Джаред Даймонд Коллапс

Еще один поучительный пример. В Соединенных Штатах расположена компания «Дюпон», крупнейший в мире потребитель титана и титановых сплавов, использующихся при производстве красок, реактивных двигателей, высокоскоростных самолетов, космических аппаратов, а также для других целей. Большая часть титана добывается на австралийских пляжах из песка, богатого рутилом, минералом, состоящим почти из чистого диоксида титана. «Дюпон» является производителем готовой продукции и не добывает металл сама. Поэтому рутил ей приходится покупать у австралийских добывающих компаний. В то же время «Дюпон» ставит свое имя на всю производимую ею продукцию, включая титановую малярную краску. Очевидно, компания не хочет, чтобы ее продукция приобретала плохую репутацию только потому, что поставщики вызывают у потребителей возмущение своими грязными технологиями. Поэтому «Дюпон» в сотрудничестве с заинтересованными общественными организациями выработала покупательские соглашения и кодексы ответственности, распространяющиеся на всех австралийских поставщиков титана.

Два приведенных выше примера иллюстрируют важное соображение. Потребители обрели определенное влияние на нефтедобывающие и (в меньшей степени) на угледобывающие компании. Топливо покупается потребителями непосредственно у нефтедобывающих компаний, а уголь приобретается энергогенерирующими компаниями, продающими электричество конечным потребителям. Поэтому потребители знают, к кому апеллировать или кого бойкотировать в случае разлива нефти или происшествия на угольной шахте. Что касается горнодобывающих компаний, то конечные потребители слишком сильно от них удалены, что делает прямой бойкот таких компаний практически невозможным. В случае с медью даже опосредованный бойкот медесодержащей продукции будет невозможен, поскольку большинство потребителей не знают, при производстве какой продукции используется медь. Но у потребителей все-таки есть рычаги против «Тиффани», «Дюпон» и других продавцов розничной продукции, которые закупают металлы и располагают техническими возможностями отличить чистые копи от грязных. Мы еще увидим, что эти рычаги уже стали эффективным средством влияния потребителей на лесозаготовительную промышленность и производство морепродуктов. Что касается природоохранных организаций, они только начинают применять эту тактику по отношению к горнодобывающей промышленности, апеллируя скорее к закупщикам металлов, нежели к их добытчикам.

По крайней мере, в краткосрочный период добывающие компании несут издержки в связи с принимаемыми ими природоохранными мерами, очисткой и мелиорацией земли, и никакие уверения правительства или общественности, что в долгосрочной перспективе деньги в итоге экономятся, ситуацию не меняют. Кто должен оплачивать эти издержки? Когда очистке подлежат участки, загрязненные некогда из-за недейственных законов, общественности не остается ничего другого, как самой оплачивать расходы из налоговых поступлений, даже если директора виновных компаний, прежде чем объявить о банкротстве, выписали себе премии. Практический же вопрос состоит в следующем: кто должен оплачивать настоящие и будущие издержки, которые несут горнодобывающие компании?

Современное положение дел таково: рентабельность горнодобывающей отрасли настолько мала, что потребители не могут сослаться на чрезмерные доходы компаний, из которых могли бы быть покрыты расходы на природоохранные меры. Но очистные мероприятия проводить все же надо, иначе страдаем мы все – из-за непригодности почвы, небезопасной питьевой воды, загрязненного воздуха. Загрязнение происходит даже при применении наиболее чистых способов добычи угля и меди. Если мы не можем отказаться от угля и меди, то должны признать затраты на защиту окружающей среды легитимными и необходимыми при добыче полезных ископаемых, такими же легитимными, как и затраты на бульдозер, который копает яму, или на плавильную печь, которая плавит руду. Затраты на охрану окружающей среды должны быть включены в конечную стоимость металлов, попадающих к потребителям, как уже делается в нефтедобывающих и угледобывающих компаниях. Лишь длинная и запутанная цепочка поставки металлов конечному потребителю и исторически неверное поведение большинства горнодобывающих компаний до сих пор скрывали этот простой вывод.

Лес представляет для людей большую ценность, но оказался под угрозой вследствие вырубки. Совершенно очевидно, что лес является для нас основным источником промышленной древесины, из которой производятся дрова, канцелярская бумага, газеты, печатная и туалетная бумага, пиломатериалы, фанера и мебель. Для жителей стран третьего мира, составляющих значительную часть населения планеты, лес является основным источником непромышленной продукции: натуральных волокон, кровельного материала, охотничьей добычи, фруктов, орехов и другой растительной пищи, а также лекарств растительного происхождения. Люди, живущие в развитых странах, пользуются лесом как местом для отдыха. Лес играет роль глобального воздушного фильтра, поглощающего угарный газ и другие примеси, загрязняющие воздух. Лес и почва, на которой он произрастает, являются основными аккумуляторами углерода, поэтому обезлесение и, соответственно, снижение аккумулируемого углерода являются важной причиной глобального потепления. Вода по деревьям возвращается в атмосферу; таким образом, обезлесение ведет к уменьшению осадков и последующему опустыниванию. Деревья удерживают воду в почве, сохраняя ее влажной. Кроме того, деревья защищают поверхность земли от оползней, эрозии и смывания отложений в реки. Некоторые леса, особенно тропические, содержат подавляющее количество питательных веществ, являющихся неотъемлемым звеном экосистемы, поэтому вырубка лесов грозит освобожденным от деревьев землям бесплодием. Наконец, лес является средой обитания для большинства живых существ на суше. Например, в тропических лесах, покрывающих шесть процентов поверхности Земли, живет от пятидесяти до восьмидесяти процентов видов растений и наземных животных.

Принимая во внимание все перечисленные ценные свойства леса, лесозаготовители разработали множество способов минимизации потенциально вредного воздействия на окружающую среду при заготовке леса. Эти способы включают в себя селективную вырубку части ценных пород древесины, при этом остальной лес остается на корню; размеренную заготовку леса, когда скорость роста деревьев соответствует скорости их вырубки; вырубку малых площадей, когда вырубленная территория остается в окружении других деревьев, семена которых дают жизнь новой поросли; пересадку отдельных деревьев; вырубку отдельных крупных деревьев и эвакуацию с помощью вертолета, если они представляют значительную ценность (например, если это двукрылоплодник или араукария), а не вывоз наземным транспортом, для которого нужны дороги, неизменно калечащие лес. В зависимости от обстоятельств, эти меры могут избавить лесозаготовительную компанию либо от потери денег, либо от прибыли. Продемонстрируем эти противоположные возможности на двух примерах: на недавнем опыте, полученном моим другом Алоисом, и на действиях Совета по охране лесов.

Моего друга на самом деле зовут не Алоис. Это имя я выдумал для него по причинам, которые станут понятны из дальнейшего. Он живет в одной из азиатско-тихоокеанских стран, где я проводил свои изыскания, а работает служащим. Когда шесть лет назад я с ним встретился, он сразу поразил меня своей открытостью, любопытством, хорошим настроением, чувством юмора, уверенностью в себе, независимостью и умом. Он смело вышел в одиночку к взбунтовавшимся рабочим и успокоил их. Ночью он несколько раз бегал (буквально) вверх и вниз по крутому горному склону от одного лагеря к другому, координируя действия. Через пятнадцать минут после нашего знакомства, узнав, что я написал книгу об отношении полов, он расхохотался и попросил немедленно рассказать ему все, что знаю о сексе, и перестать толковать о птицах.

Мы сообща участвовали в нескольких проектах, и прошло два года, прежде чем я снова приехал в его страну. Вновь увидев Алоиса, я понял, что что-то изменилось. Теперь его речь была нервной, а глаза бегали из стороны в сторону, словно он чего-то боялся. Я удивился, поскольку местом нашей встречи была аудитория в столице этого государства, где я читал лекцию в присутствии членов правительства, и я не видел никаких признаков опасности. Вспомнив вместе с ним о мятеже, лагерях в горах и сексе, я спросил, как у него дела, и вот что услышал.

Теперь у Алоиса была новая работа. Он трудился на одну из неправительственных организаций, выступавших против вырубки тропического леса. В тропиках северо-восточной Азии и островов Тихого океана широкомасштабная заготовка леса ведется преимущественно международными компаниями. Их дочерние компании расположены во многих странах, однако штаб-квартиры находятся в основном в Малайзии, Тайване и Южной Корее. Они покупают права на заготовку леса на земле, которой владеют местные жители, экспортируют необработанный лес, а новых деревьев не сажают. Большая часть добавочной стоимости формируется в процессе валки дерева и последующей обработки, т.е. готовая древесина продается гораздо дороже бревна, из которого она была изготовлена. Поэтому экспорт необработанного леса лишает местное население и национальное правительство большей части потенциальной стоимости принадлежащих им ресурсов. Компании часто получают требуемое правительством разрешение с помощью подкупа должностных лиц, а затем строят дороги и рубят лес далеко за пределами территории, оговоренной в лицензии. Некоторые компании просто присылают лесовоз, быстро договариваются с местным населением и вырубают лес, вовсе обходясь без лицензии. Например, около семидесяти процентов всего добытого в Индонезии леса приходятся на нелегальные вырубки, ежегодно обходящиеся правительству этой страны почти в миллиард долларов несобранных налогов, отчислений и лизинговых платежей. Разрешение местных властей добывается с помощью уговоров старост деревень (которые могут иметь, а могут и не иметь права выписывать разрешения на вырубку), а также путем приглашения этих людей в Гонконг, где их селят в роскошных гостиничных номерах, кормят, поют и снабжают проститутками, пока они не подпишут необходимые бумаги. Такой путь ведения бизнеса может показаться затратным, но лишь до тех пор, когда выясняется, что одно крупное дерево, вырубленное где-нибудь в джунглях, стоит тысячи долларов. Уступка среднестатистической деревни стоит суммы, которая кажется ее жителям огромной, но они тратят деньги на еду и другие потребительские товары в течение года. Уступки достигаются и обещаниями, которые компания дает жителям деревни и которые никогда не выполняет, – например, посадить новые деревья или построить больницу. Известны также случаи (в индонезийской части Борнео, на Соломоновых островах и где-то еще), когда лесозаготовители приходили с разрешением, полученным у центрального правительства, и начинали валить лес. Однако местные жители, не желая проигрывать в сложившейся ситуации, пытались остановить вырубку. Они блокировали дороги, поджигали лесопилки, после чего, настаивая на своих правах, лесозаготовители вызывали полицию или армию. Я также слышал, что лесозаготовительные компании запугивали оппонентов угрозами расправы.

Именно это и случилось с Алоисом. Лесозаготовители угрожали его убить, но он не отступал, поскольку был уверен, что сможет о себе позаботиться. Затем последовали угрозы расправы с его женой и детьми. Жена и дети позаботиться о себе не могли, да и он их защитить не мог, поскольку часто находился на работе. Чтобы спасти им жизни, он переправил их за океан, в другую страну, и теперь ему не давали покоя мысли о возможных попытках покушения. Этим объяснялась его нервозность, потеря былого настроения и уверенности в себе.

Спросим: почему подобные лесозаготовительные, впрочем, как и горнодобывающие компании, обсуждавшиеся выше, ведут себя столь предосудительно? И вновь ответ заключается в том, что такое поведение им выгодно вследствие все тех же трех факторов, уже упомянутых в связи с горнодобывающими компаниями: экономики, корпоративной культуры и отношения со стороны общества и власти. Лиственные породы тропических деревьев представляют настолько большую ценность, а спрос на них столь велик, что варварская добыча чрезвычайно выгодна. В большинстве случаев согласие местных жителей может быть получено, поскольку они отчаянно нуждаются в деньгах и никогда не были свидетелями катастрофических последствий, которые приносит местным землевладельцам уничтожение тропического леса. (Один из наиболее эффективных способов, применяемых природоохранными организациями, чтобы склонить землевладельцев к отказу от выдачи разрешений на вырубку, заключается в том, чтобы отвезти их на территории с уже спиленным лесом и дать пообщаться с несчастными владельцами этих территорий.) Чиновники из министерства по делам леса коррумпированы, не ведают о роли леса в международной экономике, о финансовых ресурсах лесозаготовительных компаний и могут не подозревать о высокой стоимости обработанной древесины. При указанных обстоятельствах варварская добыча леса до тех пор будет считаться хорошим бизнесом, пока эти компании не начнут изгонять из стран – владельцев лесных угодий, пока правительства и местные землевладельцы не перестанут раздавать лицензии и пока не найдутся силы, способные противостоять хищнической вырубке леса.

В других странах, особенно в Западной Европе и Соединенных Штатах, варварская добыча леса стала просто невыгодной. В отличие от ситуации в большинстве тропических стран, западноевропейские и американские девственные леса уже вырублены или быстро исчезают. Крупные лесозаготовительные компании действуют на территориях, которыми владеют на правах собственника или долгосрочной аренды, что дает им стимул для размеренного бизнеса. Многие потребители хорошо осведомлены об экологических проблемах и готовы выяснять, произведена ли продукция, которую они приобретают, с нарушением экологических норм. Что касается государственного регулирования, оно весьма жесткое, а чиновников не так просто подкупить.

В результате некоторые лесозаготовительные компании, действующие в Западной Европе и Соединенных Штатах, все больше беспокоятся не только за свою способность конкурировать с компаниями третьего мира, предлагающими более низкие цены, но и за собственное выживание, или (используя терминологию горной и нефтедобывающей промышленности) за «общественное право на работу». Ряд лесозаготовительных компаний перешел на рациональный способ хозяйствования и пытается убедить в этом общественность, но они сталкиваются с отсутствием доверия к заявлениям от своего имени. Например, большая часть предлагаемых потребителю лесобумажных товаров снабжена этикетками с надписями экологического толка: «За каждое срубленное дерево посажено минимум два». Однако исследования показали, что из восьмидесяти подобных надписей семьдесят семь вообще не соответствуют действительности, а три соответствуют частично. Понятно, что общественность привыкла не придавать значения подобным заявлениям, сделанным такими компаниями.

К обеспокоенности лесозаготовительных компаний об общественном праве и доверии к себе прибавилась и обеспокоенность, связанная с неминуемым исчезновением лесов, составляющих основу их бизнеса. Более половины всех первозданных лесов в мире вырублено или повреждено в течение последних восьми тысяч лет. Но потребление нами лесной продукции увеличивается, и половина указанных лесных потерь приходится на минувшие пятьдесят лет – лес вырубался, например, для сельскохозяйственных нужд или для производства бумаги, потребление которой по сравнению с 1950 годом выросло в пять раз. Заготовка леса часто является лишь первым звеном в цепной реакции: лесозаготовители строят к лесу дороги, браконьеры используют эти дороги, чтобы охотиться, а фермеры – чтобы основывать поселения. Лишь 12 процентов мировых запасов леса расположены на охраняемых территориях. При худшем сценарии все оставшиеся и удобные для разработки леса вне охраняемых территорий будут уничтожены в течение ближайших десятилетий, а при лучшем сценарии мир сможет рационально удовлетворять свои потребности в древесине, пользуясь небольшой частью (20 или менее процентами) оставшихся лесов, но при умелом хозяйствовании.
Озабоченность по поводу будущего своей отрасли побудила в начале 1990-х годов некоторых представителей лесозаготовительной промышленности и хозяйственников начать переговоры с защитниками окружающей среды, общественными организациями и ассоциациями местных жителей. В 1993 году эти переговоры завершились созданием международной некоммерческой организации – Совета по охране лесов (СОЛ) со штаб-квартирой в Германии, учредителями которого стал ряд фирм, учреждений, правительственных и природоохранных организаций. Совет управляется выборным органом, состоящим из членов СОЛ, в том числе представителей лесозаготовительной отрасли, природоохранных и общественных организаций. Перед СОЛ были поставлены три задачи: выработать критерии рационального лесного хозяйствования, создать механизм сертификации лесов, удовлетворяющих этим критериям, а также другой механизм, отслеживающий движение продукции по сложной цепочке поставщиков из леса к потребителям, с тем чтобы потребители знали, что бумага, стул или стол с логотипом СОЛ, приобретенные ими в магазине, произведены с учетом рационального лесного хозяйствования.

Что касается первой задачи, были сформулированы десять выверенных критериев рационального лесного хозяйствования. Критерии включают в себя: заготовку леса с постоянной скоростью, равной скорости замены срубленных деревьев вновь выросшими; резервирование леса, имеющего особую ценность, например, старых лесов, не подлежащих превращению в однородные лесопосадки; долгосрочное сохранение биологической вариативности, рециркуляции питательных веществ, целостности почвы и других экосистемных функций леса; защиту водоразделов и сохранение достаточно широких прибрежных зон вдоль рек и озер; наличие долгосрочного плана хозяйствования; приемлемую утилизацию химических веществ и отходов; подчинение действующему законодательству; признание прав местного населения и рабочих, занятых в лесном хозяйстве.

Вторая задача заключалась в том, чтобы установить, соответствует ли способ хозяйствования в том или ином лесу данным критериям. СОЛ сам не сертифицирует леса. Совет проводит аккредитацию специальных организаций на выдачу лесных сертификатов и на право инспектирования леса, которое может занимать до двух недель. Во всем мире существует около десятка таких организаций, и все они имеют международную аккредитацию. Две из них, которые проводят наибольшее количество инспекций в Соединенных Штатах, называются «Смартвуд» и «Сайентифик сертификейшн систем», их штаб-квартиры расположены в Вермонте и Калифорнии соответственно. Владелец леса или хозяйствующий субъект связывается с такой организацией, делает заказ на инспекцию и платит за проверку, при этом гарантии на благоприятный исход им никто не дает. Ответ сертифицирующей организации после инспектирования часто оформляется в виде списка предварительных условий, которые должны быть выполнены прежде, чем будет выдан сертификат, или в виде предварительного одобрения, сопровождающегося списком условий, которые должны быть выполнены прежде, чем будет разрешено использование логотипа СОЛ.

Необходимо подчеркнуть, что инициатива получения сертификата на использование лесных угодий должна всегда исходить от хозяйствующего субъекта; сертифицирующие организации никогда не приходят без приглашения. Конечно, возникает вопрос, почему владелец леса или хозяйственник должны оплачивать инспектирование. Ответ состоит в том, что все большее количество владельцев и хозяйственников начинают понимать свою финансовую выгоду – ведь затраты на сертификацию будут восполнены через открывшийся доступ к новым рынкам и потребителям за счет престижа и доверия, подтвержденных независимой сертифицирующей организацией. Смысл сертификации СОЛ состоит в том, чтобы потребители могли ей верить. Сертификация – не безосновательное хвастовство компании, а результат проверок, проведенных согласно принятым международным стандартам квалифицированными и опытными аудиторами, которые не боятся сказать «нет» или выставить необходимые требования.

Последний шаг состоял в том, чтобы документально зафиксировать то, что называется «опекунской цепочкой», т.е. предоставить сопроводительную документацию, согласно которой деревья, срубленные в Орегоне, превращаются в доски, продающиеся в магазинах Майами. Даже если сами лесные угодья сертифицированы, их владельцы могут продать древесину лесопилке, которая распиливает и сертифицированный лесоматериал, а лесопилка может продать доски производителю, который покупает и несертифицированный спиленный лес, и т.д. Сеть внутренних связей между производителями, поставщиками, фабрикантами, оптовиками и магазинами розничной торговли настолько сложна, что даже сами компании не всегда знают, откуда пришел лес или куда он направляется, хотя непосредственные поставщики и потребители им известны. Чтобы конечный потребитель в Майами был уверен, что покупаемые им доски действительно сделаны из дерева, спиленного в сертифицированном лесу, непосредственные поставщики должны хранить сертифицированный и несертифицированный материалы отдельно друг от друга, а аудиторские проверки должны это подтверждать. «Сертификация опекунской цепочки» есть отслеживание сертифицированных материалов вдоль всей цепочки поставок. В итоге лишь около 17 процентов продукции из сертифицированных лесов получают право нести на себе логотип СОЛ в магазине розничной торговли. Остальные 83 процента смешиваются в процессе прохождения по цепочке с несертифицированной продукцией. Сертификация опекунской цепочки похожа на головную боль и действительно таковой является. Но это важная головная боль, поскольку иначе потребитель не может быть уверен в происхождении досок, продающихся в магазинах Майами.

Действительно ли общественность заботится об окружающей среде настолько, что предпочтет покупать сертифицированные СОЛ лесоматериалы? Из опросов следует, что 80 процентов потребителей, если бы у них был выбор, предпочли бы покупать продукцию из экологически чистых районов. Но не пустые ли это слова и действительно ли люди обращают внимание на логотип СОЛ, когда посещают магазины? И захотят ли они платить чуть больше за продукцию с логотипом СОЛ?

Эти вопросы очень важны для компаний, рассматривающих возможность сертификации. Ответы на них искали на практике, поставив эксперимент в двух магазинах «Хоум депо» штата Орегон. В каждом из магазинов рядом друг с другом расположили два лотка с одинаковыми кусками фанеры, но на фанере в одном лотке был логотип СОЛ, а в другом – нет. Эксперимент проводили дважды – в первом оба куска фанеры стоили одинаково, во втором кусок фанеры с логотипом СОЛ стоил на 2 процента больше, чем фанера без логотипа. Когда цена была одинакова, фанера с логотипом покупалась в два раза чаще, чем фанера без логотипа. (В одном магазине, расположенном в «либеральном» экологически подкованном университетском городке, фанера с логотипом покупалась в шесть раз чаще, но даже в магазине более «консервативного» городка фанера с логотипом покупалась на девятнадцать процентов чаще, чем фанера без логотипа.) Когда фанера с логотипом стоила на 2 процента больше, чем фанера без логотипа, конечно, большинство покупателей предпочло более дешевую продукцию, но тем не менее довольно большое число покупателей (37 процентов) все-таки купили продукцию с логотипом. Таким образом, значительная часть общества разделяет экологические ценности и готова за них платить.

С появлением сертификации СОЛ возникли опасения, что сертифицированная продукция подорожает либо из-за расходов на аудиторские проверки, либо из-за внедрения новых технологий хозяйствования, необходимых для получения сертификата. Последующий опыт показал, что сертификация обычно не увеличивает стоимость продукции. Случаи, когда рыночная цена сертифицированной продукции становится выше цены несертифицированной, объясняются соотношением спроса и предложения, а не начальной стоимостью: продавцы, торгующие сертифицированной продукцией, имеющейся лишь в ограниченном количестве и потому обладающей высоким спросом, сообразили, что можно поднять на нее цены.

Список компаний, участвовавших в создании СОЛ, вошедших в совет директоров или посвятивших себя достижению провозглашенных СОЛ целей, включает в себя ряд крупнейших мировых производителей и продавцов лесоматериалов. Из компаний, расположенных на территории Соединенных Штатов, назовем «Хоум депо» – крупнейшего в мире продавца пиломатериалов, «Леве» – второго по величине после «Хоум депо» продавца отделочных материалов в США, «Коламбия форест продактс» – одного из крупнейших производителей пиломатериалов в США, «Кинкос» (ныне объединившегося с «Федэкс») – крупнейшего в мире продавца услуг в сфере бизнеса и копирования документов, «Коллинс пайн энд кейн харвудс» – одного из крупнейших производителей древесины в США, «Гибсон гитарс» – одного из мировых лидеров в производстве гитар, «Севен айлендс лэнд», владеющую миллионом акров леса в штате Мэн, а также «Андерсен» – крупнейшего в мире производителя дверей и окон. Из компаний, расположенных за пределами Соединенных Штатов, назовем «Тембек» и «Домтар» – двух крупнейших хозяйствующих субъектов лесной промышленности Канады, «Би энд Кью» – крупнейшего в Великобритании производителя материалов для потребительского сектора «сделай сам» – аналога американской «Хоум депо»; «Сэйнсберис» – вторую по величине сеть супермаркетов в Великобритании, шведскую «Икея» – крупнейшего продавца сборной мебели, а также СКА и «Свеског» (бывшую «Аси домэйн») – две крупнейшие шведские лесозаготовительные компании. Все эти и другие фирмы поддержали СОЛ потому, что увидели свои экономические выгоды, но каждая пришла к такому видению своим путем. С одной стороны, некоторые из этих фирм были мишенями развернутых против них кампаний со стороны природоохранных организаций, недовольных существующими способами хозяйствования, например торговлей старым лесом, как, скажем, «Хоум депо», которую критиковало Общество защиты тропических лесов. С другой стороны, эти фирмы увидели новые возможности увеличить собственные продажи – при том, что покупатель стал более разборчив. В защиту «Хоум депо» и других компаний, не от хорошей жизни изменивших свое отношение к СОЛ, стоит сказать, что двигаться им пришлось очень осторожно, проводя изменения в цепочке своих поставщиков, которая складывалась в течение многих лет. Но затем они стали учиться быстрее, и теперь уже сама «Хоум депо» предлагает своим поставщикам в Чили и Южной Африке перейти на стандарты СОЛ.

Рассказывая о горнодобывающей промышленности, я говорил о том, что наиболее сильное давление на компании этой отрасли с целью изменить практикующиеся способы хозяйствования исходит не от отдельных потребителей, пикетирующих шахты, а от крупных компаний, покупающих металл (таких как «Дюпон» и «Тиффани») и продающих его конечным потребителям. Сходные явления происходит в лесозаготовительной промышленности. Основная часть потребления леса приходится на жилищное строительство, однако большинство домовладельцев не знают и не выбирают компании, которые производят материалы, идущие на возведение или ремонт их домов. Непосредственными клиентами лесозаготовительных компаний являются крупные производители пиломатериалов, такие как «Хоум депо» и «Икея», крупные промышленные центры, как Нью-Йорк, или университеты. Успешно участвуя в кампании против апартеида в ЮАР, подобные фирмы продемонстрировали способность обращать на себя внимание даже таких могущественных, богатых, решительных, хорошо оснащенных и весьма жестких учреждений, как правительство Южной Африки эры апартеида. Многие компании из цепочки поставок лесоматериалов увеличивают свое влияние путем самоорганизации в так называемые «группы покупателей», ставящие целью за конкретный период увеличить продажи сертифицированной продукции, особенно продукции с логотипом СОЛ. Сегодня во всем мире насчитывается около десятка таких групп, крупнейшие из которых находятся в Великобритании и включают в себя крупных продавцов розничной продукции. Кроме того, «группы покупателей» интенсивно образуются в Нидерландах, других странах Западной Европы, а также в США, Бразилии и Японии.

Кроме «групп покупателей», другой мощной движущей силой распространения продукции с логотипом СОЛ в США является «зеленый строительный стандарт», известный как ЛЭЭЭ (Лидерство в экономии энергии и экологии). Данный стандарт классифицирует природоохранное проектирование и использование материалов в строительной промышленности. С одной стороны, компании, следующие высоким нормам ЛЭЭЭ, получают налоговые льготы, а с другой – многие американские государственные строительные проекты требуют от компаний-участниц следовать ЛЭЭЭ. Таким образом, появился значительный стимул для строителей, подрядчиков и архитектурных фирм, непосредственно не контактирующих с общественностью и не очень заметных для потребителей, но которые, тем не менее, склоняются к тому, чтобы покупать продукцию с логотипом СОЛ, поскольку таким образом они выигрывают от налоговых льгот и получают доступ к участию в проектах. Следует пояснить, что и ЛЭЭЭ, и «группами покупателей» движет экологическая забота о конечных потребителях, а также желание компаний видеть свою торговую марку ассоциирующейся у потребителей с уважением к окружающей среде. По сути, нормы ЛЭЭЭ и «группы покупателей» обеспечивают механизм, с помощью которого конечные потребители могут влиять на поведение компаний, в противном случае не несших бы непосредственной ответственности перед потребителями.

Кампания сертификации лесов получила широкое распространение в мире с 1993 года, после образования СОЛ. В настоящее время сертифицированные леса и «опекунские цепочки» существуют в шестидесяти четырех странах. Сегодня общая площадь сертифицированных лесов составляет 156 000 квадратных миль, 33 000 из которых расположены в Северной Америке. Девять стран-лидеров владеют, по крайней мере, 4000 квадратных миль сертифицированных лесов каждая. Этот список возглавляет Швеция с 38 000 квадратных миль (более половины общей площади лесов в этой стране), за которой идут в порядке убывания Польша, США, Канада, Хорватия, Латвия, Бразилия, Великобритания и Россия. Больше всего материалов, сертифицированных СОЛ, продается в Великобритании (около 20 процентов) и Нидерландах. Шестнадцать стран владеют отдельными сертифицированными лесными массивами, превышающими 400 квадратных миль, из которых крупнейшим в Северной Америке является лес Гордон-Госенс в провинции Онтарио площадью 7800 квадратных миль, находящийся в управлении у канадского лесобумажного гиганта «Тембек». В скором времени «Тембек» собирается сертифицировать все 50 000 квадратных миль канадских лесов, находящихся у него в управлении. Сертифицированные леса включают в себя как общественные, так и частные территории. Например, крупнейшим владельцем сертифицированных лесов (около 3000 квадратных миль) в США является штат Пенсильвания.

Эффективность СОЛ удостоилась невольного признания оппозиционных лесозаготовительных компаний: они основали собственные сертифицирующие организации с более низкими стандартами. Среди них можно назвать американскую организацию «Достойные леса», основанную Ассоциацией лесозаготовителей и производителей бумаги, канадскую Ассоциацию стандартов, а также Европейский лесной совет. Результат (возможно, в этом и заключалась цель): общественность сбита с толку альтернативными заявлениями. Например, организация «Достойные леса» сразу ввела в действие шесть различных логотипов, отвечающих шести различным стандартам. Все эти «финты» отличаются от предложений СОЛ тем, что не требуют сертификации, которую должна проводить третья, независимая сторона, а разрешают компаниям сертифицировать себя самим (я не шучу). Они не заставляют компании оценивать себя по единым стандартам и поддающимся количественному измерению результатам (например, по ширине прибрежных зеленых зон вдоль рек и озер), а, наоборот, предлагают оценку с точки зрения не поддающихся измерению процессов (как то: «мы проводим политику», «наши менеджеры участвуют в обсуждениях» и т.д.). У них отсутствует «опекунская цепочка», поэтому любой материал, который получает та или иная лесопилка – сертифицированный или несертифицированный, – становится сертифицированным. Европейский лесной совет практикует автоматическую региональную сертификацию, в рамках которой целая страна (Австрия) быстро прошла сертификацию. Остается лишь догадываться, будет ли эта индустрия самостоятельной сертификации опрокинута СОЛ и потеряет доверие в глазах потребителей или же, стремясь приобрести это доверие, перейдет на стандарты СОЛ.
Последняя отрасль, которую я хочу обсудить, – добыча и производство морепродуктов (морской рыбный промысел). Эта отрасль сталкивается с теми же проблемами, что и нефтедобывающая, горная и лесная промышленности: рост численности населения в мире и возрастающий спрос на убывающие ресурсы. В то время, когда в развитых странах и без того высокое потребление морепродуктов все увеличивается, в других странах оно еще выше и увеличивается еще быстрее: например, в Китае за последние десять лет оно увеличилось в два раза. Сейчас на долю рыбы приходится 40 процентов белка (как растительного, так и животного происхождения), потребляемого в странах третьего мира, она является основным источником животного белка для более чем миллиарда жителей азиатских стран. Из-за растущего спроса на рыбу население Земли меняет место жительства с внутренних районов своих стран на прибрежные районы. К 2010 году три четверти населения Земли будут жить в пределах 50 миль от морского побережья. Уже сегодня море предоставляет рабочие места и заработок двумстам миллионам людей по всему миру, а рыболовство является основой экономик таких стран, как Исландия, Чили и других.

Эксплуатация любого возобновляемого биологического ресурса трудна, а управление морским рыбным промыслом сопряжено с еще большими трудностями. Даже рыбный промысел в водах, контролируемых одним государством, создает трудности, а рыбный промысел в водах, контролируемых несколькими государствами, их усугубляет и имеет тенденцию к развалу, поскольку ни одно государство не может в одиночку диктовать свою волю. Рыбный промысел в открытом океане за пределами двухсотмильной прибрежной зоны вообще неподконтролен государствам. Исследования показывают, что при правильном хозяйствовании мировой рыбный промысел может поддерживаться на уровне более высоком, чем существующий. Тем не менее грустно признавать, что большинство мировых коммерчески важных морских рыбных промыслов уже развалилось до степени коммерческого вымирания, израсходовало свой ресурс, выловило свой лимит или даже превысило его, медленно восстанавливаются после превышения лимита вылова в прошлом или же срочно нуждаются в антикризисном управлении. Среди наиболее важных промыслов, уже потерпевших крах, назовем следующие: промысел атлантического палтуса, тунца, меч-рыбы, североморской сельди, трески, аргентинского хека и австралийской трески. В районах Атлантического и Тихого океанов, где был превышен лимит вылова, максимальный улов пришелся на 1998 год. С тех пор он падает. Основными причинами перечисленных неудач являются: трагедия ресурсов общего пользования, обсуждавшаяся в предыдущей главе, когда потребителям, пользующимся совместными возобновляемыми ресурсами, трудно достигнуть согласия, достижение которого в их же собственных интересах; повсеместное отсутствие эффективного управления и регулирования; а также так называемые неправильные субсидии, т.е. экономически бессмысленные субсидии, выделяемые многими правительствами по политическим причинам ради поддержки рыболовных флотилий, которые слишком велики по сравнению с объемом вылавливаемой им рыбы, что почти неизбежно ведет к превышению лимитов вылова и низкой доходности, при каковой выжить без дотаций невозможно.

Превышение лимита вылова угрожает не только перспективам потребления нами морепродуктов, но и выживанию того или иного вида рыбы, а также других вылавливаемых морских животных. Большая часть морепродуктов вылавливается сетями; кроме того, применяются и другие методы, из-за чего попадаются и непромысловые морские животные. Доля таких животных в общем улове колеблется от одной четверти до двух третей. В большинстве случаев побочный улов гибнет, и его выбрасывают за борт. А ведь выкидываются редкие виды рыб, молодняк промысловой рыбы, тюлени, дельфины, киты, акулы и морские черепахи. И все же их гибель не является неизбежной. Например, недавняя модернизация рыболовных орудий и изменение способов ловли вдвое сократили смертность дельфинов в восточной части Тихого океана при ловле тунца. Однако все еще наносится существенный урон морским обитателям, особенно обитателям морского дна, при тралении, а также коралловым рифам при ловле рыбы с помощью взрывчатых и отравляющих веществ. Наконец, превышение лимитов вылова вредит самим рыболовам: уничтожается основа их средств к существованию, исчезают рабочие места.

Перечисленные проблемы беспокоят не только экономистов и экологов, но и производителей морепродуктов. Среди последних – менеджеры «Юнилевер», одного из крупнейших закупщиков замороженной рыбы, чья продукция известна покупателям под марками «Гортон» в Соединенных Штатах (впоследствии проданной компанией), «Бердсай уолл» и «Айгло» в Великобритании, а также «Финдус» и «Фрудса» в континентальной Европе. Руководство компаний обеспокоено тем, что мировые запасы рыбы – товара, который они покупают и продают, – быстро сокращаются. (Аналогичным образом менеджеры лесозаготовительных компаний, учредившие СОЛ, обеспокоились исчезновением лесов.) Поэтому в 1997 году, четыре года спустя после учреждения СОЛ, «Юнилевер» совместно с Всемирным фондом дикой природы учредили похожую организацию под названием Совет по охране морей (СОМ). Ее цель – предложить потребителям логотипы, свидетельствующие об экологической чистоте соответствующих товаров, а также поощрять рыболовов решать собственные «трагедии ресурсов общего пользования» с помощью стимулирования рыночной привлекательности продукции, а не посредством бойкотов. К «Юнилевер» и фонду охраны дикой природы ныне присоединяются другие компании, организации и международные агентства, желающие укрепления СОМ.

В Великобритании компании, аналогичные «Юнилевер», поддерживающие СОМ или покупающие сертифицированные морепродукты, включают в себя «Янгз блюкрест сифуд» – крупнейшую британскую компанию-производителя морепродуктов, «Сэйнсберис» – крупнейшего британского поставщика свежих продуктов, сети супермаркетов «Маркс и Спенсер» и «Сэйфуэй», а также «Бойд лайн» – владельца флотилии рыболовных траулеров. В США сторонники СОМ включают в себя «Хоул вудс» – крупнейшего в мире розничного торговца продуктами питания, а также супермаркеты «Шоус» и «Трейдер Джоз». Среди других сторонников СОМ можно назвать «Мигрос» – крупнейшего розничного торговца продуктами питания в Швейцарии, а также «Кэйлис энд франс фуд» – крупного владельца рыболовецких судов, заводов, рынков и экспорта в Австралии.

Критерии, которые СОМ применил к рыболовным промыслам, вырабатывались совместно с рыбаками, менеджерами промыслов, переработчиками морепродуктов, продавцами, учеными и природоохранными организациями. Главными критериями стали поддержка промыслами рыбных ресурсов в течение неограниченного периода времени, обеспечение постоянного улова, сохранение целостности экосистемы, минимизация вредного воздействия на обитателей моря и непромысловые виды животных и рыб, наличие правил и процедур, обеспечивающих рациональное рыбное хозяйствование и сводящих к минимуму вредное воздействие на природу, а также уважение действующих законов.

Производители морепродуктов не устают заявлять, часто вводя потребителей в заблуждение, что их методы хозяйствования щадят окружающую среду. Поэтому суть деятельности СОМ и СОЛ – независимая сертификация. Как и СОЛ, СОМ не проводит аудиты самостоятельно, а аккредитует сертифицирующие организации. Обращение с просьбой о сертификации добровольно: компании самостоятельно принимают соответствующее решение, если считают, что выгода от сертификации покроет связанные с нею затраты. Небольшие рыбные хозяйства, желающих пройти проверку, могут воспользоваться услугами фонда Дэвида и Люсиль Паккард, который способствует покрытию указанных затрат через фонд «Састейнбл фишери». Процесс начинается с конфиденциальной предварительной проверки обратившейся компании сертифицирующим органом. Затем (если компания все еще хочет пройти аудит) начинается полная проверка, обычно занимающая один или два года (вплоть до трех лет, если проверяются крупные рыбные хозяйства). Если проверка прошла успешно и решены все текущие вопросы, компания получает сертификат на пять лет, однако подлежит ежегодной проверке без предварительного уведомления. Результаты этих ежегодных проверок публикуются на интернет-сайте и могут быть тщательно изучены заинтересованными сторонами. Опыт показывает, что большинство компаний, получив сертификат СОМ, стремится его сохранить и готово удовлетворять всем требованиям, необходимым для прохождения ежегодного аудита. Как и СОЛ, СОМ организует аудиты «опекунской цепочки», призванные отслеживать путь рыбы, пойманной сертифицированным рыбным хозяйством, от рыболовного судна до портового дока, где рыба сгружается, далее до оптовых рынков, рыбообрабатывающих комбинатов (морозильных и консервных), оптовых дилеров, дистрибьюторов и, наконец, рынка розничной продукции. Лишь продукция сертифицированных рыбных хозяйств, путь которой отслеживается вдоль всей цепочки поставок, может быть снабжена логотипом СОМ при реализации через магазинную или ресторанную сеть.

Сертификации подлежат рыбные хозяйства, рыбные запасы, методы ловли рыбы и рыбного хозяйствования, а также орудия лова. Организации, желающие получить сертификацию, включают в себя коллективы рыбаков, министерства, действующие от имени государственных или местных рыбных хозяйств, рыбные обрабатывающие комбинаты и дистрибуторов. Заявки на сертификацию принимаются от рыбных хозяйств, добывающих не только рыбу, но также моллюсков и ракообразных. На сегодняшний день из семи сертифицированных рыбных хозяйств крупнейшим является лососевое рыбное хозяйство, расположенное в американском штате Аляска. Его представляет местное министерство рыбы и дичи. Следующими по величине хозяйствами являются специализирующееся на лобстерах австралийское рыбное хозяйство, рыночная стоимость которого составляет 20 процентов стоимости всех австралийских рыбных хозяйств, и новозеландское рыбное хозяйство, поставляющее местную продукцию на экспорт. Следующая четверка сертифицированных хозяйств находится в Великобритании: одно специализируется на ловле сельди, другое – на скумбрии, «Берри Инлет» добывает моллюсков, а заканчивает список хозяйство «Лох Торридон нефропс». Еще несколько рыбных хозяйств ждут аккредитации: промысел сайды на Аляске (крупнейший в США и приносящий половину общего улова), промысел палтуса на западном побережье Соединенных Штатов, промысел дандженесского краба и пятнистых креветок, промысел полосатого окуня на восточном побережье Соединенных Штатов, а также промысел лобстеров в Калифорнии. Существуют планы сертификации процессов, начиная с несанкционированной ловли и заканчивая культивирование водных организмов (что создает свои проблемы, о которых речь в следующей главе), в отношении креветок и десяти других видов морских животных, включая, возможно, лососевых. Самые сложные проблемы сертификации, с которыми в будущем столкнутся крупнейшие мировые рыбные хозяйства, будут связаны, как представляется, с несанкционированной ловлей креветок (их, как правило, добывают тралением, что приводит к сорному улову), а также с хозяйствами, выходящими за юрисдикцию отдельного государства.

Практика показывает, что сертификация рыбных хозяйств проходит труднее и медленнее, чем сертификация лесов. Тем не менее я приятно удивлен успехами сертификации рыбных хозяйств, достигнутыми за последние пять лет: я ожидал, что процесс затянется на более долгий срок, а трудностей будет больше, чем оказалось на самом деле.
Отношение крупного бизнеса к окружающей среде формируется согласно главному принципу, который попирает чувство справедливости многих из нас. Бизнес действительно может увеличить свою доходность, по крайней мере, в краткосрочный период, экономя на природоохранных мерах и охране труда. Таково сегодняшнее положение дел в рыбных хозяйствах, ведущих неограниченную ловлю рыбы, и в транснациональных лесозаготовительных компаниях, практикующих краткосрочную аренду тропических лесов в странах с коррупционным правительством и недалекими землевладельцами. Аналогичное положение дел сохранялось в нефтедобывающей отрасли до 1969 года, когда произошел катастрофический разлив нефти в заливе Санта-Барбара, а также в горной отрасли штата Монтана до недавнего времени, когда было принято новое природоохранное законодательство. Когда государственное регулирование эффективно, а общественность волнуют проблемы охраны окружающей среды, экологически «чистый» крупный бизнес может оказаться выгоднее «грязного». Впрочем, обратное тоже верно, если государственное регулирование неэффективно, а обществу нет никакого дела до экологии.

Нам легко обвинять бизнес в наживе за счет остальной части общества. Но обвинение само по себе едва ли продуктивно. Нельзя забывать, что коммерческие организации не благотворительные общества, а компании, нацеленные на извлечение прибыли, и что предприятия, размещающие свои акции на бирже, несут перед пайщиками обязательство сделать эти бумаги максимально доходными при условии, что средства достижения поставленных целей законны. Современное законодательство возлагает на директоров компаний ответственность за так называемое «злоупотребление доверием», если только они проводят сознательную политику сокращения прибыли своих предприятий. В 1919 году автомобильный промышленник Генри Форд был привлечен к суду акционерами за то, что повысил ежедневную плату рабочим до пяти долларов. Суд согласился, что, несмотря на заслуживающую похвалы трогательную заботу Форда о рабочих, его предприятие все же существует для того, чтобы приносить прибыль акционерам.

Обвиняя бизнес, мы забываем, что именно общество несет ответственность за создание таких условий, при которых бизнес наживается за счет остальных людей: за нетребовательность к горнодобывающим компаниям в отношении очистных мероприятий, за покупку пиломатериалов, производимых методами нерационального хозяйствования, и т.д. В долгосрочной перспективе именно общество, непосредственно или через своих представителей в политике, способно сделать деструктивное отношение к окружающей среде невыгодным и незаконным, а рациональную экологическую политику превратить в выгодную. При этом общественность может прибегать к различным способам: к привлечению бизнеса к суду за нанесение вреда, как было после катастроф «Эксон Вальдес», «Альфа Пайпер» и завода в Бхопале; к покупке продукции, произведенной только рациональными методами (что привлекло внимание компаний «Хоум депо» и «Юнилевер»); к развитию у работников чувства ответственности за репутацию своей компании; к заключению государством контрактов лишь с компаниями, имеющими позитивную репутацию (что и произошло между компанией «Шеврон» и норвежским правительством); к принятию государством законов и правил, требующих экологически чистых методов хозяйствования (например, в 1970-х и 1980-х годах правительство Соединенных Штатов выпустило новые положения, регулирующие деятельность угледобывающей промышленности). В свою очередь, крупный бизнес может оказать сильное давление на поставщиков, игнорирующих увещевания общественности или государства. Например, когда общественность Соединенных Штатов озаботилось распространением коровьего бешенства, а управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США обнародовало правила, согласно которым предприятия мясоперерабатывающей промышленности должны воздержаться от действий, сопряженных с риском распространения болезни, предприятия мясоконсервной промышленности в течение целых пяти лет игнорировали эти правила и утверждали, будто следование им обойдется слишком дорого. Однако когда корпорация «Макдональдс», столкнувшись со снижением покупательского спроса на свои гамбургеры, предъявила те же требования, мясоперерабатывающая промышленность согласилась с ними в течение нескольких недель, «потому что у нас крупнейшая в мире потребительская корзина», как объяснил представитель «Макдональдс». Задача общественности – определить, какие звенья в цепочке поставок чувствительны к общественному воздействию: скорее, например, «Макдональдс», «Хоум депо» или «Тиффани», нежели консервные заводы, лесозаготовительные компании или золотые прииски.

Некоторые читатели, возможно, будут разочарованы или даже возмущены тем, что я возложил ответственность за деструктивную деятельность бизнеса на общество. Я даже навязал обществу дополнительные затраты, связанные с рациональным с экологической точки зрения хозяйствованием, затраты, кои, по моему мнению, является нормальной платой за занятие бизнесом. Мои взгляды могут показаться чуждыми моральной установке о том, что бизнес должен придерживаться добродетельных принципов, вне зависимости от того, насколько ему это выгодно. Но я убежден, что на протяжении истории человечества во всех политически сложных общественных формациях, в водовороте людей разной семейной или клановой принадлежности государственное регулирование возникало вследствие необходимости усиления моральных принципов. Индоктринация моральных принципов – необходимый первый, хотя далеко не последний шаг к возобладанию правильных действий.

По моему мнению, вывод о том, что общество несет ответственность за поведение крупного бизнеса, вселяет скорее надежду, чем разочарование. Я не морализирую по поводу того, кто прав и кто виноват, достоин восхищения или презрения, кто хороший, а кто плохой. Мой вывод является скорее предсказанием, основанным на том, чему я был свидетелем в прошлом. Бизнес меняется, когда общество требует изменений; общество поощряет бизнес за действия, которых от него ждут, и осложняет бизнесу жизнь за то, что от него не ожидают. Я предполагаю, что в будущем, как и в прошлом, изменение общественного отношения к бизнесу станет важнейшим фактором, влияющим на изменение отношения бизнеса к защите окружающей среды.