Анатолий Александрович Вассерман Нурали Нурисламович Латыпов Острая стратегическая недостаточность

КТО ВИНОВАТ?

Из всех проклятых вопросов России этот – любимейший. Хотя ответ на него вряд ли приносит реальную пользу. В этом смысле куда важнее другой проклятый вопрос: «Что делать?»

Но если даже действительно выяснишь, что, – делать всё равно придётся самому. А это тяжело, скучно и противно. Решать, кто виноват, и обращать на очередного виновника своих бед гнев столь же праведный, сколь и бесполезный, не в пример приятнее. Так что любовь к главному проклятому вопросу вряд ли когда-нибудь изгладится из наших сердец.

Виновными в наших неудачах числились некогда «враги внутренние – поляки, жиды и студенты». Затем почётную роль козла отпущения взвалили на буржуев. Затем начались поиски шпионов, саботажников и прочих врагов народа. Побывали виновниками любители джаза, стиляги, диссиденты…

С марта 1985-го поиск виновных ускорился настолько, что с тех пор и по сей день в массовом сознании одновременно оказываются преступниками коммунисты и масоны, происки инородцев и пассивность русских, воспетая Адамом Смитом «невидимая рука рынка» и помянутая в классическом анекдоте «наша главная разрушительная сила – Госплан».

Понятно, единой причины наших бедствий – и соответственно единственного их виновника – в природе не существует. Но интересно всё-таки найти хотя бы того, чей камешек стронул с места лавину событий уже неудержимую.

Всякое расследование поневоле неполно. Но всё же рискнём представить суду истории того, кто последним нажал на спусковой крючок. Это – ныне покойный президент Египта Анвар Мухаммадович Садат.

Ограниченность возможностей плановой экономики выявилась ещё на заре социалистической индустриализации. Почему – стало ясно лишь в конце 1970-х; да и то – академик Виктор Михайлович Глушков опубликовал математическое доказательство таким эзоповым языком написанное, что и по сей день его немногие знают. Только сейчас информационные технологии приближаются к уровню, обеспечивающему эффективность плана сразу на всех направлениях. По нынешним расчётам, этот рубеж будет достигнут к 2020-му году. Пока же плановое хозяйство может из одного и того же набора ресурсов извлечь заметно меньшее суммарное количество благ, чем рыночная экономика. Правда, на любом заранее выбранном направлении план даёт куда больше рынка – не зря даже в самых рыночных странах существует множество государственных программ. Но любой такой прорыв покупается ценой существенных потерь на других направлениях. Если же двигаться нужно во все стороны одновременно – план неизбежно оказывается далеко не лучшим инструментом.

Недаром в годы войны, когда ежедневно приходилось ожидать неожиданностей, плановую дисциплину резко ослабили. С директоров спрашивали лишь за основные виды конечной продукции. Но они получили право самостоятельно разбираться с производством полуфабрикатов, искать сырьё, даже делать по просьбе смежников что-нибудь нужное, не вымаливая разрешения у начальства. Благодаря этому темпы развития промышленности в жуткие военные времена оказались чуть ли не выше, чем в изобильные мирные.

А после войны экономисты принялись разбираться в случившемся. Обсуждали столь серьёзно, что отцу народов пришлось лично участвовать в споре. И даже его мудрые указания и гениальные прозрения не стали последним словом. Случай дотоле невиданный! Но вполне марксистски обоснованный. Экономика – основа общества. В её проблемах надлежало разобраться всерьёз.

Под знаком экономической дискуссии прошла и вся хрущёвская оттепель. А поскольку погода была почти вегетарианская и говорили куда свободней прежнего, то к началу шестидесятых подготовили вполне стройную программу экономических реформ, дополняющую план рынком.

Жаль только, самому Никите Сергеевичу Хрущёву так и не пришлось⁴⁴ эту программу воплотить в жизнь. Но когда его съели, проблемы в экономике никуда не сбежали. Главный политик – генеральный секретарь компартии Леонид Ильич Брежнев – был этим, конечно, весьма огорчен. Но главный хозяйственник – председатель совета министров Алексей Николаевич Косыгин – умел не только смиряться с неизбежным, но и других смирять. Пленумы ЦК 1965-го года разрешили реформировать экономику: в марте – сельское хозяйство, в сентябре – промышленность.

Естественно, дубогрызы из ЦК и Госплана сопротивлялись отчаянно. Хотя бы потому, что самостоятельность предприятий оставляла их не у дел. Но реформы пробивались сквозь любое сопротивление. Ибо были необходимы.

Причину этой необходимости объяснил Косыгин на XXIV съезде КПСС в 1970-м. Небывалый в истории партии случай: экономический доклад предсовмина был больше политического доклада генсека! И прелюбопытный, между прочим, доклад – кто не знаком, прочтите! Во всех изобильных речах Михаила Сергеевича Горбачёва за первые полтора года царствования не было ни одной мысли, не помянутой в этом докладе Косыгина.

А основная идея доклада проста.

Все резервы экстенсивного – вширь – развития советской экономики уже исчерпаны. Почти все работоспособные работают, так что даже рождаемость падает из-за чрезмерной занятости женщин. Дешёвые сырьё и энергия кончаются. Новые шахты, скважины, ГЭС приходится ставить в местах, для жизни не предназначенных: Самотлор, Енисей… Техника уступает западной во всех областях, кроме военной, где равенство возможностей достигнуто немыслимыми расходами (даже Косыгин не рискнул сообщить истинную их сумму).

Единственный возможный путь дальнейшего развития страны – интенсивный: вглубь. С применением всех новейших достижений науки и техники: готовился даже специальный пленум ЦК, посвящённый научно-техническому прогрессу. С использованием резервов структурных, организационных – ими до того занимались больше на словах, чем на деле.

Для всего этого производителям нужна максимальная свобода. Никто в центре не сможет определить, что нужно менять на местах. Управлять предприятиями в приказном порядке, как раньше, не получится. А чтобы добиваться результатов, нужных обществу в целом, и в то же время не душить всякую инициативу, нужно взамен прямых, командных методов управления срочно осваивать косвенные. То есть экономические. Благо методы эти всему миру давно известны. Да и в Союзе к моменту доклада уже лет пять применялись.

И применялись успешно. Восьмая пятилетка – первая, по большинству основных показателей выполненная на уровне оптимальной, а не минимальной версии плана. Практика убеждала: управлять хозяйством чисто экономически можно. Теория напоминала: иначе, нежели экономически, управлять всё равно не получится.

Словом, СССР уверенно шёл по пути, получившему в 1980-х название китайского… 6-го октября 1973-го года верховный главнокомандующий и президент Египта Анвар Садат отдал своим войскам приказ, которого они давно ждали. Мощные направленные взрывы перекрыли Суэцкий канал несколькими дамбами. По этим дамбам танковые колонны египетской армии пошли в наступление по Синайскому полуострову.

