в их каменном своде? Известковые химеры плясали по стенам, а старцы в остроконечных шапках хитро улыбались и молчали. «Или было, что женщина беловодская вышла давно уже. Ростом высокая. Станом тонкая. Лицо темнее, чем наши. Одета в долгую рубаху, как бы в сарафан. Сроки на все особые»¹. Женщина, говорят, вышла пещерным ходом. Вышла и ушла в легенду, подобно вестнику другой, неведомой жизни.

Легенды о вестниках, легенды о кладах. Они оплодотворили творчество Рериха-художника и придали его картинам ту необычность и своеобразие, за которыми стояли воспоминания о каких-то забытых тайнах и утерянном знании. Легенды живут в народе и сейчас. И многие из них навеяны таинственным миром пещер. Поэтому Рерих так интересовался этими пещерами. Он пытался найти в них какую-то реальную основу красивых и необычных легенд Алтая.

...Давно это было. Так давно, что люди уже забыли имя этого охотника. Охотник шел через горы по тропинкам, одному ему ведомым. Это был ловкий и сильный человек. У него были правильные, будто высеченные резцом искусного мастера черты лица и чуть косо поставленные, как у всех алтайцев, глаза. День был осенний и ясный, и охотник радовался солнцу, разноцветным деревьям, бодрящему горному воздуху. Охотник был очень удачлив и поэтому носил, в отличие от других, расшитую легкую шубу и новую шапку из лисьих хвостов. Он шел и пел. Пел о том, что видел. И вдруг песня его оборвалась. Ибо то, что он увидел, не укладывалось в эту песню. В песне можно было петь о солнце, о горах, о птицах, о шумевших желтых и красных листьях. Но в песне нельзя было петь о веревке. А эта веревка висела среди обрывистых скал, и ее конец уходил куда-то вверх.

— Ну и ну, — сказал охотник. — Никогда я здесь не видел такой толстой и длинной веревки. Зачем она здесь?

И, свернув с тропы, стал карабкаться по скалам вверх, чтобы найти ее конец. Вскоре он увидел, что веревка укреплена на отвесной каменной стене. Охотник потянул за веревку, и перед ним открылась каменная дверь. Он смело вошел в пещеру и в изумлении остановился. Вся пещера была наполнена странным желтоватым сиянием. Через мгновение он понял, что сияние исходило от множества золотых вещей. Он сделал еще шаг, и вдруг его волосы под шапкой из желтых лисьих хвостов зашевелились. Прямо на него пустыми глазницами уставился человеческий череп. Около кучи золота сидел скелет. Рядом с ним находился другой. Охотник был не робкого десятка, но ему стало вдруг страшно. Захотелось сразу уйти, но потом подумал: никто не поверит, что он здесь был. И тогда охотник взял золотую вещицу, а выйдя из пещеры, увидел, как дверь сама собой закрылась и ее очертания исчезли в каменной стене. И хотя охотник принес с собой домой вещицу, его рассказу о пещере с сокровищами никто не поверил. Многие ходили в то место, но ни веревки, ни двери не нашли. Потом охотник заболел и стал чахнуть на глазах. И люди сказали, что это случилось из-за той вещицы. Тогда ее выбросили, а шаман много дней читал заклинания над больным. Говорят, что охотник выздоровел, но уже никогда не был таким сильным, как раньше. И больше никогда не ходил к той пещере, где лежал заколдованный клад...

Рассказчик повернул ко мне лицо, и я увидела правильные, будто высеченные из желтоватой меди черты. Мы сидели на горе, где почти у самой вершины находилась знаменитая Усть-Канская пещера, где когда-то тоже жили неизвестные нам люди и где археологи нашли немало интересных реликвий. Но золота там не было.

Алтайские чабаны приносят все новые легенды: о змее, высеченной на камне, о следе человеческой ноги на скале, о найденных медных рудниках Демидова, которые до сих пор кем-то охраняются. И каменные круги древних курганов, покоящиеся в узких солнечных долинах у Яконура, Усть-Кана, Верхнего Уймона, продолжают питать народную фантазию, вызывая в воображении загадочные племена, ушедшие под землю...