Арианам-Вайджа в контексте археологического материала

Археологический материал показывает что в эпоху средней и поздней бронзы на территории Центральной Азии в земледельческом поясе выделяются следующие археологические культуры: на юге, расположенные в подгорной полосе Копетдага культура Намазга VI (XVI-XI вв. до н. э.)²и могильники Сумбар I-II и Пархай I-II ( XIV-X вв. до н. э.), выделенные в Сумбарскую культуру³; памятники так называемого Бактрийско-Маргианского археологического комплекса (БМАК)¹ (конец III – середина II тыс. до н. э.), имеющие целый ряд общих черт и характеризующиеся высоким уровнем местных культур урбанистического облика². В Маргиане БМАК представлен комплексом Келели, Гонур и Тоголок, в Бактрии на севере – культурой Сапалли, которая широко распространена в Сурхандарьинской области Республики Узбекистан и комплексом Джаркутан, а на юге – группой памятников эпохи бронзы Дашлынского оазиса в Северном Афганистане.

Говоря об археологических культурах в земледельческой зоне Центральной Азии в эпоху бронзы, В.М. Массон еще в середине прошлого столетия высказал предположение об этническом родстве степных андроновских племен и оседлых земледельцев периода Намазга V-VI, тем самым, намекая на индоиранскую принадлежность БМАК³. И.М. Дьяконов также высказал мнение о том, что в этническом отношении носители оседлых культур, особенно типа Намазга VI, «почти, наверное, были индоираноязычными»¹. С мнением В.М. Массона и И.М. Дьяконова об индоиранской природе Намазга V-VI согласился В.И. Сарианиди.²

Если земледельческие цивилизации занимали только узкую полосу вдоль Амударьи, то остальная часть Центральной Азии принадлежала иному миру – миру степняков. Так, большинство памятников второй половины II тыс. до н. э. связано с последовательными волнами расселения степных племен из северных областей, с основной территории обитания. В это время в обширной зоне евразийских степей, лежащих к северу от Центральной Азии, обитали племена срубной (на западе) и андроновской (на востоке) историко-культурных общностей. Носители андроновской культуры постепенно продвигались в Среднеазиатское Междуречье и за его пределы. Следы их обитания обнаружены на юге Таджикистана, Туркменистана, Узбекистана и Северного Афганистана. Определенные черты сходства с Андроновской культурой имеет распространенная в низовьях Амударьи Тазабагьябская культура ( XV-XI вв. до н.э.). Археологические комплексы тазабагьябского типа были распространены в Южном Приаралье³, в низовьях Зеравшана⁴. Исследования показали, что наибольшее число находок табазагьябской керамики концентрируется на территории Юго-Восточного Туркменистана в земледельческих оазисах дельты Мургаба времени Намазга VI¹. Проведя сравнительный анализ памятников андроновской культуры с памятником Кокча 3, Ю. Кутимов приходит к заключению, что появление Тазабагьябской культуры на территории Южного Приаралья следует отнести к позднеалакульскому – раннефедоровскому периоду развития андроновской культурной общности, то есть к концу XVI-XV вв. до н. э., и что для тазабагьябских племен территория Южного Приаралья являлась промежуточным пунктом на пути их миграционного движения из степей во внутренние районы Средней Азии, в основном к земледельческим оазисам дельты Мургаба периода Намазга VI².

Иранизация как оседло-земледельческого, так и степного населения Центральной Азии связана именно с продвижением степных племен и их частичным смешением с оседло-земледельческим населением. Так, племена срубной культуры обитали на западе Туркменистана³. Об этом свидетельствует также археологический материал с памятников БМАК, где наблюдаются следы степных культур. В Маргиане степная керамика срубного типа выявлена на поселении Тоголок 1⁴ периода XVIII-XIV вв. в дельте Мургаба. Сосуды андроновского типа имеются на поселениях Аучин и Тахирбай 3 и, конечно же, Яздепе⁵. Грубая лепная посуда степного типа встречается на некоторых памятниках периода Намазга VI культуры Анау на юго-западе Туркменистана, расширившейся во второй половине II тыс. до н. э. до южных районов Узбекистана и Таджикистана. Среди них Елькен-тепе, где обнаружена лепная керамика, представленная сосудами с налепным валиком, орнаментированные елочным геометрическим узором¹. Фрагменты степной крамики, украшенной налепным валиком с насечками и крестами, а также с горизонтальной елкой под венчиком встречается в Теккем-тепе и на стоянках в пустыне у горной полосы². Лепная керамика обнаружена также на Улуг-депе³, Яссы-депе⁴ и Яшыллы-депе⁵.

В Бактрии следы степняков андроновцев выявлены на памятнике культуры Сапалли – Джаркутан⁶, Бустан⁷ (Южный Узбекистан) и Тилля-тепе⁸ (Северный Афганистан). Помимо земледельческой гончарной керамики, на этих памятниках встречается также степная лепная керамика, что свидетельствует о синтезе местной бактрийской и пришлой андроновской культур.

Ферганская долина представлена культурой Чуст (конец II – начало I тыс. до н.э.) на берегу Сырдарьи, отличительным признаком которой является присутствие только лепной керамики⁹.

Предлагаем остановиться на археологическом материале с территории Таджикистана, так как исследования памятников андроновской культуры, особенно последних двадцати лет, свидетельствуют о ее обширном ареале – от Гиссарской долины до Восточного Памира. В Юго-Западный Таджикистан эти племена проникали предположительно из долины Зеравшана. Как считает Н.А. Аванесова, по своему географическому расположению Зеравшанская долина играет роль связующего звена между севером и югом Средней Азии¹

О тесных контактах земледельческого и степного населения в Таджикистане в эпоху поздней бронзы свидетельствуют некоторые элементы, характерные для степных культур. Так, степная керамика, чаще андроновской традиции, присутствует в могилах и быту древних земледельцев Юго-Западного Таджикистана. Наличие андроновской керамики наблюдается на поселениях Кангурттут, Тегузак, Дахана и в могильниках Тандырйул и Ранний Тулхар (Бешкентская культура), а также в могильнике Тигровая Балка (Вахшская культура), на древней стоянке близ совхоза им. Кирова недалеко от Курган-Тюбе и могильнике Кумсай в Гиссарской долине. Андроновский материал собран также в верхних слоях неолитических поселений Туткаул и Саед в районе Нурекского моря, на античном поселении Саксанахур около районного центра Пархар, а также на некрополе Ксиров около районного центра Дангара и на могильнике Туюн в Ховалинском районе.

Все эти памятники относятся к эпохе поздней бронзы. Для них характерен новый тип погребения – кремация, что является влиянием андроновских племен. Отличительная черта андроновской культуры – классическое андроновское украшение – серьга с раструбом. Такая серьга обнаружена в могильнике Тандырйул.

Влияние андроновской культуры прослеживается и в металлических изделиях и литейных формах на поселениях Кангурттут и Тегузак.

Антропологические исследования черепа с могильника Кангурттут также показали его северное (степное) происхождение¹.

Исследование перечисленных памятников Юго-Западного Таджикистана показало, что их культура отражает синтез земледельческого и скотоводческого населения. Это нашло отражение в заимствовании пришельцами-скотоводами многих черт материальной культуры местных земледельцев.

Среди отмеченных памятников следует выделить поселение недалеко от р. Вахш у совхоза им. Кирова². Верхний слой поселения датируется по керамике, особенно посуде, концом II – началом I тыс. до н. э. Аналогичная посуда обнаружена на севере Таджикистана – в Кайракумах³. Нижний слой датируется третьей четвертью II тыс. до н. э. Он содержит типичную для Таджикистана федоровскую посуду, причем один сосуд подобен посуде на поселении Кокча 15 Тазабагьябской культуры⁴, что подтверждает дату нижнего слоя. Заметим, что датировка памятника соответствует периоду сложения старейших частей «Авесты».

Особо следует выделить Бешкентскую⁵ и Вахшскую⁶ культуры конца эпохи бронзы, которые являются одной из составляющих формирования бактрийской народности⁷. В погребальном обряде этих культур имеются черты, характерные для андроновцев: курганы, каменные ограды, ящики, поза погребенных, круглая и прямоугольная форма жертвенников. Прослеживается и наличие культа огня. Смешанный тип керамики: гончарная (БМАК) и лепная, свидетельствует о симбиозе земледельческой и степной культур. Что касается результатов антропологического исследования, то по определению Т.П. Кияткиной, череп из Тулхарского могильника – это массивный протоевропеоидный тип с высоким широким лицом из степной полосы Евразии ¹, что еще раз подтверждает на факт влияния пришлого степного населения на формирование местной культуры.

На севере Таджикистана самым известным памятником, где прослеживается синтез двух культур, является могильник Зардча Халифа (XVII-XV вв. до н. э.) в верховьях Зеравшана². Большая часть находок относится к БМАК. Среди них булава с навершием в виде фигуры лошади, изображение которой указывает на связь со степным севером. Это подтверждается находкой шести костяных псалий, идентичных аналогичным изделиям из Синташтинских памятников (Южный Урал). Не менее интересным представляется могильник Дашти-Кози³, где наряду с андроновской посудой федоровского типа выявлена также гончарная посуда БМАК⁴. О появлении в верховьях Зеравшана пришлого андроновского населения и его сосуществовании с местным населением свидетельствуют результаты антропологических исследований⁵.

На берегах Сырдарьи, на территории Западной Ферганы в конце эпохи бронзы и раннего железа существовала Кайраккумская культура⁶, насчитывающая 70 поселений и металлургических комплексов. Большой дом, захоронения в каменных ящиках, западная ориентировка, технология изготовления керамики на матерчатом шаблоне, серьги с раструбом являются характерными признаками этой культуры, что позволяет выделить кайраккумские памятники в особый тип андроновской культуры¹. Основным занятием кайраккумовцев было скотоводство. Они также занимались земледелием и металлургическим производством.

Следы андроновской культуры наблюдаются и на востоке Таджикистана – на территории Горно-Бадахшанской автономной области. Так, следы пастушеских племен прослеживаются в скальном навесе Куртеке, где В.А. Ранов обнаружил каменные стрелы, два бронзовых наконечника и керамику позднеандроновского типа². Исследованы также могильники Карадимур, Кокуйбельсу и погребения в сакских могильниках Кзыл рабат, Жартыгумбез, Тегермансу и др.³ на Восточном Памире, а также могильники Южбок, Баландкиик, Кальтатур, Дараибхарв⁴ на Западном Памире. Анализ керамики и погребального обряда позволил Б.А. Литвинскому датировать эти памятники концом эпохи бронзы⁵.