Поначалу наступление развивалось успешно. Ведь началось оно в день, именуемый в иудаизме Судным – когда бог взвешивает всё сделанное каждым человеком за прошедший год и решает: оставить этого человека на земле ещё на год или пора его убивать? Естественно, каждый правоверный иудей в этот день пытается замолить все грехи. И основанный на вере Израиль даже армию в этот день почти всю распускает по домам для молитв. Так что полосу укреплений вдоль Суэцкого канала защищали только патрули, смятые в первый же день Войны Судного дня. Перед египетскими танками открылась крошечная – несколько часов на автомобиле – страна.

Но Израиль потому и может всю армию на выходные отпускать по домам, что он крошечный. Сбор всей действующей армии занял день. Призыв резервистов – ещё два. К концу первой недели войны наступающие египетские колонны были фланговыми ударами отрезаны от канала. Лишены снабжения. Обречены на разгром.

Впрочем, дожидаться разгрома никто не стал. По тем же египетским насыпям Суэцкий канал форсировали уже израильские войска. И двинулись на Каир.

Вот тут уж весь арабский мир закричал: «Наших бьют!» И быстро нашёл ответный удар. Поставка арабской нефти Западу прекратилась. Как объявили – до возвращения всех войск на исходные позиции.

СССР и США давили на Израиль совместно. Вернуть войска удалось уже 24-го октября. Но за эти дни цена нефти на мировом рынке подскочила в несколько сот раз. Ведь до того она поставлялась бесперебойно, и серьёзных запасов Запад не делал. Да и было куда расти: в те блаженные времена бензин был во много раз дешевле лимонада.

Бедные арабские страны впервые почувствовали: запах нефти – это запах денег. В рамках Организации Стран-Экспортёров Нефти (Organization of Petrol Exporting Countries) договорились. Стали продавать в час по чайной ложке, чтобы поддержать высокую цену. К концу 1973-го нефть на мировом рынке стоила в сотни раз дороже, чем в начале года.

Страны Персидского залива в одночасье стали сказочно богаты. Сокровища «Тысячи и одной ночи» бледнеют перед роскошью Кувейта и Саудовской Аравии. Даже на поддержку тех арабских стран, кому Аллах нефти не дал, и то денег хватает…

СССР всегда стремился к самоизоляции. Но мимо такого изменения рыночной конъюнктуры пройти непозволительно. Ведь даже безнадёжно глубокая, далёкая и замороженная тюменская нефть стала не просто рентабельна, а способна озолотить своих хозяев. Хозяин во всенародном государстве, естественно, всенародная партия. И богатства она использует по своему научному разумению.

Реформы вынуждены тем, что иного способа удержать нашу экономику на плаву не было. Раз он появился – реформы можно сворачивать. И свернули.

XXV съезд прошёл без специального экономического доклада. Зачем? Проблем в экономике больше нет. Да и пленум по научно-техническому прогрессу не состоялся – все достижения можно спокойно купить там, где прогресс идёт без пленумов.

Главного реформатора Косыгина задвинули на второй план. Настолько далеко, что вопреки обычаю вывели из политбюро после ближайшего же инфаркта. Так что умирал он уже рядовым членом ЦК.

Хозяйственную самостоятельность предприятиям давали долго, с оговорками, с конфликтами. Зато отобрали практически мгновенно. План десятой пятилетки был свёрстан в лучших традициях времён принудительного энтузиазма.

Лёгкая (включая пищевую) промышленность в нашей юной Советской стране всегда была бедной родственницей. Все средства государства расходовались на промышленность тяжёлую, а лёгкой доставалось что осталось. В рамках косыгинских реформ пришлось от традиции этой отступить: ведь именно лёгкая промышленность даёт живые деньги. И именно она определяет, что нужно самим людям, следовательно – куда развивать экономику. Измена принципам прекратилась легко и радостно. С 1975-го 90% амортизационных отчислений – денег на ремонт и реконструкцию – лёгкой промышленности через госбюджет перекачивалось на финансирование военно-промышленного комплекса.

А чего гражданам не хватало – закупали за рубежом на нефтедоллары. Оно, конечно, дороже, чем самим делать. Зато проще. И можно какой-то процент от суммы сделки получить за содействие её заключению.

Закупались время от времени и целые предприятия. Во-первых, чтобы отечественное машиностроение не отвлекалось от высоких (и, как показал последующий опыт, реальных, хотя и далеко не единственно необходимых) задач военного противостояния всему миру. Во-вторых, с такой масштабной сделки и отчисления серьёзнее. Чтобы в личном кармане пару лишних тысяч завелись, можно казённый миллион-другой и потратить.

Нефти хватало на всё. И впредь должно было хватать. Ведь запасы её – как и любого другого сырья – ограничены. О чём в те годы неустанно напоминали экологи. А потребности человечества безграничны. Стало быть, нефть и в дальнейшем согласно науке дорожать обязана…

Только экология – не единственная на свете наука. Примерно в те же годы профессор экономики Мэрилендского университета Джулиан Саймон предложил пари: цена любого сырья в ближайшие десять лет упадёт.

Вызов принял крупнейший из лидеров экологического движения, всемирно известный профессор экологии Стэнфордского университета Пол Эрлих. Он выбрал для пари пять видов сырья, пять металлов: вольфрам, медь, никель, олово, хром.

Выбор разумный. Вольфрам – основа жаростойких сплавов, необходимых энергетике, и керамики для металлообрабатывающих инструментов. Медь – протянутые по миру провода: линии связи, электропередачи, электродвигатели… Никель и хром – нержавеющие стали, защитные покрытия. Олово – защита консервных банок и медной посуды. Всё это отрасли необходимые и быстроразвивающиеся. По мере их роста цена сырья обязана вырасти!

А через десять лет Пол Эрлих вынужден был публично заплатить Джулиану Саймону за проигранное пари. И никто из экологистов более не рискует этот вызов принять. Подвёл их технический прогресс.

Действительно, в момент заключения пари цены всех выбранных Эрлихом металлов росли. Поэтому инженеры искали способы обойтись без дорогого сырья. И нашли.

Режущий инструмент – не из карбида вольфрама, а из порошка корунда: окись алюминия составляет чуть ли не десятую долю земной коры, входит в любую глину, её запасов хватит миру на миллионы лет. По этой же причине алюминий потеснил медь из проводов. А в системах связи на место меди пришло стекловолокно (сырьё для него – обычный песок). Слой олова на консервных банках тоньше в десятки раз – защиту их ныне обеспечивают прежде всего синтетические лаки. Усовершенствованы способы нанесения хромовых и никелевых покрытий: они стали плотнее – значит, можно их делать тоньше. Да и сплавы найдены новые, с меньшим содержанием вольфрама, никеля, хрома.

Конечно, больше этих металлов на Земле не стало (разве что никелевые месторождения нашлись новые). Но потребляют их куда меньше. И цена упала.

