Хорхе Луис Борхес
ПЬЕР МЕНАР, АВТОР "ДОН КИХОТА"
Перевод Е. Лысенко
Посвящается Сильвине Окампо
Зримые произведения, оставленные этим романистом, можно легко и быстро перечислить. Непростительны поэтому пропуски и прибавления, сделанные мадам Анри Башелье в ее недостоверном каталоге, который некая газетка, чье "протестантское" направление отнюдь не секрет, легкомысленно рекомендовала своим жалким читателям - пусть их и немного и они кальвинисты, если не масоны или обрезанные. У истинных друзей Менара каталог этот вызвал тревогу и даже скорбь. Всего лишь вчера мы собирались у могильного мрамора, среди траурных кипарисов, и вот уже Ошибка пытается очернить его Память... Нет, решительно необходимо написать краткое опровержение.
Я понимаю, что мой скудный авторитет совсем нетрудно оспорить. Надеюсь все же, что мне не запретят привести два высокочтимых свидетельства. Баронесса де Бакур (на чьих незабываемых пятницах я имел честь познакомиться с оплакиваемым нами поэтом) соизволила одобрить нижеописанное. Графиня де Баньореджо, славившаяся среди самых утонченных умов княжества Монако (а ныне — Питсбурга, штат Пенсильвания, после недавнего брака с международным филантропом Симоном Каучем, — увы! — столь бесстыдно оклеветанным жертвами его бескорыстных операций), отказалась "ради истины и смерти" (таковы ее слова) от аристократической сдержанности, ее отличающей, и в открытом письме, опубликованном в журнале "Люкс", также выражает мне свое одобрение. Этих высоких рекомендаций, полагаю, достаточно. Я уже сказал, что "зримые" произведения Менара легко перечислить. Тщательно изучив его личный архив, я убедился, что он состоит из следующих материалов :
а) Символистский сонет, дважды печатавшийся (с вариантами)
в журнале "Ла Конк" (номера за март и октябрь 1899).
б) Монография о возможности создания поэтического словаря понятий, которые были бы не синонимами или перифразами слов, образующих
обычный язык, "но идеальными объектами, созданными по взаимному
согласию и предназначенными для сугубо поэтических нужд" (Ним,
1901).
в) Монография об "определенных связях или родстве" мыслей Декарта, Лейбница и Джона Уилкинса (Ним, 1903).
г) Монография о "Characteristica universalis"1 Лейбница (Ним, 1904).
д) Статья технического характера о возможности обогатить игру в
шахматы, устранив одну из ладейных пешек. Менар предлагает, рекомендует, обсуждает и в конце концов отвергает это новшество.
е) Монография об "Ars magna generalis"22 Раймунда Луллия (Ним,
1906).
ж) Перевод с введением и примечаниями "Книги свободного изобретения и искусства игры в шахматы" Руй Лопеса Де Сегуры (Париж, 1907).
з) Черновики монографии о символической логике Джорджа Буля.
и) Обзор основных метрических законов французской прозы, иллюстрированный примерами из Сен-Симона ("Ревю де лангаж роман", Мон-пелье7октябрь1909).
к) Ответ Люку Дюртену (отрицавшему наличие таких законов), иллюстрированный примерами из Люка Дюргена ("Ревю де лангаж роман", Монпелье, декабрь 1909).
л) Рукопись перевода "Компаса для культистского плавания" Кеве-до, озаглавленная "La boussole des precieux"1.
м) Предисловие к каталогу выставки литографий Каролюса Уркада
(Ним, 1914).
н) Книга "Les problemes d'un probleme"2 (Париж, 1917), рассматривающая в хронологическом порядке решения знаменитой задачи об Ахиллесе и черепахе. На сегодняшний день существуют два издания этой книги — на втором в качестве эпиграфа стоит совет Лейбница: "Ne craignez point, monsieur, la tortue"3, и в нем несколько обновлены главы, посвященные Расселу и Декарту.
о) Подробное исследование "синтаксических привычек" Туле (N.R.F.4, март 1921). Менар там — напоминаю — заявлял, что осуждение или похвала — это проявления сантиментов, не имеющие ничего общего с критикой.
п) Переложение александрийскими стихами "Cimetière marin"5 Поля Валери (N.R.F. январь 1928).