Большинство сакских курганов Восточного Памира имеет вокруг насыпи одно или два концентрических кольца, выложенных камнем⁶. Заметим, что погребальные сооружения могильников Северного и Южного Тагискена – ареал обитания саков Приаралья, также имеют насыпь в виде курганов и кольцевые ограды. И те, и другие аналогичны погребениям андроновской культуры.

Еще раз отметим, что в «Авесте», в «Михр-яште» бог Митра сопровождается стрелами (10.101-102, 129), а расположение выкладок из камней в виде кольца и стрелы рядом в районе могильника Кокуйбель и аналогичные выкладки на противоположном берегу реки, а также в районе могильника Кызылкырчи в долине реки Памир¹, возможно, указывают на связь с культом солнца, что нашло отражение в конструкции наземных погребальных сооружений сакских могильников².

Жертвенные кости баранов, найденные среди холмов, стоящих у слияния речек Гушбаздыкол и Пшарт³, и погребения баранов, обнаруженные также в долине реки Пшарт на левом берегу реки Караджилга⁴, на памятниках Шоролю III⁵, Шоролю IV⁶, Карадимур (комплексы 3 и 4)⁷ и Гунт⁸, подтверждают сказанное в «Авесте» о жертвоприношениях на пике Хукарья («Яшт» 5.25). Е.Е. Кузьмина считает, что все это дает основание предполагать индоиранскую атрибуцию андроновцев Памира⁹.

Синтез двух культур – номадов севера и земледельцев юга, прослеживается и в духовной жизни. Так, гипотеза В.И. Сарианиди¹⁰ о сложении некоторых ритулов «Авесты», особенно культа огня на памятниках БМАК, отмечена в Джаркутане (XV-XIII вв. до н. э., Южный Узбекистан). Этот памятник – наглядный пример ассимиляции БМАК с андроновцами¹¹, проявившейся в дальнейшем в обрядовой практике зороастрийцев. Следы культа огня прослеживаются практически на всех перечисленных нами памятниках. Так, следы костров и охра имеются в сооружениях Дашти-Кози¹, могильниках Бешкентской² и Вахшской культур³, а также на поселении Тегузак⁴. Зольники были обнаружены и на Памире⁵.

Выше мы отмечали, что, проанализировав «Авесту», И.М. Дьяконов пришел к выводу о том, что возникновение мощного государственного объединения Арьйошайаны – «Страны ариев» («Михр-яшт» 10. 12-13) было связано с расселением восточноиранских племен, занявших обширные пространства Средней Азии от Прикаспия до Припамирья⁶. В.М. Массон связывает с восточноиранскими языковыми группами археологическую культуру Яз I⁷, которая была распространена в начале I тыс. до н.э. на обширной территории от Копетдага на западе до Памира на востоке. Памятники круга Яз I были зафиксированы также в Афганистане, вплоть до Белуджистана⁸. Следует подчеркнуть, что полномасштабные исследования комплексов типа Яз I позволили определить новую калиброванную дату периода Яз I – около 1500-1000 гг. до н.э.⁹

Материальная культура комплексов типа Яз I или культура Окса раннего железа¹⁰ продолжают традиции предшествующей эпохи бронзы. Отличительной особенностью комплексов Яз I является лепная расписная керамика, где также встречается посуда с налепным валиком. Расписная керамика считается главным отличительным признаком так называемой эпохи варварской оккупации¹. На юге Центральной Азии керамика изготавливалась на гончарном круге более чем тысячу лет, но в начале I тыс. до н. э. большая часть посуды вдруг стала лепиться вручную. Это свидетельствует о преемственности традиций степняков, пришедших с севера.

Э.В. Ртвеладзе поддержал точку зрения В.М. Массона и аргументированно обосновал свои доводы. Так, при рассмотрении археологических материалов с памятников Бандыхан I, Кучуктепе, Буйрачи I-II, расположенных в бассейне рек Сурхандарья и Кашкадарья, и при сопоставлении их с «Авестой» выяснилось, что переселение «язовских» племен к Кашкадарье произошло из территории бассейна Сурхандарьи, о чем свидетельствуют хронологический приоритет поселений этого региона и однотипность керамических комплексов². Территориальные и социальные единицы, упомянутые в «Авесте», также отражены у населения указанных памятников. Э.В. Ртвеладзе исследователь отмечает: «Социальные и военно-политические процессы, происходившие на правобережье Амударьи в период Яз I, являлись отражением кардинальных общественных изменений, охвативших весь юг Средней Азии и сопредельных стран и сопровождавшихся ростом имущественного расслоения, сложением, дифференцированной социальной иерархии, усилением роли военной знати и жречества, развитием патриархального рабства, объединением социальной верхушки»³. Доводы ученого были подтверждены археологическими исследованиями.⁴

В эпоху средней и поздней бронзы ход развития автохтонных культур на территории Центральной Азии нарушался миграционными влияниями, обусловившими пестроту многокультурных памятников региона. Так, Е.Е. Кузьмина отмечает, что время позднего Яз I – это период, когда в земледельческих областях происходит седентеризация пришельцев и синтез двух культур¹. Отвечая своему оппоненту – известному французскому археологу А.-П. Франкфору, она пишет: «Определяющее значение для решения генезиса культуры Яз I имеют новые исследования культур валиковой керамики XIII-XI вв. до н. э. в степях от Урала до Алтая…Находки именно алексеевской керамики составляют абсолютное большинство на стоянках на границе пустыни и оазисов Южной Туркмении…Именно эта культура явилась основой формирования культуры восточных иранцев скифов-савроматов – саков. Это говорит о том, что в XIII-IX вв. до н. э. в эпоху миграций финальной бронзы в степях победили различные восточноиранские диалекты»². На юге в этот период складывается культура бактрийцев, арейцев и др., близкородственная по языку сакским племенам, т. е. авестийским турам северных районов Центральной Азии. Е.Е. Кузьмина отмечает также, что генезис культуры саков в Казахстане и Средней Азии не вызывает особых дискуссий. Ученые предполагают, что она сложилась на основе андроновской культуры³, что подтверждается и данными антропологии⁴. Таким образом, распространение восточноиранских диалектов на территории Центральной Азии (среднеазиатские республики и Афганистан) и западноиранских в Иране относится к XII-IX вв. до н. э., о чем свидетельствуют «Авеста» и другие письменные источники.

Мы уже говорили о Балхе как о столице поздних Кави (Кеяниды). Сведя воедино результаты археологических и исторических исследований, некоторые ученые помещают ее в Систане (Западный Афганистан), в районе городища Нади-Али под холмом Сурхдаг⁵. Р. Гиршман датирует его VIII в. до н. э.¹ Напомним, что упоминаемые в «Авесте» озеро Кансава отождествляется с озером Хамун, река Хаэтумант – с рекой Хильменд, а гора Ушида – Хваджа-та-кух, все они расположены в Систане². Обратим внимание на то, что для городища Нади-Али характерна расписная керамика Яз I (XV-X вв. до н. э.) и черно-серая керамика Яз II (X-VI вв. до н. э.), что имеет принципиальное значение, так как Систан в зороастрийской традиции имеет особое положение³. Именно конец периода Яз I и начальный этап Яз II соответствуют времени существования авестийской Арианам-Вайджа, а последний период Яз II (VII-VI вв. до н. э.) соотносится со временем существования царства Кави-Виштаспы или поздних Кави со столицей в Балхе⁴. Таким образом, вопрос происхождения и географии расcеления авестийских иранцев следует рассматривать в контексте проблемы археологических культур Яз I и Яз II. Так, на территории, упомянутой в Михр-яште», Арьйошаяне («Яшт» 10.12-13) –«стране ариев», которая уже существовала в начале I тыс. до н. э., что соответствует периоду археологического комплекса Яз II, происходит развитие поселений, земледелия и ремесла, о чем свидетельствует лексика авестийского языка. В это время лепная керамика полностью вытесняется гончарной, идет становление городской цивилизации, жители северных областей переходят к ирригационному земледелию.

Итак, анализ археологических материалов с юга Центральной Азии показал, что существует археологически установленная последовательность развития археологических комплексов от БМАК до ахеменидского периода включительно. В конечном счете, носители БМАК стали ираноязычыми, и процесс этот, скорее всего, начался с продвижения на юг андроновских племен. Другого объяснения генетической связи комплексов БМАК и Яз археологи не видят¹. Причем комплекс Яз I для Бактрии и Маргианы является чужой культурой, вклинившейся в естественный процесс развития местной культуры во второй половине II тыс. до н. э. Археологи связывают этот процесс с миграцией нового этноса², то есть с иранизацией Центральной Азии.

Изучение археологических памятников Центральной Азии доахеменидского периода показало их генетическую связь с комплексами эпохи бронзы и самое главное – их существенное отличие от керамических комплексов Ирана того же времени. Это послужило подтверждением точки зрения В. Гейгера, которую поддержали М.М. Дьяконов, Ж. Ньоли, Р.Фрай, В.А. Лившиц, И.В. Пьянков, Е.Е. Кузьмина и др.³.

Таким образом, анализ письменных источников, эпиграфических памятников и археологического материала дает основание утверждать, что авестийской «Арианам-Вайдже» соответствует территория Центральной Азии в пределах Кыргызстана,Таджикистана, Туркменистана, Узбекистана, Южного Казахстана, Афганистана и Восточного Ирана.

Жизнедеятельность Заратуштры окутана тайной, и он считается легендарной личностью, тем не менее черты исторической реальности в легендах о нем можно обнаружить. Так, интересен тот факт, что большинство выдвинутых учеными гипотез так или иначе опирается на географическую среду обитания древних иранцев, потому что все вопросы, касающиеся рождения и жизнедеятельности Заратуштры, связаны с определенными географическими названиями. В контексте с его именем упоминаются названия стран, оронимов и гидронимов, локализация которых позволит по-новому взглянуть на решение проблемы родины зороастризма, а также самого пророка.

Для прояснения этого вопроса мы активно использовали письменные источники: «Авесту», где сведения о Заратуштре и о географических названиях, связанных с его именем, встречаются в «Видевдате», «Младшей Ясне» и в «Яштах»; пехлевийскую литературу («Денкард» и «Задспрам», «Бундахишн», «Дадистан-и Меног-и Храд», «Дадистан-и Денник», «Ривайат» и др.); произведение XIII в. «Зардуштнома»; эпическое произведение «Шахнаме» также содержит информацию о Заратуштре. Что касается неиранских источников (античные, армянские, китайские и арабские), то все они опираются на иранскую зороастрийскую традицию и не могут объективно отразить реальную картину иранского мира.

Известно, что Заратуштра был жрецом – āϑaurvan-, āϑravan¹(«Яшт» 13 94). Семнадцать авестийских «Гат» свидетельствуют о поэтическом мастерстве пророка. Вполне вероятно, что он обучался сложению молитвенных гимнов с детства и в пятнадцатилетнем возрасте был посвящен в младший жреческий сан. Причем себя он считал профессиональным жрецом – zaotar-, zaoϑr-² («Ясна» 33.6), став им в тридцать лет, когда он был озарен «истиной праведной Веры». Как правило, профессиональный жрец приносит жертвы богам и совершает соответствующие обряды. Он также является и сакральным поэтом и провидцем. Обычно такие жрецы совершали ритуальные действия за вознаграждение там, куда их приглашали, а значит, они вели странствующий образ жизни. Отсюда следует, что Заратуштра по роду своей деятельности много путешествовал. В связи с этим возникают вопросы не только о месте рождения пророка, но и местах его странствий, связанных с его признанием, которые, согласно зороастрийской традиции, находятся далеко друг от друга. Возникшие вопросы, несомненно, переплетаются с географией иранского мира.

Родословная Заратуштры подробно изложена в «Денкарде» (VII. 1. 70), в «Задспраме» (13. 6) и «Бундахишне» (32. 1). Единственное отличие родословий в этих источниках заключается в орфографическом разночтении имен. Согласно пехлевийской традиции, Заратуштра происходил из рода спитамы-spitama-. Он был сыном Парушаспы-Pourušaspa – и Дугдовы-Duγδō.vā – (Dk. VII. 1.70; Zsp. 13.6; Bd. 32.1). Из «Авесты» известно, что дом его отца стоял на вершине горы на берегу реки Дареджи-Drəǰā («Видевдат» 19.4, 11). По «Бундахишну», Заратуштра родился на берегу реки Дареджа (Bd. 24.15). Там же говорится, что «Дареджа находится в Эранвеже, и на берегу её было жилище Порушаспы, отца Зардушта» (Bd. 20.32). В пехлевийских источниках существует еще одно название родины Заратуштры – это Рага-raγay, древний Рей, расположенный недалеко от Тегерана. Причем в поздней традиции Рага помещается в Шизе в Атурпатакане¹ (Иранский Азербайджан). Некоторые античные авторы придерживаются именно этой традиции².

Согласно арабским источникам, а именно Табари, Заратуштра является бактрийцем³.

Исследователи до сих пор расходятся во мнении о месте рождения пророка. Так, существует точка зрения, согласно которой пророк был родом из Западного Ирана⁴. Причем одни ученые придерживаются мнения, что родиной Заратуштры является Мидия, другие – Иранский Азербайджан, а третьи помещают её в Рагу (недалеко от Тегерана). Исследователи, придерживающиеся западной теории, опираются на сообщения пехлевийских источников.

Обращаясь к «Авесте», известный знаток зороастризма Ж. Дюшен-Гийема отмечает, что «самым поражающим фактом «Авесты» является отсутствие здесь намека на Западный Иран… Наоборот, все топонимы, которые были идентифицированы, приводят к одному выводу, что горизонт «Авесты» ограничивается Восточным Ираном. Даже «Гатам» и «Видевдату», в котором перечисляются все области распространения религии, не известны земли западнее района, где находится Рага…»¹. Принадлежность авестийских топонимов к Восточному Ирану отмечает также И. Гершевич². Следует отметить тот факт, что в надписях Ахеменидских царей имя Заратуштры не зафиксировано. Геродот также не упоминает имя пророка.

В. Хеннинг объясняет происхождение западной теории. Он отмечает, что «она зародилась в сасанидское время. Все политические и религиозные центры Сасанидского государства располагались на западе, восточные области долгое время не были под властью Сасанидов. Поэтому сасанидским священникам было выгодно поддерживать легенду о западном происхождении Заратуштры. Все топонимы «Авесты» были введены комментаторами пехлевийских текстов в западные пейзажи. Таким образом, они похоронили споры о колыбели, прозрении, триумфе и смерти пророка. Отсюда и несогласие в деталях»³. Тем самым западная теория окончательно опровергается, и попытки поиска родины пророка на западе уже никто не предпринимает.

Остаётся восточная традиция, которая охватывает обширный регион, куда входят территория постсоветских центральноазиатских республик и Афганистан. Восточная теория имеет несколько точек зрения, сильно отличающихся друг от друга. В восточной теории происхождения пророка преобладают «хорезмийская», «бактрийская» и «систанская» гипотезы, но выдвигались и другие версии. Так, известные ориенталисты второй половины XIX в. В. Томашек и В. Гейгер¹, опираясь на сообщения письменных источников, особенно пехлевийских, помещают родину пророка в долинах Вернего Зерафшана и Сырдарьи. М. Бойс в результате многолетних исследований приходит к заключению, что Заратуштра жил в глубокой древности среди иранских племен в азиатских степях к востоку от Волги².

Предпосылки зарождения «хорезмийской гипотезы» прослеживаются в трудах Й. Маркварта³. В работах Ф. Андреаса, Э. Бенвениста, А. Кристенсена, С.П. Толстова и других ученых данная гипотеза получила дальнейшее развитие⁴.

И.Н. Хлопин также поддерживает «хорезмийскую» гипотезу, считая, что в том месте, где родился пророк, глава религиозной общины назывался заратуштротема, т.е. «Заратуштра» («Ясна» 19.18)⁵. Проведя анализ пехлевийских и античных источников и сравнив их с археологическим материалом, исследователь поместил Рагу в районе дельты реки Теджен⁶ (Южный Туркменистан). Рага идентифицируется ученым с городищем Рагав-Ragau (Ragav) в Апавартикене-Apavartikena, одной из областей Парфии. Городище расположено к востоку от Апаварктики-Apavartika (городище Коин-Каахка, в 140 км к востоку от Ашгабада), одного из больших городов Парфии.

Скифское происхождение Заратуштры относится к «хорезмийской» гипотезе, которую впервые выдвинул Х. Ньюберг⁷. Согласно этой гипотезе, пророк родился в низовьях Амударьи и впоследствии бежал к турам, то есть скифским племенам, обитавшим в районе Сырдарьи и Аральского моря. Там он и основал первую зороастрийскую общину. Данную гипотезу поддерживает В.И. Абаев¹, который вообще считает, что Заратуштра сам был скиф.

Существует точка зрения, согласно которой родиной Заратуштры является Маргиана². Она базируется на результатах исследований археологических памятников бронзового в. Тоголок 1 и Гонур.

В. Хеннинг предлагает переместить центр царства Кави-Виштаспы из Хорезма в Мерв и Герат³, что противоречит самой «хорезмийской» гипотезе. Его поддержали И. Гершевич, Р. Фрай и В.А. Лившиц⁴, которые оказались близки к идее о «Большом Хорезме». Причем И. Гершевич предположил, что Рага, упоминаемая в «Видевдате» – не Рага в Мидии (Рей), а это родина Заратуштры⁵. Приняв во внимание предположение И. Гершевича, И.М. Дьяконов приходит к заключению, что в таком случае родину Заратуштры надо искать около Кандагара в Западном Афганистане⁶. Ранее исследователь считал родиной пророка Хорезм или Бактрию⁷.

Несмотря на то, что «хорезмийская» гипотеза о родине Заратуштры имела больше сторонников, «бактрийская» гипотеза все же заслужила право на существование. Так, археологические исследования на территории Бактрии позволили М.М. Дьяконову прийти к заключению о том, что полученный археологический материал близок к авестийской эпохе¹. Б.Г. Гафуров считает, что Бактрия была, «если не первой, то одной из стран» раннего распространения зороастризма². Ф. Альтхайм и Р. Штиль предполагают, что Заратуштра жил в Бактрии перед вторжением туда Ахеменидов³, а В. Хинц помещает родину Заратуштры в Балхе⁴ – столице Бактрии.

Что касается «систанской» гипотезы, то самым ярым ее стороником является Г. Ньоли. Исследуя гидрографию «Авесты», исследователь приходит к заключению, что Заратуштра родился в районе Систана (Западный Афганистан), в том месте, где река Гильменд впадает в озеро Хамун⁵.

Итак, мы перечислили основные точки зрения, касающиеся восточной традиции. Необходимо выяснить, в какой же из областей указанных регионов родился Заратуштра. Обратимся вновь к «Авесте», где в «Гатах», являющихся изречениями самого пророка, нет никакого намека на место его рождения. Очень важные сведения географического характера содержатся в «Видевдате» и «Яштах», а также в пехлевийских источниках, о которых мы упоминали выше.

Следует заметить, что в своих исследованиях ученые в основном опираются на сообщения пехлевийских источников, где говорится о Раге, как о месте рождения Заратуштры. Скорее всего, поводом для отождествления Раги с местом рождения пророка послужил отрывок из «Ясны», где говорится: «Какие это Рату¹? Родовой, общинный, племенной и четвертый – Заратуштра» для семьи, для рода, для племени, для страны, и пятый – Заратуштра. От этих стран отличается Рага заратуштровская: у Раги заратуштровской четыре Рату. Какие у нее Рату? Родовой, общинный, племенной и четвертый – сам Заратуштра («Ясна» 19.18).

Мы уже отмечали, что и в «Авесте», и в «Бундахишне» говорится о том, что дом Порушаспы, отца Заратуштры находится на берегу реки Даредж («Видевдат» 19.4. 11; Bd. 24.15). В «Бундахишне» также говорится, что река Даредж находится в Эранвеж (Bd. 20.32).

Существует предположение, что река Даредж – это канал Даргам в Самарканде, который был столицей древнего Согда. Так, учитывая позднее происхождение «Видевдата» и постепенное исчезновение авестийского языка, И.В. Пьянков утверждает, что нельзя уверенно говорить о названии этой реки. По его мнению, для «установления нарицательного значения данного названия его можно сопоставить с авестийским словом drājah-, «длина, протяженность, перегон» и другими словами того же корня – darəga-, «длинный»². Здесь исследователь находит лингвистическую связь между названием Дарджа и Даргам, о которой упоминал В. Томашек³. Далее ученый отмечает, что канал Даргам – грандиозное гидросооружение, действительно самый длинный и значительный канал в области Самарканда, на протяжении вв. снабжавший водой город и его округу. Канал этот упоминается Клавдием Птолемеем под названием реки Даргаман, на которой стоит Мараканда, т. е. древний Самарканд. Археологический материал также подтверждает, что канал этот был сооружен не позднее VI в. до н. э.⁴. Исследователь также опирается на то, что Гаты – изречения самого Заратуштры – по своему отражению материальной культуры и по языку тоже указывают на Согд и сопредельные области, как родину пророка⁵. Х. Хумбах считает, что авестийский язык, на котором говорил Заратуштра, не был его родным языком. К такому выводу ученый пришел анализируя имя пророка. Так, по его мнению, Zaraθuštra должно произноситься как Zaraṯ.hušra. Вместо uštra должно быть hušra, что на родном языке пророка означает «верблюд». Ученый полагает, что, скорее всего, это был один из диалектов древнеиранского языка, на котором говорили в Согде, где слово «верблюд» произносится как xwštr¹. Таким образом, согласно суждению исследователя, пророк родился в Согде.

Ю. Якубов обоснованно опроверг согдийскую гипотезу родины Заратуштры. Он пишет: «Мне кажется, что И.В. Пьянков не совсем понял смысловое значение слова «даргам». Во-первых, в «Вандидаде» говорится, что селение, в котором родился Заратуштра, называется Доридж, а в XX гл. «Бундахишна» Дарага никак с Даргомом не сходна. Слово «даргом» означает плотина. Во-вторых, Даргом – это канал, который датируется VI в.до н.э. , т. е. со временем жизни и деятельности Заратуштры не совпадает. В-третьих, слово «дореджо» не означает длинный, а означает место скопления воды. Например, автор «Худуд ал-алам» Искандеркуль называет «дарёджа». Поэтому идея сторонников того, что Заратуштра был из Согда, не подверждается фактами»².

Мы отмечали, что Даргом-darγam в домусульманский период было нарицательным именем канала не только в Самарканде, но и в других районах Согда. Анализ источников и топонимии Центральной Азии также показал, что в Самарканде существовал канал под названием Даргам³. Итак, приведенные аргументы дают основание утверждать, что река Даредж – это не канал Даргам, и она не может находиться в Согде.

В «Авесте и «Задспраме» имеется очень важная для нашего исследования информация. Так, выше мы уже отмечали, что дом его отца стоял на вершине горы на берегу реки Дареджи-Drəja («Видевдат» 19.4, 11). В «Задспраме» говорится, что «на родине Заратуштры была река со столь быстрым и сильным течением, что ни женщина, ни старец не могли её перейти вброд, тем более переплыть. Семеро старцев и женщин стояли на берегу возле бурлящего потока и не знали и не ведали, как им быть. Заратуштра пришел им на помощь. По его совету, они встали друг за дружкой, крепко взялись за руки – получилось нечто подобное мосту; Заратуштра встал впереди и благополучно перевел всех через реку. И мост этот послужил прообразом моста Чинват, по которому праведники после смерти уходят в небеса, в царство Ахура Мазды» (Zsp. 20. 4-5). Из приведенного нами отрывка видно, что Даредж – это горная река. Так как ее смогли перейти пожилые люди – значит, она неширокая. Обычно широкие реки текут по равнинам. А это значит, что место рождения Заратуштры находится в горной местности.

Анализ источников показал, что поиск родины пророка надо искать именно в горных регионах Средней Азии и Афганистана. Это правильно заметил Ю. Якубов, который отмечает, что в Дарвазской части современного Афганского Бадахшана есть селение под названием Дуродж. Оно находится на берегу реки с аналогичным названием¹. Особое внимание исследователь обратил на топонимию Бадахшана – как Таджикского, так и Афганского. Он отмечает топонимы в Дарвазе, имеющие в корне слово Раг: Пуштароғ, Пастироғ, Кумроғ, Роғак, Зингроғ, Роғ² Роғистон, Хумроғ, Биброғ, Нимроғ, Шидроғ, Шавдроғ. Толкование слова как «подножие горы» соответсвует расположению указанных топонимов³. Он также обратился к диалектам таджикского языка в Дарвазе, в котором сохранились авестийские слова¹. Таким образом, анализ источников – и зороастрийских, и средневековых арабских, и персидских, а также изучение топонимии региона позволили Ю. Якубову прийти к заключению, что река Даредж находится в Дарвазской части Афганского Бадахшана. Что касается Заратуштровской Раги , то это административный центр провинции Рага². О том, что авестийская Рага находится в Афганском Бадахшане, пишет и Ф. Грене³. Исследователь опирается на сообщение китайского путешественника Хуан Занга (602-644) о том, что в начале VII в. в Афганском Бадахшане существовала самостоятельная политическая единица под названием Рага⁴.

Интересно, что в некоторых диалектах таджикского языка прослеживается сохранение авестийского слова дарджа – drājah – в названии гидронимов и топонимов, например, Ванчского района Горно-Бадахшанской автономной области Республики Таджикистан. Среди них: Даргоу, Баридаргоу, Даргоуреш и Даргоухавз⁵. Авестийский термин «длинный» – drəjah – прослеживается в среднеперсидском – drāz, и в современном таджикско-персидском – дароз⁶.

Важно отметить, что в одном из списков «Бундахишна» вместо слов «на берегах» значится в Балхе, т. е. в Бактрии⁷, что еще раз подтверждает локализацию родины Заратуштры в Дарвазской части Афганского Бадахшана. Примечателен также тот факт из «Авесты», что хаома растет на горе («Ясна» 11. 4), а отец Заратуштры – «Порушаспа был четвертым человеком, который выжимал Хаому…» («Хом-яшт» 9. 13).

Многие ученые считают, что авестийское общество было обществом скотоводов, о чем в принципе и свидетельствует «Авеста». Так, в «Ясне» 19 перечисляются четыре сословия авестийского общества: жрец, воин-колесничий, скотовод и ремесленник («Ясна» 19. 17). В «Гатах» Заратуштры есть глава, посвященная мольбе в поддержку скотоводства («Ясна» 29). В «Молитве Заратуштры после изгнания» говорится, что у него «мало стад и мало людей» («Ясна» 46. 2). О том, что община, в которой жил Заратуштра, занимается скотоводством говорится также в следующих отрывках «Ясны»: 31.15, 18; 32. 10; 33. 3-4; 37. 1; 35. 4; 46. 4; 48. 5-6, 7, 10; 51. 5, 14). В «Яштах» также часто упоминается о скотоводстве (5. 21, 25, 29, 33, 37, 45, 89, 108, , 112, 116; 14. 50; 17. 28; 19. 35 и т. д.).

Анализируя источники, мы обратили внимание на то, что и земледелие в авестийском обществе тоже играло немаловажную роль. Об этом не один раз упоминается в «Авесте». Так, в третьем фаргарде «Видевдата» дается характеристика хозяйственной деятельности общества «Авесты»: «Самая наирадостнейшая земля та, где больше всего, о Спитама-Заратуштра, возделывают хлеба, пастбищ, плодоносящих растений, где, если земля безводная, то ее орошают, а если заводненная – осушают…та земля, где больше всего рождается скота мелкого и крупного» («Видевдат» 3. 4-6, 23). Далее в тексте говорится: «Кто эту землю обрабатывает…приплод приобретает, ведь неудовлетворена та земля, которая долго была невспаханной…Что является зерном маздаяснийской Веры? – … Когда усердно возделывают хлеб. Кто хлеб возделывает, тот возделывает Истину. Тот Веру маздаяснийскую вперед продвигает… » («Видевдат» 3.25, 30-31). В «Меног-и Храде» говорится то же самое (MX. 57-10). В «Фравардин-яште» же подчеркивается, что рождение Заратуштры послужило распространению маздаяснийской веры на земле («Яшт» 13.94)

Земледельческая терминология встречается и в других частях «Авесты» (Яшт» 5. 26, 130; 8. 36, 40, 51, 53).

В источнике есть отрывок, где одинаково поощрительно говорится как о земледелии, так и о скотоводстве. Так, в одном из древнейших текстов «Авесты» – «Фравардин-яште» – есть такие слова: «…Увеличивающую зерно, праведную, увеличивающую скот, праведную,…» («Яшт» 13.4). В «Замйад-яште также перечисляются сословия общества, участвующие в ритуале посвящения жертвенного хлеба – дрон. К этим сословиям относятся «священник, и воитель, и пахарь, и пастух» («Яшт» 19.8). Приведенные отрывки свидетельствуют о том, что в авестийском обществе существовали оба типа хозяйства – и земледелие, и скотоводство. Очевидно, что большинство иранских племен перешло к оседлой жизни, чему противостояли номады. В результате возникали столкновения между земледельцами и кочевниками, которые постоянно притесняли первых. Факты столкновения, грабежи и угон скота отмечены во многих «Гатах».

Заметим, что в Афганском Бадахшане в предгорной полосе, где выращивают пшеницу, возделывают сады, широко распространено как орошаемое, так и богарное земледелие. Пастбища предгорий в сочетании с кормовыми угодьями альпийского пояса создают хорошую базу для многоотраслевого скотоводства. Таджики Бадахшана каждое лето перегоняют скот на горные пастбища¹. Проведенный нами анализ «Авесты» и современное положение сельского хозяйства современного Афганского Бадахшана показали, что природные условия и хозяйственная деятельность населения Афганского Бадахшана соответствуют хозяйственной деятельности авестийского общества.

Итак, факты, приведенные из «Авесты» дают основание утверждать, что авестийское общество занималось одинаково как земледелием, так и скотоводством, то есть тип хозяйства был смешанным. Вполне допустимо, что скотоводство было основным занятием общины, в которой жил сам Заратуштра, а соседние общины занимались земледелием, о чем свидетельствует анализ хозяйственной деятельности общества «Авесты». Таким образом, родина Заратуштры должна помещаться в Дарвазской части Афганского Бадахшана.