Буддизма и джайнизма

Термин «сансара» восходит к средним Упанишадам. По Катхе, не наделенные распознаванием, рассудительностью и «чистотой» обречены на постоянное «возвращение в сансару» – в отличие от наделенных противоположными качествами, а в Майтри, отражающей значительное влияние санкхьи и буддизма, прямо говорится о «круге сансары» (сансарачакра). В этих же текстах встречается термин «бандха» («узы», «закабаление»), означающий порабощенность индивида результатами действия «закона кармы» и пребыванием в сансаре. Бандха как привязанность индивида к объектам внешнего мира получила частично обозначение уже в образе «узлов», связующих сердце и тождественных глубинным аффектам. Ближайший аналог этих «узлов» – доши («пороки», «дефекты») – корневые аффекты, основные из которых – чувственная привязанность (рага), ненависть (двеша) и заблуждение (моха).

Учение о сансаре разделяется всеми направлениями индийской мысли, кроме чарваков-локаятиков.

Буддисты мыслят субъект сансарного существования как единство «бессубъектных» скандх, а потому о реинкарнации (как пере-воплощении кого-то или чего-то) в рамках буддийской мысли можно говорить только метафорически: реально подразумевается трансформация одной «текучей» психофизической организации, образуемой необъяснимым единством пяти групп дхарм, именуемых скандхами, в другую после распада телесных составляющих. В ходе одной из попыток ввести в буддизм нечто вроде реальной реинкарнации ватсипутрии (с 4 в. до н.э.) выдвинули наряду с «флюидными» скандхами также квази-персоны пудгалы, но все другие буддийские школы единодушно выступили против этого нововведения, усматривая в нем компромисс с брахманистской идеей Атмана, категорически отрицаемой буддистами. Отсутствие реального субъекта сансары способствовало воззрению, по которому она существует лишь на уровне эмпирической (самвритти-сатья), но не подлинной истины (парамартхика-сатья), а это привело к переосмыслению того, что ей противоположно, – нирваны. Нагарджуна (2–3 вв.) в Мулямадхьямика-карике высказывает убежденность в том, что сансара и нирвана различны лишь с точки зрения эмпирической истины, тогда как в перспективе конечной истины нет ничего, что их разделяло бы, и их «концы» совпадают.

Для джайнов, наяиков, вайшешиков и мимансаков сансара – реальное перевоплощение индивидуального духовного начала. Комментируя положение Ньяя-сутр о том, что «реинкарнация (претьябхава) – это повторное рождение», Ватсьяяна истолковывает его как соединение субъекта с телом, индриями, мышлением и ощущением; сансару следует понимать как безначальное воспроизведение «узлов» рождений и смертей, завершающееся с «освобождением».

По Санкхья-карике, субстратом перевоплощения является тонкое тело (сукшма-шарира). Тонкое тело неразрывно связано с диспозициями сознания (бхавы), классификация которых включает, по Санкхья-карике, 4 пары: знание – незнание, добродетель – недобродетель, индифферентность – страстность, «сверхспособности» – бессилие. Их конфигурация в сознании обусловливает качества перевоплощения, но ответственность за последние несет «страстность». Тонкое тело (как продукт первоматерии) по природе бессознательно, а потому не может быть реципиентом опыта, пуруша же как внеположный телу воплощаться не может, и потому «поистине никто не связывается, не освобождается, не перевоплощается». У адвайта-ведантистов субъект перевоплощения – душа (джива), не знающая о своей реальной тождественности Брахману, поэтому сансара – материализация Незнания. У ведантистов «теистической» ориентации таким субъектом является джива, находящаяся с Брахманом в отношении тождества-различия.

Упанишады можно без преувеличения назвать эзотерическими наставлениями об Атмане.

В Брихадараньяке идея единства Атмана и Брахмана находит выражение в нескольких контекстах. В триаде «имя – образ – деяния» Брахман соответствует сущности каждого из этих компонентов, но вся триада как таковая есть Атман. Победитель состязания знатоков сакральной мудрости Яджнявалкья называет «Атмана внутри всего» тем, что присутствует во всей жизнедеятельности человека, но само не может быть познано. Непознаваемость Атмана как источника всякого познания и возможность дать ему лишь отрицательные характеристики (убеждающие в том, что речь идет об абсолютном начале бытия) выражается Яджнявалкьей в его знаменитой рекомендации познавать Атмана как «Не то, и не то, и не то...»: он непостижим, ибо не постигается, неразрушим, ибо не разрушается, «неприкрепляем», ибо не «прикрепляется», не связан, не колеблется и не терпит зла. В беседе же со своей разумной женой Яджнявалкья утверждает, что все мирские блага дороги не ради себя, но только ради Атмана, который есть источник всего; потому после смерти человек лишается сознания, ибо «вливается» в свой источник, и в этом слиянии исчезает всякое подобие двойственности. Любая двойственность в познании может быть, только когда есть «один» и «другой», но когда все стало Атманом, никто никого не может обонять, видеть, слышать, с кем-либо говорить, о ком-либо мыслить, ибо нельзя «познать познающего». В Брихадараньяке сохранились два знаменитых «великих речения» (махавакья): «Я есмь Брахман» и «Тот Атман есть, поистине, Брахман», выражающие «великое тождество».

В Чхандогья-упанишаде воспроизводится вышеприведенное учение Шандильи. Царь Ашвапати наставляет шесть брахманов об Атмане Вайшванаре («всечеловеческий»), который не может быть отождествлен ни с одним природным феноменом, но является целым, являемым в частях и тождественным себе. В диалоге Нарады и Санаткумары Атман объявляется «бесконечным» (бхуман), источником природных, а также психических феноменов, познание которого освобождает от уз смерти. В легенде же о том, как бог Индра и демон Вирочана приходят за наставлением об Атмане к владыке мира Праджапати, демон удовлетворяется ложным истолкованием Атмана как отражения тела в воде, тогда как Индра достигает правильного истолкования Атмана – как бессмертного, бестелесного и познающего начала. В Чхандогье неоднократно воспроизводится «великое речение», которое всегда рассматривалось как нормативное выражение тождественности Атмана и Брахмана: «То есть ты» или «Ты еси то». Кроме Брахмана Атман отождествляется и с другим духовным началом – Пурушей.

В Айтарея-упанишаде Атман – персонифицированное божественное первоначало, создающее миры, Пурушу, органы жизнедеятельности и т.д. В Каушитаки Атман – познающее начало и жизненное дыхание, связанное с органами жизнедеятельности и их объектами, «блаженство, лишенное старости» и бессмертное. В Тайттирийе Атман выступает источником мира (из него возникает пространство, из того – ветер, из того – огонь и т.д.), и одновременно предлагается его стратификация: Атманы пищи (тело), дыхания (праны), разума, распознавания и блаженства.

Брахман - это высшая абсолютная реальность. Но это не творец. Лишь иногда Брахман эманирует (как бы истекает) в виде феноменального мира (природных явлений). Следует обратить внимание на то, что в брахманической культуре слово "брахман" имеет три смысла: Брахман - высшая реальность, брахман - жрец, служащий этой высшей реальности, брахманами называлась и религиозно-философские сборники, написанные брахманами. Эти три смысла одного слова не случайны. Все они есть как бы различные состояния одного и того же высшего начала - Брахмана: жрец - брахман есть человеческое воплощение Брахмана, а тексты, написанные им есть материализованные мысли о Брахмане. Жрец - брахман, постигая Брахмана - Абсолюта произносит магическую формулу, выраженную словом "Ом". "Ом" одновременно ничего не обозначает, и обозначает все: и Брахмана, и природу, и прошлое и будущее. Когда жрец произносит "Ом", это означает: я достигну Брахмана, я - Брахман.