р) Инвектива против Поля Валери в "Страницах, уничтожающих действительность" Жака Ребуля. (Эта инвектива, кстати сказать, представляет собою точно вывернутое наизнанку подлинное его мнение о Валери. Последний так это и понял, и старая дружба обоих не подверглась никакой опасности.)
с) "Определение" графини де Баньореджо в "победоносном томе" — выражение другого его участника, Габриэле д'Аннунцио, — который ежегодно издает эта дама, дабы исправлять неизбежные ошибки прессы и представить "миру и Италии" правдивый свой образ, столь часто страдающий (именно по причине ее красоты и деятельности) от ошибочных или слишком поспешных суждений.
т) Цикл превосходных сонетов, обращенных к баронессе Бакур (1934).
у) Написанные от руки стихи, эффект которых в пунктуации6.
До сих пор речь шла (без каких-либо пропусков, кроме нескольких незначительных сонетов на случай — "гостеприимному", или "жадному" — из альбома мадам Анри Башелье) о "зримых" произведениях Менара в хронологическом порядке. Теперь перехожу к другим: к творчеству подспудному, безмерно героическому, несравненному. Но также — о, жалкие возможности человеческие! — незавершенному. Это произведение — пожалуй, наиболее показательное для нашего времени - состоит из девятой и тридцать восьмой глав первой части "Дон Кихота" и фрагмента главы двадцать второй. Знаю, что подобное утверждение может показаться нелепостью; дать пояснение этой "нелепости" и будет первейшей задачей моей заметки7.
Замысел Менара возник под влиянием двух текстов неравного достоинства. Один из них — филологический фрагмент Новалиса (тот, что значится за номером 2005 в дрезденском издании), где намечена тема "полного отождествления" с неким определенным автором. Другой текст — одна из тех паразитарных книг, которые помещают Христа на парижский бульвар, Гамлета на Каннебьер или Дон Кихота - на Уолл-стрит. Как всякий человек с хорошим вкусом, Менар питал отвращение к этим бессмысленным карнавалам, пригодным лишь на то - говаривал он, — чтобы возбуждать плебейское удовольствие анахронизмом или (еще хуже!) морочить нас примитивной идеей, будто все эпохи одинаковы, либо будто все они различны. Более интересной, хотя по исполнению противоречивой и поверхностной, считал он блестящую мысль Доде: соединить в "одной" фигуре, то есть в Тартарене, Хитроумного Идальго и его оруженосца... Люди, намекавшие, что Менар посвятил свою жизнь сочинению современного "Дон Кихота", клевещут на его светлую память.
Не второго "Дон Кихота" хотел он сочинить — это было бы нетрудно, — но именно "Дон Кихота". Излишне говорить, что он отнюдь не имел в виду механическое копирование, не намеревался переписывать роман. Его дерзновенный замысел состоял в том, чтобы создать несколько страниц, которые бы совпадали — слово в слово и строка в строку - с написанными Мигелем де Сервантесом.
"Моя цель совершенно необычна, - писал он мне 30 сентября из Байонны. — Конечный пункт всякого теологического или метафизического доказательства - внешний мир, Бог, случайность, универсальные формы — столь же избит и всем известен, как этот знаменитый роман. Единственное различие состоит в том, что философы в увлекательных книгах публикуют промежуточные этапы своей работы, а я решил их пропустить". И действительно, не осталось ни одного черновика, который отразил бы его многолетний труд.
Вначале он наметил себе относительно простой метод. Хорошо изучить испанский, возродить в себе католическую веру, сражаться с маврами или с турками, забыть историю Европы между 1602 и 1918 годами, "быть" Мигелем де Сервантесом. Пьер Менар тщательно обдумал этот способ (я знаю, что он достиг довольно приличного знания испанского языка семнадцатого века), но отверг его как чересчур легкий. Вернее, как невозможный! - скажет читатель. Согласен. Но ведь само предприятие было заведомо невозможным, и из всех невозможных способов осуществить его этот был наименее интересным. Быть в двадцатом веке популярным романистом семнадцатого века Менар счел для себя умалением. Быть в той или иной мере Сервантесом и прийти к "Дон Кихоту" он счел менее трудным путем - и, следовательно, менее увлекательным, - чем продолжать быть Пьером Менаром и прийти к "Дон Кихоту" через жизненный опыт Пьера Менара. (Это убеждение, замечу кстати, побудило его опустить автобиографическое вступление ко второй части "Дон Кихота". Включить это вступление означало бы создать еще одного персонажа, Сервантеса, но также означало бы представить "Дон Кихота" производным от этого персонажа, а не от Менара. Разумеется, этот легкий путь он отверг.) "Мое предприятие, по существу, не трудно, - читаю я в другом месте его письма. — Чтобы довести его до конца, мне надо было бы только быть бессмертным". Признаться ли, что я часто воображаю, будто он его завершил и будто я читаю "Дон Кихота" - всего "Дон Кихота", - как если бы его придумал Менар? Недавно ночью, листая главу XXVI — за которую он никогда не брался, - я узнал стиль нашего друга и как бы его голос в этой необычной фразе: "речные нимфы, скорбная и влажная Эхо". Это впечатляющее сочетание эпитетов, обозначающих моральные и физические качества, привело мне на память стих Шекспира, который мы как-то вечером обсуждали:
Where a malignant and a turbaned Turk...1
Но почему же именно "Дон Кихот"? - спросит наш читатель. У испанца такой выбор не был бы загадочен, но он бесспорно загадочен у символиста из Нима, страстного поклонника По, который породил Бодлера, который породил Малларме, который породил Валери, который породил Эдмона Тэста. Цитированное выше письмо отвечает на этот вопрос. "Дон Кихот, — объясняет Менар, — меня глубоко интересует, но не кажется мне, как бы это выразить, неизбежным. Я не могу вообразить себе мир без восклицания По:
Ah! Bear in mind this garden was enchanted!1 или без "Le bateau ivre"2, или без "The Ancient Mariner"3, но чувствую себя способным вообразить его без "Дон Кихота". (Естественно, я говорю о своей личной способности, а не об историческом резонансе этих произведений.) "Дон Кихот" - книга случайная, "Дон Кихот" вовсе не необходим. Я могу представить себе, как его написать, могу написать его, не рискуя впасть в тавтологию. Читал я его в двенадцать или тринадцать лет, и, вероятно, целиком. Впоследствии я внимательно перечитывал отдельные главы, те, к которым пока не буду подступаться. Изучал я также интермедии, комедии, "Галатею", "Назидательные новеллы", бесспорно злосчастные "Странствия Персилеса и Сехизмунды" и "Путешествие на Парнас"... Общее мое впечатление от "Дон Кихота", упрощенное забывчивостью и равнодушием, можно вполне приравнять к смутному предварительному образу еще не написанной книги. Приняв как предпосылку этот образ (существование которого в моем уме никто по совести не может отрицать), остается признать, что моя задача гораздо труднее, чем задача Сервантеса. Мой покладистый предшественник не уклонялся от помощи случая: он сочинял свое бессмертное произведение немного a la diable4, увлеченный инерцией языка и своей фантазии. Мною же руководит таинственный долг воспроизвести буквально его спонтанно созданный роман. Моя игра в одиночку будет подчинена двум полярно противоположным правилам. Первое разрешает мне пробовать любые варианты формального или психологического свойства; второе требует жертвовать ими ради "оригинального" текста и обосновать непреложными доводами их уничтожение... К этим искусственным путам надо прибавить еще одно родственное им ограничение. Сочинить "Дон Кихота" в начале семнадцатого века было предприятием разумным, необходимым, быть может, фатальным; в начале двадцатого века оно почти неосуществимо. Не напрасно ведь прошли триста лет, заполненных сложнейшими событиями. Среди них — чтобы назвать хоть одно — самим "Дон Кихотом".
Несмотря на эти три препятствия, фрагментарный "Дон Кихот" Менара — произведение более тонкое, чем у Сервантеса. Сервантес попросту противопоставляет рыцарским вымыслам убогую провинциальную реальность своей страны; Менар избирает в качестве "реальности" страну Кармен в век Лепанто и Лопе. Сколько всяких испанских штучек подсказал бы подобный выбор Морису Барресу или доктору Родригесу Ларрете! Менар - что совершенно естественно - их избегает. В его произведении нет ни цыганщины, ни конкистадоров, ни мистиков, ни Филиппа Второго, ни аутодафе. Местным колоритом он пренебрегает или запрещает его себе. Это пренебрежение указывает историческому роману новый путь. Это пренебрежение - безапелляционный приговор "Саламбо".
Не меньше поражают отдельные главы. Рассмотрим, например, главу XXXVIII первой части, "где приводится любопытная речь Дон Кихота о военном поприще и учености". Известно, что Дон Кихот (как Кеведо в аналогичном и более позднем пассаже из "Часа воздаяния") решает дело в пользу военного поприща, а не учености. Сервантес - старый воин, его приговор понятен. Но чтобы Дон Кихот у Пьера Менара - современника "La trahison des clerks"5 и Бертрана Рассела - снова вдавался в эти туманные софистические рассуждения! Мадам Башелье усмотрела в них разительное и очень типичное подчинение автора психологии героя; другие (отнюдь не проницательные!) - просто "копию" "Дон Кихота"; баронесса де Бакур — влияние Ницше. К этому третьему толкованию (на мой взгляд, неопровержимому) сам не знаю, решусь ли прибавить четвертое, вполне согласующееся с почти божественной скромностью Пьера Менара – его
грустной или иронической манерой пропагандировать идеи, являющиеся точной противоположностью тех, которых придерживался он сам. (Напомним еще раз о его диатрибе против Поля Валери на страницах эфемерного сюрреалистического журнальчика Жака Ребуля.) Текст Сервантеса и текст Менара в словесном плане идентичны, однако второй бесконечно более богат по содержанию. (Более двусмыслен, скажут его хулители; но ведь двусмысленность — это богатство.)
Сравнивать "Дон Кихота" Менара и "Дон Кихота" Сервантеса - это подлинное откровение! Сервантес, к примеру, писал ("Дон Кихот", часть первая, глава девятая):
"...истина - мать которой история, соперница времени, сокровищница деяний, свидетельница прошлого, пример и поучение настоящему, предостережение будущему".
Написанный в семнадцатом веке, написанный "талантом-самоучкой" Сервантесом, этот перечень - чисто риторическое восхваление истории. Менар же пишет:
"...истина — мать которой история, соперница времени, сокровищница деяний, свидетельница прошлого, пример и поучение настоящему, предостережение будущему".
История — "мать" истины; поразительная мысль! Менар, современник Уильяма Джеймса, определяет историю не как исследование реальности, а как ее источник. Историческая истина для него не то, что произошло, она то, что, как мы полагаем, произошло.
Заключительные слова - "пример и поучение настоящему, предостережение будущему" — нагло прагматичны.
Столь же ярок контраст стилей. Архаизирующий стиль Менара - иностранца как-никак - грешит некоторой аффектацией. Этого нет у его предшественника, свободно владеющего общепринятым испанским языком своей эпохи.
Нет такого интеллектуального упражнения, которое в итоге не принесло бы пользы. Любое философское учение - это сперва некое правдоподобное описание вселенной; проходят годы, и вот, оно всего лишь глава — если не абзац или не одно имя — в истории философии. В литературе подобное устаревание еще более явно. "Дон Кихот", говорил мне Менар, был прежде всего занимательной книгой; ныне он — предлог для патриотических тостов, для высокомерия грамматиков, для неприлично роскошных изданий. Слава - это непонимание, а может, и того хуже.
В этих нигилистических выпадах нет ничего нового - удивительно решение, к которому они привели Пьера Менара. Он вознамерился стать выше тщеславия, подстерегающего человека во всех его трудах, он затеял дело сложнейшее и заведомо пустое. Всю свою добросовестность и часы бдения он посвятил тому, чтобы повторить на чужом языке уже существующую книгу. Черновикам не было счета, он упорно правил и рвал в клочки тысячи исписанных страниц1. Он никому не позволял взглянуть на них и позаботился, чтобы они его не пережили. Я пытался их восстановить, но безуспешно.
И вот я размышляю над тем, что "окончательного" "Дон Кихота" надо было бы рассматривать как своего рода палимпсест, в котором должны сквозить контуры — еле заметные, но поддающиеся расшифровке - "более раннего" почерка нашего друга. К сожалению, лишь некий второй Пьер Менар, проделав в обратном порядке работу своего предшественника, сумел бы откопать и воскресить эту Трою...
"Думать, анализировать, изобретать (писал он мне еще) - это вовсе не аномалия, это нормальное дыхание разума. Прославлять случайный плод подобных его функций, копить древние и чужие мысли, вспоминать с недоверчивым изумлением то, что думал doctor universalis, - означает признаваться в нашем слабосилии или в нашем невежестве. Всякий человек должен быть способен вместить все идеи, и полагаю, что в будущем он таким будет".
Менар (возможно, сам того не желая) обогатил кропотливое и примитивное искусство чтения техническим приемом нарочитого анахронизма и ложных атрибуций. Прием этот имеет безграничное применение - он соблазняет нас читать "Одиссею" как произведение более позднее, чем "Энеида", и книгу "Le jardin du Centaure"1 мадам Анри Башелье, как если бы ее написала мадам Анри Башелье. Этот прием населяет приключениями самые мирные книги. Приписать Луи Фердинанду Селину или Джеймсу Джойсу "О подражании Христу - разве это не внесло бы заметную новизну в эти тонкие духовные наставления?
Примечания
"Ла Конк" ("Раковина") - малотиражный журнал французской литературной элиты, издававшийся писателем Пьером Луисом; здесь были напечатаны некоторые ранние стихи Поля Валери.
Рене Декарт (1596-1650) - французский философ и математик, основоположник рационалистической философии Нового времени.
Джон Уилкинс (1614-1672) - английский священник, теолог и философ; Декарт, Лейбниц и Уилкинс сближены здесь как мыслители, увлеченные проблематикой универсального философского языка: Декарт обсуждает ее в письме от 20 ноября 1629г. французскому философу, своему обычному корреспонденту Маржу Мерсенну (1588-1648), Уилкинс - в своей книге 1668 г., Лейбниц - в "Универсальной символике" (см. ниже) и "Новых он опытах о человеческом разумении" (1704), где обнаруживает интерес к идеям Уилкинса Дальгарно.
"Универсальная символика" - так иногда называют диссертацию Лейбница "О комбинаторном искусстве" (1666) по центральному для нее понятию "yниверсальной символики", подразумевающему систему всеобщих символов для чения понятий; в развитии этой идеи Лейбниц следовал за разработками Р. Луллия, Николая Кузанского, Дж. Бруно и др.
"Великое искусство" (опубл. в 1480г.) - трактат каталонского поэта, философа и богослова Раймунда Луллия (ок. 1235-1315), предлагающий набор универсальных символов для кодировки логических операций.
Руй Лопес де Сегура - испанский теоретик шахматной игры середины XVI в.; его "Книга свободного изобретения..." опубликована в 1561 г.
Джордж Буль (1815-1864) - английский математик и логик.
Луи де Рувруа Сен-Симон (1675-1755) - французский политический автор "Мемуаров" (опубл. в 1829-1831 гг.), отличающихся новаторской для своего времени естественностью стиля и мастерством индивидуальных характеристик.
Люк Дюртен (1881 -1959) - французский писатель и публицист.
...задача об Ахиллесе и черепахе... - апория древнегреческого философа V в. до н.э. Зенона Элейского, парадоксальным образом доказывающая неспособность быстроногого Ахилла догнать черепаху; Борхес посвятил трансформациям этого положения эссе "Аватары черепахи" (сб. "Новые расследования", ранее - в виде двух эссе - в кн. "Дискуссия") и не раз обращался к нему в своей лирике и прозе.
Поль-Жан Туле (1867-1920) - французский поэт, при жизни известный романами-фельетонами, чьи лучшие книги (сб. стихов "Контррифмы" и др.) были изданы лишь посмертно.
"Морское кладбище" - знаменитое стихотворение французского поэта и эссеиста Поля Валери (1871-1945), вошедшее в его книгу "Чары" (1922) ; Борхес посвятил ему эссе "Валери как символ".
Габриэле Д'Аннунцио (1863-1948) - итальянский поэт, прозаик и публицист.
"Введение в благочестивую жизнь" (1608) - трактат французского богослова и деятеля церкви Франциска Сальского (1567-1622); в переводе Франсиско Кеведо был опубликован в 1634 г.
Новалис (псевд. Фридриха фон Гарденберга, 1772-1801) - немецкий поэт и прозаик-романтик; его 2005 фрагмент гласит: "Я могу быть действительно убежден, что понял автора, лишь если я в силах полностью отождествиться с ним в любом движении духа, лишь если я в состоянии, не искажая его своеобычности, перевести и преобразить его на сто разных ладов".
...блестящую мысль Доде... - французский писатель Альфонс Доде (1840-1897) формулирует свой замысел - объединить в одном герое Дон Кихота и Санчо Пансу - в VI гл. романа "Необычайные приключения Тартарена из Тараскона".
"речные нимфы..." - "Дон Кихот", ч. I, гл. 26.
"Where a malignant and a turbaned Turk" - слова Отелло из одноименной драмы Шекспира (V,2).
Эдгар Аллан По (1809-1849) - американский поэт, прозаик и эссеист.
Шарль Бодлер (1821-1867) - французский поэт, литературный и художественный критик, переводил новеллистику Э. По.
Стефан Малларме (1842-1898) - французский поэт, пришедший от поэтики Бодлера к идее самодостаточного поэтического слова, выражающего всю полноту бытия; этот принцип оказался созвучен поискам Поля Валери.
Эдмон Тэст - герой ряда новелл П. Валери, существо, полностью подчинившее возможности разума своей творческой воле.
Ah! Bear in mind this garden was enchanted - строка из стихотворения Э. По "К Елене" (1848).
"Пьяный корабль" (1871) - знаменитое стихотворное "видение" французского поэта Артюра Рембо (1854-1891).
"Старый моряк" (1797-1798) - стихотворение английского поэта-романтика и эссеиста Сэмюэла Тейлора Колриджа (1772-1834).
Роман-пастораль "Галатея" (1585), сборник "Назидательные новеллы" (1613), любовно-приключенческий роман "Странствия Персилеса и Сехизмунды" (опубл. в 1617 г.), поэма "Путешествие на Парнас" (1614) - произведения Сервантеса.
Лепанто - Имеется в виду морской бой 1571 г. при Лепанто, где испано-венецианский флот разбил турецкую эскадру; в ходе сражения был ранен Мигель де Сервантес.
Морис Баррес (1862-1933) - французский писатель, не раз обращавшийся к испанской тематике ("Тайна Толедо", "Эль Греко" и др.).
Энрике Родригес Ларрета (1873-1961) - аргентинский писатель, автор исторического романа из жизни Испании XVI в. "Слава дона Рамиро" (1908).
"Саламбо" (1862) - роман Гюстава Флобера, описывающий события в Карфагене III в. до н.э. средствами реалистической поэтики XIX в.
"Час воздаяния и разумная Фортуна" (опубл. в 1650 г.) - собрание гротескных сценок Ф. Кеведо.
"Предательство клерков" (1927) - книга французского писателя и публициста Жюльена Бенда (1867-1956), обвиняющая интеллектуалов в духовном отступничестве и вовлеченности в политическую активность.
Бертран Рассел - В данном контексте имеется в виду его деятельность борца за мир и противника политической агрессии.
Фридрих Ницше (1844-1900) - немецкий философ, выступивший с радикальной критикой европейской гуманистической традиции и буржуазной современности и противопоставивший им идеал воинственной и не подлежащей ничьему суду сильной личности.
Уильям Джеймс (1842-1910) - американский философ и психолог, основатель прагматизма, сочетавший трактовку истинности как практической эффективности с субъективизмом в истолковании познавательного процесса.
"doctor universalis" - почетный титул, которым была оценена энциклопедичность познаний немецкого теолога, философа и естествоиспытателя Альберта Великого (1206 или 1207-1280); позже так именовали Фому Аквинского и др. средневековых схоластов.
... читать "Одиссею" как произведение более позднее, чем "Энеида"... - Поэма Вергилия "Энеида" написана позднее "Одиссеи" по меньшей мере на шесть столетий.
Луи Фердинанд Селин (1894-1961) - французский писатель.
"О подражании Христу" - трактат, приписываемый германо-нидерландскому деятелю церкви Фоме Кемпийскому (ок. 1380-1471); идея "перетасовки" авторов и их книг обсуждается Борхесом не раз (см., например, новеллу 'Тлён, Укбар, Orbis Tertius").
Достарыңызбен бөлісу: |