Не зря Маркс и Энгельс учили: когда у общества появляется потребность, она движет науку вперёд больше, чем десятки университетов. Жаль только, наши вожди от Хрущёва и до Горбачёва включительно – марксисты как раз того толка, о которых сам Карл Хайнрихович говорил: «Я не марксист…»

Запад, лишившийся дешёвой энергии, принялся искать пути экономии. Расход бензина на единицу автопробега сократили за десять лет в два с лишним раза. Здания получили новую теплоизоляцию – многократно уменьшились отопительные расходы. Технологии всех производств менялись в сторону меньшей энергоёмкости.

Снизилась потребность в энергии – упала и цена нефти. В начале 1980-х нефть на мировом рынке стоила на порядок меньше, чем в начале 1974-го. И продолжала дешеветь. Нынче с учётом общей инфляции нефть немногим дороже, чем до войны Судного дня. Если сравнить её с твёрдыми ценностями вроде золота, а не с непрестанно обесценивающимся долларом.

Арабские эмиры и шейхи это предвидели. Проели только незначительную часть доходов. Вклады в банки и промышленность Запада прокормят Ближний Восток и после того, как нефтяные моря исчерпаются. И собственную промышленность арабы за десять лет изобилия выстроили. Нам бы так!…

Юрий Владимирович Андропов мог – и обязан был прошлой своей работой председателя комитета государственной безопасности – на посту генсека требовать в первую очередь дисциплины и порядка. Но былое ведомство Юрия Долгорукого располагало сведениями куда более достоверными, нежели новое. В ЦК всю неприятную информацию отсеивали ещё на нижних этажах иерархии, а в КГБ кое-что даже до верха добиралось. Так что неизбежность возобновления реформ новый генсек понимал чётко. И все его конкретные шаги в экономике сводились к косыгинской программе. Какими бы грозными словами она ни оформлялась.

Но раскрутить реформу во второй раз было куда тяжелее, чем в первый. Компенсировать неизбежные потери было уже нечем – попытка стать сырьевым придатком промышленного мира провалилась. А бюрократия помнила, как сложно пытаться командовать предприятиями, получившими хоть каплю самостоятельности. И тормозила любой разумный реформаторский шаг.

Не зря преемником Долгорукого стал не давно ожидавшийся – и самим Андроповым указанный – Горбачёв, а Константин Устинович Черненко. Конечно, сделать что бы то ни было он был заведомо не способен. Уж хотя бы потому, что (подобно Михаилу Андреевичу Суслову и Геннадию Андреевичу Зюганову) всю жизнь провёл на идеологической работе. То есть ничего конкретного и не делал. Только следил, чтобы никто в зоне его досягаемости не пытался думать. Зато чиновники были уверены: этот КУЧер погонять не будет.

Благополучно потеряли ещё год. Соответственно цена нефти ещё упала. И Горбачёву не осталось уже никаких средств смягчить боль от реформ. Боль от той самой раны, которую некогда нанёс нашему развитию президент Египта Анвар Садат.

Правда, кроме Садата, для этой раны понадобились и другие арабы.

ЦЕНОВОЕ ОРУЖИЕ

Треть всех нефтяных запасов капиталистического мира в 1970-е годы принадлежала Саудовской Аравии. Причём запасы эти расположены так удобно для добычи, что себестоимость нефти в этой стране наинизшая в мире. Поэтому именно Саудовская Аравия взяла на себя ответственность за балансировку нефтяного рынка. В рамках Организации стран-экспортёров нефти (Organization of Petrol Exporting Countries – OPEC, или в кириллической транскрипции ОПЕК) она в наибольшей степени меняла объём собственной нефтедобычи, попутно понуждая остальных членов ОПЕК делать то же самое.

Министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии Ахмед Заки Хасанович Ямани постоянно напоминал партнёрам: нефть – товар стратегический, поэтому его – в отличие от ряда других товаров, неограниченно производимых в рамках рыночной экономики – нельзя отдавать на откуп повседневным колебаниям рынка, не говоря уж обо всех видах спекулятивных действий. Сказано ещё в начале 1980-х, но звучит вполне современно.

Вообще Ямани – один из масштабнейших стратегов XX века. Правда, он был всего лишь министром. Но нефтяной промышленности. Но в стране, занимающей лидирующие позиции в нефтедобыче. Но в век, с первого до последнего своего дня замешанный на нефти.

Когда процессы на нефтяном рынке стали выходить из-под контроля и нефть дорожала уже безудержно, многие попытались сыграть на этой конъюнктуре. Уже осенью 1979-го Иран и Ливия резко повысили объём продаж. Да и страны, не входящие в ОПЕК, с удовольствием накачивались нефтедолларами. Великобритания, Нидерланды, Норвегия в гоночном темпе осваивали шельф Северного моря. СССР развернул в северотюменских болотах громадный промысел. На него арабы особо обижались: постоянно заявляя о дружбе с ними (и во многих – например, военных – вопросах действительно сотрудничая), СССР в то же время на нефтяном рынке вёл себя как штрейкбрехер.

Ямани отметил: нефтедобытчики теряют контроль над процессом. Он также подчеркнул: уже чувствуется обратный процесс – ослабление спроса. И предсказал катастрофические процессы в мировой экономике. По его мнению, мировой нефтяной рынок превратился в восточный базар. Он заявил производителям нефти: рынок скоро будет залит ею – обрушение цен на пороге. Ямани поставил конъюнктурщикам безжалостный диагноз: они слишком жадны и за это ещё жестоко поплатятся.

Саудовская Аравия несла бремя балансира всего мирового рынка. Эта нагрузка вышла ей боком. С 1981-го по 1985-й нефтяные доходы страны упали в 4,5 раза. Тот же Ямани заявил: нефть – политическая сила, принявшая максимальное значение в 1973-м, а ныне может и вовсе обнулиться. Экспортеры – прежде всего Саудовская Аравия – теряли не только деньги, но и влияние.

В начале 1980-х нефтедобыча в Саудовской Аравии стала меньше, чем на шельфе Северного моря. Саудиты осознали, что поддерживали мировую цену, снижая собственную добычу, но сливки снимали другие – прежде всего вовсе не входящие в ОПЕК. Страна приняла меры. До всех нефтедобытчиков, включая независимых, довели заявление: потеря рынка происходит вследствие манипуляций (в том числе и сверхквотной добычи в странах ОПЕК), так что Саудовская Аравия умывает руки – готова пойти на широкомасштабный демпинг для возврата своей доли рынка, и пусть больше никто не рассчитывает на саудовский нефтяной балансир.

Эта мера была ещё и технически вынужденной. Практически вся местная энергетика питалась попутным – растворённым в нефти под давлением и выходящем из неё на поверхности – природным газом. По мере вложения нефтедолларов в инфраструктуру и быт росла потребность Саудовской Аравии в электроэнергии. Поэтому и снижать добычу ниже уровня, обеспечивающего покрытие этой потребности, страна не могла.

К середине 1980-х саудовский демпинг сказался на всём нефтяном рынке. Официально согласованные в рамках ОПЕК квоты и цены исчезли. Рынок стал стихийным. Все нефтедобытчики, опасаясь слишком много потерять на падении цены, наращивали своё предложение и тем самым ускоряли падение.

В конце концов ценовой обвал вызвал всеобщий шок. Норвегия срочно вышла на связь с Ямани в надежде договориться. Даже СССР, дотоле высокомерно отвергавший предложения ОПЕК о координации, попытался найти путь переговоров. Но было уже поздно. Раньше на нефтяном рынке случались кризисы недопроизводства, а теперь началось классическое перепроизводство.

Вдобавок продолжалось падение спроса благодаря технологическому перевооружению. Не зря всё тот же Ямани в ответ на эколожные страшилки о непрерывном подорожании нефти вследствие ограниченности её запасов отвечал: каменный век кончился не потому, что исчерпался запас булыжников.

Обрушение цен очень болезненно ударило по экономике Великобритании, Нидерландов, Норвегии. Но их экономики были достаточно диверсифицированы, чтобы оправиться от этих потрясений, развить временно заглохшие отрасли, возобновить взаимосвязи. СССР же – усилиями Брежнева с Сусловым – слишком зависел от импорта – пусть и небольшого по сравнению с собственным производством, но касающегося многих критичных сфер. Поэтому и не выдержал удара, вроде бы несравненно меньшего, чем многое, что уже случалось в нашей многострадальной истории.

ИГРЫ НА КОММУНИКАЦИЯХ

Сегодня углеводородная стратегия охватывает не только месторождения и квоты, но и транспортировку. Многие интриги этого рода так или иначе связаны с легендарным польским и американским стратегом Збигневом Казимежем Тадеушевичем Бжезинским. Вдобавок он интересен не только размахом своих построений, но и обилием просчётов в них.

Бжезинскому далее посвящён отдельный раздел книги. Здесь же коснёмся только просчётов, связанных с его родной Польшей. Он по сей день пытается управлять её руководителями, дабы сделать Польшу главным ударным звеном в осуществлении его плана отрыва Украины от России.

Конечно, болезненную точку он указал правильно. Разрыв делает обе республики неполноценными. Стратегически значимым может быть только их союз. Но что получила от раскола, активно поддержанного ею ещё и в силу исторических привычек многовековой давности, сама Польша?

Дабы экономически и политически поддержать Украину (а заодно и сохранить собственные доходы от транзита российского газа в Германию), Польша всю свою политическую мощь бросила на блокирование строительства газопровода «Северный поток». Но европейские тяжеловесы приняли сторону России. Не из-за наших красивых глаз: просто им не хотелось зависеть от страны, слишком ангажированной политически, да вдобавок прославленной многовековыми капризами. Очевидно, теперь весь газ из осваиваемых ямальских месторождений пойдёт в «Северный поток» именно потому, что Польша изрядно испортила свою репутацию. Теперь её транзитный доход будет только падать. Особенно с учётом скорого завершения срока действия существующего соглашения с нею по транзиту российского газа: вряд ли новое соглашение будет столь же выгодным для неё. А «потоки» – сперва «Северный», затем «Южный» – сделают Россию и её западноевропейских партнёров независимыми от капризов и Польши, и Украины.

Немалую надежду Польша возлагала на сланцевый газ. Благо в Соединённых Штатах Америки он нынче в моде. Но его добыча требует – по сравнению с классическими месторождениями – бурения куда большего числа скважин, закачки в пласты куда большего объёма химикатов, отделения от добытого газа куда большего количества загрязнений. В США хватает пустынных мест, где всё это можно организовать, да и бурового оборудования сейчас скопилось очень много. Европейские же страны – в том числе и Польша – слишком густо населены, чтобы портить свою природу.

К сожалению, Польша – не без влияния Бжезинского, да и сходных с ним местных оракулов – страдает той же болезнью, что и Советский Союз. Вопреки словам Ульянова «политика – концентрированное выражение экономики» наши руководители, начиная по меньшей мере с Ульянова и по сей день, ставят политику выше экономики.

У американцев с нами хватает политических разногласий – но, например, американская компания Exxon Mobil заключила многомиллиардный контракт на разработку российских месторождений углеводородов. Японцы всё ещё пытаются выпросить острова, потерянные по итогам Второй Мировой войны – но с нами сотрудничает несметное множество японских фирм. А Польша идёт впереди планеты всей, пытаясь – по старой памяти, идущей ещё от Средних веков, когда она претендовала на роль региональной великой державы, – бороться с Россией. Это может способствовать консолидации на националистической почве. Но такая почва слишком зыбка по сравнению с экономической. Без экономического же фундамента никакой политический дом не устоит.

Вдобавок Польша – в отличие от США или Японии – не располагает ни технологиями, интересными для нас, ни рынком, соответствующим нашему масштабу. Поэтому ей при всём желании вряд ли удастся стать на переговорах с Россией столь же значимой, как эти страны.

Словом, предложенную Бжезинским игру Польша безнадёжно проигрывает. Правда, ему самому важно лишь, что Польша тянет за собою на энергетическое дно и Украину, согласно его замыслу отрывая её от остальной России. Но рады ли сами поляки, что для Бжезинского его родина – лишь одна из множества фигур на воспетой им всемирной шахматной доске?

АЛЬТЕРНАТИВЫ НЕТ

Вдобавок все аналитики – в том числе и связанные с крупными энергетическими компаниями – предсказывают: по меньшей мере в ближайшие два десятилетия никакой альтернативы углеводородному топливу (в том числе и новомодной солнечной или сельскохозяйственной) не предвидится.

Один из учеников Бжезинского – президент США Обама – в недавнем обращении к конгрессу немалое внимание уделил добыче углеводородов. В частности, он одёрнул компании, добывающие газ из сланцевых месторождений: они извлекают прибыль, но одновременно подрывают жизненные основы страны, разрушая природную среду. Обама провозгласил необходимость продолжить и даже расширить – по меньшей мере до трёх четвертей доступного шельфа – разработку морских нефтяных и газовых месторождений.

Обама не уделил особого внимания высоким технологиям вроде Кремниевой долины. Он взял курс на американскую самодостаточность в нефтедобыче. Вполне понятно, что череда спровоцированных (или по меньшей мере усиленных) американцами кризисов на Ближнем Востоке рано или поздно затронет и главных союзников самих США – включая Саудовскую Аравию. А многие другие серьёзные поставщики – вроде Ирана и Венесуэлы – вряд ли согласятся сотрудничать с США после многолетних американских усилий по их дестабилизации, даже если эта дестабилизация чудом прекратится. Поэтому США, чтобы вести самодостаточную стратегию, должны сами обеспечить себя нефтью.

На наш взгляд, США имеют моральное право на беспрепятственное обеспечение себя нефтью из внешних источников хотя бы в силу того, какую роль сыграли ограничения доступа к нефти во Второй Мировой войне. Да и вообще мир многим обязан Америке. Но вовсе не до такой степени, чтобы позволить ей вести себя как слон в посудной лавке. Фраза «над нашей американской нефтью поселился какой-то народ» не должна выйти за пределы анекдота.

России тоже следует извлечь уроки из речи Обамы. Не нужно пытаться противопоставлять ориентацию на углеводородное сырьё высоким технологиям Надо соединить высокие технологии с нашим углеводородным потенциалом.

Россия умеет добывать труднодоступную нефть. И – что ещё важнее – умеет перерабатывать даже очень неудобную нефть: высокосернистую, высокопарафинистую… Правда, пока наша переработка неглубока: доля лёгких углеводородов, получаемых нами из нефти, куда меньше, чем в других развитых странах, хотя немалую часть химических технологий, нужных для расщепления тяжёлых молекул на лёгкие, разработали именно наши учёные. Дальнейшее развитие углеводородных технологий, очевидно, можно реализовать только с участием крупных нефтяных и газовых компаний. Прецеденты уже имеются. Например, первая вертикально интегрированная нефтяная компания России – «ЛУКОЙЛ», судя по всему, не собирается ограничиваться одной вертикалью. Уже начато освоение «горизонтали». В частности, развёрнуты широкомасштабные работы по использованию солнечной энергии. В то же время на Ярегском месторождении тяжёлой нефти, принадлежащей «ЛУКОЙЛ», не только ведётся добыча в опытном режиме шахтным методом, но вдобавок компания образовала альянс со специализированной структурой по добыче титана. Взвесь титановых руд поднимается здесь из недр вместе с нефтью. Создано специализированное инновационное подразделение «ЛУКОЙЛ-Инжиниринг» с целью создания к 2013-му году полноценного научно-технического бизнес-сегмента. Здесь как нельзя кстати слова гения русской поэзии Пушкина «Его пример – другим наука».

Да и вообще мы должны рассматривать нефть прежде всего как источник ценного химического сырья. Другой наш гений – Менделеев – говаривал: нефть не топливо – топить можно и ассигнациями. Кстати, Дмитрий Иванович живо интересовался углеводородными технологиями. Именно он – автор идеи трубопроводного транспорта для нефти и нефтепродуктов. Но как водится, придумали мы, а сделали первыми американцы. Наш Владимир Григорьевич Шухов не только сам строил нефтепроводы и первым в мире создал теоретическую базу для них, но и разработал технологию крекинга – её впервые поставили на промышленную основу те же американцы.

Мы должны усвоить уроки истории и сегодня не только вырабатывать простейшие продукты переработки вроде бензина и дизельного топлива, но и торговать продуктами тонких химических технологий. Тогда у нас будут и рабочие места, и норма прибыли, и всё нужное стране.

Кстати, ещё в разгар перестройки намечалось строительство в Сибири нескольких громадных комбинатов по производству – в том числе и на экспорт – множества ценных химических товаров из тамошних нефти и газа. Но пламенные борцы за реформы во главе с Егором Тимуровичем Гайдаром выступили против разбазаривания народных денег, жизненно необходимых – по их мнению – на удовлетворение социальных нужд. В результате страна не получила могучий источник дохода – в том числе и от экспорта. Нехватка доходов в конце концов обвалила всю экономику – вместе с социальными расходами. Замечательный пример стратегической недостаточности. Или, может быть, избыточности другой стратегии?

ИРАНСКИЙ ПРОВАЛ

Ещё один провал Бжезинского случился в бытность его советником по национальной безопасности президента Джэймса Эрла Джэймс-Эрловича Картёра. Совместными усилиями они проиграли одного из ключевых союзников – Иран.

Курс США на тесный союз с Ираном исходил из трезвого расчёта. Иран не только был мощной опорой стабильности в регионе и противостоял возможной советской экспансии на юг. Это был ещё и очаг вестернизации. Увы, его высшие руководители внедряли западные ценности так усиленно, что довольно скоро добились прямо противоположного результата.

1978-й год семьи президента США и шаха Ирана Мухаммеда Резаича Пехлеви⁴⁵ встречали вместе. Американский президент рассыпался в комплиментах. Он назвал Иран надёжным островком стабильности в одном из самых горячих регионов мира, а руководителя страны – гарантом этой стабильности. Он восхитился уважением, с которым народ Ирана относится к своему монарху. И всё это – в тот момент, когда из-под шаха стала с небывалой скоростью уходить почва.

В аппарате Бжезинского и всём Совете по национальной безопасности не было сколько-нибудь серьёзных специалистов по Ирану. Разведка, обязанная поставлять исходные данные для переваривания в аналитических органах, жаловалась: потребители хотят слышать благостные вести, а не реальные сведения. В итоге руководство США даже не предполагало, что установленным шахом порядкам приходит конец. В конце сентября 1978-го американская военная разведка докладывала: в ближайшие десятилетия шах останется у власти. В обоснование приводился удивительный по интеллектуальной мощи аргумент: в прошлом шах преодолевал серьёзные кризисы. Замечательный пример линейного мышления людей, обязанных мыслить как раз нелинейно.

Вдобавок до американских разведчиков не дошёл поставленный французскими врачами ещё в середине 1970-х диагноз шаха: лейкемия. Онкологические заболевания не способствуют не только долголетию, но и разумности поведения. А без неё на такой руководящей высоте – никуда.

По советам американских специалистов шах развернул широкомасштабную программу либерализации. В частности, предоставил практически полную свободу студентам. Поразительная параллель с Горбачёвым, проводившим политическую либерализацию на фоне нарастающего хаоса в экономике и порождённой ею нестабильности в обществе. Впрочем, Горбачёв вряд ли способен усваивать хоть какие-то уроки: он, судя по его постсоветскому поведению, и на своих ошибках не учится, не говоря уж о чужих. Во всяком случае, результаты у шаха и Горбачёва оказались очень схожи.

Другие американские советники требовали ужесточить меры: провести репрессии, подключить армию. Был даже план проведения военного переворота. Это вносило ещё больше сумятицы в принятие решений по непрерывно усложняющейся обстановке. А её было кому усложнять.

Блестящий пропагандист и религиозный фанатик, люто ненавидящий Америку, аятолла (в переводе с арабского – откровение бога; в шиитской ветке ислама – высший богословский авторитет) Рухолла Мусави Сейид-Мустафич Хомейни сумел стать демонической фигурой. За ним, как за знаменем, устремилось дезорганизованное население Ирана. В то же время в New York Times – рупоре демократической партии, куда входят Бжезинский и Картёр, – появилась статья о терпимости Хомейни, о прогрессивных взглядах его команды, об его способности создать гуманистическую власть. Похоже, в это и впрямь кто-то верил.

Вот так под мудрым руководством Бжезинского Иран ушёл из объятий США. Не только одним источником нефти в американской зоне влияния стало меньше. Появилось государство, способное при желании дестабилизировать едва ли не весь юг Азии, включая и арабский мир: арабы с иранцами враждуют уже полтора тысячелетия. Великий стратег Бжезинский создал стратегическое препятствие всем дальнейшим американским планам.

НЕФТЬ ПРОТИВ ВЕРЫ

Перед самой отправкой в редакцию окончательного текста этой книги, 2012.03.20, появилось сообщение об очередном раунде нефтестратегической войны. На сей раз Саудовская Аравия применяет против Исламской Республики Иран то же оружие, какое в союзе с Соединёнными Штатами Америки употребила против Союза Советских Социалистических Республик.

Иран в предвидении американской агрессии запасается главным в любой войне оружием – деньгами⁴⁶. Для этого всеми доступными средствами добивается подорожания нефти. Саудовская Аравия ради успокоения потребителей сообщает, что не только намерена в ближайшее время нарастить добычу и экспорт нефти, но и наращивает активность геологоразведки. В данный момент нефть стандартного сорта Brent (по месторождению в Северном море, открытом в 1970-м году и состоящему из горизонтов Broom, Rannoch, Etive, Ness и Tarbert) дороже $125 за баррель. Это наивысший с 2008-го года уровень. Цель Саудовской Аравии, по словам западных чиновников, – снизить цены до $100 за баррель. Эту позицию могут поддержать и другие страны ОПЕК. Например, власти Кувейта тоже готовы компенсировать нехватку нефти на рынке.

Итак, в начале III тысячелетия углеводороды столь же слиты с политикой, как и в конце II. Но теперь страна, претендующая на полное главенство в исламском мире, применяет оружие мирового нефтяного рынка не против страны неверных (в этом смысле наш отказ от коммунизма и атеизма ничего не изменил: крайние исламисты считают Россию, где большинство верующих составляют христиане, столь же не соответствующей их собственным взглядам), а против оплота сестринской конфессии. Да вдобавок и сотрудничает с христианскими Соединёнными Штатами Америки, устроить шиитам – отступникам с суннитской (а тем более с ваххабитской: Саудовская Аравия официально исповедует именно эту экстремистскую ветвь суннизма) точки зрения – Варфоломеевскую ночь.

Уже на ранней стадии своего существования – в VIII-IV веках – ислам испытал раскол. Политические мотивы – конкуренция различных претендентов на главенство – дополнились теократическими – претензиями на духовное наследование творцу новой веры Мухаммаду Абдуллаховичу Курейшину. В результате от основной ветви – сунны (в переводе – пути), опирающейся исключительно на текст Корана и описание деяний самого пророка – отпочковалась шия (в переводе – фракция), считающая Али Абуталибовича – двоюродного брата пророка, четвёртого (и последнего несомненно вполне праведного) предводителя всех правоверных – практически равным самому пророку в качестве источника указаний праведности, а его потомков единственными бесспорными вождями всего ислама. Сейчас шиитов около 100 миллионов – примерно десятая доля всех мусульман.

Лидером среди суннитов считается Саудовская Аравия, среди шиитов – Иран. Напряжённость между этими державами не спадала даже тогда, когда Ираном правил абсолютно светский режим шаха Мохаммеда Резаича Пехлеви. Это и не удивительно: арабы стали заметными конкурентами иранцев ещё до появления ислама, и само формирование новой религии в какой-то мере связано с напряжённостью противостояния. С тех пор оба народа не раз оказывались победителями – в том числе и в открытых войнах.

Не исключено, что и нынешняя война перейдёт из экономической формы в прямую перестрелку. Иран уже пообещал ответить на возможное американское нападение ударом по арабским – прежде всего саудовским – нефтепромыслам. А многие военные специалисты полагают возможным пролёт через саудовское воздушное пространство израильских самолётов для удара по иранским ядерным объектам. От этого религиозная рознь никого не удержит: в средневековой Европе католики с протестантами охотно призывали на помощь мусульман и в распрях между собою, и против православных.

Для нас же в данном случае особенно важно очередное напоминание: мировой нефтяной рынок столь нестабилен, что на его конъюнктуре невозможно строить стратегические планы, да и неудержимые тактические ходы могут в любой момент наткнуться на непреодолимое препятствие.

РЕСУРСЫ – ИЗ ТРУБЫ В ТРУБУ

Либеральные экономисты, как известно, призывали и призывают ограничить вмешательство государства в хозяйственную деятельность на том важном основании, что государство – всегда неэффективный менеджер. Деятельность либеральных министров экономического блока нескольких подряд правительств России весьма убедительно доказывает этот тезис. Они – менеджеры не просто неэффективные, а явно профессионально непригодные. Российское правительство, увы, не только не способно распорядиться грандиозными ресурсами страны. Оно ещё и систематически запрещает использовать эти ресурсы тем, чьим благом постоянно клялось – российским эффективным частным менеджерам.

ТАСКАТЬ ВАМ НЕ ПЕРЕТАСКАТЬ

В самом деле, откуда взялся, например, пресловутый Стабилизационный фонд, чьим ростом постоянно гордились Алексей Леонидович Кудрин и Герман Оскарович Греф? Это в конечном счёте часть дохода от продажи невосполнимых российских ресурсов, изъятая из рук отечественного частного бизнеса и переданная в распоряжение бизнеса зарубежного. Причём переданная не напрямую (скажем, закупкой акций успешных предприятий, чьими доходами мы могли бы пользоваться в виде дивидендов или курсовой разницы), а через крупные инвестиционные фонды, где решения принимает уже не Россия, или даже просто через закупку иностранных валют, чью устойчивость могут обрушить те самые экономические потрясения, для защиты от которых формально и предназначается фонд.

Правда, перед глазами наших либералов – убедительный пример Норвегии. Тамошний Нефтяной фонд создан ещё в 1990-м – дабы не допускать инфляции. И действительно не допускает: там она давно удерживается на среднем уровне 1% в год (с колебаниями от 0,7% до 2%), хотя и правительство, и независимые эксперты считают безопасным для Норвегии уровень в 2,5% в год.

России до таких успехов далеко. У нас даже Стабилизационный фонд не помог опустить инфляцию ниже 9–10% в год⁴⁷.

Это и не удивительно: в стране фактически отсутствует (или по меньшей мере поддерживает неприемлемо высокие ставки) рынок кредитов для бизнеса. Не в последнюю очередь потому, что чуть ли не все свободные средства, поступающие от экспорта нефти, изымаются ради стабилизации. Значит, всё те же эффективные частные менеджеры вынуждены заимствовать деньги за рубежом. Параллельно с сокращением государственного долга растёт долг частный. Его кризис, впрочем, также способен породить потрясения немногим меньшие, нежели памятный всем нам дефолт 17-го августа 1998-го⁴⁸.

