Несовпадения в корреляции Тезаурусх – Тезаурусу

3.3. Несовпадения в корреляции Тезаурус_х – Тезаурус_у

На уровне отдельных носителей культуры эти смысловые системы могут быть представлены как индивидуальные тезаурусы. “Тезаурус” понимается здесь в узком значении – как понятийный или концептуальный “словарь”¹, т.е. совокупность более или менее дискретных смыслов, которые индивидуум накопил (и накапливает) в своем сознании в течение жизни. “Дискретный” подразумевает в данном случае, что соответствующий смысл обладает, как правило, собственным именем (именами). Согласно некоторым подсчетам, каждый современный язык охватывает примерно 75000 смыслов (ЛЕВИЦКИЙ, СТЕРНИН 1989: 76). Какая часть из них носит культурно-специфический характер, сказать трудно – уже приводившееся мнение Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова о том, что примерно 6-7 % активно использующихся русских слов представляет собой “безэквивалентную лексику”, а примерно половина – лексику “фоновую” (ВЕРЕЩАГИН, КОСТОМАРОВ 1983: 64-65), до сих пор никто не смог ни подтвердить, ни опровергнуть.

В разделе (3.1) уже упоминались несколько оппозиций, важных для описания и систематизации культурно-специфических смыслов, а именно: дискретные ­ недискретные, относительные  абсолютные, полностью специфические  частично специфические, культурно-специфические  природно-специфические, культурно-специфические  универсальные, культурно-специфические  интернациональные, прагматические  когнитивные, культурно-релевантные  культурно-иррелевантные, номинативно-связанные  коммуникативные, а также серийные  уникальные².

3.3.1. Серийные культурно-специфические смыслы (реалии)

• 
  Географическое реалии (прерия, самум, секвойя, коала) – относятся в соответствии с нашими критериями к природно-специфическим смыслам;
  
• 
  Этнографические реалии
  

а) пища, напитки и т.д. (щи, чебуреки, кумыс)

б) одежда (бурнус, кимоно, сари)

в) жилье, мебель и т.д. (изба, чум, буржуйка)

г) транспорт (рикша, ямщик, кэбмен)

2. Труд:

б) орудия труда (кетмень, мачете, лассо)

в) организация труда (колхоз, ранчо, латифундия)

3. Искусство и культура

а) музыка и танцы (казачок, гопак, тарантелла)

б) музыкальные инструменты (балалайка, там-там, кастаньеты)

в) фольклор (сага, былина, частушки)

г) театр (кабуки, петрушка, хэппенинг)

д) другие искусства и предметы искусства (икебана, маконда)

е) исполнители (миннезингер, трубадур, скальд)

ж) обычаи, ритуалы (коляда, тамада, рамазан)

з) праздники, игры (пасха, День Благодарения, лапта)

и) мифология (Дед Мороз, тролль, вервольф)

к) культы – служители и последователи (лама, ксендз, шаман)

4. Этнические объекты (апач, банту, кокни)

5. Меры и деньги (аршин, фут, червонец, луидор)

• 
  Общественно-политические реалии
  

а) административно-территориальные единицы (губерния, кантон, департамент)

б) населенные пункты и его части (аул, станица, кремль, форум)

2. Органы и носители власти (стортинг, вече, шериф, визирь)

3. Общественно-политическая жизнь:

а) политические организации и политические деятели (виги, перонисты, пресвитериане)

б) патриотические и общественные движения и их деятели (гезы, маки, карбонарии)

в) социальные явления и движения (нэп, лобби, стиляга)

г) звания, степени, титулы, обращения (бакалавр, столбовой дворянин, фрекен)

д) учреждения (облоно, наркомпрос, загс)

е) учебные заведения (лицей, медресе, кампус)

ж) сословия и касты (юнкерство, самурай, пария)

з) сословные знаки и символы (белая лилия, полумесяц, красное знамя)

4. Военные реалии:

а) подразделения (легион, чета, фаланга)

б) оружие (арбалет, ятаган, катюша)

в) обмундирование (кольчуга, темляк, бушлат)

г) военнослужащие (атаман, есаул, янычар).

Предложенную С. Влаховым и С. Флориным классификацию можно было бы во многом уточнить и дополнить¹: так, некоторые из приведенных слов-реалий представляют собой явные имена собственные (Дед Мороз), как, в принципе, и весь разряд этнонимов (ср. (ПОДОЛЬСКАЯ 1988: 4)); другие разряды вряд ли являются предметными (обращения); группы можно было бы переструктурировать по-иному, дополнить их новыми разрядами и т.д. – все это, в общем, не принципиально. Пласт реалий многообразен настолько, насколько многообразна сама жизнь, и ценность подобных классификаций видится в том, что они позволяют представлять значительные массивы материала в систематизированной форме, что важно, например, в лексикографических целях. Для теории МКК более значимым является вопрос функционирования реалий в коммуникации и, следовательно, их коммуникативные характеристики, о которых речь пойдет ниже.

3.3.2. Уникальные культурно-специфические смыслы

Главным отличием имен собственных от имен нарицательных обычно считается то, что они не обладают “значением”, являются “пустыми” знаками (ср. (АРУТЮНОВА 1980: 186)), обозначая не весь класс предметов, а лишь одного из его представителей.

Проиллюстрируем это отличие на примере форматива {чернобыль}. Как имя нарицательное, этот форматив означает одну из разновидностей полыни: даже если средний носитель русского языка не знает этого выражения, достаточно назвать ему слово-дескриптор, и у него в сознании всплывет весь спектр сведений, связанных с классом растений “полынь” (размеры, цвет, запах, вкус, потребительские свойства и т.д.). Как топоним, “Чернобыль” вплоть до известных событий 1987 г. был для абсолютного большинства населения абсолютно “пустым”, т.е. не нес в себе никакого содержания. Положение в корне изменилось после катастрофы: с этой лексемой стал связываться огромный массив информации (местоположение, обстоятельства аварии, замалчивание ее масштабов, ликвидация последствий и т.д.) – причем эти знания стали достоянием большинства носителей русского языка¹. Именно устойчивая связь одного и того же форматива и примерно одинакового содержания у большинства членов соответствующего лингвокультурного сообщества делает подобные имена собственные социальным фактом и сближает их тем самым с “нормальными” знаками.

Указанная семантическая особенность имен собственных с национально-культурной значимостью осталась практически незамеченной в традиционной ономастике (теории имени собственного). Вероятно, это объясняется тем, что ономастика концентрировалась, в основном, на решении таких вопросов, как соотношение имени собственного и имени нарицательного (включая процессы онимизации и апелятивизации), дескриптивная классификация и систематизация имен собственных; изучение словообразовательных механизмов, лежащих в их основе, этимология и диахронические изменения, онимическая деривация и т.д. Иначе говоря, речь в большинстве ономастических исследований шла о довольно поверхностных аспектах имен собственных, которые были мало связаны с их реальным функционированием в коммуникации. Положение стало меняться к лучшему лишь с возникновением страноведчески ориентированной лингвистики, в которой страноведчески релевантные имена собственные заняли одно из центральных мест (см. особенно (ТОМАХИН 1988)).

Классификации собственных имен, разработанные в ономастике, охватывают более 70 типов онимов (ср. (ПОДОЛЬСКАЯ 1988: 184-185)). У большей части из них обнаруживаются элементы национально-культурного содержания – начиная от агионимов (имен святых) – которые, естественно, не совпадают в разных конфессиях, часто представляют собой этнические символы и т.д., и кончая эргонимами (именами деловых объединений людей) – например, рыцари Круглого стола, “Могучая кучка”, команда “Спартак” и т.д.

Наибольшим потенциалом с точки зрения национально-культурного содержания обладают, на наш взгляд, три разряда имен собственных: топонимы (имена мест), антропонимы (имена лиц) и имена событий, не получивших в силу определенных причин (см. ниже) отдельного терминологического обозначения в ономастике.

Рассмотрим эти группы имен собственных подробнее. Напомним, что основной угол зрения в данном случае – ономасиологический, т.е. соответствующие имена трактуются как обозначения культурно-специфических смыслов. Особое внимание при этом уделяется номинациям, в которых прямо “кристаллизуются” (ср. (BASTIAN 1979: 92)) определенные признаки культурно-специфических смыслов, что обычно происходит при их косвенной номинации или вторичном использовании их прямых имен (вторичная номинация). Подобные номинации представляют интерес в (лингво)страноведческой перспективе.

3.3.2.1. Смысловой класс “Место”

Довольно богатой является и номинативная “история” Австрии: Kaiserreich Österreich, Kaiserreich Österreich-Ungarn (k.u.k.- Monarchie, Habsburger Reich), Deutsch-Österreich, Ostmark, Republik Österreich. Интерес представляют также косвенные обозначения Швейцарии Eidgenossenschaft и Alpenrepublik.

Смысл Weimarer Republik часто используется как символ состояния экономического и политического хаоса, и употребление его имени, к примеру, в выражении “Weimarer Zustände”, может интерпретироваться как вторичная национально-культурная номинация.

Ступенью ниже, чем “страна” располагаются отдельные культурно-исторические регионы, края, земли и т.д., к которым, в частности, можно отнести некоторые бывшие феодальные и более поздние государственные образования (Sachsen, Bayern, Preußen, Tirol), а также экономические и промышленные регионы (Hanse-Bund, Ruhrgebiet). Здесь также наблюдаются разнообразные “приращения смыслов” – так, Saarland, Elsaß-Lothringen или Tirol ассоциируются с межгосударственными территориальными спорами, Preußen – с экспансией и милитаризмом, Bayern – с политическим консерватизмом; Ruhrgebiet служила долгое время символом промышленной мощи Германии, а затем олицетворяла уничтожение природы и загрязнение окружающей среды.

Следующую и, вероятно, самую важную, ступеньку в таксономии “мест” занимают города. Концепты крупных городов в большинстве своем носят чрезвычайно сложный характер и могут быть представлены в виде т.н. фреймов (когнитивных супраструктур), которые, в свою очередь, поддаются подразделению на отдельные субфреймы или измерения (ср. (Wegner 1985: 62-65)). У фрейма город такими блоками признаков будут, в частности: территориальное расположение, строения, жители, события, изделия и учреждения¹.

Применительно к какому-либо конкретному городу субфрейм расположение может концентрировать довольно значительный массив информации о географических координатах города на территории страны, а также о его природном окружении (Север – Юг, Запад – Восток, горы – долины, река – море, центр – периферия, протяженности в пространстве, расстоянии до других населенных пунктов, транспортные связи и т.д.). Одной из важнейших смысловых функций имен крупных городов в этой связи является ориентация на “ментальной” карте страны (ср. (DOWNS, STEA 1982)), что проявляется в высказываниях типа: Я жил тогда недалеко от Х или Катастрофа произошла рядом с У – данная функция, кстати, весьма чувствительна с точки зрения очуждения в МКК.

От всех других “мест” города отличаются тем, что они представляют собой застроенные места, и поэтому их можно определить как скопление разного рода строений на ограниченном пространстве. Релевантностью в перспективе МКК обладают, естественно, не все строения², а лишь те из них, которые в силу определенных причин стали известны значительной части населения.

Общекультурную значимость имеют, во-первых, строения, обладающие высокой эстетической ценностью, а во-вторых, строения, открывающие выход к другим важным субфреймам, в частности, к субфреймам “События” и “Жители” (или “Обитатели”), например, Reichstag  Reichstagsbrand, Смольный  революция, Белый дом (московский)  августовский путч  Ельцин.

Застройка города может давать повод для устойчивых обозначений эпитетного типа (Петербург  Северная Пальмира, Dresden  Elbflorenz).

Еще одним важным отличием “города” от других “мест” составляет то, что он является “обжитым” местом. Другими словами, город представляет собой место постоянного или временного проживания и деятельности для большого количества людей. Среди жителей или уроженцев, очевидно, любого крупного (а часто и незначительного) города всегда найдется кто-либо, оставивший след в истории национальной культуры – иногда это даже фиксируется в названии города, ср. официальное название немецкого города Виттенберга Wittenberg – Lutherstadt, а иногда приводит к переименованиям городов, что особенно часто практиковалось в советские времена (Симбирск  Ульяновск).

Жителям многих городов часто приписывается специфический “городской” характер – в немецкоязычном культурном ареале, например, считается, что венцам присущ особый шарм, берлинцам – живость, а бернцам – медлительность (HARTMANN 1988: 40); в СНГ распространены представления об интеллигентности жителей Петербурга, бесцеремонности и высокомерии москвичей, юморе одесситов и т.д.

Практически каждый крупный город (и, часто, небольшой) за период своего существования рано или поздно становится местом некоторого события общекультурной значимости – битвы, восстания, катастрофы, заключения договора и т.д., которые входят в коллективную память этноса или даже всего человечества (Leipzig – Stadt der Völkerschlacht, Wiener Kongress, Potsdamer Konferenz, Петербург – город трех революций и т.д.).

Наряду с уникальными (однократными) событиями, с городами могут быть связаны и повторяющиеся события (ярмарки, съезды, выставки, фестивали (Leipziger Messen, Московские, Каннские и пр. кинофестивали, Bayreuther Wagner-Festspiele и т.д.).

Город может выступать ареной не только реальных, но и фиктивных событий – в легендах, книгах, фильмах и т.д. (ср. Rattenfänger aus Hameln, Bremer Stadtmusikanten, Петербург в произведениях Гоголя и Достоевского, Москва в романе М. Булгакова “Мастер и Маргарита”).

С момента своего зарождения города были центрами ремесел, торговли и управления. Ранее славу городу приносили те или иные изделия, которые производились или были изобретены в данном городе (Meißner Porzellan, вологодское масло (или кружева), тульские самовары и пряники), сейчас эту функцию выполняют крупные предприятия, расположенные в городе (VW-Stadt Wolfsburg, Zeißmetropole - Jena, BASF-Stadt Ludwigshafen. Административные учреждения, которые располагаются в городе, в большинстве своем (за исключением столиц), отвечают за управление ограниченными территориями (районами, областями, провинциями). Исключением на этом фоне является Германия, где многие органы федерального управления относительно равномерно распределены по всей территории страны (Karlsruhe  Bundesverfassungsgericht, Wiesbaden  Bundeskriminalamt).

Наряду с административными, известность городу могут принести также культурные и образовательные учреждения: музеи (Dresdner Gemäldegalerie, Alte Pynakothek, Эрмитаж, Третьяковка), театры (Berliner Ensemble, Hofburgtheater, Ла Скала, Таганка), университеты (Göttingen, Heidelberg, Оксфорд).

Культурные смыслы могут ассоциироваться и с иными урбанонимами (именами мелких городских объектов) – от городских районов (Sankt-Pauli, Гарлем, Голливуд, Латинский квартал) и улиц (Unter den Linden, Reeperbahn, Kö, Тверская, Крещатик) до отдельных магазинов (Ka De We, ГУМ, Гостиный Двор, Галерея “Лафайет”, Тати), зданий (Reichstag, Baracke, Дом на набережной) и даже помещений (Auerbachskeller, Грановитая палата, Янтарная комната).

Схожие наблюдения можно сделать и в отношении других географических смыслов – гор (Brocken, Медведь-гора, Казбек), скал (Loreleyfels, Гибралтар), рек (der Vater Rhein, матушка Волга) и др.

3.3.2.2. Смысловой класс “Лицо”

Следующий важный класс уникальных смыслов образуют лица. Здесь существует много различных возможностей для классификации. Прежде всего, следует назвать разграничение на реальные и фиктивные (легендарные, мифические, сказочные и т.п.) лица, хотя между ними не всегда легко провести границу, ибо и реальные персонажи часто приобретают мифологические черты.

Реальные лица легче всего сгруппировать по признаку “деятельность” (в широком смысле этого слова), выделив, в частности, разряды:

• 
  монархов (Friedrich Barbarossa, August der Starke, Екатерина Вторая);
  
• 
  политиков (C. von Metternich, O. von Bismarck, Мартин Лютер Кинг);
  
• 
  людей искусства (A. Dürer, J.W. Goethe, W.A. Mozart, Шаляпин);
  
• 
  изобретателей (J. Gutenberg, H.J. Böttger, K. Benz)
  
• 
  спортсменов (M. Schmeling, F. Walter, M. Schuhmacher, Л. Яшин) и т.д.
  

Особый интерес с точки зрения МКК представляют косвенные обозначения смыслов этого класса: во-первых, потому, что они могут послужить надежным индикатором национально-культурной значимости соответствующих смыслов; во-вторых, потому, что они часто “кристаллизуют” культурно-специфическую информацию и, в-третьих, потому, что их трудно (если вообще возможно) отыскать в словарях или энциклопедиях. Примерами такого рода обозначений могут служить следующие имена известных немецких личностей: Alter Fritz (Фридрих Второй), Kutscher von Europa (Меттерних), Eiserner Kanzler (Бисмарк), Vater des Wirtschaftswunders (Л. Эрхард), Kaiser (футболист Ф. Беккенбауер) и др. Бывают случаи, когда косвенное обозначение является более известным, чем прямое – ср. Hauptmann von Köpenick и W. Voigt.

Смыслы, связываемые с именами фиктивных лиц, могут быть самой разнообразной природы и касаться, например:

• 
  внешности: Rapunzel  langes Haar, Kobold  Häßlichkeit, Кощей  худоба, Буратино  длинный нос;
  
• 
  моральных качеств и свойств характера: Nibelungen  Treue, Faust  Strebsamkeit; Rudenz  Tapferkeit, M. Kohlhaas  Ehrenhaftigkeit; Goetz von Berlichingen  Grobheit (Goetz-Zitat); Алеша Карамазов  кротость, Плюшкин  жадность, Недоросль  ограниченность;
  
• 
  специфических видов деятельности и поведения: Dornröschen (или Friedrich Barbarossa)  langer Schlaf; Gralshüter  Bewachen; Илья Муромец  сидеть сиднем, братец Иванушка  попить водицы из лужицы,
  
• 
  личной ситуации: Gretchen  ethischer Entscheidungszwang (Gretchenfrage), старуха у разбитого корыта  крушение необоснованных надежд, Раскольников  моральный выбор и т.д.
  

Многие из перечисленных смыслов являются прототипами (наиболее типичными представителями) соответствующих концептуальных классов. В традиционной теории прототипов (ср. (ROSCH 1973; KLEIBER 1993)) контрастивно-культурологическому аспекту этого явления вообще уделялось незаслуженно мало внимания; в особенности это касается тех случаев, когда в функции прототипа выступают индивидуальные смыслы. При этом можно представить себе немало ментальных категорий, которые организованы вокруг некоторого уникального – и тем самым культурно-специфического – смысла, ср. следующий пример:

“К счастью, я стал ‘бунтовщиком’, хотя и в кавычках, потому что мой бунт был спонтанным и вполне индивидуалистичным. Я играл роль, скорее, Михаэля Кольхааза, чем Карла Моора”¹.

Оба названных литературных образа могут считаться немецкими прототипами категории “бунтовщик” (“разбойник”). В русской культуре эту функцию имеет, очевидно, Дубровский.

3.3.2.3. Смысловой класс “Событие”

Обозначения отдельных событий мало изучены как в теории МКК², так и в ономастике. Причину следует искать, очевидно, в том, что смыслы этого класса редко обладают единственным узуальным именем³. В уже цитировавшемся “Словаре ономастической терминологии” Н.В. Подольской имена событий упоминаются под леммой хрононимы, к которым, по ее мнению, относятся “исторически значимые отрезки времени” (ПОДОЛЬСКАЯ 1988: 147). Среди примеров, приводимых автором, однако, фигурируют феномены, которые вряд ли можно отнести к “отрезкам времени” – например, Ялтинская или Хельсинкская конференции.

“Исторически значимые отрезки времени” было бы, правильнее на наш взгляд, назвать историческими эпохами или периодами, а термин событие увязать с категорией Ситуации и определить его как изменение Ситуации, наступившее без участия воспринимающего субъекта (иначе мы имели бы дело с “действием” (ср. (BEAUGRANDE, DRESSLER 1981: 101)). Имя собственное, обозначающее событие, можно было бы назвать “эвентонимом” (от латинского eventum – “случившееся, происшедшее”).

С учетом ранее высказанного положения о том, что фактор Ситуации может устанавливаться с разным фокусом (степенью “охвата”), выделим несколько событийных уровней:

• 
  события транскультурного масштаба (мега-события): пандемии (например, средневековая чума), открытия (открытие Америки), революции и народные волнения (Великая французская революция, Октябрьская революция в России, студенческие волнения 1968 г.), крупные войны (Тридцатилетняя война, Первая и Вторая мировая войны), катастрофы (Тунгусский метеорит, Чернобыль, взрыв “Челленджера”), террористические акты (11-е сентября);
  
• 
  события национально-культурного масштаба (макро-события): политические решения (отмена крепостного права, отречение Николая Второго, Беловежские соглашения), экономические реформы (нэп, коллективизация, гайдаровские “реформы”), выборы и референдумы (выборы на 1-й съезд народных депутатов СССР, референдум о выходе Украины из СССР), скандалы и аферы (банкротство МММ, скандал с “Мабетекс”, скандал с П. Лазаренко), (беспорядки и волнения (события октября 1989 в ГДР, августовский “путч” 1991 г., события октября 1993 в Москве), локальные войны (Халхин-Гол, Афганистан, Чечня), техногенные и природные катастрофы (взрыв поездов под Уфой, землетрясение в Армении), и т.д.;
  
• 
  события субкультурного масштаба: ярмарки, региональные выборы, громкие преступления, открытие предприятий, выставок, фестивалей и т.п.
  

Для теории МКК интерес представляют прежде всего события макроуровня. Определенная национально-культурная специфика обнаруживается, впрочем, и у “мега-событий”. Хотя во многих из них участвуют несколько наций (государств, стран), они могут считаться лишь ограниченно “интернациональными”, так как количество отобранных в соответствующие концепты признаков, их характер и оценка могут в этих культурах существенно различаться. Так, первая мировая война началась одновременно для Германии и России, но окончилась в разное время – для России фактически с началом большевистской революции 1917 г., а для Германии – поражением в ноябре 1918 г. Пространственное видение войны было также совершенно иным – название известного романа Э.М. Ремарка “На Западном фронте без перемен” (дословный перевод: “На Западе ничего нового”) кажется неясным вероятно, большинству русских читателей – не говоря уже о прагматической оценке побед/поражений¹, отдельных полководцев и т.д.

Это явление во многом напоминает известную классификацию антонимов, принадлежащую Дж. Лайонсу, а именно, конверсивные или дирекциональные² оппозиции (покупать/продавать, жена/муж) (LYONS 1973: 478-480), см. также (MERTEN 1995: 165). Опираясь на это разграничение, можно выдвинуть категории дирекционально-логических (количество и характер отобранных признаков – типа провалился пол/обрушился потолок) и дирекционально-прагматических (разная оценка одной и той же сущности – например, партизан/бандит, разведчик/шпион) смыслов.

Как упоминалось ранее, события редко обладают единственным узуальным именем. Обращает на себя внимание, однако, довольно частая актуализация в их обозначениях признака год и дата события, – ср. 1812 (Отечественная война против Наполеона), 1825 (восстание декабристов), 22 июня 1941 г. (начало войны), 17 августа 1998 г. (дефолт). Интересно, что здесь также может наблюдаться своеобразная “омонимия”: так, особенно судьбоносной датой в истории Германии является 9 ноября: именно в этот день в 1918-м году произошло отречение кайзера Вильгельма ІІ, в 1938-м – была проведена акция т.н. “Хрустальной ночи” (еврейские погромы), а в 1989-м – открыта граница с Западной Германией и Западным Берлином.

В смысловом классе “событие” возможно и фреймовое моделирование – в качестве субфреймов или измерений могли бы выступить место, участники, причины и следствия происходящего, а также менее очевидные повод (покушение в Сараево и начало 1-й мировой войны), толчок (августовский “путч” для развала СССР), предлог (провокация на радиостанции в Глейвице и начало 2-й мировой войны).

3.3.3. Абстрактные и обобщенные культурно-специфические смыслы

Под абстрактными смыслами в данном случае понимаются концепты, коррелирующие с отвлеченными свойствами и качествами (например, свобода, дружба, право, истина), а под обобщенными¹ – концепты высокой степени генерализации (родовые, или широкие понятия с логической точки зрения) типа жилище, транспорт, отдых, работа (по поводу последнего см. например, (HERRMANNS 1993), хотя разницу между первыми и вторыми провести не всегда просто. Не совсем ясно, правда, являются ли когнитивные единицы этого рода еще дискретными, и вправе ли мы отнести их к Тезаурусу. Впрочем, учитывая, что межкультурное сопоставление здесь все же возможно (хотя и с известными затруднениями), это предположение можно признать правомерным.

В немецкоязычной интеркультуралистике эта проблема поднималась Б.-Д. Мюллером² (в частности, на примере понятий АВТОБУС или ДОМ). К обычной констатации культурно-специфических различий между соответствующими понятиями в одной из последних его работ добавляется важный для абстрактных концептов момент “материализующих действий”:

“Такие понятия, как FREIHEIT (СВОБОДА – П.Д.) – LIBERTÉ – LIBERTY или FREUNDLICHKEIT (ДРУЖЕЛЮБИЕ – П.Д.) – GENTILLESSE – FRIENDLINESS считаются ‘принципиально’ характерными для конкретных культурных пространств. Показать это можно, правда, не на самом абстрактном понятии, а на том, что конкретные, ‘материализующие’ эти понятия действия (СВОБОДА – это если..., или: Если кто-то делает х, то это нельзя назвать ДРУЖЕЛЮБИЕМ), являются разными или воспринимаются в качестве таковых” (MÜLLER 2000: 25-26).

То, что Б.-Д. Мюллер называет “материализующими действиями”, можно было бы, на наш взгляд, обозначить как своего рода обратную конкретизацию – ранее абстрагированные свойства здесь как бы возвращаются назад, к исходной предметной ситуации. При межкультурном сопоставлении (стимулом для которого, большей частью, служит именно МКК), часто выясняется, что эти первоначальные ситуации не являются универсальными, ср. впечатления одной бирманской студентки от Германии:

“Я наслаждаюсь свободой, которая существует в Германии – здесь можно расширить свой кругозор, узнать многое о других странах и даже высказать свое мнение о Гельмуте Коле, я это нахожу прекрасным. Но свобода – это также и, когда ты можешь ходить в старых шмотках, и никто не осудит тебя за это” (“Die Zeit”, 22.11.1996, S. 79).

Иное – русское – понимание “свободы” В. Вайдле моделирует следующим образом:

“Зрелище родной земли дает ему (русскому – П.Д.) ощущение большей свободы – не той свободы, которая проявляется в поступке, в активной жизни и ищет в дальних странах новую сферу деятельности, а той, которая прельщает его потерять самого себя, уйти прочь и забыть все, что связывает его со вчерашним и сегодняшним днем, свою работу, свою семью и свой дом” (WEIDLÉ 1956: 30).

Еще одна возможность представления абстрактных смыслов была реализована в известной с 30-х годов модели “лексических полей” (Й. Трир, Л. Вейсгербер), которая затем неоднократно трансформировалась в модели лексико-семантических, лексико-фразеологических, функционально-грамматических и иных “полей”. Суть этого подхода состоит, упрощенно говоря, в том, что в качестве исходного пункта исследования избирается некоторая ментальная категория высокой степени обобщения (в лингвистике обычно маскируемая как “гипероним”) и затем прослеживается, какими языковыми, взаимообусловливающими друг друга средствами – морфематическими, лексическими, фразеологическими и грамматическими – эта категория выражается и членится на отдельные части. Таким образом, основными элементами “полевого” подхода оказываются разноуровневая членимость ментальной категории и полиморфия средств ее выражения. И тот, и другой элементы могут с успехом применяться в целях описания культурной специфики абстрактных понятий (таких, например, как честь, влияние, богатство и т.д.). Проиллюстрируем потенциал этого подхода на примере смысла “ранг советского писателя”. Соответствующее “поле” было достаточно обширным – особенно в т.н. “застойное время” – и включало в себя следующие составные части:

• 
  тираж произведений;
  
• 
  издательства или журналы, в которых печатались произведения;
  
• 
  популярность/авторитет в читательских/профессиональных кругах;
  
• 
  полученные премии (Республиканская  Ленинского комсомола  Государственная  Ленинская) ;
  
• 
  членство и секретарские места в республиканском или центральном Союзе писателей;
  
• 
  членство в партийном комитете и Совете определенного уровня (район  город  область  республика  Союз) ;
  
• 
  ордена (орден Дружбы народов (Знак почета)  орден Трудового Красного знамени  орден Ленина  звание Героя социалистического труда;
  
• 
  зарубежные поездки (в социалистические страны  в страны “третьего” мира  в западные страны) ;
  
• 
  дома отдыха и санатории, в которых он отдыхал;
  
• 
  доступ к т.н. “распределителям”, где можно было получить дефицитные товары¹.
  

Нетрудно заметить, что лишь первые четыре элемента из перечисленных (и то частично) совпадают с коррелирующим “полем” западного писателя.

Немалым потенциалом с точки зрения анализа обобщенных смыслов обладает также категория фреймов, которая, как говорилось ранее, и была разработана для моделирования когнитивных сверхструктур – ср. определения М. Минского “chunk of knowledge” (буквально: “толстый кусок знания”) и Е. Чарняка “large body of information” (буквально: “большое тело информации”) и др. (см. KONERDING 1993: 9, 21). Проиллюстрируем возможности этого подхода на примере обобщенного смысла “Железная дорога в ФРГ”:

Супрафреймы:

Фрейм “железная дорога” должен быть вначале помещен в рамки супрафрейма “транспортная система”. Уже этот фрейм структурирован культурно-специфически, так как железная дорога в ФРГ имеет гораздо меньшую значимость, чем в бывшем СССР – бóльшая часть грузопотока осуществляется там автотранспортом. Фреймом еще более высокого уровня явится “пространство” (который, впрочем, вряд ли уже можно считать дискретным), а именно, расстояния, которые в ФРГ значительно меньше (не случайно бытовое понятие “продолжительная поездка на железной дороге” начинается примерно с 5-6 часов).

СУБФРЕЙМ “ТИПЫ ПОЕЗДОВ”:

В ФРГ существует больше разновидностей поездов, чем в бывшем СССР: можно назвать, по крайней мере, три типа пригородных поездов: Regionalbahn (“региональный поезд”), Stadtexpreß (“городской экспресс”), Regionalexpreß (“региональный экспресс”) и три типа поездов дальнего сообщения Interregio (“межрегиональный поезд”), InterCity (“поезд межгородского сообщения” и InterCity Expreß (“межгородской экспресс”) – последний образует по скорости, внешнему виду и комфорту отдельный класс поездов.

СУБФРЕЙМ “ВНЕШНИЙ ВИД И СТРУКТУРА ВАГОНА”:

Одним из технических различий – внешне незаметных – российской железной дороги по отношению к западно- и центрально-европейским является бóльшая ширина колеи (из-за чего при пересечении границы требуется менять колесные пары).

В связи с относительно небольшими расстояниями прототипический вагон в ФРГ (как, впрочем, и во всей Западной и Центральной Европе) выглядит совершенно по-иному, чем в бывшем СССР: цвет не обязательно зеленый; вагон не плацкартный, а скорее “общий”; нет второго этажа полок-постелей; отсутствует купе проводника, нет никакого титана, пассажирские купе часто отделены от коридора прозрачными перегородками и дверями; первый класс отличается от второго в основном мягкостью, шириной, а также более дорогой обивкой сидений.

Субфрейм “конативные образцы” (деятельностные сценарии):

Здесь прежде всего следует отметить, что само общее ощущение от езды в Германии является несколько иным, чем в бывшем СССР: движение поезда более плавное, нет привычного стука колес – это связано с тем, что рельсы в Германии сейчас свариваются, и стыков между ними нет.

Макродействие “поездка по железной дороге” характеризуется в ФРГ большим количеством конативных особенностей по сравнению с СНГ. Различия начинаются уже на этапе покупки билета – ср. речевые клише, используемые в этом процесе, рассмотренные нами в разделе об узусе (раздел (3.2.2.1.). Достаточно часто железнодорожная поездка по ФРГ связана с большим количеством пересадок, поэтому пассажиру выдается специальная компьютерная распечатка со списком возможных “стыковых” поездов. Это особенно важно, если пассажир хочет ехать максимально дешево – такая возможность представляется в выходные дни, когда, купив т.н. “Schönes Wochenende-Ticket” (билет “Приятных выходных”), можно целые сутки путешествовать по всей стране, правда, лишь на поездах пригородного сообщения, что требует, соответственно, большого количества пересадок. Существует и немало иных скидок, почти полностью отсутствующих в СНГ.

Совершенно по-иному выглядит и “интерьер деятельности” проводника. На весь поезд полагается, как правило, один проводник. В его обязанности также входит контролирование наличия проездных билетов у пассажиров, но делает он это не у дверей вагона, а проходя время от времени по всему составу, причем он вправе “обилечивать” пассажиров, не успевших купить билет – за небольшую дополнительную плату. Кроме того, именно он подает сигнал машинисту об отходе поезда.

В этом макродействии обнаруживаются и другие, казалось бы, элементарные специалии, способные, тем не менее, доставить затруднения несведущему человеку – например, открывание дверей, производимое по довольно замысловатой амплитуде, или попытка помыть руки в туалете (кран может открываться ступней или даже коленом).

жүктеу/скачать 1.72 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: