Бұл басылым «Отырар кітапханасы» ғылыми орталығының құрылғанына 10 жыл толуына арналады

(№53) ПРОТОКОЛ ДОПРОСА БИТЛЕУОВА 3 ЯНВАРЯ 1929 ГОДА

жүктеу/скачать 2.69 Mb. бет 28/36 Дата 25.02.2016 өлшемі 2.69 Mb. #21355

Бұл бет үшін навигация:

• (№54) В ДОПОЛНЕНИЕ К СВОЕМУ ПОКАЗАНИЮ 1
• (№55) ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ОЧНОЙ СТАВКИ БИТІЛЕУОВА И ДУЛАТОВА 8 ЯНВАРЯ 1929 ГОДА Вопрос
• Вопрос
• Ответ
• Битлеуов
• Вопрос к Дулатову
• Вопрос Дулатову
• Вопрос Байтлеуову
• (№56) СТЕНОГРАММА. ПРОТОКОЛ ДОПРОСА БОЛГАНБАЕВА ХАЙРЕТДИНА АБДРАХМАНОВИЧА 2

(№53) ПРОТОКОЛ ДОПРОСА БИТЛЕУОВА 3 ЯНВАРЯ 1929 ГОДА (117– 119 стр. ) <...>2 В 1918 году в наш аул для мобилизации джигитов для «Алаш-Орды» приехали Кенжин и Каратлеуов, с ними был Абдуллин из Актюбинска. Мне в то время было 18 лет, я нигде не учился, по-русски не знал, читал газету «Қазақ», и они меня уговорили перейти в «Алаш-Орду». Когда я перешел в «Алаш-Орду», я работал у них месяцев шесть простым милиционером. Когда Колчак объявил, что он не признает автономии, наша Актюбинская молодежь уехала обратно к себе. Из Тургая мы уехали к себе в мае месяца, «Алаш-Орда» осталась там. В Оренбурге зимой я работал в Кирревкомате, а весной поехал к себе домой и занимался там сельским хозяйством. Осенью отправился в Ташкент. После меня приехал Испулов, Дулатов, Беримжанов, а до меня там были: Досмухамедов Жаһанша и Халел, которых я не знал. Жаленов Карим, Иса Кашкинбаев, которых я тоже не знал; Дулатова, Испулова и Беримжанова я знал еще раньше, когда служил в «Алаш-Орде». Поехал я в Ташкент учиться в Казахский институт, но прием в это время закончился и меня назначили мугалимом в опытно-показательную школу при Казахском институте. Я увидел, что между нами есть что-то. Адилова и Болгамбаева в это время не было. В один прекрасный день мне Дулатов говорит, чтобы я приходил сегодня в редакцию, что там должны собраться все приехавшие в Ташкент работники из Тургая, Актюбинска и прочие для того, чтобы кое о чем поговорить. Я очень удивился его приглашению, вероятно он предполагал, что я служил в «Алаш-орде». Когда я пришел туда, увидел Испулова и Досмухамедова Халела. Но в эту ночь ничего не было, т.к. никто не собрался. Дня через 2-3 опять назначили, собрались в квартире Досмухамедова Халела. Они хотели что-то организовать как будто бы принять какой-то устав, прием членов и т.д. Они поручили, не помню Дулатову или Испулову выработать план и одновременно получить из Оренбурга указания. Досмухамедов Халел и Дулатов играли там большую роль, они собственно вдвоем и работали. После этого приехали Болгамбаев и Адилов Дильмухамед. Раньше я его не знал, а Болгамбаева несколько раз видел еще до Революции в Оренбурге. Он приехал в эту же ночь, и у них, не знаю точно, в квартире Дулатова или Досмухамедова Халела было собрание вместе с Адиловым и Болгамбаевым, меня там не было. В то время Дулатов жил в общежитии ТурЦИКа. Дня через 3 опять собрались и говорили, что Адилов и Болгамбаев приехали из Оренбурга; что якобы, один из них должен остаться, а Болгамбаев куда-то должен ехать за границу, на Восток. Многого я не понял. Хотели Болгамбаева отправить в Семиречье, но почему-то не отправили. В это время Валидов был в Бухаре, поэтому они решили послать представителя к Валидову в Бухару. Решили отправить Болгамбаева и Адилова. В это время у меня занития кончились, мне хотелось посмотреть Бухару и я им сказал, что поеду вместе с ними, на что они согласились, но почему-то они не успели и я уехал один, сказав им где встретиться. Приехал я ночью в Коканд, а затем оттуда поехал на квартиру Арифова, военного назира. На следующий день туда приехали Адилов и Болгамбаев. Оказывается, Арифов знал Валидова. Прожив дня 2-3, мы поехали к Валидову на узбекской арбе. Поехали я, Адилов и Болгамбаев. Валидов жил за городом, не меньше 15 верст. Оказывается, Валидов знал Болгамбаева, нас же двоих не знал. Пришли