А главное – экономике в целом всё равно, по каким каналам – экспортным или кредитным – поступают в неё деньги. Важно, способна ли она ответить на рост денежной массы соответствующим ростом массы товарной. Если не способна – инфляция неизбежна.

Норвежский товарный рынок давно стабилизирован и насыщен. Его рост в натуральном выражении возможен, по сути, лишь в меру появления новых видов товаров и услуг. Поэтому и рост в денежном выражении носит в заметной мере инфляционный характер. Значит, ограничивая приток нефтедолларов, норвежский Нефтяной фонд действительно препятствует инфляции.

В России же потребление товаров и услуг до сих пор катастрофически отстаёт от очевидно разумных уровней – не говоря уж об уровне общественных ожиданий, неизбежно завышенном десятилетиями радужных обещаний (как коммунистических, так и либеральных). Страна остро нуждается в росте предложения из любых источников – как собственного производства, так и импорта (не надо его бояться: в рыночном мире покупатель контролирует продавца). Предложение же обеспечивается в конечном счёте платёжеспособностью спроса. Искусственно ограничивая платёжеспособность изъятием доходов от экспорта, правительство способствует дальнейшей разбалансировке рынка. Стабилизационный фонд порождает дестабилизацию экономики.

В переломный период конца 1980-х – начала 1990-х, когда отечественная экономика переживала очевидный кризис, многие премудрые учёные и политики левой ориентации предлагали для выхода из этого кризиса воспользоваться технологией, употреблённой в США во время Великой Депрессии и известной как Новый Курс. Не вдаваясь в сущность этого курса, отметим только: Великую Депрессию породило массовое превышение предложения товаров и услуг в США над уровнем платёжеспособного спроса – кризис перепроизводства. У нас же кризис проистекал из массового превышения платёжеспособного спроса над предложением чего бы то ни было. Очевидно, Новый Курс мог бы лишь усилить такое превышение и тем самым утяжелить кризис.

Сейчас аналогичная картина – на правом фланге нашего политического спектра. Средствами, успешными в Норвегии, пытаются лечить болезни, прямо противоположные норвежским. И результаты, понятно, далеко не норвежские.

В старинной сказке дурак узнал: людей, несущих в закрома мешки с урожаем, надлежит приветствовать словами «Таскать вам не перетаскать». И вскоре обратился с этим призывом к похоронной процессии. Похоже, наши профессиональные экономисты – что левые, что правые – ещё не раз будут нас напутствовать столь же уместными советами.

ТАКТИКА БЕЗ СТРАТЕГИИ

Впрочем, следует признать: по части конкретных технологий манипулирования наши экономические министры были весьма изобретательны. Перечень квот, льгот, спецпошлин и прочих инструментов манипулирования рынком углеводородных энергоносителей, употрёбленных в России с 1992-го и по сей день, может составить не одну страницу весьма занимательного чтения.

Увы, всё это – лишь мелкие тактические игры. Федеральные же министры и высшие чиновники – или хотя бы их советники, к чьему мнению они прислушиваются – должны обладать прежде всего стратегическим мышлением.

Стратегически же наша нынешняя позиция заведомо проигрышна. Как проигрышен был, например, в 1941-м Белостокский выступ на тогдашней западной границе СССР – независимо от изобилия там танковых корпусов и пехотных армий: удар в основание выступа отрезал их от источников снабжения и вскоре они, исчерпав складские резервы, стали лёгкой добычей германской армии⁴⁹.

Первые звонки ещё не прозвучали. Нефтяной рынок несколько лет подряд пребывает в состоянии редкостного бума. Даже обещания ОПЕК нарастить добычу мало на что влияют: существующие промыслы работают почти в полную силу, а ввод новых мощностей – дело не слишком быстрое.

Но научный и технический прогресс ещё никому не удавалось удержать. А при столь высоких ценах он неизбежно направляется в сторону энергосбережения. Мировой опыт показывает: десяти лет нефтяного бума вполне достаточно, чтобы экономика западных стран сократила потребление энергии в разы. Значит, нашим экономическим министрам остаётся только молиться, чтобы манёвры ОПЕК оттянули обвал рынка хотя бы до конца нынешнего десятилетия. Правда, кругозор тактиков крайне редко простирается даже за пределы года.

Между тем, когда стратегическая перспектива столь очевидна, столь же очевидны и необходимые стратегические меры. Практически все экспортёры нефти используют доходы от неё для развития отраслей, способных приносить доход независимо от состояния энергетического рынка.

Например, та же Норвегия ещё до Второй Мировой войны располагала едва ли не лучшей в мире системой гидроэлектростанций: на тамошних горных реках их строить несложно и выгодно. Но за годы нефтяного бума эта система изрядно развита и усовершенствована. Конечно, не только ради самой энергии: у большинства станций располагаются энергоёмкие предприятия, вырабатывающие ценную и технически сложную продукцию.

Кстати, одно из таких предприятий – у станции Рьюкан – сыграло весьма важную роль во Второй Мировой войне. Там электричество разлагает воду на кислород и водород, обладающий множеством применений в химической промышленности. Побочный продукт производства – тяжёлая вода: вода, содержащая тяжёлый изотоп водорода дейтерий, разлагается медленнее обычной. Дейтерий – весьма удобный замедлитель нейтронов, и германская ядерная программа военных лет ориентировалась на реактор с тяжёлой водой. Норвежские партизаны, прошедшие спецподготовку в английской диверсионной школе, взорвали завод и разрушили склад. Немцам так и не удалось существенно продвинуться к созданию ядерной бомбы. Из этого примера видно, в частности, сколь стратегически важны могут быть наукоёмкие технологии.

Страны Персидского залива не располагают достаточным числом кадров, чья квалификация приемлема для развития собственных наукоёмких производств. Поэтому немалая часть их нефтедолларов вложена в акции высокотехнологических предприятий Запада и – что куда важнее в стратегическом плане – в систему образования собственных граждан. Сейчас уже всерьёз рассматриваются возможности размещения в Заливе новых предприятий, чей уровень вполне достоин постиндустриальной эпохи.

Мы же не только не развиваем собственные высокие технологии, науку, просвещение, но и не поддерживаем уже существующий уровень, достигнутый десятилетиями неимоверного перенапряжения всей страны. Более того, уже несколько поколений министров экономического блока с упорством, достойным куда лучшего применения, разваливает все основы отечественного хайтека.

Вдобавок не следует забывать: индустриализация 1930-х годов, научные прорывы 1960-х оплачены очень дорого – ценой фактического банкротства отечественного сельского хозяйства. Из деревни изымали столько продовольствия, что остатков хватало лишь на нищенское существование. Крестьян всеми правдами и неправдами гнали в города на самые чёрные работы. Инвестиции в село были явно недостаточны даже для покрытия минимальных текущих потребностей – не говоря уж о компенсации вышеперечисленных потерь.

Сейчас у нас – впервые за много лет – появилась возможность отказаться от этой политики тришкиного кафтана, возместить потери села и в то же время обеспечить новый бурный рост ключевых достижений города. Но, похоже, близорукая привычка к латанию дыр стала у наших правителей второй натурой.

ПЛАН НА ДЕСЯТИЛЕТИЯ

Правда, экономических министров можно понять. Самые перспективные направления науки и техники, способные приносить высочайшие доходы в обозримом будущем, у нас катастрофически неразвиты. Микроэлектроника отстала от мирового уровня на несколько поколений (в этой отрасли каждое поколение производственных технологий эффективно живёт считанные годы). Биотехнологии – по общему мнению экспертов, ключевое направление в ближайшие десятилетия – существуют в основном в виде благих пожеланий (хотя многие важнейшие их элементы базируются на открытиях отечественных исследователей). Нанотехнологии, чьи перспективы и вовсе необозримы, не были знакомы большинству наших министров даже по названию (что убедительно показало первое заседание правительства, специально посвящённое их обсуждению).

Между тем страна далеко не впервые сталкивается с подобным отставанием. И до сих пор всегда изыскивались пути его преодоления.

Вспомним хотя бы первую экономическую программу большевиков – план ГОЭЛРО. В конце разрушительной Гражданской войны поставлена стратегическая задача: создать качественно новую электроэнергетическую инфраструктуру и сеть предприятий, способных эффективно использовать её возможности. И эту задачу удалось решить немногим более чем за десятилетие.

Конечно, большевики привлекали как к постановке задачи, так и к её решению многих идеологически нейтральных специалистов. Да и эффективность коммунистического менеджмента оставляла желать лучшего: задачи чаще всего решались с явно избыточными затратами. Но все убытки в любом случае многократно окупились первыми же достигнутыми результатами: даже самая неэффективная работа лучше самой эффективной лени.

Вряд ли сейчас наши возможности меньше, чем после Гражданской войны. Но чтобы их использовать, нужна воля. А нынешнее правительство явно обделено ею. И использует свой интеллект (наличие которого у любых руководителей предполагается по умолчанию) для поиска не решений, а оправданий.

ГИДРОДОЛЛАРЫ

Воля правительства в начале 2000-х была ограничена прежде всего тактической близорукостью. Полноценное развитие наукоёмких технологий требует нескольких десятилетий напряженного труда. Наши горе-экономисты несомненно догадывались о предстоящем обвале нефтяного рынка – Стабилизационный фонд формально предназначен и для компенсации последствий этого обвала. Других же источников финансирования долгосрочных крупнозатратных программ они не видят.

Между тем по меньшей мере один такой источник предложен ещё в советское время. Это вода сибирских рек.

Центральная Азия, значительная часть Китая, да и многие южные земли самой России всегда испытывали – и по очевидным географическим причинам всегда будут испытывать – острый дефицит воды. В то же время север Сибири никоим образом не может использовать громадные водные потоки тамошних рек. Этот дисбаланс и предложено исправить соответствующим перераспределением стока с очевидными производственными и климатическими выгодами.

Увы, позднесоветская общественность встретила проект в штыки. Под руководством писателя Сергея Павловича Залыгина развернулась мощная пропагандистская кампания. Её эффект был особо силён ещё и потому, что страна уже отвыкла от массированных психологических атак раннесоветской эпохи и ещё не привыкла к столь же массированным постсоветским воздействиям.

Правда, следует признать: технико-экономическое обоснование проекта и впрямь оставляло желать много лучшего. Среднеазиатский – сравнительно коротковолокнистый – хлопок неконкурентоспособен в текстильной промышленности: по мере развития торговли с Египтом среднеазиатские плантации всё менее востребовались ткачами, оставаясь в основном источником целлюлозы для бездымного пороха. Технологии орошения почв в той же Средней Азии сохранились без изменения со Средневековья – и при малейшем избытке воды оборачивались необратимым засолением возделываемого слоя почвы. Грандиозные каналы для переброски воды предполагалось строить по системе, допускающей чудовищные потери на фильтрацию в почву, и эксплуатировать по системе, допускающей столь же чудовищные потери на испарение.

Но сегодня все эти проблемы преодолимы. Трубопроводы из армированных полимерных плёнок дешевле каналов и не теряют воду. Капельное орошение недёшево при обустройстве, но служит десятилетиями и эффективно использует буквально каждую каплю воды. Спектр сельхозкультур, доступных для выращивания под жарким южным солнцем, ограничен теперь не требованиями обороноспособности, а только коммерческими соображениями. Внутренний спрос азиатских республик – особенно Казахстана, чья экономика бурно развивается – вполне способен обеспечить рентабельность многих вариантов производства, в советское время вовсе не рассматривавшихся.

Вдобавок пребывает в глубоком упадке сельское хозяйство многих южных российских регионов. Правда, до Калмыкии сибирские воды вряд ли дотянутся. Но, скажем, оренбуржские степи вполне способны ответить на эффективное орошение многократным ростом рентабельности производства.

Наконец, Китай – ещё недавно считавшийся потенциальным противником – становится одним из крупнейших наших торговых партнёров. А его собственные водные ресурсы близки к исчерпанию. Он уже почти полностью разобрал на орошение верховья Иртыша – чем основательно испортил отношения и со среднеазиатскими соседями, и с Россией. Слишком активная эксплуатация тибетских горных рек не только затруднена горными же барьерами, отделяющими их от китайских равнин, но и может обернуться жёстким конфликтом с Индией – а с нею у Китая и без того нелады. Словом, в ближайшем будущем Китаю куда выгоднее закупать воду у нас, чем выжимать последние капли у себя.

Увы, общественное предубеждение, сформированное ещё Залыгиным, никуда не исчезло. Несколько лет назад (по инициативе тогдашнего мэра Москвы Юрия Михайловича Лужкова) вопрос вновь обсуждался. И вновь вызвал бурю критики, обоснованной ничуть не лучше, чем в 1980-е. Похоже, и здесь дело не сдвинется с мёртвой точки без высшей политической воли, готовой и желающей заменить иссякающий поток нефтедолларов неисчерпаемым гидродолларовым ресурсом.

Сибирская вода – лишь частный пример общего принципа. Стабилизационный фонд формируется ценой продажи невозобновляемых ресурсов – и для защиты от их исчерпания. Эти ресурсы необходимо использовать так, чтобы в дальнейшем страна поддерживала и повышала уровень жизни путём эффективного использования ресурсов возобновляемых. Ведь их добыча ограничена лишь нашим интеллектом – то есть потенциально безгранична.

Россия может быть сильной, только если будет богатой. А богатой она будет, если её собственное руководство станет достаточно сильным, чтобы сорвать со своих глаз шоры и своими руками поднять страну.

жүктеу/скачать 1.74 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: