Ф. М. Достоевский русская философия



бет44/161
Дата07.07.2016
өлшемі8.77 Mb.
#184312
1   ...   40   41   42   43   44   45   46   47   ...   161

С о ч.: Изборник Святослава 1073 г. М., 1983. Кн. 1-2; Зла-тоструй. Древняя Русь Х-ХШ веков. М., 1990. С. 252-256.

Л и т.: Изборник Святослава 1073 г.: Сб. статей. М., 1977; Пейчев Б. Философский трактат в Симеоновом сборнике. Киев, 1983; Гаврюшин Н. К. «Изборник Святослава» 1073 г. и «Диа­лектика» Иоанна Дамаскина // Советское славяноведение. 1983. № 4. С. 94—96; Левочкин И. В. О естественнонаучном и фило­софском содержании Изборника Святослава 1073 г. // Памятни­ки науки и техники: 1982-1983. М., 1984. С. 119-130;Юрченко А. И. Изборник 1073 г.: интерпретация основных древнерус­ских философских терминов // Вопросы языкознания. 1988. № 2. С. 87-90; Бондарь С. В. Философско-мировоззренческое со­держание «Изборников 1073-1076 годов». Киев, 1990. С. 11-63; Мильков В. В. Античное учение о четырех стихиях // Древ­няя Русь: пересечение традиций. М., 1995. С. 60-64.



В. В. Мильков
ИЗБОРНИК 1076 г. - одна из древнейших датированных рус. рукописей религиозно-мировоззренческого содер­жания, памятник т. наз. практической (нравственной) философии, характеризующий веротерпимое, не вполне ортодоксальное направление в древнерус. христианстве. Рукопись представляет собой подборку переводных с греч. и оригинальных рус. текстов, отредактированных и переписанных «грешным Иоанном». Для памятника ха­рактерна довольно основательная переработка текстов известных церковных авторов (таких, как Нил Синайский, Анастасий Синаит, Иоанн Лествичник, Иоанн Златоуст и др.). Выдержки из апостола Павла, евангелиста Иоанна, отца церкви Василия Великого также далеки от строгого соответствия оригиналам. Свободное перекраивание ка­нонических текстов, нарушающее неприкосновенность догматов, искажение авторитетных церковных авторов дают основание говорить о независимой от византийских ортодоксов позиции составителя И. Перерабатывая идеи предшественников, он приспосабливал их для выражения