мы к нему, в это время он был дома в белом узбекском халате, в коротких штанах, маленьких башмаках, на голове чалма и сломанные очки. Мы у него пили чай, Валидов сначала сказал, что он будет говорить с Болгамбаевым и зачем вообще мы вместе приехали. Затем они вышли в сад и там говорили. Когда мы ехали обратно, мы от Болгамбаева узнали, что говорил ему Валидов... что мы должны иметь связь с басмачеством, на которых можно надеяться, сейчас пусть Ташкентская организация дает ему одного толкового человека, чтобы он был их представителем и помогал ему. От Валидова мы поехали обратно к Арифову, где прожили дней 15, жили мы вместе втроем. После этого Болгамбаев с Арифовым, кажется, ездили еще раз. Затем я поехал в Ташкент, а Адилов, кажется остался там. Это было в начале мая или июня месяца, вообще весной. Приехав в Ташкент я взял отпуск. В это время незадолго до меня Дулатов уехал в Семипалатинск за семьей. Поехал он в отдельном вагоне. Меня ни о чем не расспрашивали тем более, что Досмухамедовы народ очень грубый, а Дулатов очень хитрый. Они со мной почти сейчас не разговоривают. Дома я занялся сельским хозяйством. В это время был последний период» (118 стр.) <Бұдан кейін: Ақтөбеге күзде қайтып келіп, облыстық драма театрын ұйымдастырады. Бұл 1921–1922 жж. арасы. Ақтөбеге Алматыдан мал айдауға 2-3 адам шақыртады. Одан Ташкентке келеді. Онда шетелде оқығысы келетіндердің арызын қабылдап жатыр екен. Бұл да жазылады. Өзі Алматыға барып, ұсақ малын іріге айырбастайды. Сол арада Ташкентке шақырылып, Германияға оқуға кетеді. Ол Германияда Валидовты көреді. Онда оқуға түсе алмай 3 заводта қара жұмыс істеп, 1924 жылы қайтып келеді. 1926 жылы Нижний Новгородтың тері техникумына түсе алмай, жұмыс істейді. Кейін Қызыл-Ордаға келеді. Театрдың администраторы қызметін атқарады, «Ауыл тіліне» тері-терсек туралы мақала жазады. Упсырзагта – қойма меңгерушісінің орынбасары, 1927 жылы ақпаннан Қармақшы ауданында қабылдаушы (приемщик), сұрыптаушы (сортовщиг) болады – Т.Ж.>. «После возвращения из Германии я встречался с Дулатовым. Здесь уже знали что Валидов в Германии, т.к. Мунайтпасов приехал раньше меня. Меня спросили, как живет Валидов, на что я им ответил, живет он ничего, но сомной ничего не передавал». <Бұдан кейін қарындашпен былай деп жазған>: «Некоторые моменты возможно я упустил, но я о них даю слово сообщить в моем более подробном показании» – (қолы) Дамулла Битілеуов». *** *** *** (№54) В ДОПОЛНЕНИЕ К СВОЕМУ ПОКАЗАНИЮ1 В дополнение к своему показанию от 3 января 1929 года добавляю следующее: В 1915 году в наш аул переехал для обучения детей по новому методу проживающий в одной с нами волости Абдуллин Кенжегали. <…>… По приезду Абдуллина я перешел из старого медресе в мектеб Абдуллина… Он считал Ахмета Байтурсынова и Мирякуба Дулатова выше всех. Общаясь с ним, я пошел по тому же течению и стал заражаться национализмом (121 стр.). <...> Дальше на вопрос о том, что я знал о Тургайском отделении «Алаш-Орды» мне известно следующее: это отделение, собрав джигитов из окрестных аулов г.Орска, направилось в г.Тургай, куда оно приехало к весне. В то время Тургай был в руках красных, приехав туда отряд «Алаш-Орды» в начале присоединился к красным, но спустя несколько дней «Алаш-Ординский» отряд обезоружил красных и арестовал военного комиссара Амангельды. После чего власть в Тургае перешла в руки «Алаш-Ординского» Военного совета. Среди командиров красных были три турка, которых еще до обезоружения красных «Алаш-Ординский» Военный совет сумел перетянуть на свою сторону. Об этом, как-то в свое время беседуя с джигитоами рассказывал Дулатов, восхваляя этих турков. По его словам, можно было установить, что он сам лично занимался над обработкой этих командиров (турков) с целью перехода их на сторону «Алаш-Ординцев» – (122 стр.). «Затем еще до нас дошли слухи о том, что из Кустаная вновь вышел против нас отряд красных, что навстречу к ним со стороны «Алаш-Орды» выехали Темиров А. и Алмасов. Услышав об этом все взволновались и стали перевозить все свое имущества на ту сторону реки Тургая. На другой день в бою с красными «Алаш-Орда» была разбита, остатки вынуждены были бежать за Тургай. Ночью перед этой схваткой с красными, видимо, был расстрелян «Алаш-ординским» Военным советом военком Амангельды. Об этом нам рассказывал принимавший участие в этом расстреле из Буртинской волости некто Керей (ф.н.). Слышал от Керея, что в этом расстреле принимали участия 3 человека: двое из них Акжолов и Макатов из Кустаная, а третий сам Керей. Во время пребывания «Алаш-орды» в Тургае всем руководил только военный совет. В составе этого совета самым энергичным был Дулатов» (123 стр.) Однажды Дулатов мне сказал, чтобы я пришел в редакцию. Пришел туда, как мне помнится, там сидели Испулов, Досмухамедов Халел и Дулатов, последний рекомендовал меня перед ними как своего человека. Я безумец, благодаря их увещеваниям последовал за ними. В этот раз в связи с тем, что некоторые из них не явились в назначенное место, они перенесли собрание в квартиру Досмухамедова Х., и разошлись. В этот условленный день все собрались в квартире Досмухамедова Халела, где первым вопросом обсуждался вопрос о выработке для организации устава и программы. Насколько мне известно выработка устава и программы была поручена Дулатову и Досмухамедову Халелу. Всего сказанного, конечно, я не помню, но припоминаю, что все выступления сводились к одному: «Советской власти осталось существовать недолго», мотивировалось это тем, что в одном месте происходят такие-то события, в другом – другие и т.п. В результате этого сочли необходимом установленную связь с членами Оренбургской организации улучшить. Помнится мне, как они говорили: «если приедет Заки (Валидов), то необходимо будет пригласить его в Ташкент». После этого был рассмотрен устав и программа, где указывалось, кого и как принимать в организацию и каким путем изыскать для этой организации средства. Многого я теперь не помню. Возглавляли Ташкентскую организацию Досмухамедов Халел и Дулатов (124 стр.) Следователь – Петров. *** *** *** (№55) ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ОЧНОЙ СТАВКИ БИТІЛЕУОВА И ДУЛАТОВА 8 ЯНВАРЯ 1929 ГОДА Вопрос: С какого времени Вы знаете Дулатова? (к Битлеуову) Ответ: С 1914 года, я узнал его по газете. Потом 1918 году весной в Оренбурге был съезд, на котором я его видел и познакомился с ним только осенью 1918 года, когда попал в «Алаш-Орду». В 1920 году осенью я поехал в Ташкент, где встретился опять с Дулатовым. Вопрос: При каких обстоятельствах Вы с ним виделись? Ответ: Я работал в институте, где мы с ним виделись Вопрос: Где в то время работал Дулатов? Ответ: В редакции газеты «Ақ жол». Вопрос: В это время у него кто-нибудь бывал? Ответ: Он жил в то время вместе с Беремжановым и Юсуповым в общежитии ТурЦИКа, и я там бывал. Вопрос: Бывал ли у Вас Битлеуов? (к Дулатову) Ответ: Возможно бывал. Вопрос: Может быть Вы точно скажете бывал или нет? Ответ: Да, бывал. Вопрос: Была ли у Вас речь с Дулатовым о какой нибудь подпольной организации и при каких обстоятельствах? (к Битлеуову) Ответ: Я знаю только одно, что в Ташкенте была организация. Вопрос: От кого узнали? Ответ: Сначала узнал от Дулатова, который мне сказал, чтобы я приходил вечером в редакцию. Где-то он сказал не помню, может быть в институте, а может быть и на улице. Вопрос: Помните ли Вы такой случай? (к Дулатову) Ответ: Нет, такого случая не было. Вопрос: Ну дальше, Вы пришли на это собрание? (Битлеуову) Ответ: Да, пришел... Дулатов на этом собрании представил меня как своего человека. Вопрос: Бывал ли такой случай гражданин Дулатов? (Дулатову) Ответ: Чтобы я позвал и в присутствии этих людей рекомендовал его, такого случая не было. Вопрос: Был ли такой случай, когда вы бывали вместе с Битлеуовым на квартире Досмухамедова? Ответ: Такого случая не было. Вопрос: Может быть вы детали какие-нибудь напомните Дулатову? (Битлеуову) Ответ: Я хорошо помню, что Дулатов там был. Стола в этой комнате не было и мы сидели по-казахски. На этом собрании стоял вопрос об организации и выработке программы и устава. Так как несколько человек выработать эту программу не могли, то поручили не то Длуатову и Халелу Досмухамедову вместе, не то кому-то из них одному. Вопрос: Может быть вы помните такое обстоятельство? (Дулатову) Ответ: Такого собрания не было. У меня есть вопрос Битлеуову: о какой организации шла речь? Ответ Битлеуова: У нас была когда-то «Алаш-Орда», и я понял таким образом, что это та же самая организация, программа «Алаш-орды». И я как бывший «Алашординец», хотя работал у них джигитом, ходил за ними, как за бывшими руководителями. Дулатов: Я из его слов понял, что мы обсуждали вопрос «Алаш-Ординской» организации, о выработке программы и устава этой организации. Это совершенно как-то не клеится, потому что у «Алаш-Орды» в свое время программа была и не было никакой надобности такую выработать. Битлеуов: Вообще хотели создать подпольную организацию. Если бы не было секретно, то этот вопрос не обсуждался бы на квартире. Вопрос Дулатову: Значить Битлеуов говорит неправду? Ответ: Нет как будто бы не было. Вопрос Битлеуову: Вы знаете, что из Оренбурга приезжал Болгамбаев и Адилов? Ответ: Знаю. Вопрос: С какой целью они приезжали? Ответ: Как я помню, их послала такая же организация, которая должна быть в Оренбурге. Вопрос к Дулатову: Известно ли Вам об этом? Ответ Дулатова: Он предполагает это или знает? Битлеуов: Я знаю об этом, я знаю что в Оренбурге была организация, которая послала Болгамбаева и Адилова в Ташкент для связи. Вопрос Дулатову: Знали ли Вы цели их приезда? Ответ: Нет. Вопрос: Были ли на собрании? Ответ: Не бывал, а вообще у Досмухамедова Халела бывал. Вопрос: Цель приезда Адилова Вам тоже не была известна? Ответ: Нет. Вопрос Дулатову: Известна ли Вам цель поездки Болгамбаева и Адилова в Бухару? Ответ: Мне не только не было известно о цели их поездки, но я и не знал вообще об их поездке. Мне интересно знать: был ли я в то время в Ташкенте Битлеуов: Да, Вы были в Ташкенте, когда я уезжал, когда я вернулся, мне сказали вы уехали домой? Вопрос: Значит Вы ездили в Бухару? Битлеуов: Да я ездил. Я ехал к Арифову, который был когда-то моим учителем. Вопрос: А Дулатов с ним знаком? Ответ: Не могу сказать. Вопрос к Дулатову: Приезжал ли когда-нибудь для связи с Вами в 1921 году от Валидова башкир? Ответ: Никакой башкир не приезжал. Вопрос Байтлеуову: Известно ли Вам что приезжал какой-то башкир? Ответ: Лично я его не видел, но по разговору Дулатова и Испулова я хорошо знал, что этот башкир приезжал. Вопрос: При каких обстоятельствах был разговор? Ответ: Я слышал не то в радекции, не то на квартире, как Дулатов разговоривал с Испуловым «Как это ты его не заметил, он был в большой шапке». Я стал расспрашивать о чем у них шел разговор, оказывается, что приехал какой-то башкир, конечно человек Валидова, откуда он приехал не знаю. Лично я его не видел, но хорошо знаю, что это был башкир. Вопрос к Дулатову: Вы не помните разговора с Испуловым о башкире? Ответ: Нет. Дулатов ______________(қолы). Битлеуов _____________(қолы)1. (128-132 стр.). *** *** *** (№56) СТЕНОГРАММА. ПРОТОКОЛ ДОПРОСА БОЛГАНБАЕВА ХАЙРЕТДИНА АБДРАХМАНОВИЧА2 12 января 1929 года Родился я в 1894 году в бывшей Акмолинской губернии, Акмолинском уезде, Нуринской волости, тогдашнего № аула своего не знаю. Родители мои бедные. С 7-ми или 8-ми лет начал учиться в мусульманской школе, в 11 лет умерла моя мать, до 15 лет я жил на иждивении своего отца, который в то время имел 2-3 коровы и одну лошадь. Нас было 2 брата и сестра, из которых самый старший был я. Затем в 1909 году, по совету одного муллы, я поехал учиться в Петропавловск, где поступил в татарское медресе и проучился 2 зимы. Там я учился читать по-арабски, по-татарски, а летом работал у баев. В 1911 году летом вернулся в свой аул и нанялся у одного бая обучать его единственного сына мусульманской грамоте. Затем в 1912 году поехал в Оренбург, где поступил в медресе Хусаиновых. Средств у меня никаких не было и меня приняли там на вакуфную стипендию. Проучился я там зиму, потом, по окончании учебных занятий, в мае м-це поехал в г. Туркестан, где нанялся обучать детей одного купца. В конце августа я на несколько дней съездил в Ташкент, затем к началу сентября приехал обратно в г. Оренбург и продолжал свое учение в медресе. Весной выехал в аул обучать детей. Аул этот был первый в Буртинской волости, Актюбинского уез­да, Тургайской области, где прожил до осени. Затем осенью приехал обратно в Оренбург и продолжал свое учение. Весной по окончании учебного года, я приехал в г. Туркестан, где провел время до осени, ничего не делая и живя гражданина Утегенова Садыка. Осенью вернулся опять в Оренбург. В этом году учение в медресе прекратилось, потому что помещение его было отобрано правительством под военный лазарет. До второго года обучения моего в медресе в Оренбурге у меня были панисламистские настроения. Затем наступил известный перелом, которому способствовали татарская литература и воспитание в медресе. Когда закрылось медресе, я поехал в Акмолинскую губер­нию в Атбасарский уезд. В то время в газете "Казах" появилось объявление, что требуется учитель и жалование назначе­но за 5 м-цев 200 рублей и вот по этому объявлению я выехал из Оренбурга, приехал в Атбасарский уезд, где у одного волостного управителя Матенова прожил 5 м-цев до мая 1916 года, занимаясь с детьми. Таким образом, зиму 15 и 16 года я пробыл в Атбасарском уезде в Кентубекской волости в 200 верстах от г. Атбасара. В мае м-це опять приехал в г. Оренбург, откуда выехал на ст. Чиили и остановился у казаха Конратбаева Халджана, в качестве домашнего учителя, обучая его бра­тьев и детей его аула. Там жил до осени. Знаменитый приказ царского правительства о реквизиции инородческого населения на тыловую работу застал меня... Затем, кажется, в октябре м-це 1916 года я приехал опять в Оренбург, видел я по дороге, как перепугались казахи от реквизиции, проезжал я через Перовск и встречался с делегатами, ехавшими в Петербург с жалобами. Оставаться мне нельзя было, т.к. мой возраст подходил к реквизиции. На родину вернуться тоже нельзя было, поэтому я выехал в г. Москву, посоветовавшись с Байтурсуновым и Дулатовым, тогдашними работниками в г. Оренбурге, Они мне советовагги поехать в Москву и поступить в Земгор, т.к. тогда стало известно, что реквизированные казахи будут находиться в ведении этой организации. С Дулатовым и Байтурсуновым я познакомился в 1913 году, во время моего пребывания в медресе в г. Оренбурге, когда они занимались выпуском газеты "Казах". До 16 года, каждый год, когда я приезжал в Оренбург, я с ними встречал­ся, т.к. считал их вождями казахского народа. Газета "Казах" была чисто национальной казахской газетой. В Москву я приехал с чужим паспортом, т.к. своего у меня не было. Одно время у меня был годичный паспорт, который я просрочил, несколько раз писал домой, чтобы мне выхлопотали его, но мне так и не прислали его. По рекомендации редакции газеты "Казах", я поступил в Земгор: со мной поступили еще несколько человек из казах­ской интеллигентной молодежи. Эту рекомендацию, кажется, подписывали или Байтурсунов, или Дулатов. До этого в Мос­кву и Петербург ездил Букейханов для переговоров с руководителями Земгора на счет вербовки казахских работников, и у них было условие принимать работников только по рекомен­дации этой газеты. Западный комитет Земгора послал меня в одну из рабо­чих партий, находящуюся на ст. Ганцевич. Здесь казахи за­нимались рубкой леса, постройкой блиндажей, проволочных заграждений и т.д. Там была 9-я Инженерно-строительная дружина, в ведении которой было несколько тысяч казахов. Я находился там недолго, т.к. ввиду ревизии в учреждениях Земгора, от меня потребовали паспорт и, узнав, что, я беспас­портный, велели ехать в Москву в распоряжение Московского комитета Земгор. Таким образом, я опять вернулся в Москву. Это было в декабре 1916 года. В Москве мне удалось достать паспорт, и мне посоветовали ехать к себе на родину. Я выехал из Москвы в Омск, где прожил около 20 дней и достал себе годичный паспорт, с которым я опять приехал в Москву. Мос­ковский комитет снова послал меня на старое место и, таким образом, я опять стал работать в 9-й Инженерно-строительной дружине. В это время произошла февральская революция. Если я не ошибаюсь, я подался в Минск в мае м-це, где организовался в это время при западном комитете Земгора ино­родческий отдел, заведующим которого был Кенжин. До мое­го приезда заведующим был Букейханов, но его в то время не было, он выезжал в Петроград. Инородческий отдел коман­дировал меня в казахские рабочие партии для отправки на родину. Здесь я впервые познакомился с Кенжиным. Временное правительство издало приказ об освобождении инородцев, мобилизованных на тыловые работы. Помню, мне было дано поручение собрать сведения об этих партиях. Точно такое же поручение, кроме меня, давалось Тюрякулову, Галимджанову Файзулле, Омарову Ильдесу, Испулову Мурзагазы и другим. В мае м-це я сопровождал казахских рабочих, возвращаю­щихся на родину, и проводил их до г. Уральска, где пробыл дня два, а затем вернулся опять в Минск. Инородческий от­дел был ликвидирован и нас - казахских работников освобо­дили. Мы решили с Галимджановым съездить в Петроград, с целью посмотреть город. Пробыли там около недели, а затем через Москву вернулись в Оренбург. Перед моим приездом в Оренбург состоялся Всеказахский съезд, на котором я не был. Впоследствии я узнал, что организатором этого съезда был Букейханов, областной комиссар Тургайской области. Кроме него, организатором также была редакция газеты "Казах". Все это было в 17 году в июне или июле м-це. Пробыв несколько дней, я выехал в Ташкент, где поступил в редакцию газеты "Бирлик туы". Эта газета издавалась после февральской ре­волюции на собранные пожертвования от отдельных казахов. Редактором был Ходжанов, со стороны же принимали участие Токтабаев Иса, Кумышали Бориев и еще некоторые ученики. Газета эта была национально-демократической, в то время партии "Алаш" еще не было. Когда организовалась алашская партия, то газета относи­лась к ней сочувственно и была близка к этой партии. До орга­низации партии "Алаш" мы имели связь вообще с редакцией газеты "Казах", в частности с Байтурсуновым. Наша газета просуществовала до лета или весны 18 года, в точности не помню, мне кажется, что в мае м-це эта газета прекратила свое существование. В Ташкенте проживал Мустафа Чокаев, бывший комиссар Временнного правительства. В ноябре м-це 1917 года в Коканде открылся Всетуркестанский съезд, на ко­торый ездили я и Ходжанов, хотя и не были приглашены. Орга­низаторами этого съезда были Губайдулла Ходжаев, Мустафа Чокаев и другие мусульманские деятели, бывшие в то время в организации "Шураи-Исламия", в переводе – мусульманский совет. Туда приехали из казахской интеллигенции Тынышпаев, Акаев, Мустафа Чокаев и др. Они хотели провозгласить автономную Туркестанскую республику, с включением туда казахского населения Семиреченской и Сырдарьинской облас­тей. Я в то время был против присоединения этих областей к Туркестанской автономии, я хотел, чтоб все казахское населе­ние объединилось вместе и организовало свою самостоятель­ную республику. Мне же доказывали обратное, что все равно Казахской республики не может быть. Это мне говорили Мус­тафа, Акаев, Тынышпаев и Уразаев. На этом съезде Председателем Совета Министров был выбран Тынышпаев, Министром иностранных дел – Чокаев, каким-то министром был выбран Уразаев. Это было в конце 17 года. Затем, после этого съезда, я приехал в Ташкент и, узнав о созыве. Всеказахского съезда в Оренбурге, я поехал туда. Съезд был этот чисто национально-казахский. Приехал я в Оренбург в одном поезде с Чокаевым, который ехал из Коканда. Мы приехали на 3-й или 4-й день съезда. Чокаев де­лал доклад о происходившем съезде в Коканде, об образова­нии правительства. Я выступал на этом съезде и говорил, что председателей казахского населения на кокандском съезде не было. "А почему не было?" – спрашивал Чокаев. "Потому, что нас никто не избирал, если ты и поехал, то ты поехал от организации "Шураи-Исламия" – говорил я ему. Меня под­держивал Букейханов. С этих пор я с Чокаевым был в пло­хих отношениях. На этом съезде среди казахской интеллигенции произошла группировка, одна часть стояла за немедленное объ­явление Казахской автономной республики, а вторая – на другой точке зрения. За первую точку зрения стояли, главным образом, Досмухамедов... Вторая часть – Семипалатинская и Акмолинская группы возглавлялись Букейхановым, Ермековым, Габбасовым, Бай­турсуновым, Дулатовым. Габбасов на этом съезде был. Они хотели обождать учредительного собрания, а не провозглашать автономной Казахской Республики. Я в то время примыкал к группе Букейханова. После этого съезда я поехал в г. Туркестан на Сырдарьинский областной съезд. Эот было в декабре 17 года. Кто соз­давал этот съезд, сейчас не помню. Там обсуждался вопрос, главным образом, о том, к какой автономной единице при­соединить Сырдарьинскую область. От Кокандского прави­тельства на этот съезд приехал Ходжиков и еще один какой-то узбек. Ходжиков выступал за присоединение Сырдарьинской области к Туркреспублике. Из Оренбурга от алашского правительства приехали: Дулатов, Кулманов и сын Абая, они выступали за присоединение этой области к Казахской Республике. Да, я забыл, на 2-м съезде победила Уральская группа, семипалатинцы согласились на немедленное объявление Казахской автономной республики и было избрано Алаш-Ордынское правительство. Это было единое правительство для всего Казахстана. Дулатов и Кулманов были представителями Алаш-Ордынского правительства на Туркестанском съезде. Из туркестанцев, помню, Ходжанов был за присоеди­нение к "Алаш-Орде". Чокаев на Сырдарьинским съезде не был, Тынышпаев также не был. На этом съезде я вообще не выступал. Фактически было вынесено постановление о при­соединении Сырдарьинской области к Казахской автономной республике. Ходжиков, Чокаев, Акаев и Тынышпаев не люби­ли меня и считали за алашинца, сами же они стояли за Туркес­танскую республику. После окончания съезда я вернулся в Ташкент и находился в редакции газеты "Бирлик туы" до ее закрытия. После съезда в Ташкент также приезжали Кулманов и сын Абая. Пробыв там некоторое время и осмотрев город, они оттуда уехали. Я в то время, по своему убеждению, был близок к Алаш-Орде и меня считали алашинцем. Ходжанов тоже стоял за присоеди­нение Сырдарьинской и Семиреченской областей к Казахской республике. Он в то время был беспартийный. Вернувшись в Ташкент, я снова работал в газете, в это вре­мя связи с алашординцами не было, т.к. Оренбург был занят Красной Армией и Байтурсунов с Омаровым и Букейхановым уехали оттуда. Впоследствии я узнал, что они уехали в Семи­палатинскую губернию и таким образом, связь с алашинцами у нас прекратилась. Когда шел спор между Кокандским и Алашинским правительством, наша газета выступала за Алаш-Орду, поэтому многие туркестанцы были недовольны нашей газетой. Насколько я помню, газета просуществовала до мая 1918 года. До осени 18 года я был безработным, хотел ехать на ро­дину, дорога в это время закрылась, т.к. был фронт, никакой связи с Алаш-Ордой мы не имели, т.к. там было колчаковское правительство, поэтому, когда осенью в г. Ташкенте откры­лись педагогическое казахские курсы, я поступил на них в ка­честве преподавателя. Таким же преподавателем поступил и Ходжанов. Пробыл я на этих курсах зиму 18-19 года и когда весной открылись еще курсы, то я опять на них поступил пре­подавателем. Летом 1919 года в Ташкент приехал Адилев, с которым я был знаком еще в бытность мою в Омске, где он учился в гимназии. Это было еще в 1916 году. Адилев остановился у меня. Он приехал из Сибири, бежав от Колчака. Насколько я понимал, он в то время, по убеждению, был националистом. Ходжанов жил отдельно. В декабре м-це того же 1919 года из Ташкента я поехал в Актюбинск, где была созвана всеказахская конференция по инициативе Кирревкома. Приехали я, Ходжанов и другие представители от Туркестана. На эту конференцию мы были командированы от какой-то Туркестанской организации. На этой конференции председателем был Пестковский, были Айтиев, Мурзагалиев. Затем я поехал опять в Оренбург и поступил на службу в редакцию газеты "Ушкун". Мендешев в это время был в Наркомпросе. Из Ташкента я уехал с намерением уехать на роди­ну, но остался до весны в Оренбурге. Весной, в марте м-це я заболел тифом и пролежал в больнице 1 ½ м-ца. По выздоровлении, в июне м-це поехал в Акмолинскую губернию с ко­миссией Кирревкома по присоединению Семипалатинской и Акмолинской областей к Киргизскому краю. Во главе этой ко­миссии были Джангельдин, Авдеев, Сарсенов. Я с этой комис­сией доехал до Омска, а затем уехал в Акмолинск. Комиссия эта разделилась, если память мне не изменяет, Джангельдин поехал в Москву, а Авдеев с Сарсеновым - в Семипалатинск. Таким образом, я попал в Акмолинск. Пробыв в своем ауле 1 ½ м-ца, я обратно поехал в Оренбург, где поступил на служ­бу в качестве преподавателя на открывшихся курсах, в част­ности на курсах при Политуправлении Военкомата, где в это время служил Кенжин. Это было осенью 20 года. До моего приезда в Оренбург там состоялся 1-й Всеказахский съезд. Из алашинцев в то время в Оренбурге были: Букейханов, Байтурсунов, Сарсенов Биахмет, Омаров Ильдес, все они служили, но какие занимали должности, не помню. Когда я был в Оренбурге, я был в хороших отношениях с алашинцами. В то время я относился к советской власти недоброжелательно и, как я понимал, все алашинцы также относились недоброжела­тельно. Правда, были среди них разные. На советской ориентации, мне хорошо помнится, был Байтурсунов, но в то время был коммунистом и комиссаром. Я был недоволен советской властью, потому что не верил в строительство социализма, не верил в долговечность этой власти и смотрел на нее, как на переходящее временное явление, коммунизма на территории России я себе не представлял. Мне казалось, что не сегодня завтра должна быть какая-то другая власть. В то время многие так думали. Одни думали, может быть, у власти будут кадеты, может быть эсеры, даже были опасения, что восстановится монархия, но определенно сказать, что такая-то власть бу­дет, никто не мог. Никто также не мог сказать, что советская власть обязательно пропадет, вообще у нас было неверие в эту власть. Я лично думал, что население будет недовольно всеми теми мероприятиями, которые в то время проводились (разверстка и.т.д.). Я думал, что в совершающихся событиях казахский народ никакого реального политического веса не имеет и судьбу России решит русский народ. Поэтому я был против подъема казахской массы, против агитации, чтобы ка­захи были против власти. Недовольство наше выражалось в разговорах. Общих тактических установок у националистов мне не известно. Националисты в то время идеологически выдержанной национальной линии не вели, и их недовольство выражалось только в разговорах. Эту зиму я прожил в Оренбурге, а весной выехал в Таш­кент. В то время недовольство было и у Букейханова. Байтурсунов среди националистов был попутчиком Советской власти. Хотя он и имел партийный билет, не верил, чтобы он был убежденным коммунистом. Все же он стоял за сотрудни­чество с Советским: "уехал" – "в частности на курсах" – "ре­ального" – Я лично <…> верить. Болганбаев (подпись) *** *** *** жүктеу/скачать 2.69 Mb. Достарыңызбен бөлісу: