§ 3. ОТ АКРОСТИХА К АКРОКОНСТРУКЦИИ

Акроконструкция – наличие в стихотворном произведении как сочетания, так и единичного употребления акростиха, мезостиха, телестиха, диагонального акростиха (лабиринта).

Акростих обычно понимается как «стихотворение, начальные буквы которого составляют имя, слово или (реже) фразу».¹⁶⁰ В мировой поэзии такая форма известна издавна. «Считается, что акростих является изобретением Эпихарма, греческого филолога и драматурга, жившего в Сиракузах в V в. до н. э. Фактически акростих был для него методом установления копирайта на своих работах: в его тексты было "вшито" имя автора».¹⁶¹

В древности акростихи воспринимались как дополнительные смыслообразующие элементы каких-либо сакральных понятий. Например, рыба «в древнехристианском искусстве, особенно в катакомбной живописи, служит символическим изображением Иисуса Христа, так как греческий перевод этого слова (ιχφύς) является акростихом фразы: Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель:

Ι.

Χρ.,

Υιός,

Акростихи «не просто украшение: отмечая собой начало каждого стиха, они тем самым подчёркивают стихоразделы, членение текста на стиховые отрезки, т. е. главное отличие стиха от прозы. Не случайно, когда в XVII в. начиналась русская поэзия и ещё не были выработаны ни силлабо-тонические, ни даже силлабические размеры, а единственной приметой стиха была рифма, то в дополнение к этой отметке конца строк стихотворцы очень часто отмечали и начало строк – пользовались акростихами, порой растягивавшимися на длиннейшие фразы».¹⁶³ Эти фразы обычно заключали в себе имена тех, кому посвящено и кем написано произведение, например, «Милостивии приятелю», «Князю Алексею Никитичю», «Герман монах моляся писах» и так далее, и тому подобное.¹⁶⁴

XVII век продолжил традицию предыдущего века; в XIX акростихи стали широко использоваться в альбомах (впрочем, эта традиция почти неизменной сохранилась до наших дней и, вероятно, никогда не прекратится). Но отношение к таким формам было несерьёзное и могло выражаться, вероятно, следующими словами: «Сложить акростих может любой человек, преуспевший в версификации».¹⁶⁵

В начале ХХ века интерес к акростихам возобновился. Поэты для демонстрации своей не всегда филигранной техники усложняли написание акростихов дополнительным ограничением – сонетом.¹⁶⁶ Происходило своеобразное наложение двух строгих форм: акростиха и сонета. Авторам, таким образом, приходилось мастерски точно рифмовать по обоим краям строк стихотворения. Вероятно, из-за дополнительно возникших сложностей, произошло некоторое обновление акростиха. Парадоксально, но чем сложнее форма, тем более интересны отходы от строгого соответствия ей.

ИЗ УЧАСТКОВЫХ МОНОЛОГОВ

Сонет

ПЕро нашло мозоль… К покою нет возврата:

ТРУдись, как А-малю, ломая А-кростих,

ПО ТЁМным вышкам… Вон! По темпу пиччикато…

КИдаю мутный взор, как припертый жених…
НУ что же, что в окно? Свобода краше злата.

НАчало есть… Ура! Курнуть бы… Чирк – и пых!

«ПАрнас. Шато»? Зайдём! Пст… кельнер! Отбивных

МЯсистей, и флакон! ...Вальдшлесхен? В честь соб-брата!

К НИзинам невзначай отсюда разлетись

ГАзелью лёгкою… И где ты, прах поэта!!.
Эге… Уж в ялике… Крестовский? О це бис…

ТАбань, табань, не спи!

О «Поплавке» сонета

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

1909¹⁶⁷

Строго говоря, это произведение Иннокентия Анненского нельзя назвать акростихом, так как нет единого принципа его разгадывания, если не считать чтения по первым слогам, однако тогда 3-я и 9-я строки не соответствуют такому подходу (было бы «ПО тёмным вышкам…» и «ТЬФУ… Вот не ожидал, как я …» и фраза была бы «Петру Покину на память, фу! книга эта»). Таким образом, текст настойчиво требует выделенного написания ключевого слова, рассчитан не на загадку, а на внешнее ошеломление читателя, в первую очередь П. Потёмкина. Однако от читателя всё же ожидается некоторое сотворчество, поскольку ключевая фраза является здесь ещё и последней строкой сонета, которую можно написать, предварительно прочитав акростих. Любопытно, что И. Анненский таким хитрым расположением ввёл в акростих букву «ё» и мягкий знак, крайне редко встречающиеся в подобных текстах.

Кроме формальных отступлений, отмечу в данном произведении нехарактерный набор выражений для сонета, который почти всегда был «изящной формой для передачи наиболее величественных движений души»,¹⁶⁸ тогда как здесь речь идёт о полицейском участке, «где, по ситуации, произносит свой монолог, сочиняя сонет-акростих, захмелевший поэт».¹⁶⁹

Суммируя вышесказанное, на примере «Из участковых монологов» И. Анненского можно видеть новый виток развития акростиха благодаря сонету, который «представляет превосходную модель гармонического слияния традиций и новаторства, идеала и его реального воплощения».¹⁷⁰

Особый интерес представляют произведения Бенедикта Лившица, перу которого принадлежат четыре сонета-акростиха, причём это жанровое определение дано подзаголовком во всех четырёх стихотворениях.¹⁷¹ Отметим два из них.

МАТЕРИ

Сонет-акростих

Так строги вы к моей весёлой славе,

Единственная! Разве Велиар,

Отвергший всех на Босховом конклаве,

Фуметой всуе увенчал мой дар?
Иль это страх, что новый Клавдий-Флавий,

Любитель Велиаровых тиар,

Иезавелью обречётся лаве –

Испытаннейшей из загробных кар?

Играть в слова, их вероломный друг,

Всегда готовый к вам вернуться, мама,

Шагнуть назад, в недавний детский круг,

И вновь изведать чистого бальзама –

Целебной ласки ваших тихих рук.

1913¹⁷²

Опуская комментарии,¹⁷³ отмечу, что это произведение отличается от других трёх написанием в заглавии не имени-фамилии адресата, а более тёплым словом – матери. Этим произведением Лившиц ввёл в акростих редкие буквы «ф», «ш» и «ц», но, пожалуй, самой запоминающейся его заслугой является эффектное введение мягкого знака:

НИКОЛАЮ КУЛЬБИНУ

Сонет-акростих

Наперсник трав, сутулый лесопыт

Искусно лжёт, ища себе опоры:

Коричневый топаз его копыт

Оправлен кем-то в лекарские шпоры.
Лужайка фавнов; скорбно предстоит

Ареопагу равных скоровзорый:

«Южнее пса до времени сокрыт

Канун звезды, с которой вёл я споры».

Ль поверят фавны правде календарной…

Бессмертие – удел неблагодарный,
И тяжела оранжевая даль,

Но он, кусая стебель в позолоте,

Уже вздыхает о солнцевороте.

1914¹⁷⁴

Резким переносом, вряд ли заметным на слух, Лившиц усиливает зрительное восприятие читателя. Интересно сделать некоторые наблюдения над мягким знаком в акростихе.

1). До Бенедикта Лившица как минимум три автора пробовали ввести мягкий знак в акростих: Иннокентий Анненский («Из участковых монологов», 1909), Валерий Брюсов («Путь к высотам») и Георгий Иванов («Сонет-акростих», 1912). Анненский (см. выше) решил эту задачу с помощью слова «ТЬфу» и выделения шрифтом (требовалось для ключевого слова Петру Потёмкину на память книга эта). Брюсов использовал слово «льёт» (Поэту Гальперину):

ПУТЬ К ВЫСОТАМ

Сонет-акростих

Путь к высотам, где музы пляшут хором,

Открыт не всем: он скрыт во тьме лесов.

Эллада в свой последний день с укором

Тайник сокрыла от других веков.

Глядеть во тьму; расслышь чуть слышный зов!

Алмазы звёзд горят над тёмным бором,

Льёт ключ бессонный струи жемчугов.

Единую бессмертную взыскуя,

Рабом склоняйся пред своей мечтой,

И, вдруг сожжён незримым поцелуем,

Нежданной радостью, без слов, волнуем,

Увидишь ты дорогу пред собой.

1912¹⁷⁵

А Иванов решил вставить мягкий знак опосредованно, при помощи смягчения согласной: «любовь», «любовнее» (Грааль Арельскому).

СОНЕТ-АКРОСТИХ
Грааль Арельскому в ответ на его послание

Гостиная. Кудрявый купидон

Румянится, как розовая астра.

Азалии горят закатом страстно,

А я мечтой творю весенний сон.
Любовь томит. Я сладко опалён

Юноною, но не из алебастра.

Ах, что мне смерть и грозы Зороастра —

Рука моя сильнее всех времён.

Любовнее, чем Ваш, Грааль Арельский,

Сонет сверкал истомно-кружевной!
Кладу его я в ящичек карельский...

О милый дар, благоухай всегда

Мучительней и слаще, чем звезда!

(1912)¹⁷⁶

Приходится признать, что Г. Иванов не совсем справился с поставленной задачей: подгон слова «Граалю» вместо «Грааль», акростих «заворачивает» на последней строке – следует читать «МУчительней».

2). Мягкий знак проще вводить по-другому – с помощью мезостиха (или месостиха), в котором ключевое слово читается не по первым, а по вторым или другим буквам строки. Здесь, на мой взгляд, уже просто обязательно графическое выделение. Знаменито в этом смысле стихотворение Александра Туфанова:

МЕСОСТИХ

Когда тумаН как дым ползёт к ущелью, 11

азалий ДафнА ищет по горам, 12

венок плетёТ... а я несусь с метелью 12

Сквозь льды, без солнцА, выше по скалам, 23

туда, где тиШь царит в пустыне синей... 13

Там в глубинЕ зеркальной паутиной 13

Я вечно сковаН: с Дафной я не сам. 14

Когда онА волной своей прибойной 9

бьет снизу в насыПь млечного пути, 18

я как звездА и как ручей разройный 12

лечу к ущельяМ — вижу, не найти; 14

ищу огнЯ, в который мир закован... 8

опять, опяТь землёй я зачарован. 11

Чтоб снова в натишЬ звёздную уйти 19

<1920-е годы>¹⁷⁷

Сбоку от произведения мною даны места букв ключевого слова. Эти цифры рельефнее говорят о неупорядоченности данного мезостиха и необходимости обозначить большими буквами мезостих. Стоит отметить, что стихотворение представляет собой сонет, но с вольной рифмовкой: АбАбВВбГдГдЕЕд (можно разбить на два семистишия).

Несравненно более искусно мягкий знак в акростих был введён Михаилом Лозинским в переписке с Константином Липскеровым. «Москвич К. Липскеров и петербуржец М. Лозинский до революции писали и печатали оригинальные стихи, а после революции – преимущественно переводы. В 1948 г. Липскеров послал Лозинскому сонет с фразой в два столбца (по 1-й и 3-й буквам): “М. Лозинскому дар от Липскерова К.А.” <…>. Лозинский немедленно ответил на этот “акро-месостих” ещё более сложным “акро-димесостихом” в три столбца (по 1, 3 и 5-й буквам) на фразу: “Магу Липскерову от М.Л. Лозинского ответное письмо”…».¹⁷⁸

М.Л. Лозинскому

МнОгоязычием пленительным звучат

ЛеТейских берегов туманные дубровы.

ОсЛавим же того, кто, мир увидев новый,

ЗоИлом став, не чтит всех канувшего чад.
ИсПании сады! В них птицы верещат

НаСледьем сладостным. Италия! Суровый

СоК выжав из терцин, там с бездны снял покровы

КрЕст утвердивший муж. Былые не молчат!
ОвРаги перейдя, хоть высь была бы в тучах,

МхОм полускрытый ключ слов блещущих, певучих,

УдВоив поиски, ищите в тьме густой.
ДлАнь ваша с посохом. Придя к благому краю,

АлКать недолго вам! Ручей коснется, знаю,

РтА вашего... Мы ждём! Где стих ваш золотой?

К.А. Липскеров, 1948

К.А. Липскерову

МнОгОлюбезный друг, волшебник и поэт!

Ах, ТоТ велик в веках, чья лира грянет храбро

ГиМн, Воспевающий акростихи КонстАбра,

УзЛы Его «К. Л.» и мудрый кабинет!
ЛаЛ и Топаз камней. Пуссен — автопортрет.

ИзОгНутое «пси» тройного канделябра.

По ЗвОнкому клинку резьба: «Абракадабра»,

С тИбЕтским буддою бок о бок Тинторет.
КаНоПской лирницы уста, как ночь, спокойны.

Ей СнИтся древний плеск, ей снится берег знойный

РеКи, Струящейся, как вечность, где-то там.
ОгОнЬ чуть теплится на самом дне печурки.

В еГо Мерцании загадочным цветам

УпОдОбляются картофельные шкурки.

М.Л. Лозинский, 1948¹⁷⁹

В ответ Константин Липскеров «написал “акро-тримесостих” в четыре столбца (по 1-й и 3-й буквам каждого полустишия 6-ст. ямба, которым написаны эти сонеты) на фразу “Лозинскому шлю покаянные стихи, себя посрамляя, я, Конст. Липскеров”».¹⁸⁰ Этот уникальный сонет можно читать тремя способами: отдельно первый столбик, отдельно второй столбик и оба столбика вместе.

(ЮлИть ли вам?) плывя, ЯнВарь отправьте в май.

Такая крайне сложная форма сонета к тому времени была уже известна,¹⁸² но вплести в него акростих – дело чрезвычайно ювелирное, поскольку надо ещё не забывать и об удобочитаемости и сохранении смысла.

Несмотря на довольно перспективную задачу поиска акростихов в творчестве Велимира, идеи таллиннского учёного, насколько мне известно, остались без дальнейшего развития. Просмотрев «Творения» Хлебникова¹⁸⁶ на предмет акростихов, я пришёл к следующим наблюдениям.

1). Справедливо отмеченный Д. Поляковым акростих «воин» в поэме «Переворот во Владивостоке» (2-11 ноября 1921):

В опасные места меж ребер

Он наносил удар недобер.

И, верный друг удачи,

Нёс сквозь борьбу решения итог... (Творения. С. 347)

встречается и в других местах. В той же поэме читаем:

В броне из телячьих копыт,

Он сошёл с островного лубка,

И червем шёлковым шиты

Голубые одежды его облака. (Творения. С. 343)

Исследователи творчества Хлебникова отмечают пристрастие Велимира к загадкам.¹⁸⁷ Вероятно, «Голубые одежды его облака» означает «небо», «небеса», и тогда описание внешности воина подкрепляется неявным акростихом «воин». Подтверждением такого предположения служит другой «воин» из поэмы «Три сестры» (30 марта 1920, 1921):

…Волнуются, полночи внемля.

Она – точно смуглый зверок,

И смуглые блещут глазёнки;

Небес синева, точно слабый урок. (Творения. С. 272)

Можно считать буквосочетание «воин» случайным акростихом в творчестве Велимира, однако слишком уж часто оно повторяется. Ещё один «воин» спрятался в поэме «Вила и Леший» (1912):

…В его седую холку.

Он покраснел, чуть-чуть рассержен,

И покраснел заметно он,

Но промолчал: он был воздержан… (Творения. С. 225)

Укусы муравьёв, комаров, осы и пчелы привели Лешего в воинственное состояние, однако он успокоился «и не захотел нарушить сон». Причастность Лешего к воину подтверждается словами Вилы: «витязь верный, рьяный», правда, сдобренными тут же уничижениями: «капуста заячья, лопух!», поскольку Леший не отреагировал до конца так, как подобает воину.

2). В творчестве В. Хлебникова можно встретить и другие акростихи.

* * *

Когда казак с высокой вышки

Чей иск – казацкие кубышки,

А сабля – острая дуга, –

Он сбегает, развивая кудрями, с высокой вышки,

На коня он лихого садится

И летит без передышки

В говором поющие станицы.

Так я, задолго до того мига,

Когда признание станет всеобщим,

Говорю: «Над нами иноземцев иго,

Возропщем, русские, возропщем!

Поймите, что угнетённые и мы – те ж!

Учитесь доле внуков на рабах

И, гордости подняв мятеж,

Наденьте брони поверх рубах!» (Творения. С. 51)

Данное стихотворение, написанное примерно в 1908 году, явно построено на со- и противопоставлениях. Сопоставляются: казак и лирический герой (я), угнетённые и мы, доля внуков и доля рабов. Сравнение себя с казаком не случайно: по линии матери Велимир был родом из казаков, и этим фактом своей биографии очень гордился. В «Автобиографической заметке» он писал: «В моих жилах есть армянская кровь (Алабовы) и кровь запорожцев (Вербицкие), особая порода которых сказалась в том, что Пржевальский, Миклуха-Маклай и другие искатели земель были потомк<ами> птенцов Сечи» (Творения. С. 641). Противопоставляются: этот миг и тот миг, русские и иноземцы. Неявно противопоставляет себя лирический герой остальным русским, поскольку он прозрел, первым увидел «дальнего врага» и спешит с ним бороться, предупредив своих союзников, собрав войско в говором поющих станицах. Следует отметить, что «Хлебников неустанно изобретает пары противоположностей; он занят поиском “обратных двойников” всего сущего».¹⁸⁸ Подтверждением противопоставления здесь служит и акростих «куча они». Этот акростих можно понять по-разному. А) Орда надвигающихся врагов. Б) Развитие темы поэт и толпа. «Куча» не понимает пророческих слов поэта о грядущей опасности «задолго до того мига, когда признание станет всеобщим».¹⁸⁹

3). В поэме «Гибель Атлантиды» (1912) Жрец описывает умирающую Рабыню:

Она красива, умерла

Внутри волос златых узла,

И, как умершая змея,

Дрожат ресницы у нея.

Её окончена стезя,

Она мечом убита грубым.

Ни жить, ни петь уже нельзя… (Творения. С. 219).

В данном отрывке можно найти акростих «о виде он», поскольку Жрец описывает здесь то, что он видит, тот вид, который открылся его взору. Это предположение кажется спорным (остроумные наблюдатели скажут, что здесь зашифрована фраза «о видео»), но протяжённость (более 3-4 букв) свидетельствует о неслучайности данного акростиха. Сам текст подтверждает догадку тем, что дальше Жрец уже говорит не о том, что видит, а ведёт риторическую беседу с мечом и рассуждает о возмездии.

4). В поэме «Сельская дружба» (1913) есть такие строки:

Село их весело приемлет,

И сельский круг их сказкам внемлет.

Твердят на всё спокойно «да!»

Не только наши города.

Они вошли в семью села,

Им сельский быт был дан судьбой. (Творения. С. 251)

Это, пожалуй, единственный синтаксически законченный акростих (остальные же приходится «вырывать» из текста). Очень соблазнительно увидеть в первых буквах этих строк отзвук известной поговорки «Друг мой ситный», однако я всё же сомневаюсь в том, причислять ли это сочетание букв к акростиху или нет.

5). В драматическом произведении «Чёртик» с подзаголовком «Петербургская шутка на рождение “Аполлона”» (1909) любопытны такие строки:

Ах… ах… (Творения. С. 392; выделено мной – И.Ч.)

Неизвестно, кто говорит эти строки (в тексте обозначено просто как «Одна»). Предположу, что неизвестность сказавшей подкрепляется акростихом «аноним», хотя опять же не берусь утверждать правильность своей догадки, поскольку Хлебников выступал «с требованием очистить русский язык от сора иностранных слов» (Творения. С. 641). Игра с буквами (как в этих строках), правда, присуща Одной, поскольку ранее она произносит: «Кант… Конт… Кент… Кин…». Возможно, этот персонаж вводит дополнительное игровое начало в данное произведение.

6). Как справедливо отмечает Д. Поляков, «характерный признак хлебниковских акростихов – их невыделенность из окружающего текстового массива, который акростихом не является. Более того, текстовые фрагменты, объединенные акростихом, не всегда оказываются самостоятельными с точки зрения синтактики, ритмики и рифмики целого текста».¹⁹⁰ Поэтому при поиске акростихов в творчестве Велимира следует быть, с одной стороны, крайне внимательным, учитывая слабость поэта к загадкам. А с другой – стараться избегать произвола, иначе, например, можно найти такие абсурдные «акростихи»: «метки» (с. 177), «Стикс, о, жму» (с. 192), «вовек в сор» (с. 205), «Лидии псин» (с. 214), «и я Боян» (с. 228), «биослои» и «пиослои» (с. 232 и 372), «имя двое» (с. 234), «крики» («крик им» или «крик иму») (с. 269), «чин сего кон» (с. 288), «числ рои пои» (с. 460) и т.д. (я выбирал более-менее протяжённые слова и фразы). Возможно, это так называемые спонтанные акростихи, однако обычно они захватывают «три, реже – четыре строки. И тогда появляются разные случайно рождённые “коты”, “лбы”, “полы” и т.д.».¹⁹¹

* * *

Это стихотворное поздравление А. Альвенга было написано в 1929 году шестистопным ямбом белым стихом, но с чередованием мужских и женских окончаний, что придаёт произведению музыкальность и не даёт ему развалиться. О телестихе есть мнение, что «такая форма практически возможна только в нерифмованном стихе…».¹⁹³ Однако примеры из моего собственного творчества говорят о том, что можно писать и рифмованные телестихи:

КОЛОКОЛ

Произнося чудесный чистый звуК,

Неоднократно сам звенеть хотеЛ,

Разлиться песней сердца далекО,

Но мой язык во власти чьих-то руК.

Вздохнул бы я свободно и легкО,

Когда бы сам, не по заказу, пеЛ.

ПОДПИСЬ

И если тексты все прочлИ

Вы, то поймете: я ворчлиВ,

А жизнь моя не так легкА.

Но мил моей судьбы капкаН.¹⁹⁴

Признаюсь, что я написал эти стихотворения до знакомства с указанной книгой М.Л. Гаспарова («Колокол» – 3 января 2002, «Подпись» – 22 декабря 2002). Если в первом случае рифмуются строки с одинаковыми буквами (так, можно написать рифмующиеся телестихи на слова «мама», «папа» и тому подобные), то во втором – нет ограничений (женская, дактилическая и гипердактилическая рифма позволяют, как мне кажется, написать любой рифмованный телестих).

Любопытны акростихи Николая Глазкова. Из всего многообразия стоит отметить цикл «Раздумья».¹⁹⁵ Цикл состоит из восьми частей, каждая из которых украшена акростихом и таким образом кому-нибудь посвящена: 1 – Нонне, 2 – Тонечке, 3 – Олечке, 4 – Ганичеву, 5 – Жарову, 6 – Нилину, 7 – Росиночке, 8 – Осипову. Без жирного выделения первых букв «Раздумья» читаются вполне самостоятельно, причём акростихи сделаны столь искусно, что не чувствуешь шероховатости и подгона слов, обычно присущим акростихам. Дополнительной новизной этого цикла считаю то, что некоторые части (1-я, 2-я, 7-я и 8-я) имеют нечётное количество строк, затрудняющее написание акростиха.

Ближе к концу ХХ века усложнение акроконструкций принимает более явный характер. Московский композитор Глеб Седельников, взяв себе псевдоним Валентин Загорянский, написал немало сложнейших стихотворных произведений, в которых одновременно переплетаются акро-, мезо- и телестихи, подкреплённые диагональными строками.

Эта акроконструкция¹⁹⁶ была посвящена Марине Цветаевой с десятикратным написанием её имени в ключевом слове (1 акростих, 2 мезостиха, 1 телестих и 4 диагональных акростиха). Как видно из текста, несмотря на филигранное переплетение различных видов акростиха, содержание стихотворения остаётся весьма туманным. Следующий пример¹⁹⁷ из творчества В. Загорянского посвящён уже Платону Карповскому с семикратным написанием его имени и фамилии:

В этом тексте интерес вызывают мезостихи, поскольку читаются необычно: снизу вверх. Что касается содержания и ясности изложения мысли, то, прежде всего, необходимо знать, кто такой Платон Карповский, но, думаю, и это не поможет прояснить ситуацию. На мой взгляд, сложные акроконструкции должны быть построены так, чтобы ключевые слова были незаметны, содержание – такое, чтобы его можно было понять. Иначе читателю остаётся только каркас из акростихов, который он (читатель) при желании и терпении сам может наполнить любым набором слов.

Заслуживают внимания сложнейшие акроконструкции Константина Свириденко, которые он называет цветными стихами и которые представляют собой картины, где написано стихотворение с добавлением выделенными различными цветами акростихов и диагональных прочтений. Сам автор пишет, что «по сути – это сложные акро, часто не имеющие аналогов в русской литературе по схеме построения и степени сложности».¹⁹⁹

Просмотрев 200 ссылок из 1450, данных поисковой системой «Яндекс», я пришёл к выводу, что акростих не утратил своё значение и даже приобрёл статус законной, уже устоявшейся и переставшей быть маргинальной, формы поэтического искусства. На различных форумах проводятся конкурсы акростихов, самым интересным из которых мне показался поэтический турнир литературного объединения при альманахе «Stern».²⁰⁰ В своём большинстве здесь представлены акростихи. Среди всего многообразия отмечу те, которые специфически решают проблему введения редких для акростиха букв. Некто Джуди Белкин написал такой акростих (жирным шрифтом выделено мной – И.Ч.):

* * *

Да я не Байрон! Я же и не Блок.

Мне все равно – фонарь или аптека,

И все же я слегка усвоить смог

Татарской речи звук в раю Артека.
Решил: пора выдавливать раба,

И вот давлю по капле эти гены:

Йок – значит нет: привычки неизменны,

Бар – значит есть: ну, стало быть, судьба.
Ылдыз – звезда. Я – Принц, но где ж мой Лис?

Крым, райский мой пейзаж, исчез в тумане:

О, йок и бар, мечта об инь и яне!

Вставай, луна. Свети, моя ылдыз.

22 сентября 2000

Отмечу в данном стихотворении интертекстуальные моменты из Михаила Лермонтова («Да, я не Байрон!»), Александра Блока («…фонарь или аптека…»), Антона Чехова («.. пора выдавливать раба…»), Антуана Экзюпери («…звезда. Я – Принц, но где ж мой Лис?»).

А фЕМЪ (Евгения Чуприна) дала такое решение (жирным шрифтом выделено мной – И.Ч.):

* * *

Таким образом в акростих впервые была введена буква «Ы».

На этом поэтическом турнире акростихи посвящены различным участникам литературного объединения. Поэтому волей-неволей пришлось решать проблему введения даже буквы «Ъ» для прозвища (ника) фЕМЪ. Из девяти представленных различными авторами наиболее интересными являются произведение Петра Глыба-Базальтова (жирным шрифтом выделено мной – И.Ч.):

* * *

и человека, скрывшегося под псевдонимом Гусар:

* * *

Флиртуя, к зеркалу малютка подошла,

Еще не видя, но улыбкой потеплев,

Меж тем, взирал из-за стекла

ЪМЕф, хищный, аки лев.

25 сентября 2000

Если в первом тексте выпукло поставлено Ъ (читается: «твёрдый знак зачем при Нике»), то второй текст интересен зеркальным решением проблемы. Намёк на палиндромичность, перевёрнутость, содержится в последней строке: «аки лев». В XVII веке в Российской империи был популярен палиндром «Велика, аки лев», символично посвящённый этому государству.

В заключение приведу некоторые свои опыты по обновлению акростиха. Двойной диагональный акростих сплетается в один, в котором каждая буква начинает работать на две строки одновременно:²⁰¹

Любопытно, что при таком построении происходит парадоксальное несоответствие количества строк стихотворения и букв ключевого слова (здесь соответственно 8 и 7). Однако такой текст теряет заложенный в акростихе строкообразующий принцип и переходит в разряд фигурных.

Стоит отметить, что диагональные акростихи были известны ещё в начале ХХ века благодаря переводам из Эдгара Аллана По, точнее сонета «Enigma» («Тайна»). В этом произведении зашифровано имя той, кому оно посвящено, таким образом: 1-я буква 1-й строки, 2-я буква 2-ой, 3-я – 3-ей и так далее (жирным шрифтом выделено мной – И.Ч.):

AN ENIGMA

“Seldom we find”, says Solomon Don Dunce,

Half an idea in the profoundest sonnet.

Through all the flimsy things we see at once

As easily as through a Naples bonnet –

Trash of all trash! – how can a lady don it?

Yet heavier far than your Petrarchan stuff –

Owl-downy nonsense that the faintest puff

Twirls into trunk-paper the while you con it?”

And, veritably, Sol is right enough.

The general tuckermanities are arrant

Bubbles – ephemeral and so tramsparent –

But this is, now, – you may depend upon it –

Stable, opaque, immortal – all by dint

Of the dear names that lie concealed within ‘t.

Отгадкой на эту загадку является имя: Sarah Anna Lewis. Однако я написал свою «Отгадку с загадкой» до знакомства с этим произведением Эдгара По, к тому же принцип сдвоенности и «работы» буквы на две строки я нигде ещё до сих пор не встречал. Приведу перевод Валерия Брюсова, у которого Сара Анна Льюис стала Саррой Анной Лиуйс, однако учитывая сложность произведения, я не буду акцентировать на этом внимание. Итак, вот перевод (выделено мной):

ЭНИГМА

«Сыскать, – так молвил Соломон Дурак,

И чрез пустое видим мы яснее,

Чем рыбин чрез неапольский колпак.
Суета сует! Он не под силу дамам,

И всё ж, ах! рифм Петрарки тяжелей.

Из филина пух лёгкий, ветер, взвей –

И будет он, наверно, тем же самым».

Смысл не велик лирических забав –

Что колпаки иль пузыри из мыла!
Но за сонетом у меня есть сила,

Бессмертен мой, как будто тёмный, стих:

Я имя поместил в словах моих!

(1924)²⁰³

Другое моё стихотворение впервые, как мне кажется, решило вопрос о пунктуации в акростихе (приводится по рукописи):

* * *

Когда придёт ко мне Эрот

Дела мои пойдут, тогда

А станет Я, песком – вода.
Сорвётся с цепи буйный ум,

Мосол реальности – «хрум-хрум» –

Обгладывая вне двора.

Так будет завтра, но вчера

Рискнуть не жаждал, а напор

Иллюзий в череп, как топор,

Так не стучал. Прогнать стрельца,

Едва завидев? Ждать конца

?

Понятно, что пробелом в акростихе трудно удивить, однако вопросительный знак играет здесь двойную функцию: 1) пунктуационного знака во фразе «Куда смотрите?» и 2) ключа к спрятанному телестиху «ТТААММААРРАА», то есть «Тамара». Для разгадки требуется вернуть «?» на законное место в конце строки и просмотреть другую сторону текста на предмет акроконструкций. Объективно говоря, это слабое стихотворение, однако идеи, заложенные в нём (пунктуация в акростихе, удвоенная запись телестиха), возможно, искупают поэтические огрехи и представляются перспективными.