собственных религиозных предпочтений. Из наиболее яр­ких назовем следующие: вместо сурового аскетического идеала подвижничества предлагается легкий, доступный путь спасения добрыми делами; обычные для строгой хри­стианской традиции жесткие, трудно выполнимые требо­вания, предназначенные регулировать жизнь верующих буквально до мелочей, заменяются несколькими по­нятными общечеловеческими нравственными принципа­ми; безапелляционным предписаниям противопоставля­ется терпеливое увещевание. Нетипичным для христианс­кой апологетики является нейтральное отношение к ере­сям. Более того, предлагается терпеливо ждать покаяния и исправления заблудших и греховных и не отвергать тех, кто не признает исходные принципы христианства. Такие ус­тановки, основанные на идее всепрощения и требовании не гнушаться грешными, адресовались первым рус. христианам, людям некрепким в вере. Они были способны привлечь и объединить сторонников разных взглядов и, что особенно важно для раннехристианского об-ва, не отпуг­нуть вчерашних язычников. Составитель И. последователь­но проводит принцип раскрепощения от догм законности. Он останавливает внимание на текстах, в к-рых говорится, что внутренняя вера предпочтительнее внешних проявле­ний благочестия. Мотив терпимости и помилования греш­ников подводит к сомнению в догмате о воздаянии. Для понимания идейно-мировоззренческих особенностей па­мятника большое значение имеет неоднократно формули­руемая в нем проблема предопределенности. Рок здесь означает волю Божью, к-рой как бы замещается народное понятие судьбы. Сама судьба становится промыслом, где Бог действует как демиург и без него не происходит ничего на земле и на небе. Идеи И. совпадают с осн. положениями августинианской теодицеи, согласно к-рой Бог ни на миг не оставляет своего попечения над миром. В результате человек как бы отсекался от божественной тайны будуще­го. Исторический процесс воспринимался в его пред­определенности, к-рую человек бессилен был познать. Жизнь со всеми ее противоречиями и сложностями, не­смотря на вопиющую несправедливость, должна, по убеж­дению составителя, приниматься такой, какая она есть. Предопределенность предполагает незыблемость общественных устоев и власти. Социальное неравенство хотя и признается не подлежащим изменению, но оно как бы психологически компенсируется, сглаживается провоз­глашением равенства всех в вере, во взаимной любви и всепрощении. Особый раздел в И. посвящен теме мудрос­ти. Стремление к мудрости приравнивается стремлению к Богу, а истинная мудрость воспринимается как жизнь в Боге (т. е. праведная жизнь). Подлинной мудростью, согласно текстам сборника, обладает истинно верующий человек, постигший мудрость жизни и находящийся на пути добродетели. Мудрость открывает путь к единению плоти и духа, к гармонии божественного и тварного начал в чело­веке. Поэтому общение с мудрым приравнивается к обще­нию с Богом, ибо мудрость - это божественное свойство. Не исключается возможность личного обожения по мере приобщения к мудрости. Понимание мудрости как обоже­ния выливается в весьма своеобразную софиологию. Если традиционно в христианстве софийность персонифициро­валась в Логосе-Христе или Богородице, то в И. носителем мудрости оказывается все разумное население земли, т. е. божественное присутствует не само по себе, а действует в людях, как бы рассеяно в них. Действующая в мудрых лю­дях божественная сила оказывается имманентной миру. Свойственная ортодоксальному православию, с его уста­новкой на надприродность Бога, разорванность бытия, в И. оказывается преодоленной. В целом труд Иоанна представ­ляет собой своеобразный нравственный кодекс, ориенти­рующий читателя на то, как себя вести в различных жиз­ненных ситуациях. При этом нравственно-бытовые пред­писания практически не соприкасаются с богословским их обоснованием, все внимание сосредоточено на рассуж­дениях о мудрой богоугодной жизни в вере. С одной сто­роны, это нравственное исследование бытия, с другой -практическое руководство, каковым и является избегающий жесткого авторитета догматов И. В древнерус. культуре -это уникальный по своим религиозно-мировоззренческим ориентациям памятник. Идейная традиция, представлен­ная им и характеризующая раннее христианство, не полу­чила развития в процессе утверждения древнерус. церков­ной культуры.

Л и т.: Изборник 1076 г. / Изд. подготовили В. С. Голышенко, В. Ф. Дубровина, В. Г. Демьянов, Г. Ф. Нефедов. М., 1965; I Замалеев А. Ф. Философская мысль в средневековой Руси (XI-XVI вв.). Л., 1987. С. 118-122; Бондарь С. В. Философско-мировоззренческое содержание «Изборников 1073-1076 годов». | Киев, 1990. С. 64-143; Громов М. К, Мильков В. В. Идейные течения древнерусской мысли. Спб., 2001. С. 143-153.



В. В. Мильков I
«ИЗ ГЛУБИНЫ. Сборник статей о русской революции» заключительная часть той «трилогии», в к-рую помимо нее входят сб. статей «Проблемы идеализма» (1902) и «Вехи»; (1909). Как и предшествующие ему сборники, он являете!! не только попыткой осмысления исторической ситуации,! но и опытом критического самопознания видных предста-1 вителей рус. интеллигенции. Идейным ядром сборника» являются авторы сб. «Вехи»: Бердяев («Духи русской ре-1 волюции»), Булгаков («На пиру богов. Pro и contra. Современные диалоги»), А. С. Изгоев («Социализм, культура и| большевизм»), П. Б. Струве («Исторический смысл русской революции и национальные задачи»), Франк («Del profundis»). Кроме них в сборнике приняли участие С. A.I Аскольдов (Алексеев) («Религиозный смысл русской революции»), В. И. Иванов («Наш язык»), Котчяревский («0з-| доровление»), В. Н. Муравьев («Рев племени»), Новгородцев («О путях и задачах русской интеллигенции») и И. А1 Покровский («Перуново заклятье»). Инициатива издание сборника принадлежала Струве, к-рый взял на себя всю! организационную сторону (формирование авторского кож лектива, деловая переписка и т. п.). Сборник находился if печати в августе 1918 г., но вскоре издание его стало невозможно, и он пролежал без движения вплоть до 1921 г., когдаж рабочие типографии по собственной инициативе наладили его печатание и пустили в продажу. Однако тираж его! был уничтожен, и лишь один экземпляр удалось в 1922 сщ вывезти за границу Бердяеву - с этого экземпляра в 1967В он был переиздан в парижском издательстве YMCA-PraB (фактически это было 1-е изд., доступное читателям). Ешё ранее несколько статей сборника были изданы отдельно «Духи русской революции» Бердяева были напечатаны в «Вестнике РСХД» (1959. № 3 (отрывок) и «Новом жур­нале» (1965. № 79); диалоги Булгакова «На пиру богов» были изданы отдельной брошюрой в Киеве в 1918 г. и в Софии в 1920 г. (на титуле: 1921); начальный вариант статьи В. И. Иванова «Наш язык» был опубликован в журн. «Грани» (1976. № 102). Кроме того Струве в 1921 г. в Софии издал брошюру «Размышления о русской революции», основан­ную на тексте его статьи. Сборник, как это и заявлено в подзаголовке, посвящен проблемам рус. революции и -сквозь ее призму - всей рус. истории на протяжении по­чти десяти столетий. Авторы, как это особо отмечает Стру­ве в «Предисловии издателя», исповедуют единые идеоло­гические и религиозно-философские взгляды. Они неоднок­ратно подчеркивают преемственность с идеями, высказан­ными в «Вехах», считая, что не услышанные в свое время пророчества и предостережения «Вех» теперь сбылись. Причина постигшей Россию катастрофы, по мнению авто­ров, заключается во всестороннем кризисе, к-рый явствен­но ощущался в предыдущие 10-20 лет, а подготавливался всей предшествовавшей историей страны, причем особен­но интенсивно - в последние 100 лет. Прежде всего, это кризис религиозный, духовный, нравственный, культур­ный, социально-экономический. В конечном счете рус. ре­волюция, с их т. зр., - это победа антихристианских сил, пытающихся теперь окончательно дехристианизировать Рос­сию; это победа того языческого начала, к-рое в свое вре­мя было насильственно низвергнуто, но не побеждено и не преодолено идеологически, т. е. фактически загнано внутрь, и теперь пытается взять реванш. Заслуживают вни­мания и попытки авторов связать кризис России с об­щемировым кризисом и тем самым выделить в нем общие и специфические закономерности. Поэтому из всего ком­плекса причин рус. революции особо выделяются 1-я ми­ровая война и идеологическая реакция на нее со стороны различных слоев рус. об-ва (особенно интеллигенции). По­литическая позиция авторов простирается от воинствую­щего антибольшевизма (прежде всего это позиция быв­ших авторов «Вех») до сравнительно мягкого - «культур­ного» - отрицания большевизма (Иванов). Сегодня уже можно выделить нек-рые закономерности становления той идейной и религиозно-философской традиции рус. мыс­ли, к-рая получила наименование «веховства» и к-рая за­вершилась созданием сб. «Из глубины». Эти закономер­ности следующие: 1) выработка общей философской и иде­ологической платформы («Проблемы идеализма»); 2) вы­работка самокритичного самосознания, т. е., оценки позиции интеллигенции в об-ве («Вехи»); 3) стремление отстоять свои убеждения даже в коренным образом изме­нившейся политической ситуации («Из глубины»). Данный сборник носит в основном политический характер, и эта его устремленность сказывается на позициях авторов.

С о ч .: Из глубины. Сборник статей о русской революции. М„1990.



ИКОНА (от греч. eikon - образ, изображение) - один из главных феноменов православной культуры в целом и рус. в частности; важная категория православного религиоз­но-эстетического сознания. В качестве культового изобразительного образа И. начала формироваться в ран­нехристианский и ранневизантийский периоды (IV-V1 вв.) и приобрела свои классические формы в Византии 1Х-Х1 вв. (после окончательной победы иконопочитания над ико­ноборчеством), а затем - в Древней Руси в XIV-XV вв. О высокой значимости И. для православного сознания сви­детельствует установление специального церковного праз­дника в честь победы иконопочитания - «Торжества Пра­вославия», к-рый отмечается с 843 г. в первое воскресе­нье великого поста. Главный вклад в разработку теории И. (= образа, символа) внесли в Византии Псевдо-Диони­сий Ареопагит, Иоанн Дамаскин, отцы VII Вселенского собора (787), патриарх Никифор, Феодор Студит. В Древ­ней Руси их идеи активно усваивались и толковались (не­редко в противоположных смыслах) Иосифом Волоцким, Максимом Греком, Зиновием Отенским, игуменом Ар­темием, участниками церковных соборов 1551 г. (Стоглав) и 1554 г., дьяком Иваном Висковатым, Евфимием Чудовс-ким, протопопом Аввакумом, Симоном Ушаковым, Иоси­фом Владимировым, Симеоном Полоцким и др. мысли­телями и иконописцами. Итог многовековой разработке богословия, метафизики, эстетики И. в рамках православия был подведен рус. религиозными философами 1-й трети XX в. Е. Н. Трубецким, Флоренским, Булгаковым. И. для православного сознания - это прежде всего рассказ о событиях Священной истории или житие святого в кар­тинах, т. е. практически реалистическое изображение, ил­люстрация. Здесь на первый план выдвигается ее эксп­рессивно-психологическая функция - не просто расска­зать о событиях давних времен, но и возбудить в зрителе чувства сопереживания, жалости, сострадания, умиления, восхищения и т. п., а соответственно и стремление к под­ражанию изображенным персонажам. С этим связывает­ся и нравственная функция И.: формирование в созерца­ющем ее любви и сострадания; смягчение душ челове­ческих, погрязших в бытовой суете и очерствевших. От­сюда в православном сознании И. является выразителем и носителем главного нравственного принципа христиан­ства - всеобъемлющей любви к людям как следствия люб­ви Бога к ним и людей к Богу. И. - это и живописный образ, своей яркой красочностью служащий украшени­ем храму и призванный доставлять духовную радость со­зерцающим ее. Поскольку в И. рассказывается не о по­вседневных событиях, а об уникальных, чудесных, пред­ставляющихся общезначимыми, в ней нет места ничему случайному, мелочному, преходящему; это обобщенный, лаконичный образ. С православной т. зр. И. выступает вневременным эйдосом (образом, видом) свершившегося события или конкретного лица, тем визуальным обликом, в к-ром он был замыслен Творцом, утрачен в результате грехопадения и должен быть опять обретен по воскресе­нии из мертвых. Это как бы отпечаток Божественной пе­чати на судьбах человечества. И этой печатью в пределе явился вочеловечившийся Бог-Слово. Отсюда особый иллюзионизм и даже фотографичность И., ибо в ней, по убеждению отцов церкви, - залог и свидетельство реаль­ности и истинности божественного воплощения. В оп­ределении VII Вселенского собора записано, что живо­писное изображение Иисуса Христа «служит подтверж­дением того, что Бог-Слово истинно, а не призрачно вочеловечился». И., однако, считается изображением не просто земного, подвергавшегося сиюминутным изме­нениям лица исторического Христа, но отпечатком его идеального, предвечного лика. В ней, как полагал Феодор Студит, этот лик, или изначальный «видимый образ», яв­ляется нам даже более отчетливо, чем в лице самого ис­торического Христа. Отсюда И. - символ. Она не только изображает, но и выражает то, что практически не подда­ется изображению. В иконном образе Христа духовному зрению верующего открывается личность Богочеловека, обладающего двумя «неслитно соединенными» и «нераз­дельно разделяемыми» природами - божественной и че­ловеческой, что принципиально недоступно человечес­кому разуму, но символически передается И. Указывая на духовные и неизобразимые феномены горнего мира, И. призвана возвести ум и дух созерцающего ее человека в этот мир, объединить его с ним. Отсюда контемплативно-анагогическая (созерцательно-возводительная) функ­ция И. Она - предмет длительного и углубленного созер­цания, путь к медитации и духовному восхождению. В И. изображается прошлое, настоящее и будущее православ­ного мира. Она принципиально вневременна и внепространственна. Верующий обретает в ней вечный духовный космос, приобщение к к-рому составляет цель жизни пра­вославного человека. Через И. осуществляется единение земного и небесного, собор всех тварей перед лицом Твор­ца. Отсюда И. - символ и воплощение соборности. При­чем это сакральный, или литургический, символ, наде­ленный для православного сознания силой, энергией, свя­тостью изображенного на И. персонажа или события Свя­щенной истории. Такое воздействие И. обусловлено самим подобием, сходством образа с архетипом (отсюда тенденция иконописи к иллюзионизму) и именованием, именем И. (отсюда, напротив, условность и символизм образа). И. в сущности своей антиномична: это - выра­жение невыразимого и изображение неизобразимого. Древн. архетипы зеркала, как реально являющего прооб­раз (эллинская традиция), и имени, как носителя сущнос­ти именуемого (ближневосточная традиция), обрели в И. антиномическое единство. Поскольку И. реально являет свой первообраз, отсюда поклонная и чудотворная ее функции. Верующий относится к И. как к самому архети­пу, поклоняется ей как самому изображенному лицу («честь, воздаваемая образу, переходит на первообраз» -были убеждены отцы церкви) и получает от нее духов­ную помощь как от самого архетипа. И. поэтому - мо­ленный образ. Верующий молится перед ним, как перед самим архетипом, раскрывает свою душу в доверительной исповеди, в прошении или в благодарении. В И. в художе­ственной форме живет церковное предание, главным но­сителем к-рого выступает иконописный канон. В нем как специфической внутренней норме творческого процес­са хранятся обретенные в результате многовековой ду­ховно-художественной практики православия осн. прин­ципы, приемы и особенности художественного языка ико­нописи. Отсюда предельная концентрация в И. художе­ственно-эстетических средств, что делает ее произв. живописного искусства, в к-ром глубокое духовное содержание передается исключительно художественны­ми средствами - цветом, композицией, линией, формой.

В И. с предельно возможной степенью явленности вопло­щена, по выражению Булгакова, «духовная святая теле­сность», или духотелесность. Телесная энтелехия (завер­шенность), к к-рой интуитивно стремится всякое истин­ное искусство, реализована в И. в высшей степени полно, а для православного сознания - и оптимально. В И. как бы снимается извечная антиномия культуры «духовное телесное», ибо в ней (имеется в виду классическая И. пе­риода ее расцвета - кон. XIV - нач. XV в. для Руси) духов­ность обретает абсолютное воплощение в материи, в твар-ном мире, являет свою визуально воспринимаемую кра­соту. Это свидетельствует, наконец, о софийности И. (см. Софиология). Она софийна и потому, что все перечис­ленное, как и мн. другое в ней, не поддающееся словес­ному описанию, заключено в некой умонепостигаемой целостности, что для религиозного сознания означает причастность к ее созданию самой Софии Премудрости Божией.

Лит: Философия русского религиозного искусства, XVI-XX вв. Антология. М, 1993; Трубецкой Е. Три очерка о рус­ской иконе. М., 1991; Флоренский П. А. Иконостас. М., 1994; Булгаков С. Н. Икона и иконопочитание. Париж, 1931; Успенс­кий Л. А. Богословие иконы православной церкви. Париж, 1989; Бычков В. В. Русская средневековая эстетика, XI-XVI1 века. М., 1992. Он же. Духовно-эстетические основы русской ико­ны. М., 1995.

В. В. Бычков


ИЛАРИОН (кон. X - нач. XI в. - ок. 1054/1055) - идеолог древнерус. христианства, митрополит Киевский (с 1051), писатель и мыслитель, мастер торжественного красноре­чия, автор «Слова о законе и благодати» и ряда др. про­изв. И. - старейший из отечественных мыслителей, чьи творения сохранились до наших дней. Его яркое и разно­стороннее дарование проявилось в переломную эпоху Ярослава Мудрого (1019-1054), когда ширилось и укоре­нялось на Руси христианство, наблюдался подъем в госу­дарственном, культурном и церковном строительстве. К сожалению, почти все следы жизни И. затерялись в веках, Данных о биографии мыслителя несоизмеримо мало в сравнении с тем вкладом, к-рый он внес в развитие отече­ственной культуры. Древнейшее из сообщений содержит­ся в «Повести временных лет», где под 1051 г. помещен! рассказ об избрании И. общерус. митрополитом (впер вые высший церковный пост занял рус. по происхожде­нию кандидат). В его выдвижении решающую роль, скорее всего, сыграли личные качества: незаурядный ум, I литературно-публицистические способности и правед­ный образ жизни (он был «муж благ, и книжен, и постник»). Отсутствие у кандидата на высший церковный пост высокого сана и избрание его несколькими епископами свидетельствует о том, что во времена Ярослава! митрополия утверждалась независимо от Византии и находилась под контролем княжеской власти. С именем HI связывается возникновение Печерской обители. Им бш составлен отличающийся от византийского права церков­ный Устав, определивший нормы поведения в быту, peгламентировавший жизнь церкви. Осн. занятием И. была книжная деятельность. Правда, до сих пор не установлены все соч., составляющие его литературное наследие.!

Кроме «Слова о законе и благодати» его перу, несомнен­но, принадлежат «Молитва», «Исповедание веры» и «Сло­во на обновление Десятинной церкви». Для более чем десяти работ авторство устанавливается предположитель­но. Весьма вероятно, что И., отличающийся глубокими богословскими познаниями и едва ли не самый образо­ванный для своего времени автор, вышел из среды тех грамотников, к-рые согласно летописной статье 1037 г. были приближены к князю и по его указанию переводили книги, необходимые для распространения христианства. Ядром творчества И., бесспорно, является «Слово о зако­не и благодати», создание к-рого приходится на время между 1037 и 1050 гг. Иногда дату конкретизируют, по­скольку только в день 26 марта 1049 г. совпадает Благове­щение и Пасха, о к-рых идет речь в произв. Содержание же самого соч. далеко выходит за рамки проповеди, при­уроченной к конкретной дате. В нем в глубоко эмоцио­нальной, образно-поэтической форме дается теоретичес­кое осмысление мировой и отечественной истории, ос­вещаются животрепещущие проблемы, с к-рыми столк­нулась христианизируемая держава. Поэтому «Слово» следует рассматривать как программу, заявленную И. накануне избрания его в митрополиты. Памятник распа­дается на три части. В зачине речь идет вроде бы о выне­сенном в заглавие соотношении Ветхого и Нового заве­тов, но на деле автор прослеживает ход вселенской исто­рии, дает объяснение причин и движущих сил событий. Согласно И., мировая история вершится по определенно­му Богом плану, а само движение ее воплощается в при­общении все новых и новых народов к «благодати» (т. е. христианству). Т. обр., каждому народу на его пути уготовано пройти две стадии, к-рые характеризуются с помощью библейской притчи о Сарре и Агари. Родив­шийся от рабыни Агари сын Авраама Измаил олицетво­ряет собой эпоху рабства (закон), а законнорожденный Исаак - освобождение (благодать). Внеприродный источ­ник благодати с неизбежностью ведет народ из несовер­шенного прошлого в совершенное будущее. В соч. И. едва ли не впервые в христианской литературе звучит идея ра­венства всех народов. Исключение составляют только иудеи, возвеличившие свое превосходство и застывшие в рабском состоянии законности. Вторая часть «Слова» все­цело посвящена отечественной истории, к-рая рассмат­ривается как ответвление мирового процесса. Здесь ут­верждается право молодого славянского народа «быть новыми мехами для старого вина» и отрицаются претен­зии Византии, присвоившей себе монополию на «благо­дать» и рассматривавшей «молодые народы» как лишен­ных собственной истории варваров, как объект миссионерства. И. выражает глубоко патриотическую мысль о великом предназначении своего народа, его пра­ве и способности творить великие свершения, причем здесь отсутствует притязание на первенство. В «Слове» равно осуждаются как национальная замкнутость иуде­ев, так и стремление к национальному превосходству гре­ков. Рус. народ, как и др. народы, проходит в своем раз­витии два этапа - дохристианский и христианский. На смену «идольскому мраку» приходит «благость». Меж­ду «идольским мраком» и «законом» не ставится знака равенства в силу того, что законность отождествляется с

национальным эгоизмом. Парадоксальным образом апо­логия православия соединяется И. с гордостью за язычес­кое прошлое своей страны, чему уделено много внима­ния в заключительной части «Слова». Идейно-смысловая вершина его - Похвала князю Владимиру и всему роду предков, в к-рой действие «благодати» как бы распрост­раняется на дохристианское прошлое Руси. В прославле­нии настоящего через прошлое четко очерчена нацио­нальная идея. С одной стороны, рус. история - это часть мировой, с другой - богатое собственными, достойными памяти событиями прошлое. «Слово» И. - это доктрина национальной независимости и исторического оптимиз­ма. В онтологическом плане она строилась на сближении божественного и земного. В ней заключена также опира­ющаяся на «смысленный разум» гносеология, открыва­ющая возможность творческого познания Бога, об-ва, ис­тории. Эти установки позволили И. глубоко осмыслить действительность и открыть перед потомками смысл дав­но прошедших событий. Заключенные в его творчестве идеи и в последующие времена давали импульсы рус. духовности, искавшей в рамках православия собственных путей самовыражения.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   40   41   42   43   44   45   46   47   ...   161




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет