«бакинский рабочий» суперзвезда бакинского происхождения

Конечно, 60-летие Муслима Магомаева на высоком уровне, масштабно и щедро отмечают Москва и москвичи. Но Баку и бакинцы по праву первой любви никому не уступают по силе, искренности и глубине чувства к “своему” Муслиму Магомаеву.

Об этом сегодня и речь.

СЧАСТЛИВОЕ НАЧАЛО

Переступив порог Дома культуры моряков, я как завороженная пошла на голос. Говорят, так заманивали русалки и ундины поздних путников. Я, подобно тем путникам, поднялась на второй этаж, зачарованная, остановилась у приоткрытой двери. Мне, опытному журналисту, руководителю авторитетного в конце 50-х годов клуба творческой молодежи, неловко было подглядывать и подслушивать. Но я стояла против своей воли и слушала. Когда красивый, необыкновенной силы и душевности голос смолк, я, забыв обо всех делах, которые привели меня в это учреждение, отправилась к дорогому мне человеку — балерине Гамэр Алмасзаде, которая всегда все знала. Дом ее как раз напротив Дома культуры моряков.

— Какой голос! — говорила я, находясь еще во власти чар. — Такого баритона в Баку нет. Откуда он взялся?

— А это наш Муслимчик! Живет у нас во дворе, ходит в самодеятельность моряков. Когда он занимается, я распахиваю свое окно, чтобы его послушать. Талантливый, красивый мальчик. И есть в кого! Дед его, чье имя он носит, становился за пульт в нашем Театре оперы и балета, от него глаз нельзя было отвести — сколько благородства во всем облике. Замечательный композитор, дирижер, да еще педагог — в школе уроки давал.

Его сын Магомед, отец Муслима-младшего, тоже был одаренной личностью — прекрасный художник, он и на рояле играл, удивляя всех, ведь никогда нигде не учился. Добровольцем ушел на фронт и погиб геройски.

Муслим рос на глазах, учился на пианиста. Мне всегда хотелось его по голове погладить, сказать что-то доброе — и он, такой воспитанный, деликатный, всегда вежливо отвечал на мои вопросы. Правда, в глазах чертики cкакали, недаром бабушка, Байдигюль ханым, жаловалась: то дедушкину скрипку разломал, то дом чуть не взорвал, то с учительницей поскандалил.

Когда он сломал руку, прыгая с дерева на дерево, подобно герою фильма Тарзану (было у него такое увлечение), то мы жалели “загипсованного” Муслимчика всем двором.

А сейчас он запел, кажется, это очень серьезно!

Тогда, в 15 или в 16 лет у Муслимчика, как его звал весь двор, появились своя слава, свои поклонники и поклонницы. Его просили петь — и он охотно отзывался на приглашения — пел в клубах, школах, институтах или просто на Приморском бульваре, в кругу друзей. Эта слава без всякой рекламы, без менеджеров и шоуменов невероятно росла, захватывала молодежь целого города.

Когда мы в 1959 году составляли программу заключительного вечера, весь мой клуб творческой молодежи — 200 с лишним интеллектуалов-студентов рядом с Шовкет Алекперовой, Тофиком Кулиевым, Лейлой Векиловой, Константином Баташовым и другими народными артистами жаждали увидеть Муслима Магомаева. И юноша, действительно, украсил вечер, исполнив огромное число произведений, заслужив больше всех аплодисментов.

Когда я спросила об этом “юном гении”, как я назвала Муслима Магомаева, у Ниязи, он несколько озабоченно ответил:

— Он не просто мой сосед, он мой родственник и любимый мною мальчишка. Но он поет, не жалея глотки, день и ночь. Его нельзя остановить. Что же будет с его неокрепшими голосовыми связками завтра, через год, два!..

Но все, как ни странно, обошлось. Связки при огромной нагрузке “закалялись как сталь”, голос от занятий с опытными педагогами отшлифовывался, становился гибче, красивее, богаче по тембру.

И тот же маэстро Ниязи уже в 1962 году со спокойным сердцем рекомендовал его кандидатуру на VIII Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Хельсинки. Вот там уже был первый настоящий официальный успех! Муслиму в числе других особо отличившихся была вручена медаль, а в журнале “Огонек” опубликовали его портрет, заметку под заголовком “Юноша из Баку покоряет мир”.

1963 год для Муслима Магомаева был знаменательным. В марте того года в Москве, в Кремлевском дворце съездов проходили концерты мастеров искусств Азербайджана — событие большой ответственности. Художественный руководитель маэстро Ниязи включил в программу представления Муслима Магомаева, самого неопытного с точки зрения сценической жизни артиста. И вот первый концерт. За кулисами — волнение. Я, командированная “Бакинским рабочим” освещать выступления наших артистов, прошла в зал. Муслим после объявления его номера вышел на сцену, спел первые фразы — и зал, огромный шеститысячеместный зал, замер. Это была какая-то пронзительная тишина, тишина удивления, ошеломления, немого восторга. Она взорвалась оглушительными аплодисментами после каватины Фигаро, аплодисменты сотрясали зал после арии Гасанхана из оперы “Кероглу” Узеира Гаджибекова...

Когда я после концерта стала интервьюировать москвичей, узнав об этом, выстроилась целая очередь стремящихся высказать свое мнение именно “об этом молодом Фигаро...”. А это были народные артисты, солисты Большого театра, Герои Советского Союза.

С каждым концертом успех нарастал, зрители уже реагировали на его имя — не успевал ведущий объявить: “Выступает Муслим...”, как громовая овация говорила о том, что это новый любимец московской публики Магомаев. Ну а заключительный концерт мастеров искусств Азербайджана стал пиком славы Муслима Магомаева. Самые шквальные аплодисменты и возгласы “браво!” какие я только слышала за свою жизнь, благодарящие за величайшее искусство Ивана Козловского, Сергея Лемешева, Максима Михайлова, Марка Рейзена, Галину Уланову, Майю Плисецкую, раздавались в адрес двадцатилетнего певца “из провинции”.

Всемогущее Всесоюзное телевидение разнесло его выступление на огромную территорию, радио, постоянно повторявшее эти выступления, сделало его поклонниками и поклонницами миллионы слушателей. Можно сказать, советская страна — одна шестая часть суши земного шара — “заболела Магомаевым”. Это была счастливая эпидемия, которая была подобна “бейбутовской” в конце 40-х и в 50-х годах, “свирепствовавшая” в советской стране, во многих государствах мира, куда из-за “железного занавеса” доносился дивный тенор Рашида Бейбутова.

А это был божественный баритон! Засуетились руководители Большого театра и, вопреки всем правилам, стали зазывать “страшно юного певца” к себе в труппу. Не пошел. — Наконец-то появился у нас баритон! — категорично заявила министр культуры СССР Екатерина Фурцева и взяла над ним личную опеку.

И пошли приглашения в “святая святых” — Московский концертный зал имени Чайковского. Вместе с классикой — Бах, Моцарт, Россини, Чайковский, Рахманинов, Гаджибеков — Муслим пел песни советских композиторов, неаполитанские песни. Кто-то из приверженцев академизма заикнулся о том, мол, негоже “смешивать разные жанры”, но невероятный успех концерта заглушил все “но”. Это была серьезная просветительская деятельность: поклонники шли просто на Магомаева, который пел популярные песни, а вместе с тем в сердца их входили чистота и красота нетленных творений классической музыки.

Мне, присутствовавшей на нескольких его московских концертах, которые он пел под аккомпанемент обожавшего его и всячески способствующего его успеху “дяди Ниязи”, довелось видеть неистовство его поклонников, особенно поклонниц, буквально преследовавших его, заваливавших цветами и любовными записками.

А начал Муслим Магомаев ездить по городам страны, буквально от края и до края, стал выступать на стадионах, выражение любви и признания принимало подчас невероятные формы. Как некогда поклонники впрягались в фаэтон и везли из театра Фатьму Мухтарову, так дюжие молодцы вскидывали на плечи сплошь покрытую губной помадой машину Муслима Магомаева и несли ее вместе с певцом от концертного зала до гостиницы.

Слава молодого певца была настолько неоспорима, что приезжавшие в Баку туристы или гастролировавшие артисты были убеждены, что наша чудесная филармония названа именем Муслима Магомаева-младшего, о старшем они и не подозревали.

Иногда Муслим приезжал в Баку, который знал о всех его успехах, по-прежнему любил его. Именно Азербайджанский театр оперы и балета послал Муслима на стажировку в “Ла Скала”, всесильная тогда Москва утвердила это решение.

И вот Муслим Магомаев в Италии, давно любимой им стране, заочно воспитывавшей, лелеявшей его в своей музыкальной стихии. Вокальное воспитание Муслима Магомаева началось с замечательных музыкальных фильмов, очень популярных в Баку после войны, а картина “Молодой Карузо”, в которой пел Марио дель Монако, особенно запала ему в душу. Он стал интересоваться грампластинками деда с записями голосов Маттиа Баттистини, Энрико Карузо, Беньямино Джильи, Титта Руффо. Позднее его кумиром стал Марио Ланца (он даже книгу о нем написал). Муслим учился по пластинкам петь, отшлифовывал свой голос, отличавшийся природной постановкой, добивался благодаря абсолютному слуху и уникальной музыкальности насыщенности звука, красоты тембра.

Это было во времена его юности. А сейчас перед ним, взрослым, познавшим вкус славы, были живые учителя — маэстро Дженарро Барро и Энрико Пьяца, с которыми он занимался постановкой голоса и отделкой партии Фигаро, которую он в общем-то знал.

Он и возвратился в Баку, как настоящий итальянский Фигаро. Стал входить в спектакль “Севильский цирюльник”, у которого были своя режиссура, свои традиции. Тут пришел на помощь неповторимый Альмавива нашей сцены (и вообще неповторимый человек, певец и пианист высшего класса) Рауф Атакишиев, который любил Муслима с юношеских лет. — Это была очень трогательная дружба — два сверхталантливых человека горели одним делом — создать гармоничный ансамбль Альмавива — Фигаро, — рассказывает ныне ветеран, заслуженный работник культуры, а тогда замечательный исполнитель роли доктора Бартоло Георгий Сыроватский. — Активно подключился к работе и я, показывая все наши общие мизансцены, объясняя построение спектакля в целом. Мы были вместе и после репетиций.

В этом теснейшем общении я понял, что Муслим не просто прекрасный певец и актер, но и невероятной доброты, чуткости и щедрости человек. Он приходил на помощь людям, даже когда его об этом не просили, с удивительной душевностью откликался на каждую просьбу. Это был человек, созданный для того, чтобы творить добро где только можно и как только можно.

Был такой случай в Кисловодске, где наш театр находился на гастролях. Его пригласил к себе в гости отдыхавший там руководитель Азербайджана Гейдар Алиев. Муслим Магомаев взял меня с собой.

Он спросил меня, что можно попросить сделать для театра? Я сказал, что зарплата музыкантов нашего театра вдвое меньше, чем у оркестрантов двух других закавказских театров. И Муслим обратился к Гейдару Алиеву с просьбой посодействовать в этом деле. Гейдар Алиев, всю свою жизнь с большим пониманием относившийся к нуждам искусства, восстановил справедливость.

Ну а что касается спектакля “Севильский цирюльник”, то он прошел блестяще, бакинцы приняли Фигаро — Магомаева “на ура”.

Народная артистка Фидан Касимова вспоминает:

— Муслим Магомаев в партии Фигаро был великолепен: живой, обаятельный, прекрасно поющий, он произвел на бакинцев потрясающее впечатление.

Мне говорили коллеги, что его так же восторженно принимали в других городах страны. Его неугомонный Фигаро покорял людей своей стремительностью, своей легкостью и в актерской игре, и в речитативах, не говоря уже о том, какое впечатление производила его каватина.

Народная артистка Хураман Касимова добавила:

— Недавно я спела партию чудесной героини Пуччини Тоски. Готовя ее, я думала, вот бы мне такого Скарпиа, каким был Муслим Магомаев. Вальяжный, знающий себе цену его красавец Скарпиа был уверен, что покорит Тоску... Отлично играла Тоску народная артистка СССР Мария Биешу — их совместные сцены были предельно выразительны.

Мы с Фидан очень жалели, что Муслим ушел из оперы, где создавал целый мир человеческих чувств, где творил, где жил жизнью своих героев. Для него главной стала концертная сцена. И здесь Муслим, особенно когда выступает вместе с супругой — народной артисткой СССР, певицей высочайшего класса, актрисой большого драматического дарования Тамарой Синявской, дает великолепные представления, радующие и волнующие душу.

Сегодня как раз такой замечательный день, когда можно всем нам выплеснуть свои чувства восхищения талантливым художником, который и в 60 молод, полон творческой энергии, неизбывной любви к людям — своим неисчислимым друзьям и поклонникам.